Текст книги "Спасение Рейн (ЛП)"

Автор книги: Келси Кингсли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Я смахнул слезы, с которыми боролся весь этот проклятый день.

– Я тоже тебя люблю, Гарри.

Он провел рукой по моей спине, а затем отстранился.

– Хорошо. Иди туда и будь со своей семьей. Но будь на связи, хорошо?

– Ты знаешь это.

Потом я смотрел, как тот уезжает, глядя на задние фонари, когда он проехал по улице, а затем скрылся из виду. Боль охватила мое сердце, выбивая дыхание из легких. И я пожалел, что вообще позволил ему приехать.

«Почему у меня такое чувство, что я его больше не увижу?»

Я рассмеялся, тряся головой и вытирая глаза рукой.

«Это был долгий, мать его, день. Я устал, проголодался, и это все».

Я поднялся по разбитым ступенькам, отпер дверь и обнаружил Рэй, Ноя и Элевен на диване, играющих в «Нинтендо». Они оба резко обернулись при звуке моего появления, а затем вскочили на ноги и бросились обнимать меня, и задавать вопросы о прошедшем дне, на которые мне не хотелось отвечать.

– Я просто хочу приготовить ужин и лечь спать, – сказал я им, направляясь на кухню.

– Ох, я подумала, мы можем просто заказать пиццу, – предложила Рэй.

– Неа. – Я открыл шкаф и достал коробку с макаронами. – Я не против готовить.

– Ты уверен?

Я бросил раздраженный взгляд через плечо.

– Рэй, если бы я не хотел, то не стал бы предлагать.

Она едва заметно кивнула, осторожно пробежавшись взглядом по моему лицу.

– Хорошо.

Молча достал банку с соусом, кастрюлю, чтобы вскипятить воду, и другую кастрюлю поменьше, чтобы подогреть соус. Открыл банку, вылил соус в кастрюлю и поставил ее на плиту тушиться. Покопался в шкафу со специями, добавил немного того и немного другого, чтобы немного оживить соус. Наполнил кастрюлю водой и поставил ее кипятиться. В это время на меня обрушилась приливная волна воспоминаний. Одно за другим, каждое из них било меня по нутру сильнее предыдущего.

Мама разговаривала со мной по телефону из реабилитационного центра на Рождество.

Мама разбудила меня в мой восьмой день рождения.

Мама приехала в больницу, чтобы подержать меня за руку, пока мне зашивали лицо.

И в каждом из них она пела мне.

«Ты – мое солнышко…»

Я смотрел в кастрюлю, наблюдая, как крошечные пузырьки собираются на дне, а потом лопаются, освобождая место для новых. И думал о ее последних минутах.

«Ты – мое солнышко…»

Знала ли она, что умирает? Было ли ей страшно?

«Ты – мое солнышко…»

Нет, конечно, ей было страшно. И, конечно, она знала, что что-то происходит… или, по крайней мере, знала, что что-то должно произойти. Поэтому позвонила.

Господи, мама звонила, а я не ответил. Я, блядь, проснулся, услышал телефонный звонок и снова заснул, вместо того чтобы ответить.

«Ты – мое солнышко…»

Боже, почему я, блядь, просто не ответил?

«Ты ведь спасешь меня, правда, малыш?»

Мои легкие обожгло огнем, пока я судорожно втягивал воздух. Потом потянулся руками вверх и стиснул волосы в кулаки, отчаянно борясь с воспоминаниями и этой чертовой дурацкой песней, которую мне так хотелось забыть. И в то же время так, так, так невероятно грустил, что она не догадалась спеть мне ее еще раз. Только еще один гребаный раз.

«Ты – мое солнышко… ты – мое солнышко… ты – мое солнышко…»

«Ты ведь спасешь меня, правда, малыш?»

– Гребаная сука, – поймал я себя на том, что произношу это, заглушая звук ее голоса в своей голове звуком своего собственного. – Ты чертова гребаная сука.

