Текст книги "Семейная могила"

Автор книги: Катарина Масетти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

10. Бенни

Рассказать обо всем Аните было вовсе не так страшно, как я думал. Это оказалось в сто раз страшнее.

Уж не знаю, чего я ждал. Что она погладит меня по головке, помассирует шею и скажет: «Все будет хорошо, Бенни!» – как столько раз до этого?

Да и что она должна была сказать? «Пусть она поселится в спальне, а я тут, в кухне на диванчике посплю»?

Я ведь вовсе не хотел, чтобы Анита переезжала! Я так привык к ее надежному плечу, когда мы бок о бок трудились в коровнике; к ее ненавязчивому молчаливому присутствию, когда я вечерами заваливался на диван перед телевизором, включив какое-нибудь барахло по кабельному. А кто теперь будет разбираться с этой чертовой налоговой, да и захочет ли Дезире вообще сюда переезжать?

Как ни печально это признавать, видать, я по натуре двоеженец. Бенни и его гарем из двух наложниц, одна в переднике, другая нагишом. И пожалуй, третья в рабочем комбинезоне.

Если б Анита была мне сестрой, может, из этого бы что-нибудь и вышло. Она бы, конечно, фыркала, бранилась и воевала с Дезире за власть на кухне, как это делали мама, бабушка и тетя Гертруд, когда я был маленьким. От их непрестанной ругани воздух в доме был хоть ножом режь, но отец никогда ни во что не вмешивался, и в конце концов они всегда разбирались сами, подчиняясь строгой иерархии, прямо как собаки. Это только городские пытаются их растащить или поливают водой, завидев, как те делят территорию, они и сами прекрасно разберутся, хоть и шуму от них дай Боже. Это я про собак, а не про женщин на кухне. Думаю, кстати, что Креветка быстро бы уступила…

Родная сестра – еще куда ни шло, но вот двоюродную так просто в члены семьи не запишешь, тем более если ты до этого целый год спал с ней в одной постели. Пусть даже ничего сногсшибательного в этой постели не происходило. Временами казалось, что Анита с тем же успехом могла бы заниматься вязанием в процессе. Допускать-то она до себя допускала, но чтобы сгорать от страсти, хватать за задницу и тащить в постель – такого с ней не случалось. Для нее это было что-то вроде очередной домашней обязанности, на манер еженедельной стирки. Да нет, зря я так, я же знаю, что она пыталась попробовать всякие штуки, которых нахваталась в бесплатном приложении к вечерней газете: «Вот чего хотят мужчины в постели!» – но я только заливался краской, когда ее голова исчезала под одеялом. Господи, да вспомнить только, что со мной вытворяла Креветка, – я чуть сознание не терял, и ни капли смущения! Но Анита же моя двоюродная сестра! Мы с ней знакомы с тех пор, как пешком под стол ходили!

Я кое-как попытался ей это объяснить – так думал, она меня убьет. Пришлось на всякий случай спрятать все острые ножи в доме и поменять батарейки в пожарной сигнализации.

Мне ужасно хотелось поговорить об этом с Креветкой, но, когда мы наконец встретились, я вдруг ни с того ни с сего заладил про то, какая Анита распрекрасная. Меня просто понесло, будто челюсти заклинило. Это, конечно, чистая правда, но я-то хотел спросить, как мне теперь быть с той фурией, которую сам же и выпустил на свободу. Потому что за эти несколько дней Анита стала совсем другим человеком. Такой я ее еще не знал. Она огрызалась на все вопросы, напрочь забросила готовку, а однажды даже нарочно въехала в столб. После чего вышла из машины, глянула на помятый капот и расхохоталась. Я попытался было выудить из нее, что ей насоветовал тот тип в клетчатой кепке по поводу моей неверно заполненной анкеты, а она в ответ: «Это пусть тебе твой адвокат объясняет! Через решетку. Дубина ты стоеросовая».

Ну спасибо. Похоже, единственная женщина в моей жизни, которая не считала меня дураком, – это моя мать. Хотя, может, она просто помалкивала по доброте душевной.

А потом все вообще закрутилось, как карусель. То придешь домой – сидит ревет над каталогом из ювелирного и словно невзначай нащупывает мою руку. Тут я заливался краской с ног до головы и не мог вымолвить ни слова.

