Текст книги "Девяностые годы"

Автор книги: Катарина Причард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 39 страниц)

– У нас шутили, что сравнительная степень от слова «лживый» будет «лжец», а превосходная – «горный эксперт», – вспоминал Динни.

Однако подлинные старатели и добросовестные управляющие рудниками не принимали участия в этом грабеже. Они утверждали, что золота кругом достаточно – нужно только его по-настоящему разрабатывать. Такие люди, как Олф Брайрли, опасались, что все эти аферы и дикая спекуляция рано или поздно создадут Калгурли дурную славу и подорвут дальнейшее развитие и процветание города.

Олф стал теперь важной персоной – его постоянно видели в обществе владельцев рудников и золотопромышленных магнатов. Но заботы, как видно, точили его – он исхудал, взгляд его стал напряженным. Лора жаловалась, что Олф просто губит себя работой на этом руднике, и к тому же у него еще каждый вечер то заседание больничного совета, то собрание в спортивном клубе, то совещание в каком-то еще комитете, который требует от городского совета улучшить санитарное состояние города и очистить его от публичных домов и грязных кабаков.

Да, конечно, они с Олфом много выезжают. Их приглашают на все торжественные обеды и завтраки на рудниках: сегодня устанавливается новая рудодробилка, а завтра рудник переходит к новому владельцу. Они встречаются теперь с очень важными иностранцами и иногда даже принимают их у себя.

Салли и Моррис не получали приглашений на званые вечера, где бывали управляющие рудниками и их жены. Они не принадлежали к избранному обществу прииска. Моррис как-никак был одно время простым забойщиком, да и сейчас кто он такой? – гробовщик; а жена его содержит пансион для рудокопов. Моррис молча усмехался, когда Лора с жаром описывала то или иное торжество, на котором ей довелось присутствовать. Когда Лора и Олф выезжали, Салли нянчила Эми.

– Как досадно, что ты не будешь там, милочка! – восклицала Лора, собираясь на обед, который Зэб Лейн давал в честь Саммерсов. Мистер Лейн умеет принять с большим вкусом, а Саммерсы, право же, очень милы.

– Мы с Моррисом знаем свое место, – отвечала Салли.

– Ах, чепуха! – рассмеялась Лора. – Если уже на то пошло, так у вас с Моррисом больше прав на высокое положение в обществе, чем у многих из нас, – кто ж этого не знает! Но ведь ты сама всегда отказываешься, когда я приглашаю вас обедать, чтобы познакомить с интересными людьми.

Со старыми товарищами Олф держался так же приветливо и дружелюбно, как прежде. Столкнувшись с кем-нибудь из них на улице, он всегда останавливался поболтать или приглашал зайти в трактир выпить. А когда Олф встречал Динни Квина, усталое, осунувшееся лицо его освещала веселая мальчишеская улыбка, и в глазах вспыхивала радость.

– Куда ты провалился, старый хрыч, чтоб тебя черти ели! – орал он на всю улицу. – Рад, рад видеть тебя, дружище! Загляни-ка сегодня вечерком, поужинаем вместе, а? Хозяюшка тоже соскучилась по тебе; может быть, мы выклянчим у нее бутылочку-другую.

С Моррисом Олф тоже был по-прежнему на короткой ноге. Шесть дней в неделю Олф Брайрли был всего лишь одним из винтиков в огромном механизме золотых рудников компании «Мидас», но вот наступало воскресенье, и – если на неделе шли дожди – они с Моррисом отправлялись пострелять над озером диких уток или поохотиться на фазанов в зарослях у подножия Маунт-Хоуп, которая высилась, окутанная голубым туманом, на горизонте.

Но с развитием золотопромышленности весь облик жизни менялся. Рудники переходили в другие руки, появлялись новые управляющие – люди со всех концов света, обладающие и опытом и специальным образованием; управляющие старого типа, научившиеся своему делу на практике, все чаще и чаще оказывались за бортом. Олф боялся, что его ждет такая же участь: если рудник Мидас будет продан, ему снова придется искать работу. И он с удвоенной энергией старался показать, что такие люди, как он – опытные практики, – тоже чего-нибудь да стоят.