– Солджер? – позвала с дивана Рэй, осторожно и нерешительно.

Но я проигнорировал ее.

– Пошла ты на хер, – пробормотал я сквозь стиснутые зубы, вцепившись в волосы и уставившись в кипящую кастрюлю. – Боже, да пошла ты на хуй за то, что так со мной поступила.

Каждый поворот злой судьбы, который случался в моей жизни, был напрямую связан с ней. И почти каждый из них был вызван давлением, которое она оказывала на меня, заставляя защищать ее. Спасать ее. Спасать ее от демонов, которых та сама себе создала. И все, что мама могла дать мне взамен, – это вот это. Одиночество. Чувство вины. Боль была такой глубокой, такой тяжелой, что мне приходилось с усилием втягивать воздух в легкие, чтобы они продолжали работать.

Я не заслуживал этого. Никогда не заслуживал ничего из этого.

Я никогда не заслуживал ее.

Мое тело отреагировало раньше, чем я успел подумать: обхватил пустую банку, стоявшую на прилавке, и швырнул ее в стену. Стекло разлетелось вдребезги, а остатки соуса разлетелись по стене и полу, создав еще один беспорядок, который Диана Мэйсон никогда не уберет.

«Ты – мое солнышко…»

Моя грудь сильно сдавило, когда рыдание сорвалось с моих губ, и мое тело согнулось пополам. Я рухнул на пол перед плитой и кастрюлей с бурлящей водой.

– Ной, иди в свою комнату, – настоятельно приказала Рэй, поспешив на кухню.

– Но, мам…

– Послушай меня и иди в свою комнату сейчас же, – выделила каждое слово Рэй, потянулась надо мной, выключила плиту и опустилась на колени.

Ной нехотя сделал то, что ему сказали, а Рэй обхватила меня руками, притягивая мое тело к своему.

А потом я заплакал.

Плакал, потому что ничего из того, что я делал, не было достаточно хорошим.

Плакал, потому что потерпел неудачу.

Плакал, потому что она никогда не была способна полюбить меня настолько, чтобы вытащить себя из того дерьма, в котором оказалась.

И, наконец, я плакал, потому что ее больше нет, и ничего не мог сделать, чтобы спасти ее от этого, ничего не мог сделать, чтобы не допустить этого с самого начала. Потому что впервые в жизни я поставил себя на первое место.

* * *

– Господи Иисусе, – прохрипел я, мой голос царапал пересохшее горло. – Я чувствую себя таким мудаком.

Рэй стояла на коленях, осторожно собирая осколки стекла, когда резко повернулась ко мне, пораженная.

– С чего бы тебе чувствовать себя мудаком?

Я покачал головой и вытер лицо рукой, липкое от потоков слез.

– Потому что, блядь, на какое-то время потерял самообладание. Я не хотел. Просто… не знаю… это просто случилось.

– Мускулистый, – позвала Рэй мягким, успокаивающим голосом, вставая, чтобы выбросить осколки банки в мусорное ведро. – Твоя мать умерла. Ее убили. Тебе позволено потерять самообладание.

– Но не имею права пугать вас, ребята, – возразил я, доставая губку из раковины, чтобы вытереть брызги соуса со стен и пола. – Этому нет оправдания.

Рэй встала рядом со мной, обхватив рукой мое запястье, чтобы не дать мне уйти.

– Ты нас не напугал, – настаивала она, твердо и искренне. – Мы волновались за тебя. Мы беспокоились. Есть разница.

Рэй забрала у меня губку и обхватила другой рукой мой подбородок, пригвоздив меня к месту своим нежным взглядом.

– Я все уберу. А ты поговори с Ноем. Пусть он увидит, что с тобой все в порядке.

Я был готов запротестовать. Последнее, чего мне хотелось, – это встретиться с ним лицом к лицу, когда я уже десятки раз обещал никогда не причинять им вреда. Но не потребовалось много времени, чтобы понять, что Рэй была права. Если побегу, если буду избегать его, это только выставит меня трусом, которым, как я утверждал, не являюсь.

