Текст книги "Спасение Рейн (ЛП)"
Автор книги: Келси Кингсли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)
ЭПИЛОГ
КАЖДЫЕ ДВЕ НЕДЕЛИ
Жил-был человек по имени Солджер Мэйсон, которому с самого рождения говорили, что тот станет героем и спасителем, и он принял это близко к сердцу. Поэтому продолжал жить в серой зоне между черным и белым, делая то, что, как парень знал, было неправильным, но чтобы сохранить сердце на грани правильного, ни разу не дрогнув, стараясь выполнить данные им обещания защищать других любой ценой.
Так Солджер и поступал – до той ночи, когда дважды умер. Пока его не освободили и не вернули в этот мир, чтобы он начал третью главу своей жизни, неотягощенную клеймом, которое тот носил с самого первого появления в этом мире.
Мои колени подпрыгивали под столом, когда я думал об этом человеке.
Теперь я почти не замечал его, когда смотрелся в зеркало. Хотя время от времени замечал в его глазах остатки обиды или намек на прошлое, промелькающий в шрамах, которые он носил. Но я уже был далеко не тем человеком, каким был до воссоединения с Рейн, до той ночи, когда в последний раз спас ее жизнь, а она, в свою очередь, спасла мою.
Солджер Мэйсон, которого я знал сейчас, был другом, мужем и отцом двоих детей. Он был домовладельцем и членом городского совета Ривер-Каньона. Был трудолюбивым работником в местном продуктовом магазине и был рад называть себя партнером в бизнесе. Он был гордым человеком, довольным и удовлетворенным. Но больше всего, и это самое главное, ему было хорошо.
Это место не было похоже на то, куда пошел бы хороший человек, и все же это казалось необходимым. Мысль о поездке туда не давала мне спать слишком много ночей. В конце концов, однажды вечером Рэй убедила меня просто съездить и выкинуть все это из головы, после того как мы уложили нашего двухлетнего сына в его кроватку – с небольшой помощью его старшего брата, который думал, что наблюдать, как Майлз обгоняет нас обоих, было самой забавной вещью на планете.
– Если станет слишком, ты можешь просто уйти, а если нет, то останешься и получишь от этого то, что тебе нужно, – сказала Рэй неделю назад, лежа на нашем диване, слишком измученная, чтобы делать что-то, кроме как обнимать меня за талию. – Но в любом случае ты должен пойти. Я думаю, тебе нужно.
И тогда я подумал, что Рэй права.
Но теперь не был так уверен.
Это было слишком похоже на шаг в прошлое, и каким-то бредовым образом я начал беспокоиться, что начну деградировать, чем дольше пробуду там.
Затем дверь открылась, и я поднял голову, чтобы посмотреть, как передо мной садится другой призрак. Охранник, с которым он пришел, пристегнул наручники к столу, а я смотрел вперед, не в силах оторвать взгляд от последнего живого члена моей семьи.
Леви Стрэттон.
– У вас есть час, – уведомил охранник, обращаясь к нам обоим, прежде чем повернуться ко мне. – Если вы закончите раньше, просто постучите в дверь.
Я кивнул.
– Спасибо.
Охранник ушел, коротко кивнув головой, и закрыл за собой тяжелую дверь, впервые в жизни оставив нас с Леви наедине.
Понятия не имею, как я раньше не замечал, что у нас одинаковые глаза и нос. Наверное, мне просто не приходило в голову присмотреться.
Леви откинулся на спинку стула, изучая меня так же, как я изучал его. Впервые мы принимали друг друга без постороннего влияния. Некого было впечатлять. Не с кем бороться – с этим было покончено; так было уже четыре года.
– Итак, – наконец, произнес он, нарушая тишину, сложив руки домиком на столе.
– Итак, я полагаю, что ты мой дядя.
Леви даже рассмеялся.
– Прости, что огорчил тебя.
Я наклонил голову и пожал плечами.
– Что есть, то есть. Мы не можем выбирать, с кем нам быть в родстве.
Он медленно кивнул, как бы соглашаясь.
– Я слышал, ты умер.
Я поднял два пальца.
– Вообще-то дважды.
Леви откинулся на спинку стула, опустив уголки рта.
