Текст книги "Девяностые годы"

Автор книги: Катарина Причард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 39 страниц)

– Черт! – Фриско поднялся на ноги, зевая и потягиваясь. – Он еще покажет себя, наш Большой Боулдер, а если он лопнет, я подберу осколки.

Его веселый смех разрядил атмосферу, хотя Моррис по-прежнему сидел насупившись.

– Правильно! – подхватил Сэм. – Будем держаться за Хэннан – и все мы станем миллионерами.

– Может быть, это и правильно для таких, как вы, у которых есть деньги, чтобы спекулировать на акциях, – заговорил Большой Джим. – Но старателям не к чему глотать пыль на негодных участках. По-моему, Мори прав. Я сам уже не верю в Хэннан. Ну и что же? Свет не клином сошелся, еще хватит места, в любой день можно напороться на свое счастье.

Он и Клери Мак-Клерен вернулись с разработки Дана, ничего не найдя. И Клери остался в Кулгарди, чтобы занять денег, прикупить еще несколько верблюдов и уйти в продолжительную разведку на северо-восток, а Джим забрел на огонек вместе с Янки и Тедом Доу по пути в трактир.

– Пошли выпьем, – крикнул Тед.

Так кончалось на приисках большинство споров. Все поднялись с земли, где лежали вытянувшись или сидели на корточках.

Когда они поздно ночью возвращались к своим палаткам, все были вдрызг пьяны, хохотали и распевали песни во все горло, а громче всех Тед и Фриско.

Глава XXII

Салли с удивлением чувствовала, что скучает по Маритане.

Дома, на Юго-Западе, она привыкла постоянно иметь дело с темнокожими. Ее отец, не в пример многим пионерам, хорошо обращался с ними. Молодые туземцы работали у него пастухами и дровосеками, а ее мать приучала женщин и девушек помогать ей по хозяйству, когда в доме было двое-трое маленьких детей. За новорожденной Салли ходила старуха туземка, ибо достать другую няньку не было возможности. Тем не менее для нее и для всей семьи кочевники оставались чуждыми и непонятными существами.

Хотя Салли всегда была в дружеских отношениях и со старухой Полли и со служанками, шутила и смеялась с ними, она не помнила, чтобы когда-нибудь испытывала настоящую привязанность к туземной женщине. Но Маритана была совсем другая, чем те туземки, которых она знавала. Она была умнее и более охотно перенимала обычаи белых людей.

Салли должна была сознаться, что знакомство с Маританой послужило для нее приятным развлечением. В своей палатке ей почти нечего было делать, и бесконечно тянулись дневные часы, пока Моррис работал на участке, и томительные вечера, когда он уходил играть в ту-ап. Ей часто казалось, что Фриско, может быть, и прав, утверждая, что Маритана – метиска. Ее бронзовая кожа была светлее, чем у остальных женщин ее племени, волосы были мягкие, темно-каштановые со светлым отливом, когда она их вымоет.

Сэм Маллет соглашался с Салли.

– Во всяком случае, мулаток старше Маританы я видел немало в этих местах, – говорил он. – Вероятно, не все пионеры в экспедиции Хэнта были святые. Среди них находились и солдаты и каторжники. Один из них бежал, и его так и не поймали. Туземцы уверяют, что если их женщина походит в тени белого человека, она родит не таких черных детей, как остальные. Многие так объясняют наружность Маританы. Калгурла, ее мать, до смерти боится белых, всегда избегает тени белых. Она ненавидит Фриско и бродит вокруг его лагеря, когда Маритана там. А если она остается у него слишком долго, то мать зовет ее из кустов, и Маритана мгновенно исчезает, словно вспугнутая птица.

Вскоре после очередного исчезновения Маританы Фриско поехал на несколько дней в Кулгарди. Он вернулся в коляске, запряженной парой лошадей, он приобрел ее у одного разбогатевшего старателя, который покидал прииски. Выпрыгнув из коляски, Фриско передал миссис Гауг два письма, а из-под сиденья извлек бутылку вина, которую миссис Фогарти посылала ей.

