Текст книги "Собрание сочинений, том 19"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Ф. ЭНГЕЛЬС
ВИЛЬГЕЛЬМ ВОЛЬФ[33]33
  Работа Ф. Энгельса «Вильгельм Вольф» была написана в июне – ноябре 1876 г. для журнала «Die Neue Welt», редактировавшегося В. Либкнехтом. Эта работа представляет собой биографический очерк о В. Вольфе – виднейшем немецком пролетарском революционере, памяти которого Маркс посвятил первый том своего главного труда – «Капитала». Маркс сам намеревался написать биографию Вольфа. Сохранился предварительный набросок биографии Вольфа, сделанный Марксом (впервые опубликован в журнале «Новая и новейшая история» № 4, 1959, стр. 105). Однако намерение Маркса осталось неосуществленным, так как в тот момент он не располагал некоторыми необходимыми ему сведениями о раннем периоде жизни Вольфа.
  Наряду с биографическим материалом Энгельс излагает содержание статей Вольфа о положении силезского крестьянства, написанных для «Neue Rheinische Zeitung». Статьи В. Вольфа под названием «Силезский миллиард» были напечатаны в газете в марте и апреле 1849 года. Публикация статей Вольфа представляла собой одну из мер, осуществлявшихся «Neue Rheinische Zeitung» в целях вовлечения в революцию крестьянских масс Германии. В них Вольф дает всестороннюю, основанную на неоспоримых фактах и статистических данных картину эксплуатации крестьянства и требует возвращения крестьянам миллиарда франков, украденного у них помещиками в виде выкупных платежей. Статья В. Вольфа «Силезский миллиард» имела настолько большой успех среди читателей, что Крестьянский союз в Силезии перепечатал номера газет со статьями «Силезский миллиард» в 10 тысячах экземпляров и распространил их бесплатно среди крестьян.
  В 1886 г. работа Энгельса «Вильгельм Вольф» была напечатана им в качестве части введения к книге Вольфа «Силезский миллиард» («Die Schlesische Milliarde». Abdruck aus der «Neuen Rheinischen Zeitung» Marz – April 1849. Mit Einleitung von Friedrich Engels. Hottingen-Zurich, 1886); вторую часть введения составлял написанный заново раздел «К истории прусского крестьянства» (см. настоящее издание, т. 21). Энгельс сделал для этого издания ряд существенных дополнений, а также опустил главы, представляющие собой изложение содержания статей Вольфа.


[Закрыть]

Написано Ф. Энгельсом в июне-ноябре 1876 г.

Напечатано в журнале «Die Neue Welt» №№ 27, 28, 30, 31, 40, 41, 42, 43, 44, 45 и 47; 1, 8, 22 и 29 июля; 30 сентября;

7, 14, 21 и 28 октября; 4 и 25 ноября 1876 г. и в книге: «Die schlesische Milliarde». Von Wilhelm Wolff. Mit Einleitung von Friedrich Engels. Hottingen-Zurich. 1886

Подпись: Фридрих Энгельс

Печатается по тексту журнала, сверенному с текстом книги

Перевод с немецкого

Было это, если я не ошибаюсь, приблизительно в конце апреля 1846 года. Маркс и я жили в то время в одном из предместий Брюсселя; мы были как раз заняты вместе одной работой[34]34
  Имеется в виду «Немецкая идеология» (см. настоящее издание, т. 3, стр. 7—544), над которой Маркс и Энгельс работали в 1845—1846 годах.


[Закрыть], когда нам сообщили, что с нами желает говорить какой-то господин из Германии. Мы увидели человека небольшого роста, но очень крепкого сложения; выражение лица настолько же свидетельствовало о доброжелательности, как и о спокойной решительности; фигура восточногерманского крестьянина в одежде восточногерманского захолустного бюргера. Это был Вильгельм Вольф. Преследуемый за нарушение законов о печати, он счастливо, избежал прусских тюрем. При первом взгляде на него мы не подозревали, какой редкостный человек скрывается под этой невзрачной внешностью. Не прошло и нескольких дней, как между нами и новым товарищем по изгнанию установились сердечные дружеские отношения, и мы могли убедиться, что имеем дело с отнюдь не заурядным человеком. Его ум, прекрасно воспитанный в школе классической древности, его богатый юмор, ясное понимание трудных теоретических проблем, его пламенная ненависть ко всем угнетателям народных масс, его энергичный и в то же время спокойный нрав, – все это раскрылось перед нами сразу; но понадобились долгие годы совместной деятельности и дружеского общения в борьбе, в победе и в поражении, в хорошие и плохие времена, чтобы мы могли во всей полноте оценить непоколебимую стойкость его характера, его абсолютную, не вызывающую никаких сомнений верность, его неизменное чувство долга, одинаково строгое по отношению к врагу и к другу, а также и к самому себе.