Поэтому, с опущенной головой и сердцем, испытывая боль сильнее, чем я мог себе представить, поплелся по коридору к его комнате, потом постучал в дверь.

– Да? – отозвался Ной изнутри, и я вошел, обнаружив его на кровати, лежащим на животе и читающим книгу.

Рэй как-то сказала мне, что Ной всегда ненавидел читать, пока не встретил меня. Увидев его сейчас с книгой, читающего без уговоров, я улыбнулся – пусть и самую малость.

– Привет, – сказал я, осторожно закрывая за собой дверь.

– Ох, привет. – Ной с трудом сел и засунул клочок туалетной бумаги между страницами. – Ты в порядке?

В его глазах не отразилось страха. Ни гнева, ни нерешительности. Только беспокойство.

– Эм… – Я почесал в затылке, не зная, как ответить. Но честность казалась лучшим вариантом, поэтому, вздохнув, сел на край его кровати и уперся локтями в колени. – Не совсем. Но… мне немного лучше, я думаю.

Ной подтянул колени к груди и обхватил их руками.

– Мне очень жаль, что твоя мама умерла, – пробормотал он тихо, почти неловко. Как будто не знал, правильно ли это сказал.

– Спасибо, дружок.

– Кто-то убил ее?

Опустив взгляд на свои руки, сцепленные между коленями, я едва заметно кивнул.

– Да, мы так думаем.

Любому человеку любого возраста было сложно осмыслить и переварить это, не говоря уже о ребенке, который никогда не знал смерти за свои короткие тринадцать лет. И можно было предположить, что, войдя в их жизнь, я приведу с собой черного ангела смерти на плече.

«Но», – напомнил я себе, – «ты также дал им защиту и силу, которых им не хватало раньше. А это уже кое-что значит. Должно значить».

– Ты знаешь, кто это сделал? – спросил Ной, нахмурив брови, пытаясь осознать трагическую и тревожную правду о том, что кто-то может быть способен намеренно лишить жизни другого человека. Что кто-то может захотеть этого.

– У меня есть предположения, – подтвердил я, сохраняя в тайне, кто именно.

Встречался ли Ной с Леви во время своих визитов к отцу? Встречался ли он с моей матерью? Что именно видел этот ребенок?

Нет. Я не мог допустить этого. И никогда бы не спросил. Мы бы никогда не заговорили об этом – если бы Ной сам не захотел. Размышления об этом сейчас только дали бы волю моему воображению, и ничего хорошего из этого не вышло бы.

– Надеюсь, копы поймают плохих парней, – сказал Ной, положив подбородок на колени.

– Я тоже.

– Но… – Его глаза встретились с моими со зрелой искренностью, наши души соединились. – Если они не сделают этого… ты сделаешь, верно? Ты достанешь их?

Гулкий стук моего сердца отдавался в моей ноющей голове, когда я внезапно осознал, что Ной возвел меня в ранг своего героя.

Я был его героем. Суперменом. Богоподобным существом, каким большинство мальчиков представляли себе своего отца.

У меня никогда не было ничего подобного. У меня был дедушка, и я безумно любил его, но всегда видел его таким, какой он есть, – стариком. Моя преданность была связана с чем-то другим – с моей матерью и нескончаемой потребностью защищать ее от ее собственных демонов.

Но я стал для Ноя тем, чего у меня никогда не было, и не собирался снимать эту маску сейчас.

– Если они когда-нибудь осмелятся прийти сюда, – сказал я, удерживая его взгляд силой своего собственного, – я достану их.

«Для тебя, Рэй, и мамы… Клянусь Богом, я их достану».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

МЕЖДУ КАПЕЛЬКАМИ ДОЖДЯ

Детектив Сэм Льюис позвонил мне на следующее утро после того, как было найдено тело моей матери.