Салли ахнула от радости и, забыв о том, что она не одобряет поведения мистера Мэрфи, тепло поблагодарила его и уселась читать письма. Одно было от Лоры, другое от Мари.

Письмо Лоры было полно описаний дома, который Олф построил для нее неподалеку от рудника. Не очень большой, но вполне комфортабельный, с решетчатой верандой и сеткой на окнах от мух. Там имелась кладовая, кухонная плита, линолеум, белые кружевные занавески и настоящая спальня со всеми необходимыми принадлежностями. Кроме того, была ванная комната и два больших бака для воды, которые в данную минуту полны. Салли непременно должна приехать к ним погостить на несколько дней, писала Лора, хотя бы для того, чтобы насладиться ванной.

Пока Салли, сидя на ящике, читала письма, Фриско разговаривал с Моррисом. Она посмотрела уголком глаза на его высокую, статную фигуру и прислушалась к его оживленному рассказу:

– Я ходил смотреть на их Леди Лору. А потом Олф увел меня к себе и угостил вином. Черт, вот прелесть этот его дом, Морри! Какой сад – повсюду цветы, овощи! Олф говорит, что на этой земле достаточно капли воды, чтобы все росло. А миссис Олф – ну просто картинка! Когда сидишь у них в гостиной, забываешь, что ты на приисках. Но Динни обеспокоен рудником Леди Лора. Он считает, что рудник исчерпан и что Олф напрасно вкладывает в него деньги. Динни ходил на прииск Дана, принес оттуда триста семьдесят унций и продал свой участок лорду Седли. Отпраздновали сделку у Фогарти.

Морриса больше интересовало новое месторождение в двенадцати милях севернее прииска Дана, о котором сообщили Джимми Томпсон и Смит Карбин.

Фриско рассмеялся, как будто это веселая шутка.

– На прииске Дана было всего несколько хороших участков – рядом с Богатством, – сказал он. – И уж поверьте, что Пэдди Баркер завладел одним из них. Он ездил в Мельбурн и Сидней расшвыривать золото, которое добыл в Курналпи. Сказал, что вернулся разоренный, начал опять копать землю, а у самого на пальце – бриллиантовый перстень. За три-четыре дня нашел горсть самородков и продал участок за три тысячи. Но вообще земля там бедная, говорят парни. Настоящих золотых залежей нет, и многие старатели побросали свои участки и ушли оттуда – среди них Джимми Томпсон и Смит Карбин.

Фриско закурил толстую сигару – он очень любил их, хотя не часто мог доставить себе такое удовольствие, – и продолжал:

– Джимми и Карбин ушли на север, но туземцы разграбили их лагерь. Им пришлось возвращаться в Кулгарди за продовольствием. Джимми по пути продолжал вести разведку, разбивая скалу то там, то здесь. Нашел немного породы, начал шарить вокруг и вдруг увидел нору вомбата под кустами. Он наклонился, чтобы посмотреть, там ли зверек, и чуть в обморок не упал: стены этой норы были сплошь из золота. Видимо, зверьку нравилось, чтобы кругом него все сверкало. Он соскреб всю землю со стенок и отлично себя чувствовал в золотой норе.

Моррис жадно слушал товарища. Его глаза влажно блестели.

– Джимми вскрикнул, и его товарищи бросились к нему. – Фриско усмехнулся, наслаждаясь своим рассказом. – Они нагрузили верблюдов образцами – все кварц с прожилками – и поехали в контору инспектора. Продали эти образцы за тысячу фунтов. Честное слово, не вру, Морри. В образцах было больше золота, чем породы, по крайней мере в некоторых из них. Их потом выставили в банке. Джимми уверяет, что с такими образцами и таким напарником он побил мировой рекорд. Поэтому он назвал свою шахту «Карбин»,[8]8
  …он назвал свою шахту «Карбин»… – Карбин – знаменитый скакун, который в конных бегах на кубок Мельбурна в 1890 году одержал победу с рекордными показателями.


