Текст книги "Девяностые годы"

Автор книги: Катарина Причард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 39 страниц)

– Да я ведь и не отрицаю, что старатели по закону имеют право на россыпное золото, – ответил Моррис. – И всякому ясно, что наши золотопромышленники вкупе с иностранными предпринимателями стремятся прибрать к рукам естественные богатства страны. Но как вы можете этому помешать – вот в чем вопрос. Инспектор держит сторону айвенговского синдиката.

– Год назад, – сказал Динни возмущенно, – инспектор Дэвис заявил в Калгурли, что он «должен применять закон согласно данным ему инструкциям».

– Ну вот, уже тогда было видно, к чему дело клонится, – стоял на своем Моррис.

Динни и Крис застолбили участок на айвенговском отводе. Не потому, что Динни так уж хотелось работать на этом клочке земли, а потому, что он не мог оставаться в стороне от борьбы, которую старатели вели в защиту своих прав.

Когда министр горной промышленности спешно провел в парламенте поправку к статье 103 закона о добыче золота, это еще подлило масла в огонь. Новое постановление лишало старателей права рыть россыпное золото глубже, чем на десять футов. Если решение инспектора, ставшего на сторону синдиката, вызвало глухое возмущение, то действия министра, посягнувшего на исконные права трудового населения, взорвали старателей.

Старатели собрались в Рабочий клуб, который служил штаб-квартирой объединенного рабочего союза в поселке Боулдер. Большинство старых золотоискателей знало, какие права предоставляет им законодательство. Они должны были знать его, чтобы не дать себя в обиду. Стоило только сделать заявочные столбы не по размеру или еще в чем-нибудь нарушить установленные правила – и любой захватчик мог согнать старателя с его участка. А в последнее время головорезы, нанятые крупными компаниями, так и рыскали вокруг, вынюхивая, чем бы поживиться. Теперь этот новый натиск на права старателей грозил лишить средств к существованию тысячи людей. Это вызвало такую бурю негодования, какой не помнили старожилы прииска.

Какое же золото может считаться россыпным и какое нет? Вопрос этот обсуждался в каждом доме, у каждой палатки. Гилл Мейтленд, геолог Горного управления, дал заключение, что на айвенговском отводе имеются золотые россыпи на глубине ста четырнадцати футов. Но министр сказал:

– Может быть, для геологов это и россыпи, а все-таки это не россыпи.

Старатели сердито ухмылялись, повторяя эту головоломку.

– Как это понять? – спрашивали они друг друга.

Сами они считали россыпным золотом всякое золото, найденное в песке или в твердых породах в любом виде, кроме залежей или кварцевых жил. Содержащееся в мергеле свободное золото, поскольку оно не встречалось ни в виде залежей, ни в виде жил, также считалось россыпным. Большинство старателей считало россыпным и золото в пластах. Образование золотых россыпей связывалось с действием воды на коренные месторождения золота в очень давние времена. Обточенная водой галька натолкнула старателей на мысль о поисках россыпного золота на айвенговском отводе.

Айвенговский синдикат получил отвод под разработку жильных месторождений, но концессия еще не была ему предоставлена. Это – россыпное месторождение, и на него вообще не имеют права выдавать концессию, утверждали старатели. До тех пор, во всяком случае, пока не будут выработаны россыпи и не обнаружатся какие-либо признаки залегания жилы.

– Похоже, что компания хочет захватить россыпи, – говорил Динни, – а потом выпустить акции, объявив, что это – жильное месторождение. Надо же им пообчистить карманы у несчастных дураков, которые покупают их дутые акции.

На любом прииске Австралии, заявляли старатели, за ними признавалось право разрабатывать россыпи. В Виктории концессии на рудные месторождения выдавались лишь по истечении одиннадцати лет, и даже после этого старатели продолжали искать золото. В Квинсленде концессия выдавалась через два года после заявки, если к этому времени были выработаны все россыпи, но если старатели считали, что россыпи не исчерпаны, срок мог быть продлен.

