Текст книги "Клетка"

Автор книги: Кензо Китаката

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

2

Такино в последний раз оглядел офис. Шкафчик, рабочий стол, стеллаж для папок, сейф. Было десять утра. Суббота. Супермаркет Такино только что открылся. Он заранее позаботился обо всём, что нужно сделать в пятницу и в субботу.

Он снял трубку телефона, открыл записную книжку и набрал номер. Три гудка.

– Я разбудил тебя?

– Это правда ты?

Акеми говорила неестественно напряжённым шёпотом.

В прошлое воскресенье она ушла из квартиры в Синсен, чтобы найти какое-нибудь новое жильё, где её не смог бы отыскать отец. За прошедшую неделю она два раза звонила, в его офис. Первый раз, чтобы сообщить свой адрес и телефон новой квартиры, которую она сняла в административном районе Катсусика. Затем перезвонила ещё раз и сказала название и адрес бара, в котором она начала работать. Ей определённо не были нужны деньги. Она отдала отцу миллион, после чего у неё осталось ещё три миллиона от тех денег, что дал ей Такино. Он не стал спрашивать, почему Акеми хочет продолжать работать.

Она не сказала, что ждала его звонка.

– Я решила, что ты сердишься на меня. Ты никогда не приходишь повидаться.

– Я очень занят. – Такино приступил к делу.

– Подожди, мне нужно это записать, – сказала Акеми.

Не так уж он много говорил, чтобы у неё возникла необходимость что-то фиксировать на бумаге.

– А ты что, не можешь запомнить? – спросил он.

– Но если я сделаю ошибку, то это будет просто ужасно. О'кей, продолжай.

Он повторил всё сказанное. Вдобавок она в ответ прочитала это ему ещё раз.

– Итак, я должна прийти туда в три часа, правильно?

– Ровно в три часа. Я буду ждать тебя там.

И Такино повесил трубку.

Затем он перекинул сумку для гольфа через плечо, вышел через чёрный ход и направился к парковке, где стояла его машина.

Клетка с птицами теперь находилась в гостиной на крышке стола. Сейчас уже не то время года, чтобы выносить их на веранду.

Дома Такино выложил из сумки для гольфа клюшки и перевернул её, чтобы вытряхнуть со дна три металлические части. И вот теперь он увидел прикреплённый скотчем пистолет. Он осторожно снял липкую ленту. Перед ним предстал револьвер, который Такино забрал у Сугимуры – «Кольт-агент» 38-го калибра. В барабане оставалось ещё пять патронов, шестой ему пришлось использовать той ночью на причале в Иокогаме.

Такино завернул оружие в тряпку, положил его в боковой карман сумки, а затем снова вернул клюшки на место.

В дорожную сумку он бросил комплект сменной одежды и что-то из нижнего белья. Подумав ещё немного, решил не забирать свои трубки. Туалетные принадлежности, пачка сигарет. Такино застегнул молнию на сумке.

Он присел на диван. Кёрпер и Кёрпи, как обычно, щебетали друг с другом. Такино тихо окликнул их. И они оба повернули головки, будто удивляясь, что хозяин обращается к ним. Он закурил сигарету и ещё несколько раз произнёс имена птиц. Затем аккуратно затушил окурок и пошёл в ванную комнату.

Такино открыл кладовку и, низко наклонившись, достал старый чемоданчик. Его когда-то белый цвет поблёк, и он выглядел старше, чем был на самом деле. Это единственная вещь, которую Такино принёс в дом, когда они с Юки поженились. Даже ручка уже сломалась.

Возиться с замком не пришлось. Он засунул руку внутрь чемодана и вытащил оттуда какой-то предмет, завёрнутый в белую ткань.

Ему стало даже интересно, почему он это не выбросил. Это единственная вещь, доставшаяся ему на память от отца. Она была столь ужасна, что Такино много раз хотел избавиться от неё. Но, наверное, всё же существовала какая-то причина, по которой он предпочёл её сохранить.

Такино развернул ткань и убрал чемодан обратно в кладовку.

Перед ним лежал кинжал с белой керамической ручкой. Кожаные ножны украшала золотая гравировка и шнур.

