Текст книги "Одноранговая экономика"

Автор книги: Карп Андреев

Соавторы: Карп Андреев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Один из ведущих исследователей цифрового труда, а также труда, основанного на знаниях, или «умного» труда, Кристиан Фукс, так отвечает на этот вопрос: «Умный труд – это труд, в результате которого производятся и распределяются информация, коммуникации, социальные связи и эмоции, информационные и коммуникационные технологии»4444
  C. Fuchs. Labor in Informational Capitalism and on the Internet. The Information Society, 26, 2010.


[Закрыть]. Согласно концепции Фукса, в информационном обществе есть два типа работников/производителей, создающих нематериальные продукты и услуги. Первый тип работников (как наемные, так и самозанятые) производит информационные блага, которые превращаются в рыночный товар – программное обеспечение, данные, статистику, экспертные и консалтинговые услуги, рекламу, медиаконтент, фильмы, музыку и т. д. С некоторыми поправками к этой группе применим и термин «когнитариат», предложенный Элвином Тоффлером4545
  Э. Тоффлер. Метаморфозы власти. М.: ACT, 2003.


[Закрыть]. Второй тип работников производит и воспроизводит основные условия социальной жизни общества – образование, социальные связи, общедоступные знания и навыки, обслуживание и уход, сексуальные услуги и пр. В некоторых случаях второй тип не получает оплаты за свой труд, хотя результаты этого труда прямо или косвенно потребляются в сетевом информационном обществе и являются жизненно необходимыми для функционирования капиталистической системы. В конечном итоге информационное производство и аккумуляция капитала невозможны вне конкретной социальной инфраструктуры, гарантирующей необходимое качество жизни для всех членов общества.

Ключевой особенностью трудовой деятельности в сетевом информационном обществе является галопирующее стирание грани между трудом и свободным временем. Прежде всего такое стирание происходит, когда предметом труда становится производство интеллектуальных продуктов, знаний, идей, а также организация социальных связей и взаимодействий. В этих случаях все жизненное время человека оказывается востребовано нематериальным производством: труд неотделим от отдыха (идея может прийти в нерабочее время, а социальные контакты – возникнуть и развиваться за пределами рабочего места). В результате трудовое время растягивается, сливается со свободным временем и охватывает его. Напомним, что Маркс интуитивно предчувствовал, что именно свободное время является подлинным источником развития производительных сил и именно на него ориентирована наиболее «совершенная» форма отчуждения. Однако современный капитализм сумел не просто усилить отчуждение свободного времени – он создал инструменты для отчуждения социальной жизни индивида.

В киберпространстве сплетение трудового и свободного времени происходит наиболее интенсивно. Это хорошо видно на примере «пользовательского» контента, т. е. информационного контента (видео, фотографии, записи в блогах), который создается и потребляется пользователями различных платформ (Facebook, Instagram, Youtube, Twitter и др.). Производство пользовательского контента, по самой архитектуре киберпространства неотделимое от его потребления, становится формой занятости. В геометрической прогрессии увеличивается число блогеров, получающих постоянные доходы от этой деятельности. Киберпространство используется для полного цикла производства, воспроизводства, распространения и потребления информации. Разделить трудовое и свободное время в этом универсуме уже невозможно. Примечательно, что информация и цифровые данные в нем выступают одновременно и товаром, и средством производства: информационный контент используется для производства нового информационного контента.

