Текст книги "Крадущийся кот"

Автор книги: Кэрол Нельсон Дуглас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Глава 29 Неисправимый ребенок

Что вы здесь делаете? – горько осведомилась лейтенант Молина в пятницу утром. – Вроде, никого больше не убили.

Изумительные синие глаза Молины – Темпл могла отдать должное фактам, когда это неоспоримо – были обведены фиолетовыми кругами. Ее волосы совсем лишились блеска, и она бессознательно крутила великоватое ей кольцо на пальце правой руки. В одиннадцать утра обе дамы были уже совершенно вымотаны.

– Не знаю, – сказала Темпл, слыша такую же горечь в собственном голосе. – ПОПС совершенно точно не нуждается в дополнительном пиаре, поскольку все эти убийства и так прославили их на весь мир. Подозреваю, что я тут такой же эффективный менеджер, как вы, лейтенант.

– Пиар – это обустройство красивенькой витрины. Расследование убийств – это жизнь.

– Я знаю. И я по-прежнему думаю…

– Мне плевать, что вы думаете.

– Я знаю. Но вам не плевать на то, что мне известно.

– Что вам известно?

Зал для приемов бурлил, поглощенный приготовлениями к вечернему отборочному конкурсу. Полуголые парни и девушки суетились с костюмами, светом, антуражем и музыкальными записями. Команда техников вносила свою лепту в этот процесс. Журналисты сновали вокруг, явно возбужденные животной энергетикой толпы, вульгарным блеском и захватывающей атмосферой секса и смерти.

Никакому полицейскому лейтенанту и никакой пиар-щице не под силу было справиться с этой чертовой мельницей.

– Мне известно, – сказала Темпл, – что Китти Кардозо жила с мужчиной, который ее избивал, но пыталась бороться Я подозреваю, что она регулярно звонила в местную службу поддержки и говорила то же, что сказала мне: она намерена освободиться и жить своей собственной жизнью.

– Мэтт Девайн? – отрывисто спросила Молина. – Она звонила ему?

– Каждый вечер, как часы. До вторника.

– Что случилось во вторник?

– На меня напали. Мэтт отпросился с работы, чтобы остаться со мной в «Серкл-ритц». Китти была убита.

– Девайн оставался с вами все время?

– Да. Полное алиби, лейтенант.

Нервные пальцы Молины оставили в покое кольцо и метнулись ко лбу, отбросив прядь густых волос.

– Я его проверяла.

– Мэтта?

– Никаких сведений об окончании колледжа – его нет ни в одних списках. Водительские права штата отсутствуют. Директор «горячей линии» ничего не смог сообщить о его прошлом. Похоже, вы нарвались на очередного крайне загадочного мужчину.

– Во всем этом кошмаре вы нашли время, чтобы покопаться в жизни Мэтта? В моей жизни? Опять?

– Возможно, у вас жизненная схема такая: сначала загадочный мужчина, потом убийство. Кстати, мы ничего не нашли на ваших бандитов.

– Бандитов-шмандитов! И что? Вы, наверное, думаете, что они мне тоже привиделись? Слушайте. Вам не понравилась моя теория со считалкой. А она работает! Я тоже провела проверку – в библиотеке. Обе первые жертвы родились в правильные дни.

– А убиты в неправильные? Бывают правильные дни для этого, Барр?

– Например, сегодня.

Молина явно напряглась. Темпл была довольно собой. Рост или служебное положение тут ничего не значат, вот! Важен только результат.

Кажется, она начала рассуждать, как упертый лейтенант полиции.

– Итак? – Голос Молины сделался шелковым. – Расскажите мне, что вам удалось выяснить в библиотеке.

Темпл рассказала.

Молина кивнула.

– Совпадает. Причем, идеально. Вы понимаете, что за… извращенный ум нужно иметь, чтобы следовать подобному плану?

– Не более извращенный, чем у любого случайного убийцы, действующего без всякого плана.

– Это не показатель. Тот, кто их убивает, подвергает себя огромному риску. В основном, у серийников невероятно раздутое эго. Они любят играть в игры с полицией. Наш убийца должен быть человеком достаточно близким к конкурсу. Из того, что вы узнали, следует, вдобавок, что он должен иметь доступ к датам рождения конкурсанток.

