Текст книги "Крадущийся кот"

Автор книги: Кэрол Нельсон Дуглас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– Может быть, я могу задать вам несколько вопросов сейчас, чтобы не терять времени потом?

Саванна повела плечами. Этот жест привлекал внимание к их гладкой шелковистой коже, слегка оттененной перламутровой пудрой.

Темпл перетащила один из металлических стульев через клубок свернутого кабеля и поставила на достаточном расстоянии от звезды, чтобы не задохнуться в волнах своих самых нелюбимых духов «Эмерад».

– Что за атмосферу вы надеетесь уловить здесь для вашего нового фильма? – начала она издалека, но в полной боевой готовности: блокнот на коленях, твердый карандаш навис над бумагой.

Саванна Эшли пошевелила пальцами правой руки, как будто крутя в них невидимый шарик:

– Ну… Настроение и все такое… Вы понимаете, о чем я.

– Вы… э-э-э… работаете по системе Станиславского? – Угу.

– Это сразу видно, – заметила Темпл.

– Но сейчас мое настроение ужасно. – Она сделала паузу, точно ожидая, что кто-нибудь предложит свои услуги по немедленному его исправлению. Однако все вокруг были заняты своими делами, и Темпл была ее единственной слушательницей и зрительницей. Густые, мастерски наращенные ресницы печально опустились. – Я не могу сосредоточиться. Не могу поймать вибрации. Погрузиться в атмосферу. Прочувствовать душевные переживания.

– О чем это кино, которое вы снимаете? О стриптизе?

– Лента, – поправила Саванна с большей живостью и лучшей артикуляцией, чем все, что она до сих пор произнесла. – Лен-та! И моя роль – танцовщица, а не стриптизерша. Исполнительница экзотических танцев. – Ее руки, единственная подвижная часть тела звезды, застывшего в балетной позиции, взлетели к тонким обнаженным ключицам. – Я пытаюсь проникнуть в суть образа, в духовный центр… всего этого.

Саванна Эшли наклонилась вперед, не меняя отсутствующего выражения лица. Сладкий шлейф духов «Эмерад» удавкой захлестнул горло Темпл.

– Некоторые из них, – произнесла актриса театральным шепотом, – неудавшиеся танцовщицы. Некоторые – неудавшиеся женщины. Большинство из них плохо выглядят без одежды, пока не начинают двигаться. Я, разумеется, играю не обычную исполнительницу экзотических танцев.

– Вот как? – Темпл лихорадочно порылась в памяти, пытаясь вспомнить нужные имена. – Мата Хари? Салли Ренд? Темпест Шторм? (Известная американская стриптизерша, звезда бурлеска) Красивое имя, у меня машина так называется.

– Я не могу ответить, – сказала Саванна. – Сценарий держится в секрете. По правде говоря, я вообще не могу говорить. – С чем – с чем, а с этим Темпл готова была согласиться. – Я совершенно разбита после вчерашнего.

– Вчерашнего? Вы имеете в виду…

– Это ужасное происшествие.

– Убийство? -

– Да. Мы очень расстроены.

– «Мы»?..

– Мой зайчик и я. Моему зайчику выпало на долю находиться в гримерке, когда это случилось.

– Ваш… зайчик – свидетель убийства? И что он там видел?

– Не он, а она! – лицо Саванны Эшли, и без того неподвижное, превратилось в ледяную фарфоровую маску.

– Она, – растерянно произнесла Темпл и поняла, что не знает, что сказать дальше.

Саванна Эшли нагнулась, очень прямо держа спину, как будто единственный сустав ее прекрасного, но безжизненного тела находился ниже поясницы, подняла с пола розовую полотняную сумку, стоящую возле ее стула, и продемонстрировала Темпл, торжественно, точно музейный экспонат:

– Они думают, – произнесла она своим странным пульсирующим шепотом, – что негодяй оставил след своей обуви на одной из сторон. Так что они сняли отпечатки с домика моего зайчика.

– След обуви. Отпечатки. Зайчик, – Темпл понимала, что ее бормотание выглядит несколько слабоумным, но Саванна Эшли ничего не замечала.

Актриса расстегнула молнию на сумке и извлекла на свет большой комок серебристого пуха. Она разместила его у себя на коленях, обтянутых белыми колготками с кружевным узором.