Я был на работе, разгружал продукты, когда раздался звонок, и не стал терять ни секунды, прежде чем ответить.

– Дай мне минутку, – попросил я Говарда. – Это очень важно.

Он отмахнулся от меня сочувственным, понимающим кивком.

– Делай то, что должен.

Как только я пришел на работу, извинился за то, что не пришел вчера. Благодаря Рэй и ее звонку, который она сделала по дороге на работу, Говард знал, что в семье произошло чрезвычайное происшествие, но только после того, как пришел утром, он узнал, что моя мать умерла.

Однако Говард не знал, что она была убита.

Я хотел избежать вопросов. По крайней мере, на данный момент. Последнее, что мне было нужно, – это чтобы все в городе снова смотрели на меня обвиняющими и вопросительными взглядами, задаваясь вопросом, не оказалось ли мое прошлое на пороге дома моей матери. Не понимая, что именно ее жизнь в конечном итоге запятнала мою.

Я поспешил в кладовую, подальше от всех, кто мог бы подслушать, и ответил на звонок, прежде чем детектив Льюис успел повесить трубку.

– Привет, Сэм, – поздоровался я, затаив дыхание. – Как дела?

– Что ж, звоню сказать, что у меня хорошие новости, – сказал он, дав мне ответ, на который я надеялся. – Мы нашли Леви.

Я нахмурился с мгновенным подозрением.

– Ого, как быстро.

– Он знал, что мы приедем. Я имею в виду, хочешь верь, хочешь нет, но тот просто тусовался у твоей мамы. Сказал, что живет там.

Я кивнул в сторону стопки консервированных супов.

– Да, я просто… не знаю. Наверное, я ожидал, что он сбежит или что-то в этом роде.

– Нет. И на самом деле, Леви казался измученным. Знаешь, словно почти почувствовал облегчение. Это было странно. Но главное, что он у нас. Леви признался, что подсыпал ей в наркотики фентанил с намерением убить ее, и согласился назвать имя другого парня, с которым он работал. Кое-кто, по его словам, тоже был в этом замешан.

Мой взгляд на банки с супом стал жестче, и я сильнее нахмурился.

– Сет.

– Ты его знаешь?

– К сожалению.

Сэм задумчиво хмыкнул, и мне стало интересно, о чем он думает, но я знал, что тот вряд ли поделится со мной.

Вместо этого он сказал:

– Леви попросил поговорить с тобой.

Я сжал челюсть, разжимая кулак.

– Зачем?

– Я не знаю. Он только сказал, что хочет поговорить с тобой о некоторых вещах.

– Ну, ты можешь сказать ему, чтобы он засунул свою просьбу себе прямо в задницу, – ответил я без колебаний.

Сэм беззлобно усмехнулся.

– Так и думал, что ты это скажешь. В любом случае, Солджер, я просто хотел сообщить тебе последние новости. Либо я, либо детектив Миллер позвоним тебе при любом другом развитии событий, хорошо?

– Ага, – пробормотал я, кивая. – Спасибо, Сэм.

– Конечно. Созвонимся.

Он завершил разговор, и я засунул телефон обратно в карман. Мне следовало сразу же вернуться к работе, зная, что Говард в данный момент поднимает тяжелые коробки в одиночку, когда ему, вероятно, не следовало этого делать, но не сдвинулся с места. Вместо этого я медленно опустился и сел на то, что стояло позади меня – стопку коробок с майонезом, очевидно, – и уставился вперед на куриную лапшу и томатный базилик.

Леви арестовали, и меня не было рядом, чтобы ухмыляться, как гребаному маньяку, когда копы увозили его.

Хотя я надеялся, что кто-то это сделал. Надеялся, что кто-то был там и благодарил Бога за то, что этот кусок дерьма наконец-то, наконец-то, наконец-то получил по заслугам после стольких лет ускользания от внимания закона.