Увлечение Лоры светскими развлечениями в избранном приисковом кругу сначала не мешало ее дружбе с Салли. Она частенько забегала к ней среди дня поболтать о своих успехах. Эми уже начала ходить, и ей нравились эти прогулки, нравилось играть с маленьким Диком на длинной-предлинной веранде, хотя их шумные игры частенько заканчивались драками. Салли никуда не ходила, несмотря на то, что Том рос спокойным крепышом и причинял ей куда меньше хлопот, чем ее первенец. Мари навещала Салли почти каждый день и водила Дика гулять. Иногда заглядывала и миссис Моллой в сопровождении двух-трех ребятишек и усаживалась посудачить с Салли за чашкой чая.

Во время одного из таких посещений появилась Лора. Увидав миссис Моллой, она тотчас заважничала и стала разговаривать с ней таким снисходительно-покровительственным тоном, что та поспешила уйти.

– Как ты можешь выносить эту женщину, Салли! – с досадой воскликнула Лора, едва только дверь закрылась за миссис Моллой. – Она так нестерпимо вульгарна и невоспитанна!

– Какая ни на есть, она мне нравится, – сдержанно отвечала Салли. – По правде сказать, я даже очень люблю ее. – Салли была занята починкой белья и продолжала шить, не поднимая головы, стараясь не показать своего возмущения.

– Ах, знаю, знаю – она очень добра и простодушна, – отрезала Лора. – И, конечно, я стараюсь ладить здесь со всеми. Но все-таки миссис Моллой – это просто наказание божие. Вот посуди сама: на днях сидит у меня миссис Саммерс, мы с ней пьем чай, и вдруг в гостиную вваливается миссис Моллой. Кричит: «Дома есть кто-нибудь?» – и плюхается на диван.

– Здесь так принято, – пробормотала Салли.

– Пришла, видите ли, извиниться за то, что ее козы залезли к нам в сад и обгрызли всю капусту, за которой Олф так ухаживал, – продолжала Лора. – Но ты бы посмотрела на нее! Развалилась на диване, хохочет, бранится, городит какую-то чушь! «Окаянные козы, они меня в гроб уложат! Так и норовят залезть куда не след. Вот ведь грех-то какой! И как только мои сорванцы не устерегли этих чертовых коз! Ну и задала же я Перти трепку! Да и прямо чуть не заревела, когда он сказал мне, что эти черти объели у вашего хозяина почитай что всю капусту, а он-то еще так над ней потел, голубчик!»

– Бедная женщина! – сочувственно проговорила Салли.

– Ну, знаешь ли, – возразила Лора, – всему свое время и свое место, как сказала миссис Саммерс. И когда такая туша врывается к тебе в дом – это просто неприлично, Салли. Ведь она «того гляди разродится», по ее собственному выражению. Я вынуждена была дать ей понять, что совсем не желаю, чтобы ко мне лезли без приглашения.

– Постараюсь запомнить, – улыбнулась Салли.

– Не глупи, пожалуйста. Это к тебе не относится!

– Видишь ли, миссис Моллой – мой друг, – напомнила Салли. – Я просто не знаю, как бы я родила Дика, если бы не она, и мне очень неприятно, что ты так обращаешься с ней, Лора. Словом, прошу тебя, если ты еще раз встретишь здесь миссис Моллой, не обходись с ней так, как ты это сделала сегодня.

Лора обиделась:

– Ах, вот как! Я вижу, мне следует пореже приходить к тебе.

– Ну что ты, дорогая… – Салли отложила шитье, намереваясь успокоить рассерженную гостью, но та уже выпорхнула из комнаты.

– Эми, иди сюда! – резко крикнула она. – Мы уходим, слышишь?

Девочка подняла неистовый визг, возмущенная тем, что ей мешают играть с Диком.

Салли задумчиво смотрела вслед Лоре, которая быстро шла по тропинке через сад, таща за собой все еще упиравшуюся Эми. Салли и жалела Лору и сердилась на нее. Она не могла простить подруге, что та слишком возомнила о себе и так пренебрежительно, свысока обошлась с миссис Моллой.

