Текст книги "Дело о рубинах царицы Савской"

Автор книги: Катерина Врублевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– Барыня, – взмолилась Агриппина. – У нас и так прокорма в обрез. Еще этих баловать! Смотрите, их же там не меньше пяти дюжин, всем только на один зуб!

Подошла женщина в балахоне, подпоясанном грубой веревкой. За ее спиной, в платке, перевязанном крест-накрест под грудью, сидел младенец. Глаза у ребенка были огромные и грустные. Женщина держала на голове большое тростниковое блюдо, заполненное разным тряпьем.

Малькамо заговорил с ней. Оказалось, что ее зовут Чиклит, она пришла сюда с мужем и четырьмя детьми из деревни в трех днях пути от озера. В деревне голод и они решили, что у озера они найдут себе пропитание. Муж сейчас ловит рыбу, другие мужчины пытаются поймать пеликанов, и им всем не хватает инджеры. Сейчас ранняя весна, фруктов и овощей нет, и в их деревне многие умерли от голода. Поэтому кто бежит сюда, на озеро, кто записывается в армию, неважно с чьей стороны, так как там дают в день немного поесть, а это сейчас самое главное.

Все это Чиклит говорила тоненьким голоском, а Малькамо переводил. Агриппина и без перевода поняла, достала из сумки остатки разваренных бобов, завернутые в тряпицу, и протянула женщине. Та аккуратно разделила еду, протянула часть подросткам и поела сама. Потом дала грудь ребенку – он с жадностью присосался.

– Скажи мне, Чиклит, – спросил Аршинов, – как называется твоя деревня? Танин?

– Нет, – ответила она, – Тис-Аббай.

– А где Танин?

– Не знаю, – эфиопка пожала плечами. – Это Тана, а Танина здесь нет.

– Попали… – протянул Головнин. – Где теперь искать этот Танин?

Один из мальчишек стал дергать его за рукав и тыкать в сторону озера, как раз в правую сторону, где возвышалась самая большая хижина.

– Что он говорит?

Малькамо переспросил паренька и ответил:

– Он говорит, что на том острове монастырь, там живет святой, и он знает все на свете. Надо поплыть к нему, и он ответит. Только лодку пусть наймут у его отца.

– Ах ты, постреленок! – засмеялся Аршинов. – А что, дельное предложение, надо будет добраться, если парень не врет. Так что Григорий, Георгий, отведите лошадей подальше, разбейте палатки. Лев Платонович и вы, Арсений, озаботьтесь охраной. А мы с Малькамо отправимся в монастырь.

– А как же я? – возмутилась я. – Я тоже хочу посмотреть на святого.

Мне не столько хотелось в монастырь, сколько не разлучаться с Малькамо, но я бы никогда в этом не призналась даже самой себе.

– Сударыня, вы разве не устали? – пытался было возразить Аршинов. – Мы с Малькамо наймем лодку и поплывем. Как же вы грести будете?

– А я с Автономом поплыву! – в запальчивости воскликнула я. – Автоном, хотите в монастырь святого Георгия?

Молчаливый монах только кивнул и встал рядом со мной.

– Придется нанимать две лодки, – покачал головой рачительный Аршинов.

– И пусть, – заупрямилась я, – я сама заплачу.

– Боюсь, они рублями не возьмут. Надо прихватить что-нибудь съестное. Да и в монастырь отвезти.

Так и решили. Агриппина со скрипом выдала мешок с припасами, Автоном взвалил их на плечи и мы направились к толпе эфиопов, стоящих на берегу.

Переговоры проходили долго. Аршинов и Малькамо долго торговались, отворачивались, снова торговались, пока не сговорились: они арендовали две тростниковые лодки. На одной поплывут Аршинов и Малькамо, на другой – я и Автоном. Это сделано было для того, чтобы уравновесить массивных казака и монаха легковесными принцем и мной.

Я с опаской смотрела на узкую папирусную лодку, почти полностью погруженную в воду. На дне хлюпала вода. Ну, почему мне не сидится спокойно – надо обязательно ввязаться в авантюру!

– Может, останетесь Аполлинария Лазаревна? – спросил Аршинов. Он уже рассчитался с владельцами лодок несколькими початками кукурузы и теперь озабоченно смотрел на меня.