Но Сет…

Я пытался представить себе мотив Леви. И хотя только догадывался, подозревал, что это, скорее всего, как-то связано со смертью его брата. Возможно, месть. Однако знание того, что Сет был как-то замешан – по словам Леви, – задавало другой тон. Это все меняло, и вдруг эта месть стала очень похожа на послание.

Направленное мне.

– Что ты задумал? – пробормотал я, глядя на суп, потирая рукой рот и подбородок.

Но суп не мог ответить за Сета. Ни один из супов не мог, и я тоже. Но надеялся только на то, что копы доберутся до него раньше, чем Сет доберется до кого-нибудь еще.

* * *

Мне не хотелось готовить, да и Рэй тоже. Поэтому мы спросили Ноя, что бы он хотел съесть, и, поразмыслив несколько минут, тот сказал нам, что очень хочет чизбургер из закусочной «У Дика». И хотя мы нечасто брали за привычку ужинать вне дома, сегодня подумали, что вечер вне дома поможет скрасить наше общее настроение, такое же мрачное и серое, как небо над головой.

– Надвигается гроза, – прокомментировал я, когда мы шли в закусочную.

К счастью, наш район был недалеко от Мейн-стрит. Так что если бы небеса решили разверзнуться на обратном пути, то нам не пришлось бы далеко идти.

– Хелен сказала, что в эти выходные у нас будет отвратительная погода, – ответила Рэй, с опаской поглядывая на черное небо.

– Похоже, тогда мы не сможем поехать на рыбалку, – проворчал Ной, топая ногами по тротуару.

– Ну, посмотрим, насколько все будет плохо. – Я обнял его за плечи и притянул к себе. – В противном случае ты можешь помочь мне покрасить твою комнату.

– У тебя дома?

– Да, – сказал я, приподнимая уголок рта в полуулыбке. – Может, мы сходим в магазин, и ты сам выберешь цвет.

– Думаю, это хорошая идея, – кивнул Ной. – В смысле, раз уж мы все равно не можем жить в нашем доме и все такое.

По другую сторону от меня Рэй обхватила мою руку, прижав ее к своей груди и прижавшись щекой к моему бицепсу.

– Вообще-то, я подумала… может, нам стоит просто отремонтировать дом и попросить Конни помочь нам его продать.

Я с любопытством приподнял бровь.

– Да ну?

Ной выглянул передо мной и посмотрел на свою маму.

– Почему? Где мы тогда будем жить?

– Думаю, нам и так неплохо там, где мы находимся, тебе не кажется? – спросила Рэй его, посмотрев мне в глаза.

Хотя они с Ноем жили у меня уже несколько недель, мы никогда не обсуждали, будет ли это постоянная перемена или мы будем жить так, пока не почувствуем, что им безопасно вернуться домой. А учитывая недавнее развитие ситуации с Леви и Сетом, я решил, что сделал верное предположение, решив, что, как только они оба окажутся за решеткой, все вернется на круги своя. И был бы разочарован – мне нравилось делить с ними пространство, как и Элевен. Но, конечно, я бы уважал решение Рэй поступить так, как она считает нужным для себя и своего сына.

Но, услышав это сейчас, что она хотела остаться со мной, у меня на сердце стало легче, чем за последние дни – может быть, недели.

– Ты имеешь в виду, остаться с Солджером? – спросил Ной.

Рэй кивнула и ответила:

– Да. Если ты не против… и Солджер тоже не против, конечно.

Ной медленно кивнул, и его улыбка стала медленно расти. И когда это произошло, он выглядел как ребенок на Рождество, сияя так ярко, что осветил почерневшее небо.

– Да, – сказал он, обнимая меня за талию, – думаю, это хорошая идея.

Я крепче притянул Ноя к себе и улыбнулся ему.

– Я тоже.

* * *

Мы тихо и уютно, но быстро поужинали, прислушиваясь к низким, рокочущим раскатам грома вдалеке. Зловещие тучи разверзлись, как только мы вышли из закусочной. И смеялись, когда бежали под быстро увеличивающимися каплями дождя, подгоняя друг друга, пока мы с Рэй не запыхались, а Ной не был готов продолжать.