– А! Зайчик! – воскликнула Темпл, наконец-то поняв, о чем речь.

Бледно-голубые кукольные глаза вспыхнули впервые за весь разговор:

– Мой бедный зайчик, моя Иветта оказалась наедине с этим монстром! Она видела все… происходящее. И это было кошмарно. Сначала негодяй оглушил бедняжку, – рука Саванны неожиданно очень похоже изобразила удар карате. – Затем он… перетащил ее безжизненное тело, – на удивление выразительные руки актрисы сыграли пантомиму с подниманием, перетаскиванием и воздеванием к небу, – обмотал стринги, усыпанные блестками, вокруг ее шеи и повесил девушку на крюке для костюмов, высоко… – здесь ее нарочито приглушенный голос сделался тоненьким и жалобным, как у маленькой девочки, – … высоко… на… стене!..

Она измученно откинулась назад, на спинку своего обтянутого искусственной зеброй стула.

– Иветта все это видела и слышала. Я не могу даже представить, какую травму это ей нанесло, но могу вам сообщить, что моя крошка сама не своя со вчерашнего утра!

Сверкнувшие глаза и яростное ударение заставили Темпл отшатнуться, точно накатившая волна духов «Эмерад».

Темпл опустила глаза на пребывающую в депрессии крошку. Несмотря на весь свой длинный мех, Иветта выглядела миниатюрной. Темпл обнаружила спокойную, но трогательно-печальную мордочку с огромными круглыми глазами аквамаринового цвета и нежно-розовым носиком, оттененными черной маской.

– Она великолепна! – признала Темпл с искренним восхищением, гораздо большим, чем она сумела изобразить по отношению к самой Саванне Эшли. – У меня тоже есть кот, угольно-черный, но он беспородный.

– У Иветты нет ни единого беспородного волоска. Она абсолютно чистокровна – серебряный персидский окрас. Ее полное имя – Даймонд Блю Мун Сирена Иветт.

– А она взрослая? Выглядит такой маленькой…

– Иветте два годика, – сказала Саванна, – и она всегда путешествует вместе с мамочкой.

– Луи – мой кот – гораздо крупнее. Он весит почти двадцать фунтов.

– Иветта весит шесть и восемь десятых фунта, – сказала Саванна гордо. – Она не создана для того, чтобы переживать такой ужасный шок. Если я встречу этого жалкого негодяя, который убил бедную девушку и пнул мою Иветту, я сама его повешу, лично. Своими руками.

Длинные ногти Саванны Эшли в негодовании так глубоко впились в длинный серебряный мех ее любимицы, что, если бы не повышенная пушистость, Иветта могла бы пострадать от темперамента хозяйки.

– Что, полиция уверена, что убийца – мужчина?

– А кто еще мог убить женщину таким образом – повесив на ее собственных трусиках? Отвратительный поступок, на который способен только мужчина. И я не знаю женщины, которая смогла бы пнуть кошку.

– Но Иветта была в переноске. Он мог не заметить, что там попалось ему под ноги…

– Не заметить?! Ее имя написано крупными буквами сверху: «И-вет-та»!

Темпл попыталась рассмотреть замысловатую серебряную вязь. Честно говоря, это было больше похоже на «Цветы».

– Наверное, он спешил…

– Это не оправдание. – Саванна подхватила безучастную кошку и кинула ее в переноску, как шелковый шарф в ящик комода. – Я понимаю, что не имела права оставлять мою девочку одну без присмотра в этой общей гримерке. Мою личную гримерную еще не подготовили, поскольку организаторы конкурса забронировали мне пентхаус, и некие придурки в этом отеле решили, что гримерная внизу мне не нужна. Идиоты! Да, я не должна была спускать глаз с Иветты. Минута беспечности – и видите, что слу-j чилось.

Иветта не прикасалась к своему «Кошачьему счастью»3 со вчерашнего утра.

– Правда? – Темпл впервые по-настоящему заинтересовалась разговором. – А вы не пробовали положить сверху кусочки индейки?