Таков был закон, действующий по всей Австралии: земли, содержащие золотые россыпи, могли сдаваться в концессию промышленникам лишь после того, как разработка их станет слишком затруднительной для старателей – вследствие большой глубины залегания, обилия подпочвенных вод или каких-либо других естественных причин – и будет требовать слишком больших затрат. Но здесь, на самых молодых и самых богатых приисках страны, правительство штата, в угоду владельцам рудников, всячески пыталось урезать эти коренные права старательского населения. Старатели Запада не желали подчиняться такому беззастенчивому попранию издавна признанных за ними прав.

Так говорили те, чьи интересы представлял Союз охраны прав старателей, готовившийся вступить в борьбу с правительством Форреста. Так говорили те, кто открывал эти прииски, кто ставил первые палатки на далеких золотоискательских стоянках, затерянных в глухом безводном краю колючих кустарников и скалистых кряжей. Это они заложили основы золотопромышленности страны и своим трудом воздвигли среди пустыни города. Так неужели они позволят теперь кучке спекулянтов и продажных политиков украсть у них то, что искони принадлежит им по праву и по закону?

Салли, слушая, как старатели обсуждают с Динни все перипетии этой борьбы, понимала их возмущение и сочувствовала им. Она не отделяла себя от них, их борьба была и ее борьбой.

Фриско высмеял ее сочувствие старателям, когда пришел однажды навестить ее вскоре после Нового года. Он был зол и раздосадован тем, что Салли так отдалилась от него за это время, после той ночи на балконе. Она держалась холодно и отчужденно, а о задуманной им поездке на побережье и слушать не хотела.

Но ведь она может взять с собой и детей, уговаривал ее Фриско. Он снимет для нее отдельный коттедж и будет вести себя скромно и почтительно. О расходах ей нечего беспокоиться. Но Салли ответила решительно и твердо:

– Нет, не могу. И не только из-за Морриса и детей. А потому, что я со здешним народом, а вы – нет.

Фриско был взбешен тем, что Салли вмешивает борьбу старателей в их отношения. Он ушел, поклявшись, что никогда больше ни одной женщине не позволит себя так одурачить.

Глава L

На общем собрании, созванном на одном из рудников, ораторской трибуной служила повозка, в которой Мик Мэньон привез Франка Воспера и еще одного члена парламента; старатели – их было человек семьсот – столпились вокруг.

Был душный пасмурный вечер, сменивший знойный день. Последние отблески заката еще горели на равнине у подножия хребта, на выбеленных стенах городских зданий, на вросших в землю хибарках рабочего поселка. То тут, то там горбатый ствол мертвого, безлистного дерева подчеркивал унылое бесплодие голой, выжженной солнцем земли с торчащими на ней лебедками шахт, трудами отвалов и порыжевшими от пыли палатками.

Собравшиеся здесь люди были так же суровы и хмуры, как окружавшая их природа. Все они понимали, что положение серьезно. Гнев владел ими – гнев, вызванный сознанием совершенной над ними несправедливости.

Они вполне отдавали себе отчет в том, что вступают в борьбу с богатыми и могущественными людьми, которые стремятся отнять у них то, что принадлежало им по праву еще с тех дней, когда первые партии старателей отправились в Австралию на разведку.

Они понимали также, что предстоящая стачка не обойдется без жертв; быть может, даже будет стоить кому-нибудь из них жизни. Но это не останавливало трудовой народ, из века в век борющийся против несправедливости и угнетения; боевой дух жил в каждом из них и указывал им единственный возможный для них путь – путь борьбы с теми, кто хотел растоптать их права в угоду сильным мира сего.

