Текст книги "Крадущийся кот"

Автор книги: Кэрол Нельсон Дуглас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Ну, почему. По-моему, ты просто знаешь, что тебе нужно.

– Мне нужны реальные люди, – сказала она уверенно и твердо.

Он помолчал несколько секунд, его лицо омрачилось.

– Тогда исчезновение фокусника, должно быть, было для тебя сильным шоком.

– О, да… Но скажи мне, кого можно назвать реальным? Стоило мне немного пообщаться со стриптизершами, стоило увидеть их несгибаемость и слабость, узнать их трагедии – и они мне начали нравиться. Они, возможно, торгуют идеальными фантазиями, но сами они далеки от идеала, и знают это. Я вот никак не могу разобраться: все эти игры с голым телом – признак порочных наклонностей или обсцессии, депрессии, репрессии… какие там еще есть умные слова? Наверное, я не понимаю, потому что меня никогда бы не взяли в стриптизерши – по параметрам не подхожу.

– Что ты имеешь в виду? Ты привлекательная женщина.

– Я нормальная. Я себе нравлюсь. И некоторым мужчинам тоже. Но никто штабелями не падает от моей красоты, да я к этому и не стремлюсь. Некоторые женщины от природы имеют титьки величиной с арбуз, а сами при этом тоненькие. Кем они могут работать в этом обществе?.. Я вполне представляю, как они оказались в стрип-клубе. Это жизнь. И они, скорее всего, мучались в школе от того, что не такие, как все. Эта их полудурочная «свобода», плюс ощущение себя выродком, приводят к тому, что девочки рожают в подростковом возрасте. А другие… они – продукт насилия, и работа стриптизерок, похоже, одних излечивает, а других заставляет деградировать еще больше. Короче, я не знаю. У меня нет никакой твердой моральной или философской позиции по этой стороне нашей культуры. Я вообще не знаю, культура ли это.

– По крайней мере, ты пытаешься понять. Задаешь вопросы. Скажи, ты когда-нибудь задумывалась о том, что черные парни, отличающиеся высоким ростом и способностью точно закинуть мяч в корзину, испытывают похожие проблемы? Возможно, им тоже положено использовать отпущенное природой на всю катушку, зарабатывать хорошие деньги, пока молодые, и наплевать на то, что их эксплуатируют до тех пор, пока они не состарятся?

– Нет, – растерянно сказала Темпл. – Я никогда не сравнивала девочек с разворота «Плейбоя» со спортсменами с полными карманами денег… Но ты прав. И у тех, и у других есть что-то, что можно выгодно продать: юность, красота и физические данные. Уж я-то могу судить, у меня никогда не было таких преимуществ.

– Почему это?

– Да посмотри на меня! Пока мне не перевалило за двадцать, меня принимали за двенадцатилетнюю. А сейчас, когда мне, наконец, стукнуло тридцать, я выгляжу на двадцать. Правда ведь? Скажи?

Он осмотрел ее с ног до головы со всей серьезностью, гораздо внимательней, чем когда-нибудь, так что Темпл уже пожалела о своем импульсивном выступлении. Зачем привлекать внимание к своим дефектам? Неправильный пиар.

– И что в этом плохого? – спросил Мэтт, насмотревшись. – Женщины покупают дорогие кремы, чтобы получить такой эффект. Когда тебе будет семьдесят, ты будешь выглядеть на пятьдесят.

– Но меня никогда не принимают всерьез! Все вечно говорят, что я слишком молодая или слишком маленькая. Они думают, что мои мозги соответствуют телосложению. Они находят меня «миленькой»! – прорычала она с ненавистью. – И особенно, когда я злюсь.

Он поднял руки:

– Я – нет! Слушай, Темпл, я понимаю твои чувства.

– Ты? С какой стати? Я уверена, что тебя-то все воспринимают очень серьезно. Посмотри на себя, ты же родился красавчиком, и тебе даже не надо работать над собой.

Тактичный, спокойный Мэтт Девайн неожиданно напрягся. Он отвернулся и засунул руки в карманы.

– Ты говоришь, что идеальные тела на стрип-шоу кажутся тебе ненастоящими. Как насчет посмотреть на это с обратной стороны? Тебе понравится, если так называемые «идеальные красавцы» будут считать ненастоящими всех остальных?

