Текст книги "Семейная могила"

Автор книги: Катарина Масетти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Катарина Масетти
Семейная могила

Эта книга начинается с того момента, которым заканчивается «Парень с соседней могилы». Если вы не читали первую книгу (или же забыли ее), то легко сможете восстановить события, произошедшие в ней, прочитав приведенное ниже краткое содержание. Если вы смотрели художественный фильм, снятый по книге, также советуем на всякий случай прочитать это содержание – между книгой и фильмом есть некоторые различия.

Краткое содержание. Тридцатидвухлетняя библиотекарша Дезире Валлин недавно похоронила своего мужа Эрьяна, человека, чей вкус, образ жизни и взгляды она разделяла, – и все же их брак был не из пылких. Она примирилась со своим одиночеством и посвятила все свободное время работе, но ей нестерпимо хочется ребенка. На кладбище Дезире знакомится с Бенни Сёдерстрёмом, который приходит на могилу своей матери. После смерти матери он живет один и пытается вести небольшое молочное хозяйство, но с трудом сводит концы с концами. Они влюбляются, несмотря на весьма большую разницу в интересах и жизненной философии («Не стану утверждать, что меня поразило громом. Скорее было такое чувство, будто я прислонился к проволочной изгороди и меня дернуло током»,[1]1
  Пер. Т. Доброницкой.


[Закрыть] – говорит Бенни), но им никак не удается подстроить свою жизнь друг под друга. Бенни боится остаться неприкаянным бобылем и хочет найти себе женщину, которая помогала бы ему по хозяйству и на ферме. Дезире не видит себя в этой роли и не желает жертвовать всем тем, что для нее важно, и переезжать в Рябиновую усадьбу. В конце концов они расстаются, хотя разрыв оказывается крайне болезненным для обоих. Дезире начинает встречаться с историком Андерсом, но вскоре понимает, что привязана не столько к нему, сколько к его маленькому сыну. Через некоторое время Бенни сходится со своей сверстницей, двоюродной сестрой Анитой, от которой получает то, что, как ему казалось, он искал, – помощь по дому и на ферме. Однако он никак не может в нее влюбиться – «это все равно что начать вдруг распевать арии из опер…».

В конце книги – в отличие от фильма – Дезире понимает, что, раз уж ей суждено жить одной, нужно завести ребенка. Она собирается с духом и просит Бенни стать отцом, несмотря на то что они не могут жить вместе. Он соглашается, но заявляет, что не оставит ее, если им и в самом деле удастся зачать ребенка. («Еще не хватало, чтобы ты получила моего сына в полное распоряжение и сделала из него желчного доцента, какого-нибудь, не приведи Господи, специалиста по мертвым языкам!») Они решают дождаться подходящего момента и предпринять три попытки, как в сказках. Когда Дезире узнает результат теста на беременность, они примут решение: если она не беременна, они прекратят всякое общение, а если беременна – ну, тогда и будут думать. Повествование обрывается на самом интересном месте – мы не знаем, удалось ли Дезире забеременеть.

Дополнительные сведения. Соседей Бенни зовут Бенгт-Йоран и Вайолет.

Лучшая подруга Дезире, Мэрта, живет с мужчиной, прикованным к инвалидному креслу.

Бенни зовет Дезире «Креветкой» – «блеклая, согнута в дугу, чтоб прикрыть нежные части и выставить наружу панцирь…».

ГОД ПЕРВЫЙ
ПЕРЕМЕННАЯ ОБЛАЧНОСТЬ

1. Бенни

Хорошо еще, что я чуть шею себе не свернул, когда вылетел из квартиры Дезире, не чуя под собой ног после того первого вечера. Я споткнулся, скатившись вниз на несколько ступенек, шандарахнулся локтем о дверь лифта – ах ты, черт! – и приземлился на лестничную площадку на одно колено – так подвернул ногу, что там аж хрустнуло.

Этажом ниже открылась дверь, и какой-то старикан в халате с подозрением выглянул на лестничную клетку. А тут я корячусь – боль адская, даже губу закусить пришлось, чтобы не застонать, – так нет же, мне непременно надо его успокоить, дать понять, что я не представляю угрозы общественному порядку! Ну я и поклонился ему слегка, просто сама вежливость. Вот уж точно Бенни-деревенщина! Он тут же захлопнул дверь, и я услышал, как он запирает ее на замок и цепочку. Небось решил, что я из каких-нибудь чокнутых сектантов, эдакий полоумный свидетель Иеговы, который молится на лестнице, прежде чем отправиться вербовать новых последователей. Боже ты мой!