Когда отец умер, Такино исполнилось шестнадцать лет. Его мать умерла ещё семь лет назад, после чего мальчик и его пьяница отец остались одни. Такино считал, что, наверное, на свете были отцы и похуже и потому никогда не обижался на своего за то, что он именно такой. Большую часть своей жизни отец провёл в алкогольном дурмане, но он не проявлял жестокости и не дрался. Он просто напивался до такого состояния, когда глаза становились тяжёлыми и наливались кровью, а потом засыпал.

Он не работал. Семья жила за счёт дяди, который управлял фабрикой по производству стали. Такино узнал об этом лишь тогда, когда его отца увезли в больницу из-за заболевания печени, которое и привело пьющего мужчину к печальному концу. Отец всё рассказал Такино. Он лежал, умирая, на больничной кровати, и слабая вымученная улыбка не сходила с его лица, пока он говорил: «Всё правильно, Кацу, твой дядя слишком многим мне обязан. И даже если он будет помогать тебе, пока ты учишься в колледже, то он всё равно останется в долгу. Помимо всего прочего, именно он виноват в смерти твоей матери».

Больше отец ничего не рассказал о том, что случилось, а Такино мог бы по пальцам сосчитать, сколько раз он действительно встречался со своим таинственным дядей. Последний раз ему довелось увидеть его на похоронах отца, а после этого денежный ручеёк иссяк. Но ведь дядя, в конце концов, оплатил содержание отца в больнице и похороны. Как бы там ни было, но Такино не мог заставить себя ненавидеть его. Он слышал, что через пять лет после смерти отца дядя тоже умер.

На момент смерти отцу Такино исполнилось сорок четыре года; он был чахлым и истощённым и имел лицо цвета глины. Никто никогда и не догадался бы, что ему всего лишь сорок лет. Умирая, он шептал имя матери Такино, но самого Такино не звал.

Такино очень хорошо помнил свою мать, сейчас даже более отчётливо, чем отца. Однажды, когда он заболел, она взгромоздила его к себе на спину и потащила в госпиталь. По ночам, если было холодно, она позволяла мальчику забираться к ней на раскладной диван и держала его на руках, чтобы он согрелся. Мать вязала ему толстые шерстяные свитера. Он помнил, что она бессчётное количество раз ругала его, но не мог вспомнить, делал ли он что-то не так. Однако в его памяти звучал её голос, и он ясно представлял лицо матери в тот момент, когда она говорила: «Я расскажу об этом отцу…»

А затем вдруг её не стало. Маленький Такино понял это весьма странным образом. Просто в один прекрасный день его отец, вместо того чтобы уйти на работу, почему-то начал всё время проводить дома. Он был здесь всегда, каждый день.

Кинжал, а вернее морской кортик, был единственной памятной вещью, которую Такино хранил с тех пор, как после смерти отца его вышвырнули из арендованного дома. Отец всегда гордился тем временем, которое провёл на флоте. Всё остальное он просто не принимал во внимание. Странно, что у Такино ничего не осталось на память от матери, даже её фотографии.

Первой работой, которую ему удалось получить после того, как он бросил школу, стала работа на текстильной фабрике. Он трудился там в течение трёх месяцев. После провёл полгода на станции по ремонту автомобилей, а затем месяц работал на стройке. Однажды у Такино вышли большие проблемы с деньгами. В итоге дело обернулось так, что ему пришлось выбивать монеты из одного парня, который позже пришёл к нему просить прощение с банкнотой достоинством в тысячу иен в руках. Он хорошо помнил этот случай: тогда он впервые получал с кого-то деньги, применив свои кулаки.

Такино вытащил кортик из ножен. Он был намного короче, чем ножны, но из-за своей особой тонкости выглядел длиннее, чем обычный нож такого же размера.

Он ожидал, что увидит на кинжале куда больше ржавчины, но на лезвии проступило только несколько пятнышек другого цвета. Сталь не отличалась какой-нибудь особо затейливой гравировкой, и кончик лезвия не был изогнут. По длине клинок можно сравнить с ножом для разделки мяса. Кинжал вовсе не представлял собой выдающееся произведение искусства: когда-то каждый офицер военно-морского флота привязывал такой кортик на пояс.

