Текст книги "Семейная могила"

Автор книги: Катарина Масетти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

47. Дезире

По-моему, этот злосчастный кризис несколько ошибся адресом и вместо Бенни достался мне, хотя мне-то еще нет сорока. В основном, конечно, все упиралось в работу.

Я вышла из декрета по уходу за Нильсом, закусив удила, словно скаковая лошадь, предвкушая, как приступлю к воплощению всех наших грандиозных планов: пещеры сказок, кинофестиваля и прочих замыслов. Первую неделю все вроде шло как по маслу. Мы с Улофом снова засели за работу, идеи текли рекой. Но потом у Нильса началось воспаление уха. Мне все чаще приходилось брать больничный. А потом приключилась та история с Арвидом. Я не появлялась на работе несколько недель подряд, и это, можно сказать, подрубило проект на корню. Улоф как можно деликатнее сообщил мне, что перекладывает свою часть работы на молоденькую библиотекаршу, которую к нам перевели из филиала.

Я вздохнула, но все поняла и попыталась подключить ее к работе. Ее звали Диана, она была румяной, худой как щепка, глупой и совершенно непригодной к сотрудничеству. У нее не было ни единой собственной мысли, она страшно ленилась, являлась на работу позже всех и всегда находила повод уйти пораньше, а бежать жаловаться начальству мне как-то не хотелось. При этом стоило Улофу оказаться поблизости, как она тут же начинала изображать бурную деятельность и громко повторяла мои предложения, выдавая их за свои. К своему удивлению, я обнаружила, что он на это велся и более чем охотно ворковал с ней во время перерывов за чашечкой кофе. То был первый камень в фундаменте моего кризиса – ведь это я всегда была его любимицей. И тут я вдруг представила, как, должно быть, выгляжу со стороны: эдакая солидная матрона с двумя детьми и третьим на подходе. А ворковать я и раньше не умела.

С каждым днем ситуация становилась все хуже и хуже. Я вкалывала как проклятая, видимо страдая синдромом отличницы. Мне хотелось чего-то добиться, несмотря на свое долгое отсутствие. Диана только вздыхала и закатывала глаза каждый раз, когда я сообщала ей, что беру очередной отгул, словно вся ноша теперь ложилась на ее анорексичные плечи. На самом же деле подозреваю, что она вообще ничего не делала в мое отсутствие, разве что отдыхала вволю.

Я подготовила красивую презентацию в «Пауэр-пойнте» для работников горуправления, которые должны были выделить средства. В ней я представила тщательно продуманный план из трех этапов. Первый был рассчитан на местные школы: неделя декламации, неделя кино и неделя чтения, просто и дешево для затравки. Затем покупка оборудования из бывшего кинотеатра «Рокси», всевозможные соревнования – на выполнение одной этой программы ушло бы несколько лет; а в завершение всего – настоящий кинофестиваль! Я безумно гордилась своими планами, но совершила одну ошибку.

Я не подписала презентацию своим именем.

Так что когда Нильс и Арвид подхватили ветрянку и мне пришлось просидеть дома целых две недели, Диана взяла и присвоила все себе. Улоф даже позволил ей войти в мой компьютер и скопировать мою презентацию. Он вместе с ней присутствовал на встрече с культурным отделом и уверяет, будто упомянул, что я оказала Диане «содействие» в проделанной работе. Правда, свидетелей не было, так что поручиться за это некому… Диану взяли в штат и выделили отдельный кабинет больше моего собственного, с тех пор она палец о палец не ударила. Проект забуксовал, и Улоф то и дело спрашивал меня с недовольной миной, не могу ли я наконец тоже взяться за работу, раз уж Диана столько на себе вытянула.

Несколько месяцев спустя они поженились.

А у меня отпало всякое желание что-то придумывать. Поток идей иссяк, я тоже стала отлынивать от работы. Трудилась вполсилы, чем быстро вызвала неудовольствие коллег, особенно учитывая, сколько времени я проводила на больничном. Диана нередко громко выступала по этому поводу в нашей столовой: «Неужели ты не можешь попросить мужа хоть иногда посидеть с детьми, ты же должна понимать, как тяжело приходится нам, остальным, – считай, целое рабочее место пропадает!..»

Вот тут-то меня и настиг кризис среднего возраста… Я тяготилась работой, которую так любила. Да и что я вообще нажила за сорок лет своей жизни? Хороший кабинет для Дианы, двоих детей, которые высасывали из меня все соки, и несколько тысяч литров молока? Об этом я могла размышлять целыми ночами, пока Бенни спал, положив руку мне на живот.