Глава XLV

Когда мистер Франсиско Хосе де Морфэ вместе с лордом Перси возвратился в Хэннан, всем стало ясно, что Фриско Джо Мэрфи более не существует.

Старые товарищи Фриско, собравшись в трактире или у лагерного костра, посмеивались над происшедшей с ним метаморфозой. Они уже и раньше знали, что Джо Фриско сделался знаменитостью, читали в местных газетах перепечатанные из английской прессы высказывания мистера Франсиско де Морфэ, предрекавшего большое будущее западноавстралийским золотым приискам. Все же, когда владельцы рудников Калгурли начали смотреть на мистера де Морфэ как на некую опору западноавстралийской золотопромышленности в Лондоне и выражать ему почтение, Динни, Сэм Маллет и другие старатели отнеслись к этому как к забавкой шутке.

Впрочем, когда мистер де Морфэ вернулся на прииски, его старые товарищи не могли его ни в чем упрекнуть: все, чем когда-то располагал к себе Фриско, было налицо. Мистер де Морфэ был по-прежнему щедр и по-прежнему на короткой ноге со всеми. Угощал каждого встречного и просиживал со старателями ночи у костра, болтая о том о сем, обсуждая приисковые дела совершенно так же, как когда-то. Он даже притащил свою гитару со стальными струнами и спел «И добра была, и честна была», чтобы все было совсем как в доброе старое время.

Разумеется, мистер де Морфэ становился несколько иным в обществе иностранцев или местных золотопромышленников: он превращался как бы в старшего брата Фриско Джо, занятого такими важными делами, о каких тот и сроду не помышлял. Кроме того, мистер де Морфэ был всегда превосходно одет, усвоил самые изысканные манеры и держался столь уверенно и непринужденно, что мог утереть нос любому заезжему англичанину. Жители метрополии здесь, на прииске, частенько выглядели как рыбы, вынутые из воды, когда пытались подладиться к рудокопам и старателям, чтобы договориться с ними о покупке участка или осмотре шахты.

Но Фриско, с кем бы ему ни приходилось иметь дело, умел оставаться самим собой. Он знал мир старателей и рудокопов, но знал и мир богатых предпринимателей, и ему всегда удавалось найти общий язык и с теми и с другими. Он пользовался популярностью среди старателей, ибо они верили, что Фриско все еще «свой» и постарается, конечно, защитить старых товарищей от грязных махинаций иностранных спекулянтов, а Фриско всеми силами поддерживал в них эту уверенность. Предприниматели, со своей стороны, верили в него, ибо знали, что мистер де Морфэ – опытный игрок, который ведет ту же игру, что и они: он будет защищать их интересы хотя бы для того, чтобы защитить свои, а следовательно, им нечего опасаться, что их обведут вокруг пальца, как лорда Фингала с его Лондондерри, которое оказалось блефом.

Фриско сделал все, чтобы поддержать свою новую репутацию: бросил свои ухарские повадки, остановился в лучшей гостинице и постарался стать для заезжих богачей человеком незаменимым. Он возил их на самые отдаленные прииски, обставляя эти поездки с возможным комфортом. Завел пару чистокровных лошадей и элегантный экипаж для поездок по рудникам, а для более далеких путешествий – караван верблюдов с погонщиками-афганцами.

Каждый поезд, прибывавший с юга, привозил свежие фрукты и всевозможные заморские лакомства для мистера де Морфэ. Про обеды, которые Фриско закатывал в ресторане гостиницы «Звезда Запада», ходили легенды. Управляющие рудниками и их жены принимали приглашения мистера де Морфэ не только потому, что у него они могли познакомиться с заезжими знаменитостями, но главным образом потому, что Фриско умел словно из-под земли достать для своих гостей самое изысканное угощение. Его обеды были роскошными пиршествами, где одна смена французских блюд следовала за другой и сопровождалась соответствующими возлияниями.

Иностранцы говорили о мистере де Морфэ, что это великий знаток хорошей кухни и вин. Рассказывали даже, что он лично наблюдает за изготовлением некоторых блюд. Старые товарищи Фриско посмеивались в кулак: Фриско всегда понимал толк в стряпне, а если теперь он откармливает всех этих франтов, как бойцовых петухов, – значит, что-нибудь у него на уме, вот и все. Мало кто из иностранцев и местных тузов, вынужденных временно пробавляться грубой и скудной пищей приисковых гостиниц, отказывался воздать должное изысканным обедам мистера де Морфэ.

