Текст книги "Дело о рубинах царицы Савской"

Автор книги: Катерина Врублевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Аршинов схватил монаха за руку и быстро заговорил, обращаясь к Менелику.

Негус что-то отрывисто произнес. Аршинов шумно вздохнул и между ними начался диалог. Никто из нас не понимал, о чем они говорят, но вдруг Менелик перешел на французский и произнес с тяжелым акцентом:

– Я приветствую вас, господа!

Этим тут же воспользовался Вохряков:

– Ваше величество, позвольте от лица официального представителя канцелярии Министерства Иностранных дел выразить благодарность за аудиенцию и вручить вам письмо лично от его сиятельства, г-на Гирса, министра иностранных дел, того, кто послал меня в вашу благодатную страну.

– Много слов, – буркнул Менелик и жестом приказал подать ему письмо. Сам даже не наклонился, наверняка, ему мешал живот, выпиравший из-под парчовой робы. – И я не "ваше величество". Мой титул: "Лев из колена Иудова, Менелик Второй, Богом поставленный царь царей Эфиопии". Запомни это и передай своему господину.

– Всенепременно… – залебезил Вохряков.

– Стража! – отдал приказ негус. – Заберите подарки, отнесите жене, пусть дети порадуются.

Началась небольшая суета. Слуги собрали подарки и отнесли их за перегородку из ткани, натянутой на бамбуковые перекладины.

– Итак, – произнес Менелик, когда суета несколько улеглась, и слуги снова застыли безмолвными изваяниями, – что вы хотите?

И опять Вохряков успел первым:

– Я присутствую здесь отдельно от делегации г-на Аршинова. Мне нужно переговорить с вами по поводу приезда российской делегации, организованной его сиятельством…

– Гирсом. Слышали уже, – отмахнулся Менелик. – Хорошо. Раз ты сам по себе, а они сами по себе, отойди в сторону, сядь вон там, я с тобой потом поговорю. А теперь ты говори, – обратился он к Аршинову. – А то этот слова не дает сказать. А из подарков – одно письмо с печатью.

– Обращаюсь к тебе, Лев из колена Иудова, Менелик Второй, Богом поставленный царь царей Эфиопии, с просьбой, – при этих словах негус заулыбался и одобрительно покачал головой. – Ты видишь перед собой малую часть моего народа. Мы приехали на голый пустынный берег твоей страны, чтобы украсить ее, чтобы засадить ее яблонями и вишнями – это такие фрукты у нас в России. Но что произошло? Сначала за нами погналась итальянская канонерка, а потом пришли твои люди и потребовали, чтобы я немедленно бросил все работы по возведению колонии и направился к тебе. И вот я здесь и слушаю твое милостивое решение.

При этих словах итальянцы подобрались и нахмурились. Один даже сделал шаг вперед сделал жест, будто хотел что-то сказать.

– А кто тебе дал разрешение прибыть сюда со своими людьми и сажать эти, как их, яблони? – спросил Менелик.

– Безвременно усопший негус Иоанн Шестой дал такое разрешение. Он всегда был за дружбу между нашими странами.

При этих словах Менелик даже приподнялся на троне, но тут же опустился опять.

– Иоанн? Иоанна нет уже шесть лет. Где ты был все это время?

– Собирал деньги, уговаривал людей, снаряжал корабль, – объяснил Аршинов. – Кто же знал, что Иоанн погибнет в битве и его слово будет под сомнением?

Хотя Аршинов и высказал общее мнение крайне дипломатично, все же он не убедил Менелика. Наступила пауза.

– Указы Иоанна для меня недействительны, – произнес, наконец, негус. – Я сам решаю, чему быть. Обстановка изменилась, мои союзники итальянцы крайне недовольны вашим присутствием. Я уже получил депешу, в которой они выражают протест.

– Что же нам делать? – воскликнул Аршинов. – Я вложил все, что у меня было, в этот проект! Набрал людей, привез их сюда, оторвав от родины, и сейчас все бросить? Повернуть обратно только потому, что у нового негуса другие страны в союзниках?

– Лучше всего вам уйти с моей земли.

Аршинов прибег к последнему доводу:

– Вот бумага, подписанная коронованным на царство негусом Иоанном Шестым, данная мне в январе 1889 года.

– Коронованным?! – вспылил негус. – Ты на что намекаешь, белый проходимец?!