У кортика была небольшая гарда. Наверное, она выполняла в основном декоративную функцию, однако делала вещь совершенно особенной. Если б не было гарды, то пришлось бы слегка отводить руку назад, боясь пораниться об острое лезвие при нанесении сильного удара.

Такино убрал с эфеса ограничитель из бамбука, освободил клинок и пошёл в ванную комнату, держа в руках лезвие и специальные точильные бруски, которые он использовал в работе с трубками. У Такино их было три вида: грубые, средние и для тонкой, окончательной шлифовки.

Он разделся до пояса, затем завернул оба конца лезвия в ткань, крепко взялся за нож и прошёлся по нему грубым точилом. Он навалился на брусок всем своим телом, и сильный скрежет эхом разнёсся по ванной. Поработав над лезвием минут десять, Такино убрал ржавчину и с той, и с другой стороны ножа.

Затем он взял точильный камень со средним зерном и на сей раз быстро поводил по нему лезвием, не особенно нажимая на него. Тем не менее Такино уже весь покрылся потом.

Однажды Сакурай сказал ему, что не следует слишком остро затачивать нож. «Иначе он быстро придёт в негодность», – пояснил он. Такино пользовался точильными брусками после каждой драки. Он терпеть не мог, если нож был испачкан кровью. По меньшей мере двум людям этот кинжал принёс смерть, а ещё десять человек получили серьёзные ранения. Потом Такино привёл кортик в порядок. Вряд ли он был бы рад, если бы пришлось воспользоваться другим лезвием. Поэтому он всегда проводил именно эту процедуру. Такаяси и Сакурай своих ножей не имели. И его старый друг любил говорить, что он использует то, что оказывается под рукой. А что-нибудь подходящее всегда находилось: у банды хватало ножей, кинжалов и мечей на любой вкус.

Однажды им пришлось драться с соперничающей группировкой: шла борьба за право контролировать местные питейные заведения. Такино и Такаяси, а также трое других людей из их банды вступили в драку против десяти человек. Ситуация ещё больше усугублялась тем, что те трое были так слабы, что можно считать, будто их совсем не было. Сначала за ними гнались, а потом их припёрли в угол. Такаяси пустил в дело свою цепь. Четверо противников вытащили длинные ножи, и Такино бросился в бой. Он тоже достал свой кортик. Нож предводителя группировки противников просвистел совсем рядом – в трёх пальцах от Такино. Этого оказалось достаточным, чтобы битва началась.

«Не хотел бы я попасть тебе под горячую руку, когда ты бросаешь нож», – сказал ему потом Такаяси.

В эти дни их банда была на подъёме. Такино и Такаяси бросались в любую драку так, будто это была их последняя битва, и они всегда выходили из неё победителями. Если бы Сакурай проводил более жёсткую политику, то не стоит и говорить о том, как они могли окончить свою жизнь. Но он держал их на коротком поводке. Как только Такино и Такаяси ввязывались в бесполезную драку, Сакурай им устраивал такую взбучку, что они даже есть несколько дней не хотели. «Не стоит гордиться жестокостью. Мы не награждаем медалями тех ребят, которые вернулись в банду из тюрьмы. Вы закончите свои дни в тюрьме, потому что ведёте себя как настоящие дураки. Разве я не говорил вам, что прежде чем ввязываться в схватку, нужно подумать?»

Драки с применением оружия случались довольно редко. Как правило, пистолетами пользовались лишь в тех случаях, когда между группировками шла открытая перестрелка. А вот в обычных драках и всяческих потасовках бились голыми руками или применяли холодное оружие. Ножевые ранения редко вели к немедленной смерти, чаще всего нет, и драка обычно шла до первой крови. Кроме того, из пистолета любой дурак может выстрелить. Лучше вывести человека из строя так, чтобы он даже и не понял, что произошло. Пистолет – оружие трусов. Нож – совсем другое дело. Используя его, ты можешь и сам погибнуть – нужно быть к этому готовым.

Такино ополоснул кинжал под холодной водой. Он потрогал лезвие большим пальцем руки, ощутив, как острый край входит в его плоть. Теперь нож был отлично заточен, но поверхность лезвия всё ещё оставалась шероховатой. Он взял последний точильный брусок.