I

 Вильгельм Вольф родился 21 июня 1809 г. в Тарнау, в окрестностях Франкенштейна, в Силезии. Его отец был наследственно-зависимый крестьянин, содержавший вместе с тем «судейскую корчму» (трактир, по-польски – karczma, где происходили заседания сельского суда), что не освобождало его от обязанности вместе с женой и детьми отбывать барщину у помещика. Таким образом, Вильгельм с ранних лет не только узнал, но и лично испытал горькую долю крепостного крестьянина в Восточной Пруссии. Но он научился и большему. Его мать, о которой он говорил всегда с особенной теплотой и которая по образованию стояла выше своей среды, пробудила и воспитала в нем гнев против бесстыдной эксплуатации и унизительного обращения с крестьянами со стороны феодальных господ. Как бурлил и кипел в нем всю жизнь этот гнев, мы увидим, подойдя к тому периоду его жизни, когда он мог его, наконец, проявить публично. Скоро обнаружились способности крестьянского мальчика и его любовь к учению; необходимо было устроить его в гимназию, но каких только препятствий не пришлось преодолеть, прежде чем это было выполнено! Не говоря уже о денежных затруднениях, на пути стояли помещик и его управляющий, а без них ничего нельзя было сделать. Правда, в 1810 г. наследственная зависимость была на словах отменена, но сохранялись по-прежнему феодальные поборы, барщинная повинность, вотчинный суд, полицейская власть в поместье, а вместе с ними на деле продолжала существовать и наследственная зависимость. Господин помещик и его служащие предпочитали готовить из крестьянских мальчишек свинопасов, а не студентов. Однако все препятствия были преодолены. Вольф попал в гимназию в Швейднице, а затем в университет в Бреславле. И в том, и в другом учебных заведениях ему приходилось большую часть средств на свое содержание добывать

самому частными уроками. В университете он с особой любовью отдался занятиям классической филологией, но он вовсе не был филологом-буквоедом старой школы; великие греческие и римские поэты и прозаики встречали у него полное понимание и оставались излюбленным его чтением до конца жизни.

Он уже почти закончил свои университетские занятия, когда со стороны Союзного сейма[35]35
  Союзный сейм – центральный орган Германского союза, заседавший во Франкфурте-на-Майне и состоявший из представителей германских государств. Союзный сейм являлся орудием реакционной политики германских государств.


[Закрыть] и правительств Австрии и Пруссии возобновились затихшие было в 20-х годах гонения против демагогов[36]36
  «Демагогами» были названы в постановлениях Карлсбадской конференции министров главных немецких государств 1819 г. участники оппозиционного движения среди немецкой интеллигенции в период, последовавший за войнами с наполеоновской Францией. Участники этого движения выступали против реакционного строя немецких государств, организовывали политические манифестации, на которых выдвигали требования объединения Германии. Преследования «демагогов» возобновились в 30-х годах, когда под влиянием революции 1830 г. во Франции усилилось оппозиционное и революционное движение в Германии и в других европейских странах.


[Закрыть]. Как член студенческой корпорации, он был в 1834 г. арестован; годами таскали его для следствия из тюрьмы в тюрьму, и, наконец, он был осужден. За что? Не думаю, чтобы он когда-нибудь считал, что стоит об этом говорить. Как бы то ни было, он попал в крепость Зильберберг. Там он встретил товарищем по несчастью, между прочим и Фрица Рейтера. – За несколько месяцев до смерти Вольфу попала в руки книга Рейтера «Из времен моего заключения», и, узнав в авторе своего старого товарища по несчастью, он тотчас же написал ему через издательство[37]37
  F. Reuter. «Ut mine Festungstid». In: «Reuters Werke», Bd. 4, Leipzig und Wien (Ф. Рейтер. «Из времен моего заключения». В книге: «Сочинения Рейтера», т. 4, Лейпциг и Вена). Упоминаемое Энгельсом письмо В. Вольфа Ф. Рейтеру от 30 декабря 1863 г. впервые опубликовано в «Zeitschrift fur Geschichtswissenschaft», Heft 6, 1957, S. 1244—1245 («Журнал по вопросам исторической науки», тетрадь 6, 1957, стр. 1244—1245).


[Закрыть]. Рейтер сразу же ответил ему пространным и очень сердечным письмом, которое лежит передо мной и которое доказывает, что, по крайней мере 12 января 1864 г., старый демагог был чем угодно, только не смиренным раскаявшимся грешником.

«Я сижу здесь», – пишет он, – «вот уж добрых 30 лет, мои волосы уже поседели, а я все жду настоящей революции, в которой, наконец, энергично проявилась бы воля народа. Но что толку?.. Если бы все же прусский народ отказался, по крайней мере, от уплаты налогов: это – единственное средство отделаться от Бисмарка и компании и до смерти рассердить старого короля».

Вольф испытал в Зильберберге все бесчисленные страдания и маленькие радости заключенных в крепость демагогов, так живо и с таким богатым юмором описанные Фрицем Рейтером в упомянутой книге. Слабым вознаграждением за сырые казематы и жестокие зимние холода служило лишь то обстоятельство, что старый застенок охранялся престарелыми инвалидами так называемого гарнизона, которые вовсе не отличались строгостью и частенько не могли устоять перед водкой или несколькими мелкими монетами на пиво. В конце концов, в 1839 г. здоровье Вольфа пошатнулось так сильно, что он был помилован.