Я не выдержала и встала рядом с Аршиновым:

– Прошу простить меня, ваше величество, но глава нашей делегации не намекает, а лишь показывает, что бумаги монарха верны и после его смерти.

– О! Мадам… – Менелик словно увидел меня впервые. – Вы красивы, но это не дает вам право вмешиваться в разговор мужчин. Ваша бумажка не стоит единого быра.[33]33
  Быр – денежная единица Эфиопии.


[Закрыть] А земли у моря хорошие, плодородные. Интересно, сколько вы заплатили Иоанну за то, чтобы он подписал вам эту бумагу? Неужели только самоваром? – он издевательски захохотал и оглянулся на итальянцев. Те вежливо улыбнулись в ответ.

– Негус Иоанн Шестой очень ценил связи с такой могущественной страной, коей является Российская империя, – Аршинов поклонился.

– А вот мы сейчас спросим у посланника вашего негуса, – Менелик подозвал к себе Вохрякова, – Скажи-ка, дабтар,[34]34
  Дабтар (амхар.) – чиновник, писец, грамотный человек.


[Закрыть] твой господин знает о просьбе вот этого человека?

Палец с длинным ногтем ткнул воздух по направлению к Аршинову.

– Не могу знать, – пожал тот плечами. – Официальное письмо за подписью его сиятельства было вручено только мне.

– А как же ты оказался вместе с ними?

– Оказия, ваше величество, то есть лев из колена Иудова, Менелик Второй, Богом поставленный царь царей Эфиопии, – скороговоркой пробормотал Вохряков, чуть не падая на колени. – Они шли в вашу сторону, вот я и напросился.

– Подлец! – выругался Головнин, а Нестеров так заскрипел зубами, что мне страшно стало.

– Ну как, слышали? – издевательски рассмеялся Менелик. – Вот все и выяснилось. Никакие вы не представители великой и могущественной страны, с которой у меня нет даже дипломатических отношений. С Францией есть, с Италией – давно, они мне два порта построили. Вот эти господа, – он махнул рукой в сторону итальянцев. – А с вашими посланниками я только соберусь разговаривать. Если захочу. Если вот он мне понравится.

Вохряков задрожал еще сильнее.

– А подумали ли вы, уважаемый лев из колена Иудова, о том, что это российские представители еще очень хорошо взвесят, стоит ли им общаться с некоронованным властителем? Что тогда? А вот мы бы и сыграли вам хорошую службу. Так сказать, поспешествовали, – пошла я ва-банк, ведь терять было уже нечего.

– Женщина?! Вмешиваться в разговор негуса?! Перебивать? Стража! Арестовать немедленно! – последние слова он произнес на амхарском, поэтому наши мужчины отреагировали на мгновение позже, чем того следовало.

Началось побоище. Все наши люди были безоружными: Аршинов знал, что при входе в шатер негуса нас будут обыскивать и отберут оружие. И никто не поручится, что его вернут – винтовки и револьверы в Абиссинии довольно редки и пользуются большим спросом. Так что надо было идти на риск, ничего не поделаешь.

А вот у нападавших на нас слуг негуса были и сабли, и щиты. И хотя они орудовали ими плашмя, как жандармы, хорошего было мало. Рослые Автоном и Головнин сумели разбросать нескольких щуплых стражников, пока дюжина рослых охранников их не скрутили. Коренастый Аршинов хватал по паре нападавших и бил их головами друг о друга. Нестеров снял и спрятал очки.

А вот Сапаров и братья-казаки сумели вырваться и напролом, через толпу придворных, бросились к выходу, сметая все на своем пути. Стенки шатра так угрожающе колыхались, а бамбуковые опоры так ходили ходуном, что я испугалась: а что если вдруг они обломятся, и вся огромная масса тяжелой ткани рухнет нам на голову?

Меня довольно аккуратно держали за локти два итальянца. Я попыталась было вырваться, но один из них сухо приказал:

– Не двигайтесь, мадам.

А когда уводили Аршинова, он крикнул мне:

– Полина, скажи ему о рубинах! Это наш последний шанс!

Негус что-то приказал, меня взяли за локти абиссинцы, вывели из шатра и повели по двору. Люди испуганно ахали и отворачивались, женщины прикрывали лица краем белой накидки.

