355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Карл Генрих Маркс » Диалектический материализм » Текст книги (страница 68)
Диалектический материализм
  • Текст добавлен: 16 августа 2017, 10:30

Текст книги "Диалектический материализм"


Автор книги: Карл Генрих Маркс


Соавторы: Иосиф Сталин (Джугашвили),Фридрих Энгельс,Владимир Ленин

Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 68 (всего у книги 79 страниц)

Элементы материалистической диалектики

1) Определение понятия самого из себя [сама вещь в ее отношениях и в ее развитии должна быть рассматриваема];

2) противоречивость в самой вещи, противоречивые силы и тенденции во всяком явлении;

3) соединение анализа и синтеза. Таковы элементы диалектики, по-видимому.

Можно, пожалуй, детальнее эти элементы представить так:

1) объективность рассмотрения (не примеры, не отступления, а вещь сама в себе). X

2) вся совокупность многоразличных отношений этой вещи к другим.

3) развитие этой вещи (respective явления), ее собственное движение, ее собственная жизнь.

4) внутренне противоречивые тенденции (и стороны) в этой вещи.

5) вещь (явление etc.) как сумма и единство противоположностей.

6) борьбa respective развертывание этих противоположностей, противоречивость стремлений etc.

7) соединение анализа и синтеза, – разборка отдельных частей и совокупность, суммирование этих частей вместе.

X 8) отношения каждой вещи (явления etc.) не только многоразличны, но всеобщи, универсальны. Каждая вещь (явление, процесс etc.) связаны с каждой.

9) не только единство противоположностей, но переходы каждого определения, качества, черты, стороны, свойства в каждое другое [в свою противоположность?].

10) бесконечный процесс раскрытия новых сторон, отношений etc.

11) бесконечный процесс углубления познания человеком вещи, явлений, процессов и т. д. от явлений к сущности и от менее глубокой к более глубокой сущности.

12) от сосуществования к каузальности и от одной формы связи и взаимозависимости к другой, более глубокой, более общей.

13) повторение в высшей стадии известных черт, свойств etc. низшей и

14) возврат якобы к старому (отрицание отрицания).

15) борьба содержания с формой и обратно. Сбрасывание формы, переделка содержания.

16) Переход количества в качество и vice versa.

(15 и 16 суть примеры 9-го))

+ (продолжение. См. предыдущую стр.) («Ленинский сборник» IX, стр. 257 – 259, изд. 1-е.)

Элементы диалектики

С «принципом развития» в XX в. (да и в конце XIX века) «согласны все». – Да, но это поверхностное, непродуманное, случайное, филистерское «согласие» есть того рода согласие, которым душат и опошляют истину. – Если все развивается, значит все переходит из одного в другое, ибо развитие заведомо не есть простой, всеобщий и вечный рост, увеличение (соответственно уменьшение) и т. д. – Раз так, то во-первых, надо точнее понять эволюцию, как возникновение и уничтожение всего, взаимопереходы. – А во-вторых, если все развивается, то относится ли сие к самым общим понятиям и категориям мышления? Если нет, значит, мышление не связано с бытием. Если да, значит, есть диалектика понятий и диалектика познания, имеющая объективное значение. +

К вопросу о диалектике и ее объективном значении.

I принцип развития...

II принцип единства...

+ Кроме того, всеобщий принцип развития надо соединить, связать, совместить с всеобщим принципом единства мира, природы, движения, материи и т. д. (Ленинский сборник» XII, стр. 185 – 187.)

NB

«Цельность, совокупность моментов действительности, которая в своем развертывании оказывается необходимостью».

Развертывание всей совокупности моментов действительности NB = сущность диалектического познания. («Ленинский сборник» IX, стр. 159.)

План диал[екти]ки (логики) Гегеля

(ОГЛАВЛЕНИЕ МАЛОЙ ЛОГИКИ (ЭНЦ[ИКЛОПЕД]ИИ)

[«План диалектики Гегеля» записан Лениным в тетради арх. № 18693, вслед за записью конспекта книги Ноэля (стр. 278). – Ред.]

I. Учение о бытии.

А) Качество. а) Бытие; b) Наличное бытие; с) Для-себя-

бытие.