– Боже, какие же вы, ребята, старые, – пожурил он, прежде чем пробежать остаток пути по Даффодил-лейн.

Я взял Рэй за руку, переплетя наши пальцы, и запрокинул голову назад, чтобы почувствовать, как дождь бьет по моему лицу.

– Ты выглядишь счастливым, – тихо прокомментировала Рэй.

Я улыбнулся, пока мы шли.

– Я счастлив.

Рэй улыбнулась, но в ее глазах читалось сомнение. Но это была правда. Даже несмотря на смерть матери и одинокого монстра, все еще таящегося в тени, я был по-настоящему, без сомнения, счастлив.

– Я люблю тебя, – прошептала Рэй, сжимая мою руку.

Мы прошли под фонарным столбом, и свет осветил сотни капель дождя, падавших на мокрую землю у наших ног. Я остановил нас и потянул Рэй за руку, притягивая к себе. Она громко рассмеялась, прижав руки к моей промокшей футболке, ткань прилипла к моей коже.

– Я тоже люблю тебя, Рейн, – сказал я, и у меня сжалось горло от этих слов. – И только благодаря тебе я счастлив. Благодаря тебе люблю свою жизнь. Вещи, о которых я никогда не думал, что они возможны, превратились в реальность, потому что ты есть в моей жизни. И знаю, что ты постоянно благодаришь меня за все. Но сейчас я благодарю тебя. За то, что ты открыла свой разум и дала мне шанс, когда все остальные отказывались, за любовь ко мне и за то, что подарила мне жизнь, о которой никогда не думал, что смогу жить. Я никогда не смогу отблагодарить тебя за это. Потому что я наконец-то победил.

Даже под дождем я видел, как заслезились ее глаза, когда Рэй сглотнула.

– Если ты выиграл, то и я выиграла, Солджер. И я бы сказала, что нам обоим очень, очень повезло, – прошептала она, убирая руки с моей промокшей футболки, чтобы обхватить мое лицо ладонями.

Рэй притянула меня к своим раскрытым, ждущим губам, чтобы поцеловать глубоко и страстно между каплями дождя под фонарным столбом на Даффодил-лейн. Она вцепилась руками в мои волосы, а я запутался в ее, наши рты раскрылись шире и углубили танец наших языков.

«Мне будет так этого не хватать», – подумал я, тут же содрогнувшись от одной только мысли об этом, и эта мысль проделала путь от моего мозга к сердцу, поселившись там, чтобы вызвать боль, которую поцелуй не мог ни затронуть, ни тем более стереть.

Рэй отстранилась, мгновенно оставив меня одиноким и жаждущим большего. Но ее глаза встретились с моими с обещанием.

– Думаю, нам нужно зайти в дом и разобраться с этим, – сказала она, медленно проводя пальцами от моего плеча вниз по груди, мимо пупка и прямо вдоль моей выпирающей эрекции, болезненно натягивающей молнию моих джинсов.

Я застонал, мгновенно отчаянно нуждаясь в ее прикосновении, как только Рэй убрала руку.

– Только если я сначала позабочусь о тебе, – сказал я, схватил ее за руку и повел домой, отчаянно пытаясь найти убежище от предупреждающих звоночков, живущих только в моем сознании.

* * *

Мои бедра двигались под ней, пока держал Рэй за талию, глядя в ее глаза, в которых была каждая мелочь, которую я когда-либо считал важной. Она вцепилась пальцами в мою грудь, оставляя следы от ногтей в форме полумесяцев. Ее губы приоткрылись, челюсть задрожала. В ее взгляде читалась мольба об освобождении, и я был бы проклят, если бы отказал ей.

Я скользнул рукой по ее талии и положил на ее бедро, потом надавил большим пальцем между ее ног. Кружил. Нажимал. Двигался целенаправленно и маняще убедительно.