Как-то раз я разревелась в школьной столовой после репетиции хора. Одна приветливая мамаша, сопрано по имени Карин, спросила, как идут дела с моим фестивалем ролевых игр – ее дети так обрадовались, узнав про него, и теперь ждут не дождутся, когда же он начнется. Ну я ей все и выложила.

– Из моей работы никогда ничего не выйдет! – рыдала я. – Ну нельзя-я-я вкладывать душу в проект, обслуживая целое семейство и сидя с детьми! То один болен, то другой! А у нас ведь третий на подходе! И зачем я только залезала в долги, получала образование?! А Бенни мою работу и вовсе ни в грош не ставит!

Карин ободряюще похлопала меня по спине.

– Ну они же когда-нибудь вырастут! – сказала она. – Сейчас в это сложно поверить. Когда у тебя на шее трое беспомощных сосунков, кажется, что и через десять лет все будет так же. А потом глядь, а вместо них уже трое несносных подростков, отвергающих любую заботу, а еще через какое-то время и того не будет! Вот тогда-то и пригодятся твои проекты! Главное, оставаться в седле, не соскочить с карусели, потому что запрыгнуть потом на нее будет ой как нелегко – на полном-то ходу! Бенни – человек прошлого. Для него любая тяжелая работа в поле всегда будет значить больше, чем все остальное. Можешь попробовать отправить его на курсы собачьей дрессуры, глядишь, научится команде «апорт»…

Какая мудрая женщина! Сама она в сорок лет пошла учиться на инспектора здравоохранения, успев родить пятерых детей. Я решила, что постараюсь как-нибудь удержаться на карусели, пока снова не обрету бойцовскую форму. Так что погоди, Диана, я еще вернусь – лет эдак в шестьдесят!..

48. Бенни

Иногда мне казалось, будто я снова стал холостяком. Последнее время Креветка редко появлялась в коровнике, и я целыми днями слонялся один, слушая местное радио и думая о своем. Был бы у меня брат, с которым можно было бы разделить общее дело… Хоть кто-нибудь, кто мог бы оценить мои маленькие победы: смотрите-ка, Линда и Амерсфурт стали давать больше молока, у нас уже сто лет, как не было мастита, да и силос нынче в цене – ну и тому подобное. Иногда за ужином я пытался хоть как-то заинтересовать всем этим Дезире, но это было все равно что разговор слепого с глухим.

– М-м-м… мастит? Нильс, осторожнее со стаканом!.. Хорошо, что они стали давать… больше… молока… Нет, Арвид, я кому сказала, не надо класть ноги на стол!.. Так что там, говоришь, в цене?..

И все равно я понимал, как мне повезло, не подумайте чего. Хотя бы после того, как прошлой весной я повстречал Рогера из нашей охотничьей команды в местном сельпо. Он тоже держал коров, но жил в местечке Норрокер, поэтому виделись мы, считай, только во время охоты. Он всегда отличался веселым нравом, любил поболтать, похвастать своим мальчонкой, который в одиннадцать лет уже отлично стрелял из дробовика. На этот же раз он ничего не сказал, даже головы не поднял. Я решил, что он заболел, и предложил выпить кофе с миндальными пирожными в местной кондитерской. Он молча кивнул, мы вошли, сели за столик и сделали заказ. Он все болтал ложкой в своей чашке, будто сливки взбивал. Наконец я не выдержал:

– Что-нибудь случилось?

– Она меня бросила! – чуть ли не злобно процедил он.

– Кто?

– Кто, кто, Анн-Софи конечно же. Свалила в Стокгольм. Их ведь не привяжешь!

– А ты… знаешь почему?

– Да нет. Никого другого у нее вроде не было. По крайней мере, по ее словам.

– А… у тебя?

– Когда бы я, интересно, успел?

– И что же… она совсем ничего не сказала?

– Не-а. Да и я тоже, как выяснилось. На это-то она и жаловалась. Что я с ней совсем не говорю. Ну или что-то в этом роде.

Мы немного помолчали.

– Знаешь, я больше всего по парню скучаю! – произнес наконец он. – Она его с собой забрала, я его теперь почти не вижу.

– Ну так, может, съездишь навестить?

– Ага, а за коровами моими ты присматривать будешь? Да и жить мне там негде, я тут обзвонил пару гостиниц, так они в день стоят столько, сколько я за неделю зарабатываю…

И он разрыдался. По-настоящему, захлебываясь слезами, капающими прямо в кофе.