И все же, невзирая на роскошный стол и обилие шампанского, некоторые золотопромышленники, знавшие Фриско еще до его поездки за границу, остерегались вести с ним дела. Зависть, несомненно, играла известную роль в их отношении к мистеру де Морфэ – они не могли простить ему, что он сумел добиться такого авторитета в финансовых кругах за границей. Волей-неволей им приходилось теперь считаться с ним. Мистер де Морфэ пользовался доверием весьма влиятельных кругов английских и французских вкладчиков, а для эксплуатации рудников нужен был капитал. Однако местные промышленники не забыли, что Фриско Джо в свое время был не особенно разборчив в средствах, когда дело шло о наживе.

Ходили тревожные слухи об истощении богатых окисленных руд в Лейк-Вью, Большом Боулдере и остальных боулдерских рудниках. Постоянное присутствие колчеданов на глубине от двухсот до трехсот футов не успокаивало директоров английских акционерных компаний. Они выписывали специалистов из Америки и Южной Африки для управления рудниками, но те, хотя и критиковали хищнические методы обработки руды, сами тоже не могли предложить ничего лучшего. Многие уже предсказывали неминуемый крах, когда на выручку пришли теллуриды.

Австралийский металлург Холройд опубликовал в 1896 году свое новое открытие – он нашел колчеданы, содержащие теллуристое золото, – а некто Октавиус Уоткинс заявил, что это открытие было сделано им, и притом еще год назад.

«Теллур полезен только для рекламы», – говорили некоторые горе-знатоки. Но Модест Марианский, польский геолог, только улыбался, слыша такие утверждения, и сулил долгие годы процветания всякому прииску, богатому теллуридами.

Мистер де Морфэ держал сторону Марианского и с жаром рекламировал теллуристые руды. Наличие теллуридов, утверждал он, неизменно указывает на богатство породы, а вместе с тем были случаи, когда руды, которые могли бы дать 13–14 унций золота на тонну, выбрасывались в отвалы как не имеющие никакой ценности. Золотопромышленники понимали, что доклады мистера де Морфэ своим хозяевам могут оказать огромное влияние на судьбу прииска.

Короче говоря, мистер де Морфэ, несмотря на свои грешки в прошлом, сделался теперь персоной, с которой нельзя было не считаться.

Фриско чувствовал свою силу; в делах он был так же крут и беспощаден, как любой из иностранных спекулянтов, но при этом всегда лучше осведомлен и куда более дальновиден. Во время своей поездки за границу он побывал на приисках Аляски и Южной Африки и с удовлетворением убедился, говорил он, что в Западной Австралии больше золота, чем в любой другой части света. Он неуклонно продолжал скупать рудники, в которых залежи золотоносных пород начинали истощаться, и создавал акционерные компании для эксплуатации этих рудников новейшими методами: ставил ультрасовременное оборудование, приглашал новых управляющих и оставался глух к предсказаниям маловеров, кричавших, что приискам грозит крах.

Олф и Лора не раз получали приглашения от мистера де Морфэ, и он, в свою очередь, иногда наведывался к ним. Салли была несколько удивлена, что Фриско не пришел проведать ее. Однако Лора рассказала ей, что мистер де Морфэ постоянно с большой теплотой справляется о миссис Гауг и всякий раз просит передать ей привет.

Салли чуть-чуть приподняла бровь:

– В самом деле?

– Почему ты не любишь его, Салли? – с досадой воскликнула Лора. – Вы с Олфом точно сговорились. Можно подумать, что вы просто завидуете мистеру де Морфэ из-за того, что он так пошел в гору и научился держаться, как истый джентльмен.

Салли внимательно поглядела на подругу; едва приметная лукавая улыбка скользнула по ее губам.

– Что же, может быть и так, – сказала она.