– Пробовала даже лосось, бесполезно. Возможно, королевские креветки смогут помочь. У Иветты такой изысканный вкус…

– Слушайте… – Темпл подалась вперед, невзирая на назойливую сладость «Эмерада». Кошачьи пристрастия в еде – или, наоборот, отсутствие таковых – моментально и без труда сближают хозяев кошек, несмотря на разницу в общественном положении, образовании и доходах. – А вам не приходило в голову попробовать…

Глава 11 Обнаженная и мертвая

Из своего журналистского опыта на телевидении Темпл вынесла убеждение, что лучший способ освоиться в новой для себя обстановке – следовать своему репортерскому чутью. Врожденный нюх на сенсации и неуемное любопытство часто заводят профессионала в места, которые никто другой не удосужился изучить – несколько своих лучших репортажей она сделала именно таким путем. Если она будет следовать своему инстинкту, то разберется в обстановке на конкурсе стриптизеров еще до обеда.

Не то чтобы Темпл так уж хотелось разбираться в головокружительной карусели лиц и тел, танцевальных па и гимнастических трюков, заполонивших зал для приемов. Беглый взгляд по сторонам замечал все то же: бесконечный круговорот упругой плоти, в основном не прикрытой почти ничем, кроме стрингов; Самсоны с преувеличенными мускулами, лоснящимся от масла загаром и ниспадающими до голых лопаток длинными волосами; узкобедрые Далилы с плоскими животами и грудью, не стоящей упоминаний. В общем и целом, по сравнению с этим цирком, самый продвинутый фитнес-клуб выглядел точно сборище вялых малоподвижных существ. Все эти, несомненно, красивые люди были реинкарнациями Нарцисса: разминаясь, растягивая мускулы и изучая костюмы в свете прожекторов, они постоянно кидали взгляды в установленные по периметру зала зеркала. Собранные вместе, они казались нереальными, точно герои античности, не только потому, что всех их отличала особая, как будто трафаретная, миловидность, но и потому, что даже большинство девушек, не говоря уже о парнях, были высокими, как модели.

Темпл чувствовала себя как Буратино на ярмарке: маленький человечек в непривычной обстановке, глазеющий с открытым ртом и подвергающийся постоянному соблазну увлечься чем-нибудь удивительным, позабыв о реальности. Ее глаза обшаривали огромный зал для приемов, пока она решала, к кому первому подойти – рыжеволосой амазонке, прикрепляющей воздушные шары, надутые гелием, к своему крохотному бикини, или татуированному мачо с обнаженным торсом, возвышающимся над нижней частью костюма гориллы.

– Это вы Барр? – произнес у нее за спиной грубый мужской голос.

Она обернулась, ожидая увидеть какое-нибудь чудовище, и вздохнула с облегчением, обнаружив позади себя одного из немногих полностью одетых мужчин в зале. Хотя, надо сказать, персиковая трикотажная рубашка под спортивной курткой в яркую мадрасскую клетку в паре с черными брюками – не лучший выбор одежды после изгнания Адама и Евы из рая. Проморгавшись после цветового шока, Темпл сумела, наконец, разглядеть мужчину лет, приблизительно, тридцати с небольшим, даже довольно симпатичного – в своем неизуродованном интеллектом роде: типичный «синий воротничок» (Люди рабочих профессий).

– Айк Ветцель, – представился он. – Линда говорит, что вы, типа, крутой профессионал, но я вам вот что скажу: лично я бы лучше остался с Бьюкененом. У меня достаточно баб мелькает перед глазами каждый день на работе.

– А кем вы работаете? – спросила Темпл, зная, что выказанный к собеседнику интерес помогает смягчить его раздражение или предубеждение.

– У меня «Китти сити».

Она непонимающе моргнула.

– На Парадиз-роуд.

– А, топлес-клуб! У вас еще на вывеске кошка в такой позе… анатомически невероятной.

– Точно. – Его тускло-карие глаза обшарили ее фигуру сверху вниз – бессознательное движение, оно могло означать как намерение оценить то, в чем она одета, так и мысленное раздевание. – Я один из спонсоров этой затеи с конкурсом. Многие из моих девочек возлагают на него кучу надежд. И мне не надо, чтобы это убийство угробило их шансы.

– Вообще-то, на мой взгляд, единственный человек, кого это убийство действительно угробило, – сама жертва.

