Текст книги "Тэлон (ЛП)"
Автор книги: Кериен Коул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)
Глава 35
ТЭЛОН
Ш-ш-шух!
Ш-ш-шух!
Ш-ш-шух!
Я, помнится, любил слушать шум океана. До тех пор, пока он не поселился в моем ухе навечно.
Этот долбанный шум и время от времени легкий свистящий звон начали выматывать мне нервы пару месяцев назад. Я не обращал на них внимания, думал, что во время репетиций сидел слишком близко к усилителю или что вода попала в ухо, когда я принимал душ.
По глупости списывал непривычное чувство усталости на то, что перетренировался в зале или что с недавних пор в моей жизни очень много секса. После оргазма мне всегда хочется спать – вполне уважительная причина, разве нет? Меня все устраивало.
– Я хочу немного побыть один, – прошу я, откидываясь на подушки, прислоненные к изголовью кровати. Боже, до чего же хорошо снова лежать на собственной кровати. – Выключи, пожалуйста, потолочный вентилятор. У меня от него голова кружится.
Я зажмуриваюсь, стараясь усилием воли заставить мозг не кружиться вместе с вентилятором. Кружиться и кружиться…
– Прости. Не подумала… – Она в буквальном смысле бежит к выключателю на стене, чтобы остановить вентилятор. – Тебе что-нибудь принести? Может, что-то перекусить?
Я слегка качаю головой, не открывая глаза. Не хочу ее видеть. Не хочу не слышать половины того, что она говорит. И особенно не хочу видеть самые красивые на свете глаза грустными, зная, что это из-за меня.
– Нет. Лучше иди.
Несколько секунд я выжидаю, а потом открываю глаза, чтобы проверить, ушла ли она. Ушла.
Знаю, что веду себя как мудак. Это не специально. Я даже честно стараюсь не быть мудаком, но прямо сейчас мне нужно немного пространства, чтобы осознать и принять херню, которая перевернула мою жизнь вверх дном всего за несколько дней.
Мои родители со всей присущей им изобретательностью арендовали роскошный дом на колесах, чтобы доставить нас с Азией домой. Идея отличная, но только в теории. Комфортно, свободно, есть большая кровать, на которой можно лежать всю поездку, и Азия будет спать со мной рядом. Так, вероятно, думала моя мама. И в чем-то была права. Я очень хотел, чтобы моя жена была рядом, но только не каждую секунду из тех пятидесяти часов, что нам потребовалось, чтобы добраться домой. В доме на колесах у меня не было ни малейшего шанса хоть как-то скрыть всю убогость и неприглядность своего состояния.
Примерно на полпути мы попали в жуткую пробку, и огромная машина два часа непрерывно толкалась в плотном потоке то останавливаясь, то снова трогаясь. Головокружение тут же дало о себе знать, и я блевал без остановки. И это в очень ограниченном пространстве, где моя жена и родители были вынуждены слышать, как меня выворачивает наизнанку. А запах? Страшно вспомнить. Отец догадался зажечь какую-то хер знает откуда взявшуюся ароматическую палочку, и еще два часа после пробки они с мамой тарахтели про путешествия на машине, которые совершали в юности, в семидесятых.
Все вокруг вертелось – потолок, окна, проезжающие мимо машины. Пол и потолок иногда просто менялись местами. Отцу приходилось помогать мне добираться до туалета и держать в крошечном душе, пока я отчаянно цеплялся за стены, уверенный, что машина опрокидывается на бок.
Несколько лет назад я, бывало, закидывался кислотой, но это в разы хуже самой невероятной психоделической химии, которую я пробовал.
Удивительно, как я мог вытворять такое из соображений удовольствия. Напиться, обкуриться, натворить дел, за которые до сих пор стыдно, и называть это «отлично провести время». Я платил тысячи долларов, чтобы почувствовать слабое подобие того, от чего мучаюсь сейчас. Но когда это происходит против твоей воли и не поддается контролю? Совсем другая история.
Сегодня утром родители и Азия отвозили меня к местному ЛОРу, чтобы обсудить мой случай. Вот именно, теперь я – случай из чьей-то там практики. Случай, которому требуется аж три няньки. От мысли попробовать забраться в мой монстр-трак меня мутит. Возможно, я больше никогда не смогу водить машину.