А вы когда-нибудь пробовали вести машину, вытянув одну ногу, а другой выжимая сцепление, газ и тормоз? Всю дорогу домой машина скакала, как кролик.

Хотя опять-таки хорошо, что так вышло. Потому как весь следующий день у меня чертовски болела нога, и я вообще больше ни о чем думать не мог. А если б и попытался, у меня бы просто мозги замкнуло от всей этой неразберихи. Дезире, снова-здорово! Все эти застарелые чувства, выворачивающие кишки наизнанку. Анита, которая, слава Богу, уже спала, когда я приехал домой, и еще не проснулась, когда я поутру поковылял в коровник. Я даже на вязанье ее, лежавшее на кухонном диване, старался не глядеть, опрокидывая в себя на бегу кружку растворимого кофе, залитого горячей водой из-под крана, – лишь бы поскорее уйти, чтобы не пришлось смотреть ей в глаза.

А мне ведь еще доить с вытянутой ногой – колено распухло, словно мяч, горячее, кровь так и стучит. Хромая, я с грехом пополам разыскал стульчик для дойки, ну такой, с ножкой на пружине, который еще пристегивается к поясу, – я им вообще-то никогда не пользуюсь. Я так давно последний раз на нем сидел, что потерял равновесие, опрокинулся и плюхнулся прямо в коровий навоз, снова ударившись ушибленным локтем. И вот лежу я в навозе, лыблюсь во весь рот и говорю вслух: «Поделом тебе, засранец ты этакий!» И представляю, как это насмешит Дезире, когда я ей расскажу. Я так был счастлив, самому стыдно стало.

Только до рассказов-то дело не дошло. Не тот у нас расклад, чтобы языком трепать да байки травить. Вечером, как уезжать, на душе кошки заскребли – опять пришлось врать Аните, которая приготовила на ужин сардельки и картошку с укропом, самую что ни на есть вкуснятину. На скамье валялся каталог из ювелирного – зуб даю, что он там оказался не случайно, но я сделал вид, будто не заметил его. Мне показалось, что она смотрит на меня пристальнее, чем обычно, и я наплел целую историю про то, как споткнулся о тюк сена и ушиб колено и как мне, бедному-несчастному, больно. Подлец, который сходил налево и теперь ищет утешения. Но с ней этот номер завсегда проходит, медсестра в ней взяла верх, и она со знанием дела ощупала колено, наложила повязку и сказала, что это всего лишь легкий вывих.

Пробормотав, что Бергрен из соседней деревни попросил помочь ему заполнить какую-то анкету по евросоюзным делам, я доковылял до машины и, вдарив по газам, помчался в сторону города, лишь потом сообразив, что к Бергрену ехать в другую сторону и, если Анита наблюдала за мной в окно, вопросов не миновать.

Но мне было на это плевать, лишь бы уехать, ведь я теперь – человек с секретным заданием. Да что там, просто супергерой, готовый примчаться по первому зову и обрюхатить маленьких креветок. Не хватает только облегающего костюма и плаща. И логотипа на груди, – может, здоровенный сперматозоид подойдет?

Я задумался, не обидеться ли мне, что меня столь бесцеремонно используют. Разве это не сексуальное посягательство – вот так взять в оборот бывшего любовника, как только ей взбрело в голову, что она хочет ребенка? Может, мне стоит стать в позу и посоветовать ей завести счет в спермобанке?

Да что там, я прекрасно знал, что не упустил бы такую возможность, даже если б мне пришлось скакать в город на своей хромой ноге. И ребенок вовсе не был для Дезире очередной прихотью. Единственное, что удерживало меня от того, чтобы пропеть осанну, так это гложущее подозрение, что ей нужен не столько я, сколько мои маленькие хвостатые сорванцы. И конечно же все кончилось тем, что я запрятал свои сомнения в глубокий колодец и крепко-накрепко прикрутил крышку болтами. Может, еще и не придется ничего объяснять Аните? Черт его знает, может я, сам того не ведая, находился вблизи зеленого криптонита[2]2
  Криптонит – радиоактивное вещество, содержащееся в осколках планеты Супермена и делающее его уязвимым. (Здесь и далее примеч. переводчика.)