– Впечатляет. Но у такого большого ублюдка, как ты, должно быть девять жизней. – Леви скривил губы и опустил взгляд на стол. – Больше, чем я могу сказать о Сете.
В его словах не было ни горечи, ни злости. Только остаточная, затянувшаяся грусть, которая была мне слишком хорошо знакома.
– Мне очень жаль, – сказал я ему. Не для того, чтобы извиниться за свою жену или за то, что она сделала, чтобы спасти наши жизни четыре года назад. Но чтобы выразить свои соболезнования в связи с потерей, которую я считал огромной.
Леви снова встретился со мной взглядом и приподнял подбородок в знак признания тонкой оливковой ветви.
– Эй, око за око, верно? Я снабдил дерьмом твою мать, из-за которого погиб твой лучший друг; твоя женщина убила моего. И кроме того, – он пожал плечами и покачал головой, – я не могу сказать, что этот мудак сам этого не ожидал. В конце концов, что-то должно было его настигнуть.
Услышав из его уст признание в том, что именно он дал моей маме наркотики, которые положили конец жизни Билли, во мне всколыхнулось нечто, дремавшее последние несколько лет. Я научился лучше справляться с горем и печалью, продолжая жить как муж и отец – хороший, такой, какого я бы хотел для себя. Но тот парень остался дома, и Солджер Мэйсон из прошлого боролся за то, чтобы держать руки при себе.
– Ты хотел убить мою маму, – обвинил я, зная, что это правда.
И Леви даже не пытался отрицать это.
– Да, хотел. По крайней мере, так было задумано.
Он выпрямился и поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее.
– Ты должен кое-что понять, парень. Это никогда не должно было стать моей жизнью. У нас долгое время все было хорошо. Я имею в виду, что даже в том дерьмовом городке моя семья была в порядке. У нас были деньги. У моих родителей была приличная работа. У нас был хороший дом. Но Дэвид встретил твою маму и сошел с ума из-за нее, хотя мои предки так или иначе угрожали ему, чтобы он не встречался с ней… – Леви грустно усмехнулся и сказал: – Наверное, это не так уж и смешно.
– В любом случае, я ненавидел эту суку за то, что она сделала с ним – ну, со всеми нами, на самом деле, но в основном с ним. Дэвид любил ее. И подарил бы ей весь чертов мир, если бы мог, а потом он ее обрюхатил, и… не знаю. Мы все надеялись, что именно это все перевернет. Типа, если Дэвид будет настаивать на том, чтобы быть с Дианой, то, может быть, рождение ребенка…
– Спасет их? – Я приподнял уголок губ в сардонической полуулыбке. Хотя знал, что он не поймет.
Но Леви кивнул, удивленный тем, что я понял, на что он намекает.
– Да. Именно так. Но, конечно, этого не произошло. Диана скрывала от него ребенка – тебя – черт знает почему. Не думаю, что кто-то из нас понял это. Может быть… Не знаю. Может, она боялась, что мои родители будут бороться с твоими бабушкой и дедушкой за опекунство или еще что-то. Одному Богу известно, что творилось в голове у этой суки. Но она, блядь, погубила моего брата, чувак. Он так хотел тебя.
Мое сердце сжалось от боли за отца, которого у меня никогда не было возможности узнать. Тот, кто хотел меня больше, чем моя мать. Я хотел знать о нем. Каким он был, кем был, сколько его черт я мог найти в себе – все то, что мне никогда особенно не хотелось знать, пока не узнал, что у моего отца есть имя.
Дэвид Стрэттон.
– Потом, после того, как он умер, мой папа… – Глаза Леви затуманились от его собственной печали и боли – то, что я несомненно понимал. – Он ненавидел твою маму, но прошел все круги ада и обратно, пытаясь защитить ее от самой себя – ради тебя. Но стресс и депрессия из-за похорон моего брата довели его до обширного инфаркта. Это убило его, – он щелкнул пальцами, – вот так, прямо у меня на глазах.
Мои губы приоткрылись, и я с трудом сдержал вздох. Давая ему возможность продолжить исповедь. Ту, которую я хотел, но о которой мне даже не нужно было просить.
Похоже, ему нужно было рассказать это так же сильно, как мне нужно было выслушать.