– Ой, прости. Я не должна была переходить на личности. Мне надо научиться сдерживаться…

– Ты ненавидишь, когда тебя судят по твоим размерам. Я ненавижу мою так называемую красоту. Я-то себя красавцем не считаю, но остальные считают. Всегда думаю, кого они дурачат – себя или меня?

– Наверное, – робко спросила Темпл, – женщины бегали за тобой с самого рождения?

Он мрачно кивнул, явно не в восторге от воспоминаний. Может быть, женщины с большими титьками и длинными ногами чувствуют то же самое?.. Их оценивают по тому, что снаружи, не обращая внимания на то, что внутри. Можно стать циником и пользоваться этой особенностью человеческого восприятия. Или оставаться честным и возненавидеть такое положение вещей.

– Ну… – она кашлянула. – Я бы и сама за тобой бегала, но у меня же трагедия на личном фронте… .

Он обернулся с улыбкой, которая могла растопить льды Антарктики.

– Даже не пытайся. У тебя же полно физических недостатков, ты что – забыла?

– Я миленькая! Некоторые находят это привлекательным.

– И ты ненавидишь их за это. Она кивнула:

– А ты, значит, ненавидишь тех, кто за тобой бегает?

– Да вроде нет, – ответил он достаточно весело. Похоже, они благополучно миновали тяжелую тему. На сегодня. – Печальней всего люди, которые ненавидят сами себя, – Мэтт опять бросил взгляд на часы и нахмурился.

– Что-то не так? – спросила Темпл.

Он сел на диванный подлокотник и потер шею. Надо, наверное, пригласить Кайена сделать ему массаж позвоночника.

– Я нервничаю, что пришлось поменяться сменами, – признался Мэтт. – У меня на телефоне доверия есть постоянная клиентка, которая звонит регулярно по определенным дням. Вчера она должна была звонить. А меня не было – я же был здесь, с тобой. И я вспомнил о ней только сегодня после обеда.

– Ой, прости, что из-за меня…

– Да ладно, ты не виновата… Понимаешь, у нее как раз очень важный момент, она приняла решение и собирается его выполнить, вот и все. У нее там… муж или любовник, она не уточняла, который над ней издевается. Конечно, через полчаса я буду на работе, а она никогда не звонит раньше вечера, но… – Он нахмурился. – Я спросил у своего сменщика, звонила ли она вчера. Он сказал, что не звонила.

– Может быть, когда она услышала, что тебя нет, она просто повесила трубку и не назвала свое имя?

– Это не нужно, даже мы сами не используем свои настоящие имена, только кодовые. Хотя и они бывают весьма прозрачными.

Темпл кивнула:

– У стриптизерш так же. Псевдонимы о многом говорят. А ты сам можешь как-нибудь до нее дозвониться?

Он покачал головой:

– Полная анонимность – главное в телефоне доверия. Я не могу ее найти, она не может найти меня, – он вздохнул. – Надеюсь, что она в порядке. Как и ты.

– Ага.

– Так расскажи мне про второе убийство. Темпл уселась на другой подлокотник.

– Ужасно. Я теперь понимаю, какие ты чувства испытываешь к своим клиентам, потому что я эту девушку встретила как раз перед тем, как уйти из «Голиафа» и столкнуться в гараже со своей убойной командой. Она была очень расстроена, но я надеялась, что сумела ее немного успокоить. А этим утром она была найдена мертвой. Задушенной своим кошачьим хвостом. – Чем?..

– У нее был костюм Женщины-кошки. Кто-то оторвал хвост и задушил ее им.

– Это гораздо извращеннее, чем убийство на книжной ярмарке.

– Возможно, книжные люди лучше умеют читать об убийствах или писать о них, чем убивать.

– Да, Кроуфорд Бьюкенен все-таки подложил тебе свинью.

– Не напоминай мне о нем!.. Но, ты знаешь, мне пришла в голову сумасшедшая идея. По крайней мере, лейтенант Молина считает ее сумасшедшей.

– Насколько сумасшедшая?

– Что убийца следует куплетам старой детской считалки – ну, ты знаешь, «Понедельник означает, что лицом ты всех милей…». Девушка, которую убили в понедельник, была невозможно хороша собой. Вчерашняя девушка обладала потрясающей пластикой: «Вторник всех нас восхищает чудной грацией своей».

– То есть, ты думаешь, что будут еще убийства?

– Молина не верит. Она говорит, что там все «лицом всех милей» и «восхищают чудной фацией», даже мужчины.