[Закрыть] но лежит она в бедной местности. Это просто одна из случайных залежей, вроде Лондондерри или Богатства.

– Господи, Фриско, – воскликнул Моррис взволнованно, – ну какой же смысл торчать здесь? С Хэннаном дело кончено! А кругом люди то и дело находят сокровища.

– Кто находит, а кто и нет, – серьезно ответил Фриско. – Незачем гнаться за призраками, Морри. У нас тут неплохой участок, и за него надо держаться. Мы очень скоро продадим его. Эти английские перекупщики хватают все, что попадется.

– Не в Хэннане, – настаивал Моррис. – Они покупают землю там, где открываются новые месторождения, чтобы за свои деньги видеть золото, а мы его теперь видим очень мало.

Он налил воды из керосинового бидона в старый таз для промывания и пошел за палатку умываться.

Фриско неторопливо подошел к Салли, которая сидела задумавшись над полученными письмами и вместе с тем прислушивалась к разговору между Моррисом и Фриско.

Письмо Мари было не такое радостное, как письмо Лоры. Она не может сообщить ничего особенно утешительного, писала Мари. От своего участка они отказались. Мистер Бэлл теперь работает дворником у Фогарти, а Жан поступил на рудник Бейли. Мари охватывает ужас каждый раз, когда он спускается под землю, но он обещал ей, что недолго будет работать рудокопом. Только до тех пор, пока скопит достаточно денег, чтобы опять вести разведку. А тогда, говорит Жан, он отправится на Белое Перо или куда-нибудь за Хэннан. Если это случится, она, может быть, опять увидится со своей милой Салли; но все это еще не наверняка, а жить сейчас в Кулгарди не очень-то весело, хотя у нее теперь подле рудника собственный домик из гофрированного железа. Когда идет дождь, там, конечно, жить приятнее, чем в палатке, но дождя уже давно нет, а в жаркий день в этом железном ящике чувствуешь себя, как в раскаленной печи.

Салли вздохнула. Когда же, наконец, Моррис построит домик, который он обещает ей с самого приезда? А если ему не нравится в Хэннане, что он думает предпринять? Куда они направятся?

– Если вам хочется съездить в Кулгарди повидаться с миссис Брайрли, мэм, – с насмешливой галантностью сказал Фриско, остановившись перед нею, – моя карета и рысаки к вашим услугам.

– Благодарю вас, мистер Мэрфи! – Салли смело встретила вызывающий взгляд его дерзких глаз и сейчас же отстранила всякую мысль о посещении Лоры. – Я не собираюсь ехать.

– Я вовсе не предполагал, что столь недостойная особа, как я, осмелится сопровождать вас, – заметил Фриско, продолжая насмешливо улыбаться. – Может быть, удастся уговорить Морри поехать с вами. А не то вы можете прокатиться и одна.

Он повернулся и пошел прочь, однако еще раз оглянулся. Поймав взгляд Салли, он проговорил:

– Да, кстати, вам просила передать привет еще одна ваша приятельница, которую я встретил в Кулгарди, а именно мадам Марсель.

Салли вспыхнула, и глаза ее потемнели от гнева. Как смеет он говорить ей подобные дерзости? Как смеет он намекать, что…

Фриско, видимо, наслаждался ее досадой. Он отправился распрягать и поить лошадей, посмеиваясь про себя, словно услышал удачную шутку, которая привела его в превосходное настроение.

Глава XXIII

Фриско пришел еще раз в тот же вечер – отдать Моррису его долю денег за золото, проданное в Кулгарди. Заглянул и Янки Ботерол, а потом подошли еще Сэм Маллет и Тупая Кирка, чтобы узнать новости о старом лагере. Но не успели они расположиться, как примчался Пэдди Кеван. Волосы его стояли дыбом, в глазах застыл ужас.