Среди собравшихся здесь были люди, принимавшие несколько лет назад участие в больших стачках стригальщиков в Квинсленде и Новом Южном Уэльсе. С гневом и с горечью вспоминали они о том, как рабочих принудили уступить, несмотря на всю справедливость их требований. Здесь были люди, которые еще помнили Эврику,[12]12
  Имеется в виду восстание горняков штата Виктория в 1856 г., штаб которого находился в гостинице «Эврика». – Прим. ред.


[Закрыть] где они, укрывшись за палисадом, отстреливались от войск, высланных правительством против старателей, не желавших подчиняться его деспотическим приказам.

Упоминания об Эврике слышались то тут, то там, и каждый отчетливо понимал, куда может завести их эта борьба. Но они были готовы на все, чтобы отстоять права, издавна принадлежавшие старателям Западной Австралии. Однако Союз охраны прав старателей предостерегал от насильственных действий, рекомендуя легальные методы борьбы.

Мик Мэньон, руководитель союза, очень решительно заявил об этом в своей речи. Он был избран председателем и разъяснил присутствующим, с какой целью их созвали.

– Маленький такой человечек, совсем замухрышка с виду, а вы бы посмотрели, как он ведет собрание! – рассказывал Динни. – Если председательствует Мик, можно поручиться, что беспорядка не будет. А как говорит, черт побери! Все притихли – слышно было, как муха пролетит. Хотя он, конечно, не так красноречив, как Франк Воспер, особенно когда тот разойдется, или этот бешеный – Чарли Мак-Карти, – и не умеет так смешить ребят, как Мэллоки О’Дуайр, который только скажет слово – и все корчатся от хохота. Но Мик – парень с головой, и ребята ему верят; знают, что он не сдрейфит, не даст их в обиду.

Мик Мэньон понимал, что нужно делать, чтобы старатели получили поддержку всего населения приисков.

– Такое же вот постановление – вроде этой поправки насчет десяти футов – привело к беспорядкам в Балларате, – сказал он. – В 1845 году старатели восстали против этой несправедливости, и, разумеется, они были правы. Мы не нарушители закона – напротив, мы его поддерживаем. Нарушитель закона – теперешнее правительство. Вот оно издало этот закон, чтобы узаконить свое беззаконие.

Старатели зашумели, послышались возгласы одобрения, но все опять стихло, когда Мик Мэньон поднял руку:

– Союз обратился к самым сведущим в приисковом законодательстве юристам, и мистер Джонс сказал, что, по его мнению, старатели должны выиграть дело в силу его бесспорности. Но нам надо вести борьбу организованно и сохранять порядок, друзья. Айвенговский синдикат только и ждет, чтобы вы дали полиции повод обвинить вас в нарушении порядка, покушении на частную собственность и всякое такое. Не забывайте этого! Мы должны бороться законными путями, ибо это айвенговский синдикат вместе с инспектором Хейром и правительством совершает беззаконие.

Яростные выкрики, свист, насмешки и проклятия по адресу инспектора, министра горной промышленности и правительства заглушили на мгновение голос оратора. Потом Мик продолжал:

– Стойте крепко, ребята! Соблюдайте порядок, и мы докажем правительству и всем золотопромышленным воротилам и синдикатам на свете, что им никогда не удастся прибрать к рукам нашу страну. Не бывать этому до тех пор, пока старатели готовы бороться за свои права!

– Мы постоим за себя, Мик!

– Будь покоен!

– Пусть отдадут нам то, что по закону положено!

– Больше нам от них ничего не нужно!

Гул одобрения и аплодисменты послужили ответом на речь Мика. Когда шум стих, один старый рудокоп крикнул:

– Это, конечно, правильно – то, что говорит Мик, да только если мы не хотим уступать свои права, так будьте готовы ко всему. Может быть, придется драться за них, как во время Эврики.

– И будем драться, Скотти, если на то пойдет! – крикнул кто-то.

Затем выступил делегат от Кэноуны.