Темпл пожала плечами:

– Да заглянуть в водительские права – их сумочки вечно валяются без присмотра. Потом позвонить в библиотеку и узнать день.

– И пропустить жертвы А, Б и В, потому что они родились не в тот день, что нужно?

– Почему бы и нет, если у вас куча потенциальных жертв?

Молина помолчала, раздумывая:

– Насколько я знаю, в конкурсе около трехсот номеров…

– Триста четыре, – сказала Темпл с дотошностью профессиональной пиарщицы.

– Почти столько же, сколько дней в году. Темпл кивнула.

– Вся ваша теория – сплошное сумасшествие.

– Возможно, мы имеем дело с сумасшедшим убийцей.

– Хм… Что вы от меня хотите?

– Дату рождения последних двух жертв. Я даже не знаю их фамилии.

– Стендиш.

– Как у Лонгфелло? (Имеется в виду один из трех героев поэмы Генри Лонгфелло «Сватовство Майлза Стендиша», повествующей о первых поселенцах, прибывших в Америку на корабле «Мэйфлауэр» и впоследствии составивших элиту страны.)

– Так написано в документах.

– Адата?

– Первое июня 1967 года.

– Такие молоденькие?

– Такие молоденькие. Вы и сами от них недалеко ушли.

– Я с 1963… Эй!.. Да, я еще молода!

– Куда вы сейчас? Что намерены делать?

– Звонить в библиотеку, – ответила Темпл уже на бегу.

Телефон, которым Темпл пользовалась за день до этого, все еще стоял на стуле у стены зала. Ей пришлось позвонить в справочную, чтобы узнать телефон местной библиотеки Кларк Каунти. Библиотекарша на другом конце провода сверилась с «вечным» календарем и вынесла безоговорочный вердикт: первого июня 1967 года был четверг.

– «Кто рожден в четверг – сказали – очень далеко пойдет», – пробормотала Темпл. – Да, но что насчет среды? Почему дочь среды, которая «полна печали», пропущена?..

Пока она размышляла над этой загадкой, в поле ее зрения появилось кожаное черное одеяние. Она сперва подумала, что это Сука с Базукой, однако фигура, при ближайшем рассмотрении, оказалась Мотоциклисткой Молл.

– Электра! Вы так и не появлялись дома!

– Ну дык!.. Слушайте, вы знали, что Глинда – в смысле, Дороти Хорват – была лесбиянкой?

– Нет… А какое это имеет отношение к делу?

– Ну, она, получается, была не слишком лакомым кусочком для чокнутого гетеросексуального серийного убийцы, зацикленного на бабах.

– Она так боялась потерять своих детей… наверное, из-за этого? Боялась, что узнают?

– А то нет, – намазанные черной помадой губы Электры сложились в печальную скобочку.

– Но… она работала стриптизершей!

– Вы видали Суку с Базукой?

– О, да!

– Не позволяйте первой части имени вас надурить. Она в процессе операций. Так что «сука» на вывеске, а «базука» у нее в штанах.

Темпл несколько ошалела от таких намеков:

– Базука… вы имеете в виду?..

– Это совершенно конфиденциальная информация, – предупредила Электра. – Как человек живет, никого не касается, и я, вообще-то, не доносчица, но у нас на руках несколько убийств.

– Как могут транссексуал и лесбиянка работать в стриптизе?

– Они оба достигают своих целей без того, чтобы лезть в грязь, как проститутки, – сказала Электра. – Транссексуал демонстрирует работу над телом, а лесбиянка зарабатывает деньги на мужчинах, не вступая с ними в связь. По-моему, вполне логично. А вот что нелогично, так это то, что теперь, когда я впитала атмосферу, у меня появилось странное предчувствие по поводу убийцы. Возможно, это все Мэрилин. Ее начали использовать так и сяк задолго до того, как она стала знаменитостью. Бедная девочка. Бедное растерянное дитя.

– Электра, я вас не узнаю.

– Уж поверьте мне. Мэрилин говорит… то есть, моя интуиция говорит мне, что наш убийца – абсолютно чокнутый.

– Не нужно быть доктором, чтобы…

– Сцапайте его.

– Как?