– Эй, Фриско, – торопливо заговорил он, брызгая слюной, – а вы знаете, что в Бардоке человека убили? У Баггинсов какие-то парни рассказывали. Они вели разведку вдоль дороги на Сор-Фут, но решили, что это пропащее дело: ничего там не добудешь. И вот Айк Могфорд и его товарищ возвращаются обратно и продолжают вести разведку в зарослях за восемь миль от Бардока и вдруг видят: какой-то тип роет землю, как полоумный. Они подумали, что тот напал на что-нибудь стоящее, и наутро пошли взглянуть; а там, оказывается, лежит труп, и голова засунута в яму, которую выкопал этот старик!

Вокруг костра поднялся глухой ропот, кто-то тихо выругался. Соврал Пэдди или не соврал? Сколько он присочинил?

Никто никогда не слышал об убийствах на приисках. Новость, сообщенная Пэдди, всех привела в смятение: это подрывало неписаный закон, от соблюдения которого зависела их жизнь, – верность товарищу.

– Если вы мне не верите, пойдите спросите у них, – обиженно заявил Пэдди. – Они сделали привал у опреснителя.

– А кто был убитый?

– Убийцу поймали?

Пэдди буквально засыпали вопросами. Но он ничего не знал, кроме того, что тело было страшно изуродовано и его оказалось невозможно опознать и что старатели из Бардока разыскивают человека, которого они подозревают в убийстве.

Сэм и Тупая Кирка поднялись со своих мест у костра, подтянули штаны и отправились разузнавать, в чем дело. Фриско и Янки последовали за ними, а сбоку бежал Пэдди.

Все правда, сказал Фриско на другое утро Моррису. Первый раз в своей жизни Пэдди не соврал. На поимку убийцы выслали солдат. Они прочесывают окрестность. Но Айк Могфорд утверждает, что нет никакой возможности установить ни личность убитого, ни убийцы.

Каждый вечер Моррис отправлялся к опреснителю, становился в очередь вместе с сотнями людей, чтобы получить галлон воды, а иногда и полгаллона. Этого должно было хватить на все. После того благословенного ливня весной не выпало больше ни капли дождя, и с наступлением жары всех охватывал страх перед возможной засухой.

Из Кулгарди ездили за водой чуть ли не за тридцать миль к опреснителям у соленого озера, возле Хэннана, и привозили ее в повозках и на верблюдах. В лагерях приходилось беречь каждую каплю; вымыв лицо и руки, люди в той же воде ополаскивали посуду и стирали белье. Вода была роскошью, и для большинства старателей, которых едва кормили их участки вокруг Хэннана, она являлась почти недоступной. Когда распространился слух, что владельцы опреснителей намерены повысить цену на воду, это вызвало всеобщее возмущение.

В тот вечер Моррис замешкался и собрался идти за водой позже обыкновенного, когда Фриско вдруг подошел к костру и заговорил без своих обычных шуточек:

– Начались волнения из-за воды, Морри, – сказал он очень серьезно. – Макдональд повысил цену с шести пенсов до шиллинга за галлон. Ребята не согласны. Будет общее собрание.

– Давно пора, – сказал Моррис вставая. Он только что кончил ужинать, и Салли убирала со стола. – Джерри Молиф рассказывал мне на днях, что они с товарищем и их лошади были уже два дня без воды, когда они добрались до опреснителя на Пикс-Файнд. В общей сложности им пришлось выложить за воду пятнадцать фунтов.

– Довольно уж владельцам воды держать нас за горло, – гневно сказал Фриско. – Помнишь наше первое лето здесь в Хэннане – мы тогда платили пять шиллингов за галлон. Теперь Макдональд прорыл буровые скважины и качает воду. Он в день одиннадцать тысяч галлонов добывает. И Кулгарди снабжает водой – там засуха. Но ребята считают, что он достаточно наживается и при шести пенсах за галлон, а он еще подговаривает других не продавать воду дешевле, чем по шиллингу.

Издали донесся звон жестяных тазов.

Моррис и Фриско встали и отправились на общее собрание.