– Мама умерла через несколько месяцев. Пневмония. И что, черт возьми, я должен был делать, а? На тот момент мы с Сетом были вдвоем. Дэвид уже испортил свою репутацию к моменту смерти, так что я решил пойти по его стопам, а что еще мне оставалось?
Тогда я ответил:
– Ты мог бы найти работу, чувак. Мог бы сделать для себя лучше.
Его лицо ожесточилось, превратив его черты в камень.
– О, привет, умник. Я бы пожал тебе руку, если бы не был прикован к этому гребаному столу, – погремел наручниками Леви, чтобы доказать свою правоту.
– Мы все сделали свой гребаный выбор, – продолжил он. – Мы знали, на что шли, но делали то, что должны были делать. Все просто. Я не осуждаю тебя, но тебе, блядь, лучше не осуждать меня.
Я скривил губы, задумавшись на мгновение. И только потом понял, что Леви прав. Возможно, вначале, когда я был наивен и молод, не понимал трагических масштабов того, что делал. Но со временем, когда стал старше и мудрее, понял. Я просто не мог остановиться, пока меня не заставили это сделать.
– Справедливо, – согласился я, склонив подбородок.
Он снова расслабился, совсем чуть-чуть.
– Я не горжусь ни тем, что натворил, ни тем, что случилось с Билли – чертов парень не ожидал такого. Но сейчас мы ничего не можем с этим поделать. Тебе просто повезло, что ты выбрался, когда смог. Сет добрался бы до тебя раньше, чем до твоей мамы.
– Что? – Я открыл рот, потрясенный внезапным откровением. – Я думал…
Глаза Леви чуть-чуть смягчились.
– Я не убивал твою маму, чувак. Когда-то я ненавидел ее, да. Она свела с ума моего брата, убила его, и мне хотелось, чтобы Диана была такой же холодной и мертвой, как он… но… – Леви глубоко вдохнул, а на выдохе сказал: – Я… не знаю… когда тебя посадили, мы… мы переспали, и, кажется, я полюбил ее.
Леви облизал губы и не сводил глаз с цепей, сковывающих его. Скрывая печаль, которую тот хранил в своем сердце, я понял, что кто-то, в конце концов, действительно любил мою маму. Тепло от осознания того, что кто-то заботился о ней – каким бы неблагополучным, ебанутым ни был способ – принесло облегчение, в котором я даже не подозревал, что нуждаюсь, и изо всех сил старался не прослезиться от благодарности, пронизывающей мое нутро.
– В общем, – Леви прочистил горло и тяжело сглотнул, – Сет накачал ее этими гребаными таблетками, а я помог ему скрыть это после.
Я покачал головой, не веря.
– Но я… я сказал копам…
– Ты сказал им то, что, как тебе казалось, ты знал. – Леви посмотрел на меня и приподнял уголок рта, пожимая плечами. – Так что я взял на себя вину.
– Но Сет… – Я откинулся на спинку стула и прижал руку ко лбу. – Он сказал, что ты сдал его.
Леви медленно кивнул, давая мне время, чтобы правда поглотила меня и оставила чувство опустошенности.
– За торговлю, чувак. Не за убийство.
– Господи, Леви.
Я взглянул на дверь, качая головой.
– Почему ты не…
– Мы все кого-то защищаем, Солджер. Но некоторым из нас не дано победить.
Мы были похожи больше, чем я мог себе представить. Когда-то Солджер, которым я был, никогда бы не признался в нашем сходстве или в том, что мы неосознанно шли параллельными путями. Но человек, которым я был сейчас, опустил голову, жалея, что не знал этого раньше. Хотел бы, чтобы мы были рядом, а не враждовали из-за чего? Ссоры, которой у нас никогда по-настоящему не было?
Сейчас это казалось глупым. По-детски мелочным.
Охранник резко открыл дверь.
– Ладно, время вышло.
Я поприветствовал его кивком.
– Можно нам еще минутку?
Он на мгновение задумался, а потом вздохнул.
– Я дам вам пять, но закругляйтесь, хорошо?
Охранник закрыл за собой дверь, и Леви кивнул виском в сторону двери.