Кроме того, важно, что сами социальные связи и коммуникации, возникающие в сети, также становятся частью цепочки «производство – потребление». Следовательно, можно говорить о коммодификации социальных коммуникаций, то есть их превращении в товар, имеющий определенную стоимость на рынке (иными словами, речь идет о механизме, облегчающем отчуждение). В киберпространстве основным каналом коммодификации служит продажа социальных связей в качестве товара рекламодателям. Крупные интернет-корпорации получают основную часть прибыли от распространения рекламы среди пользователей своих интернет-сервисов, при этом количество этих пользователей и создаваемый ими контент являются необходимым условием привлечения рекламодателей. Фактически пользователи и их социальная жизнь конвертируются в товарную стоимость на рекламном рынке. Распространение новых методик работы с большими объемами данных (big data) усиливает эту тенденцию, поскольку позволяет лучше «препарировать» пользовательский контент для его экономического использования. На Графике 6 приведена информация о доле доходов от рекламы в структуре доходов крупнейших интернет-корпораций. Эти сведения подтверждают, что коммодификация пользователей и их социальной жизни стала средством аккумуляции капитала.

Правда, уже сейчас заметны признаки перераспределения стоимости, создаваемой пользовательским контентом. Так, в некоторых случаях рядовые создатели контента начинают получать вознаграждение, зависящее от их популярности. Например, Youtube производит выплаты пользователям в зависимости от количества просмотров их видеоматериалов. К сожалению, размер этого вознаграждения ни в коей мере не соответствует его реальной ценности ни для конечного потребителя, ни для оператора, контролирующего соответствующую интернет-платформу. Большинство социальных сетей вообще ничего не платят своим участникам.

Рассмотрим данную конкретную модель отчуждения на примере трудовой теории стоимости, сформулированной Карлом Марксом4646
  К. Маркс. Капитал. Т. 3. М.: АСТ, 2001.


[Закрыть]. Хотя Маркс исследовал отчуждение труда в рамках производственного процесса, а не более «абстрактную» форму отчуждения свободного «социального» времени, ему удалось раскрыть саму логику отчуждения, которая равно применима как к процессу индустриального труда, так и к современному процессу создания нематериальных благ с использованием всего жизненного времени и социальных связей. В классическом капиталистическом производстве, согласно Марксу, труд является источником стоимости товара в целом и прибавочной стоимости в частности. В этом смысле трудовое время обладает универсальностью. Стоимость проистекает из рабочего времени, которое в среднем тратится на производство тех или иных товаров и является количественной мерой абстрактного труда, заложенного в этих товарах. При этом рабочий в процессе труда (за конкретный промежуток рабочего времени, например за рабочий день) создает товары большей стоимости, чем получаемая им плата. Разница между созданной стоимостью и полученной платой и есть прибавочная стоимость, отчуждаемая капиталом. Необходимо отметить, что это упрощенное описание характерно для эпохи индустриального капитализма. В современных условиях информационные продукты – от социальных коммуникаций отдельных индивидов до готовых результатов творческой деятельности (музыкальные произведения, дизайнерские работы, медиауслуги и т. д.) – являются результатами деятельности, выходящей за рамки трудового времени. В нашем случае создание контента для социальных сетей может быть результатом затрат как трудового, так и свободного время (или их гибрида). Важна количественная разница между прибылью, извлекаемой соответствующей платформой (оператором социальной сети), и вознаграждением пользователя. Сегодня она либо является минимальной, либо вообще отсутствует. Как уже было отмечено выше, интернет-компании извлекают прибыль за счет продажи своих пользователей и их социальной жизни рекламодателям. При этом конечная стоимость рекламы зависит от нескольких факторов: во-первых, от популярности создаваемого пользователями контента, а во-вторых, от совокупности коммуникаций (связей) в рамках социальной сети. В первом случае пользователи активно тратят свое время, которое затем обращается в экономическую стоимость. Во втором случае они тратят его пассивно (не будем забывать о сетевом эффекте, который увеличивает полезность сети в зависимости от количества пользователей, даже если некоторые из них не очень активны). В обоих случаях именно деятельность пользователей, их жизненное время как универсальная величина составляют основу экономической стоимости, которая отчуждается.