Меня привели в низкую мазанку, покрытую соломенной конической крышей. Стражники жестами приказали мне сесть на деревянный топчан, покрытый ковром, и вышли. Я осталась одна в маленькой комнатке.

Подбежав к узкому маленькому окну, в котором не было никакого стекла, я увидела, что стражники не ушли, а остались стоять возле двери – охранять, чтобы я не убежала. А еще очень хотелось есть и справить естественные надобности.

Я присела на краешек кровати и задумалась. Ну почему во всех книгах, которые я читала, никогда не описывалось, как герои справляют нужду? Ведь нормальному человеку это нужно несколько раз в день. Возьмем, например, графа Монте-Кристо. Сидел страдалец много лет. Ему тюремщик приносил еду. А вот про горшок ничего написано не было. А так как весь свой опыт я черпала из книг, а там об этом ни слова, то я сидела, терпела и не знала, как мне быть.

Дверь открылась, и в комнату вошла молодая эфиопка. Одета она была в длинную рубашку и накидку, на шейной повязке с амулетами нашиты колокольчики, которые нежно позвякивали в такт ее шагам. В уши вдеты крупные золотые серьги, на лбу татуировка крестиком.

Она несла в руках поднос, на котором лежала инджера, какие-то овощи и плошка с водой. Я хотела ей сказать, но тут опять встала неразрешимая проблема. Во всех книгах герои, куда бы они не попадали, не испытывали языкового барьера, а если это была Африка или Полинезия, то аборигены, все, как один, показывали чудеса понятливости и интуиции – схватывали все на лету.

Но эта эфиопка оказалась не столь понятливой. Я ей уже и «пи-пи» говорила, и воду лила, сдерживаясь изо всех сил – она стояла и покачивала недоуменно головой. Наконец, я задрала юбку и присела. Она охнула и выбежала из комнаты, но через мгновение вернулась с какой-то глиняной посудиной.

Но она не ушла. Осталась и уставилась на меня выпуклыми, черными, как маслины, глазами. Сил больше не оставалось. Ну и ладно! Буду считать ее служанкой.

Самое интересное, что я оказалась права. Девушка действительно оказалась служанкой. Она вынесла горшок, опорожнив его в двух шагах от стражников, принесла мне одеяло. Мне очень хотелось спросить ее, что с моими друзьями, но как? Она ничего не понимает, я не могу ничего объяснить. Впервые в жизни я почувствовала себя немой и фактически парализованной – я сидела взаперти, а мои спутники томились неизвестно где.

Утро вечера мудренее. Я откинула одеяло и прилегла на жесткую кровать, не раздеваясь. Несмотря на тревогу, сон мгновенно смежил мне веки, и я провалилась в густую черноту.

* * *

Очнулась я оттого, что служанка трясла меня за плечо. В темноте белки ее глаз сверкали, как два осколка луны. Она потянула меня за руку, делая приглашающие жесты.

Мы вышли из хижины. В прохладной ночи на небе сверкали звезды величиной с кулак. Стражников около входа не было.

Знакомой дорогой мы подошли к шатру негуса. Я замешкалась. Она подтолкнула меня вперед и исчезла в ночи. Делать нечего, я откинула тяжелый полог и вошла.

Внутри горели толстые свечи, испускающие неровный мерцающий свет. Я прищурилась, но все равно ничего не увидела.

Вдруг из глубины раздалась французская речь:

– Мадам, подойдите ко мне.

Я направилась на звук голоса.

Негус Менелик лежал на роскошном ложе в одной ночной рубашке из такой же белой кисеи, как и повседневная эфиопская одежда. Его круглый живот выпирал, словно арбуз, а розовые пятки блестели в неровном свете свечи.

– Подойди сюда, сядь. Зовут тебя как?

– Меня зовут Полин, – ответила я на французский манер. – Спасибо, я не хочу садиться.

– Ты отказываешь негусу? – его тон не был раздраженным, просто он играл со мной в извечную игру «мужчина-женщина».

– Я отказываю человеку, который своей властью поставил меня в неподобающее для женщины моего ранга положение.

– И какой у тебя ранг? – поинтересовался Менелик?

– Дворянка. Потомственная. Если вам это о чем-то говорит.

– Говорит, – кивнул он. – Не зря у меня в детстве был французский гувернер. Тоже потомственный дворянин. Тоже, как и ты, кичился своей кожей и титулом.