Когда Моррис поздно ночью вернулся, он рассказал, что собралось больше тысячи человек. Все были грязные, небритые, осунувшиеся. Россыпное золото в Хэннане уже иссякло, и старатели перебивались кое-как, в надежде, что настанет время, когда промышленники наконец обратят внимание на этот район.

Рудокопы и старатели пришли на собрание, возмущенные тем, что владельцы опреснителей пользуются засухой, чтобы прижать их еще сильнее. Вода принадлежит народу, говорили они, а владельцы и так получают достаточно за свое оборудование и труд, даже продавая ее по обычной цене.

Некоторые из мелких владельцев опреснителей уступили под давлением общего собрания и согласились не участвовать в сговоре и не поддерживать Макдональда. Но Макдональд, человек упрямый и жадный, притом самый богатый и влиятельный среди владельцев воды, настаивал на шиллинге за галлон и не желал подчиняться решению общего собрания.

На другой день старатели соорудили чучело, написали на нем «Макдональд», пронесли по главной улице Хэннана и по близлежащим лагерям и, наконец, сожгли под хохот и проклятия собравшейся толпы. Затем было созвано второе собрание, на которое пришло свыше полутора тысяч человек. Решили отправиться на озеро и самолично переговорить с человеком, который желает спекулировать водой и нажить состояние на бедствиях старателей.

У Макдональда была лавка, помещавшаяся в брезентовой палатке над озером, от которого осталось только высохшее дно, покрытое сверкавшей под жарким солнцем коркой соли. Рядом с лавкой стояли опреснитель и баки с водой.

Большинство старателей, рассказывал Моррис, надеялось на то, что разговор по душам и энергично выраженная решимость не платить по шиллингу за галлон образумят старого кровопийцу. Но по пути к озеру кое-кто из отчаянных ирландцев и подвыпивших буянов стали подстрекать толпу. Уже шли разговоры о том, чтобы пересчитать Макдональду ребра и сжечь его лавку.

Сэм Маллет, Тупая Кирка, Эли Нанкэрроу, Фриско и несколько других старателей, которые созвали общее собрание, начали опасаться, что им не удастся удержать толпу, если Макдональд не уступит.

Когда старатели дошли до озера, оказалось, что Макдональд бежал в Кулгарди, оставив вместо себя приказчика. Увидев толпу, приказчик растерялся и решительно не знал, как ему быть. Фриско, Сэм и другие поняли, что нужно принимать срочные меры, чтобы удержать толпу от безрассудной мести. Кое-кто из самых предприимчивых уже готовился поджечь лавку и разбить перегонный куб.

Фриско протиснулся вперед, вошел в лавку и запер дверь на засов. В задней комнате он нашел жену Макдональда и двоих детей; все трое спали. Он выпроводил их через заднюю дверь в заросли и следом за ними отправил приказчика. Когда он вышел из лавки, между старателями уже шел настоящий бой: одни хотели поджечь лавку и разбить опреснитель, другие твердо решили не допускать бессмысленного уничтожения воды и пищи.

– Сэм и Фриско надрывались, силясь образумить толпу, – рассказывал Салли возвратившийся с озера Моррис, – и им это почти удалось. Но какой-то молокосос сдуру ударил кайлом по баку, вмещавшему одиннадцать тысяч галлонов, и вот эта драгоценная вода потекла наземь. Тупая Кирка сорвал с себя рубашку и заткнул ею дыру, а я набросил свою куртку на огонь – так как лавка уже загорелась. Только после того, когда все кончилось благополучно, мы обнаружили, что нам грозило, если бы мы не потушили пламя: в лавке хранилось десять ящиков динамита и три тысячи детонаторов.

Бурный протест старателей все же возымел свое действие. Макдональд лично явился на следующее собрание и объяснил, почему он хотел повысить цену. Он ссылался главным образом на то, что корм для лошадей очень дорог и доставка дров для аппарата тоже недешево обходится. Собрание отрядило четырех делегатов обследовать расходы Макдональда. Те сообщили, что, даже продавая воду по шесть пенсов, Макдональд получает немалую прибыль. Тогда старатели решили ни в коем случае не покупать у него воду по более высокой цене.