Разумеется, сам факт появления «вознаграждения» свидетельствует о движении в сторону перераспределения стоимости, создаваемой пользователями. Во второй части книги мы еще вернемся к этому вопросу; сейчас же достаточно будет подчеркнуть, что в информационном обществе усиливается стирание грани между рабочим и свободным временем, а также происходит более интенсивное отчуждение социальной жизни. Мы знаем, что с самого своего зарождения капиталистическая система была ориентирована на бесконечное накопление и самовозрастание капитала. Коммодификация и включение в капиталистический рынок всех возможных производственных и общественных процессов – оптимальный механизм максимизации накопления. Так, на заре капитализма многие сферы экономической деятельности еще не являлись товарными. Коммодификацией не были охвачены (включены в единый товарный цикл) ни средневековое производство, ни рабочая сила. Однако постепенное распространение товарных отношений на эти сферы деятельности позволило расширить базу для извлечения прибыли из товарного обмена и, следовательно, для максимизации накопления. Сегодня мы переживаем очередную фазу коммодификации социальных отношений, которая охватывает всю нематериальную сферу производства и наиболее ярко раскрывается в виртуальной экономике. С этим процессом связано и изменение соотношения доходов от капитала и от труда, на котором мы останавливались ранее. Капитализм в условиях нового технологического уклада «научился» использовать социальную жизнь для отчуждения прибавочной стоимости и накопления капитала. В XXI веке ему удалось довести эту идею до своего логического завершения. Даже модель общества потребления, описанная Жаном Бодрийяром4747
  Ж. Бодрийяр. Общество потребления. М.: Республика, 2006.


[Закрыть] и ставшая modus vivendi капиталистической системы задолго до широкого развития сетевых коммуникаций, сама по себе не могла дать такого результата по максимизации накопления. Новый информационный фон позволил достичь этой цели.

Глава 6. Иерархии и сетевые структуры

На примере современных форм отчуждения и коммодификации мы видели, что капитализм перешел к более совершенным механизмам экспансии, но не утратил своей хватки. Внутренний закон бесконечного накопления продолжает работать, концентрация богатства растет, увеличивается экономический вес капитала относительно труда. Мировая экономическая система продолжает оставаться капиталистической по своей сути. Кажется, нет такого направления, на котором капитализм за последнее время не одержал бы решительных побед. Вместе с тем усиливается ощущение, что капитализм постепенно приближается к своеобразной точке невозврата, неизбежному конфликту между его иерархической природой и сетевой самоорганизацией. Хотя исход этого конфликта пока неясен, дальнейшее обострение противоречий между иерархиями и сетями, которые будут проявлять себя во всех сферах экономической жизни, не вызывает сомнений. По мере развития сетевого общества и распространения информационного изобилия мы станем свидетелями новых столкновений между ними и, видимо, новых побед сетей над иерархиями.

Рассмотрим капитализм и капиталистическую мир-систему в условиях роста этих противоречий, а также проанализируем конфликт между иерархичными формами экономической концентрации, составляющими душу капитализма, и системой горизонтальных сетевых отношений, которая сегодня наиболее ярко проявляет себя в сфере создания, использования и потребления информации.

Начнем с понятия иерархичности. Наиболее распространенные определения иерархичности связаны с так называемой иерархией контроля. Под иерархией понимается основанная на неравноправных связях система управления и контроля, в которой каждый участник имеет определенный статус. Как правило, вся или большая часть власти (социальной, экономической, политической и т. д.) в таких иерархиях находится у участника системы, имеющего наиболее высокий статус. Участники с более высокими статусами осуществляют функцию управления в отношении участников с более низкими статусами. Степень влияния, сосредоточенная в руках одного такого участника или небольшой их группы, отчасти характеризует и степень централизации системы. Этот вид иерархичности получил широкое развитие в социальных системах. Большая часть социальных институтов с древнейших времен была организованна на принципах иерархии контроля. Однако современная теория сложных систем знает и другие формы иерархичности, например так называемая рекурсивная (многоуровневая) иерархия. В ней участники системы или их группы существуют на различных уровнях сложносоставной иерархической организации. При этом нижестоящие уровни являются составной частью вышестоящих, а отношения между обоими уровнями носят более сложный характер, чем просто отношения контроля и подчинения, и напоминают взаимную зависимость. Большинство биологических систем организовано именно таким образом.

