Текст книги "Одноранговая экономика"
Автор книги: Карп Андреев
Соавторы: Карп Андреев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 4. Экспансия капитала
Большое значение для понимания сути капиталистического производства имеет динамика отношений между трудом и капиталом. Совокупный национальный доход, который мы рассматривали в предыдущей главе, складывается из доходов от труда и доходов от капитала (доля труда и доля капитала). К первой категории относят доходы, получаемые в качестве заработной платы и ее эквивалентов, ко второй – процентные доходы от любых форм капитала. Совокупный доход любого общества можно разбить на две части и оценить, в какой пропорции друг к другу они находятся. Классическая экономическая теория длительное время исходила из того, что доля доходов от капитала и труда является исторической константой. Однако последние исследования показали, что на протяжении истории они колебались, существенно отклоняясь от постоянной величины.
Пикетти предложил следующее объяснение этому феномену: доля доходов от капитала (и, соответственно, доля труда) в структуре национального дохода зависит от эластичности замещения труда капиталом. В производственной функции эластичность показывает, насколько легко экономика может заменить определенное количество труда определенным количеством капитала. Так, эластичность> 1 означает, что замещение происходит легко и в системе присутствует высокая эффективность включения в производство новых единиц капитала2929
T. Piketty. Capital in the Twenty-First Century. The Belknap Press, 2014.
[Закрыть]. Естественно, чтобы замещение происходило, требуется наличие избыточного капитала. О его наличии можно судить по коэффициенту богатства/доходов. Высокое значение коэффициента, например 500—600% для США и Европы, является подтверждением того, что в экономике действительно наблюдается относительный избыток капитала. В таком случае доля капитала в совокупном доходе может со временем увеличиться. При эластичности <1 наблюдается обратная ситуация: замещение труда капиталом, даже при изобилии последнего, происходит с трудом, а соотношение доли труда и капитала в совокупном доходе остается стабильным.
В реальности на протяжении последних 40—50 лет фиксируется рост доли капитала при одновременном снижении доли труда. Изменение их соотношения началось примерно с 70-х годов прошлого века. Примерно в это же время были запущены механизмы роста социального неравенства и экономической концентрации. Согласно данным Европейской комиссии по девяти странам с наиболее развитой экономикой (Австралия, Канада, Германия, Франция, Италия, Япония, Испания, Великобритания и США), доля труда в совокупном доходе снизилась с 65% в конце 60-х годов ХХ века до 56% в начале 2010-х годов3030
The Labour Share in G20 Economies. International Labour Organization OECD, 2015. URL: www.oecd.org (дата обращения: 22.07.2018.
[Закрыть].
Сокращение доли трудовых доходов произошло практически во всех странах – как в ядре, так и на периферии мировой экономики. Фактически в XXI веке этот показатель вернулся к уровню, характерному для начала ХХ столетия.
Согласно Пикетти, рост изобилия капитала и одновременное увеличение доли капитала в совокупном доходе, которые мы наблюдаем в течение последних десятилетий, свидетельствуют о высокой эластичности замещения труда капиталом в современной экономике. По мнению ученого, это связано с технологическими изменениями, породившими более совершенные формы замены труда в производственном процессе. На практике это означает постепенное замещение человеческого труда автоматизированными техническими устройствами – процесс, явное ускорение которого наблюдается с начала ХХI века. Пример такого замещения – роботы, вытесняющие людей из производственной сферы.
В данной связи возникает вопрос: почему доля капитала в совокупном доходе (пусть и с крупными циклическими колебаниями) снижалась на протяжении двух предыдущих веков? Сегодня в тех странах, по которым доступны исторические данные, эта доля в среднем на 5—10% ниже, чем 200 лет назад (График 5). На протяжении XIX—XX столетий в этих же самых странах наблюдался стабильно высокий коэффициент богатства/доходов (кроме отдельных исторических промежутков) и усиливающийся технологический прогресс, который уже тогда должен был способствовать вытеснению труда капиталом.