– Мы с Чарли очень близки, но никому не говори, что я тебе это сказал.
Я мог только улыбнуться, вспомнив, как это было. Потому что подружился с Гарри и не хотел, чтобы кто-то знал, пока это не перестало иметь значение. А теперь мы были неразлучны, как отец и сын. Он был шафером на нашей с Рэй свадьбе, и мы сделали его крестным отцом нашего младшего сына. Я любил его так же, как любил дедушку, и если бы дедушка был жив, я бы не сомневался, что он тоже любил Гарри.
Леви выжидающе смотрел на меня, ожидая, что же я хочу сказать, что заставило меня попросить у Чарли еще одну минуту.
– Я еще о многом хочу тебя спросить, – признался я, изучая свои татуированные руки, плотно сложенные на столе.
Леви заколебался, прежде чем кивнуть.
– Ну, я думаю, ты можешь написать мне, если действительно хочешь.
– Да, я мог бы, – согласился я, обдумывая эту идею, – или, знаешь, я мог бы просто вернуться.
Леви ответил не сразу. Он лишь наблюдал за мной с осторожным подозрением, прищурив глаза и плотно сжав губы. Я мог понять, почему тот решил, что у меня злые мотивы. Возможно, решил, что я намерен отомстить ему за то, что тот сделал. Преступления, которые совершил. Убийство, вину за которое он взял на себя.
Но… я не знал. Считайте меня сумасшедшим – может, так оно и было, – но разве мы все не заслуживаем немного прощения за свои грехи? И если Леви был моим единственным шансом узнать отца, которого я был лишен, то я не видел причин, по которым не мог бы найти в своем сердце хоть немного прощения для Леви за его грехи – даже если бы я никогда их не забыл.
Ведь даже у Чарльза Мэнсона в тюрьме были посетители.
Он засмеялся, качая головой и недоверчиво глядя на меня.
– Ты действительно хочешь навестить меня снова?
– Если ты не против.
– Нет, я имею в виду… это круто. Я просто… не знаю. Наверное, решил, что умру для тебя, как только ты выйдешь за дверь.
Я медленно встал, качая головой.
– Мы – последние живые родственники друг друга, чувак. С таким же успехом можно узнать друг друга получше.
Леви ничего не ответил. Он просто уставился на пустой стул напротив себя, и черты его лица смягчились.
На мгновение я задумался, приходил ли кто-нибудь вообще повидаться с ним за последние четыре года. Может быть, Тэмми. Может, еще какой-нибудь призрак из прошлого. Но я знал, что обманываю себя. За четыре года никто не приходил к Леви. Никому не было дела до того, жив он или мертв.
Когда охранник открыл дверь, я похлопал Леви по плечу. Он не встретился со мной взглядом.
– Увидимся через две недели?
Я не сводил с него глаз и наблюдал, как одна сторона его губ медленно приподнялась.
– Да, – хрипло ответил Леви, кивая. – Через две недели.
Затем, сжав руку на его плече, я кивнул охраннику и направился к двери. Через холл, через детекторы и главный вход вернулся к своей машине. Потом сел в нее и завел двигатель, бросив быстрый взгляд на фотографии, прикрепленные к козырьку. Дедушка держит меня на руках, когда я был совсем маленьким. Бабушка и дедушка сидят со мной на Рождество, когда я был маленьким ребенком. Билли и я на велосипедах. Рэй и я на свидании в закусочной. Ной и я на причале. Рэй, Ной и я с самым маленьким членом нашей семьи, Майлзом, в день его рождения.
И когда серый каменный фасад «Уэйуорда» превратился в ничто позади меня, я поехал к двум детям, которым был нужен. И жене, которая меня любила. И городу, который показал мне прощение, в котором я нуждался. И дому в историческом Ривер-Каньоне, которым, знал, дедушка гордился бы, узнав, что я называю его своим.
И я тоже.
Я гордился тем, что называл все это своим.
БОНУСНЫЙ ЭПИЛОГ
ЛЮБОВЬ, УДАЧА И ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ
Тридцать пять лет
В своей жизни я пережил то, что большинство людей никогда бы не испытали.
Я был свидетелем кончины моих бабушки и дедушки.
Украл последний вздох у своего лучшего друга.