[Закрыть] и под влиянием облучения мои сперматозоиды взяли да подувяли? Ну или около «Раундапа»[3]3
  «Раундап» – препарат для уничтожения сорняков.


[Закрыть] или еще какой дряни от паразитов. И на что я тогда, спрашивается, сдался Дезире?

После второго раза она заплакала и сказала, что больше не хочет, чтобы я приходил, иначе она опять начнет по мне скучать. По мне? Опять? К тому времени я уже вообще ничего не понимал, поэтому просто сказал: «Так, значит?» – вышел из ее квартиры и словно в тумане добрался до дома с чудовищной головной болью. Но все же на следующий вечер я опять туда поехал. Мы же договорились – три попытки. И хочет она того или нет, я для себя твердо решил выяснить, что она имела в виду под этим «опять».

Однако на третий вечер ее не оказалось дома. А может, просто не открыла дверь.

2. Дезире

Проснулась – а подушка пахнет Бенни. Аромат мыла с примесью сена, моторного масла и кофе с тонкой ноткой коровьего дерьма, как любят выражаться в описании духов.

Весь этот день был какой-то странный. Словно я вдруг выпала из собственной жизни и встала в сторонке и все мои мысли – каракули на полях, побег от моего отлаженного, предсказуемого и довольно комфортного бытия.

Да ведь так оно и есть. Я должна полностью отключить сознание, замереть на бегу до тех пор, пока эта неслыханная затея не осуществится. Если нам удастся зачать ребенка, то придется все переосмыслить, переписать все планы заново. А если нет – все опять пойдет своим чередом, как будто ничего и не случилось.

Я не испытывала ничего подобного с тех пор, как была маленькой и моя тетка Анна-Лиза припугнула меня, что детей, которые говорят нехорошие слова, забирают в детский дом. У меня тогда как раз появилась новая подруга Агнета, которая жила по соседству. Она иногда говорила «чертово дерьмо!» и утирала длинные сопли рукавом, я безгранично ею восхищалась и хотела во всем на нее походить. Но если б мой папа обнаружил, что я тоже знаю длинные заковыристые ругательства, он посадил бы меня в машину и отвез в огромный страшный дом с кучей детей и злых тетенек. Тогда я тоже несколько дней была сама не своя, пытаясь морально подготовиться. Не играла с новой куклой, чтобы потом не пришлось по ней скучать. Не разговаривала, чтобы случайно не выругаться. Накрывала на стол и как можно дольше чистила зубы, чтобы угодить родителям. Тетя Анна-Лиза сказала маме, что та совсем избаловала ребенка, слава Богу, нашелся хоть кто-то, кто не станет с ним церемониться. Она имела в виду себя. Затем она уехала домой, и все встало на свои места, и я тут же научилась смачно произносить «чертово дерьмо!», правда, лишь в гостях у Агнеты.

Моя квартира вдруг перестала быть только моей. На первое время я могла бы поставить детскую кроватку в спальне и приспособить ванну под столик для пеленания, но потом придется все же освободить рабочий кабинет и сделать из него детскую. А на днях на работе Лилиан спросила, не нужна ли кому-нибудь их двуспальная кровать – они с мужем решили жить в разных комнатах, когда их старший ребенок от них отселится. Кровать, пожалуй, поместилась бы в моей спальне, она ведь всего метр пятьдесят в ширину, и Бенни мог бы…

А может, та небольшая каморка со скошенным потолком на чердаке в Рябиновой усадьбе? Могло бы так мило получиться, прямо рядом со спальней Бенни с этими его пышными занавесками, вот только утеплена она или нет? И где мы возьмем деньги на вторую машину?