– Нет уж, Николай Иванович, я с вами, а то Автоному грести скучно будет.

– Ладно, тогда полезайте. И приподнимите юбку, чтобы не замочить.

Сделав вид, что я не услышала его слов, я полезла в утлое сооружение, качающееся на волнах. Автоном полез за мной, да так накренил, что в лодку хлынула вода и залила мне юбку до колен. Он даже не извинился, схватил весла и стал грести. Аршинов с Малькамо пошли за нами.

Какая дивная красота раскинулась перед нами! Пахло свежестью, мокрой травой и едва уловимо лимонами. Кричали пеликаны: огромные белые птицы с розовыми зобами летали над нами и оглушительно хлопали крыльями. По небу плыли облака, я впервые увидела их после того, как сошла с трапа корабля.

Наш путь лежал к острову с хижиной, увенчанной конической крышей, но перед ним надо было пройти мимо другого небольшого островка, на котором нежились бегемоты. Шкура у них, цвета застывшей смолы, блестела на солнце. Они ревели, широко раскрывая красные пасти с тупыми зубами.

– Автоном, пожалуйста, давайте обогнем этот островок, – попросила я.

Он кивнул, продолжая грести и, вдруг, одно весло ударилось обо что-то твердое, скользнуло, другое глубоко погрузилось в воду, лодка качнулась, снизу раздался мощный удар, и мы с Автономом вылетели из лодки.

От холодной воды помутился разум. Зажмурившись, я принялась изо всех сил колотить руками, пытаясь выбраться вверх, но тяжелые ботинки и платье тянули меня вниз. Я глотала противную мутную воду, в глазах почернело, как вдруг меня схватили за волосы и резко дернули вверх. От неожиданности я сделала еще один глоток, в глазах окончательно потемнело, и… очнулась я уже на островке.

Острые камни впились мне в поясницу, нос щекотал резкий запах гуано, Малькамо поддерживал мне голову, а Аршинов нажимал на грудь. Фонтан воды вырвался у меня из глотки, я закашлялась, окончательно пришла в себя, вскочила и прикрыла обнаженную грудь.

– Слава Богу! – воскликнул Аршинов. – Вы пришли в себя!

– Что это было? – спросила я, пытаясь застегнуть пуговицу на воротнике.

– Вас подбросила разъяренная бегемотиха, которую Автоном задел веслом. Лодка перевернулась, вы скрылись под водой, и я только молился, чтобы эта скотина не задела вас.

– И как я оказалась здесь?

– Как только мы с Малькамо увидели, что произошло, то бросились в воду. Он нырнул, схватил вас за волосы и доплыл до островка. А я помогал Автоному – бортом лодки его крепко приложило по голове.

– Принц, – обратилась я к Малькамо, предварительно убедившись, что моя одежда в порядке, – так это вам я обязана своим спасением?

Он кивнул, и на его смуглых щеках появилось нечто вроде румянца.

– Теперь стоит подумать, как отсюда выбираться, – произнес Аршинов. – Остров вон там. Мы без лодок – их отнесло далеко к середине озера, только вот весла спасли, одежда мокрая, тяжелая, в ней холодно, и нам не доплыть, даже если мы разденемся догола.

– Догола? – возмутилась я.

– Простите, Полина, речь сейчас идет не о хороших манерах, а о выживании. А у нас нет даже сухой спички.

Автоном молился на краю островка, который был ближе к видневшемуся вдали монастырю. Один из пеликанов, наверняка, самый нахальный из всех, подошел к нему вразвалку и тяпнул за пятку. Автоном крикнул "Кыш!", замахал руками, отчего мокрые рукава его рясы громко захлопали. Птица отскочила в сторону, спугнула других, те взлетели и сели на спины бегемотам, нежившимся на солнышке. Вот им холодно не было, а у меня зуб на зуб не попадал.

– Автоном, брат мой, – окликнул его Аршинов, – а ты что скажешь?

– Стезя, не позна ея птица…[54]54
  Стези [туда] не знает хищная птица, (и не видал ее глаз коршуна); (Иов 28:7)


[Закрыть]

– Неутешительно, – пробормотал Аршинов.

– Позвольте мне, – сказал Малькамо, – а не доплыть ли нам до острова на бегемотах?

– Как это?