– Вот пусть и дальше так будет, – заключил Ветцель, сдвинув брови. Хмурое выражение, похоже, редко покидало его лицо, даже если он намеревался выглядеть сердечным. А в данный момент он явно не собирался миндальничать. – Хватит того, что у нас теперь полный отель копов. Ваша работа – отвлечь внимание от трупа и привлечь к живым телкам. Любой нормальный мужик, у которого что-то шевелится в штанах, хочет увидеть самых забойных стриптизерш в мире.

– Да, я понимаю, – сказала Темпл. – Но в конкурсе, кажется, участвуют и мужчины-стриптизеры?

– Угу, несколько штук. – Выражение лица Ветцеля явно показывало, что он думает об этом тренде. – Они выступают отдельно, кстати. Займитесь лучше девочками: вот кто приносит настоящие бабки. Мужики-стриптизеры – это так, типа, маленький изыск, в основном, для гей-клубов. Но даже в клубах натуралов тетки никогда не дают таких хороших чаевых, как парни.

– Может, женщин плохо обслуживают? – Темпл поздно сообразила, что этот вопрос прозвучал достаточно двусмысленно. Впрочем, волноваться не стоило: Айк Ветцель не понял двусмысленности, как будто она прозвучала на неизвестном языке. С таким же успехом Темпл могла пригласить его на танец, сказав какую-нибудь милую фразочку по-французски с жутким мичиганским акцентом.

– Женщины просто в этом не рубят, – бросил он презрительно. – Смотреть, как парни раздеваются, для них только повод похихикать на девичнике, но в искусстве они не компетентны, – он произнес: «не копететны». – Короче, наплюйте на мужиков и старух и работайте с нормальными телками.

– Еще какие-нибудь пожелания будут? – Темпл уже вся кипела под маской профессиональной вежливости. Однако Айк Ветцель бьы непробиваем для ее завуалированного негодования, как медведь, наступающий кому-то на пальцы.

– Ну… – он явно попытался изобразить доверительную улыбку, но получилась все та же привычная ухмылка. – Не для протокола – обратите побольше внимания на моих девочек. Они по-настоящему круты в своем деле. Если мы подружимся, я даже, возможно, смогу заранее шепнуть вам, кто должен выиграть.

– Мистер Ветцель, если я буду дружить с каждым встречным, мне работать будет некогда.

– Ну, смотрите. Я просто поясняю, кто есть кто. Бьюкенен-то знал расклад.

– Что именно знал Бьюкенен? – резко спросил новый голос. Этот голос был низким, что, вообще-то, прекрасно для женщины, но, увы, вряд ли мягким и чувственным. Такой голос прекрасно подходил лейтенанту убойного отдела полиции Лас-Вегаса.

Ветцель обернулся, вытаращив глаза при виде Моли-ны, которая встретила его взгляд еще более непробиваемым выражением лица, чем его собственное.

– Бьюкенен знал… то есть, типа, знает… клубы, всю обстановку, – пробормотал он бессвязно. – Ну, короче, вы поняли, лейтенант.

– Надеюсь, что поняла, – лейтенант Молина повернулась к Темпл, прищурив ярко-синие глаза: – Вы что, соскучились по книжной ярмарке?

– Типа пардон, – Ветцелю не терпелось убраться подальше. – У меня тут еще кое-какие дела.

Две женщины молча посмотрели ему вслед и вернулись к собственному давнему противостоянию. Молина ни капли не изменилась, – отметила Темпл. Она была одета в один из своих неописуемых поплиновых костюмов нейтрального темно-синего оттенка – это в июле!.. Она не уменьшилась в росте – все те же метр восемьдесят два, ни на йоту не утратила своих буквоедских манер и не выщипала ни одного волоска из роскошных соболиных бровей.

– Я здесь замещаю Кроуфорда Бьюкенена, – наконец ответила Темпл на подковырку по поводу книжной ярмарки, которую позволила себе лейтенантша.

– С каких это пор Барр спешит на выручку Бьюкенену?

Темпл пожалела о том, что ее двенадцатисантиметровые каблуки не могут помочь ей стать выше, чем метр шестьдесят пять.

– У него был сердечный приступ, – ответила она с большим достоинством.

– Мне это известно. Это случилось в моем присутствии. Я повторяю вопрос: с каких пор вы бросаетесь на выручку Бьюкенену?

– Я знаю, что он скотина, но…

Молина подняла свои великолепные брови – ей явно было незнакомо такое понятие, как сострадание ближнему.