B) К[о]л[и]ч[ест]во. а) чистое к[о]л[и]ч[ест]во; b) вели-

чина (Quantum); с) степень.

C) Мера.

II. Учение о сущности.

А) Сущность, к[а]к основа существования.

a) тождество – различие – основа.

b) существование.

c) вещь.

B) Явление. а) мир явления; b) содержание и форма;

с) отношение.

C) Действительность.

a) отношение субстанциальности

b) отношение каузальности

c) взаимодействие.

III. Учение о понятии.

A) Субъективное понятие. а) понятие; b) суждение; с) заключение.

B) Объект. а) механизм; b) химизм; с) телеология.

C) Идея. а) жизнь; b) познание; с) абсолютная идея.

понятие (познание) в бытии (в непосредственных явлениях) открывает сущность (закон причины, тожд[ество], различ[ие etc.] – таков действительно общий ход всего ч[елове]ч[еского] познания (всей науки) вообще. Таков ход и ест[ество]знания и п[олитической] эк[оном]ии [и истории]. Диал[екти]ка Г[еге]ля есть, постольку, обобщение истории мысли. Чрезвычайно благодарной кажется задача проследить сие конкретнее, подробнее на истории отдельных наук. В логике история мысли должна, в общем и целом, совпадать с законами мышления.

Бросается в глаза, ч[то] иногда Г[егель] идет от абстр[актного] к конкр[етному] (Seyn – абстр[актное] – Daseyn – конкр[етное] – Fürsicheyn), – иногда наоборот (субъек[тивное] понятие) – объект – истина (абс[олютная] идея). Не есть ли это непоследовательность идеалиста (то, что М[аr]х называл Ideen mystik [Мистика идей. – Ред.] у Гегеля)? Или есть более глубокие резоны? (напр[имер], бытие = ничто – идея становления, развития). Сначала мелькают впечатл[ения], затем выделяется нечто, – потом развиваются понятия качества (определения вещи или явления) и к[о]л[и]ч[ест]ва. Затем изучение и размышление направляют мысль к познанию тожде[ства] – различия – основы – сущности v[ersu]s [против. – Ред.] явления, – прич[инно]сти etc. Все эти моменты (шаги, ступени, процессы) познания направляются от субъекта к объекту, проверяясь практикой и приходя через эту проверку к истине (= абс[олютной] идее).

Качество и ощущение (Empfindung) одно и то же г[ово]рит Ф[ейе]рб[а]х. Самым первым и самым известным нам является ощущение, а в нем неизбежно и качество...

[Если М[аr]х не оставил «Логики» (с большой буквы), то он оставил логику «Капитала», и это следовало бы сугубо использовать по данному вопросу. В «Капитале» применена к одной науке логика, диалектика и теория познания материализма [не надо 3-х слов: это одно и то же], взявшего все ценное у Гегеля и двинувшего сие ценное вперед.]

товар – деньги – капитал

↗пр[оизводство] абс[олютной] M[ehr]w[ert] [Прибавочной стоимости. – Ред.].

↘пр[оизводство] отн[осительной] M[ehr]w[ert] [Прибавочной стоимости. – Ред.]

История кап[итали]зма и анализ понятий, резюмирующих ее.

Начало – самое простое, обычное, массовидное, непосредственное «бытие»: отд[ельный] товар («seyn» в п[олитической] эк[оном]ии). Анализ его, к[а]к отношения социального. Анализ двоякий, дедукт[ивный] и индукт[ивный], – логич[еский] и историч[еский] (ф[ор]мы стоимости).

проверка фактами resp[ective] практикой есть зд[есь] в каждом шаге анализа ср. к вопросу о сущности v[ersu]s

явление

– цена и с[тоимо]сть

– спр[ос] и предл[ожение]

v[ersu]s Werlh

(= kryst[allisirte] Arb[eit]) [кристаллизованный труд. – Ред.]

– з[аработная] пл[ата] и цена

р[абочей] силы.

(«Ленинский сборник» XII, стр. 290 – 292.)