– У нас остались весла. Если забраться бегемоту на спину и ударить его по левому уху, он повернется и поплывет направо, и наоборот. Я видел, как плыли на бегемотах крестьяне из Бахр-Дара – это селение на берегу, немного севернее. Может, попробуем? Что нам терять? В крайнем случае, разденемся в воде и поплывем сами. Надо же как-то выбираться с этой скалы.

Мы с Аршиновым переглянулись. У меня не было слов.

– А давайте Автонома спросим, – предложил он. – Автоном, что ты думаешь о прогулке на бегемоте?

– Ось бегемот, сотвориша тебе, траву аки волове ядят. Возложиши же ли нань руку…[55]55
  Вот бегемот, которого Я создал, как и тебя; он ест траву, как вол; (Иов 40:10) Клади на него руку твою. (Иов 40:27)


[Закрыть]

– Так, – кивнул Аршинов, – божий человек не возражает, тем более мы сами сейчас на положении Иова, испытуемого Господом. Пошли, выберем себе рысаков.

Малькамо выбрал двух широкобедрых бегемотих, он сказал, что самки более покладисты. Вручив одно весло Аршинову, он объяснил, как надо хлопать бегемотиху по уху, чтобы добиться правильного направления. Аршинов кивнул и решительно направился к своей животине.

– Полин, иди ко мне, – предложил юноша. – Садись, ухвати меня за талию и ничего не бойся, ты со мной.

Бегемоты не высказывали никакого неудовольствия. Автоном уселся позади Аршинова, Малькамо громко крикнул и хлопнул своего «коня» промеж ушей. На удивление, бегемотиха встала и, покачиваясь, пошла к воде. Я замерла, покрепче обняв принца.

Плюхнувшись в воду, бегемоты поплыли. Сидеть на спине оказалось удобно, только ноги по колено были погружены в воду. Малькамо изредка похлопывал свою лошадку между ушей, выкрикивая "Малесса!", а Аршинов вторил ему залихватским "Но-но, залетная!"

Дважды наша бегемотиха (которую я про себя уже окрестила Фросей) пыталась нырнуть, но Малькамо тянул ее за уши. От этого она прекращала свои попытки и продолжала плыть в заданном направлении.

Вскоре я уже отчетливо видела пологий песчаный берег, хижину с конической крышей, увенчанную крестом с диагональной перекладиной, горстку послушников, лысых и в белых одеяниях, высыпавших на берег, чтобы подивиться такому редкому зрелищу.

Аршинову и Автоному не повезло – бегемотиха взбрыкнула и выбросила их в воду почти перед самым берегом. Наша Фрося вела себя на удивление смирно и позволили нам сойти самим, когда стало совсем мелко.

При нашем появлении послушники обступили нас, и и вперед вышел старик-священник в зеленой тоге и с посохом в руке.

Малькамо подошел к нему и поклонился. Священник что-то сказал высоким гортанным голосом. Малькамо ответил. Я уловила только «Соломон».

– О чем они говорят? – спросила я подошедшего Аршинова, мокрого до нитки.

Но Аршинов не успел ответить: послушники пали ниц, а священник ударил шестом по земле и прокричал что-то, устремив глаза вверх.

– Все хорошо, Полина, – поспешил перевести Николай Иванович. – Священник спросил у нашего парня, как ему удалось приручить бегемотов, на что тот ответил, что понимает язык животных и птиц.

– Что, действительно понимает? – поразилась я.

– Полина, ну, вы как дитё малое! – усмехнулся казак. – Неуж-то на такие вопросы правду отвечают? Получилось – вот и прекрасно. А как, и по каким законам, не им судить.

– Неужели священник такой наивный и доверчивый? – продолжала я расспрашивать Аршинова.

– Малькамо сказал, что он принц из рода Соломона. А как известно, царь Соломон понимал язык животных и птиц.

– Ах, вон оно что, теперь ясно.

Священнослужитель (он сказал, что его зовут отец Асаминэу) еще раз стукнул палкой о землю и сделал приглашающий жест рукой. Послушники встали с земли, не переставая кланяться.

Сначала нас отвели в маленькие кельи и дали переодеться в сухие шаммы. Мне было неловко, но в то же время приятно чувствовать себя в сухом и просторном эфиопском одеянии.