– На мой взгляд, лейтенант Молина не тот тип женщины, который будет хвалить мужчин.

– Ну, про мужчин я от себя добавила, и что?.. Мужчин не убивали. Пока.

– Вот что тебе сейчас совсем не полезно, Темпл, так это вся эта возня и громкая публичность. Тебе надо восстанавливаться после твоих собственных неприятностей. – Мэтт покрутил головой: – Я чуть в обморок не упал, когда лейтенант Молина подошла к нам в приемном покое. По твоим рассказам я представлял себе этакого здоровенного мужика-ветерана, который привык наезжать своим лишним весом на добропорядочных граждан вроде тебя.

– Не позволяй юбке-четырехклинке тебя одурачить. Молина, может, и одевается как монашка, но, спорю на что хочешь, способна вцепиться не хуже полицейской овчарки.

– Например, в тебя?

– Она никого не пожалеет.

– Это и не входит в ее обязанности. Мы с тобой можем себе позволить быть добросердечными: нас не окружают ежедневная опасность, кровь и грязь. Я работаю на телефоне, а ты, когда не спотыкаешься о трупы, занимаешься пиаром и имеешь дело с хорошими, а не плохими новостями.

– Ага, особенно в последнее время, – ответила Темпл угрюмо.

Мэтт встал и потянулся:

– Мне пора на работу. Я бы чувствовал себя спокойнее, если бы Электра была тут.

– Есть же другие жильцы.

– Но никто из них не знает, что с тобой приключилось. Вот, возьми, – он сунул руку в нагрудный карман рубашки и протянул ей визитку.

«Сегодня у меня урожайный день», – подумала Темпл.

На карточке не было имени, только номер телефона и добавочный 731. Ниже шла надпись: «КонТакт: кризисная служба девяностых».

– Кто вам обычно звонит?

– Кто только не звонит. Жертвы физического и сексуального насилия. Алкоголики. Наркоманы в ломке. Самоубийцы. Сумасшедшие. Депрессивные. Всякие.

– Как страшно выслушивать каждый день столько ужасов…

– Бывает тяжеловато, но мы защищены телефонной трубкой и анонимностью. Мы держим оборону до тех пор, пока нам не удается подвести их к необходимости контакта с социальными службами, которые смогут помочь по-настоящему.

– Ты сказал: кто только не звонит. А случаются непристойные звонки?

– Мне пока не встречались. Но бывает, что подростки развлекаются, разыгрывают нас, делать им нечего. Мы на них не ведемся. Настоящее отчаяние очень трудно изобразить.

– Аминь, – заключила Темпл, провожая его до дверей _ Может быть, я чуть-чуть скрашу твое печальное существование, позванивая тебе иногда по ночам.

Это задумывалось как шутка, и, как многие шутки, оказалось ближе к истине, чем задумывалось. Уши Мэтта слегка покраснели. Темпл смогла это увидеть даже со спины. «Ого!», – подумала она. Кажется, ее шутливое замечание его явно задело. Но, пока они дошли до двери, это прошло. Он придержал створку, вежливо пропуская ее вперед.

– О, кстати, – сказала она, смеясь. Он уже выглядел предельно собранным, а жаль. – Спасибо за то, что починил мою туфлю. Я чувствовала себя Золушкой, когда нашла ее утром.

– Туфли чинить легко. Души сложнее.

– Мэтт, я надеюсь, что она позвонит. Я надеюсь, что с ней все в порядке.

– А я хотел бы надеяться, что твоя теория со считалкой, предполагающая продолжение убийств, не подтвердится. Но у тебя прямо какое-то шестое чувство на эти вещи.

– Сначала Молина сказала, что я сумасшедшая, а теперь ты говоришь, что я экстрасенс. Даже не знаю, что хуже, – ответила Темпл с наигранной грустью и закрыла за ним дверь.

По крайней мере, он улыбался, уходя. Да и она тоже, пока не вспомнила, что лейтенант Молина, ее собственный персональный Румпельштильцхен, собиралась заехать в семь часов, чтобы забрать то, что Темпл ей обещала.

Глава 24 Человек с плаката

Малина была точна. Она прибыла ровно через двадцать минут после того, как Луи забрался с улицы в квартиру через полуоткрытое окно в ванной, с независимым видом прошествовал в гостиную и безошибочно направился к тому единственному предмету мебели, на котором его черная шерсть оставляла самые заметные следы: светлому дивану.