Нашлись люди, которые установили новые опреснители. Сговор, задуманный Макдональдом, провалился. Цена на воду упала до одного фунта за сто галлонов.

Тупая Кирка ликовал.

– Все вышло в точности, как говорит Динни, – смеялся он. – Когда рабочие держатся друг за друга и действуют заодно, они всего могут добиться. А если бы эти дурни послушались пьяницы и буяна Билли Короля и спалили лавку, мы бы все взлетели на воздух.

Глава XXIV

День был очень жаркий. Под вечер, когда люди уже возвращались в лагерь после работы у подножия Маританы, а Салли накладывала заплату на серую фланелевую рубашку Морриса, она, подняв голову, вдруг увидела, что к ней приближается Динни Квин.

Но таким она его еще не видела. На нем был новешенький костюм, белая сорочка, воротничок с галстуком и широкополая фетровая шляпа. В одной руке он сжимал пучок цветов, а другой придерживал перекинутый через плечо мешок. Салли, пожалуй, его бы не узнала, если бы не хромая нога да застенчивая улыбка, которой он улыбался ей из-под полей шляпы.

– Динни! – вскрикнула она, изумленная и обрадованная. И тут впервые почувствовала, что питает к нему теплую привязанность.

И Динни понял, что она искренно рада его видеть. Он вручил ей букетик герани, ноготков и настурции, а мешок сбросил наземь.

– Это вам миссис Лора посылает, – объяснил он смущенно, снимая шляпу и вытирая потный лоб. – Я только что приехал дилижансом. Всю дорогу вез их в газете, но они все равно завяли. Тут в мешке немного фруктов и овощей. Мы теперь живем прямо как в столице: все что угодно можно достать. Десять трактиров открыты чуть не круглые сутки, а лавки полны припасов и всяких нарядов.

– Апельсины, и лимоны, и кочан капусты! – воскликнула Салли, открыв мешок и заглядывая в него. – Как вы любезны, что все это привезли, мистер Квин.

Помня наставления Морриса, она старалась не впадать в фамильярный тон и не называла Динни по имени.

Динни покраснел, точно школьник. Его чистое, гладко выбритое лицо казалось совсем юным, голубые ясные глаза сияли радостью.

– Как вы тут живете? – спросил он смущенно. – Мы очень беспокоились за вас – и я, и миссис Фогарти, и Олф, и миссис Лора. Фриско нам сказал, что вы живете в палатке вместе с Морри. А я никогда не бывал в Хэннане, вот и вздумал приехать, посмотреть, как вы тут…

– Я? Очень хорошо, – сказала Салли. – Мне здесь нравится. Во всяком случае, гораздо лучше жить в палатке, чем так, как я жила одна в Южном Кресте. Но я вижу, вам повезло, мистер Квин. Очень, очень рада.

– Клянусь Иегосафатом, это же Динни!

Билл подходил вместе с Моррисом и Фриско. Одним прыжком он очутился возле Квина и схватил его за руку. Моррис и Фриско тоже поспешили приветствовать гостя. Пока они разглядывали своего старого товарища и дразнили его по случаю шикарного костюма, Салли поставила цветы в воду, подбросила в огонь хворосту и повесила над ним котелок. Через несколько минут она подала на стол кружки с черным чаем и кусочки лепешки, испеченной ею утром.

Мужчины уселись – кто на ящик, кто прямо на землю – и, прихлебывая чай, приготовились слушать новости, привезенные Динни.

Проходившие мимо старатели также останавливались и здоровались с Динни Квином. Салли ополоснула кружки, налила еще чаю и нарезала остатки лепешки, хотя на всех все равно не могло хватить. Динни расспрашивал, как идут дела в Хэннане, в Широкой Стреле, в Курналпи и в Кэноуне, так теперь называлось Белое Перо. Сам он рассказал о Кулгарди и окрестных лагерях.