– Министр, может, большой знаток по части свиных отбивных и шампанского. Это его специальность. А вот в приисковом деле он ни уха ни рыла не смыслит. Он еще допрыгается со своими «поправками»! Как бы мы не послали его куда-нибудь подальше вместе со всем его министерством!

– К дьяволу его! – закричали со всех сторон.

– Он, верно, забыл, как мы в Булонге сожгли его чучело!

– Жаль, что не его самого, черт бы его побрал!

– Правительство из кожи вон лезет, – продолжал оратор, – чтобы помочь лондонским спекулянтам получить монополию на разработку недр. Это худший вид монополии. Мы должны сплотиться, ребята, стать плечом к плечу и задать им жару. Я считаю, что Мик правильно сказал – сейчас нужно действовать по закону. Ну, а если закон не поможет, – что ж, у нас есть и другие средства про запас.

Смех и аплодисменты.

Поднялся Франк Воспер. Собрание бурно приветствовало его. Он был теперь депутатом парламента от Кэноуны, но все помнили, что он поддерживал квинслендских стригальщиков, когда они бастовали, и пострадал за это. На его мужество и преданность делу рабочих можно было положиться.

– Черт те что – прямо поэт какой-то с виду, – рассказывал про него Динни. – Волосы длинные, лицо худое, бледное. В черных брюках и долгополом сюртуке. А все-таки ребята чувствовали, что он свой парень.

Воспер начал речь с того, что он гордится правом бороться плечом к плечу со старателями. По мнению юрисконсульта союза, министр горной промышленности превысил свои полномочия, опубликовав постановление о десяти футах.

– Старательскому делу конец, – продолжал Воспер, – если добыча россыпного золота будет зависеть от милости акционеров и финансистов. Правительственный геолог Гилл Мейтленд заявил, что золотоносный песок, найденный на глубине ста двадцати восьми футов, должен быть отнесен к россыпям. «Поправка» была вынесена после этого заключения.

– Свинство!

– К дьяволу их вместе с их поправкой!

– К черту министра!

Старатели громко и решительно выражали свое возмущение.

– Я пришел сюда не за тем, чтобы разжигать ваш гнев, – сказал Воспер. – Правительство само позаботилось об этом!

– Правильно!

– Да, уж оно старается!

– Из кожи вон лезет!

– Долой правительство Форреста!

– Я призываю вас спокойно и организованно встать на защиту своих прав, – сказал Воспер. – Продолжайте рыть золото, а если получите приказ прекратить работу – подчинитесь. Это не помешает вам вернуться обратно. Когда полицейский будет гнать вас с ваших участков, удостоверьтесь, что он делает это не самовольно, а по приказу. Но будьте тверды в борьбе за свои права! Если вы будете организованно и со всей решимостью продолжать борьбу, вы добьетесь своего. Старатели этого прииска докажут правительству, что подобное вопиющее попрание закона не может быть терпимо и что мы и впредь будем организованно бороться за свои права, будем бороться до тех пор, пока население этого обширного района не восстановят в его правах!

Когда овация, вызванная речью Воспера, утихла, слово взял другой член парламента – Олдхэм, прибывший на митинг вместе с Воспером. Он никогда не работал на приисках, сказал Олдхэм, но, ознакомившись с вопросом, убедился, что право на стороне старателей. Однако они должны бороться за него, опираясь на закон. В противном случае, подчеркнул Олдхэм, их враги используют любое нарушение порядка, любое сопротивление со стороны старателей, для того чтобы замазать существо дела.

Пассивное сопротивление, борьба в узких рамках законности не всем старателям пришлись по душе. Но большинство согласилось с Миком Мэньоном и Воспером. Им удалось убедить старателей, что их козырь – это приисковое законодательство, которое инспектор и правительство пытались извратить в угоду золотопромышленным компаниям.

Собрание вынесло резолюцию, провозглашающую права старателей всех золотых приисков Западной Австралии.