Одному Богу известно, где Луи шлялся после того, как покинул «Голиаф». Что касается Молины, она приехала прямиком оттуда или, может быть, из полицеского участка в центре города: она была одета во все тот же скучный полотняный костюм, в котором была с утра. Темпл была уже готова повеситься от ее юбок-четырехклинок.

– Необычная постройка, – заметила Молина, когда Темпл открыла дверь на ее звонок. Ее натренированный взгляд привычно обежал острые углы и плавные закругления комнат, нарезанных в форме кусков пиццы и оттолкнулся от полукруглого потолка, такого прохладного и мягкого цвета, что он казался шелковым шатром.

Она топталась на паркете в прихожей, не зная, в какую сторону двинуться. Похоже, странная планировка поставила в тупик ее квадратно-гнездовое полицейское мышление.

Даже черно-белая плитка на полу в кухне, расположенная в шахматном порядке и лишь слегка акцентированная розовыми неоновыми часами на стене, не могла ей помочь.

Слегка злорадствуя по этому поводу, Темпл возглавила путь через коридор в гостиную. Делов-то!..

Ей не нравилось присутствие Молины в ее доме, не нравилось, что та сейчас будет инспектировать место, в котором они с Максом жили вдвоем, сравнивая, разглядывая и делая какие-то свои умозаключения. Ну, по крайней мере, удивительная обитель Темпл дезориентировала полицейскую дубину: с такой планировкой ей явно до сих пор не приходилось сталкиваться.

Дойдя до кофейного столика, Темпл обернулась и успела заметить, как Молина подскочила от неожиданности, когда Черныш Луи угрожающе выгнул спину, спрыгнув с дивана на пол, и раздраженно вскинула голову, как будто закону в ее лице было нанесено оскорбление.

Конечно, это была просто непредсказуемая кошачья реакция на постороннего, но Луи явно не собирался являть Молине чудеса гостеприимства. Темпл была рада и тому, что негодяй хотя бы вернулся, наконец, домой из «Голиафа».

– Это кот с книжной ярмарки, – отметила Молина.

– Потрясающая дедукция. Я действительно познакомилась с Луи именно там. Он, видимо, тоже большой любитель книг.

Молина проследила глазами за котом, который медленно прошествовал к французской двери и, усевшись, начал вылизывать лапу.

– Он все-таки здоровенный бандит.

– Сторожевой кот, – сказала Темпл самодовольно. – Вы нашли что-нибудь важное на месте преступления? Что-нибудь, что мне следует знать, когда пресса начнет носиться вокруг и задавать вопросы?

– Не слишком много, – быстро ответила Молина. – Но я узнала даты рождения жертв, на случай, если вам вздумается еще немного повалять дурака с днями недели.

– Спасибо, – Темпл взяла листок безвкусно оформленной писчей бумаги из «Голиафа»: золотая пирамида, которую оседлал непонятно кто, выглядевший, как нечто среднее между облигацией денежного займа и рекламой Чарлза Атласа (Популяризатор физической культуры и один из первооткрывателей бодибилдинга (1892–1972 гг.).

Молина писала, точно курица лапой. Темпл чуть не рассмеялась: ее почерк напоминал докторский, такой же неразборчивый. Но хоть цифры можно было прочесть.

Пришло время расплачиваться.

– Постер в спальне. Я сейчас принесу.

Она не предполагала, что Молина пойдет за ней, но та пошла. Бывают же такие наглые люди! Дай им немножко власти, и они уже думают, что им все позволено.

Темпл обернулась:

– Если вы хотите подождать в гостиной, я буду через секунду.

– Я не хочу.

– Но вам придется. Я не предлагала вам тур по моей квартире.

Улыбка Молины, которая, вообще-то, крайне редко появлялась на ее лице, была подозрительно обезоруживающей:

– Эта квартира меня обворожила. В смысле, заинтриговала. Вы говорите, ее выбирал Кинселла?

– Да, но мне она тоже понравилась.

Молина оглядывалась вокруг с бесстрастным любопытством Черныша Луи:

– Ни одного прямого угла во всем помещении. Интересно.

– Вам не обязательно сопровождать меня в спальню. Молина наклонилась к ней, понизила свой голос до оттенка горького шоколада и произнесла со зловещей насмешкой:

– Улики!..

Темпл и не предполагала, что лейтенантша умеет так придуриваться.