– Сыграйте с ним в игру. Что, если… что, если одна из жертв оживет? Не станет смирно лежать в мешке, изображая труп?

– Это работает только в телесериалах: типа, убийца думает, что промахнулся. Но все конкурсанты видели черные мешки, которые отсюда выносили.

– Вы забыли, что у убийцы может быть другая логика. Если бы я была даже наполовину чокнутой, мне бы сильно не понравилось, что моя жертва разгуливает, как ни в чем не бывало. Я бы что-то предприняла. Что-то неразумное.

– Или опасное. И как вы собираетесь одурачить убийцу?.. О!..

– Есть идея, дорогая?

– Китти Кардозо собиралась выступать в маске кошки. Она добавила ее к костюму как раз перед смертью. Ее можно было бы легко «оживить», используя кого-то, одинакового с ней роста и веса… – Темпл секунду по-думала. – Вроде меня. Правда, мне придется покрасить волосы.

– Можно, я вмешаюсь в вашу парикмахерскую дискуссию? – голос Молины раздался прямо над плечом Темпл. Если дылда-лейтенантша хотела подслушать, у нее это получилось.

Она окинула взглядом черный кожаный прикид Электры:

– Мы с вами не встречались раньше?

– Не в полицейском участке, клянусь, – сказала Темпл. – Это моя квартирная хозяйка, Электра Ларк.

Молина медленно кивнула:

– Вы же, вроде, занимались организацией панихиды по Честеру Ройялу.

– Совершенно верно, – созналась Электра жизнерадостно.

Темпл была поражена, что Молина узнала ее переменчивую, точно хамелеон, квартирную хозяйку. Но потом она вспомнила, что в тот раз Электра тоже выкрасилась в брюнетку.

Лейтенант повернулась к ней:

– Итак?

– Что – итак?

– Что вам сказали в библиотке по поводу Стендиш?

– А… Вам это не понравится.

– Я, кажется, стою здесь.

– Четверг, – сказала Темпл.

Молина несколько секунд переваривала эту информацию.

– Получается, среда пропущена.

– Если только «дитя среды» не было убито где-нибудь еще. Если близнецы Стендиш убиты после полуночи, они обе жертвы четверга.

– Похоже, что они уби ты около полуночи, но я еще не видела подробных результатов вскрытия, чтобы это подтвердить. И никаких подобных убийств в среду в городе не было. К тому же, с чего бы убийце изменять своим привычкам? Все жертвы – участницы конкурса.

– Слишком много копов вокруг, например. Слишком опасно.

Молина покачала головой:

– Скорее всего, даты рождения – просто дурацкое совпадение. Гораздо больше об убийце говорит использование деталей костюмов в качестве орудия убийства. Возможно, этим он выражает ненависть к их работе, и вообще к женщинам как сексуальным объектам.

– Послушайте, лейтенант, – вмешалась Электра. – Кстати, о сексуальных объектах. Мы как раз обсуждали идею…

– Электра, не надо, – предупредила Темпл.

– Как вы думаете, может быть, убийца обалдеет, если увидит одну из жертв разгуливающей по «Голиафу» в костюме, как ни в чем не бывало? Этот кошачий костюмчик, про который мне рассказала Темпл, может очень хорошо сработать. Фактически, у Темпл подходящие размеры…

Лицо Молины окаменело от ярости:

– Костюмные пьесы оставьте для телесериалов! На эту старую уловку все равно никто не купится. И если вы думаете, что я позволю штатскому лицу изображать подставную утку, переодевшись в костюм жертвы убийства, с далеко идущей целью вывести убийцу из себя, вы еще более сумасшедшие, чем он!

– Я бы все равно не стала это делать, – быстро заверила Темпл. – Бедра.

Молина повернулась к ней, сверкнув глазами, точно цепной пес:

– Бедра? – пролаяла она.

– Я никогда не ношу вещей, которые открывают мой целлюлит, а костюмы стриптизерш не оставляют никакого простора для воображения. Но вот те туфельки с кошками я бы надела, – добавила она мечтательно. – Они обалденные.

Теперь Молина пыталась сдержать смех, а не злость:

– Жаль, что водевиль умер, как жанр, – наконец, сказала она. – Вы двое туда замечательно бы вписались. – Она повернулась к Электре: – Я полагаю, вы были знакомы с Максом Кинселлой?