Сидел в тюрьме и умирал – дважды.
Но из всего, что я сделал, из всего, что видел, выезд за пределы штата Коннектикут не входил в их число.
Конечно, это никогда не входило в мои планы.
Мои бабушка и дедушка время от времени упоминали о поездках – о походе на побережье Лонг-Айленда, о поездке в горы Пенсильвании или о посещении исторических улиц Бостона, а также о других местах. Но всегда что-то стояло на пути, не давая нам отправиться в одно из наших путешествий на выходные и не позволяя бабушке и дедушке показать мне больше, чем город, в котором я вырос, пока смерть не забрала их обоих и не оставила меня.
Но даже когда они исчезли из моей жизни, мечты о побеге так и остались мечтами. Я потратил годы своей жизни, пряча деньги под кроватью с твердым намерением забрать маму – брыкающуюся и кричащую, если понадобится – и убраться к чертовой матери из этого города, из этого штата… со всего чертова побережья. Все, что угодно, лишь бы дать нам чистую страницу, которую можно заполнить блестящей новой жизнью, вдали от зависимости и наркоторговли, но…
Ну, мы все знаем, что из этого вышло.
Боже, даже после того, как я начал новую жизнь в Ривер-Каньоне и во второй раз встретил Рэй, мы говорили о том, чтобы съездить к ее сестре, Сторми, в Салем в штате Массачусетс, как только закончится мой испытательный срок. Это была хорошая идея, которую я с нетерпением ждал. Все, что знал об этом легендарном городе, я почерпнул из книг или интернета. И фантазии о том, чтобы увидеть его своими глазами, были приятными.
Но судьба снова распорядилась иначе и решила, что я должен побывать в раю, прежде чем увижу что-то еще на земле.
Последовали месяцы анестезии и физиотерапии, а потом, когда очнулся после третьей и последней операции по восстановлению моих внутренностей, я сказал Рэй, чтобы она перестала быть моей девушкой и стала моей женой.
У меня не было кольца. Я не подумал, прежде чем произнести эти слова. Просто открыл глаза, увидел ее рядом – как после того, как вернулся к жизни во второй раз, – и потребовал, чтобы мы начали играть роли, которые нам суждено было сыграть.
Мужа и жены.
Она молча согласилась. Безмолвный кивок – это все, на что Рэй была способна, когда сжала мою руку и позволила слезам свободно течь на мое отвратительное больничное одеяло. Плакала ли она от предложения или от того, что я вообще проснулся, я так и не спросил. Да это и не имело значения. Потому что в тот момент меня больше ничего не волновало – ни вопросы, ни поездки, ни то, что я увижу за пределами Коннектикута.
Все, что имело значение, – это Рэй, Ной и я. Ну, то есть до тех пор, пока Рэй не обнаружила, что не так уж неожиданно забеременела, и наш второй сын появился на свет самым идеальным образом – неожиданно и без ожиданий героизма.
И в тот момент все, что имело значение, – это Рэй, Ной, Майлз и я, и наша жизнь как семьи из четырех человек.
Научиться ухаживать за младенцем благодаря лучшей учительнице и матери, которую я когда-либо знал.
Наблюдать, как Ной становится старшим братом.
Повышение с должности помощника менеджера до партнера в «Фиш Маркете».
Переезд из трейлера по адресу 1111 Даффодил-лейн в собственный дом в историческом районе Ривер-Каньон недалеко от дома Патрика Кинни.
Приобретение еще одной кошки для Элевен, щенка для мальчиков и встроенных книжных полок от пола до потолка для нас с Рэй.
Пока мне не стукнуло тридцать пять, и я не решил, что пора расширить наш маленький счастливый пузырь за счет перемен и новых приключений.
Рэй убедила меня встретиться в тюрьме с Леви Стрэттоном – моим бывшим врагом и неожиданным дядей. И после того первого визита я решил появляться у него каждые две недели, как по часам.
Хотите верьте, хотите нет, но я понял, что Леви мне очень нравится, и, хотите верьте, хотите нет, но я ему тоже понравился.
Это произошло неожиданно и нехотя для нас обоих. Но когда это произошло, это ударило по нам обоим, как товарный поезд. Сильно и быстро. Слишком быстро, чтобы мы успели что-то предпринять, пока ущерб уже не был нанесен.