Мне почему-то очень захотелось спросить, что с гувернером случилось, может, его съели, но я сдержалась и ответила:

– Я не кичусь, просто не хочу потерять достоинство и честь.

– С негусом честь не теряют, а достоинство приобретают.

– Разрешите мне ничего не отвечать, сир.

Менелик привстал и сел на постели.

– Сядь рядом, не укушу. Ты знаешь, что я вчера должен был повесить на закате государственных преступников?

– Нет, не знаю, – я сделала вид, что удивилась.

– Они хотели отнять у меня власть. Мою страну, которую я пестую вот этими руками: дерусь и мирюсь с французами и итальянцами на севере, подавляю дервишей на западе. Я расширил страну, присоединил галлаские земли, и нет конца заботам! Мои разведчики доносят мне, что итальянцы готовятся напасть на меня исподтишка. Эти белые – они же шакалы, готовые наброситься и разорвать мою страну! Семь стран на конгрессе делили Африку вдоль и поперек! Они даже не приняли во внимание, что мы – христианский народ с законной императорской династией! Она посчитали нас язычниками и магометанцами![35]35
  Европейские державы – Франция, Англия, Германия, Италия, Бельгия, Испания и Португалия, имеющие владения на Африканском побережье и заинтересованные в завладении внутренностью материка, во избежание ссор между собой собрались на конгресс в Брюсселе с 18 ноября 1889 г. по 2 июля 1890 г. На нем шел торг о разделе Африканского континента между колониальными державами. Ранее этого, на Берлинской конференции 1884 – 1885 гг. была предпринята попытка согласовать интересы колониальных держав во время дележа Африки, в частности в бассейне Конго, и договориться об общих принципах эксплуатации ее богатств.


[Закрыть]

Я кашлянула. Менелик верно понял мою реакцию.

– Нет-нет, Россия тут ни причем. Ее на этой конференции по работорговле не было. Мы – две православные страны и нам надо держаться вместе.

– Вот и разрешите нам колонию на берегу, – я ухватилась за предоставленную возможность.

Нет, не получится из меня дипломата: рублю все как есть, сразу, и совсем не могу льстить и славословить.

– Не могу, – вздохнул он. – Итальянцы сильны. У меня с ними очень хрупкий мир. Я бы и рад, но не могу. Война на носу. Единственное, на что я согласен – это на приезд вашей официальной делегации. Тут уж итальянцы закроют рот – мною решено. Ну и вашим императором. Выше только Христос.

Менелик потянул меня за руку:

– Ну, иди ко мне. С тобой разговаривать, конечно, интересно. Ты не как мои жены, которые боятся глаз поднять, но все же пора и заняться тем, ради чего ты здесь.

– Не хочу я, сир.

Он опять не разозлился. Только прищурился и произнес:

– Кстати, я вчера хотел повесить трех преступников, но дервиши их отбили. А виселицы еще не разобраны. Твои друзья могут занять их места. Очень просто. Так что не ломайся и раздевайся. Ты же не хочешь, чтобы я позвал слуг, и они живо привели бы твой рассудок в порядок.

Чтобы как-то отвлечь его, я сделала вид, что расстегиваю пуговицы, и спросила:

– Что это за люди, которых вы хотели повесить? Дервиши?

Менелик погладил меня по голове своей лапищей и пробормотал:

– Где-то я видел такие волосы. С рыжиной. Только не вспомню… – и словно отряхнув видение, добавил: – Один из них сын бывшего негуса. Когда-то был славным мальчишкой, но сейчас его окружают просто фанатики.

– Какие фанатики?

– Которые перешли к сыну от его отца. Я очень уважал императора Иоанна. Но он был христианин-фанатик и задался целью не иметь среди своих подданных мусульман, он их обращал насильно в христианство. Конечно, Иоанн мечтал о восстановлении величия Эфиопской империи. И что он сделал для этого? Он решил составить империю из четырех королевств: Тигре, Годжам, Уоло и Шоа: в каждом королевстве следовало иметь отдельного епископа и с этой целью выписал четырех абун[36]36
  Абуна – (арабск.: отец наш), в Сирии священник, монах; в Абиссинии митрополит Эфиопской церкви.