Теперь я снова дома, с подтвержденным диагнозом; у меня болезнь, название которой я едва могу произнести и уж точно не смогу правильно написать. А еще у меня есть куча лекарств и памятка, определяющая изменения в образе жизни, которые должны помочь адаптироваться к моему состоянию.
Чтоб. Я. Сдох!
Очень трудно справиться с желанием спуститься вниз, в собственный тренажерный зал, выпустить пар, а потом запереться в студии. Это мой образ жизни. Я много лет жил именно так. Но сейчас одна только задача спуститься самостоятельно по лестнице, не грохнувшись и не свернув себе шею, кажется невыполнимой миссией. И даже просто попытаться играть или писать музыку с таким шумом в голове точно невозможно.
«Шум должен постепенно пройти, – уверял доктор. – Лекарствам нужно время, они не начнут действовать сразу».
Я сейчас должен готовиться к выходу на сцену и перед тысячами играть музыку, на сочинение которой потратил месяцы. Мои фанаты. Но нет, на моем месте, рядом с моими братьями и кузенами, будет стоять говнюк Финн. Стоять и купаться в моем по праву успехе.
С каждым часом, что я провожу в постели, злоба и тоска пробираются в душу все глубже.
Моя жизнь кончена.
Азия входит в комнату, как всегда очаровательная и милая, в летящей белой рубашке, которая придает ей еще большее сходство с крылатой феей. На голове у нее тонкий золотистый ободок, темные волосы убраны назад, отчего глаза кажутся еще больше и ярче. Она опускает на кровать поднос с двумя тарелками супа и тостами.
– Я тут подумала: почему бы нам не устроить пикник! – заявляет она, присаживаясь по другую сторону подноса.
– Я не собираюсь проводить всю оставшуюся жизнь в этой гребаной кровати.
Она улыбается и мастерски игнорирует мое дурное настроение. В этом искусстве она за последние несколько дней чертовски преуспела.
– Знаю, милый. Врач говорил, что лекарства помогут справиться с головокружением и тошнотой уже через несколько дней. Нет ничего ужасного в том, чтобы немного полежать и отдохнуть.
– Я не хочу есть. Правда. Если поем, меня опять вырвет.
– Здесь только овощи и рис; все очень мягкое. Я специально приготовила. Мне кажется, если ты будешь есть медленно и постараешься не переводить взгляд вверх-вниз, на тарелку и обратно, пока ешь, все будет нормально. Или я могу сама тебя покормить. Мне это только приятно.
– Ты, наверное, шутишь? – Я слегка отталкиваю поднос прочь. – Это должно быть очень смешно.
Ее улыбка исчезает на секунду, но Азия тут же заставляет себя улыбнуться снова, и меня охватывает чувство вины. Она старается, приготовила для меня обед, а я отталкиваю ее.
– Я не шучу, я хочу помочь, Тэл.
– Знаю. Прости.
Все еще пытаясь меня подбодрить, она с деланным энтузиазмом заставляет себя съесть пару ложек супа, а я наблюдаю, как она ест, как подносит ложку ко рту. Зрелище завораживает и угнетает одновременно. Когда мы в последний раз занимались сексом? Даже не помню. Наверное, больше недели назад. От этой мысли мне не по себе. И именно тогда, когда ее бывший пытался с ней связаться. Я все еще злюсь из-за той истории, хотя, конечно, отреагировал, как последний мудак, не стоило так на нее нападать. А сейчас боюсь, что, если не смогу сделать ее счастливой, кто-то другой справится с этим лучше. И я даже понял бы, если бы при нынешнем положении вещей она сама захотела бы найти кого-то другого.
– Нельзя все время принимать лекарства на пустой желудок. Пожалуйста, поешь немного. – Она притворно надувает губы и делает грустное лицо. – Ради меня?
– Разве я могу тебе отказать, Мармеладка? – Изображать человека, которым я был до того, как начался этот дурдом, не так просто, но я заставляю себя, просто чтобы хоть иногда видеть ее искреннюю улыбку.