Неужели Фриско опять явится сюда, думала Салли, и снова между ними начнется борьба? Впрочем, может быть, он и не придет. Уж верно, там, за границей, ему встретилось немало женщин, с которыми можно было завести интрижку. Среди друзей лорда Перси нашлись, конечно, молодые женщины, которые не остались равнодушны к такому блестящему и богатому поклоннику. Понятно, что мистер де Морфэ, совершенно так же как она, хочет забыть нелепый эпизод, о котором просто совестно вспоминать, твердила себе Салли, ибо проходил месяц за месяцем, а Фриско не делал никаких попыток увидеться с ней.

В то же время Салли постоянно слышала о нем то от миссис Моллой, то от Мари. Тереза рассказывала:

– Убей меня бог, не понимаю, что это вдруг нашло на Фриско; подкатывает к нашему домику в своей шикарной коляске, кличет ребят и велит перво-наперво тащить целый ящик яблок из-под сиденья. – Фриско зашел в дом, посидел, выпил чашку чая, поболтал с миссис Моллой о прежних временах, расспросил, как поживает тот да как поживает этот. – Уж так любезничал, пуще прежнего, – заявила Тереза.

«А как здоровье миссис Гауг?» – спрашивает он, будто невзначай. Признаться вам, душечка, я ведь всегда примечала, как он поглядывал на вас, и уж, конечно, мне это было не по нутру. Ну, думаю, если ты опять хочешь приняться за старое, так я тебе сейчас докажу, что ты, голубчик, только зря время теряешь.

«Благодаря вам так и цветет, – говорю я ему. – Моррис-то ведь вернулся, и у них теперь свой дом».

«И даже, кажется, двое ребят?» – спрашивает он и смеется.

«Да и третий не заставит себя долго ждать», – говорю.

– Ох, миссис Моллой! – Салли залилась румянцем, – она была очень смущена и взволнована тем, что ее семейная жизнь подверглась такому обсуждению с Фриско.

– Нечего краснеть, голубка! – отрезала миссис Моллой. – Вот уже месяц, а то и больше, как всякому дураку видно, что вы брюхаты. И Тому, слава богу, уже год скоро…

– Все равно, это слишком уж часто, – возразила Салли. – Я совсем не хотела ребенка так скоро.

– Ну, моя дорогая, мы всегда хотим одного, а на деле получается совсем другое, – глубокомысленно изрекла миссис Моллой.

Мари тоже рассказывала Салли о Фриско, о том, что он по-прежнему слывет добрым малым в кругу своих старых друзей и неотразимым сердцеедом в кругу приисковых дам.

– Но что касается меня, дорогая, – рассмеялась Мари, – то я не принадлежу к числу его поклонниц. Тем не менее он очень мил. Приносит иногда Жану бутылочку хорошего вина и любит посидеть с нами, поболтать по-французски. Но что за язык, бог мой! Смесь французского с калгурлийским!

Мари уже стала заправской портнихой. Жены управляющих рудниками отдавали ей шить и переделывать свои платья, а заодно не прочь были и посплетничать, и таким образом, она была в курсе всех скандальных слухов, которые ходили о Фриско и его многочисленных победах.

Большинство мужчин, как установила Мари, предостерегали своих жен против мистера де Морфэ, утверждая, что он авантюрист и прохвост. Но жены в ответ на это заявляли, что зато он самый красивый мужчина в городе, а если и прохвост, то на редкость обаятельный. Мало у кого из дам хватало духу отсылать обратно виноград или персики – особенно если эти фрукты появлялись у них в самую жару – и отклонять бесчисленные мелкие услуги, которые Фриско умел оказывать с такой изысканной любезностью. В конце концов это весьма льстило женщинам, тем более что у их мужей не было ни времени, ни охоты окружать своих жен таким галантным вниманием. Золото, рудники и биржа – вот чем были заполнены все их дни и ночи. Предполагалось, что женщины должны жить интересами своих мужей и мириться с отсутствием удобств и однообразием приисковой жизни. Так оно, в сущности, и было, но все же некоторые из приисковых дам находили ухаживания мистера де Морфэ довольно приятным развлечением в их скучной супружеской жизни.