Правда, в спальне Бенни сейчас спит другая женщина. Интересно, он вчера пришел от меня – и сразу к ней в постель? Подумать только, ведь мы с ней могли бы оказаться в одной очереди за тестом на беременность, а потом разойтись в разные стороны и, затаив дыхание, замереть при виде полоски с положительным результатом…

Тут я усилием воли остановила бурный поток своих мыслей и мысленно нажала на кнопку «пауза». Переключилась в режим ожидания. Никаких планов, пока у меня в руках не окажется результат теста. И вообще никаких, если он окажется отрицательным. Так я, по крайней мере, думала.

Я даже не хотела понапрасну мучиться угрызениями совести по поводу его сожительницы. Конечно же ничего из этого не выйдет! Так, прихоть одинокой женщины, прогнувшейся под тяжестью орущих биологических часов, которые она пытается хоть как-то заткнуть.

Весь день я невольно наблюдала за собой со стороны. Какое-то ощущение нереальности: вот идет Беременная Женщина – пьет апельсиновый сок, ест здоровую пищу, старается не поднимать тяжелые стопки книг. Я просто ничего не могла с собой поделать; вечером, налив себе к омлету бокал вина, я с удивлением увидела, как моя рука выливает вино в раковину, словно движимая маткой, а не импульсами мозга…

Бенни… О Бенни я даже думать не могла. Каждый раз, когда мои мысли устремлялись в ту сторону, я зажмуривалась и, ступенька за ступенькой, погружалась «в глубь себя» – недаром я закончила курсы аутотренинга. И все равно он весь день неотступно следовал за мной, как двоящееся изображение в раздолбанном телевизоре. Я даже вообразила, что это его подруга пялилась на меня сегодня днем в библиотеке. Как будто она знает меня в лицо, мы же с ней и не встречались никогда!

Вечером он снова пришел, где-то около восьми. Сердце мое колотилось, как после получасового марафона. Он вроде бы хромал на одну ногу, но у меня даже язык не повернулся спросить, что случилось, все казалось таким зыбким, что было не до разговоров. Мы только глупо улыбнулись друг другу и тут же направились в спальню доводить до конца наш безумный проект. А потом я заплакала и сказала, чтобы он больше не приходил, я так не могу, а то опять сорвусь с катушек и начну по нему скучать.

«Так ты по мне скучала?» – спросил он с искренним удивлением.

3. Анита

Я сразу поняла, что что-то неладно, как только он сказал, что едет в город, и смылся, словно его жареный петух в задницу клюнул. А поскольку обычно он нет-нет да что-нибудь промямлит про то, куда едет, ясно было, что на этот раз едет он по делам, про которые ничего говорить не хочет, и, значит, наверняка здесь замешана эта его цаца, Креветка. Раньше он только о ней и распинался, как будто все пытался выговориться, отгородится от нее словами.

Я-то знай себе помалкивала в тряпочку, если он в очередной раз заводил речь про то, как она зеленела лицом, когда он выгребал навоз из стойл, или на что были похожи ее гороховые тефтели. Я прекрасно понимала: он пытается убедить себя, что она ему не пара, и добавить мне тут было нечего, тем более что я ее и в глаза-то не видела. Я просто доставала вязанье и со временем научилась пропускать все это мимо ушей. Две лицевые – две изнаночные – меняем цвет – и закрепляем нить с изнанки – и «да уж, тяжело тебе пришлось… Может, приготовить сардельки на ужин? Что скажешь? И картошечку с укропом?».

Теперь-то я жалею, что не слушала повнимательней. Сейчас не помешало бы знать, с чем имеешь дело. Потому что после вчерашнего вечера, похоже, наша жизнь никогда уже не будет такой, как раньше, – да хоть вчера днем, когда ему еще казалось, что мои булочки с фисташково-миндальной начинкой ничуть не хуже стряпни тети Эллен, и мы разглядывали каталог из ювелирного. Белое золото, тоненькие, с изящным таким плетением. Кольца не должны быть слишком толстыми: не приведи Господь, зацепится за какую-нибудь шестеренку в тракторе – и пальца как не бывало, если кольцо не лопнет. А пальцев у него и так немного осталось, ему их беречь надо.

В десять вечера он приехал домой. Я сидела и смотрела по телевизору «Уголок антиквара».[4]4
  Телевизионная передача, в которой профессиональные искусствоведы и антиквары оценивают старинные вещи, принадлежащие участникам программы.