Он поехал в Бреславль и рассчитывал просуществовать там в качестве учителя. Но расчет этот сделан был без хозяина, а хозяином было прусское правительство. Его университетские занятия были прерваны арестом, так что он не успел окончить положенный трехлетний курс, а тем более – сдать экзамен. А в прусском Китае в цех ученых принимался лишь тот, кто все это выполнил соответственно предписаниям. Всякий же другой; будь он даже таким знатоком своего дела, каким был Вольф в области классической филологии, стоял вне цеха и был лишен права в официальном порядке применять свои знания. Оставалась надежда перебиваться частными уроками. Но для этого требовалось разрешение правительства, а когда Вольф обратился за этим, ему было отказано. Демагогу пришлось бы умирать с голоду или вновь вернуться в родное село отбывать барщину, если бы в Пруссии не было поляков. Один познанский помещик взял его домашним учителем; у него он прожил несколько лет, о которых говорил всегда с особенным удовольствием.

По возвращении в Бреславль ему удалось, наконец, после долгих мытарств добиться от достопочтенного королевского правительства разрешения давать частные уроки, и теперь он мог по крайней мере обеспечить себе скромное существование. Большего этот непритязательный человек и не требовал. В то же время он снова вступил в борьбу против существующего угнетения, насколько это было возможно при тогдашних тяжелых условиях. Ему приходилось ограничиваться тем, чтобы предавать гласности отдельные факты произвола со стороны чиновников, помещиков и фабрикантов, но и в этом деле он встречал препятствия со стороны цензуры. Это, однако, не смущало его. В только что учрежденном в то время высшем суде по делам цензуры не было более упорного, неизменно повторявшего свои визиты завсегдатая, чем учитель Вольф из Бреславля. Не было для него большего удовольствия, чем оставить в дураках цензуру, что при глупости большинства цензоров было не так уж трудно для того, кто сколько-нибудь знал их слабые стороны. Так, он до крайности скандализировал благочестивые души, опубликовав в провинциальных силезских газетах следующую популярную «песнь» кающегося грешника, которую он обнаружил в старой книге церковных песнопений, бывшей еще кое-где в употреблении:

 
«Воистину – я стерва,
истинно грешник убогий,
пропитанный весь грехами,
как русский пропитан луком.
Господи Иисусе, возьми меня, пса, за ухо,
кинь мне кость милосердия
и зашвырни меня, грешного болвана,
на твои небеса милосердия».
 

С быстротой молнии песнь разнеслась по всей Германии, вызывая громкий хохот безбожников и возмущение «смиренных»[т. е. пиетистов. Ред.]. Цензор получил строгий выговор, а правительство с этого времени вновь стало зорко следить за частным учителем Вольфом, этим беспокойным сумасбродом, которого не смогли усмирить и пять лет заключения в крепости.

Немного понадобилось времени, чтобы опять нашелся предлог для возбуждения против него судебного дела. Ведь старопрусское законодательство было распространено по всей стране подобно искусно сплетенной системе ловушек, петель, волчьих ям и сетей, от которых не всегда могли уберечься даже верные подданные; тем легче попадали туда неверные.

Нарушение закона о печати, в котором Вольф был обвинен в конце 1845 или в начале 1846 г., было до такой степени незначительно, что теперь никто из нас не может даже припомнить ближайших обстоятельств дела[38]38
  В письме к Ф. Рейтеру от 30 декабря 1863 г. сам В. Вольф писал, что поводом для возбуждения против него дела о нарушении закона о печати послужила рукопись одной из его статей, попавшая в руки прусской полиции.


[Закрыть]. Но преследование приняло такие размеры, что Вольф, которому надоели прусские тюрьмы и крепости, скрылся от грозившего ему ареста и отправился в Мекленбург [Согласно Вермут-Штиберу («Die Communlsten-Verschworungen dee 19. Jahrhunderts», II, стр. 141)[39]39
  Имеется в виду книга: «Die Communisten-Verschworungen des neunzehnten Jahrhunderts». Berlin, Erster Theil 1853, Zweiter Theil 1854 («Коммунистические заговоры девятнадцатого столетия». Берлин, часть первая 1853, часть вторая 1854), составленная полицейскими чиновниками Вермутом и Штибером. В приложениях к первой части книги, в которой излагалась «история» рабочего движения в качестве руководства для полицейских, были перепечатаны некоторые попавшие в руки полиции документы Союза коммунистов. Вторая часть представляла собой «черный список» с биографическими сведениями о лицах, связанных с рабочим и демократическим движением.