[Закрыть] из Александрии, заплатив за каждого по 10 тысяч талеров. Лучше бы он на эти деньги купил проса и пшеницы – голодающих в стране видимо-невидимо! Я не знаю, что было бы, если бы его случайно не убили при осаде Метаммы, – Менелик привстал на ложе, его глаза блестели, он выглядел возбужденным. – Пойми, я провожу последовательную политику… А мне мешает мальчишка, выращенный французскими монахами.

– Какими монахами? – удивилась я. – Я слышала, что принца определили в закрытую аристократическую школу.

Менелик расхохотался:

– Как бы не так! В монастырь его отправил Иоанн. К бенедиктинцам. А там, если что не по уставу – в карцер, на хлеб и воду. Ты что-нибудь слышала об аббатстве Клуни и их реформе?[37]37
  Клунийская реформа – преобразования в конце 10–11 вв. в католической церкви, направленные на ее укрепление. Движение за реформу возглавило аббатство Клуни (Cluny) в Бургундии (Франция). Главные требования клунийцев: суровый режим в монастырях, независимость их от светской власти и от епископов, непосредственное подчинение папе; запрещение симонии, соблюдение целибата. Часть требований была осуществлена. Программу клунийцев использовало папство в борьбе с императором за инвеституру.


[Закрыть] Те тоже были бенедиктинцами… Да ляг ты, я тебя не укушу – ты едва на ногах держишься. Возьми шербет. Меня во Франции приучили к тому, что женщину неинтересно познавать без ее желания. Совсем не тот вкус. А я так одинок здесь. Черные не понимают, белые не любят, – его руки подбирались ко мне.

– Простите, и что там с сыном негуса? – я решительно делала вид, что не понимаю поползновений императора.

– К сожалению, – нахмурился Менелик, – у него есть очень сильные последователи. И все из-за династических распрей. Дело в том, что у нас, в монастыре Дебре-Табор, хранится генеалогическое древо, восходящее к Менелику Первому. Всех негусов короновали на царство короной с рубинами царицы Савской. Последним короновался Иоанн…

– А вы? – спросила я, хотя знала уже эту историю. Сердце мое сжималось, ноги похолодели.

– Во время царствования Иоанна кто-то украл рубины. И с момента его смерти находились бунтари, которые требовали короновать меня рубинами, которых просто не было. Дикость какая-то! Люди считали, что раз они не видели торжественной коронации, то я – ненастоящий негус. А я столько сделал для этой страны! Всего за шесть лет! – Менелик что-то отпил из высокого бокала и всхлипнул. – Дервиши стали повсюду распускать слухи, что рубины у сына Иоанна, и он вот-вот будет коронован. Что мне оставалось делать? Надо было вырвать жало у змеи.

– И вы решились казнить юношу?

– Эх, – усмехнулся Менелик. – Да приди этот юноша к власти, не было бы ни меня, ни моей семьи, ни страны. Все бы захватили дервиши. У них уже семнадцать лет свое государство на западе. Они хотят завоевать все, до чего дотянутся их руки. И белых ненавидят. Никаких переговоров, никакой цивилизации, никакого прогресса. Молитва, власть одного племени и полный аскетизм. Темные люди!

– Получается, что для того, чтобы трон не шатался под вами, вам нужны эти рубины?

– Да, – печально кивнул Менелик.

– А если мы достанем вам их, что тогда?

– Просите, чего хотите!

– Даже, несмотря на то, что это предрассудки?

– Когда дело касается династии, тут уж не до раздумываний. Хотя где вы их возьмете?

– Есть средство. Только обещайте мне, сир, что вы дадите разрешение на колонию.

– Дам, если корона с рубинами будет у меня на голове, но это так же несбыточно, как и…

Я прервала его:

– Для нас нет ничего невозможного, сир, ради счастья нашей родины и процветания вашей.

– Ну, тогда, если это получится, я… donner sa langue aux chats.[38]38
  donner sa langue aux chats. – Сдаюсь. (букв. отдать свой язык кошкам);


[Закрыть]

– Тогда, сир, отпустите моих друзей, иначе я не смогу найти рубины в одиночку.

– А ты хитрая! Выдумала сказку и думаешь, что я тебе поверю и освобожу твоих соотечественников?

– Ну, почему выдумала? Откуда я знаю такие подробности?

– А, кстати, действительно, откуда ты знаешь?

– На нашем корабле вместе с нами ехал один старый монах. Вот он и рассказал о рубинах.

– Как его звали?

– Фасиль Агонафер. Только он умер там на корабле.