[Закрыть] Бог ты мой, сколько же люди хранят барахла! Так ведь еще не вздумай все эти старые комоды перекрашивать или обдирать старую краску, это, видите ли, красиво, когда они обшарпаны и «покрыты следами времени». Он вошел, не сказав ни слова, и тут же уселся за компьютер – сидит и пялится в новую программу по кормлению скота, мы ее и не использовали ни разу. Даже к клавиатуре не притронулся.

Я подошла к нему и спросила, не хочет ли он выпить на ночь кофейку, но он только улыбнулся и кивнул не глядя, словно и не слышал, что я сказала. Вот тут уж я всерьез забеспокоилась, в груди так и екнуло, и башка разболелась не на шутку. Тогда я пошла наверх и легла, решила, захочет – словом не заикнусь про головную боль, и раньше такое бывало. А то скажешь, что не в настроении – ну, голова там или дела, так он лишь по волосам погладит и засыпает, да только потом первый не придет, самой приходится к нему подкатывать. Как будто ему все равно: есть – хорошо, нет – так и без этого обойтись можно, по крайней мере со мной.

Разве так оно должно быть? Я тут иногда «Веку-ревю» почитываю, всякие там «Как пробудить в нем страсть» и тесты еще такие, где нужно отмечать галочкой, каков он есть и как с ним быть. Так, говорят, нужно его удивлять – ну вроде как промеж ног погладить невзначай, пока он спорт смотрит, языком лизнуть там-сям. Я пока не пробовала, уж больно все это глупо, но для себя решила, что если он совсем потеряет интерес, то еще почитаю – и тоже пойду языком орудовать, куда деваться. Она-то уж наверняка не стеснялась, Креветка эта. Тьфу!

Правда, с такими трудягами, как он, не угадаешь. Иногда он и сам говорит: «Господи, это в разгар сенокоса-то, знаешь же, что сил никаких нет!» Или, к примеру, две-три коровы отелятся в одну ночь. Или он мыл навозоразбрасыватель, и теперь ему кажется, что весь пропах дерьмом. Ну, не знаю.

Как бы то ни было, этой ночью мне не пришлось перемогать головную боль. Прошло несколько часов, прежде чем он поднялся в спальню и улегся, и, так как я уже выключила свет и лежала молчком, он просто лег, заложив руки за голову, но еще долго не спал, это я по дыханию слышала. В конце концов я уснула. Я и сама-то безумно устала, работала в тот день в ночную смену и еще толком в себя не пришла. А утром его уже не было.

Весь день на работе я ходила сама не своя. Ничего такого он не сказал и не сделал, но я нутром чуяла, что вся наша жизнь летит кувырком. Поэтому после работы я предприняла то, что давно уже собиралась, но как-то все не получалось: пошла в библиотеку на нее посмотреть.

Ну не дура ли? Я даже не знала, как она выглядит. Фотографий у него не было, я как-то заглянула к нему в бумажник. Была там одна на высоких каблуках, довольно красивая, с темными волосами, в бежевом платье, в ушах – золотые листочки, только вот под носом две глубокие складки, как будто она все время на кого-то сердится. Он бы ее назвал «Бежевой». Но я и сама догадалась, что это не она.

А тут как раз какая-то пожилая тетка спросила: «Дезире, у тебя, случайно, нет моего каталога?» – и я увидела невзрачную девицу, которая сидела за столом справок и пялилась прямо перед собой. И не отвечала.

Она улыбалась. И тут у меня опять екнуло в груди, и я подумала: конец!

4. Дезире

Результат отрицательный. Тест показал отрицательный результат.

Я не видела Бенни с того самого вечера, когда расплакалась в его объятиях и сказала, что не хочу, чтобы он больше приходил. На следующий вечер он снова позвонил в дверь – ну или думаю, что это был он, – но я сидела в темноте, обняв индийскую подушку, которую он мне когда-то подарил, сочтя мою гостиную блеклой, как приемная в больнице. Он все звонил и звонил, слезы так и лились по моему лицу, но я не открыла. Только закапала рассолом нежный голубой шелк.