Когда мы говорим об упадке иерархических отношений в экономике, мы в основном имеем в виду первый тип иерархии, связанный с более или менее простыми моделями вертикального подчинения и управления. На практике этот упадок выглядит как процесс сокращения концентрации управленческого контроля в одном или нескольких центрах и рост автономности рядовых участников системы через расширение горизонтальных связей. Это ни в коем случае не исключает существования второго типа более сложных иерархий. Напротив, его значение в экономической и социальной организации усиливается пропорционально упадку старых иерархических институтов. Сетевые структуры, формирующиеся на обломках этих институтов, не лишены иерархичности более высокого порядка, однако организованы на других принципах.

В сетевых структурах (особенно в сложных сетях) иерархические механизмы управления принимают особую форму. Часто они проявляют себя через централизацию. В рамках современной теории графов разработана целая система индикаторов, позволяющих оценить степень централизации той или иной сети. В частности, для этого используется понятие центральности4848
  S. Borgatti. Centrality and Network Flow. Social Networks. Elsevier, 27. 2005.


[Закрыть]. Центральность сетевой структуры определяется распределением ее узлов по числу связей. В сетевой структуре с высокой центральностью имеется большое количество узлов с низким уровнем связанности с другими узлами, а также один или несколько узлов с исключительно высоким уровнем связанности; последние являются централизованным ядром сети. Таким образом, проявляется неравенство в степени связанности узлов сетевой структуры между собой, которое, как правило, также сопровождается и неравенством в уровне их влияния. Противоположное соотношение характерно для сетевых структур с низкой центральностью. Их принято называть горизонтальными сетями: взаимодействие между участниками (узлами) этих сетей в основном осуществляется напрямую, минуя иерархичные централизованные узлы. Горизонтальные сети выступают главным антиподом иерархической организации.

Горизонтальные сети имеют одно важное отличие от простых вертикально организованных иерархических структур. Управление в них реализуется через самоорганизацию участников. Самоорганизация обычно растет пропорционально повышению степени децентрализации сети. Например, синергетика детально рассматривает механизмы, двигающие процесс самоорганизации в сложных системах физического мира (мы еще остановимся на этой теме более подробно). В определенной степени эти законы верны и для экономических сетей с высоким уровнем децентрализации. Следовательно, конфликт между иерархиями и сетями – это конфликт между различными моделями управления, т. е. между вертикальной организацией с иерархичным подчинением и самоорганизацией автономных участников децентрализованных сетевых структур.

Капитализм – это сложная открытая система, в которой условная задача возрастания порядка (минимизации хаоса) и максимизации эффективности (развития производительных сил) всегда решалась в экономическом смысле за счет вертикально организованной иерархичности. Данная иерархичность проявлялась сразу в нескольких измерениях, каждому из которых в современном мире противостоит нарастающая контртенденция. Экономические отношения в капиталистической мир-системе всегда складывались как отношения между ядром (центром) и периферией. Географическая модель «ядро – периферия» или «ядро – полупериферия – периферия» на протяжении 500 лет существования капитализма задавала рамки для мировых торговых и экономических связей. По своей структуре данная модель представляла собой более или менее жесткую иерархию, какая бы страна ни выступала в роли ядра на том или ином историческом этапе  – будь то Голландия, Великобритания или США. Так, согласно Валлерстайну, иерархизация капиталистической мир-системы выглядела следующим образом: «При историческом капитализме географические направления товарных цепей не были случайными. Если все их нанести на карту, то мы увидим, что они стремятся к центру. Их исходные точки были разбросаны по многим местам, а вот пункты назначения сходились в малом числе зон. Иными словами, движение товарных цепей мир-экономики шло от периферии к центрам (или ядрам). Это эмпирическое наблюдение трудно оспорить. Вопрос в том, почему дело обстояло именно так. Говорить о товарных цепях – это говорить о расширенном общественном разделении труда, которое в процессе исторического развития капитализма становилось все более функциональным и географически охватывало все большие территории, становясь одновременно все более иерархичным. Эта иерархизация пространства в структуре производственных процессов вела к все большей поляризации между ядром и периферийными зонами мир-экономики не только по линии распределения (уровни реального дохода, качество жизни), но, что еще более важно, и по линии локализации накопления капитала»4949
  И. Валлерстайн. Исторический капитализм. Капиталистическая цивилизация. М.: КМК, 2008.