После того, как все переоделись, нас пригласили в сам храм, стены которого были расписаны картинами жития святого Георгия. Только Георгий, как и Иисус, и дева Мария, был эфиопом с удлиненными грустными глазами.

У иконы "всадник Георгий поражает змея" Автоном опустился на колени и принялся неистово молиться. Впрочем, он всегда так молился. Змей на картине был нарисован с ногами и очень походил на рогатую ящерицу.

– Что привело сюда блистательного сына великого негуса? – спросил старец.

– Мы идем по следам двух белых монахов, – ответил Менелик. – Побывали ли они тут, в вашем монастыре?

– Да, – кивнул тот, – наведывались.

Мы переглянулись. Как никогда мы были близки к цели нашего пути.

– Они говорили, зачем пришли сюда? – спросил Аршинов.

– Да, – ответил отец Асаминэу. Слова из него приходилось выцарапывать клещами.

– Говори же.

– Они принесли нам корону негуса из негусов, царя Менелика Первого и попросили схоронить ее до лучших времен.

– Правда?! – Закричали одновременно Аршинов и Менелик. – И где она? Мы хотим ее видеть.

– Ее нет здесь.

– Как нет?

– Я отказался принять сокровище.

– Но почему?

– Нам негде ее хранить. У нас нет ни потайных подвалов, ни сокровищницы, ничего. Мы всего-навсего бедные монахи в монастыре, и только святой Георгий охраняет нас от бед и напастей. Я не мог взять на себя такую огромную ответственность.

– Старик просто струсил, – прошептал мне по-русски Аршинов. – Он испугался слуг Менелика Второго. Ведь видно, что он за Иоанна и наследников. Прямо вьюном вьется вокруг нашего парня.

Малькамо обернулся к нам:

– Что будем делать? Священник все отрицает, нет у него рубиновой диадемы.

Тем временем монахи внесли угощение – самодельное пиво тэлла, в маленьких тыквочках-калебасах. Мы сели в угол на циновки и принялись за кисловатый теплый напиток. В животе у меня урчало, что совсем было недостойно воспитанной дамы.

– Он не обманывает? – спросила я.

– Не думаю, – ответил Малькамо. – я вижу, когда искренне говорят, а когда врут. В монастыре действительно ничего не оставляли. Да и хлипкое тут сооружение – если бы кто-нибудь захотел, вмиг бы нашел сокровищницу. На острове даже прятать некуда.

– Ты спрашивал старца о Танине?

– Да, спрашивал. Нет такого поселения на озере Тана. И на островах нет.

– Попали… – сокрушенно заметил Аршинов.

И лишь Автоном ничего не ответил – он продолжал молиться Георгию-Победоносцу, пронзающего змея с лапами и острой мордой.

– Малькамо, скажи мне, что обозначает «танин» на амхарском? – некая мысль пришла мне в голову, и я поспешила ее выразить вслух.

– Ничего не означает, – он пожал плечами.

– А какие языки есть еще в Абиссинии? Ты говорил что-то о священном языке геэз.

– Надо спросить священника.

Он обернулся и спросил. Я уловила слова «геэз» и «танин». Отец Асаминэу отрицательно покачал головой. Все было ясно и без перевода.

– Есть ли среди послушников говорящие на других языках?

Священник хлопнул в ладоши и десяток бритых монахов в белых одеждах заполнили свободное место рядом с ним.

Малькамо объяснил:

– Вот этот монах говорит на тигринья, эти на аргобба, гураге, харари, и галла. Ни в одном из этих языков нет слова «танин».

Вдруг вперед выступил монах, единственный бородатый среди всех, стоявший позади, и что-то произнес.

– Кто это? – спросил Аршинов.

– Это фалаш, эфиопский иудей, – ответил Малькамо. – Скорее всего, он родом из заброшенного города Горгора. Тамошние жители переходят в христианство в надежде на лучшую жизнь.

И он вступил в разговор. Когда же закончил его, то повернулся к нам, и я увидела, какое у принца радостное лицо. Если бы он сейчас закричал "Эврика!" я бы ничуть не удивилась.

– Этот монах, его зовут Абрха, сказал, что на их священном языке «танин» обозначает крокодил.

– Эврика! – закричала я, показывая на картину. – Вот он, крокодил!