И все же в глубине души я была уверена, что рано или поздно мы снова будем вместе и я объясню Бенни, почему тогда не открыла. Когда мы окажемся за столом в нашем библиотечном кафе и с серьезными лицами станем решать, что будем делать дальше в связи с моим положением. Как будем жить, как решим проблему с его подругой, будем ли съезжаться до родов, будем ли вообще съезжаться. Будем ли делать пробу околоплодных вод… Сама того не сознавая, я была настолько убеждена, что этот разговор в библиотечном кафе и правда состоится, что полученный ответ поверг меня в глубочайший шок. Да меня, черт возьми, уже тошнило по утрам! Прямо как двухлетнюю сучку с ложной беременностью!

Результат отрицательный. Тест показал отрицательный результат. Я оказалась совершенно не готовой к такому повороту событий, хоть каждое утро и твердила, как мантру: если ничего не получится, побалую себя недельку на Азорских островах, прежде чем решать, что делать дальше с моим материнским инстинктом…

Трепись, трепись, дурочка Дезире, только саму себя обманываешь, сколько бы туристических каталогов ты ни складывала на ночном столике!

Потому что на этот раз я серьезно влипла. До того как мне пришла в голову эта безумная идея попросить Бенни сделать мне ребенка, я его почти забыла. Ну, не забыла, но отодвинула на задний план. Ничто не похоронено, все еще живо, но я нашла в себе силы двинуться дальше, обнаружила новые приоткрытые двери, ощутила свежее дуновение ветра. Бенни был частью моего прошлого, причем не самой худшей.

Жизнь моя была довольно насыщенной, я могла с головой уйти в любимую работу, а могла попытаться приблизиться на шаг к роли матери, что я и выбрала. Я почувствовала себя теплой и полной жизни, как свежевспаханное поле, кишащее полезными микробами в ожидании своего сеятеля. Конечно, я всегда могла поехать в какую-нибудь датскую клинику. На худой конец я могла просто-напросто зависнуть в первом попавшемся баре и подцепить какого-нибудь не самого противного сеятеля. А потом мне приснилось, как улыбающийся Бенни идет по полю и разбрасывает семена, которые зачерпывает горстями из большого картонного ведерка из-под попкорна, и я поняла, что именно Бенни должен стать моим сеятелем. Я пошла и позвонила ему. Наивная, будто девочка, весь жизненный опыт которой ограничивается колонками подростковых журналов.

Я же должна была подумать, чем рискую! В одно мгновение я превратила болезненное прошлое в настоящее. Он снова вошел в мою жизнь, с его всклокоченной, как у тролля, шевелюрой, с его особым запахом, с его диалектом и юмором. А теперь снова от него отказаться, вернув его, пускай чуток попользованного, женщине, у которой куда больше прав на него, поскольку она дала ему то, в чем он так нуждался?!

Почему я ни разу не задалась этим вопросом до того, как зажмурилась и прыгнула в бездну?

Ибо сейчас уже слишком поздно. Сейчас остается лишь позвонить ему и сообщить, что ничего не вышло, – и привет, всех благ в жизни! А потом – снова гнетущая пустота вокруг меня. Пустота, которую будет куда сложнее заполнить, потому что теперь я знаю, как много значил для меня Бенни, как тяжело мне будет найти себе другого «спутника жизни».

Чертова дура, проклятая тупица Дезире со своим назойливым материнским инстинктом! Дезире, которую и на десять метров нельзя подпускать к впечатлительным детям. Да ты же моральный урод, в собственных сердечных делах смыслишь не больше, чем глухой – в пении птиц!

И поделом тебе, Дезире, впредь не будешь играть человеческими жизнями! А все эти вопросы, которые вы так и не смогли решить, пока еще было время, – как ты их на этот раз собралась решать? И куда прикажешь деваться его сожительнице? Или может, ты собиралась ей подарить какой-нибудь миленький прощальный сувенир, вроде керамического горшка?

По правде говоря, я, конечно, вообще ни о чем таком не думала. Сколько раз я выслушивала горькие обвинения женщин с сорока-пятидесятилетними мужьями, переживающими возрастной кризис, что мужики не тем местом думают… При этом сама же думаю маткой! Не обольщайся, милая, свыкнись с мыслью, что тебе суждено навеки остаться пустоцветом и провести остаток своей однообразной жизни, выцеживая из себя литр или около того крови в месяц.

А теперь ты пойдешь и позвонишь ему.

Я до сих пор помню его номер наизусть.