Когда он точил нож, с его подбородка стекал пот. Однако теперь лезвие сделалось удивительно гладким на ощупь, почти нежным.

Кроме того, острая часть ножа перестала быть тусклой и сейчас отсвечивала глубоким блеском. Такино снова и снова споласкивал кинжал холодной водой, прерываясь на время, чтобы внимательно посмотреть на лезвие, прежде чем снова сунуть его под воду.

Уже собранный кинжал Такино опять положил в ножны, протерев его куском ткани в последний раз, а затем убрал оружие в дорожную сумку.

Дело сделано. Он прошёл в гостиную и закурил сигарету. Кёрпер и Кёрпи счастливо ворковали друг с другом в своей клетке. Казалось, что у них всё идёт ещё лучше, чем всегда. Возможно, они вот-вот собираются отложить очередные яйца. Когда птенцы подрастали, Юки всегда относила их в зоомагазин. «Нам не нужны деньги – мы просто хотим найти им хороший дом». Ему стало интересно, всегда ли она говорила одно и то же.

Такино вытряхнул пепельницу в мусорное ведро, затем помыл её и поставил на кружевную салфетку, которую Юки сплела для обеденного стола. Кружева сморщились, Такино поправил салфетку и разгладил её руками.

Он немного побродил по квартире, прощаясь с каждым помещением. В конце концов он подошёл к двери комнаты Мизу. Его рука потянулась к ручке, но замерла на полпути. Такино развернулся, пошёл обратно в гостиную и надел костюм. Перебросив сумку для гольфа через правое плечо и взяв в левую руку дорожный саквояж, он вышел из квартиры.

Как они и договаривались, Акеми появилась в кафе, едва только пробило три.

Она увидела, что Такино сидит за одним из столиков у окна, и слегка улыбнулась ему. На ней было серое пальто, накинутое поверх платья цвета красного вина. По её меркам очень стильно.

Юки стояла за прилавком, поглядывая на вошедшую девушку с неподдельным интересом.

– Тот супермаркет на нижнем этаже, это случайно не…

– Это мой магазин. Или был моим.

– Но… – большие глаза Акеми сверлили Такино.

К столику подошла официантка, чтобы принять заказ.

– Она будет кофе, – произнёс Такино.

– А что, если нас заметит твоя жена? – спросила Акеми почти шёпотом, наклоняясь к нему через столик.

– Видишь вон ту женщину за стойкой? Это и есть моя жена.

– Как? Что здесь происходит?

Акеми тут же опустила глаза вниз, чтобы не встретиться взглядом с женщиной у стойки.

– Думаю, нужно тебя ей представить.

– Нет, я не могу.

Такино потянулся за стаканом с водой.

– Я ухожу, – произнесла Акеми. – Ты можешь говорить своей жене всё, что хочешь, но я ухожу.

– Да ведь она тебя уже увидела.

– Что ты задумал? Я не собираюсь сидеть здесь, когда на меня смотрит твоя жена.

Такино закурил сигарету и жестом подозвал Юки. Та подошла к столику, держа в руках поднос с кофе.

– Присядь, – сказал он. Юки не послушалась его.

– Это Акеми.

Женщина встала, наклонив голову в неуклюжем приветствии-поклоне. Поднимаясь, она задела бедром стол, и немного кофе из чашки пролилось на блюдце.

– Мы с Акеми собираемся прямо сейчас уйти отсюда и жить вместе, – объявил Такино.

– Что? – вскрикнула Акеми.

Такино затушил сигарету.

– Пойдём в офис и поговорим, – предложил он.

Юки кивнула. Такино протянул Акеми ключи от автомобиля:

– Машина припаркована позади дома. Подожди меня там.

Он легонько подтолкнул девушку. Она снова поклонилась и, не оглядываясь, быстро выскользнула из кафе.

Акеми оставила на столе сумочку. Такино взял её и тоже направился к выходу из заведения.

Юки не проронила ни слова, даже когда они зашли в кабинет Такино. Она просто молча смотрела на него.

– Прости меня, любовь моя. Бумаги на развод лежат в ящике стола. Я уже всё заполнил, ты просто должна будешь поставить свою подпись и отправить их, вот и всё.

– Ты только что назвал меня «любовь моя»?