Я съедаю всю тарелку. Не только потому, что суп очень вкусный. Но еще и потому, что Азия была права – если не смотреть все время вниз-вверх, на тарелку и обратно, справиться с накатывающей порой тошнотой гораздо проще. Интересно, она сама это придумала или вычитала в интернете? Зная ее, я бы не удивился. Она частенько тайком сидит на специальных сайтах, посвященных моей болезни, и пытается выяснить, как можно облегчить мне жизнь.
– Я отнесу это все вниз, – говорит она, поднимаясь и собирая посуду на поднос.
– Оставь это и подойди на секунду поближе.
– Что случилось? – спрашивает она, немного нахмурившись, опускает поднос на пол и садится на кровать рядом со мной.
Я обвиваю руками ее талию и, притянув поближе, осторожно целую в губы.
– Просто хотел сказать «спасибо».
– Не надо меня благодарить. Я лишь хочу, чтобы ты поправился.
– А я не хочу, чтобы ты превратилась в мою сиделку, Аз.
– Я могла бы одеться сексуальной медсестрой, – поддразнивает она, улыбаясь.
– Звучит, конечно, заманчиво, Мармеладка. Но я серьезно. Не хочу, чтобы наша жизнь превратилась вот в это. У нас еще даже медового месяца не было, а…
Она закрывает мне рот поцелуем.
– Перестань нервничать, – успокаивает меня Азия спустя некоторое время и снова целует. – Тебе скоро станет намного лучше, и все будет хорошо. И потом, мне нравится за тобой ухаживать. Я чувствую себя нужной и полезной.
– Ты очень нужная и полезная, – шепчу я и притягиваю ее обратно, но это небольшое движение неожиданно вызывает приступ тошноты, и я выпускаю Азию из объятий, чтобы попытаться остановить приступ, надавив на лоб пальцам. – Черт! Голова резко закружилась… прости…
– Ничего страшного, – улыбается она так, словно и правда ничего не случилось. Но для меня это катастрофа. Я хочу обнять ее, стащить с нее одежду и целовать каждую часть ее тела, пока она не начнет задыхаться и кричать от удовольствия.
Услышу ли я еще когда-нибудь, как Азия издает эти звуки? Или этот идиотский белый шум в моей голове заглушит ее нежный шепот в моменты страсти навсегда? Почти уверен, что она в эту минуту думает о том же.
– Я быстро отнесу посуду вниз и вернусь…
Не думал, что когда-то буду горд собой только оттого, что сумел принять душ без посторонней помощи, но вот оно! Я горжусь собой! По пути в ванную пришлось два раза остановиться, цепляясь за мебель, потому что комната вертелась перед глазами, но я справился. Трудно было избавиться от навязчивых картин, которые подсовывало разыгравшееся не на шутку воображение, – как я падаю, задевая стеклянные дверцы душевой, как разлетаются вокруг мелкие осколки, как оказываются порезаны все до одной мои вены, и как я медленно умираю в огромной луже крови, но пришлось рискнуть.
Я не позволю болезни разрушить мою жизнь окончательно. Каждая маленькая уступка с моей стороны означает, что Меньер побеждает, а я не могу позволить ему одержать верх.
Теперь я сижу в постели и вдыхаю ароматы ванили и лаванды, доносящиеся из ванной, где совершает свой банный ритуал Азия. Она знает, что это мое любимое сочетание ее волшебных банных средств, поэтому я решил, что это хороший знак. Она скучает по мне так же, как я по ней.
– По тебе определенно можно сказать, что ты чувствуешь себя лучше, – отмечает она, когда выходит из ванной в моей футболке и розовых атласных трусиках.
– Голова кружится меньше, но чувство усталости и вялость не проходят.
Лекарства немного помогают с тошнотой и головокружениями, но от них я постоянно чувствую слабость, и это жутко раздражает.
Как только Азия забирается в кровать рядом со мной, я протягиваю к ней руку. Она тут же прижимается ко мне и устраивается полулежа на моей груди. Мы долго целуемся, я глажу ее спину, ласкаю нежные ягодицы. Она такая теплая и мягкая и пахнет, как букет цветов нежным летним вечером. Я скучал по ней как сумасшедший. Она приподнимается и снимает тонкую футболку, а потом снова возвращается в мои объятия. Когда я осторожно стягиваю ее маленькие трусики, ее дыхание учащается. Азия быстро помогает мне избавиться от них, и я без промедления запускаю руку между ее бедер и удовлетворенно вздыхаю, почувствовав, какая она уже влажная. Она хочет меня, как раньше.