[Закрыть], Вольф был осужден в 1846 г. Ореславльским высшим областным судом за «нарушение закона о печати» к трехмесячному заключению в крепости. (Примечание Энгельса в издании 1886 года.)]. Здесь он нашел у друзей надежное убежище, до тех нор пока не удалось устроить ему в Гамбурге беспрепятственный переезд в Лондон. В Лондоне, где он впервые вступил в общественную организацию, – в существующее еще и теперь Коммунистическое просветительное общество немецких рабочих, – он оставался недолго и вскоре, как мы уже говорили, приехал в Брюссель.

II

 В Брюсселе он скоро нашел работу в основанном там корреспондентском бюро, которое снабжало немецкие газеты известиями из Франции, Англии и Бельгии, редактировавшимися, насколько позволяли обстоятельства, в социал-демократическом духе. Когда «Deutsche-Brusseler-Zeitung»[40]40
  «Deutsche-Brusseler-Zeitung» («Немецкая брюссельская газета»), основанная немецкими политическими эмигрантами в Брюсселе, выходила с января 1847 по февраль 1848 года. Первоначально направление газеты определялось стремлением ее редактора мелкобуржуазного демократа Борнштедта примирить различные течения демократического лагеря. С лета 1847 г. газета, благодаря выступлениям на ее страницах Маркса и Энгельса и их соратников, все больше становилась рупором революционно-демократических и коммунистических идей. С сентября 1847 г. Маркс и Энгельс сделались постоянными сотрудниками газеты и стали оказывать непосредственное влияние на ее направление, фактически сосредоточив в последние месяцы 1847 г. в своих руках ее редакционные дела. Под руководством Маркса и Энгельса газета стала органом формировавшейся революционной партии пролетариата – Союза коммунистов.


[Закрыть] предоставила себя в распоряжение нашей партии, в этой газете стал сотрудничать и Вольф. В основанном тогда нами Немецком рабочем обществе в Брюсселе[41]41
  Немецкое рабочее общество в Брюсселе было основано Марксом и Энгельсом в конце августа 1847 г. с целью политического просвещения немецких рабочих, проживавших в Бельгии, и пропаганды среди них идей научного коммунизма. Под руководством Маркса и Энгельса и их соратников общество сделалось легальным центром объединения немецких революционных пролетариев в Бельгии и поддерживало прямую связь с фламандскими и валлонскими рабочими клубами. Лучшие элементы общества входили в брюссельскую общину Союза коммунистов. Деятельность Немецкого рабочего общества в Брюсселе прекратилась вскоре после февральской буржуазной революции 1848 г. во Франции в связи с арестами и высылкой его членов бельгийской полицией.


[Закрыть] Вольф скоро стал одним из самых любимых ораторов. Он еженедельно делал там обзоры текущих событий, – обзоры, которые всякий раз представляли собой шедевры популярного, юмористического и вместе с тем полного энергии изложения и которые особенно бичевали мелочность и низость как властителей, так и подданных в Германии. Эти политические обзоры стали до такой степени его излюбленной темой, что он выступал с ними в каждом союзе, в котором принимал участие, и всегда это было одинаково мастерское популярное изложение.

Разразилась февральская революция, сразу нашедшая отклик в Брюсселе. Толпы народа собирались каждый вечер на большой рыночной площади перед ратушей, занятой гражданским ополчением и жандармерией; многочисленные пивные и питейные дома вокруг рынка были битком набиты. Кричали:

«Vive la Republique!» [«Да здравствует республика!» Ред.], пели «Марсельезу», напирали друг на друга, толкались. Правительство держалось с виду тише воды, но в провинциях оно провело призыв запасных и отпускников. Г-ну Жотрану, самому видному из бельгийских республиканцев, было втайне сообщено, что король готов отречься от престола, если народ пожелает этого, и что он, если захочет, может услышать это от самого короля. Жотран действительно услышал от короля Леопольда, что тот сам в душе республиканец и никогда не станет на пути Бельгии, если последняя пожелает стать республикой; что он хотел бы только одного, – чтобы все обошлось мирно и без кровопролития, сам же, между прочим, надеется получить приличную пенсию. Это известие тайком быстро распространилось и вызвало такое успокоение, что не сделано было и попытки поднять восстание. Но лишь только были собраны резервы и большая часть войск сконцентрирована вокруг Брюсселя, – в маленькой стране для этого понадобилось всего три-четыре дня, – разговоров об отречении как не бывало; в один прекрасный вечер жандармерия с саблями наголо внезапно двинулась против народа, толпившегося на рыночной площади, – и пошли направо и налево аресты. Одним из первых был избит и арестован также и Вольф, спокойно шедший к своему дому. Его потащили в ратушу, где он еще раз подвергся побоям со стороны разъяренной и пьяной гражданской гвардии, и после нескольких дней ареста его переправили через границу во Францию.

В Париже он прожил недолго. Берлинская мартовская революция и подготовка к Франкфуртскому парламенту и к Берлинскому собранию побудили его прежде всего отправиться в Силезию, чтобы там бороться за победу радикальных элементов на выборах. Оттуда он хотел приехать к нам, как только мы организуем газету, будь то в Кёльне или в Берлине. Благодаря всеобщей любви, которой он пользовался, а также благодаря силе и популярности его красноречия, ему удалось, особенно в сельских избирательных округах, провести таких радикальных кандидатов, которые без него не имели бы никаких шансов на успех.