А иной раз придешь – стоит, волосы дыбом, и прямо ногтями сдирает со стен обои, которые сама же и поклеила. Я уж не знал, куда деваться. В конце концов я спросил, нет ли у них в больнице кого-нибудь, к кому она могла бы обратиться за помощью.

А она взяла и вышвырнула мой магнитофон в окно.

Причем в закрытое.

ГОД ВТОРОЙ
СОЛНЕЧНО, БЕЗ ОСАДКОВ

11. Дезире

Бенни позвонил мне в библиотеку, чуть не плача. Я даже сначала толком не разобрала, что он там несет.

Анита тоже беременна! И только что ему об этом сообщила.

Трубка выпала у меня из рук и со стуком упала на новый березовый стол. Я подняла ее и бодро произнесла:

– Ну видишь, как прекрасно, будем теперь дружить семьями! Придется тебе купить двухместную коляску на случай, если сразу оба погостить приедут! – и бросила трубку.

Потом я отправилась с работы, сославшись на головную боль, пришла домой и проспала четырнадцать часов подряд.

Я проснулась от телефонного звонка, ничего не соображая. На улице было еще темно, и я умудрилась уронить телефон на пол, прежде чем мне удалось снять трубку. Это был Бенни.

– Она все выдумала! – затарахтел он. – Ей так плохо, я ее понимаю, сейчас нам всем непросто, но надо же…

На том конце трубки раздавалось мычание коров и стрекот доильных аппаратов. Значит, он звонит из коровника. Я снова бросила трубку, выдернула телефон из розетки и тут же заснула.

Проснувшись, я окончательно поняла, что вполне могу смириться с тем, что нам с Бенни не жить вместе. И мне не придется драить кухонные окна, засиженные мухами, или волочить коляску по грязным раздолбанным дорогам без всякого освещения. Я позвонила ему в коровник и прямо так и сказала.

– Но это не значит, что я не готова попробовать! – добавила я. – Просто советую тебе хорошенько все обдумать. Ты должен отдавать себе отчет, на что ты идешь. И дело не в том, кто из нас беременный, а в том, что я не умею водить трактор и не собираюсь готовить сардельки! Я ненавижу сардельки! – Тут я сорвалась на фальцет, но постаралась взять себя в руки. – Гм… Смог бы ты жить со мной, зная, что больше никогда у тебя не будет сарделек на ужин?

Он немного помолчал.

– А к клецкам ты как относишься? – осторожно спросил он.

Так что три недели спустя я села в автобус и поехала к нему с большущей упаковкой готовых клецек. Анита съехала за неделю до этого.

Войдя в кухню, я выпала в осадок.

Ладно, у нас с Анитой разный вкус. Я бы, допустим, никогда не стала вешать у себя все эти полочки с фигурками троллей и всякой там миниатюрной утварью. В моей кухне не было засушенных букетиков и затейливых занавесок с подхватами и клетчатыми оборками. Бенни все время жаловался, что моя кухня напоминает школьную столовую.

И все же сразу было видно, сколько труда она вложила в его старую запущенную кухню. Здесь стало по-домашнему уютно, и в каком-то смысле вкус Аниты гораздо больше соответствовал атмосфере этого дома, чем мой собственный. Никаких тебе ламп дневного света и стальных металлоконструкций.

Меня это до того поразило, что я так и села на кухонный диван из натурального дерева – тоже новый – и огляделась. Все это время я воспринимала Аниту как разлучницу, а теперь вдруг поняла, что на самом деле разлучница-то я. Немного посидев, я медленно встала, нашла здоровенную кастрюлю – тоже новую – и одну за другой покидала клецки в кипящую воду. Выглядели они не ахти, и я понятия не имела, что к ним подают на гарнир. Салат из руколы с кедровыми орешками?

Тут в дом ввалился Бенни в одних шерстяных кальсонах и деревянных башмаках на босу ногу. Он только что освежился после коровника в новой душевой кабине, которую Анита заставила его установить в подвале. При виде меня он так и расцвел, хотя мне показалось, что клецкам он обрадовался еще больше.

– Принимаю эти клецки в знак любви! – довольно провозгласил он, выудил одну из кастрюли и тут же отправил в рот, правда успев посетовать, что я не купила к ним брусники.