[Закрыть].

Французский интеллектуал и исследователь либеральных взглядов Жак Аттали в своих работах также указывает на то, что капиталистическая торгово-финансовая система всегда включала в себя ядро, окружение и периферию. Ядро представляло собой мировой центр наиболее передовых экономических и финансовых отношений, инновационного производства и наиболее производительной элиты. В окружении находились высокоразвитые капиталистические страны, будущие или прошлые соперники ядра, уступающие ему в уровне развития и производительности. Периферия охватывала весь остальной мир, выступающий преимущественно поставщиком ресурсов и рынком сбыта для ядра и его окружения. Согласно Аттали, с XII века ядро мировой торгово-финансовой системы 9 раз меняло свою дислокацию. Попеременно ее центрами были Брюгге, Венеция, Антверпен, Генуя, Амстердам, Лондон, Бостон, Нью-Йорк и Лос-Анжелес. Каждый раз ядро имело сугубо территориальную форму, тесно связанную с доступом к наиболее важным морским торговым маршрутам5050
  J. Attaly. A Brief History of the Future. Academic Publishing, 2011.


[Закрыть]. Таким образом, мы видим определенный консенсус как левых, так и либеральных мыслителей относительно наличия в мировой экономической системе выраженной географической иерархичности, требующей политической гегемонии ядра над остальной системой.

Однако события мировой политической и экономической жизни последних лет продемонстрировали, что отношения между ядром и периферией претерпели значительные изменения. Вместо централизованного миропорядка происходит формирование многополярного мира, где центральным фактором экономической жизни становятся прямые связи отдельных стран и экономических блоков. Это позволяет развивать экономические отношения на базе более автономного поведения как макро-, так и микросубъектов. Рост значения таких международных объединений, как BRICS, G20, ЕврАзЭС и др., свидетельствует о том, что страны, составляющие с точки зрения мир-системного анализа периферию капиталистической мир-системы, постепенно развивают альтернативные каналы экономического взаимодействия. В результате между ними растет товарооборот, увеличивается объем финансовых операций, производимых в национальных валютах, расширяется портфель взаимных инвестиций. В некоторых случаях двустороннее и многостороннее экономическое сотрудничество осуществляется в обход основных элементов иерархической инфраструктуры ядра.

Безусловно, пока еще рано говорить об окончании иерархического режима функционирования капиталистической мир-системы. Основные институты валютного и денежно-кредитного регулирования, являющиеся ее основой (например, долларовая резервная система), продолжают составлять каркас мировой экономики. Тем не менее общая тенденция последнего десятилетия направлена на постепенный демонтаж этих институтов за счет автономизации и развития периферии. Мировая политика и экономика переживают кризис американской гегемонии, а все попытки остановить распад гегемонистской пирамиды оборачиваются усилением центробежных тенденций. Так, введение экономических санкций в отношении «непослушных» стран приводит лишь к новым виткам роста альтернативных и независимых от ядра капиталистической мир-системы экономических связей.