Здесь мы видим определенное противоречие. Его можно разрешить, предположив, что сама эластичность замещения труда капиталом является меняющейся величиной. В 70-х годах XX века она по каким-то причинам резко возросла. То есть в эпоху индустриального капитализма эластичность еще не позволяла вытеснять труд из производственного процесса, а на заре информационного общества открыла возможности для экспансии капитала. Более того, на протяжении предыдущих двух столетий доля трудовых доходов не только не сокращалась, но и постепенно росла. В некотором смысле шло наступление труда на капитал. Для объяснения данного феномена многие экономисты начали использовать термин «человеческий капитал». Под ним обычно понимается совокупность навыков и умений, которые увеличивают роль труда как фактора производства. Получается, изменение эластичности, если оно действительно имело место, перечеркнуло тенденцию к увеличению экономической ценности человеческого капитала.
На основании вышесказанного можно сделать вывод о том, что в 70-х годах прошлого века произошли некие фундаментальные изменения в самом генотипе капитализма. Сразу несколько долгосрочных трендов были сломлены; началась беспрецедентная экспансия капитала, попутно спровоцировавшая новый виток экономического неравенства. Удивительнее всего, что «лед тронулся» на заре расцвета так называемой экономики услуг и потребления, хотя с ней как раз и были связаны все надежды на дальнейший рост значения человеческого капитала, а вместе с ним и доли трудовых доходов.
Чтобы объяснить этот переломный момент в эволюции капитализма, необходимо вновь обратиться к динамике его жизненных циклов. Помимо «длинных» системных циклов накопления, о которых мы говорили в связи с историческим капитализмом, существуют и более «короткие» периоды повторяющихся экономических закономерностей, которые описывают поведение капитализма внутри самого системного цикла. Одна из теорий таких закономерностей была предложена русским экономистом Николаем Кондратьевым и получила название кондратьевских циклов (волн). Кондратьев поставил перед собой задачу объяснить, как капитализм преодолевает структурные кризисы и трансформируется в процессе меняющейся экономической конъюнктуры. Изучая статистические данные, он обнаружил существование определенных циклов, каждый из которых охватывает всю капиталистическую систему, продолжается 48—60 лет и состоит из двух фаз3131
Н. Кондратьев, Ю. Яковец, Л. Абалкин. Большие циклы конъюнктуры и теория предвидения. Избранные труды. М.: Экономика, 2002.
[Закрыть].
Первая фаза, повышательная волна, продолжается порядка 25—30 лет. В этот период происходит активное внедрение новых технологий, возникших в результате предыдущего структурного кризиса, а также рост инвестиций в основной капитал. Общие условия экономической конъюнктуры во время первой фазы остаются исключительно благоприятными, промежуточные экономические спады носят временный и неглубокий характер, потоки капитала устремлены в отрасли с высокой производительностью. Согласно наблюдениям Кондратьева, во время повышательной волны, цены на сырье идут вверх, подогреваемые бурным экономическим ростом, а конкуренция за ресурсы в мировом масштабе резко усиливается. В результате увеличивается частота международных конфликтов, потрясений, войн и пр.
Вторая фаза цикла представляет собой понижательную волну. Она характеризуется ухудшением условий экономической деятельности, падением цен на сырье, снижением процентных ставок и, следовательно, нормы прибыли. Капитала становится больше, чем возможностей для его высокопроизводительного использования в реальном секторе, и он устремляется в сферу финансов. Уровень заработной платы в результате экономического спада снижается, учащаются рецессии и кризисы, начинается длительная депрессия. Продолжительность данной фазы также составляет около 25—30 лет. Перед началом следующего цикла появляются новые технические изобретения, использование которых в экономике приводит к развитию более совершенных производственных отношений. Кроме того, «начало больших циклов обычно совпадает с расширением орбиты мировых экономических связей»3232
Там же.
[Закрыть]. Накопленная потребность в обновлении основных фондов приводит к старту повышательной волны цикла, тогда как большой объем дешевого капитала, аккумулированного во время депрессивной фазы и сосредоточенного в финансовом секторе, становится основой для очередного инвестиционного и инфраструктурного бума.
Американский экономист Йозеф Шумпетер предложил альтернативное объяснение причин смены кондратьевских циклов3333
Й. Шумпетер. Капитализм, социализм и демократия. М.: Экономика, 1995.