– Фасиль… – протянул Менелик и задумался. – А ведь я знал одного старого монаха с таким именем. Видел его у Иоанна. Большой мудрости был человек. Почти святой. Так что похоже на правду. Рассказывай, что знаешь!

– Я? Ничего. Он же на амхарском говорил. А потом наш глава экспедиции немного нам перевел.

– Это тот, с волчьими хвостами?

– Он самый.

– Утром вызову. А сейчас давай спать, ложись вот сюда.

– Может, я все же пойду, сир?

– Ладно, иди, раз такая несговорчивая… Устал я. Пятьдесят три года дают о себе знать, да и спина болит.

Он хлопнул в ладоши, прибежала та самая служанка со свечой и махнула мне рукой. Осторожно ступая в кромешной темноте, я вышла из шатра, прошла два шага и… Тут же меня схватили крепкие руки и потащили куда-то в сторону от хоть какой-то, но дороги. Я не могла даже вскрикнуть, так как нападавший зажал мне рот и зло прошептал на ухо по-французски с сильным итальянским акцентом:

– Попробуй только крикнуть, porca battona![39]39
  Porca battona (итал.) (порка баттона) – грязная потаскуха (шлюха).


[Закрыть] Рассказывай, о чем ты шепталась с негусом?

– Оставьте меня! – я извивалась изо всех сил, пытаясь вырваться. – Ни о чем не говорили. Негус хотел от меня только любви.

– И ты ему не дала, putana?[40]40
  Putana (итал.) (путана) – проститутка.


[Закрыть] Побрезговала черным, хоть и царем? Ничего, сейчас мы тобой побалуемся. Давно не видели белых дамочек. Энрико, стащи с нее юбки.

Да что это такое! Только избавилась от негуса, так эти наглые жеребцы напали. Я изловчилась и двинула одного их них ногой прямо в пах. Тот взвыл от боли и машинально меня отпустил. Воспользовавшись этим, я наклонилась и вывернулась из рук второго насильника, и ударила его локтем в живот.

Но их было четверо. Еще пара повалила меня на землю, один из них сел на меня верхом.

– Так о чем ты говорила с негусом? Будешь говорить? Ведь живой от нас не уйдешь!

Вдруг послышался звук удара, итальянец замолчал и повалился на меня. От неожиданности я громко икнула.

– Нэ бойтэсь, это мы…

Меня крепко в объятьях держал Сапаров. Рядом стояли братья-казаки, Али и Малькамо. Казаки зажимали рот служанке, которая, скорее всего, и показала, куда меня утащили итальянцы. Бравые ребята расправились с насильниками так тихо, что ничто не шевельнулось в ночи, несмотря на то, что вокруг было полно слуг и стражи.

Казаки быстро сняли с итальянцев мундиры и переоделись в них. Заодно отобрали и пистолеты. Сапаров остался в своем – на него форма щуплых итальянцев не влезала. Поэтому он связал одежду казаков в тючок и держался за ними. Али и Малькамо были одеты как стражники негуса – белые подштанники и хламиду поверх носил каждый второй абиссинец.

Али тихо что-то шепнул девушке, я расслышала только слово фаренджи.[41]41
  Фаренжи (амхар.) – иностранец.


[Закрыть] Служанка кивнула и пошла вперед. Казаки ее не отпускали. Прохор держал девушку за кушак, которым она была обмотана. Она шла и боязливо оглядывалась на нас, боясь, что ражие парни сейчас с ней что-то сотворят, скорее всего, съедят сырой.

– Куда мы идем? – спросила я Али.

– Турма, – ответил он, и я поняла, что мы направляемся то в место, где томятся наши друзья.

У круглостенного дома с такой же конической крышей, как и у большинства домов в Абиссинии, стояли на посту два стражника – точно также, как и около моего домика. Но было различие: четверо других босоногих солдат-сменщиков спали неподалеку.

– Что будем делать? – прошептала я. – У них ружья. Они же полгорода на ноги поднимут.

– Не волнуйтесь, Аполлинария Лазаревна, – ответил мне Прохор. – Мы в армии лазутчиками были – все сделаем, как надо. Ведь для них все белые на одно лицо. Вот мы и сыграем на этом. Но прежде надо связать Георгия. Будто мы его поймали и ведем в тюрьму.