Их взгляды встретились. Такино отвернулся и посмотрел на сумочку Акеми.

– Ты впервые назвал меня так за всё время, что мы женаты.

Он тронул замочек на сумочке Акеми. Он громко щёлкал, когда Такино открывал и закрывал его. Глухой металлический звук эхом отдавался в ушах.

– Я заберу машину и миллион иен наличными. Всё остальное твоё. Ты сможешь заняться супермаркетом и одновременно не бросать своё кафе. Ты справишься без особых проблем, любовь моя.

– Пожалуйста, не называй меня так.

Такино закурил сигарету. Он сказал всё, что должен был сказать. Сейчас же им предстояло расстаться. Но у него ноги приросли к полу.

– Я не буду подписывать бумаги.

Ах, эти глаза! На мгновение он почувствовал, что его решимость тает.

– Ты вернёшься. Я знаю это, даже если ты сам думаешь иначе.

Такино покачал головой и отвернулся. Юки ничего не сказала. Казалось, что это молчание будет длиться вечно. Только пепел падал с сигареты.

– Я буду ждать тебя.

– Ты понапрасну потратишь время.

– Я всё равно буду ждать, пока не настанет тот день, когда ты не сможешь больше там оставаться. Я и тогда буду ждать тебя здесь. Когда этот день всё же придёт, ты вернёшься.

Он попытался что-то сказать, объяснить ей, что сейчас он уходит, но ни одного слова не срывалось с его губ.

– Я буду ждать, – снова произнесла Юки.

Она не сводила с него глаз. О, эти чистые, наполненные влагой глаза. Но она не плакала.

– Я думал, что ты начнёшь плакать, упрекать, – сказал Такино.

– Я буду плакать, не сомневайся – сразу же, как ты уйдёшь.

Ему хотелось в последний раз тронуть её волосы. Рука Такино начала двигаться помимо его воли. Однако вместо этого он бросил сигарету в пепельницу.

– Я буду ждать.

«Ты всё ещё молода и всё по-прежнему красива. Найди себе того мужчину, который будет хотеть тебя. Я не подходящий человек для такой жизни. Я так старался встать на честный путь, но у меня не получилось».

Сейчас Такино не мог припомнить ни одной фразы из тех, что многократно репетировал про себя.

– Что ж, прощай.

В конечном итоге, лучше, что он мог сейчас сделать, – это просто уйти. Такино направился к двери.

Акеми сидела в машине и плакала. Такино устроился на водительском сиденье и отдал ей сумочку. Она промокнула слёзы платочком, затем достала коробочку с компактной пудрой и оглядела себя в зеркале.

– Прости, если я доставил тебе неприятные минуты, – произнёс он.

– Разве можно быть таким жестоким? Взял вот просто так зашёл и сделал то, что приведёт в ужас любую женщину.

– Я должен был это сделать, иначе она никогда бы не согласилась на развод.

– И ты получишь развод?

Такино молча положил руки на руль.

– Но я никогда не… Я так неловко себя чувствую перед твоей женой.

– А кто тебе сказал, что я женюсь на тебе?

Он зажал губами сигарету и повернул ключ зажигания.

3

Такаги не выходил из дома целую неделю. В саду росло дерево, у которого очень забавно изгибались ветки. На некоторое время оно занимало его мысли. Самое время уже что-то с ним сделать, но у него не было никакого настроения заставлять себя выйти на улицу и срубить его. Поэтому он печально сидел и смотрел через окно, ничего не предпринимая, а просто наблюдая за этим деревом.

Мурасава появился в субботу вечером сразу после десяти часов.

– Складывается впечатление, господин, что Такино исчез, – произнёс Мурасава. Он сказал это таким тоном, будто говорил о погоде.

– Так вот почему ты не показывался всё это время? Всё ещё следишь за Такино?

– Я обнаружил это совершенно случайно. Просто проходил мимо его дома и остановился, чтобы взглянуть. Смотрю: на парковке нет машины. И на стоянке за магазином её нет, – Мурасава поднял голову вверх, будто стремясь встретить взгляд Такаги. – Думаю, что Такино сбежал, – добавил он.

– Почему именно сейчас? Почему не сразу после убийства Такаяси? Возможно, он просто у любовницы.