Между тем, с 1 июня в Кёльне стала выходить «Neue Rheinische Zeitung», главным редактором которой был Маркс; приехал вскоре и Вольф, чтобы занять свое место в редакции. Его неутомимое трудолюбие, его педантичная, неуклонная добросовестность представляли для него ту невыгоду, что в редакции, состоявшей исключительно из молодых людей, другие частенько освобождали себе лишний часок, будучи уверены, что «Лупус [дружеское прозвище В. Вольфа (Wolf – волк, по-латыни – lupus). Ред.] уж позаботится о том, чтобы газета вышла»; в этом отношении и я не был безгрешен. Вследствие этого Вольф в первое время издания газеты был занят больше текущей работой, чем руководящими статьями. Он вскоре нашел, однако, средство превратить и эту работу в самостоятельную деятельность, В текущей хронике под заголовком «По стране» подбирались сообщения из мелких немецких государств, и он с неподражаемым юмором изображал провинциальную захолустную ограниченность и филистерство как правителей, так и управляемых. В то же время он еженедельно делал в Демократическом обществе[42]42
  Демократическое общество в Кёльне образовалось в апреле 1848 года; в его состав, наряду с представителями мелкой буржуазии, входили рабочие и ремесленники. Маркс и Энгельс вступили в Демократическое общество, чтобы оказывать влияние на входившие в него пролетарские элементы и толкать на решительные действия мелкобуржуазных демократов. Маркс принял деятельное участие в руководстве обществом. Маркс, Энгельс, а также другие члены редакции «Neue Rheinische Zeitung» на собраниях Демократического общества добивались принятия решений, разоблачавших предательскую политику немецкой либеральной буржуазии, осуждавших нерешительную позицию Берлинского и Франкфуртского собраний. В апреле 1849 г. Маркс и его сторонники, приступив практически к созданию пролетарской партии, организационно порвали с мелкобуржуазной демократией и вышли из Демократического общества.


[Закрыть] обзоры текущих событий, благодаря которым он и здесь вскоре стал одним из самых любимых и влиятельных ораторов.

Глупость и трусость буржуазии, все более возраставшие после июньских боев в Париже, позволили реакции вновь собраться с силами. Придворные клики в Вене, Берлине, Мюнхене и т. д. работали рука об руку с благородным имперским правителем, а за кулисами стояла русская дипломатия и управляла нитями, заставлявшими плясать этих марионеток. Тогда-то, в сентябре 1848 г., наступило для этих господ время действовать. Под прямым и косвенным давлением России (обеспеченным заботами лорда Пальмерстона) первый шлезвиг-гольштейнский поход окончился позорным перемирием в Мальмё[43]43
  Речь идет о перемирии в шлезвиг-гольштейнской войне, заключенном 26 августа 1848 г. между Данией и Пруссией. Война против Дании, начавшаяся с восстания в Шлезвиг-Гольштейне, являлась частью революционной борьбы немецкого народа за объединение Германии. Правительства германских государств, в том числе Пруссии, под давлением народных масс вынуждены были принять участие в войне. Однако правящие круги Пруссии на деле саботировали военные действия и в августе 1848 г. заключили перемирие в Мальмё.
  Ратификация этого перемирия в сентябре 1848 г. франкфуртским Национальным собранием вызвала волну протестов и привела к народному восстанию во Франкфурте, подавленному с помощью прусских и австрийских войск. Весной 1849 г. военные действия в Шлезвиг-Гольштейне возобновились, но в июле 1850 г. Пруссия заключила мирный договор с Данией, что позволило последней разгромить повстанцев.


[Закрыть]. Франкфуртский парламент пал так низко, что утвердил его, и тем самым открыто и недвусмысленно отрекся от революции. Ответом было франкфуртское восстание 18 сентября; оно было подавлено. Почти в то же время произошло в Берлине столкновение между согласительным Учредительным собранием[44]44
  «Согласительным собранием» («Vereinbarungsversammlung») Маркс и Энгельс называли прусское Национальное собрание, созванное в Борлине в мае 1848 г. для выработки конституции «по соглашению с короной». Приняв эту формулу в качестве основы для своей деятельности, Собрание тем самым отказалось от принципа народного суверенитета.