[Закрыть]. В отличие от Кондратьева, который считал, что начало повышательной волны в первую очередь обусловлено новым витком инвестиций в основной капитал, Шумпетер поставил в центр причинно-следственных связей цикличности технологические инновации. Согласно Шумпетеру, исчерпание потенциала технологических инноваций каждый раз приводит к окончанию повышательной фазы цикла и порождает экономический спад. Существующие экономические структуры становятся неэффективными, накапливаются их издержки, а вместе с ними и потенциал для нового технологического скачка. Затем наступает время естественного кризиса системы, в результате которого происходит «созидательное разрушение»: старые экономические модели и практики заменяются новыми. Начинается следующая восходящая волна. Ее локомотив – инновационная деятельность предпринимателей, которые используют новые технические изобретения для максимизации прибыли и дают толчок очередной экономической экспансии. Следовательно, капитализм постоянно трансформируется, адаптируясь к новым условиям. Более того, в процессе инновационных скачков создаются новые рынки внутри самой капиталистической системы, позволяющие и дальше наращивать накопление.
Хотя экономисты по-разному объясняли причины пятидесятилетних циклов экономической конъюнктуры, все объяснения пересекались с базовой идеей Карла Маркса о том, что в основе энергии, порождающей капиталистический кризис, лежит снижение нормы прибыли. Сам Маркс считал, что по мере увеличения производительности, замещения труда капиталом и роста накопления доходность капитала снижается. Способность капитализма адаптироваться к такому снижению рано или поздно прекращается, вызывая кризис.
Сегодня существует несколько вариантов датировки кондратьевских циклов. Британский экономист Пол Мейсон предложил свою версию, которую мы приводим ниже:
– 1790—1848 гг. Первый длинный цикл различим в английских, французских и американских экономических показателях. Фабричная система, машины на паровой тяге и каналы являются основой новой парадигмы. Поворотная точка – депрессия конца 1820-х годов. Революционные события в Европе, а также Американо-мексиканская война и Миссурийский компромисс в США оформляют его четкое завершение.
– 1848 г. – середина 1890-х гг. Второй длинный цикл ощутим в развитых странах, а ближе к своему завершению – во всей мировой экономике. Железные дороги, телеграф, океанские пароходы, стабильные валюты и машинное оборудование, произведенное с помощью машин, определяют парадигму. Волна достигает пика в середине 1870-х годов; финансовый кризис в США и Европе приводит к депрессии (1873—96 гг.). В течение 1880—90-х годов развиваются новые технологии, являющиеся ответом на экономический и социальный кризисы. Они приобретают законченные черты в начале третьего цикла.
– 1890-е гг. – 1945 г. Во время третьего цикла тяжелая промышленность, электромеханика, телефон, научная организация управления и массовое производство становятся ключевыми технологиями. Перелом происходит в конце Первой мировой войны; депрессия 30-х годов с последующим разрушением основных фондов во время Второй мировой войны завершает нисходящую фазу.
– Конец 1940-х гг. – 2008 г. В четвертом длинном цикле парадигму создают транзисторы, синтетические материалы, товары массового потребления, автоматизированное производство, ядерная энергия и автоматические вычисления, приводя к самому длинному в истории экономическому буму. Со всей ясностью его пик приходится на нефтяной шок в октябре 1973 года, после чего начинается длительный период нестабильности, но депрессии не происходит.
– В конце 1990-х гг. появляются базовые элементы пятого длинного цикла. В движение его приводят сетевые технологии, мобильные коммуникации, подлинно глобальный рынок и информационные продукты. В настоящее время он затормозился, что отчасти обусловлено неолиберальной идеологией и самими технологиями3434
P. Mason. Postcapitalism: A Guide to Our Future. Penguin, 2015.
[Закрыть].
Последняя фраза Мейсона имеет особенное значение. Именно в загадках, окружающих возникновение пятого кондратьевского цикла, и кроется ответ на более глобальный вопрос о фундаментальной трансформации самого капитализма. Резюмируя многолетнюю дискуссию о природе капиталистических кризисов, можно сказать, что преодоление капитализмом объективных экономических ограничений развития всегда происходило по одному из двух направлений (в некоторых случаях по обоим). С одной стороны, это включение в капиталистическую систему новых географических рынков. Так, Кондратьев говорил о «расширении орбиты мировых экономических связей»3535
Н. Кондратьев, Ю. Яковец, Л. Абалкин. Большие циклы конъюнктуры и теория предвидения. Избранные труды. М.: Экономика, 2002.