– Между Франком Воспером и лордом Перси Дугласом произошел ужасный скандал, – говорил он посмеиваясь. – Лорд Перси только что вернулся из Лондона, и Воспер продернул его в газете «Горняк», обозвал шарлатаном и жуликом. Франк пишет, что теперь придумали олово для благородных лордов, которые числятся членами правления и ни за что ни про что получают большое жалованье. Их называют «морскими свинками». Не для того, мол, выходит «Горняк», чтобы поддерживать всяких жуликов и угодничать перед аристократами и капиталистами.

– Черт, вот правда-то! – сказал Тупая Кирка своим скрипучим голосом. – Сколько раз он выпускал дутые акции, этот лорд Перси, и ронял доброе имя приисков.

– Молодец этот Воспи! – воскликнул Билл.

– Воспер всей душой за рудокопов, хоть он и похож на поэта или на чудака-сектанта, – продолжал Динни. – Во время больших стачек стригальщиков овец в Квинсленде он был на стороне забастовщиков, и его даже в тюрьму посадили за это. Лорд Перси хотел подраться с ним, но Воспер не вояка. Все-таки лорд Перси напал на него и здорово поколотил, пока наши парни не вмешались. Он чуть не убил Франка!

Фриско насмешливо фыркнул:

– Так ему и надо. Нечего отпускать себе длинные волосы и отказываться от драки, если проповедуешь такие взгляды.

– Кулаками никого не убедишь, – заметил Сэм, как всегда задумчиво и серьезно.

– Вот и Воспер так говорит, – продолжал Динни. – Он считает, что человек должен бороться, прежде всего работая мозгами. Только если у него мозгов не хватает или доказательств убедительных нет – он пускает в ход кулаки. Скажу тебе, Фриско, ребята в старом лагере очень уважают Франка Воспера. Он не трус. Всегда защищает старателей и горняков от владельцев рудников и перекупщиков. Он член комитета борьбы с загрязнением воды и протестует против разбойничьего захвата чужих участков. А хозяева прямо готовы съесть его. Они-то хотят одного: платить рабочим гроши и всякими правдами и неправдами захватить в свои руки полстраны.

Все дружно высказывали свое возмущение по поводу незаконного захвата участков, когда подошли Смайлер Хейлс и Янки Ботерол. Смайлер приехал из Курналпи накануне вечером, и Янки водил его смотреть разработки в Маритане и свой участок возле Браун-Хилла. Смайлер хотел, чтобы его считали старателем, а журналистом он был только когда ему приходилось туго. Его остроты передавались из уст в уста, он пользовался на приисках большой популярностью и являлся желанным гостем в любом лагере. Они встретились с Динни, как родные братья после долгой разлуки, и Смайлер, с трубкой в зубах, тоже уселся на землю, чтобы послушать рассказы Динни о захвате участков в Северном Лондондерри и в Южных Массивах.

– Это какой-то гнусный трюк! – сказал Смайлер. – В чем тут дело, Динни? Мы в Курналпи хорошо знаем, как поступить с крысой, когда она забирается на участок честного старателя и, пользуясь темнотой, ставит свои столбы. Но, видимо, крупные синдикаты теперь нанимают профессиональных захватчиков.

– То-то и оно, – ответил Динни. – Они кружат около участков, словно вороны, кидаются на старателя, если только он нарушит хоть малейшее предписание, и забирают его участок для какого-нибудь капиталиста.

– Человек, который живет тем, что захватывает чужие участки, – самая последняя сволочь, – крикнул Фриско.

– Не знаю, почему бы нам не превратить в ангела первого же грабителя, который попадет нам в руки, – заметил Смайлер. – Даже если придется для этого сначала попортить ему шкуру.

Раздался взрыв смеха.

– Что касается меня, – продолжал Смайлер, – то я бы не постеснялся огреть такого захватчика хорошей дубинкой фута в три, попадись он мне возле моего участка.

– Я тоже, – поддакнул Фриско.