Резолюция была принята таким единодушным оглушительным «ура» всего собрания, что гладкие, выхоленные лошади конной полиции, расставленной в некотором отдалении, испуганно прянули в сторону. Да и сами полицейские были немало смущены, воочию убедившись в том, какую грозную силу представляет собой старательская организация. Возвращаясь обратно в полицейское управление города Калгурли, они не без опаски думали об исполнении своих служебных обязанностей на приисках в ближайшие дни.

Глава LI

Дом управляющего рудником Айвенго – унылое здание из оцинкованного железа – стоял в некотором отдалении от шахты. При нем был отгорожен участок для хозяйских лошадей, а сзади дом защищала от ветра живая изгородь.

Над шахтой был установлен конный ворот, и старая облезлая кляча с утра до ночи ковыляла взад и вперед под палящим солнцем, выкачивая из глубины шахты воду. Семь тысяч галлонов в день, говорили старатели. Разве же не ясно, над чем они там работают; впрочем, отвалы тоже были достаточно красноречивы: внушительные груды золотоносного песка, возвышавшиеся у шахты, охранялись от посягательств старателей специально поставленным здесь по распоряжению Карлейла сторожем. Участки старателей были разбросаны вокруг главной шахты вперемежку с другими шахтами, отвалами и котлованами, придававшими всему пространству такой вид, словно тут хозяйничала целая армия земляных крыс.

В то утро, по словам Динни, на участках работало сотни полторы старателей; внезапно разнесся слух, что получено предписание пяти партиям старателей, работающим глубже десяти футов, прекратить работу. Несколько дней назад на общем собрании было единогласно решено продолжать работу, но не оказывать сопротивления, если кого-нибудь схватят как нарушителя.

Все знали, что с Юга в подкрепление местной полиции прибыл специальный полицейский наряд. Мик Мэньон убеждал старателей не поддаваться на провокацию. Он напомнил им, что союз будет бороться за их права легальными путями и всякое нарушение порядка на этой стадии борьбы может только повредить делу.

– Держитесь, ребята, – говорил Мик. – Докажем правительству, что рабочая организация умеет соблюдать дисциплину. Нелегко, конечно, смотреть, как эти ироды тащат в каталажку твоего товарища, и не съездить их по уху… Но придется. Остерегайтесь стычек с полицией. Тузам из айвенговского синдиката это было бы весьма на руку. Но я надеюсь, что вы не доставите им этого удовольствия, и тогда мы победим по всей линии.

В тот же день после полудня появился судебный исполнитель «в шелковой рубахе и штанах до колен», как описал его Динни, и предъявил предписание. Ему пришлось надсаживать глотку, наклоняясь над каждой шахтой, чтобы установить, на какой глубине работают старатели, и почти всякий раз он получал тот же ответ: «Двадцать футов!»

Предписание спускали вниз в бадье, но старатели продолжали работать. Тогда явилась полиция. Билли Брея и Пэта Хьюза арестовали. На участке было достаточно старателей, чтобы задать трепку полицейским, и искушение было велико. Но Билл и Пэт не потеряли головы.

– Спокойно, ребята, не горячитесь, – сказали они. – Мы ведь этого ждали. Держитесь крепче и стойте на своем. Но пусть будет порядок, как велел Мик.

Полицейская повозка покатила по дороге, а старатели, взволнованные, обозленные, беспокойно топтались на месте, горя желанием разнести ее в щепы и освободить товарищей. Но Динни и еще кое-кто из старателей удержали остальных; это – первое испытание, говорили они, не забывайте о решении, которое мы приняли.

– Просто чудеса, – рассказывал потом Динни, – как это ребята удержались, чтобы не сцепиться с полицейскими. Я так и ждал, что они набросятся на них и вытащат товарищей из тележки. Но Мик хорошо растолковал им, что это только сбило бы нас с пути и сыграло бы на руку синдикату.