– О, разумеется. Он был такой красавчик!

– Странно. Мисс Барр, кажется, относится к нему с меньшим энтузиазмом.

– Конечно, – парировала Электра. – Макс заплатил мне только за месяц, и Темпл, бедняжке, пришлось дальше платить одной.

– Угу. Я видела, что купчая составлена на них обоих) Молина снова повернулась к Темпл. – Это для вас не'слишком удобно, если вы задумаете переезжать в течение семи лет. После этого срока он по закону будет признан умершим.

– Семь лет… я об этом никогда не думала, – у Темпл перехватило дыхание. Одно дело – смириться с тем, что Макс ее бросил и не вернется, и совсем другое – официально признать его мертвым и заниматься оформлением бумаг.

– Так подумайте, – посоветовала Молина, уходя. Электра покачала головой и хихикнула, глядя вслед:

– Да, ей палец в рот не клади. Но я по-прежнему думаю, что вы могли бы замечательно справиться с ролью Китти номер два.

– Нет уж, Электра, я не хочу. Мне хватает неприятностей. Блин, эта схема со считалкой была так близка к идеалу!.. А тут… прямо как четверостишие, в котором одна строка никак не рифмуется, что бы ты ни делал.

– Возможно, это чересчур сложный путь, дорогая. Я вижу, что это вас обескураживает. Давайте вернемся к тому, что у нас есть на «Китти сити».

Темпл снова опустилась на стул, задумчиво разглядывая телефон:

– Что вы думаете об Айке Ветцеле, Электра?

– Что ему лучше не принимать ванну в моем присутствии, если у меня в руках будет включенный фен.

– Терпеть не можете этого парня, да?

– Он просто мечта мазохистки. Может быть, каждая из убитых стриптизерш осмелилась ему возражать. Я вполне могу представить себе, что он получает удовольствие, навязывая свою волю непослушным. Бедняжка Линди хлебнула с ним горя.

– Айки Линди?.. Электра кивнула:

– А вы не знали? О, кого у него только не было. Саванна Эшли, Китти Кардозо. Он всегда выбирает лучших – по крайней мере, раньше выбирал. Женщин, намеренных выбраться из задницы, в которой находятся.

– Вообще-то, тут есть странность, Электра. Судя по всему, он держит своих девочек в железном кулаке. Они делают то, что он скажет, или не работают в «Китти сити».

Айк всегда был против конкурса и не разрешал своим стриптизершам участвовать в нем. Но в этом году он вдруг изменил своей тиранской сущности и чуть ли не целуется с ПОПС. С чего бы это?

– Вы сами же разложили все по полочкам: прекрасное прикрытие для убийств. Он ничем не показывает свою злость на девочек за участие в конкурсе. Все его прошлые любовницы, – жертвы тирании, – собираются в одном месте – легкая добыча. Он один из спонсоров шоу. У него свободный доступ всюду, и никто ничего не заподозрит.

– Что ж, – сказала Темпл, – мне, кажется, не нужно заботиться о пиаре. Как заметил не так давно великий КБ, даже младенец может устроить паблисити для шоу, в котором участвует такое количество сексапильных девочек… А сейчас, когда в меню присутствуют еще и убийства, это настоящий пир для журналистов, и моим клиентам, похоже, нравится весь этот буфет. Они раздают интервью налево и направо, и каждая собака в городе знает о шоу в субботу вечером. Суббота. «Той, что родилась в субботу, нужно браться за работу». Как и мне, – она хлопнула себя по коленкам и встала. – Поскольку мне больше нечего делать, я могу расследовать убийства. А Молина высмеяла вашу идею с переодеванием, Электра. Давайте ее обскачем!

– С удовольствием! – Электра хлопнула ладонью о ладонь Темпл. – Партнер! С чего мы начнем? Хотите, я немедленно замастрячу вам костюмчик киски?

– Нет, никакого маскарада – Молина может пронюхать, никаких обнаженных бедер, только холодные железные факты, от которых она не сможет отмахнуться. Принесите мне в клювике того, кто имеет реальную информацию на близнецов Стендиш.

– Последние жертвы? Но они же не вписываются в схему.