– Что вы рассчитываете найти в моем будуаре? Думаете, там прячется Колонель Мустард (Персонаж настольной игры и снятого по ней детективного фильма «Улика») с мясницким топором?

Молина пожала плечами. Она не собиралась отступать, и, при ее росте, являла собой непробиваемую стену.

Темпл сердито развернулась и прошагала в спальню, мечтая о том, чтобы взгляд мог убивать, потому что тогда она могла бы оглянуться на свою гостью и нанести роковой удар с помощью злобной гримасы.

Разумеется, сегодня утром она не удосужилась прибраться и заправить постель. И развесить одежду она тоже не могла со своим больным плечом.

– Добро пожаловать в палату для инвалидов. Быстрый взгляд Молины скользнул по обстановке, ничего не упуская, но ни на чем не задерживаясь:

– Где постер?

– В самом темном-претемном уголке моего шкафа! Темпл открыла дверцу – экзотическое дерево из

Южной Америки, Электра говорила, что оно носит поэтическое название: «пурпурное сердце». Вот, кстати, орден, который она заслужила за общение с Молиной – Пурпурное Сердце!

Высокие ряды прозрачных пластиковых коробок с туфлями привлекли внимание Молины:

– Вам пора открывать обувной магазин, – заметила она.

– С чего бы? Я предпочитаю оставить это все себе. – Темпл нырнула в дальний угол шкафа, отодвинув в сторону вешалки, чтобы пробраться сквозь занавес платьев, юбок и блузок. – Вот, пожалуйста. Получите.

Она протянула Молине длинную бумажную трубку. Та развернула один конец и остановилась, как будто собираясь с духом. Темпл поняла, что она никогда не видела Макса живьем. Молина разворачивала бумажное полотно очень осторожно, но в то же время быстро, точно не могла дождаться момента, когда сможет взглянуть на то, что там скрыто. Темпл наблюдала за ее реакцией. Никакой реакции не было. Лицо Молины не выражало абсолютно ничего. Абсолютно. Конечно, только длительные тренировки могли сделать ее реакции такими нечитаемыми.

– Волосы действительно черные, или темно-каштановые? – спросила она.

– Как вороново крыло.

– А глаза действительно такие зеленые?

– Как у кота. И в темноте видит так же. Молина слегка поморщилась:

– Рост? Вес?

– Метр восемьдесят девять. Про вес никогда не спрашивала.

– Какие-нибудь… особые приметы? Родинки, шрамы?

– Я сказала, что это он может видеть в темноте, а не я. Молина склонила голову к плечу, изучая афишу. Ее,

ослепительно-синие глаза скользили по глянцевой бумаге., Она положила постер на кровать, подняла с пола голубой шлепанец на среднем каблуке и прижала верхний край, вторым шлепанцем придавила нижний и отодвинулась, чтобы обозреть плакат целиком.

– Вам не приходит в голову, лейтенант, – спросила Темпл сдавленным голосом, – что мне, может быть, тяжело смотреть на этот постер при таких обстоятельствах?.. Так же тяжело, как разглядывать фотографии преступников у вас в участке, чтобы найти людей, которые на меня напали.

Молина обернулась, взглянула на Темпл и опустила глаза:

– Нет. Простите. – Она вернулась к плакату. – Он весьма… яркая личность, правда?

– Настоящее время. Вы дарите мне надежду, лейтенант. Хотя бы на месть, если не на воссоединение.

– Вы правы, – ответила Молина с отсутствующим видом. – Такого так просто не убьешь. Он хороший фокусник?

– Невероятный. Он никогда не использовал ассистентов. Не любил легкомысленных куколок и не нуждался в том, чтобы кто-то отвлекал публику от его действий.

– И не хотел этого, – уточнила Молина.

– И не хотел. – Хм.

– Вы будете делать копию?

Молина утвердительно тряхнула короткими темными волосами:

– Я послежу, чтобы они вернули его в целости и сохранности.

– Зачем?

Она не повернула головы:

– Вы же хранили его.

– Забыла выбросить.

– Хм, – Молина подняла шлепанцы, позволив бумаге свернуться в трубку, точно тростниковой занавеске на шнуре, и провела указательным пальцем по кусочкам липкой ленты на краях плаката, но ничего не сказала.

– Это все, что вы хотели? – спросила Темпл вызывающе.

– Извините, – Молина быстро взглянула на нее. —

У вас осталось еще что-нибудь?