Темпл перенесла вес с одного каблука на другой и одновременно сменила тактику, решив предложить резон, понятный даже полицейским:

– Эта работа очень хорошо оплачивается, – сообщила она железным тоном.

– Вы уж определитесь с причиной. Или вы пришли сюда из жалости, или из жадности. Что-то одно.

– Допустим, я просто хорошо знаю, каково это – наткнуться на мертвое тело, когда твоя работа заключается в том, чтобы все шло как можно более гладко.

Молина неожиданно сменила тему:

– Бьюкенен был до смерти напуган, хотя, возможно, вам он в этом не признался. Не свовсем обычное убийство.

– Не совсем… обычное? Может, это самоубийство? Молина долго молчала, и это молчание привело к тому,

что Темпл попалась в ловушку и начала выдавать информацию, вместо того, чтобы ее собирать:

– Повешение ведь не очень распространенный способ убийства. Но, с другой стороны, жертву, вроде бы, оглушили, так что это не может быть суицидом…

– Почему? Жертва могла удариться головой, залезая на стул перед тем, как накинуть петлю на крюк. И, кстати, откуда вам известно про рану на голове?

– Кто-то мне сказал…

– Кто?

Темпл очень не любила выдавать своих осведомителей, особенно таких идиотских.

– Саванна Эшли.

– Саванна Эшли?! Да вы, я смотрю, развернули бурную деятельность. Сколько времени вы уже здесь?

– Ну… где-то около часа.

Молина вздохнула и полезла в карман жакета. Темпл никогда не видела, чтобы лейтенант носила сумку. То ничтожное количество косметики, которым она пользовалась, как и разные женские мелочи, наверное, были распиханы по карманам вместе с полицейским жетоном и пистолетом.

Темпл уставилась на простую белую визитку, которую Молина извлекла на свет и протянула ей.

– Позвоните мне, если услышите что-нибудь, чего я, по вашему мнению, не знаю. Это криминальная ситуация, в которую опять вовлечено огромное количество народу, и я не могу позволить себе игнорировать слухи. Но держитесь подальше от расследования, не суйте свой нос, куда не надо.

Молина повернулась, чтобы уйти.

– Подождите, лейтенант! А что именно вы знаете, чтобы я знала, что вы это знаете, и не говорила вам то, что вы знаете, думая, что вы не знаете?

– Это что, еще одно проявление блестящих ораторских способностей мисс Темпл Барр? Вам кто-нибудь говорил, что вы смертельно надоедливы?

– Нет!

– Ну, значит, я буду первой. Ладно. Факты, известные мне, будут в газетах. Много фактов. Но лучше вам, конечно, получить информацию из первых уст, чтобы лишний раз не впутываться в неприятности.

– Может, сядем? – попросила Темпл.

Лейтенант Молина бросила взгляд на туфельки Темпл и покачала головой:

– Убиться можно на таких каблуках.

Потом она подтянула к себе свободный стул и села. Темпл рухнула на соседний. Молина и сидя возвышалась над ней, но, по крайней мере, Темпл больше не чувствовала себя туристом в тени статуи Свободы, задрапированной в темно-синий поплин.

– Я пропустила новости вчера вечером, – призналась она. – Кто эта девушка, которую убили?

Молина вытащила узкий линованный блокнот из бездонного кармана своего жакета и пролистала страницы.

– Выходила на сцену под именем Глинда. Настоящее имя – Дороти Хорват. Стриптизерши говорят, что у нее была внешность, от которой даже мертвец слетел бы с катушек. То, каким образом она умерла, прикончило всю красоту. Родилась четвертого марта тысяча девятьсот шестьдесят третьего года в Таксоне, штат Аризона. Говорила, что ей двадцать шесть, свидетельство о рождении утверждает, что тридцать. Никаких следов семьи, учебы, работы. У таких женщин это в порядке вещей: клубы, переезды – дом для стриптизерш, их большая семья.

– А семейные ссоры в этой большой семье случаются? Молина улыбнулась сжатыми губами и закрыла блокнот:

– Смешно даже спрашивать. Разумеется, случаются. Ссоры из-за мужчин, из-за чаевых, из-за выступлений, из-за костюмов. Эти самые стринги со стразами, на которых она была повешена…

– Как это возможно, лейтенант? – перебила Темпл. – Стринги же такие крохотные, как на них можно повесить?