Вечером пришло известие, что инспектор отказался отпустить арестованных на поруки; Билл Брей и Пэт Хьюз должны были провести ночь в душной, вонючей арестантской камере. Возмущенные старатели готовы были взять арестантскую приступом. Мику Мэньону пришлось пустить в ход все свое красноречие, а Динни, Бобу Гарри и еще некоторым другим – все доводы, какие только приходили им на ум, чтобы помешать сотням разъяренных людей показать свою силу.

На другой день Билл Брей и Пэт Хьюз судом приискового инспектора были приговорены к тюремному заключению.

– На какой срок? – спросил защитник мистер Джон.

Инспектор Хейр ответил:

– Я не вижу необходимости ограничивать срок: когда подсудимые сочтут, что искупили нанесенное ими суду оскорбление, они могут ходатайствовать об освобождении.

Это было неслыханно! Невероятно! Старатели были вне себя и призывали проклятия на голову инспектора. Они не потерпят такого произвола! Их товарищей бросили в тюрьму без указания срока заключения, обвинив в оскорблении суда. А в чем их вина? Только в том, что они отказались подчиниться несправедливому, явно противозаконному предписанию этого суда. Теперь же, чтобы получить свободу, они, видите ли, должны признать себя виновными и просить о помиловании! Известие о том, что Билл Брей и Пэт Хьюз будут переведены в фримантлскую тюрьму, переполнило чашу терпения.

Когда эта весть достигла айвенговского рудника, все старатели бросили работу.

Хмурые, со сжатыми кулаками, стояли они, сбившись в кучу, и обсуждали, что им предпринять.

– Ну, сейчас нам надо быть начеку, Динни, – сказал Мик Мэньон.

Было единодушно решено пойти на вокзал проводить товарищей. Старатели с Золотого Ключа присоединились к айвенговцам.

– Соблюдайте порядок! Соблюдайте порядок, ребята! – призывал Мик Мэньон, суетясь вокруг старателей, как хлопотливая наседка вокруг своих цыплят, каждый из которых вдвое перерос ее.

Построившись по трое в ряд, они зашагали по дороге; впереди ехал старатель верхом на лошади, приспособив вместо седла мешок из-под отрубей.

Так они прошли добрых пять миль – в своей рабочей одежде, с засученными рукавами, в истрепанных фетровых шляпах, сдвинутых на затылок; время от времени воздух оглашался приветственными возгласами в честь Брея и Хьюза или свистом и бранью по адресу инспектора Хейра и министра. И за каждым поворотом бесконечно длинной пыльной дороги к ним присоединялись старатели с других участков. Когда под приветственные крики жителей они прошли по Хэннанской улице, их было уже более шестисот человек.

Со двора арестантской выехала повозка и свернула в сторону вокзала. На переднем сиденье помещались двое полицейских, позади них – Билли Брей и Пэт Хьюз.

Казалось, еще минута – и демонстранты, смяв ряды, бросятся на повозку.

– Давай, ребята! Тащи их сюда! – уже кричали самые отчаянные. Но их голоса покрыли другие возгласы:

– Заткни глотку, дурень! – Спокойно! Не нарушать порядка!

– Не заваривайте кашу, ребята, погубите все дело!

На вокзале, когда огромная толпа окружила повозку, каждую секунду можно было ожидать, что старатели не выдержат и начнется свалка.

– Черт возьми, – говорил Динни, – каково нам было стоять и смотреть, как полиция увозит Билла и Пэта! Дело чуть до драки не дошло. И уж кое-кому проломили бы башку, это как пить дать. Парни прямо бесились – так и рвались вытащить Пэта и Билла из вагона. Сказать по правде, только Пэт и Билл их и удержали. Они все время уговаривали ребят: «Тише, ребята, правда и закон на нашей стороне. Смотрите, как бы все не испортить. Кто полезет в драку, может все погубить. Мы ведь не бандиты какие-нибудь. Мы честные, порядочные люди и докажем правительству, что умеем организованно бороться против произвола. Мы не позволим никому на этих приисках отнять у старателей их права».