Бенни предупредил меня, что в субботу сюда приедет Анита со своим старшим братом – то бишь его двоюродным, – чтобы увезти на грузовике оставшиеся вещи.

– Хорошо еще, если Пелле без одностволки приедет, – добавил Бенни. – Он, бывало, сгоряча так ее парней разукрашивал – ну, покажется, что пристают или еще что. Анита прямо и не знала, что с ним делать. Правда, сейчас-то она вряд ли станет его удерживать. – И, помолчав, добавил: – Ну и пусто же здесь будет! Анита выкинула большую часть моих вещей, прежде чем перевезти сюда свои. Так что можешь теперь все тут устроить на свой вкус!

Бенни покосился на меня. Он прекрасно понимал, что в вопросах вкуса у них с Анитой было куда больше общего, чем когда-либо будет со мной. И он даже не знал, намерена ли я вообще сюда переезжать, я еще не сообщила ему свое окончательное решение. Так что сейчас он скорее напоминал бургомистра, нехотя вручающего ключ от города своему завоевателю, втайне надеясь на отказ.

Анита любовно свила им теплое гнездышко и прекрасно себя там чувствовала, пока не появилась я с моей бредовой идеей завести ребенка от ее мужчины. Ну а дальше все вышло, как вышло.

Это я разрушила ее жизнь и теперь чувствовала, что когда-нибудь мне еще придется за это заплатить.

12. Бенни

Помню, отец говаривал, что ни один нормальный человек не бывает влюблен более трех месяцев, иначе и свихнуться недолго. При этих словах мать бросала на него косые взгляды, и он тут же поспешно добавлял: «Ну а там уж, если повезет, начинается настоящая любовь! Я вот свою нашел!» И хотя Ромео из него был никудышный, мне кажется, он искренне в это верил, да и мать тоже. Она так до конца и не смогла пережить его смерть. Когда он умер, у нее появилась странная привычка все время коситься в сторону, словно она надеялась увидеть его рядом.

А может, ей и правда казалось, что он там.

Мне бы хотелось, чтобы и мы с Дезире вот так срослись. Хотя на этом пути нас еще поджидает не один ухаб!

Целых два месяца я пытал Дезире, переезжает она ко мне или нет. В конце концов она заявила, что не хочет, но, видимо, придется. М-да, за энтузиазм отдельное спасибо!

Она все чаще и чаще оставалась у меня ночевать, чтобы утром, зевая и чертыхаясь, отправиться в город на моей развалюхе. Нужно было видеть, как она ни свет ни заря стоит во дворе, пиная и кляня мою старенькую «субару», которая не очень-то любит минусовую температуру.

Иногда, валяясь с ней на диване перед телевизором, я укутывал ее пледом, и она тут же засыпала, а потом у нее уже просто не было сил ехать домой, на что я, собственно, и рассчитывал.

Причем не то чтобы ради секса, это как-то отошло на второй план, я больше не решался вольничать, как раньше. Было такое чувство, будто вторгаешься на священную территорию или того и гляди ткнешь мальца своим прибором во время очередного визита. Дезире только нетерпеливо фыркала: мол, малец твой еще всего лишь головастик, окруженный самой надежной в мире подушкой безопасности, так что давай! Как ни странно, сама-то она расходилась не на шутку. Она могла оседлать меня посреди ночи, стоило мне уснуть после наших игрищ, и я волей-неволей просыпался от ее возни и постанываний. Она уверяла, во всем виноваты гормоны, но я в этом как-то сомневаюсь, я слыхал, что другие пары тут же остывали друг к другу, узнав, что у них будет ребенок. Но Дезире ни на кого не похожа, потому-то я к ней и прикипел.

Нет, я пытался заманить ее к себе на ночь, чтобы доказать, что можно ведь и отсюда ездить в город, нам по-любому скоро придется принимать решение, если она не хочет, чтобы я завалился к ней в ее городскую квартиру со своими коровами. Потому что кроватка головастика должна стоять в одном месте, тут мы были единогласны.

И вот она зажмурилась и прыгнула!

Дезире продала свою квартиру, причем довольно удачно. На вырученные деньги она купила «вольво», который заводился даже в мороз, и в один прекрасный солнечный день я приехал с прицепом и перевез домой все ее пожитки.