– Заключенные в тюрьмах умудрялись повеситься на шнурках от ботинок. Стринги прекрасно растягиваются, а большинство сценических стрингов еще и очень крепкие. Они ведь служат зажимом для чаевых, которые зрители засовывают за резинку. Плюс, если стриптизерша на сцене потеряет трусики, она может оказаться в тюрьме за нарушение закона: в некоторых штатах это считается оскорблением общественной морали. Темпл с улыбкой кивнула, соглашаясь:

– Я еще по «Гатри» помню: какими бы воздушными ни выглядели сценические наряды, они сшиты на редкость прочно, чтобы выдержать множество переодеваний. А всякие блестки и стразы пришиваются к незаметной прочной подкладке, типа сетки из конского волоса, выкрашенной в телесный цвет.

Молина ответила молчаливым кивком, по которому Темпл поняла, что лейтенантша прекрасно изучила всю ее подноготную и знает, что она работала пиар-менеджером в театре «Гатри» в Миннеаполисе.

– Это были не простые стринги со стразами, – сказала вдруг Молина.

– А что, есть какая-то разница? Вы, случаем, не проходили ускоренные курсы бурлеска, лейтенант?

– Разница в том, что Глинда выиграла убившие ее трусики на этом самом конкурсе стриптизеров два года назад. Она решила попытать счастья еще раз, и многие тут говорят, что у нее был хороший шанс завоевать вторые Сверкающие Стринги.

– Семья, вы говорите, – медленно сказала Темпл. – Семейные дрязги… Ревность… Ссоры… Кто-то из стриптизерш, возможно, очень не хотел, чтобы Глинда участвовала в конкурсе.

– Вот и не забывайте об этом, когда будете собирать цветочки на этом поле чудес. Держитесь подальше от того, чего не понимаете.

Молина встала и поставила свой стул на его прежнее место, как будто в теперешнем хаосе в зале для приемов кому-нибудь было дело до того, в каком порядке стоят разрозненные стулья. Но вот лейтенанту, похоже, было до этого дело.

Темпл нахмурилась, закусив губу, когда представила, как выглядит повешенный: распухшее, искаженное, синее лицо… Не удивительно, что Бьюкенен схлопотал сердечный приступ, увидев такую картину, особенно после того, как пытался ухлестывать – вот мерзкий крысенок!.. – за этой девушкой.

– Вы же не думаете, что Кроуфорд Бьюкенен мог это сделать, правда? – спросила она в уходящую синюю поплиновую спину.

Дылда лейтенантша обернулась и приостановилась в нескольких метрах от Темпл.

– Кто угодно мог это сделать.

– Кроме меня, – не удержалась Темпл. – На этот раз не я нашла труп!

– Но его нашел Бьюкенен. Ревность – помните, сами же говорили? Допустим, вы хотели получить эту работу. И вы ее получили, не правда ли?

– Эй!.. – Темпл возмущенно вскочила со стула. – Я эту работу не хотела! Мне первой ее предложили, и я отказалась!

– Отказались? – Молина вернулась и уставилась на нее сверху вниз. – Почему?

– Я считаю все это дешевкой, ясно вам?

– Ясно, голые задницы – это не так интеллигентно, как книжки.

– И я не уверена, что женщины стали бы этим зарабатывать, если бы их не заставляли. Это называется эксплуатация.

– Как насчет мужчин?

– Не знаю, – честно призналась Темпл. – Но я намерена это выяснить.

– Занимайтесь социологией, которою вы изучали в колледже, – посоветовала Молина. В ее бесстрастных глазах мелькнуло что-то похожее на смех. – И оставьте в покое расследование убийств – вас этому не учили.

– Слушаюсь, сэр.

Молина больше не смеялась. Она повернулась на своих низких каблуках – Темпл успела рассмотреть ее обувь: темно-синие старушечьи тапки для плоскостопых – фу! – и ушла, оставив свою визави среди мотков тяжелого кабеля.

Темпл выбралась оттуда, стараясь не запутаться в проводах и не свалиться под тяжестью своей огромной сумки, и огляделась.