– Возможно. Но мы всё равно не знаем, где она живёт, – отозвался помощник.

Лицо Мурасавы выглядело утомлённым. Он сделал глоток пива.

– В таком случае подождём.

– Пока что-нибудь не случится?

– Ну почему ты думаешь, что что-то должно случиться?

– Не знаю. Просто такое предчувствие.

– У меня тоже развита интуиция.

– И что она вам говорит?

– Возьми завтра машину.

– И мы поедем искать Такино?

– В наши обязанности не входят розыски директоров супермаркета, у которых любовные связи на стороне. Я думаю, что нам нужно немного присмотреть за Овадой.

– Почему именно сейчас, так неожиданно?

– Я начинаю себя дурно чувствовать: так надоело сидеть дома целыми днями и ничего не делать.

Мурасава взял несколько чипсов из чашки, стоявшей на столе. Казалось, он избегает взгляда Такаги.

– Хочешь выпить бренди? – спросил Такаги.

– Да, можно. Я как раз допиваю пиво.

Такаги встал и принёс ещё один стакан для бренди.

– А вот, кстати, вы меня в прошлый раз спрашивали… – начал Мурасава.

– Я тебя о чём-то спрашивал?

– Почему я бросил дзюдо.

Мурасава допил пиво. Такаги налил ему бренди. Было слышно, как Марико и Кацуо разговаривают на кухне.

– Понимаете, здесь такое дело. Я боюсь ножей.

Такаги озадаченно посмотрел на напарника.

– Я однажды видел человека, которому нанесли рану ножом. Прямо на моих глазах. В живот. Парень, который ударил его, отпихнул меня в сторону, будто я чемодан, стоящий на его пути, и побежал, всё ещё держа нож в руках. Я почувствовал ужасную слабость. Даже говорить не мог. Это было как раз тогда, когда обо мне все говорили, что я выигрываю национальные чемпионаты, что я в очень хорошей форме. А на следующий день этот мужчина умер в госпитале.

– То есть ты хочешь сказать, что дзюдо оказалось бесполезным?

– Я вызвал «скорую помощь», потом с местного участка приехала целая группа полицейских. Один из них узнал меня и сказал: «Если бы ты оказался здесь раньше, то парня не ударили бы ножом». Ему даже в голову не пришло, что человек, которого он считал лучшим борцом, просто позволил убийце бежать.

Мурасава сделал большой глоток бренди. Такаги было интересно, почему напарник вдруг именно сейчас начал рассказывать ему эту длинную историю. Мурасава пока больше не наливал себе.

– И дело не только в том, что он оттолкнул меня в сторону. Я ведь видел, как он вытащил свой нож. В его глазах чувствовалось нечто дикое. Я испугался. Вот почему я отступил.

Такаги жестом показал Мурасаве, чтобы тот не наливал ему больше бренди.

– Да ты бессчётное количество раз арестовывал людей с ножами.

– Они все были подавлены, загнаны в угол. А у того парня был совсем другой взгляд. Взгляд человека, готового убить. И что-то ещё в нём чувствовалось.

– И поэтому ты решил стать детективом? Чтобы каждый раз, переживая подобную ситуацию, попытаться вылечить себя?

– А разве это плохой стимул для работы?

– Кого волнуют твои стимулы, пока ты делаешь свою работу?

Такаги немного подержал бренди во рту. Наверное, люди, которые умеют чувствовать страх, счастливчики. Подобные переживания помогают ощущать себя живым. Такаги было неведомо чувство страха. Его никогда не волновали ножи. Даже когда на него наставляли пистолет, он не чувствовал ничего, кроме лёгкого холодка. Ему иногда казалось, что с ним что-то не так. Он читал стихи и вообще.

Такаги поставил стакан с бренди на стол, взял «Голуаз» и пощёлкал зажигалкой.

– Говорят, что Такино владеет ножом. Наверное, он что-то собой представляет, раз и через пять лет о нём всё ещё рассказывают истории.

– Правда?

– Об этом говорилось в твоих записях.

Мурасава бросил взгляд на стакан с бренди, который он держал в ладонях. Такаги слышал, как на кухне что-то напевает Марико.