– Мы так не договаривались, – возразила Темпл, но потом передумала спорить: она зашла уже так далеко, и, к тому же, слишком устала, чтобы сопротивляться. – Только несколько дисков и немного одежды, от которой я еще не успела избавиться.

– Одежда? – Молина вскинула голову, точно охотничья собака, почуявшая след.

– В шкафу. – Темпл сдвинула собственные наряды в сторону и показала в самый угол, где висели несколько разрозненных рубашек, куртка и свитер.

Молина двинулась вперед и стала перебирать вещи. Она достала свитер – шерстяной, толстой вязки, с высоким воротом – и поднесла к окну, чтобы рассмотреть получше.

– Исландский, – объявила она через минуту. Ее голос звучал сухо и уверенно, как будто она была экспертом по производству. Темпл кивнула безо всякого удивления. – Странно для Лас-Вегаса.

– Зимой здесь бывает холодно. К тому же, Макс ездил с гастролями по всей стране – Бостон, Миннеаполис… И даже по всему миру.

– Но оставил свитер. Дорогой. Странно. Это может говорить о том, что… И синий. Синий с бежевым… – Молина так глубоко ушла в свои мысли, что, казалось, задремала над свитером.

– Куча мужчин носит такие цвета, – сказала Темпл, раздраженная тем, что Молина, которая отвергла ее гениальную теорию насчет считалки, столько времени уделяет какому-то забытому свитеру. – Вы когда-нибудь обращали внимание, что мужчины ограничивают свою палитру смертельно скучными тонами и унылыми расцветками?

– Нет. – Молина бросила на Темпл смеющийся взгляд, стоя перед ней в своем темно-синем, смертельно скучном костюме. Темно-синий, хаки или серый. Непробиваемая женщина.

Она неожиданно утратила интерес к свитеру, вернулась к шкафу, повесила его на место и взяла с кровати постер.

– Я верну вам его, как только смогу.

Темпл кивнула, не в силах дождаться, пока она уйдет.

Молина, кажется, на этот раз поняла намек и быстро прошла в залитую светом гостиную. Оглядевшись вокруг, точно стараясь запомнить, она повернулась к Темпл:

– Этот ваш сосед, Девайн. Он уже жил здесь, когда Кинселла исчез?

– Нет. А в чем дело?

– Мне показалось, между вами что-то есть. Интересно, что?

– А мне показалось, что вы интересуетесь мужчинами в моей жизни слишком настойчиво для полицейского.

– А может, я просто завидую? – сказала Молина.

– Чему?

– Маленькие женщины вечно забирают всех высоких мужчин.

– Мэтт не такой уж высокий.

– Достаточно высокий.

Темпл вспомнила картинку: Мэтт встает, знакомясь с Молиной в приемном покое больницы. На своих низких каблуках Молина была чуть-чуть повыше его метра восьмидесяти или около того. Если бы она разулась, они были бы одного роста.

– Да ладно! – воскликнула Темпл пренебрежительно. – Вам, оглоблям, не на что жаловаться! Вы можете стать баскетболистками или моделями.

– А маленькие – чирлидерами и королевами школьного бала.

– Я никогда не была!

– А я никогда не работала моделью.

– Это исключительно потому, что вы никогда не выщипываете брови!

Молина от удивления отшатнулась:

– Но сейчас в моде естественный вид…

– Не до такой же степени! И не увиливайте от темы. Даже с бровями, как у снежного человека, высокие девушки всеми воспринимаются всерьез. Их выбирают старостами класса, и они выходят замуж за баскетболистов! Так что признайте, у маленьких нет ни единой вещи, которой высокие могли бы завидовать.

Молина подумала, потом пожала плечами:

– Маленькие женщины могут носить высокие каблуки.

Темпл смотрела на нее, открыв рот и потеряв дар речи. Потом она захлопнула рот ладонью и начала хохотать.

Молина не смеялась… вроде бы. Она помахала свернутым в трубку плакатом:

– Спасибо за одолжение. Будьте осторожны.

Она сама открыла себе дверь и ушла, пока Темпл собирала себя в кучу, чтобы ее проводить. Как они дошли до обсуждения бровей и высоких каблуков? А также Мэтта, а также Макса…

Она оглядела комнату. И куда, блин, опять подевался этот Черныш Луи?! Ей бы сейчас не помешало немного кошачьего тепла и комфорта.