Одной из таких дам, к немалому удивлению Салли, была, как говорили, Лора; впрочем, Салли не хотела верить сплетням, – просто Лоре льстило, что знаменитый де Морфэ возит ее кататься и присылает ей фрукты и цветы.

Моррис говорил Салли, что Фриско не раз приглашал их к себе обедать, но он отказывался. Принимать покровительство мистера де Морфэ – нет уж, увольте! Моррис сказал ему, что Салли не может оставить детей, а он сам нигде без нее не бывает.

Фриско расхохотался, услышав это объяснение, и потащил Морриса в ресторан распить бутылочку; там он окончательно взбесил Морриса, представив его каким-то английским дельцам как «его высокородие Морриса Фитц-Моррис Гауга, более известного, впрочем, на приисках как Морри Гауг».

Моррис злился и говорил, что Фриско хотелось пустить иностранцам пыль в глаза – вот, дескать, какие у него аристократические знакомства, – а заодно и унизить Морриса, если бы тем вздумалось расспрашивать его, что он делает здесь в Калгурли.

Моррис уже давно старался не упоминать о своем происхождении, и выходка Фриско оскорбила его самолюбие. Салли почувствовала острую ненависть к Фриско.

Однако все это вылетело у нее из головы, когда однажды, открыв входную дверь, она увидела перед собой Фриско с корзиной фруктов в руках. Вид у него был веселый и наглый, как у нераскаявшегося блудного сына.

– Хэлло, Салли! – приветствовал ее Фриско. – Вот видите, я никак не мог устоять. По правде говоря, мне все время до смерти хотелось повидаться с вами. И ни разу не удалось поймать вас где-нибудь на улице, поглядеть на вас хоть краем глаза. Разрешите зайти на минутку поболтать с вами.

– Нет, – сказала Салли твердо. – Нам не о чем говорить, мистер де Морфэ.

– Не дурите, Салли. – Фриско слегка отстранил ее, вошел в комнату и поставил корзину с фруктами на стол. – Все будут удивлены, если я не нанесу вам визита, и пойдут судачить вкривь и вкось. Я побывал у Брайрли и у Моллой, почему бы мне не зайти и к вам?

Салли с тревогой почувствовала, что Фриско, как прежде, подчиняет себе ее волю.

– Присядьте, – сказал она поспешно, делая попытку взять непринужденно вежливый тон. – Какие чудесные фрукты! Это очень мило с вашей стороны. Моррис говорил мне, что вы, прямо как добрый волшебник, осыпаете людей дарами…

Фриско опустился в кресло; Салли присела к столу на простой деревянный стул с прямой спинкой.

– Не язвите, Салли, – сказал Фриско с кривой усмешкой. – Я говорил вам, что добьюсь, и – вот видите – добился, доказал вам, что могу, как говорится, залететь высоко. Но это не то, чего я хотел; и не так все вышло, как бы я хотел.

– Ну, нельзя сказать, чтобы вы не получали от этого удовлетворения. – Голос Салли звучал сухо и безразлично.

Фриско рассмеялся.

– Забавно, конечно, было дурачить всех этих важных болванов в их же собственной дурацкой игре. Я встретил Перси в Лондоне, и он начал вывозить меня в свет. Такой человек, как я, нужен был ему тогда до зарезу. Я нажил деньги на приисках, и у меня был опыт. Мы сообща начали выпускать акции двух-трех рудников, и Перси принялся распространять слух о том, что я якобы пропавший некогда без вести сын одного французского аристократа. Откопал какую-то историю, где фигурировала фамилия, похожая на мою, и вот теперь, насколько мне известно, я и ношу эту фамилию. Так, с приличной родословной и некоторым количеством денег в кармане, я был принят в высшем лондонском кругу. Что же мне еще оставалось делать, как не использовать свое положение? Ну, я, конечно, использовал, будьте покойны, и Перси тоже, и теперь мы приехали сюда как представители синдиката с капиталом в полмиллиона фунтов стерлингов.

– Что же вы намерены делать дальше? – спросила Салли.