– Именно поэтому их убийство – ключ ко всему. Я намерена узнать, почему они не вписываются, даже если это последнее, что я сделаю в жизни.

Электра кивнула, гроздь металлических звезд и полумесяцев в ее левом ухе столкнулась с серебряной кометой. Небеса приняли участие в сговоре.

Глава 30 Вовремя пришьешь… к пять премьера, и снова шоу…»

Темпл, как никто другой, была способна всем сердцем откликнуться на закулисную суету, сопровождавшую любую костюмную репетицию, начиная от последней любительской постановки, и кончая самым известным бродвейским хитом. Последний отборочный тур конкурса ничем не отличался от них.

И все же ей было трудно удержаться от горьких мыслей. К этому времени Молина сделала ошеломительный поворот на сто восемьдесят градусов и осуществила идею Электры насчет оживления Китти Кардозо. Темпл нисколько не возражала, чтобы очаровательная миниатюрная азиатка – сотрудница полиции, часто в качестве прикрытия изображавшая проституток, сыграла роль Китти Кардозо. Каждый профессионал должен заниматься своим делом, и брать на себя риск было прерогативой офицера Ли Чой. К тому же, у нее были требуемые по роли черные волосы. Депрессия одолела Темпл только к трем часам, когда она увидела, как офицер Чой идет мимо кулис: идеальная дублерша убитой стриптизерши. Эти туфельки с кошками были неотразимы.

К тому же, ей было тяжко видеть напоминание о живой Китти Кардозо, которую она знала только мельком, чьи боль и надежда слегка коснулись ее, как коснулись и Мэтта Девайна. Казалось жестокостью оживлять внешнюю оболочку погибшей, ее маску, под которой она работала и которую скоро собиралась сбросить навсегда. Почти также ужасно было наблюдать за Молл Филандерс, полностью включившейся в жизнь кулис, хлопочущей над стоявшим у сцены на особом лифте «вэмпайр» и общающейся со стриптизершами так, точно и вправду родилась в этой черной коже.

А Темпл, меж тем, была заперта в темной кладовке.

– Я понимаю, что вы считаете своей обязанностью присутствовать при отборочном туре конкурса, – сказала ей Молина. Темпл уже начинала тихо ненавидеть слова «я понимаю» из уст лейтенанта. – Но я не хочу, чтобы вас перепутали с Китти Кардозо. За исключением волос, вы очень похожи. У вас одинаковое телосложение. Так что не болтайтесь на виду. Сидите внизу, в гримерке, там вы будете в безопасности.

– Я когда-то считала, что подземные гаражи безопасны, – возразила Темпл.

– Неправильно думали, – отрезала Молина.

Сама лейтенантша переоделась в служителя сцены – синие джинсы и огромная футболка, ее темные волосы были зачесаны назад и собраны в миленький хвостик. Этот вид ни на секунду не мог бы одурачить Темпл. У Молины на лбу было написано: «коп», даже если бы она нарядилась в костюм клоуна. Они надеются, что убийца слепой, что ли?..

– Марш вниз! – приказала Молина, как будто Темпл была какой-то непослушной собачонкой, как раз когда все выступающие и техники собрались по местам, и здесь, наверху, должно было начаться настоящее веселье.

В гримерках царил хаос. Саванна Эшли устроила истерику по поводу пропавших сережек из дешевого стекла. С тех пор, как Иветта исчезла, кинозвезда сделалась еще более невыносимой и капризной.

В соседней гримерной стриптизерши толклись туда и сюда, далекие от стыдливости, нанося последние штрихи перед выступлением. Не менее дюжины голосов панически взывали о булавках, поскольку их костюмы внезапно разваливались на части, являя миру то, что было скрыто. Волосы, которые на репетициях были вполне послушны, ут отказывались завиваться и укладываться. Облака лака для волос висели в воздухе. Толстушка Зельда, костюмерша конкурса, носилась туда и сюда, позвякивая обручем, на который были нанизаны булавки, надетым на шею и лежащим, точно спасательный круг, на ее материнской груди. Она бегала от одной страждущей к другой, спасая их посредством булавок и ловких врачующих пальцев. Отчасти мать-настоятельница, отчасти хозяйка борделя, она собирала девочек на отборочный тур, точно заботливая мамаша, готовящая дочек к первому выходу в свет.