– Думаешь, кто-то мог это предвидеть? – спросил Леви без всякого контекста однажды, смеясь после того, как я сказал какую-то глупость, не имеющую никакого значения.
Но я понял, что он имел в виду, и покачал головой.
– Нет, – ответил я, делая глоток из своей бутылки с водой. – В другой жизни этого никогда не должно было случиться. Но вот мы здесь, делаем невозможное.
– Ну… за невозможное, – произнес Леви, поднимая свою бутылку.
И это именно то, что промелькнуло у меня в голове в тот момент, когда Рэй везла нас через границу штата Массачусетс с двумя нашими детьми – один в подростковом возрасте, другой еще в подгузниках – спящими на заднем сиденье.
«За невозможное».
«Если ты выиграешь, выиграю и я».
И, черт возьми, мы действительно выиграли.
* * *
Салем оказался таким же волшебным, каким я его себе представлял. Даже свежий ветерок в начале октября нес в себе что-то такое, что говорило о том, что мы находимся в каком-то особенном месте. Я практически вприпрыжку бежал по улицам. И был взволнован тем, что оказался в новом месте. В восторге от возможности познакомиться с историей, которую этот город хранит в каждой щели и углублении.
– Боже, ты просто можешь почувствовать, насколько это место населено призраками, – произнес я, совершенно сбитый с толку, когда поднял Майлза повыше на бедре.
Я ходил, слегка прихрамывая, благодаря пуле, попавшей в бедро. Выстрел сломал мне ногу, в результате чего осколки кости задели нерв и еще какую-то хрень со сложным медицинским названием, которую не стал уточнять. Знал только одно: несмотря на то, что нога давно зажила и больше не требует еженедельных визитов к физиотерапевту, моя походка так никогда и не станет прежней.
И знаете что?
Мне было наплевать.
Потому что я был жив, делил свой мир с людьми, которых любил больше всего на свете, и ничто другое не имело большего значения, чем это.
Ной застонал, закатывая глаза в сторону матери.
– Папа снова ведет себя странно.
– Занудно-странно, – я прижался к нему боком, – или круто-странно?
– Ну, ты точно не крутой, – пробормотал он, следя за тем, чтобы смотреть вперед, а вовсе не на меня.
«Блин, семнадцать лет – забавный возраст».
Я рассмеялся и ткнул Майлза в живот.
– Разве это не мило? Твой брат считает папу ботаником.
Его пухленькое личико скривилось в щербатой улыбке, когда он захихикал и обхватил себя руками за талию.
– Точнее, – проговорила Рэй с другой стороны от Ноя, ее голос сильно отдавал смехом, – папа всегда был немного ботаником, так что…
Я перевел взгляд с улыбающегося лица Майлза на мою жену, которая по-прежнему была самой смелой, красивой и невероятной женщиной из всех, кого я знал.
– Простите, но я помню, как мама однажды сказала, что папа не был ботаником. На самом деле, мне кажется, она сказала, что он сексуальный.
– Ну, это было раньше, – легкомысленно возразила Рэй, пожимая плечами и направляясь мимо Старой ратуши в сторону «Салем скин», где ее сестра работала мастером по пирсингу.
– Раньше до чего?
– Ну, знаешь. До того, как мы поженились, осели и…
– Боже мой, – перебил я ее, изображая отчаяние и грусть. – Вот и все, ребята. Четыре с половиной года, и острых ощущений больше нет. Не смог дотянуть даже до пятилетнего рубежа.
Рэй рассмеялась, покачивая головой и закатывая глаза, как будто я был самым жалким человеком на свете. Но розоватый оттенок ее щек и блеск в глазах, когда та встретилась со мной взглядом, говорили совсем о другом. Они говорили только о счастье и благодарности за ту жизнь, которую нам посчастливилось прожить вместе. Они говорили о ее любви ко мне, и, Боже, как же я любил ее в ответ.
Мы подошли к входу в салон – черному фасаду с деревянной вывеской, украшенной замысловатой паутиной, и надписью в готическом стиле «Салем скин», висящей над дверью. Ной уже открыл дверь, прежде чем я успел заметить, что мы пришли.