[Закрыть] как об одном из условий начала восходящей фазы цикла, а Валлерстайн подробно рассматривал географическую экспансию капиталистической мир-системы3636
И. Валлерстайн. Исторический капитализм. Капиталистическая цивилизация. М.: КМК, 2008.
[Закрыть]. С другой стороны, это создание новых «внутренних» рынков в результате использования инновационного потенциала более прогрессивных технологий и более совершенных методов ведения бизнеса. Как именно это происходило, позволяет увидеть теория кондратьевских циклов.
Однако на протяжении всей истории индустриального капитализма колебания больших циклов Кондратьева происходили на фоне медленного увеличения доли труда в совокупном доходе. Во всяком случае кондратьевские циклы не оказывали на нее слишком сильного влияния. Мейсон выдвинул предположение, что, помимо сугубо экономических и технологических факторов, результаты циклических изменений капитализма связаны с резистентностью труда к давлению на уровень заработной платы и условия производственной деятельности. Включение этой переменной в уравнение позволяет лучше объяснить реакцию капитализма на снижение нормы прибыли.
Согласно Мейсону, каждая волна «генерирует специфическое и конкретное решение для снижения нормы прибыли во время восходящей фазы – набор бизнес-моделей, умений и технологий»3737
P. Mason. Postcapitalism: A Guide to Our Future. Penguin, 2015.
[Закрыть], а затем, во время нисходящей фазы, это решение перестает работать. Когда волна начинает движение вниз и существующее решение окончательно исчерпывает свой потенциал, система начинает искать новые варианты адаптации. Помимо двух ранее перечисленных направлений адаптации есть еще третье – повышение нормы прибыли за счет системного снижения доходов от труда. Для исхода понижательной фазы цикла решающее значение имеет то, какие именно из этих направлений использует капитализм. Поскольку на протяжении предыдущих двух веков шла непрерывная борьба рабочих за защиту своих прав и повышение оплаты труда, третье направление для капитализма всегда оставалось закрытым. В моменты структурной перестройки он обращался к первым двум способам адаптации, что позволяло доле труда в совокупном доходе не только оставаться на прежнем уровне, но и немного расти. Однако со второй половины 70-х годов XX века в силу ряда политических и социальных причин, например усиления влияния неолиберальной идеологии, борьба за повышение уровня оплаты труда в ядре капиталистической системы прекратилась. Это произошло как раз во время нисходящей волны четвертого цикла, в результате чего у капитализма открылось окно возможностей для адаптации по всем трем направлениям. Как полагает Мейсон, одним из результатов новой модели адаптации стало повышение нормы прибыли капитала за счет понижения доходов от труда, а также продление четвертого цикла за пределы отведенного ему времени (согласно датировке Мейсона, он продолжался 68 лет, что несколько больше средней продолжительности по Кондратьеву).
Здесь для нас важна не столько продолжительность цикла, сколько новая тенденция в соотношении труда и капитала, вызванная уникальным характером произошедшей трансформации капитализма. Правда, кроме снижения резистентности труда, необходимо отметить еще один фактор, который оказал влияние как на саму трансформацию, так и на долю труда в совокупном доходе. Дело в том, что в процессе технологических инноваций 70—80-х годов (как раз во время нисходящей фазы четвертого цикла) начало формироваться информационное общество со специфическим характером труда и производства. Используя свой «стандартный» исторический механизм формирования новых рынков за счет обновления технологического уклада, капитализм в этот раз создал нечто, являющееся не совсем рынком (мы еще вернемся к этой теме и подробно объясним, почему рынок и информационное общество находятся в противоречии), но при этом открывающее дополнительные возможности для отчуждения.