Вильма, швея и разносчица трусиков и косметики, тоже была здесь, одетая в ярко-розовую блузку навыпуск, точно беременная, и свои привычные черные слаксы. Она предлагала новые стринги взамен внезапно устаревших моделей тем стриптизершам, которым казалось, что их номера требуют чего-то поярче.

Темпл поразилась, какой популярностью вдруг стала пользоваться черная помада, которую продавала Вильма. Этот загробный цвет отлично сочетался с кошачьей маской Китти, да еще теперь все увидели его на Электре, которая нашла такую помаду наиболее подходящей для стиля хэви-металл и черной кожи. Сука с Базукой урвала последний тюбик, в то время как еще не менее шести страждущих толпились вокруг, умоляя дать им хотя бы попробовать.

Темпл поймала загнанный взгляд Вильмы и понимающе закатила глаза. Безумие, чистое безумие!

Первая партия выступающих внезапно покинула гримерку, точно стайка вспугнутых птиц. Кто первый?.. Успокойтесь, Бад и Лу, не вы, не вы!.. Остальные девушки последовали за ними, не в силах удержаться от соблазна посмотреть в щелку кулис на выступления соперниц, даже если это усиливало их волнения по поводу собственных номеров.

Зельда отправилась в комнату Саванны. Актриса не нужна была сегодня в жюри, но потребовала в точности рассчитать время для завтрашнего шестикратного переодевания. Каждый из ее костюмов сделал бы честь королеве бурлеска, и она намерена была их менять в течение финального шоу.

Темпл сидела в опустевшей общей гримерке, скрестив ноги в ярко-синих туфельках на бетонном полу. Млечный Путь рассыпанной сверкающей пудры пролегал на длинном подзеркальнике перед ней. В створках зеркал она могла видеть собственную спину в синей кофточке, заваленные косметикой подзеркальники и Вильму, сидящую на стуле у дверей с кольцом временно невостребованных крохотных трусиков на коленях.

Колонки, установленные в гримерке, передавали сюда переговоры в кулисах и приглушенную музыку из саунд-систем. Кто-то шикал, требуя тишины.

Темпл встала и подошла к Вильме:

– Похоже, мы сейчас никому не нужны. Пожилая женщина спокойно кивнула.

Темпл рассеянно перебрала трусики безвкусных расцветок, чей-то полет фантазии, воплощенный в эластичной ткани.

– Вы когда-нибудь продавали эти штучки обычным женщинам, желающим оживить свой интимный гардероб?

– О, господи, конечно нет. В наше время в магазинах хватает бюстгальтеров и бикини, чтобы удовлетворить их спрос. Правда, те модели для сцены не годятся – они непрочные. Вот поэтому мои девочки покупают у меня.

– Как вы начали этим заниматься?

Широкое лицо Вильмы затуманилось. Более обычной, домашней женщины трудно было себе представить. Ее распухшие от шитья пальцы осторожно перебирали блестящую гладкую ткань, призванную оттенять стройные бедра и плоские животы.

– Я шила для моих дочек, когда они занимались гимнастикой, – произнесла она тихим, задумчивым голосом, смягчившимся от воспоминаний. – Яркие, прочные костюмчики. Я научилась работать с эластичным материалом, а это нелегко. Здешним девочкам нужны такие же.

– Ваши девочки, наверное, теперь уже выросли? Вильма кивнула:

– Выросли, улетели… А я все шью.

– И у вас по-прежнему есть девочки, которым вы нужны.

Вильма снова кивнула.

Над ними из колонок продолжал доноситься отдаленный шум закулисной суеты. Там, наверху, офицер Чой в костюме Китти Кардозо мелькала в толпе, среди которой, возможно, скрывался убийца. Внезапно Темпл перестала сожалеть о том, что не имеет возможности участвовать в расставленной полицией ловушке. Она не коп и не частный сыщик. Она просто наблюдатель, как Вильма, случайное лицо на обочине этого экзотического стиля жизни, хотя Вильма больше вовлечена в пеструю карусель стрип-клубов. Она здесь своя. И эти девочки никогда не вырастут, чтобы перестать нуждаться в ее услугах. Имена и лица будут меняться, но потребности останутся все теми же.