Теперь понятно, кого мне напоминало чудовище, пронзаемое Святым Георгием.

Аршинов, как всегда взял бразды правления в свои руки. Отослав монахов обратно по кельям, он взял Абрху под локоток и подвел к нам.

– Расскажи, что ты знаешь о двух белых монахах?

Тот оглянулся на священника, но старец лишь кивнул головой и приободренный послушник рассказал:

– Они приплыли вдвоем на тростниковой лодке. Вид у них были такой, словно за ними долго кто-то гнался. Когда они отдохнули у нас и подкрепились, то долго молились у этой иконы, – Абрха показал на Георгия-Победоносца. – Вот как ваш святой человек. Они сказали, что Святой Георгий покровитель всех их земель, и он непременно спасет истинно верующих.

Монах замолчал и посмотрел на настоятеля. Тот сидел, выпрямившись, и не двигался, словно спал с открытыми глазами.

– Продолжай, что ты остановился? – подтолкнул его Аршинов. – Отец Асаминэу разрешает.

– Белые монахи долго разговаривали с нашим настоятелем. О чем – не знаю. У меня было послушничество – убирать в храме. Я вытряхивал во дворе циновки и видел, как они убеждают отца Асаминэу, а тот отказывается. Наконец, настоятель ушел, а монахи сели на груду чистых циновок, которые я уже вытряхнул, и стали разговаривать между собой на своем языке. Я подошел и попросил их встать, чтобы я смог разложить на полу циновки, а один из них спросил меня, откуда я родом. Я сказал, что из деревни около водопада из Голубого Нила. Я ушел туда жить, когда Горгора был окончательно разрушен.

– Это еще что такое? – тихонько спросила я Малькамо, который переводил мне рассказ послушника.

– Голубой Нил – это река, она берет начало из озера Тана и на ней из-за перепада высот часто встречаются водопады.[56]56
  В 1769 году английский путешественник Джемс Брюс высадился в Массауа, порту на севере Эфиопии. Несмотря на противодействие правителя Массауа, Брюс сумел проникнуть в горы Абиссинии и открыть истоки Голубого Нила, самого полноводного притока Нила. В своем отчете он писал: «Взгляните на эту травянистую кочку среди болота», – сказал проводник. Склон холма был усеян цветами с толстыми выступающими из земли корнями. Так как я засмотрелся на эти цветы, то дважды упал и очень больно ушибся, прежде чем очутился у края болота. Наконец, я приблизился с заросшему травой островку. В восторге я созерцал ключ, являющийся началом великой реки.


[Закрыть]

– Видно было, что им некуда было идти, они сидели на циновках и не знали, что делать. Один из них даже сказал: "Эх, Святой Георгий, защитник и покровитель. Шли мы к тебе, но ты слишком занят, змея убиваешь, а до нас никакого тебе дела нет…" Очень они были грустные. Поэтому я решил их немного развеселить: рассказал, какой около нашей деревни красивый водопад, и какие у нас сторожа, которые никого не пустят, если не знать к нам дороги.

– Какие сторожа? – спросил Аршинов.

– Вот и они тоже спросили, – впервые улыбнулся Абрха. – Рядом с нашей деревней живут крокодилы. Они охраняют нас, и их так много, что ни один враг не пройдет к нам. А на нашем святом языке крокодил называется танин.

– О! Сейчас спросим, – Аршинов поднял вверх указательный палец и обратился к Автоному: – Автоном, святая душа, скажи нам, что в Священном Писании о крокодилах говорят?

Автоном, не переставая молиться, изрек:

– Глаголи и рцы: сие глаголит Адонай гдесь: се, аз наведу на тя, фараоне, царю египетский, змея великаго, седящаго средь рек своих,

глаголющаго: моя суть реки, и аз сотворих я.[57]57
  Говори и скажи: так говорит Господь Бог: вот, Я – на тебя, фараон, царь Египетский, большой крокодил, который, лежа среди рек своих, говоришь: «Моя река, и я создал ее для себя». (Иезекииль 29:3)


[Закрыть]

– Спасибо, дорогой! А сказал-то кто?

– Иезекииль.

– Но он про змия сказал, а не про крокодила.

Автоном ткнул пальцем в икону:

– Про него сказал.

Тут все кусочки головоломки окончательно сложились у меня в голове.