– Скупить всю Золотую Милю! – весело воскликнул Фриско. – Хорошее название для рудников, выросших вокруг Боулдерского кряжа, на клочке этой богом забытой пустыни, не правда ли? Во всяком случае, это воспламенило воображение дельцов. Деньги так и сыплются в наш синдикат. Но, конечно, это между нами, моя дорогая! Пока мы только ведем переговоры, сделка еще не закончена, и нам невыгодно, чтобы о ней пошли толки.

Фриско продолжал болтать, доверчиво и непринужденно, словно ни минуты не сомневался в том, что его болтовня очень интересует Салли, и не делал никаких попыток перевести разговор на личные темы.

– Конечно, вы сами понимаете, Салли, что нам здесь, на приисках, тоже приходится плутовать иногда, но, черт возьми, все это детские забавы по сравнению с тем, как дурачат народ прожектёры английских компаний.

Когда я уезжал за границу, кое-кто из товарищей поручил мне продать там их участки. Ну, я, разумеется, обосновался в одном из шикарных лондонских отелей, напялил на себя все, что подобает, – цилиндр и лайковые перчатки – и, прихватив с собой образцы самородков и чертежи, отправился в коляске на свидание к одному из тамошних воротил. Разложил перед ним свои экспонаты на куске бархата и без всякой проволочки продал Золотую Гроздь Уайтейкеру Райту за тридцать тысяч фунтов стерлингов.

Тут жулики и аферисты всех мастей набросились на меня, предлагая бешеные деньги за то, чтобы я разрекламировал в печати какое-то дутое месторождение. Одна фирма основала предприятие, купив клочок заросших кустарниками солончаков. Продавец просил за этот свой клочок четыре тысячи фунтов стерлингов и часть акций. Между нами говоря, вся эта ерунда не стоила и четырех шиллингов, но фирма пожелала, чтобы продавец поднял цену до десяти тысяч фунтов, дабы придать предприятию солидный вид и завлечь вкладчиков. И вы бы посмотрели, какие они выпустили проспекты! – с картой, на которой были изображены все рудники – и Большой Боулдер, и Белое Перо, и Хэннан, и Бейли – и все в одной куче, в то время как они отстоят друг от друга по меньшей мере на сорок пять миль. Я сказал этой банде жуликов, чтобы они проваливали ко всем чертям. На том дело и кончилось.

Перси познакомил меня со своими друзьями. У тех были деньги, и они хотели вложить их в предприятие, имеющее реальную ценность. Мы отправились в Париж. Неплохо провели там время – покутили вовсю, а заодно основали Парижский золотопромышленный синдикат и приехали сюда, чтобы скупить еще кое-какие месторождения.

В соседней комнате заплакал Том, Салли вышла, вынула его из колыбельки и вернулась на свое место с ребенком на руках. Потом проснулся Дик; растрепанный, заспанный, с разрумянившимися от сна щеками, он вбежал в комнату и бросился к матери.

Фриско вскочил, когда увидел Салли с Томом на руках и Дика, прижавшегося к ее коленям.

– Ну, теперь вы основательно забаррикадировались, – сказал он небрежно. – Вы больше не боитесь меня. Но только это ничего не меняет, Салли. Для меня вы по-прежнему единственная женщина, которая мне нужна.

С минуту он стоял, глядя на нее сверху вниз, глядя прямо в темную глубину ее зрачков, читая притаившуюся в них правду. И снова, как прежде, Салли почувствовала какой-то странный блуждающий огонек в крови, и Фриско это понял. В его взгляде был вызов и насмешка над ней – над ее верностью Моррису, над ее привязанностью к детям. Потом его взгляд потух; казалось, вспомнив, что она беременна, он отшатнулся от нее.

Он рассмеялся и направился к двери; он рассмеялся так, что вся кровь у Салли закипела. Как он смел! Нет, как он смел так смеяться!

Когда дверь за ним захлопнулась, Салли заплакала от обиды и горя. Как унизительно, что Фриско увидел ее такой наседкой, такой усталой и замученной!

Ну, конечно, он отвернулся от нее, она противна ему! И все же это непонятное томление снова возникло между ними, и на долю Фриско выпала минута торжества, а на долю Салли – воспоминание о том, как он смеялся уходя, – воспоминание, от которого она вся съеживалась, словно ее ударили хлыстом.