– Почему они этим занимаются? – Темпл придвинула свой стул поближе к Вильме. Ножки стула заскрипели по бетону, точно протестуя против перемещения. Темпл уселась, заглушив противный скрежет.

– У вас есть дети? – спросила Вильма задумчиво. Этот вопрос не должен был застать Темпл врасплох, но он застал. Она давно его не слышала. Макс мог бы быть прекрасным отцом. С другой стороны, если посмотреть на это под иным углом, Макс мог бы быть отвратительным отцом – потому что сам в глубине души оставался ребенком.

– Нет, – ответила она. Вопрос не предполагал пространного ответа.

– Тогда вы никогда не видели вблизи удивительной невинности маленького ребенка. Никогда не видели, как… доверчивы дети. Какие они улыбчивые, абсолютно любящие, притягательные. Мои девочки – сплошные кудряшки, крохотные белые зубки, веселые глаза. Хохотушки. Они любили весь мир вокруг. Может, я когда-то была такой же хорошенькой, но я давно забыла об этом. Вы видите это в ребенке, и думаете, что же мы все забыли… И завидуете детям.

Темпл видела, как разглаживается лицо женщины от этих воспоминаний. Все морщинки, следы усталости как будто пропали. Прямые прядки плохо постриженных седых волос точно завились и вернули свой прежний цвет.

«Неужели это неизбежная часть материнства, – подумала Темпл, – скучать по своим детям и окончить дни в одиночестве?»

– Я ничего об этом не знаю, – призналась она. Ее материнский инстинкт не распространялся дальше заботы о здоровом режиме питания для Черныша Луи и беспокойстве по поводу его постоянных отлучек. – Но я видела фотографии, школьные снимки в газете… снимки одного несчастного ребенка, которого родители забили до смерти. И я поразилась, что малыш, живущий в таком кошмаре, так лучезарно, светло, так… доверчиво улыбался фотографу.

– Мир плевал на это доверие! – Вильма потрясла кольцом со стрингами, зажатым в кулаке. Темпл заметила, что руки у нее были крупными, с грубыми распухшими костяшками. Шитье, должно быть, сильно ухудшало состояние артритных суставов. Смятая кучка пестрых стрингов упала на подзеркальник. – Он коверкает всю эту чудесную невинность. Бедные девочки. Бедные. Они не понимают. Не видят себя со стороны. А эти, которые их увечат, они обвиняют во всем неотразимую притягательность невинности… Невинные, вот что такое все эти девочки, – Вильма обвела горьким взглядом гримерку, каждую деталь ее блестящей мишуры в безжалостном свете лампочек над зеркалами. – Даже если они отрицают это, даже если смеются и говорят, что им лучше знать… Исковерканная невинность.

– Это у них бравада, – сказала Темпл. Речь Вильмы была такой старомодной, страстной, как речь проповедника, пугающего адским огнем. – Ваши дочери… они тоже в этом бизнесе?

Вильма кивнула с отсутствующим видом. Ее выцветшие глаза смотрели куда-то в прошлое.

– Где-нибудь.

– Вы потеряли с ними связь?

– Потеряла, да. Я их потеряла.

– Простите… У вас был неудачный брак?

– Хуже не придумаешь. Я-то думала, он просто бьет меня и все. Я думала, что переживу, что должна терпеть. Я его боялась, была уверена, что сама виновата: делаю что-то и это его бесит… И оставалась с ним, сколько могла. Слишком долго.

– А ваши дети?

Ее глаза сделались совершенно мертвыми.

– Я узнала, что он… все время с ними развлекался. Все это время. Они тоже его страшно боялись.

– Сколько им было лет?

– Когда я, наконец, узнала? Шесть.

Воздух, который Темпл успела вдохнуть, застрял в ее груди от невыразимого ужаса, заключенного в этих словах, и с трудом вырвался между сжатыми зубами.

– И вы забрали детей и ушли?

Вильма почти незаметно качнула головой:

– У меня случился нервный срыв. Тогда ведь о таких вещах никто даже не слышал. Инцест случался только в Библии. Меня забрали в больницу.

– А дети?