В этом смысле объяснение нового наступления капитала может быть связано с тем, что с окончанием нисходящей фазы четвертого и стартом восходящей фазы пятого циклов начал ускоренно меняется характер самого труда. Дело в том, что в условиях информационного общества грань между рабочим и свободным временем, понимаемым как фактор экономического производства, постепенно стирается. Это позволяет капиталу активнее генерировать доходность через отчуждение прибавочной стоимости, создаваемой в процессе всей социальной жизнедеятельности человека, большая часть которой не оплачивается и не может быть отражена в балансе доходов от труда как составляющей совокупного дохода. Следовательно, повышение нормы прибыли происходит за счет эксплуатации той части условного «времени», которая никем не оплачивается. Помимо прочего, данная форма отчуждения ведет к росту накопления, которое, как мы видели на примере коэффициента богатства/доходов, возвращается к историческим максимумам.
Сказанное не означает, что в экономике не происходит замещения человеческого труда капиталом, о котором говорит Пикетти. Речь идет о том, что причины роста доли капитала по отношению к доле труда в совокупном доходе кроются не в процессе замещения или степени его эластичности. Изменение эластичности, которое, вероятно, действительно происходит, представляет собой следствие более фундаментальной метаморфозы. Корень проблемы – в «мутации» капитализма и активизации новых механизмов отчуждения, которые капитал мобилизует в информационном обществе. В данном случае капитал, естественно, не предстает в виде вещи или совокупности финансовых и нефинансовых активов, а проявляет себя как диалектическое явление или общественный процесс отчуждения и концентрации. Падение резистентности труда, начавшееся в 70—80-х годах прошлого века и продолжающееся по сей день, также не исчерпывается лишь политическими факторами. Оно имеет свою собственную связь с «мутацией» капитализма и изменением характера труда в условиях информационного изобилия. Если производство прибавочной стоимости выходит за пределы трудового времени, то традиционные требования повышения заработной платы в некоторой степени теряют связь с экономической логикой. Другой вопрос, что новых механизмов противостояния капиталу и отчуждения в сложившихся исторических условиях пока не появилось.
Эту мысль мы продолжим развивать в следующей главе, где более подробно рассмотрим происходящие изменения характера труда. Сейчас же подчеркнем, что основные тренды последних лет свидетельствуют о нескольких важных процессах: усилении экспансии капитала по отношению к труду, расширении пространства экономического отчуждения и росте экономического неравенства. Как известно, Маркс полагал, что доля доходов, приходящихся на труд, должна снижаться относительно доли доходов на капитал, т. е. должна наблюдаться нарастающая экспроприация результатов труда. На протяжении XIX—XX веков этим прогнозам не суждено было сбыться. Эволюция капитализма оказалась намного сложнее. Сегодня мы оказались в ситуации, когда экономическая сила капитала опять возрастает, предвещая новое обострение его противоречий.
Глава 5. Труд в информационную эру
С самого начала данной книги пристальное внимание было уделено сетевому характеру современного общества, в то время как его информационный аспект оставался в тени основной линии повествования. Тем не менее без понимания экономической сущности информации невозможно понять и изменение природы труда в XXI веке. Сегодня информация становится основным экономическим ресурсом. Растет значение человеческого мозга и сознания как основной производительной силы, а вместе с тем трансформируется основа всей системы производственных и трудовых отношений. Через информационную сеть выстраивается новая экономическая матрица. В этом смысле информация и сеть являются двумя сторонами одной медали: без информации не может быть сети, а без сети не может быть информации.
Одна из особенностей информации заключается в том, что она может быть одновременно как средством производства, так и результатом производительной деятельности. В своем втором качестве информация предстает в виде бесконечного многообразия информационных продуктов. Однако любой такой продукт имеет существенные отличия от овеществленных результатов труда, создаваемых при товарном производстве. Во-первых, информационный продукт требуется произвести лишь однажды, после чего его последующее воспроизводство продолжается с очень низкими дополнительными издержками. Во-вторых, первоначальные затраты на производство информационного продукта, как правило, гораздо выше, чем стоимость его повторного производства. Следовательно, фокус внимания в экономике смещается с процесса массового копирования на процесс первоначального создания. Еще одна важная характеристика информации – высокая скорость ее распространения, ставшая возможной благодаря хорошо развитым глобальным цифровым и телекоммуникационным связям. При этом потребление знания, информации и цифрового контента (в отличие от материальных продуктов) не ведет к их исчерпанию. Использование одного и того же информационного продукта, распространяемого в глобальных сетях, может происходить многократно, что делает информацию свободным производственным ресурсом. Общедоступная информация и накопленные человечеством знания выступают в качестве универсального средства производства, доступного всем субъектам экономической деятельности. Впрочем, необходимо иметь в виду, что проблемы экономической эксплуатации этого общедоступного ресурса в перспективе могут создать базу для серьезных экономических противоречий.