[Закрыть] и короной. 9 августа Собрание в чрезвычайно мягком, даже робком постановлении просило правительство принять хоть какие-нибудь меры, чтобы наглое поведение реакционных офицеров более не проявлялось так открыто и вызывающе. Когда в сентябре Собрание потребовало выполнить это постановление, то ответом явилось назначение явно реакционного министерства Пфуля с генералом во главе (19 сентября), а пресловутого Врангеля назначили главнокомандующим войсками Бранденбурга – два очень прозрачных намека на то, что берлинским согласителям остается либо покаяться в грехах, либо дожидаться разгона. Началось всеобщее возбуждение. В Кёльне также происходили митинги и был назначен Комитет безопасности. Правительство решило нанести первый удар в Кёльне. Соответственно этому утром 25 сентября был арестован ряд демократов, между прочим и нынешний обер-бургомистр Кёльна, известный всем в то время под именем «Красного Беккера». Возбуждение росло. Пополудни на старой рыночной площади состоялось народное собрание. Председательствовал Вольф. Кругом было выставлено гражданское ополчение, не относившееся враждебно к демократическому движению, но прежде всего заботившееся о собственном благополучии. На заданный вопрос ополченцы ответили, что они здесь для защиты народа. Вдруг на рынок врываются люди с криком: «Пруссаки идут!» Иосиф Молль – он тоже был утром арестован, но освобожден народом – и как раз в это время произносил речь, воскликнул: «Граждане, неужели вы разбежитесь перед пруссаками?» – «Нет, нет!» – был ответ. – «Тогда нам нужно строить баррикады!» И все тотчас же взялись за дело. – Исход дня кёльнских баррикад известен. Не встретив сопротивления, оставшись безоружным (гражданское ополчение предусмотрительно разошлось по домам), без малейшего кровопролития все движение, вызванное ложной тревогой, окончилось ничем. Правительство достигло своей цели: Кёльн был объявлен на осадном положении, гражданское ополчение было разоружено, выход «Neue Rheinische Zeitung» приостановлен, а редакторы вынуждены были выехать за границу.

III

 Осадное положение в Кёльне продолжалось недолго, 4 октября оно было снято. 11—го вновь вышла «Neue Rheinische Zeitung». Вольф уехал в Дюркгейм, в Пфальце, где его оставили в покое. Так же, как относительно меня и некоторых других членов редакции, был издан приказ отдать его под суд по делу о заговоре и т. д. Но наш Вольф недолго вытерпел в Пфальце, и по окончании сбора винограда он внезапно появился вновь в редакции, помещавшейся на Унтер-Хутмахер, № 17. Ему удалось найти жилье так близко, что он мог проходить в редакцию через двор, не выходя на улицу. Однако такое заточение ему быстро надоело; почти каждый вечер, в длинном пальто и в фуражке с длинным козырьком, стал он выходить с наступлением темноты под предлогом покупки табака. Он думал, что его нельзя узнать, хотя его своеобразная коренастая фигура и решительная походка сразу бросались в глаза; во всяком случае, его никто не выдал. Так прожил он несколько месяцев, в то время как мы, все остальные, один за другим были освобождены от преследования. Наконец, 1 марта 1849 г. нас известили, что всякая опасность миновала, и тогда Вольф явился к следователю, который тоже заявил, что весь процесс, как основанный на преувеличенных сообщениях полиции, совершенно прекращен.

Между тем, в начале декабря Берлинское собрание было разогнано, и начался период мантёйфелевской реакции. Одно из первых мероприятий нового правительства заключалось в том, чтобы успокоить феодалов Восточной Пруссии относительно оспариваемого у них права на даровой труд крестьян. После мартовских дней крестьяне Восточной Пруссии повсюду перестали выполнять барщину, а в некоторых местах даже вынудили помещиков в письменной форме отказаться от права на такой труд. Нужно было, таким образом, лишь узаконить это фактическое положение вещей, и остэльбский крестьянин, с которого так долго драли шкуру, стал бы свободным человеком. Но Берлинское собрание, спустя целых 59 лет после 4 августа 1789 г., когда французское Национальное собрание уничтожило безвозмездно все феодальные повинности, все еще не могло отважиться на подобный шаг. Были несколько облегчены условия выкупа барщины; и только некоторые из самых скандальных и возмутительных феодальных прав должны были быть упразднены безвозмездно. Однако прежде чем этот законопроект был окончательно принят, последовал разгон Собрания, и господин Мантёйфель заявил, что такой проект правительство не примет в качестве закона. Тем самым были уничтожены надежды старопрусских барщинных крестьян, и было необходимо воздействовать на них, разъяснив им их положение. А для этого Вольф был самым подходящим человеком. Не только потому, что он сам был по происхождению сыном крепостного крестьянина и в детстве отбывал барщину на господском дворе; не только потому, что он сохранил пламенную ненависть против феодальных угнетателей, которую воспитало в нем такое детство; никто не знал так хорошо, как он, феодальный способ порабощения во всех его деталях, тем более в Силезии, в той области, где имелся полный комплект всех разнообразных форм этого порабощения [В издании 1886 г. далее следует: «Так начал Вольф кампанию против феодалов, которая достигла своего апогея в «Силезском миллиарде» и к которой я вернусь в дальнейшем. Это была кампания, которую в сущности обязана была вести буржуазия. Борьба с феодализмом была ведь всемирно-исторической задачей именно этого класса. Но, как мы видели, буржуазия ее не вела или вела только для видимости. Вследствие общественной и политической отсталости Германии немецкая буржуазия повсюду отказывалась от защиты своих собственных политических интересов, потому что за ее спиной уже поднимался угрожающе пролетариат. Смутные надежды и пожелании парижских рабочих в феврале, а еще более их отчаянная четырехдневная борьба в июне 1848 г., напугали буржуазию не только Франции, но и всей Европы. А в Германии даже простые демократические требования, давно уже приобретшие в Швейцарии силу закона, представлялись малодушным буржуа покушением на их собственность, на их безопасность, на их жизнь. Трусливые, как всегда, немецкие буржуа пожертвовали своими общими, т. е. политическими интересами ради того, чтобы каждый из них мог спасти свои частные интересы, свой капитал. Лучше возврат к старому бюрократически-феодальному абсолютизму, чем победа буржуазии как класса, чем современное буржуазное государство, завоеванное революционным путем, при усилении революционного класса – пролетариата! Таков был крик ужаса немецкой буржуазии, приведшей к победе реакции по всей линии.