– Остались с ним. Он был их отцом, а мать… мать была недееспособна, так сказали, – губы Вильмы исказила кривая усмешка, которая напомнила Темпл молчаливый вопль. – Я была слишком растеряна и… расстроена. Мне никто не поверил. А дети слишком напуганы, чтобы рассказать. Он уж постарался.

Она взглянула на Темпл, ее глаза постепенно прояснились. Ее тон сделался другим, более живым, как будто она внезапно вышла из транса.

– Смотрите-ка, детка, вас тоже бьют?

Большая, изуродованная артритом рука протянулась к щеке Темпл.

Темпл инстинктивно отшатнулась, хотя и понимала, что это выглядит грубо.

– Я в порядке. Это просто… дурацкий инцидент. Споткнулась.

Выражение сочувствия на лице Вильмы сменилось усталостью:

– Да. Конечно. Но у меня кое-что есть для вас. Совершенно замечательный тональный крем. Вы бы знали, сколько девочек возвращаются с выходных все в синяках. На лице, на руках, на ногах… Вот, попробуйте.

Темпл взяла маленький тюбик, аннотация на котором утверждала, что он скрывает ожоги и родимые пятна. Она никогда таким не пользовалась, поэтому очень острожно нанесла несколько крохотных мазков на синяк у глаза. Противный цвет в зеркале, проступавший сквозь ее собственную косметику, исчез.

– Вы такая хорошенькая, – сказала Вильма прежним монотонным голосом. – Вы не должны это терпеть. Вам не надо тут работать.

– Я не… меня не любовник избил, – сказала Темпл неловко. – Меня пытались ограбить. Но я не могу позволить дурацкой случайности лишить меня работы. Можно, я куплю у вас этот крем? – Она потянулась к сумке.

Рука Вильмы, горячая и жесткая, перехватила ее руку прежде, чем она успела достать кошелек.

– Ничего не надо платить. Я ни с кого не беру денег за этот крем.

– Спасибо…

– Такая девочка как вы, хорошенькая и воспитанная, не должна здесь находиться.

– Я и не буду… скоро.

Темпл высвободила руку и выпрямилась на стуле, прислушиваясь к отдаленным звукам сцены, доносящимся из колонок в мрачной пустой гримерке.

– Сколько вам лет? – вдруг спросила Вильма.

– Тридцать, – ответила Темпл. В желудке у нее стало холодно.

– Тридцать. Хороший возраст. Достаточно взрослая, чтобы кое-что понимать, и достаточно молодая, чтобы не начать разваливаться на части… Когда у вас день рождения?

– Я Близнецы, – ответила Темпл, стараясь потянуть время. Ее мысли кипели, как вода в чайнике. Этот вопрос про день рождения звучал абсолютно невинно… Но никто в наше время не интересуется ни чьими днями рождения. Кроме нее и убийцы. Нет!.. Этот интерес – просто проявление материнского инстинкта со стороны Вильмы. Темпл даже не подумала бы ни о чем таком, если бы не была настолько вымотанной и расстроенной, если бы не подвергалась стрессу и не видела смерть так близко, в таких неподходящих местах, на таких невинных лицах…

Вильма кивнула, достала иголку с ниткой и начала зашивать незаметную дырочку на стрингах, рассуждая о Близнецах:

– С конца мая по конец июня. Хорошее время года. Хорошее время, чтобы родиться, неплохое для того, чтобы выйти замуж… для рождения детей, да и для смерти тоже. Вы ведь июньская, да? Середина Близнецов?

– Июньская, – ответила Темпл неохотно.

– А какого числа?

– Зачем вам?

Лохматые брови Вильмы приподнялись от удивления:

– Как зачем? Я делаю тортики на дни рождения девочек. Ничего страшного, они быстро выгоняют все калории, пока танцуют. Вы, молодые, можете слона съесть, и все равно оставаться тоненькими, как спички. Особенно, с такой практикой. И с этой ужасной, громкой, вечно повторяющейся музыкой.

– Вы приносите торты на каждый день рождения? Вильма кивнула:

– Домашние. Последний был «Леди Балтимор». Никто больше не печет «Леди Балтимор». Но мне для моих девочек ничего не жалко.

– Я помню, видела тут полусъеденный торт в начале недели…