Девушка цепляет пальцем резинку моих боксеров, стаскивает их вниз, берет в руку мой уже затвердевший член и начинает ласкать его от основания до головки. Со стоном я переворачиваю нас обоих так, что она оказывается на спине и широко раздвигает ноги. Я сразу вхожу в нее и начинаю двигаться. Сердце колотится в груди, в голове туман от удовольствия – вот, что мне нужно, чтобы забыть все то дерьмо, что со мной происходит.
– Не спеши, Тэлли… – шепчет она, обвивая меня руками.
– Не могу. Я по тебе слишком сильно скучаю, Мармеладка.
– Я тоже по тебе скучаю.
Она руками проводит по моим плечам, прижимается ко мне, тяжело дыша, и я впиваюсь в ее губы поцелуем. Азия еще шире разводит бедра и, подняв одну ногу, обвивает ею мою талию, притягивая меня, приглашая глубже. Я целую ее шею, покусываю нежное место, где под кожей бьется маленькая венка, опускаю голову вниз, чтобы прильнуть к ее соску и облизываю его. Она выгибается подо мной и проводит руками по моей спине, слегка царапая кожу. Мне это нравится, и она это знает.
– Тэлон… – выдыхает она, но в тот раз я ее едва слышу, потому что шум в голове становится громче.
Она запускает пальцы в мои волосы, слегка тянет в свою сторону. Я поднимаю голову, прикасаюсь губами к ее губам, и все. Такое чувство, словно врезался в бетонную стену – понятие твердой поверхности под ногами, кажется, совсем не существует, и я падаю, цепляясь за одеяло, пытаясь удержать рвотный позыв. Я быстро высвобождаюсь из объятий и перекатываюсь на другую сторону постели, испытывая ужас из-за того, что меня может стошнить прямо на жену.
– Тэлон? – Ее голос, еще секунду назад полный желания и страсти, теперь звучит обеспокоенно и испуганно.
– Черт! Все вертится… – Я сжимаю руками голову, пытаясь остановить головокружение, но все кружится, даже когда я закрываю глаза.
Она садится в кровати и притягивает меня к себе, укладывает мою голову себе на колени, осторожно массирует мне виски.
– Все нормально, родной. Дыши поглубже, только не паникуй.
Я все еще стараюсь унять тошноту. Не хватало только, чтобы меня вырвало в нашей спальне. Член у меня стремительно падает, пока я всеми силами пытаюсь остановить американские горки в собственной голове.
Азия прикасается губами к моему лбу.
– Все нормально, это пройдет, – шепчет она, слегка массируя кончиками пальцев мою голову. Это действительно помогает, дает возможность сфокусироваться на какой-то внешней точке, дает понять, где верх, а где низ.
Не знаю, сколько времени мы проводим, лежа в таком положении, но приступ в конце концов проходит. Мармеладка помогает мне занять привычное положение – наполовину лежачее, когда я откидываюсь на подушки, – и в темноте подносит к моим губам стакан воды.
– Прости, милая, мне очень жаль. – Я хватаю ее руку, прижимаю к губам и целую ее пальцы.
– Все в порядке. Просто еще слишком рано. – Азия устраивается рядом, прижавшись к моей груди и накрывает нас одеялом.
Слишком рано, чтобы заняться любовью с моей женой.
– Да, – вздыхаю я.
Мне так хочется, чтобы она прижалась ко мне грудью, я бы обнял ее за талию, и мы бы уснули, соприкоснувшись головами, – как всегда засыпаем вместе. Но если убрать подушки и лечь, жутко кружится голова. В подобном состоянии я ни за что не смогу уснуть, лежа рядом с женой, как нормальный человек.
Я плохо слышу.
Не могу играть.
Не могу трахаться.
Не могу спать.
Не могу лежать, обняв жену.
Азия немного приподнимается, чтобы поцеловать меня в щеку, потом прикасается губами к мочке моего уха, которое почти не слышит, и снова кладет голову мне на плечо, готовясь уснуть.