Тут мне вспомнилось, как мы с Дезире ходили и молчали целый год до той поездки в Испанию. Меня аж дрожь пробила, словно мне за шиворот вылили ледяной воды. А ну как это повторится? Я призадумался, а затем взялся за дело и пристроил к дому веранду с солнечной стороны – будем там сидеть, я, Дезире, пацаны и малышка, греться на солнышке и трепаться обо всем на свете. Так я ей и сказал, и ей это явно понравилось. Кстати, вообще-то это она первая придумала. Я даже ящики для цветочных горшков сколотил.

А осенью во время охоты он застрелился, Рогер-то. В газетах писали, что это был несчастный случай – вроде как ружье заклинило, а он решил его проверить…

ГОД СЕДЬМОЙ
ПАСМУРНО, ТУМАН. ВИДИМОСТЬ ОГРАНИЧЕННАЯ

49. Дезире

Воспоминания о том, как я рожала Нильса в окружении толпы аспирантов и практикантов, были еще свежи, поэтому когда в конце июля я оказалась в родильной с Кларой, то сразу заявила, что не хочу, чтобы в палате находился лишний персонал. Прямо так бесцеремонно и выразилась – лишний персонал. Неудивительно, что акушерка на меня окрысилась! Она отомстила мне, причислив и себя к категории «лишних», – за первые несколько часов, пока я там лежала, ко мне почти никто не заглядывал. В конце концов пришлось отправить Бенни отлавливать акушерку в коридоре, пока сама я корчилась в схватках. Все прошло хорошо, если не считать, что на этот раз цирк начался после родов. В прошлые разы можно было, по крайней мере, несколько дней отлежаться в палате, отоспаться, пока специально обученный персонал заботился о ребенке – еда на подносике, цветы, посетители, радио…

На этот же раз меня выставили практически сразу. Продержали пару ночей в гостиничном корпусе при больнице, приглядывая за мной и Кларой, пока я не оклемалась настолько, чтобы самостоятельно доковылять домой. Бенни же все это время сутками напролет закатывал сено, чтобы все успеть, – прогноз погоды обещал проливные дожди несколько дней подряд. Детей он просто-напросто свалил на меня.

Так я и лежала в холодном гостиничном номере, только что после родов, со свежими швами, приучая Клару к груди, одновременно читая Нильсу сказки и следя, чтобы Арвид, не дай Бог, не открыл окно и не вывалился с седьмого этажа. Пару раз в день мы спускались в столовую, чтобы перекусить, Клара лежала в детской кроватке на колесиках, которую Арвид тут же принялся гонять по коридорам, пока Нильс с завистью семенил за ним, умоляя дать ему порулить. Чего удивляться, что после всего этого врач не хотел меня выписывать из-за повышенного давления – тоже мне, сюрприз!

Чувствовала я себя, надо сказать, гораздо хуже, чем с первыми детьми. Голова от давления просто раскалывалась, к тому же у меня случилось нагрубание груди, и я целыми днями сидела и со стиснутыми зубами сцеживала молоко, постанывая от боли. Я вдруг прониклась искренним сочувствием к нашим коровам, страдавшим маститом, о которых заботилась все эти годы, – бедолаги, так вот, значит, каково им приходится! А потом вдобавок ко всему у меня воспалились швы и подскочила температура!

Тут уж я не выдержала и позвонила Мэрте.

Я родила троих детей и сделала один аборт – и все это менее чем за четыре года. С тех пор как я переехала в Рябиновую усадьбу, я почти непрерывно носила детей или кормила грудью. Это смахивало на репортаж из какой-нибудь страны третьего мира. А если со мной случится инфаркт? Вдруг я возьму и умру?! Кто позаботится о наших детях? Не то чтобы я боялась, что Бенни загонит их на сельском аукционе, но как же он справится один? И на что они будут жить, если ему придется закрыть ферму?

Видимо, я задавала все эти вопросы вслух, пока лежала в жару, потому что Мэрта вдруг сказала:

– Уж я как-нибудь позабочусь, чтобы они получили христианское воспитание и были приучены к труду и дисциплине. И в один прекрасный день мы непременно встретимся у небесных врат. А пока возьми себя в руки и не дергайся, если хочешь, чтобы из тебя вышла красивая покойница!

Затем она позвонила на сестринский пост и наорала на них, после чего за мной тут же примчались с креслом-каталкой, а дальше я ничего не помню, потому что потеряла сознание.