Партии пролетариата пришлось таким образом взять на себя борьбу там, где буржуазия покинула поле битвы. И Вольф на столбцах «Neue Rheinische Zeitung» вступил в борьбу с феодализмом. Но выступил он не на радость буржуазии; нет, он выступил подлинно революционным образом, так, что от этих статей, проникнутых духом великой французской революции, буржуазия пришла в такой же ужас, как и сами феодальные господа и правительство».

Окончание настоящей главы, как и текст глав IV—IX до слов: «19 мая «Neue Rheinische Zeitung» была запрещена...» (см. настоящий том, стр. 90), были (кроме двух заключительных фраз главы IV, см. настоящий том, стр. 72) в издании 1886 г. опущены. Ред.]

Вольф начал кампанию в номере от 19 декабря 1848 г. статьей о вышеупомянутом заявлении министерства. 29 декабря последовала вторая, более резкая статья по поводу октроированного «Указа о временном урегулировании взаимоотношений между помещиками и крестьянами в Силезии».

Этот указ, говорил Вольф,

«является призывом к господам князьям, вельможам, графам, баронам и т. д. поскорее, под прикрытием закона, так «временно» обобрать и ограбить сельское население, чтобы после этакого жирного года тем легче было пережить тощие. До марта Силезия была землей обетованной для помещиков. Благодаря изданным в 1821 г. законам о выкупе барщины феодальное юнкерство устроилось так тепло, что лучше и не придумать. Благодаря выкупу, который всегда и везде устанавливается и проводится к выгоде привилегированных и ведет к разорению сельского населения, силезское юнкерство получило из рук крестьян не менее 80 миллиончиков наличными деньгами, пахотной землей и рентой. А выкупным платежам не видно было конца. Отсюда ярость против безбожной революции 1848 года. Крестьяне отказывались впредь нести, как послушная скотина, дворовую службу у своего помещика и продолжать платить такие же нестерпимые оброки, проценты и поборы всякого рода. В кассах помещиков образовалась опасная пустота».

Берлинское собрание взяло в свои руки урегулирование этих отношений.

«Медлить было опасно. Это поняла потсдамская камарилья, которая тоже умеет набивать себе карман, не щадя пота и крови крестьянства. Итак, к черту Собрание! Сами переделаем законы так, как нам покажется выгоднее! – Так и случилось. Появившийся в «Staats-Anzeigen> указ, касающийся Силезии, – не что иное, как ловушка с волчьими ямами и прочими принадлежностями: уж если сельское население попадет в нее – оно безвозвратно погибло».

Затем Вольф показывает, что указом в сущности восстанавливается домартовское положение, и заканчивает таким образом:

«Но разве это поможет? Господам помещикам нужны деньги. Наступает зима с ее балами, маскарадами, соблазнительными карточными столами и т. д. Крестьяне, до сих пор дававшие средства на развлечения, должны их доставлять и дальше. Юнкерство хочет по крайней мере еще раз устроить себе веселый карнавал и по возможности использовать ноябрьские успехи абсолютизма. Оно поступает правильно, спеша с вызывающим задором танцевать и веселиться, потому что благословенные дворянские оргии могут вскоре оборваться страшными галицийскими сценами[45]45
  Вольф имел в виду восстание украинских крестьян в Галиции в феврале – марте 1846 г., совпавшее по времени с национально-освободительным восстанием в Кракове. Используя классовые противоречия, австрийские власти сумели вызвать столкновения между восставшими галицийскими крестьянами и польской шляхтой, пытавшейся выступить на поддержку Кракова. Крестьянское восстание, начавшись с разоружения шляхетских повстанческих отрядов, вылилось затем в массовый разгром помещичьих усадеб. Справившись с повстанческим движением шляхты, австрийское правительство подавило также и крестьянское восстание в Галиции.


[Закрыть]».

20 января появилась новая статья Вольфа, бившая в ту же точку. Реакционная партия заставила какого-то старосту Кренгеля в Нессине, близ Кольберга, вместе с несколькими по-денщиками подписать запрос к королю о том, правда ли, будто его величество действительно намеревалось разделить земельную собственность и наделить ею безземельных.