С чего начать на этом поле чудес, покрытом отнюдь не васильками? Несмотря на театральное прошлое, в котором Темпл вполне привыкла к полуодетым актерам и хористкам, поминутно мелькающим за кулисами, неприкрытый эксгибиционизм стриптизеров приводил ее в замешательство.

Ничего, она справится. Если Бьюкенен мог это сделать, она сможет еще гораздо лучше!

В течение следующего часа она познакомилась и побеседовала с множеством людей и совсем запуталась.

Бэмби и Тампер, редко встречающаяся в этом бизнесе супружеская чета стриптизеров, объяснили ей, что некоторые местные постановления определяют ночи стриптиза «только для женщин» и «только для мужчин», чтобы обойти области с пометкой «X» – порнографические шоу.

Пышущие здоровьем и улыбающиеся, как страховые агенты, оба демонстрировали одинаково блестящий коричневый загар и крепкие задницы в ядовито-зеленых стрингах. Бэмби соизволила на репетицию надеть короткую облегающую майку, но тонкая материя не оставляла места для воображения, кроме общего расположения ее отличительных признаков.

Рядом со сценой застывшая парочка близнецов с вызолоченными волосами и в золотистых бикини сосредоточенно повторяла движения друг друга по обе стороны деревянной рамы, изображающей зеркало.

– Бикини? – удивилась Темпл. Она не считала купальники достаточно подходящими нарядами для стриптиза, несмотря на то, что дизайн некоторых из них явно бросал вызов общественной нравственности.

Близнецы немедленно приняли позы моделей, демонстрирующих купальные костюмы: животы и попки под-ятнуты, плечи развернуты, грудки торчком.

– Я Джипси, – представилась одна.

– Я Джун, – подхватила другая, точно эхо. Голоса у них тоже были одинаковые.

– Погодите, вот увидите наш номер! – пообещала Джипси.

– Золотая краска от макушки до пяток, – добавила Джун.

– И мы будем выступать без лифчиков, – Джипси.

– Только хорошенькие маленькие золотые колпачки на сосках, – Джун.

– И золотая цепочка между ними, – Джипси.

– Золотая краска? – перебила Темпл их слаженный дуэт. – А это не опасно? Помните, в фильме «Голдфингер» про Джеймса Бонда дублерша умерла от этого?

– Мы дублерши друг друга и, как видите, еще живы, – объявила Джун.

– Слушайте, – Джипси показала ослепительные зубы в улыбке. – А это миленько: дублерши. Может, назвать так наш номер?

– У нас и так миленькое название, – возразила Джун, также расплываясь в улыбке.

– Какое? – заинтересовалась Темпл.

– «Золотые двойняшки», – продекламировали девушки хором, пройдясь колесом в разные стороны, только голые коричневые ноги мелькнули. Затем они вернулись обратно и встали перед Темпл, точно два клона.

– Как вы попали в стриптизерши? – спросила она.

– Легко, – сказала Джипси.

– Как два пальца об асфальт, – добавила Джун.

– Мы занимались танцами и гимнастикой, – сказала Джипси.

– И были чирлидерами и моделями, – Джун.

– И у нас обалденные фигуры, – скромняга Джипси.

– И деньги обалденные, – практичная Джун.

– Сколько? – тут же спросила любопытная Темпл. Близнецы переглянулись и синхронно пожали плечами.

– Зависит от крутости клуба, но в среднем пятьсот за ночь, – сказала Джипси.

– В некоторые дни доходит до полутора тысяч, – Джун.

– Одно можно сказать точно… – Джипси.

– …больше, чем в рекламе жвачки. Видели эти зеленые трико на моделях в последней версии? Фу! – Джун скривилась.

– Гадость, – Джипси тоже скривилась. – Как трусы из пятидесятых.

Темпл кивнула:

– Вы правы. Золото – единственная вещь, к которой нужно стремиться на сцене и в жизни.

Она пошла дальше, против собственной воли подсчитывая, во сколько раз заработок от пятиста до полутора тысяч за ночь больше ее нестабильной фрилансерской зарплаты. Может быть, она могла бы изображать Дюймовочку…

Впрочем, прежде чем она полностью погрузилась в страну грез, на ее пути возникла еще одна загадка.