Кроме того, большое значение для экономического использования информации имеет так называемый сетевой эффект, благодаря которому ценность информации увеличивается с ростом числа ее потребителей – участников сетевого сообщества. Хорошая иллюстрация сетевого эффекта – популярные глобальные мессенджеры: WhatsApp, Viber, Telegram. Чем больше количество пользователей у мессенджера, тем выше его полезность как информационно-коммуникационного пространства.
Уникальные характеристики информации, а также то огромное влияние, которое она оказывает на производство и потребление, заставили многих исследователей говорить о приближении новой экономической эпохи3838
W. Powell, K. Snellman. The Knowledge Economy. Annual Review of Sociology 30 (1), 2004.
[Закрыть]. Условно ее можно назвать временем информационного изобилия, в котором объем и разнообразие доступной информации достигают неограниченных масштабов. На протяжении предыдущих столетий человеческой истории информация была достаточно ограниченным ресурсом, доступ к которому определялся иерархическим положением индивида в социальной системе (к информации имели доступ в основном представители той или иной элиты). Сегодня ситуация поменялась на диаметрально противоположную. Интернет и другие мировые информационные сети открывают беспрецедентные возможности для свободного создания, размещения и получения практически любой информации. Наблюдается взрывной рост объема данных в мировом масштабе. То же касается и скорости распространения информации. По разным оценкам, скорость передачи данных за последние 200 лет увеличилась более чем в 100 миллиардов раз3939
F. Heylighen. Complexity and Information Overload in Society: Why Increasing Efficiency Leads to Decreasing Control. The Information Society, 2002.
[Закрыть]. Знаменитый закон Мура гласит, что средняя скорость микропроцессоров, обрабатывающих данные, увеличивается вдвое каждые 24 месяца, в то время как их цена за тот же самый период уменьшается наполовину4040
G. Moore. Cramming More Components onto Integrated Circuits. Electronics (дата обращения: 29.10.2018).
[Закрыть].
Переход к экономике информационного изобилия происходит постепенно. Он идет в глобальном масштабе, но при этом наиболее ярко проявляет себя в ядре мировой капиталистической системы. Пока это лишь остров в океане капиталистической экономики, но его границы неуклонно расширяются. Сегодня он актуален для той части человечества и тех стран мира, где экономическая деятельность сконцентрирована вокруг нематериального производства. В основе такого нематериального производства лежит преимущественно когнитивная и коммуникативная деятельность человека, результатом которой является создание новых информационных продуктов. Очевидно, степень информатизации общества отличается не только между странами, но и внутри отдельных стран и сообществ. В результате в мире одновременно существуют несколько очень разных хозяйственных укладов, в том числе характерных для информационного, индустриального и аграрного способов производства. Однако именно информационное производство становится авангардом экономического развития, ибо определяет условия работы всех остальных производственных систем и начинает оказывать решающее влияние на основные экономические процессы. Ближайшая аналогия – гегемония промышленного производства, оформившаяся в условиях индустриального капитализма, а затем повлиявшая на характер более ранних (преимущественно аграрных) производственных систем.
Карл Маркс еще в XIX веке заметил, что с развитием автоматизированного производства сложные системы машин превращаются в нечто большее, чем просто средство производства или вещественная форма основного капитала. Они представляют собой результат всей совокупности научных и технических знаний, достигнутых в конкретный момент времени и доступных обществу. В конечном итоге, для того чтобы построить сколько-нибудь сложную систему автоматизированных машин требуется иметь достаточно продвинутый уровень науки и техники. Эти знания являются продуктом деятельности всего общества за длительный период времени. То есть ученые, исследователи, интеллектуалы на протяжении многих лет создают необходимый объем знаний, который затем используется капиталом для строительства сложных производственных систем. В своем «Фрагменте о машинах» Маркс делает вывод, что совокупность знаний по отношению к капиталу выступает как продукт овеществленного общественного труда, который отчуждается не у конкретных рабочих, задействованных в производстве, а у всего общества в целом. «Таким образом, накопление знаний и навыков, накопление всеобщих производительных сил общественного мозга поглощается капиталом в противовес труду и поэтому выступает как свойство капитала»4141
К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2. Т. 46. Ч. II. М.: Государственное издательство политической литературы, 1969.