После всех этих событий я несколько недель приходила в себя, кормление шло туго, и поначалу Клара никак не хотела набирать вес. Бенни суетился вокруг нас, заламывая руки, как только ему выдавалась свободная минута, – правда, это случалось нечасто. Мне впору было обзаводиться кружевным пеньюаром и, откинувшись на подушки, помыкать мужем-подкаблучником, да только как это сделаешь, если мужа толком и дома не бывает?

Вайолет, эта поразительная женщина, каждый Божий день таскала нам еду ведрами, так что я горько пожалела о каждой желчной мысли в ее адрес. На таких, как она, земля держится, это уж точно! Заодно она сообщала мне обо всем, что Курт-Ингвар сказал или сделал за последние несколько недель.

Я улыбалась в душе, вспоминая встречу, которую они мне устроили по возвращении из роддома, – заодно и конец сенокоса отметили.

Бенни натянул брезентовый навес над верандой, твердо решив провести застолье там, невзирая на дождь. Мэрта соорудила большие гирлянды из кипрея, папоротника и лабазника и развесила их между столбов веранды. Торт Вайолет, увенчанный марципановым младенцем, производил поистине неизгладимое впечатление, а Магнус сыграл на баяне «Oh baby, baby, it's a wild world!».[11]11
  «Детка, это безумный мир…» – рок-баллада известного британского музыканта Кэта Стивенса (р. 1948).


[Закрыть] Бенгт-Йоран с Бенни изобразили некое подобие кадрили в ковбойских шляпах, явно успев приложиться к чему-то горячительному, но порыв я оценила. Клара очаровала всех присутствующих, вышибив из них слезу, – даже Арвид, похоже, смирился с периодическим появлением новых членов семьи. Первые несколько недель Бенни то и дело бегал вокруг нее с фотоаппаратом, пока я осторожно не спросила, где он раздобыл такую длинную пленку. Он что-то смущенно пробормотал в ответ, из чего я сделала вывод, что он втихаря купил цифровик. Ну надо же, какой милый…

50. Бенни

Первое время после появления Клары я был просто на седьмом небе от счастья. Единственное, что немного омрачило мою радость, так это то, что я забыл вставить пленку в фотоаппарат, так что со снимками ничего не вышло… Но в остальном все было прекрасно. Да и Дезире вроде поначалу ходила радостная, много смеялась и жила сегодняшним днем, не тревожась почем зря.

Но хотя она сидела дома и дети были здоровы – ни тебе колик, ни другой какой напасти, – со временем она становилась все более беспокойной, нервной, что ли. Как-то раз она устало посмотрела на меня и с горечью произнесла, что, видно, ей одной приходится за все расплачиваться. А потом вышла, хлопнув дверью.

Расплачиваться? За что? За наших маленьких чертенят, за спокойную сельскую жизнь в Рябиновой усадьбе, за хлеб с молоком, за наши ночи, когда вроде и знаешь, что надо спать, но все не можешь отлепиться друг от друга?..

И что значит расплачиваться? Я ведь даже не требую от нее, чтобы она помогала мне в коровнике, как это делала моя мать, – ну разве что при пробной дойке, тут уж одному сложно управиться. И по выходным – могу я тоже когда-нибудь отдохнуть и в кои-то веки выспаться с утра? Так нет же, и тут ей не угодишь. «А мне когда отдыхать?» – говорит. «Да ты же целыми днями дома сидишь!» – отвечаю я. Она-то уже полгода в декрете, даже в город ездить не надо, как раньше, три с половиной дня в неделю. Три с половиной из семи! А коров, между прочим, каждый день доить надо!

На последних месяцах она перешла на три четверти ставки, так что особенно надрываться не приходилось, – к тому же она часто начинала после обеда. Правда, приходилось отвозить детей в детский сад, но, Господи ты Боже мой, ей даже завтрак готовить не надо было, их в садике кормят! Мне же приходилось каждый день вставать в полшестого и ходить на цыпочках, словно тень, чтобы, не дай Бог, их не разбудить. Иногда она задерживалась до восьми вечера, и тогда мне самому приходилось забирать их из садика и завозить к Вайолет. Мне это было не по душе – я считаю, каждый должен сам заботиться о собственных детях. И сдалась ей эта чертова работа! Вот бы ей туда не возвращаться! Она, правда, уверяет, что мы не можем себе этого позволить, – но ведь садик тоже денег стоит, да и на бензин уходит немало, уж и не знаю, сколько там остается чистыми… Она говорит, мол, работа – моя единственная отдушина, там я, по крайней мере, могу заниматься тем, что мне интересно! В туалет одной сходить!