Они с братом для вида перевязали Сапарова. Малькамо, в белой накидке на лице, открывавшей только глаза, шел за ними. Вся группа, не таясь, подошла к стоявшим на страже абиссинцам, подталкивая Сапарова вперед, и Прохор рявкнул:

– Как ты, морда неблагообразная, стоишь перед итальянцами?! А ну во фрунт! Смирррна!

Абиссинцы схватились за копья, но казаки несколькими точными движениями разоружили их.

Тем временем проснулись четверо других. На них навалились Сапаров с Малькамо, потом и Прохор с Григорием подоспели. Сонных стражников спеленали их же подстилками, засунув предварительно кляпы в рот.

Я не смотрела, зажмурилась и отвернулась. Девушка-служанка тихонько подвывала, но маленький Али прошептал ей что-то на ухо, и она мгновенно замолчала.

Когда все стихло, и были слышны только удары пятками изнутри о кошму, Прохор с Григорием подозвали Али и приказали ему спросить, где ключи. Али запутался, тогда Малькамо сказал мне по-французски, что ключи у баламбараса,[42]42
  Баламбарас (амхар.) – комендант. Дословный перевод – «где есть крепость начальник»; соответствует капитану.


[Закрыть] который приходит утром и лично проверяет, все ли в порядке.

– Нет, до утра мы ждать не будет. Придется ломать.

– Подождите, – остановила я их. – Давайте позовем наших.

Мы обошли круглый дом и увидели окошко под самой крышей. Сапаров поднял на шею Али, и тот закричал в темноту, подзывая Аршинова.

– Кто? Где? – раздался взволнованный голос Николая Ивановича. – А где стража?

– Не волнуйтесь, ваше благородие, – ответил Прохор, мы тут стражу убрали, теперь вот вас вызволять будем.

Сапаров взял копье и принялся размашисто бить по засову, перекрывавшему дверь. Гулкие звуки разносились по всей округе. Я только молилась про себя, чтобы сюда никто не прибежал.

Последнее усилие и засов свалился, открывая пленникам путь на свободу.

Они вышли, пошатываясь, и бросились обниматься.

– Боже мой, Николай Иванович, в каком вы все виде! – воскликнула я. – Что вы делали? Вас волоком тащили?

Впечатление сложилось такое, будто наших друзей закопали по шею в мягкую глину, а потом выдернули оттуда. Они все, даже чопорный денди Головнин были с ног до головы выпачканы желтой землей.

– Подкоп рыли, дорогая Аполлинария Лазаревна.

– И как?

– Совсем немного осталось, да в валун уперлись. А тут как раз и вы. Как вам удалось?

– Это вы их благодарите, – я кивнула в сторону казаков. – И Малькамо сражался, как лев.

Головнин посмотрел по сторонам:

– Как отсюда выбраться? Хорошо бы поскорей. Не время обмениваться впечатлениями.

Монах Автоном, весь в желтой глине, особенно ее много было в спутанных волосах и бороде, забасил, подтверждая:

– И рече Давид всем отрокам своим сущим с ним во Иерусалиме: востаните, и бежим, яко несть нам спасения от лица Авессаломля; ускорите ити, да не ускорит и возмёт нас, и наведет на нас злобу, и избиет град острием меча.[43]43
  И сказал Давид всем слугам своим, которые были при нем в Иерусалиме: встаньте, убежим, ибо не будет нам спасения от Авессалома; спешите, чтобы нам уйти, чтоб он не застиг и не захватил нас, и не навел на нас беды и не истребил города мечом. (2-я Книга Царств 15:14).


[Закрыть]

Малькамо смотрел на него с неподдельным восхищением. Нестеров даже подошел и взял юношу за руку, чтобы тот немного опомнился.

– Григорий, Прохор, Георгий, дорогу назад знаете? – спросил Аршинов.

– Да, ваше благородие.

– Тогда вперед, нечего тут рассиживаться. Двигаемся по одиночке, пригнувшись, Аполлинарию Лазаревну в середку.

Заря уже забрезжила на востоке. Мы добрались до гостиницы, где нас ждала испуганная Агриппина. Аршинов приказал седлать лошадей. В течение получаса мы собрались, выехали за пределы города и поскакали на север – туда, куда вел нас пергамент старого монаха. Без рубинов нельзя было возвращаться. Или не бывать колонии "Новая Одесса".

* * *