Я почти уверен, что она что-то сказала, но из-за шума в голове не расслышал что именно, поэтому просто надеюсь, что она прошептала именно те слова, которые я жду уже какое-то время.
Похоже, все что мне теперь остается делать – это ждать и надеяться.
Надежда и в самом деле умирает последней.
Глава 36
ТЭЛОН
В конечном счете все эти лекарства – чушь собачья. Вроде бы с чем-то немного помогают, но потом становится только хуже, и это «хуже» продолжается дней десять. Таблетки, которые я должен принимать, облегчают головокружения, тошноту и головные боли, но от них я чувствую усталость и слабость, а сознание они затуманивают так сильно, что иногда сложно составить пару нормальных предложений. Из-за всего этого, плюс из-за непрерывного шума в ушах и давящей головной боли, настроение у меня постоянно преотвратное, а иногда я ни с того ни с сего впадаю в яростные истерики, как правило по невообразимо нелепым поводам.
С момента моего полета со сцены прошло две недели, и я чувствую себя немного лучше, поэтому сижу в гостиной с ноутбуком, отвечаю на накопившиеся письма и разгребаю дерьмо в социальных сетях. Видеть фотографии с последних концертов, где на сцене на моем месте стоит и играет мои песни Финн, просто невыносимо.
Менеджер группы совместно с пиар-спецами решили сообщить всем, что инцидент с падением был связан с простудой и высокой температурой. Это почему-то лучше, чем объявлять о наличии у меня хронического заболевания. Ведь моя болезнь может негативно повлиять на продажи, если фанаты узнают, что я, возможно, больше не смогу играть на концертах.
Я превратился в небольшой неприятный секрет.
Следующее мини-турне запланировано на апрель, и по всеобщему мнению к тому времени я «возьму себя в руки».
Боковым зрением замечаю какое-то движение и, подняв голову, обнаруживаю стоящего прямо передо мной Лукаса. Я даже не слышал, как он вошел, потому что, очевидно, вот так теперь мне придется жить. Практически без слуха. Люди могут приходить и уходить, а я даже не замечу.
Я убираю ноутбук в сторону и медленно поднимаюсь.
– Здорово, бро! Выглядишь получше. – Он слегка приобнимает меня за плечи. Лукас всегда был таким: обнять при встрече – совершенно в его стиле.
– Спасибо. Готов ехать?
– Ага.
Мы быстро прощаемся с Азией и направляемся к выходу, на лужайку перед домом. На улице холоднее, чем я ожидал, но после двух недель безвылазного сидения в доме здорово оказаться снаружи.
– Спасибо, что заехал, – благодарю я, когда мы усаживаемся в его «Корветт».
– Без проблем, Тэл. Только скажи, если что-то нужно.
Я киваю, мысленно собираясь перед поездкой в машине. Горная дорога, ведущая к нашему дому от основного шоссе, стала для меня злом в чистом виде. Когда бы мне ни пришлось оказаться в машине, едущей к дому или от него, я могу быть уверен, что пару раз придется остановиться, чтобы проблеваться. А это всего одна миля, пусть и горного серпантина. Машина Лукаса с очень низкой посадкой, что тоже не особо помогает.
– Ты в порядке? – спрашивает Лукас, когда мы наконец добираемся до подножия холма.
– Как же меня это задолбало! – Я отпускаю подлокотник двери, в который неосознанно вцепился, пока мы ехали. – Бесконечные американские горки!
– Куда сначала? Давай начнем с ювелира, а потом уже в студию к Ашеру?
– Да, нормально.
– Зачем тебе потребовался ювелир?
– Несколько недель назад я купил Азии кольцо. В конце гребаного эксперимента хотел сделать ей предложение по-настоящему, – объясняю я, затягивая потуже ремешок браслета, который Азия дала мне пару дней назад. Она где-то вычитала, что это помогает отвлечься от возникающей при движении тошноты, но, по-моему, браслет не особо работает.
– Отличная идея. Ей очень понравится.
– Да… – Я в этом уже не так уверен. – Посмотрим. Сейчас многое изменилось.
– Почему? Потому что ты заболел? Это ничего не меняет, Тэл. Вы – по-прежнему вы.
– Нет. Я уже не совсем, – качаю головой я в ответ. – Я сейчас совсем другой человек.