Неподдельно упругая и жизнерадостная юная девушка в расшитом жемчугом кушаке цвета фуксии, сделанном из спандекса и странным образом умудрявшемся кое-как прикрывать все, что необходимо, сверху и снизу, ответила на вопрос Темпл о том, как она попала в стриптиз:

– Я была тамбурмажором. – Эта девушка носила сценическое имя Рэйси. – И еще играла в теннис и гольф за школьную команду.

Она наклонилась вперед, не сгибая коленей, и поставила ладони на пол. Кушак остался там, где был, открыв прекрасный вид на север и юг.

– То есть, вы – спортсменка? – осторожно осведомилась Темпл.

Рэйси переменила позу, легко встав на мостик, и сделала сальто:

– Ага, можно и так сказать.

Темпл оставила ее бороться с земным притяжением дальше и осторожно приблизилась к амазонке с волосами цвета воронова крыла, ниспадающими вдоль голой худой спины. Черный был явно ее любимым цветом: высокие лакированные ботфорты, черное боди с серебряными заклепками и бархатным черным поясом. Черные кожаные перчатки с вырезами на костяшках и небольшая кожаная плеть завершали ее наряд.

Она крутилась перед зеркалом, меняя позы, крутя бедрами, выдвигая вперед то правое, то левое колено, изучая каждое свое движение с невероятно сосредоточенным видом.

– Разрешите узнать ваше сценическое имя, – с некоторой опаской спросила Темпл.

Женщина кинула взгляд на ее блокнот:

– Что вы там пишете?

– Просто записываю кое-что для себя. Заметки. Я занимаюсь пиаром конкурса, но мне пришлось включиться позже…

– А, так вы замещаете этого козла Бьюкенена?

– Точно.

– Ну, что ж, – пожав плечами, женщина вернулась к своему изображению в зеркале, закинув руки за голову и быстро вращая бедрами. Это была простоватая ширококостная женщина, несмотря на весь свой агрессивно-эротический имидж. Темпл подивилась про себя, как она может привлекать посетителей клубов со своими костлявыми плечами, лишенным изгибов телом и плоской грудью.

– Сука с Базукой, – бросила амазонка через плечо – фраза прозвучала, точно удар хлыста.

– Простите? – Темпл невольно отшатнулась, не совсем понимая, чем заслужила такое отношение.

Серьезное бледное лицо, обрамленное тусклыми черными прядями, повернулось к ней от зеркала.

– Мой сценический псевдоним, – терпеливо повторила стриптизерша. – Сука с Базукой.

– А-а. – Темпл записала ее имя дрогнувшей рукой, прикидывая, каким образом она сможет вставить его в добропорядочный пресс-релиз для изданий, ориентированных на семейные ценности. Наверное, нужно ограничиться упоминанием более приличных имен – старых добрых Рэнди Кэнди, Ланди Лаванди и – венец вкуса! – Отто Эрото.

Она пошла дальше, сжимая в руках блокнот, между снующими туда-сюда стриптизерами с реквизитом, по сравнению с которым хлыст выглядел безобидно, и начиная чувствовать себя чересчур одетой. Ей не нужно было долго разыскивать мужчину-стриптизера для интервью и придумывать, как к нему подойти: натуральный Геркулес заступил ей дорогу, поигрывая мощными мускулами на безволосой бронзовой груди. Эти люди вообще когда-нибудь слышали о вреде ультрафиолетового излучения?..

– Привет, – так неоригинально начал он знакомство. – Ты новенькая?

– Угу.

– Не тушуйся, крошка. Найди себе свободное местечко и приступай к работе.

– Я уже. Я занимаюсь пиаром конкурса, так что хожу вот… пытаюсь проникнуться… м-м-м… духом… Короче, изучаю участников.

– Отлично, – он ухмылялся, глядя на нее сверху вниз и преграждая путь своим умопомрачительно накачаным голым торсом – ни обойти, ни объехать. Поблизости у кого-то из стриптизеров зашелся в бравурном музыкальном пароксизме переносной проигрыватель, и новый знакомый лихо завращал бедрами, производя недвусмысленные телодвижения в сторону Темпл. Она оглядела мускулистые ляжки, натертые маслом до великолепного сияния полированного красного дерева, жилистый пах, прикрытый только золотым треугольничком стрингов и явно вмещающий крокетный мяч, но не умерла от восхищения: она слышала про уловку рок-звезд, засовывающих перед выступлением скомканные носки в ширинку.