– Для таких паразитов есть только один закон… – Смайлер выдержал паузу, – закон старателей: кайло в крепкой руке владельца участка – более убедительное доказательство, чем любой официальный документ.

– Выходит так, – сказал Динни. – Ведь как было дело с участками в Южных Массивах? Сплошное жульничество! Началось с того, что инспектор Финнерти предлагает произвести конфискацию и отказывается передать дело в суд. Тогда Хэнсли и Миллз подают правительству жалобу, пишут, что они имеют разрешение на свои участки, а у захватчиков разрешения нет. На жалобу правительство не отвечает. Городской совет рекомендует правительству утвердить конфискацию участков, и правительство вносит законопроект, поддерживающий притязания захватчиков. А потом оказывается, все это – дело семейное, захватчики работали на синдикат, а в синдикате все дружки или родственники членов совета.

Выслушав рассказ Динни, старатели дали волю своему негодованию.

– Действительно, какая гадость! – сказал Моррис.

– Джордж Лейк обвинил сэра Джона Форреста в грубом нарушении права и справедливости, – закончил Динни. – Но тем не менее захватчики забрали ценный участок.

– Провалиться мне на этом месте, если я понимаю, почему мы сидим смирненько и ничего не делаем! – сердито крикнул Тупая Кирка. – Ведь это же касается всех старателей на приисках. Если Джек Миллз и его товарищи будут бороться – мы обязаны поддержать их.

– Они не будут бороться, – сказал Динни, – они достаточно набрали золота в Лондондерри и не пошевельнутся.

Он встал. Сидевшие вокруг него также поднялись, потягиваясь и отряхивая пыль с одежды. Они выжидательно поглядывали на него. Ведь Динни повезло – теперь слово за ним! Но его взгляд был устремлен туда, где на трехногом самодельном стуле сидела миссис Гауг, все еще латая рубашку Морриса.

– Пойдем выпьем! – высказал Фриско мысль Динни.

– Я угощаю, – торопливо подхватил Динни. – Пообедаем в трактире.

Взгляд Фриско последовал за взглядом Динни, устремленным на миссис Гауг.

– Как жаль, что вы не можете пойти с нами, мэм, – воскликнул он, коварно раскрыв тайную надежду Динни, что, может быть, Салли пообедает с ними.

– А почему бы и нет? – Смайлер был человек вполне светский и большой дамский угодник. – Если миссис Гауг окажет нам честь отобедать с нами в отеле «Клоб», мы ее потом проводим домой, а затем уже приступим к тем развлечениям, которыми Динни хочет угостить нас.

Салли перехватила взгляд Морриса и прочла в нем строжайший запрет.

– Очень вам благодарна, – сказала она. – Но я бы только испортила вам все удовольствие. Ведь Динни еще зайдет ко мне перед отъездом. Правда, мистер Квин?

Салли подарила Динни одну из своих самых пленительных улыбок. Она не позволит мистеру Франсиско Джо Мэрфи смеяться над ней и смущать Динни, нарядившегося для нее в новый костюм и широкополую шляпу. Он ее гость, и пусть все знают, что он ей друг и что она очень рада его видеть.

– Непременно, миссис Гауг. – Динни вспыхнул и весь просиял от улыбки Салли. – Миссис Фогарти и жена Олфа поручили передать вам кучу всяких новостей. Может быть, мне зайти завтра днем?

– Пожалуйста, буду ждать вас, – сказала Салли.

Старатели гурьбой окружили Динни и увели его.

Однако прошло несколько дней, прежде чем Салли снова его увидела, да и тогда он покраснел от стыда и торопливо заковылял прочь, боясь, как бы она его не остановила и не заговорила с ним. С того первого кутежа в день своего приезда Динни пьянствовал почти неделю и выглядел соответственно. Без воротничка, небритый, с покрасневшими, опухшими глазами, в измятом и перемаранном новом костюме, он спешно ретировался в трактир, увидев, что миссис Гауг приближается к нему.