На следующий день «Горняк» писал: «Не меньше тысячи старателей собралось вчера на вокзале, чтобы попрощаться со своими товарищами, ставшими жертвой беззаконных действий со стороны именно того лица, которое давало присягу исполнять закон. Это было незабываемое зрелище, и мы можем сказать – невиданное еще со времени открытия приисков. Не было ни одной попытки применить силу. Старатели знали, что закон и справедливость на их стороне, и были полны решимости подать пример организованности и порядка тем, кто, не считаясь с последствиями, подает примеры совсем иного рода».

Когда поезд отошел, старатели собрались на митинг неподалеку от вокзала.

– Двоих наших товарищей отправили в тюрьму, – сказал Боб Гарри. – Это начало. Если они засадили двоих, им придется засадить еще немало. Место каждого арестованного займет на участке его товарищ. Мы будем продолжать разрабатывать россыпи на наших участках. И если отказ подчиниться предписаниям инспектора Хейра считается оскорблением суда – значит им придется привлечь к суду тридцать тысяч старателей.

– Да здравствуют Билл Брей и Пэт Хьюз! – кричали в ответ. Сразу несколько человек вызвались работать на участках Билла и Пэта до тех пор, пока их не выпустят из тюрьмы. Сотни старателей громкими криками выражали свою решимость проявить такую же стойкость и мужество, как Билл Брей и Пэт Хьюз.

Было решено идти к мистеру Морану, депутату парламента и одному из заправил синдиката Айвенго. Толпа остановилась перед его домом, распевая песенку, которую любил мурлыкать Чарли Моран на холостых пирушках за стаканом вина:

 
Ох, Молли Райли, ох
Тебя люблю я,
Верна ль ты мне, дружок?
Ответь, молю я.
 

Старатели просили мистера Морана выйти к своим избирателям и поговорить с ними. Моран отказался.

Полицейское управление делало попытки очистить улицу, но местные констебли отнюдь не горели желанием связываться со старателями в тот день. Кто-то смастерил чучело, которое должно было изображать министра горной промышленности. Под громкие крики толпы чучело вздернули на фонарном столбе на улице Мари-таны и подожгли.

Часа через два волнение улеглось. Это было шумное, беспорядочное буйство, укрощать которое никто не осмелился, но оно не причинило разрушений.

Пострадавших не было, заявил Динни, если не считать чучела господина министра, а ребятам пошло на пользу, что они пошумели и отвели душу. Ну а правительству тоже полезно было увидеть, что такое Союз охраны прав старателей и его политика пассивного сопротивления, какие за ними скрыты силы.

Воспер посетил заключенных во фримантлской тюрьме.

Через некоторое время из министерских кругов дали понять, что Брей и Хьюз должны выразить раскаяние по поводу своих действий и обратиться с ходатайством к инспектору, после чего они будут немедленно освобождены. Воспер сообщил Мэньону, что оба заключенные готовы просидеть всю жизнь в тюрьме, но не станут просить об освобождении на подобных условиях.

Пэт Хьюз сказал:

– Сделать так – значит признать, что мы пытались украсть золото у айвенговского синдиката. На самом деле это они нас хотят обокрасть. Мы подчинились силе, но не отступим ни на шаг.

«Пусть правительство продолжает бросать людей в тюрьмы, – писал Воспер. – Скоро они будут забиты мужественными и стойкими людьми, готовыми на любые жертвы. Министерство вынуждено будет прекратить это издевательство над людьми».

Старатели продолжали работать на своих участках на айвенговском отводе. Еще двое из них были арестованы и брошены во фримантлскую тюрьму. На прииске Булонг тоже были арестованы двое старателей и отправлены во Фримантл.