– Подождите! – вмешалась я в разговор. – Ведь в пергаменте Фасиля Агонафера тоже приведены слова из пророка Иезекииля! Только его у меня нет, остался в саквояже на том берегу.

И я процитировала строки, которые уже знала наизусть.

– И что это значит, Полина? – спросил Малькамо. – Может, это простое совпадение.

– В таких делах не бывает совпадений, – отвергла я его предложение. – Спроси Абрху, что потом сделали монахи?

Малькамо перевел мои слова и монах ответил:

– Белые монахи задумались. Они смотрели то на меня, то на икону Святого Георгия. И, наконец, упали на колени. Один из них воскликнул: "Грешен я, Святой Георгий-Несущий победу, я усомнился в мощи твоей! Ты дал нам знак, и мы последуем ему! Если стены храма твоего не могут сохранить сокровище, пусть сохранит его чудовище, которого только ты сумеешь поразить!" Я молился вместе с ними. Потом они спросили, как добраться до моей деревни, взяли две лодки и уплыли к устью Голубого Нила.

– Нужно немедленно плыть туда, в деревню! Рубины там! – я ощущала себя гончей, взявшей след.

– Полина, подожди, не торопись. А как же наши товарищи? Они же ждут нас. И лошади, и скарб.

– Хорошо, давайте вернемся. Только, Малькамо, я прошу тебя, узнай у монаха точную дорогу, чтобы нам не пришлось плутать.

* * *

Больше в монастыре делать было нечего. Мы сердечно распрощались с отцом Асаминэу и с послушниками, особенно с Абрхой. Нам подарили две папирусные лодки, более крепкие на вид, чем те, на которых мы отправились в плавание по озеру. Монахи беспрестанно кланялись и называли Малькамо «Сын мудрого Соломона, знающего язык птиц и зверей». Малькамо не возражал и держал себя с достоинством высокородной особы.

Особых приключений на обратном пути не было. Мы держались подальше от бегемотов и пеликанов, смотрели в оба и гребли аккуратно. Поэтому до заката очутились на том месте, откуда отправились в путь.

Нас встречали встревоженные товарищи.

– Ну, как? Какие новости? – спросил Головнин.

– Вы здоровы, Аполлинария Лазаревна? – Нестеров заметил мой покрасневший нос от купания в холодной воде.

Агриппина хлопотала по хозяйству, казак и осетин ей помогали.

Аршинов собрал всех и начал рассказывать. Весть о том, что мы вернулись без рубинов, разочаровала наших слушателей, но, узнав о деревне с крокодилами, Головнин встрепенулся:

– Немедленно в путь! Предстоит знатная охота!

– Подождите, месье Головнин, – остановил его Малькамо. – Дело в том, что нам на пути встретятся водопады. Как мы их преодолеем? Самый большой из них – Тис-Ысат, высотой около 150 футов.[58]58
  Тис-Ысат (амхар.) – Дым без огня, водопад на реке Аббай (Голубой Нил) высотой 45 м.


[Закрыть]

– А по берегу? – робко заметила я.

– Берега могут оказаться непроходимыми, – ответил Аршинов. – надо плыть. Но тростниковая лодка порвется на первых же порогах.

– Можно мне, барин, Николай Иванович? – вдруг сказал молодой казак Григорий. Он стоял и смущенно вертел в руке какую-то щепку.

– Говори, – позволил Аршинов.

– Мы пацанятами плоты строили – на два бревна доски накладывали и по порогам вниз сигали. Устойчивый плот был.

– И что ты предлагаешь? Сделать такой плот?

– И не просто плот. Я тут деревья нашел, когда лошадей выгуливал. Настоящая пробка! Такую древесину на винный завод привозили. Легче ваты!

– Слышал я о подобных плотах. Их называют катамаранами, – вступил в разговор Головнин. – Действительно, очень прочные и не переворачиваются. А ну, покажи щепку!

Щепка пошла по кругу. Действительно, невесомая и легко крошащаяся. Настоящая пробка, такая, какую всегда мой отец, Лазарь Петрович, доставал из бутылки "Вдовы Клико".

– Тогда за дело! – решил Аршинов. – Сколотим плот и вдоль по Голубому Нилу. За рубинами! Что-то они от нас ускользают.

* * *