– В любом случае завтра мы будем следить за Овадой, не за Такино. Не забывай об этом.

Стакан в руках Мурасавы едва заметно дрогнул.

Было такое чувство, что он вышел из дома впервые за многие годы.

Улицы были переполнены людьми. День Культуры[45]45
  День Культуры первоначально назывался День празднования Мейдзи; был установлен в 1927 г. и отмечался 3 ноября в честь дня рождения императора Мейдзи. В 1948 г. это название упразднили и в этот же день специальным законом учредили новый праздник – День Культуры.


[Закрыть] пришёлся на воскресенье, и сегодня по этому случаю объявили выходной. Мурасава молча управлял машиной. Сейчас они находились где-то неподалёку от Урава-Сити.

С тех пор, как они выехали из дома, Мурасава уже трижды напомнил ему о том, что Такино нет ни в квартире, ни на работе, но Такаги предпочёл не отвечать на эти реплики.

– Мы сейчас недалеко от дома Овады, – заметил Мурасава. – Что вы собираетесь делать? Офисы его компании и штаб-квартиры «Марува» – всё это находится в центре города.

– А как ты думаешь, где с большей вероятностью можно его встретить?

– Все компании сейчас закрыты по случаю праздника, поэтому он, скорее всего, или у себя дома или в штаб-квартире.

– Давай посмотрим, дома ли он. Какая у него машина? Чёрный «Мерседес»-лимузин, правильно? Его трудно не заметить.

– Да, обычно он ездит именно на нём. Они направились в тихий жилой район и оказались перед высокой стеной, по верху которой шла колючая проволока. Какая-то чёрная машина была припаркована у старомодных ворот, выполненных в традиционном японском стиле. Вроде бы «Мерседес».

– Ближе, – приказал Такаги.

– Это вызовет подозрения.

– Вот и славно. Я хочу вызвать подозрения.

Не сказав ничего в ответ, Мурасава подъехал поближе, пока они наконец не оказались в пятидесяти футах от «Мерседеса». Потом они просто сидели и ждали. Из «Мерседеса» вышел водитель и, остановившись у припаркованной рядом машины, оглядел их с явной подозрительностью во взгляде.

Они подождали примерно ещё пять минут, и из ворот вышло трое мужчин. Водитель сказал что-то одному из них – самому высокому. Тот посмотрел в их направлении.

– Вот тот, кто вышел последним, нам и нужен, правильно? – спросил Такаги.

– Высокий и тощий – это его секретарь по имени Гото. Вон того коренастого зовут Танака – кажется, он что-то вроде охранника. А водитель поступил на работу в компанию недавно.

– Когда они поедут, держи ту же самую дистанцию. Не думаю, что он рискнёт сделать попытку выкинуть нас из машины.

– Но они будут вынуждены подойти и что-нибудь сказать.

– Через какое время они это сделают? Через час? Через день? А может, они просто проигнорируют нас, притворившись, что не видят.

«Мерседес» плавно отъехал от обочины, и Такаги с Мурасавой тенью двинулись за ним, по сути вися у них на хвосте.

Когда они ехали по улицам города, между ними была всего лишь одна машина. Мурасава вёл автомобиль, его лицо было спокойным и ничего не выражало. Через некоторое время «Мерседес» подъехал к уличной парковке у офисного здания. Следуя за ним, Мурасава тоже остановился.

Овада и Гото вошли в здание. Такаги вышел из машины. Танака, охранник, стоял, преграждая вход в дом.

– Мы войдём, – тихо произнёс Такаги.

Мурасава кивнул и шагнул, чтобы оказаться впереди шефа. Мурасава и Танака столкнулись – охранник оказался на земле.

– Сукин сын! – Танака вскочил на ноги. Такаги ткнул ему в лицо полицейский жетон:

– Первый детективный отдел. Мы не полиция префектуры. Мы из Главного полицейского управления.

Мурасава уже стоял перед дверями лифта. Цифры на табло дошли до шести и замерли.

– Шестой этаж. Кабинет председателя Законодательного собрания префектуры, – произнёс Такаги, кивнув на табличку с указанием расположения офисов, висевшую рядом с лифтом.