Да я думаю, она и сама понимает, какая у нее спокойная жизнь по сравнению со мной. Хотя, черт его знает, она ведь все равно нет-нет да и ввернет что-нибудь эдакое, стоит мне лишний часок засидеться у Бенгта-Йорана или собраться на охоту. Я, говорит, в кино уже три года не была, а ты-то вон каждое воскресенье на хоккей ходишь! Подумаешь, я, между прочим, иногда и Арвида с собой беру, Бенгту-Йорану такое небось и в голову не пришло бы!

Она жаловалась, что не успевает обстирывать всех пятерых, поэтому мне пришлось тоже подключиться к стирке, и я сам стирал свои комбинезоны и даже иногда носки с трусами! Представляю, какие большие глаза сделала бы мать. Стиральной машинкой я давно пользоваться научился, еще когда один жил, да и невелик труд. А она только смотрит на меня и говорит: «Значит, ты у нас стираешь свое белье, а все остальное – детская одежка, простыни, полотенца, скатерти, занавески – мое?!»

Правда, еду я не готовлю, всему есть предел. Мать, конечно, не работала, зато воспитывала меня и все равно каждый день ходила с отцом в коровник. Вслух я такого больше не говорю – ну или, по крайней мере, редко – бесполезно. Креветке палец в рот не клади, она тут как-то возразила, что, мол, готовила-то вам при этом бабка, к тому же из своих продуктов, не из магазинных, да и за тобой приглядывала – единственным ребенком в семье. А тетка твоя стирала-убирала. Да при такой наземной службе я бы успевала работать в библиотеке, ходить с тобой в коровник да еще губернатором подхалтуривать!

Она ведь в жизни не признает главной, на мой взгляд, проблемы: что хозяйка из нее никудышная. Что она не умеет планировать. Парит себе в облаках да оперы напевает.

Вчера, после того как мы с ветеринаром все утро бились с Розамундой, которая никак не могла разродиться двойней, я пригласил его в дом на чашку кофе. Причем специально предупредил Дезире, чтобы она хоть раз в жизни успела все приготовить вовремя – ну, булку там какую разогреть или пару бутербродов соорудить. Приходим – в кухне бардак, Нильс сидит один и разрисовывает обои, которые я только что поклеил, и даже кофе не готов – у нее, видите ли, кофе закончился, а новый она купить забыла. Стыдобища, да и только!

Не было б со мной ветеринара, я бы ей сказал все, что думаю, – я еще голодный был, как собака. А она только сердито на меня взглянула и спросила, не могу ли я посидеть часок с детьми! Да Анита бы никогда…

Стоп, нет, я ведь дал себе зарок даже мыслей таких не допускать – я бы свою Креветку ни на кого не променял, будь там хоть Джулия Робертс. Как бы то ни было, она моя невозможная любовь, моя безнадежная Креветка в стоптанных башмаках, с детской отрыжкой на плече и с всклокоченными волосами, торчащими во все стороны, как растаманские патлы…[12]12
  Прическа из волос, спутанных в колтуны (дреды), отличительная черта растаманов, сторонников растафарианства, религиозно-политической доктрины африканского превосходства, зародившейся на Ямайке в 1930 г.


[Закрыть] Она и раньше-то собой не очень занималась, а после свадьбы уж и подавно. На днях она так на меня взъелась только за то, что я вошел в кухню за клещами, что даже что-то вякнула про семейную терапию, но я про себя сказал: ну уж нет, моя Креветочка, я тебя в лодку посадил, я и до берега довезу, даже если для этого мне придется привязать тебя к скамье. И когда это тебе, интересно, ходить к терапевту, если ты и в кино не успеваешь?

– Не знаю, любил ли ты меня вообще когда-нибудь… – всхлипнула она, когда я позволил себе выразить неудовольствие ее нерасторопностью в этот день. – А если и любил, то сейчас уж точно перестал. Смотришь на меня, как на какую-нибудь бестолковую практикантку, которая метит в фермерши!

Что значит «любил», о чем это она? Женщины вечно разглагольствуют о любви, помнят день свадьбы и святого Валентина, вешаются на шею и спрашивают, любишь ли ты их. А вот Бенгт-Йоран, тот, к примеру, купил Вайолет новые диски на машину, а я же, черт возьми, отгрохал целую веранду!

По-моему, мужская любовь – это как женский инфаркт. Сложно обнаружить, потому как другие симптомы.