– Чушь какая! Не вздумай позволить неприятностям нарушить твои планы. Прошло всего несколько недель, все наладится.
Лукас ждет в машине, пока я захожу в магазин, чтобы оплатить оставшуюся сумму и забрать маленькую блестящую черную коробочку с бриллиантовым кольцом, которое стоит чуть больше, чем мой мотоцикл. Для меня оно стоит даже больше. Проблема в том, что я, похоже, уже совсем ничего не стою.
– Зашибенски красивое кольцо, – присвистывает Лукас, когда я, вернувшись в машину, показываю ему содержимое коробки. – Если ты, не дай бог, не отдашь его Азии, я тебе задницу надеру.
– Я подумаю. Поехали.
К тому времени, когда мы добираемся до студии Ашера, голова у меня буквально раскалывается, но я твердо намерен вернуться к ежедневным репетициям и написанию новых композиций.
– Эй, ты наконец здесь! – удивленно восклицает Ашер, когда мы заходим внутрь. – Бери гитару, давай не будем терять время. Мы как раз собирались начать со вступления к «Лживым связям».
Ага. «Лживые связи» – новая рок баллада, которую я закончил как раз перед отъездом в турне, посвященному Хэллоуину. Мы планировали отложить релиз до выхода нашего нового альбома этой весной. Начинается она с крутейшего соло на скрипке в исполнении Лукаса, потом вступают ударные, а затем уже все мы. Что ж, до вступления ударных я держусь довольно неплохо, но барабаны звучат очень, очень громко и в то же время как-то приглушенно. К тому моменту, как вступают остальные, и начинает петь Ашер, в голове у меня не музыка, а сплошной бессмысленный шум. Словно это вообще не музыка вокруг меня, а просто беспорядочный набор безумных орущих звуков. Этот дурдом бьется мне в уши, и я совсем не могу уловить в нем хоть какой-то ритм. Стая гремлинов скребется и визжит у меня в черепе, не давая услышать те звуки, которые я отчаянно пытаюсь уловить. Я решаю отойти немного в сторону, попытаться встать подальше от остальных, но едва не падаю в процессе, споткнувшись о провод, который не заметил на полу.
– Эй, эй, эй!!! – кричит Ашер, бросаясь мне на помощь. – Всем стоп!
Я прислоняюсь к стене и стараюсь сфокусировать зрение, иногда оно сильно ухудшается во время приступа.
Да чтоб меня!
– Ты в порядке? – Ашер прикасается к моему плечу. – У тебя зрачки опять дергаются.
– Все нормально, – отвечаю я, отталкивая его руку. – Просто здесь сегодня громче, чем обычно.
– Тэл, послушай меня, – спокойно говорит Ашер, не сводя с меня глаз. – Мы играем не громче, чем обычно, когда репетируем. Ты пока еще не готов. Я говорил, что, возможно, ты спешишь, надо еще подождать.
Рядом с нами появляется Шторм. Он напряженно смотрит на меня, теперь сидящего на коленях. Пришлось опуститься, иначе я мог рухнуть на гребаный пол.
– Тебе нужно отдохнуть еще несколько недель. Дай себе самому возможность привыкнуть к состоянию.
– Я устал отдыхать, черт возьми!
– Мы это знаем. Но тебе придется. К сожалению, от болезни не получится просто отмахнуться.
Я раздраженно сжимаю голову в руках, стараясь угомонить шум в ушах. Если бы только шум успокоился, все было бы в порядке.
– У меня не получается отмахнуться, Аш, сколько бы я не пытался. Эта сраная болезнь разрушила всю мою жизнь.
– Неправда, – парирует он и поворачивается к Лукасу. – Можешь отвезти его обратно домой?
– Хватит обращаться со мной, как с сопливым малышом!
Я заставляю себя подняться на ноги. Ашер отводит меня в сторону, приобняв одной рукой за плечи, и я ненавижу себя за то, что мне приходится опереться на него только для того, чтобы идти ровно.
– Аш, ты не знаешь, каково мне…
– Ты прав, не знаю. Но вижу, как тебе плохо. Возьми еще неделю-другую – столько времени, сколько потребуется. Мы все за тебя волнуемся, и единственное, чего мы хотим – чтобы ты поправился.