[Закрыть]. Иными словами, это накопление не связано напрямую с трудовой деятельностью, непосредственно включенной в производительный процесс: рабочие в сложном машинном производстве не создают знаний, необходимых для строительства самих машин. Оно зависит «от общего уровня науки и от прогресса техники, или от применения этой науки к производству»4242
Там же.
[Закрыть], т. е. является итогом деятельности за пределами непосредственного труда на производстве. Создание необходимых знаний происходит в процессе очень сложной интеллектуальной деятельности, являющейся скорее формой творчества. Эта деятельность осуществляется не в рабочее, а в свободное время.
В итоге капитал отчуждает не просто накопленные знания, а само свободное время, затраченное на их создание. Отсюда возникает одно из внутренних противоречий капитала. Так, с одной стороны, он стремится максимизировать прибыль за счет отчуждения трудового времени на производстве, а с другой – пытается (за счет развития производительных сил) максимизировать свободное время, доступное обществу для интеллектуального творчества. Только оно позволяет накапливать необходимый объем знаний для дальнейшего роста технического прогресса и развития производительных сил, что обеспечивает максимизацию накопления.
Если привести мысли Маркса в соответствие с современной реальностью, мы увидим, что «совокупность научных и технических знаний», которые отчуждаются капиталом, есть не что иное, как информация в широком смысле этого слова. Если в XIX веке ее влияние на экономику в основном было сосредоточено на машинном производстве, то за XX век оно значительно расширилось. С 70-х годов прошлого столетия информация постепенно стала доминирующим сегментом экономической деятельности. Именно об этом шла речь в предыдущей главе, в рамках которой мы обсуждали «мутации» капитализма и его переход к активному отчуждению не только трудового, но и всего свободного времени. На самом деле такое отчуждение имело место всегда, но в меньших масштабах. С возникновением информационного общества оно резко возросло за счет расширения своей базы: коль скоро информация начала играть большую роль в экономике, пропорционально увеличилось и отчуждение.
Майкл Хардт и Антонио Негри в своих работах также указывают на то, что глобальный капитализм в эпоху доминирования нематериального производства опирается не только на отчуждение прибавочной стоимости, создаваемой индивидуальным или коллективным трудом, как это было в индустриальную эпоху. Основным объектом отчуждения становятся результаты совместной деятельности общества и социальной коммуникации его членов. По сути, речь идет об общественных благах – общедоступных знаниях, информации, социальных связях и условиях жизни, которые создаются в результате жизнедеятельности социума и не принадлежат никому в отдельности4343
M. Hardt, A. Negri. Multitude: War and Democracy in the Age of Empire. The Penguin Press, 2004.
[Закрыть]. Иными словами, отчуждается само время, затраченное на создание общественных благ, причем не просто рабочее время, но вся совокупность жизненного времени. Следует отметить, что Хардт и Негри используют понятие «множество» для указания на всех людей, вовлеченных в орбиту глобального капитализма и создающих общественные блага. Множество в данном случае имеет явные признаки разнородного, децентрализованного, горизонтального сообщества.
Усиливающаяся роль информации и экономических сетей приводит к изменению характера человеческого труда. Сегодня он становится «умным». С одной стороны, на это влияет специфика информации как экономического ресурса, с другой – быстрое замещение иерархичных структур новыми системами горизонтальных связей. Пока трансформация труда продолжает осуществляться в логике капиталистической системы, а место труда определяется капиталистическим способом производства. Однако сам характер труда и его соотношение со свободным временем уже успели значительным образом измениться. Это очень важный момент поскольку, именно с ним связана тема прибавочной стоимости, создаваемой в результате деятельности человека. Что же происходит с трудом в XXI веке и что такое «умный» труд?