Анита с Пелле носились по Рябиновой усадьбе, как два сердитых шершня, хватая все, что под руку попадется, а я стоял в дверях и что-то мямлил, мол, если они хотят, я мог бы заварить для них кофе.

– Ты?! – прошипела Анита. – Да ты хоть кофеваркой умеешь пользоваться?!

Когда они закончили, сделав последнюю ходку на грузовике, в опустевших комнатах раздавалось гулкое эхо, а в кухне осталась лишь оберточная бумага, которой были выстелены полки шкафов. Надо признаться, я и не представлял, сколько же всего Анита притащила в дом.

Зато вещи Дезире мы перевезли за один раз, она никогда не отличалась пристрастием к меблировке. Правда, я чуть спину не надорвал, таская ее помятые картонные коробки из-под бананов, набитые книгами, пришлось потом доить, скрючившись в три погибели. А когда я приплелся домой из коровника, она сидела на полу гостиной и рыдала в три ручья из-за того, что ее мебель не подходит к Анитиным обоям. Красивые, кстати, обои, мне всегда нравились, крупные такие цветы с листочками.

– Меня стены давят! Скоро меня совсем засосет в эти чертовы джунгли – и ищи-свищи! – причитала она.

Я уселся рядом с ней на полу и обнял ее. Спина разламывалась, меня то и дело бросало в холодный пот.

– Тогда я устрою сафари, чтобы тебя разыскать! – сказал я, неуклюже ее укачивая. – Отыщу тебя в какой-нибудь тропической хижине, и мы с тобой откроем новую землю, где еще не ступала нога человека! – болтал я без остановки, это был единственный способ ее унять.

– Ты все же неисправимый империалист! – ответила она, но улыбнулась и обняла меня за шею. Пока снова не нашла повод для расстройства, – по-моему, на этот раз это был хозяйственный шкаф.

– Зачем вы заменили старый красивый шкаф с зеркальной дверью на эту пластиковую хреновину? – всхлипывала она.

Сейчас было не время объяснять ей, что эту пластиковую хреновину я соорудил своими руками под руководством Аниты. Анита была в таком восторге, что испекла в тот день шоколадный торт на десерт. Да уж! Сам не сделаешь, никто не сделает…

13. Дезире

Три месяца держала я в секрете от сотрудников свое положение. Квартира была продана, но я не стала об этом никому рассказывать, все равно у меня оставался месяц в запасе и мы еще даже не начали переезжать. Но в один прекрасный день ястребиные глаза Лилиан что-то углядели, и она застрекотала, словно ее челюсти были смазаны машинным маслом. Мы сидели в столовой.

– Слушай, Дезире, либо у тебя булимия, либо ты беременна! Бледная, сонная и все время бегаешь в туалет!

И стоило мне замешкаться, не успев вовремя опровергнуть ее теорию, как она тут же вскочила со стула и поведала радостную новость всем в радиусе двадцати метров от столовой, и персоналу, и читателям:

– Слу-у-ушайте! У нашей-то Дезире малышня на подходе! Милая, я так рада, что наконец-то… – Вероятно, она хотела сказать: наконец-то хоть кто-то на меня позарился.

К тому же меня покоробило это ее «малышня на подходе», как будто в назначенный час из меня высыплется целый выводок детей и тут же начнет кувыркаться на полу.

– Но, позво-ольте, кто же счастливый отец? – продолжала она.

Будь я в нормальном состоянии духа, я бы быстро поставила ее на место, отрезав: «Твой муж! Разве ты не заметила, что он в последнее время стал поздно приходить домой?» Но поскольку я была не в себе, то просто молча сидела с несчастным видом, выслушивая ее поток сознания.

– Что, какая-нибудь новая звезда? – не унималась она. – Ведь не тот же деревенский чудик, с которым ты крутила роман!

(Заткнись! Заткнись! Заткнись!)

– А может… – Она многозначительно понизила голос и наклонилась ко мне, чуть не уткнувшись носом в мою кофейную чашку. – Может, это деликатная тема? Может, папочка работает в нашей библиотеке?

Ох, ну конечно же от нее не ускользнул мой мимолетный роман с нашим шефом Улофом, вернее, наша случайная связь несколько лет назад.

Она умудрилась выставить меня эдакой вертихвосткой, а я только беспомощно хлопала ресницами, смущенно прочищая горло. Все присутствующие уставились на меня, ожидая ответа.