Все это очень сильно напоминает то время, когда Вэндал слетел с катушек от горя, и мы все попросили его взять отпуск, сделать перерыв в работе с группой. Клянусь, мы все прокляты.
Хочется ударить кого-нибудь или тупо биться головой о стену – что угодно, лишь бы прекратить муку, что поселилась у меня в ухе.
– Пусть Лукас отвезет тебя домой. Продолжай принимать лекарства и отдыхай. Ты же бросил курить и не пьешь больше?
– Да, бросил и то, и другое. Я не идиот.
– Никто не говорит, что ты идиот. Лечение займет какое-то время. Но, когда ты будешь готов вернуться, мы будем ждать тебя здесь. Именно ты пишешь убойные песни, парень. Ты нам нужен.
Фрагмент за фрагментом я теряю все те аспекты своей жизни, которые делают меня мной.
– Все наладится, – говорит Лукас спустя несколько минут езды на машине в полной тишине. По крайней мере, полной тишины для него. Я о тишине могу только мечтать, ведь шум в ухе по громкости близок к авиалайнеру на взлетной полосе.
– Я рано или поздно потеряю все.
– Не потеряешь. Ты не пробовал играть на акустической гитаре? Попробуй дома?
– Нет, не пробовал. Какой смысл? – Я качаю головой, хотя пора бы уже избавиться от этой привычки – каждый раз я на несколько секунд теряю равновесие.
– Попробуй как-нибудь. Посмотри, как будет звучать, может, тебе понравится. А потом позвони, поговорим.
– Зачем?
– Просто попробуй. И прекрати вести себя так, словно мы все на тебя нападаем, а ты вечно защищаешься. Мы на твоей стороне, Тэл. Подари Азии кольцо, устройте с ней медовый месяц. Может быть, имеет смысл найти группу поддержки для людей, которые борются с этой же хренью.
– Группа гребаной поддержки? – Я невесело смеюсь и разворачиваюсь к нему так резко, что едва сдерживаюсь, чтобы не заблевать переднюю панель. – Ты шутишь? И я не могу сесть в самолет! Куда, по-твоему, мы должны отправиться в медовый месяц? Азия заслуживает самое лучшее, а не это дерьмо.
– Ты можешь устроить медовый месяц в палатке на своем же собственном заднем дворе, придурок. Дело не в том где. И, поверь мне, ей наплевать на твое самое лучшее.
– Это она тебе сказала? Когда ты с ней разговаривал?
– Расслабься. Она иногда пишет мне. Она переживает, боится, что ты отдаляешься от нее.
– Великолепно!
Я знаю Азию достаточно хорошо, чтобы понимать, насколько плохо дело. Она бы никогда не обратилась к Лукасу, если бы не была в отчаянии. Для того, чтобы выговориться, у нее есть Кэт. Если она дошла до Лукаса, значит, чувствует себя гораздо хуже, чем дает мне понять. При мне она старается держаться бодрячком.
– Не вздумай на нее сердиться, Тэл. Ей одиноко. Она по тебе скучает. Никакие отношения не выдержат такого количества стресса, если она видит, что ты не хочешь, чтобы она была рядом.
– Как будто я этого не знаю, – бормочу я. Мой брак, похоже, разваливается так же быстро, как карьера.
Я опускаю голову на подголовник и закрываю глаза. Когда же это все закончится.
Кольцо я убираю в карман куртки, чтобы Азия не увидела его, когда я зайду в дом, а Лукаса отправляю домой, вместо того чтобы позволить ему довести меня до самой двери, как заплутавшего забулдыгу.
Жену я обнаруживаю в мастерской, она примеряет костюм на один из своих манекенов.
– Привет! Ты быстро вернулся. – Она целует меня в щеку.
– Не смог играть… Этот шум для меня, видимо, слишком… Не знаю. Я как будто оказался в совсем незнакомом месте, а не у себя в студии. Полный отстой.
Азия слегка склоняет голову и улыбается немного грустно.
– Может, стоит попробовать слуховой аппарат?
– Нет. Ни за что. Уж лучше сразу сдохнуть.
Я не могу. Слуховой аппарат для меня все равно что выбросить белый флаг и признать, что чертов Меньер победил. Это будет значить, что я принимаю тот факт, что я – убогий калека.