Они отправились наверх и решили подождать в коридоре шестого этажа. Прошло примерно полчаса. Половина двенадцатого. Наконец из дверей показался Гото. У него округлились глаза, когда он увидел, что Мурасава и Такаги ожидают его. Овада вышел вслед за ним. Он был одет в элегантный двубортный костюм тёмно-синего цвета. Он расправил плечи и прошёл мимо полицейских с таким видом, будто не заметил их.

Они снова отправились в поездку по городу, на этот раз в сторону пригородов. Движение сделалось менее оживлённым, а вскоре между ними не осталось даже и одной машины, чтобы создать хотя бы видимость камуфляжа. Сейчас Мурасава и Такаги практически конвоировали автомобиль Овады. Пейзаж изменился: они ехали по открытому пространству. «Мерседес» остановился перед большим загородным домом.

– Похоже, что слухи верны: он действительно собирается выставлять свою кандидатуру на выборах.

– Чей это дом?

– Принадлежит одному из наиболее влиятельных членов Совета Урава-Сити. У этого парня тысячи голосов в кармане.

– Ты о нём знаешь?

– Он один из тех, кого Овада купил. Его имя было в списке, который рассылала полиция префектуры Сайтамы.

Им пришлось ждать не более получаса, прежде чем снова показался Овада. Направляясь к своей машине, он бросил на них раздражённый взгляд.

И они снова отправились в Токио. По дороге «Мерседес» остановился у ресторана, где Овада пообедал вместе со своей свитой. Водитель же ожидал их в машине. Мурасава тоже вышел из автомобиля и купил две чашки лапши на вынос.

Они въехали на автостраду у разворота близ Казумигасеки и снова повернули по направлению к городу. Справа промелькнуло здание Законодательного собрания, затем они проехали через Нагата-чо и въехали в Хиракава-чо[46]46
  Нагата-чо, Хиракава-чо – районы Токио, расположенные неподалёку от зданий парламента.


[Закрыть].

Следующей остановкой Овады стало здание, где располагались офисы нескольких членов Законодательного собрания. Такаги и Мурасава остались ждать снаружи и не спускали глаз с «Мерседеса».

Овада появился в сопровождении двух человек. Мурасава и Такаги снова двинулись за автомобилем Овады, теперь уже в жилой район Дененчофу[47]47
  Дененчофу (Ота-ку) – престижный район Токио. Здесь живёт множество звёзд и известных спортсменов.


[Закрыть], и остановились у дома печально известных сокайя. Это такие особые рэкетиры, которые скупают акции компаний, чтобы, угрожая устроить скандал на собрании акционеров, выдавить определённые денежные суммы из руководства.

Затем они направились к Гинзе. Время близилось к обеду. Они опять оставили водителя ждать, а сами вышли из автомобиля и пошли пешком. Такаги последовал за ними. Овада остановился, поджидая, пока полицейский подойдёт к нему:

– Мне сказали, что вы детектив из Главного управления полиции.

Овада был важным властным человеком. Густые брови, указывающие нижнюю границу его лба, делали его моложе на вид.

– Это харассмент, – продолжал он. – Я не из тех людей, которые позволяют так с собой обращаться.

Их взгляды встретились. Оваде пришлось первым отвести глаза. Он тронул рукой ворот костюма и поднёс ко рту сигарету. Телохранитель поспешил к нему с зажигалкой. Гинза заполнялась праздничными толпами людей. Они вчетвером перегораживали тротуар. Такаги прошёл немного вперёд и остановился у входа в ресторан.

– Если у вас есть что сказать, то говорите сейчас.

– Для прожжённого старого рэкетира вы держитесь слишком уверенно, – ответил ему Такаги.

Телохранитель Танака шагнул вперёд. Их глаза встретились, и Такаги отвёл взгляд.

– Может быть, офицер, я с этого и начинал, но сейчас я серьёзный бизнесмен, – произнёс Овада.

– Мне блевать хочется, когда вы называете меня офицером. Говорите мне просто «начальник». Разве якудза не так обращается к полицейскому?

Овада нахмурил брови. Он выглядел весьма внушительно. Если бы ему удалось стать политиком, он, возможно, сделался бы довольно популярным.

– Я, конечно, имею право поинтересоваться, почему это детектив из Первого отдела преследует меня по всему городу?