– Ной, подожди, – поспешно позвала Рэй, когда мы вошли внутрь. – Мы не знаем, тетя Сторми…
– Привет, – поприветствовал нас черноволосый парень, поднявшись из-за высокой стойки в зоне ожидания. – Чем могу помочь, ребята?
Его голос не выражал никакой учтивости, пока парень обшаривал взглядом мою маленькую семью. И когда он наткнулся на дерьмовые татуировки, покрывающие мои руки, его губы изогнулись в самой маленькой снисходительной улыбке, которую я когда-либо имел неудовольствие видеть.
Я сразу же решил, что он мне не очень нравится.
– Привет! – поздоровалась Рэй, подойдя к стойке, совершенно не понимая, как он нас всех оценивает. – Мы пришли к Сторми.
Парень посмотрел с сомнением.
– Вы все? – Его глаза перебегали с Ноя на Майлза.
– Да, мы…
– Она с клиентом. Но, – он потянулся под стойку и достал планшет, – если вы заполните это, пока ждете, мы сможем ускорить процесс, когда она закончит.
Рэй взглянула на меня, ее глаза были полны беспомощности и просили поддержки, и она начала:
– Вообще-то мы…
– И если вы собираетесь сделать пирсинг и детям, мне понадобятся доказательства того, что вы родители или законные опекуны…
– Мужик, никто не собирается делать пирсинг, – перебил я, отчаянно пытаясь сохранить терпение.
Парень был, казалось, застигнут врасплох и совершенно удивлен, когда скрестил руки на груди и приподнял бровь.
– О? Тогда почему вы здесь и зачем хотите увидеть нашего мастера по пирсингу?
Ной сел на диван, устраиваясь поудобнее, и взял один из фотоальбомов с татуировками, сделанными художниками. Я навел справки об этом месте после первой встречи со Сторми. Судя по всему, владелец заведения – Блейк Карсон – был известен на всю страну и славился своим мастерством и мрачным готическим стилем. Сторми не раз очень высоко отзывалась о нем, а также о другом художнике – женщине по имени Си. Судя по тем работам, что видел в Интернете, я должен был признать, что тоже впечатлен и с нетерпением ждал встречи с ними обоими, но теперь, разговаривая с этим парнем – кем бы, черт возьми, он ни был, – уже не был так уверен.
Тату-салон, сотрудники которого не были сразу же приветливыми, был не тем местом, где мне хотелось бы находиться.
Ведь, черт возьми, так называемые татуировщики в тюрьме и то были более гостеприимными, чем этот мудак.
– Сторми – моя сестра, – тихо произнесла Рэй, съеживаясь под его пристальным взглядом.
Меня бесило, что у него хватает наглости заставлять кого-то чувствовать себя маленьким и недостойным находиться в этой комнате. А когда этим человеком оказалась моя жена, я не мог видеть ничего, кроме красного цвета.
Я шагнул вперед, готовый высказать ему все, что думаю. Но прежде чем успел что-либо сделать, отношение парня сразу же изменилось, когда он понял, кто мы такие.
«Ловкий делец».
– О, черт. Погодите, так вы, ребята… – Парень громко хмыкнул и ослабил напряжение в руках, опустив их по бокам. – Простите. Это был длинный день. У меня было две отмены, и мой брат…
Парень закрыл глаза и покачал головой, обрывая себя.
– В любом случае, – он протянул руку через стойку ко мне, – извините за это. Я Блейк.
– Солджер, – ответил я, принимая его руку, хотя и смотрел на него с легкой примесью остаточной ярости и скептицизма.
– Точно. Шурин. – Воспоминание промелькнуло на его лице, когда тот быстро пробежался глазами по моему телу.
И именно так я понял, что Блейк в курсе того, что случилось со мной много лет назад. Возможно, с тех пор как Сторми провела несколько недель в Коннектикуте с Рэй и Ноем, пока я лежал в больнице и боролся за свою жизнь. И я полагал, что этого следовало ожидать. Конечно, Сторми рассказала своему боссу о трагедии, случившейся в ее семье. Это имело смысл. Но все же, заметив сочувствие в его взгляде – тяжелом и наполненном вопросами, – я почувствовал себя неловко из-за прошлого, с которым ничего не мог поделать.