– Ладно. Я просто предложила, не хочу спорить. Совсем не хочу.
Она разворачивается ко мне, бросив на произвол судьбы манекен, и, взявшись за края моей куртки, стягивает ее с меня и сбрасывает на пол. Прижавшись ко мне, она запускает руки мне под футболку, проводит прохладными ладонями по животу, а потом тянется вниз, к молнии на джинсах. Она не сводит с меня взгляда, в ее глазах горит дерзкий огонек, которого я раньше никогда не видел.
– Что ты делаешь? – шепотом спрашиваю я.
– Беру то, что хочу.
Я с шумом выдыхаю, когда она тянет замочек молнии вниз, берется за пояс моих джинсов и, ловко расстегнув пуговицу тонкими пальцами, стягивает их до колен. Затем Азия опускается на колени, чтобы снять их окончательно, а за ними и мои ботинки. Снова поднявшись на ноги, она льнет ко мне и целует в губы, одновременно расстегивая на мне фланелевую рубашку.
– Я бы сделала тебе минет, – заявляет она без тени смущения. – Но не хочу, чтобы ты смотрел на меня, тогда тебе придется опустить глаза, и может закружиться голова.
От этих слов меня захлестывает злость, но я стараюсь подавить ее. Азия снимает с меня рубашку и футболку, покрывает быстрыми поцелуями мою грудь и снова поднимает на меня глаза, по-прежнему полные чувственного огня. Она теперь, когда говорит, часто нарочно смотрит прямо на меня, и я люблю ее за это еще больше.
– Сейчас я хочу, чтобы мы занялись сексом стоя, потому что я схожу с ума от желания.
У-у-уф! От откровенного заявления, сделанного ее ангельским нежным голоском, у меня тут же возникает сумасшедшая эрекция. Я беру ее лицо в руки и целую, проникая языком в ее рот. Две недели без близости с Азией практически свели меня с ума, но последняя неудавшаяся попытка стала слишком болезненным ударом. Она опускает руку, берет мой член, обвивает его пальцами и медленно поглаживает его вверх-вниз. У меня вырывается тихий стон, и я крепче сжимаю ее в объятиях.
– Ты этого хочешь? – спрашиваю я, словно растворяясь в ощущении ее близости, в ее запахе, тепле ее тела. Даже шум в голове ушел на задний план.
– Да.
Я резко разворачиваю ее спиной к себе, сдергиваю с нее брюки и трусики, а она тут же упирается руками в стол и слегка прогибает спину так, чтобы ее восхитительная круглая попка прижималась к моему члену. Мало того, девчонка еще и нарочно крутит попкой, трется о меня! Медленно вхожу в нее, и мы оба выдыхаем от наслаждения, наконец-таки снова сливаясь в одно целое. И, конечно, моя Мармеладка была права: когда мы делаем это стоя, голова почти не кружится. Я беру ее за бедра, медленными, плавными толчками продолжаю входить в нее, боясь, что чересчур быстрые или резкие движения приведут к очередному приступу. Я не готов еще раз оставить жену неудовлетворенной.
Мы кончаем одновременно. Быстро и бурно. Спустя несколько мгновений, переведя немного дух, она поворачивается ко мне, обнимает за шею и нежно, мягко целует в губы.
– Ты лучше всех на свете, знаешь? – признаюсь я, проводя рукой по ее теплой щеке.
– Думаю, если ты перестанешь злиться на все то, что ты сейчас делать не можешь, то обнаружишь, что можешь делать гораздо больше. Те вещи, которые раньше не замечал.
– Ты права. Ты все время придумываешь что-то, чтобы мне помочь. Не знаю, что бы я без тебя делал.
– Периодически падал бы лицом в суп и не занимался бы со мной сексом. Признаться, меня такой расклад не устраивает, – отвечает она с игривой улыбкой, натягивая брюки. – Теперь стой спокойно, пока я тебя одену.
И я стою, держусь за краешек стола, пока она, усевшись передо мной на колени, помогает мне влезть в джинсы, натянуть ботинки и завязывает за меня шнурки. Даже не уверен, кажется ли мне теперь, что стоящая передо мной на коленях жена это пикантно и сексуально или абсолютно жалко.