«Можно себе представить», – говорит Вольф, – «смертельный испуг и бессонные ночи поденщиков из Нессина, когда они услышали о таких намерениях. Как, король хочет делить земельную собственность? Мы, поденщики, с таким восторгом обрабатывающие поля нашего помещика за 5 зильбергрошей в день, мы должны перестать наниматься в поденщики и обрабатывать свое собственное поле? Наш господин помещик, имеющий 80—90 поместий и всего только несколько сот тысяч моргенов, должен будет несколько моргенов отдать нам? – Нет, при одной мысли о таком ужасном несчастии наши поденщики задрожали всем телом. Они не могли успокоиться ни на минуту, пока не убедились, что на деле никто не ввергнет их в этакое беспросветное бедствие, что угрожающие моргены земли далеки от них и будут по-прежнему оставлены у господина помещика».

IV

 Но все это было еще только первой перестрелкой. В начале 1849 г. у французских социал-демократов все более широкую популярность завоевывал ранее возникший проект: потребовать обратно миллиард франков, который в 1825 г. правительство подарило вернувшимся из эмиграции дворянам в качестве компенсации за потерянные ими во время великой французской революции имения, и использовать эти деньги в интересах трудящихся масс. 16 марта «Neue Rheinische Zeitung» поместила передовицу по этому вопросу, а на следующий же день Вольф дал статью «Прусский миллиард».

«Рыцарь Шнапганский» [прозвище «Шнапганский» от слова «Schnapphahn» – «разбойник», «хапун», «мошенник». Ред.] (Лихновский) «умер. Но разбойников у нас еще очень много. Юнкеры Померании и Бранденбурга объединились с остальными прусскими юнкерами. Они надели святую одежду добродетельного буржуа и называют себя: «Союз защиты собственности всех классов населения», – конечно, феодальной собственности... Они замышляют не больше и не меньше, как ограбить, наряду с другими, и. Рейнскую провинцию на сумму около 20 миллионов талеров и сунуть эти деньги в свой карман. План недурен. Жители Рейнской провинции должны почитать за особую честь то, что юнкеры фон Тадден-Триглафф в Восточной Померании, фон Арнимы и фон Мантёйфели вместе с несколькими тысячами захолустных юнкеров соизволят оказать им честь, уплатив из рейнских денег свои долги».

Действительно,   господин   фон   Бюлов-Куммеров,   тогда   известный   как   Бюлов-Куммерфоль [Игра слов: «Cummerow»—фамилия, «Kummervoll»—«печальный». Ред.], изобрел некий проектик, который был принят вышеупомянутым юнкерским союзом или, как Вольф его называл, «юнкерским парламентом» и послан в качестве петиции правительству и палатам, – план регулирования поземельного налога в Пруссии. С одной стороны, землевладельцы-крестьяне, особенно в западных провинциях, жаловались на то, что им приходится платить слишком большой поземельный налог; с другой стороны, крупные землевладельцы-дворяне восточных провинций вовсе не платили поземельного налога, хотя уже закон от 27 октября 1810 г. облагал их этим налогом, как и всех других землевладельцев. Юнкерский парламент нашел способ устранить оба бедствия. Послушаем Вольфа.

«Юнкеры хотят «принести жертвы, чтобы устранить господствующее теперь недовольство». Так они говорят. Кто мог ожидать от них такого великодушия! Однако в чем же состоят эти жертвы? Они предлагают, чтобы доход от всякого земельного участка был твердо определен путем приблизительной оценки, а затем – чтобы по всей стране был установлен поземельный налог, прямо пропорциональный этому доходу. Благородство-то это невелико, так как они теперь собираются сделать лишь то, что обязаны делать по закону вот уж 38 лет. Но пойдем дальше. Они требуют, чтобы юнкеры и владельцы дворянских поместий, которые до сих пор противозаконно уклонялись от уплаты налога... может быть, доплатили налог? – да нет же: за то, что они отныне соизволят платить налоги, они должны быть «компенсированы соответствующим капиталом», а именно, – выплатой 25-кратной суммы того налога, который в дальнейшем должен уплачиваться. «Те же, с которых до сих пор несправедливо брали слишком высокий поземельный налог, должны... не получить обратно уплаченный излишек, а, наоборот, получить право избавиться от дальнейших взносов», откупаясь путем единовременной уплаты, в зависимости от обстоятельств, 18—20-кратной суммы налога. – «Более высокие налоги будут теперь уплачиваться крестьянами восточных провинций и, кроме того, в особенности крестьянами Рейнской провинции. Старопрусские крестьяне и жители Рейнской провинции теперь, таким образом, должны еще выплачивать за это капиталы. До сих пор владельцы дворянских поместий в восточных провинциях совсем ничего не платили или платили лишь незначительные поземельные сборы... Они-то, стало быть, и получат деньги, которые должны внести жители Рейнской провинции и крестьяне»».