Инес Лундмарк тоже оказалась в этот день на работе и теперь одиноко сидела за столиком в глубине зала, методично, ложка за ложкой, поглощая свой кефир. Она застыла, не донеся ложку до рта, и окинула Лилиан задумчивым взглядом.

– Лилиан, что-то ты слишком интересуешься этой темой! – произнесла она. – Может, ты просто пытаешься разузнать, где шляется твой муженек по вечерам?

Инес! Да я бы и сама лучше не справилась!

Лилиан поморщила свой острый носик, покраснела, истерически засмеялась и выскочила из столовой, цокая каблучками. Инес наверняка знала, что у Лилиан и впрямь не все благополучно на этом фронте. А поскольку Инес практически никогда не делает язвительных замечаний на чей-то счет, слова ее были восприняты всерьез и все тут же принялись шушукаться друг с другом, мгновенно позабыв обо мне.

Все, кроме Лилиан. Она, видно, решила взять надо мной шефство и сразу начала давать советы в своей покровительственной манере:

– Да, милая, теперь у тебя начнется другая жизнь! Больше по утрам с кроссвордом не поваляешься! Обязательно закажи доставку памперсов на дом, можно прямо по Интернету, и стоит всего на пару сотенных дороже, а будешь коляску выбирать – не экономь, лучше добавить немного, но чтобы непременно качественная, в которой ребенок может на животике лежать и по сторонам смотреть, когда не спит. А когда колики начнутся – у них вечно то колики, то воспаление уха, – в доме должен быть кто-то из близких, чтобы ты хоть пару ночей могла поспать. Главное – хорошенько высыпаться, иначе состаришься раньше времени! И не слушай, что там тебе эти акушерки наплетут про грудное кормление, – как ни крути, а форма все равно теряется, разоришься потом на операциях.

Я ее покусать была готова. Форма груди меня не особо волновала, но остальные ее слова били прямо в цель. Вряд ли мы с нашими доходами сможем себе позволить доставку памперсов на дом, и, скорее всего, нашему ребенку придется лежать на спинке в какой-нибудь развалюхе из секонд-хэнда. Близкие в доме? Я представила, как мой престарелый отец, который в жизни не думал ни о ком, кроме себя, бродит ночами по Рябиновой усадьбе в своей форме майора с посиневшим от крика ребенком на руках. Других близких у нас не было. Не считая двоюродной сестры Аниты.

Я и сама не знаю, почему скрывала все эти перемены в своей жизни от своих коллег – наверное, по привычке. В тот день во время обеденного перерыва я, ни от кого не скрываясь, прочесала отдел «Для будущих матерей», а потом позвонила Бенни. Он сначала уперся, заявив, что не потащится в город посреди дня, это, видите ли, нарушает его планы, как он любит выражаться. Но я настояла, пригрозив, что расторгну к чертовой матери договор о продаже квартиры, в кои-то веки можно поднять свою задницу и приехать! Я хотела все спланировать. Купить какие-то вещи, чтобы будущее приняло конкретные очертания. И я не собиралась заниматься этим в одиночестве.

Вообще-то мне было поручено каталогизировать новые поступления, но вместо этого я взяла отгул, а потом приехал Бенни, и мы пошли в детский отдел универмага «Оленс». Там я сразу же уткнулась носом в пару крохотных ползунков, а Бенни нацепил малюсенькую кроссовку двенадцатого размера на большой палец и расплылся в улыбке до ушей.

14. Бенни

Что-то замкнулось у меня в голове, когда я увидел этот крохотный башмак, будто винтик какой переклинило. Я тут же купил эту пару, хотя мне и так еле-еле хватало на новые фильтры для дойки, за которыми я и приехал.

Этот башмачок скоро окажется на маленькой ножке, а ножка будет расти до тех пор, пока ей не понадобятся армейские кирзачи сорок четвертого размера – хотя что это я, тогда небось и армии уже не будет, к тому времени солдат станут нанимать в каких-нибудь охранных фирмах… Ну, значит, просто кованые сапоги сорок четвертого размера!

И вот приходим мы в коровник, я и мой сын, он таскает силос, я кормлю телят, и дело идет в два раза быстрее…

Интересно, какой он будет с виду? Белые ресницы и челка Дезире или мое воронье гнездо заместо шевелюры?