Но Блейк лишь кивнул, оставив свои комментарии и вопросы невысказанными, и перевел взгляд на Рэй.
– Ты, должно быть, Рейн.
Я испустил глубокий вздох облегчения, когда плечи Рэй расслабились.
– Да, – ответила она с неохотной улыбкой. – Вау, так приятно наконец-то встретить тебя после стольких лет. Сторми давно рассказывала нам о тебе.
Блейк выглядел примерно таким же смущенным, как и я, когда тот обшаривал меня взглядом, потом он издал грубый, самоуничижительный смешок и убрал волосы со лба.
– Да, ну… вы, ребята, чувствуйте себя как дома, хорошо? Сторми закончит через несколько минут.
Не сказав больше ни слова, Блейк вернулся на свое место за стойкой, а я сделал, как он сказал, и сел рядом с Ноем, а Майлз пытался вырваться из моих рук. Я опустил его, держа в клетке между своими раздвинутыми ногами и кофейным столиком передо мной, но мой взгляд был прикован к стойке. Сторми так высоко отзывалась о Блейке в прошлом, и мастерство парня говорило само за себя на фотографиях, которые тот выкладывал в «Инстаграме». Но он был окружен каменной аурой, чего я никак не ожидал – особенно от человека, столь успешного в своей области. Мне стало интересно, в чем причина и как вообще кто-то мог найти что-то за этими твердыми стенами, за которыми Блейк прятался.
Удар локтя Рэй по моим ребрам оторвал меня от размышлений, и я повернулся, чтобы встретиться с ней взглядом.
– Хочешь сделать новую татуировку, пока мы здесь?
Я обдумал вопрос и задумчиво кивнул.
– Да, это было бы…
– Я не делаю перекрытие15.
Из-за стойки донесся хрипловатый голос Блейка, и я закатил глаза к матовым черным панелям.
– Принято к сведению, – проворчал я в ответ, прежде чем вернуть свое внимание к Рэй. – В любом случае, да, это было бы здорово. Может, кто-то еще поможет мне прикрыть это дерьмо…
– Поговори с Си. Она будет сегодня вечером.
Снова Блейк.
Я сделал глубокий вдох и продолжил:
– Или, может быть, я найду пару квадратных сантиметров свободного места для этого парня, чтобы…
– График забит на ближайшие шесть месяцев.
Я прищурился, глядя на стойку, думая о том, как несправедливо, что такие парни, как этот, – с их эгоизмом и никчемным отношением к жизни – могут преуспеть в жизни, в то время как другие – могут быть по-настоящему добродушными и добросердечными и все равно вынуждены бороться за крупицы относительно приличной удачи.
Ну, знаете, такие, как я.
– Так, значит, вам нужно пару раз в день наносить на нее спрей с морской солью.
Знакомый женский голос наполнил зал ожидания, когда две дамы прошли сквозь черную бархатную занавеску в помещение. В поле зрения появилась Сторми, ее волосы цвета обсидиана сверкали фиолетовым светом под лампами верхнего света. Она стянула с рук черные перчатки и бросила их за стойку, а когда взгляд остановился на нас, ее губы, накрашенные розовым, растянулись в улыбке.
– Когда я смогу сменить украшения? – спросила другая женщина, глядя в зеркало в черной рамке, висевшее на стене рядом с занавеской. Она подняла руку, но ее пальцы зависли над ноздрей, не позволяя себе дотронуться до свежего пирсинга.
– Э-э… – Сторми неохотно отвернулась от нас, чтобы обратиться к своей клиентке. – Как насчет того, чтобы прийти ко мне примерно через шесть недель? Устраивает?
– Да, меня это устроит.
– Круто. Блейк запишет вас, – хлопнула ладонью по стойке Сторми, привлекая внимание Блейка. – Сорок баксов.
Блейк, похоже, был не в восторге от того, что ему предстоит взять с другой женщины деньги за пирсинг, но он сделал это с недовольным вздохом, дав Сторми возможность броситься к своей младшей сестре и обнять ее так крепко, что можно было подумать, что мы не видели ее несколько лет.