Глаза Рэй затрепетали, грозя захлопнуться на пороге оргазма, но я остановил ее, крепко сжав ее бедро.

– Не закрывай глаза и не исчезай, – прошептал я низким, хрипловатым голосом. – Останься со мной. Дай мне это. Позволь мне смотреть.

Ее голова дрогнула, и она кивнула.

– Мускулистый, я никуда не уйду.

Заявление было многогранным, и я держался за него изо всех сил, пока работал большим пальцем, а наши бедра сходились и расходились, сходились и расходились. Пока ее тело не напряглось, и она не кончила. Рэй прилагала усилия, чтобы не сводить с меня глаз, не запрокидывать голову и не прикусывать губу, как она всегда делала. На мгновение я подумал, что это жестоко – не позволить ей, не освободить ее от моих объятий. Но мне нужно было видеть, как в момент кульминации ее глаза закатываются и углубляются в эйфорическое вожделение, наблюдать ее страсть ко мне в эту долю времени. Знать без малейших сомнений, что это я создал ее и что ни один другой мужчина никогда не сделает для нее того, что сделал я.

Я нуждался в этом.

Нет, в этом нуждалась моя душа.

И когда она успокоилась, ее конечности расслабились, я притянул ее к себе. Рэй прижалась щекой к моей груди и хватала ртом воздух, поглаживая пальцами мою кожу и слушая биение моего сердца, когда оно ударялось о грудную клетку. Каждый удар – еще одно обещание принадлежать ей до тех пор, пока оно будет гнать кровь по моим венам, и навсегда после этого.

– Знаешь, – я провел пальцами по ее волосам и плечу, – мне кажется, что больше всего меня печалит то, что моя мама никогда не знала, каково это.

Рэй затаила дыхание, спрашивая:

– Каково что?

– Любить кого-то так же полно и глубоко, как я люблю тебя, – ответил я, закрывая глаза и скользя кончиками пальцев по изгибам ее позвоночника. По изгибам ее боков. По изгибу ее груди. Каждый сантиметр, до которого я мог дотянуться.

– Ты не знаешь, что она не любила. Может, она так любила твоего отца?

– Нет, – покачал головой я, уткнувшись в подушку. – Она даже себя не любила, Рэй. Так что никак не могла любить моего отца – и уж точно, черт возьми, не так, как я люблю тебя. Но…

Я глубоко вдохнул, расширяя грудную клетку и полностью выпуская воздух, позволяя губам улыбнуться на выдохе. Даже когда слезы наполнили мои глаза.

– Мне хочется думать, что мама была бы счастлива узнать, что у меня есть это, понимаешь? Она знала, что все, чего мне хотелось, – это выбраться, и я выбрался. И это ее заслуга, потому что если бы мама позволила мне вернуться домой, я бы остался. Остался бы, и кто, черт возьми, знает, что бы случилось дальше? Черт, да я бы уже, наверное, снова сидел в тюрьме, насколько я думаю. Но мама… это она сказала мне уехать, и я уехал. И насколько это безумно? Меня бы здесь не было… не было бы с тобой, если бы она просто позволила мне остаться.

Слезы катились из моих глаз на подушку под головой, но я все равно улыбался. Потому что после всего, после всего, что я сделал для этой женщины, чтобы защитить ее, думая, что все это было напрасно, мне понадобилась ее смерть, чтобы понять, что она сделала то же самое для меня.

Она спасла меня.

– Потому что она любила тебя, Солджер, – ответила Рэй, и я понял, что она тоже плакала. – Может, она не знала, как это показать, а может, просто не могла, но… любила. Мне не нужно было встречать ее, чтобы понять это. Ты был ее солнечным светом.

Я кивнул, боль в груди слилась со всей любовью, которую я испытывал к женщине в моих объятиях и к женщине, которой больше нет.

– Да, – я поцеловал ее в макушку, – и теперь ты мой.