Следующее измерение иерархичности капитализма связано с его организационными структурами. На каждом этапе своего развития капитализм создавал различные формы иерархической организации хозяйственной и экономической деятельности. Это были, в зависимости от исторических условий, системы ярмарок, мануфактурные предприятия, банковские структуры, декретные торговые компании, промышленные монополии, концерны и т. д. С их помощью решалась задача организации производства и обмена, функционирования рынка труда и капитала, а также отчуждения и накопления. Интересно, что в плане создаваемых организационных структур мировая капиталистическая система постоянно балансировала между двумя разными полюсами. С одной стороны, это было использование жестких иерархий контроля, с другой – опора на более мягкие инструменты экономической свободы и самоорганизации. В зависимости от конкретных исторических условий капитализм умел находить преимущества как в одном, так и в другом полюсе, создавая соответствующие организационные структуры. Процесс взаимодействия между этими структурами носил нелинейный характер и проходил через долгие циклы, порой возвращавшие его по спирали далеко назад. На отдельных исторических этапах использование жестких иерархий контроля становилось для капитализма стратегическим выбором du jour, содействуя технологической и материальной экспансии. На других иерархичность тормозила расширение капиталистической системы, что приводило к временному отказу от нее в пользу сетевых структур с меньшей степенью централизации.

Здесь уместно вспомнить гипотезу бельгийского историка и социолога Анри Пиррена о маятниковом движении в развитии исторического капитализма от стадий экономического регулирования к стадиям экономической свободы5151
  H. Pirenne. Stages in the Social History of Capitalism. Bottom of the Hill Publishing, 2011.


[Закрыть]. Эти стадии тесно связаны с ролью управленческих иерархий в мировой экономической системе. В периоды жесткого экономического регулирования роль иерархий усиливается, а в периоды экономической свободы, наоборот, ослабевает. Джованни Арриги интегрировал идею Пиррена в свою концепцию системных циклов накопления, о которых мы говорили ранее. В частности, он пришел к выводу, что на протяжении истории «имело место чередование противоположных типов организационных структур, в ходе которого корпоративная форма бизнеса появлялась, отступала и возвращалась вновь… Свободная экспансия мобильной торговли уступала место духу регулирования, характерному для городской экономики, который, в свою очередь, сменился индивидуалистической страстью эпохи Возрождения. Она достигла своего пика во второй половине XVI века, когда маятник еще раз качнулся в противоположном направлении… Тенденция к экономическому регулированию просуществовала только до тех пор, пока в конце XVIII – начале XIX века „изобретение машин и применение пара в производстве не привело к полной дезорганизации условий экономической деятельности“. Феномены XVI века были воспроизведены „с десятикратной силой“. Вновь возобладала „вера в индивидуализм и либерализм“. Под лозунгом „laissez faire, laissez aller“ экономическая свобода приняла крайние формы – маятник качнулся в противоположную сторону. Под знаком ослабления экономических иерархий прошел британский цикл накопления, который создал системные условия для возникновения американского корпоративного капитализма. С его развитием значение вертикально интегрированных предприятий, управленческих иерархий и бюрократических структур усилилось и обеспечило их центральное место в экономической экспансии американского цикла накопления. Но эти иерархии в свою очередь постепенно освободили место для более гибкого и менее иерархичного способа ведения бизнеса в мировом масштабе»5252
  Дж. Арриги. Долгий двадцатый век: Деньги, власть и истоки нашего времени М.: Издательский дом «Территория будущего», 2006.


[Закрыть].