А до той поры этой ножке еще предстоит выучиться ходить, играть в футбол, и танцевать, и… И все это время мы будем рядом – я и его мама…

Тут Дезире пнула меня в бок, так что я чуть не растянулся в проходе. Она указала куда-то пальцем, и я увидел, что мы успели пройти полмагазина и я уже довольно долго пялюсь на манекен в корсаже и стрингах.

– Дезире, клянусь, я на нее и не смотрел!.. – начал я.

Она улыбнулась.

– Я знаю, – ответила она. – Я тоже видела те кроссовки. Хорошо, что сейчас многие девочки играют в футбол, а то в мое время их можно было по пальцам перечесть.

Я сначала и не понял, что она имеет в виду.

А потом до меня дошло.

Девочка! Под этим мешковатым пальто могла скрываться маленькая девочка! Маленькая очаровательная шалунья с локонами, которая будет ходить за папой по пятам… в платочке… и играть с дворовой кошкой, и выпрашивать лошадку, и…

Я схватил Дезире за руку и поволок ее за собой, оглядываясь по сторонам. Есть! Прямо возле входа грузовой лифт. Табличка гласила: «Только для персонала», но мне было наплевать. Дезире слабо сопротивлялась, но я все же затащил ее в лифт и нажал на стрелку «вверх». Лифт тронулся с места, я рывком расстегнул сразу три пуговицы на ее пальто, сунул руку под свитер и положил ладонь ей на живот. Он оказался удивительно теплым.

Она затихла. Мы стояли в лифте и знакомились с нашим ребенком. Вверх-вниз, вверх-вниз – и так три раза. На четвертый раз двери открылись, и нас чуть не задавило автопогрузчиком с целым поддоном домашних растений в горшках. Парень в нейлоновом рабочем халате покосился на нас с подозрением.

Она послушно вышла за мной на улицу. Мы встали на ветру, покрепче запахнув пальто.

– Ну что ж, дело за малым, – вздохнул я. – Нужно будет утеплить пару комнат на чердаке под детскую. И побыстрее, чтобы успеть до весенней страды!

– Пару комнат? – осторожно переспросила я. – Ты ведь в курсе, что люди, как правило, рожают по одному за раз, а не целый выводок? И вынашивают потомство девять месяцев?

– Коровы тоже телятся одним, милая, – ответил я. – Но весеннюю страду ради родов не отложишь. Так что не успею утеплить до весны – придется ждать до осени. А до тех пор может и в нашей комнате пожить. Поставим колыбельку возле кровати, и будет все время рядом с нами… главное, чтобы не между!

Дезире умолкла. Я видел, как она стоит и переваривает слова «наша комната» с таким выражением, какое бывает у коров, когда их покормишь и постелишь им новую солому. Наша комната.

– Ты хочешь сказать, в твоей комнате… – начала она.

– В нашей! – отрезал я.

Она притихла.

– А можно мне будет завести лампу для чтения? – пробормотала она наконец.

Ага, значит, заметила, что у меня ее нет. Мне-то она к чему – я и так еле голову доношу до подушки. Но если ей хочется – пожалуйста!

– В нашей комнате ты можешь делать все, что душе угодно, только мужиков не води! – ответил я, тут же припомнив свою неудавшуюся попытку обставить спальню по собственному вкусу. – Хочешь – перекрасим в белый, снимем занавески, поставим тебе твою больничную койку, только скажи! И лампа тебе будет, только чур после десяти свет гасим! Самому-то мне много не нужно – любимая попона да подушки, ну и какая-нибудь табуретка в углу, чтоб было куда одежду бросить.

– После десяти? – недовольно переспросила она.

– А там уж придется тебе читать с фонариком под одеялом. Мне в полшестого вставать.

Она прыснула:

– Так даже еще интереснее!

Смотри-ка, вот так запросто взяли и разогнали первую тучку на семейном небосклоне! Многообещающее начало. Раз уж все равно идти на уступки, так не лучше ли найти в этом свои положительные стороны?

Но главное – она теперь будет со мной, каждую ночь! Да пусть бы у меня в спальне было светло, как на хоккейном поле, я бы все равно каждый вечер засыпал счастливым. Если понадобится, так и с повязкой на глазах.