Несмотря на постоянное балансирование капитализма между различными степенями иерархичности, вертикальное начало его организационных структур оставалось незыблемым. Однако упадок иерархий и их повсеместное вытеснение горизонтальными сетями, которое мы наблюдаем сегодня, находятся за пределами долгосрочных циклических колебаний, много раз удалявших, а затем возвращавших более жесткие формы контроля на историческую авансцену. Теперь речь идет о более фундаментальном процессе структурной перестройки, в результате которого происходит утрата иерархиями своей способности эффективно регулировать распределение экономических ресурсов. Без этой способности вертикальные иерархии теряют ключевое конкурентное преимущество. В этом смысле кризис иерархических структур капитализма связан с технологическими изменениями и рождением информационного сетевого общества. Во второй половине XX века мы увидели радикальное расширение автономности экономических агентов в принятии производственных и торговых решений, а также снижение степени контроля их поведения со стороны участников системы с более высоким статусом. Произошли значительные изменения в самом характере экономической деятельности, потребовавшие дерегулирования коммерческих и финансовых операций. Глобализация способствовала быстрому росту международных экономических связей и значительному усложнению мировой сети торговых контактов, усилилось разделение труда в диапазоне всех отраслей и регионов мира. В определенный момент способность вертикальных иерархий контроля справляться с функцией управления начала падать. На этом фоне появились первые признаки информационного изобилия, в условиях которого нематериальные блага становятся основным экономическим ресурсом. Новые технологии создали виртуальный рынок производства и потребления, куда оказались включенными множество независимых участников, что еще больше усилило тенденцию к децентрализации.

Бельгийский теоретик сетевых процессов Мишель Бован предложил следующий взгляд на проблему конфликта между иерархиями и сетями в новой среде. По его мнению, ключевым фактором упадка иерархических систем управления является само «изобилие» нематериальных (информационных) ресурсов, которое обусловлено низкими маржинальными издержками воспроизводства информации. В условиях информационного «изобилия» основной экономической задачей становится управление нематериальными потоками (информация, цифровые данные и т. д.). Они же приобретают определяющий характер для материального производства. Централизованные системы неизбежно создают препятствия или «узкие места» для свободного и быстрого движения нематериальных потоков. В системе горизонтальных связей такие препятствия удается преодолеть за счет прямых контактов между участниками (узлами) сети5353
  M. Bauwens. Peer to Peer and Human Evolution. URL: http://z.agoravox.fr/IMG/P2PandHuman EvolV2.pdf (дата обращения: 29.12.2017.


[Закрыть]. Согласно Бовану, иерархии хорошо работают только в ситуации, где требуется управление ограниченными ресурсами, но уже не справляются с функцией управления в ситуации ресурсного «изобилия». Таким образом, мы можем говорить о том, что в сегодняшнем мире циклический кризис иерархичного управления совпал с началом более фундаментального перехода от экономической системы дефицитных материальных ресурсов к системе информационного изобилия, в рамках которой иерархии контроля должны уступить место более эффективным сетевым формам горизонтального управления.

Третье измерение иерархичности капитализма вытекает из его базовых свойств как способа производства, центральную функцию в котором выполняет капитал. При этом не следует забывать, что капиталистическое общество было поставлено Марксом в исторический контекст сменяемости общественно-экономических формаций. Степень иерархичности различных исторических формаций с точки зрения соответствующего им материального производства и социальной организации менялась со сменой исторических эпох. Так, феодальное общество по сравнению с капиталистическим характеризовалось более жесткой степенью иерархичности и соподчиненности в отношениях владения факторами производства (иерархичная система земельной собственности) и в системе социальных статусов (личная зависимость, крепостничество и пр.). При капитализме социальная и экономическая организация сменились более гибкими и менее иерархичными формами, в основе которых лежала относительная автономность экономических агентов. Однако эта условная автономность обеспечивалась организующей ролью капитала, который по своему характеру оставался иерархическим началом и воедино связывал работу всех экономических «шестеренок» производства и обмена. В следующей главе мы более подробно остановимся на этом вопросе и увидим, как современные информационные сети разрушают иерархические функции капитала. Сейчас же отметим, что переход от одного способа производства к другому исторически сопровождался изменением характера присущей ему иерархичности. Происходило развитие от низших форм организации к высшим, в результате чего примитивные иерархии контроля замещались более сложными, а самоорганизация системы возрастала.