абстр[актное] «Seyn» т[оль]ко к[а]к момент в πάντα ρει [все течет]

Учение ленинизма об основном звене

«Недостаточно быть революционером и сторонником социализма или коммунистом вообще», – писал я в апреле 1918 г. в «Очередных задачах советской власти». – «Надо уметь найти в каждый момент то особое звено цепи, за которое надо всеми силами ухватиться, чтобы удержать всю цепь и подготовить прочно переход к следующему звену, причем порядок звеньев, их форма, их сцепление, их отличие друг от друга в исторической цепи событий не так просты и не так глупы, как в обыкновенной, кузнецом сделанной, цепи».

В данный момент в той области деятельности, о которой идет речь, таким звеном является оживление внутренней торговли при ее правильном государственном регулировании (направлении). Торговля – вот то «звено» в исторической цепи событий, в переходных формах нашего социалистического строительства 1921 – 1922 гг., «за которое надо всеми силами ухватиться» нам, пролетарской государственной власти, нам, руководящей коммунистической партии. Если мы теперь за это звено достаточно крепко «ухватимся», мы всей цепью в ближайшем будущем овладеем наверняка. А иначе нам всей цепью не овладеть, фундамента социалистических общественно-экономических отношений не создать. (Ленин, О значении золота теперь и после полной победы социализма (1921), Соч., т. XXVII, стр. 82.)

Одно из величайших достоинств политической стратегии нашей партии состоит в том, что она умеет выбирать в каждый данный момент основное звено движения, уцепившись за которое она тянет потом всю цепь к одной общей цели для того, чтобы добиться разрешения задачи. Можно ли сказать, что партия уже выбрала основное звено колхозного движения в системе колхозного строительства? Да, можно и нужно.

В чем состоит оно, это основное звено?

Может быть, в товариществе по совместной обработке земли? Нет, не в этом. Товарищества по совместной обработке земли, где средства производства еще не обобществлены, представляют уже пройденную ступень колхозного движения.

Может быть, в сельскохозяйственной коммуне? Нет, не в коммуне. Коммуны представляют пока еще единичное явление в колхозном движении. Для сельскохозяйственных коммун, как преобладающей формы, где обобществлено не только все производство, но и распределение, условия еще не назрели.

Основное звено колхозного движения, его преобладающую форму в данный момент, за которую надо теперь ухватиться, представляет сельскохозяйственная артель.

В сельскохозяйственной артели обобществлены основные средства производства, главным образом по зерновому хозяйству: труд, землепользование, машины и прочий инвентарь, рабочий скот, хозяйственные постройки. В ней не обобществляются: приусадебные земли (мелкие огороды, садики), жилые постройки, известная часть молочного скота, мелкий скот, домашняя птица и т. д. Артель является основным звеном колхозного движения потому, что она есть наиболее целесообразная форма разрешения зерновой проблемы. Зерновая же проблема является основным звеном в системе всего сельского хозяйства потому, что без ее разрешения невозможно разрешить ни проблему животноводства (мелкого и крупного), ни проблему технических и специальных культур, дающих основное сырье для промышленности. Вот почему сельскохозяйственная артель является в данный момент основным звеном в системе колхозного движения. (Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 467 – 468, изд. 9-е.)

...Нахождение в каждый данный момент того особого звена в цепи процессов, ухватившись за которое можно будет удержать всю цепь и подготовить условия для достижения стратегического успеха.

Дело идет о том, чтобы выделить из ряда задач, стоящих перед партией, ту именно очередную задачу, разрешение которой является центральным пунктом и проведение которой обеспечивает успешное разрешение остальных очередных задач.

Значение этого положения можно было бы демонстрировать на двух примерах, из которых один можно было бы взять из далекого прошлого (период образования партии), а другой – из наиболее близкого нам настоящего (период нэпа).

В период образования партии, когда бесчисленное множество кружков и организаций не было еще связано между собой, когда кустарничество и кружковщина разъедали партию сверху донизу, когда идейный разброд составлял характерную черту внутренней жизни партии, – в этот период основным звеном и основной задачей в цепи звеньев и в цепи задач, стоявших тогда перед партией, оказалось создание общерусской нелегальной газеты. Почему? Потому, что только через общерусскую нелегальную газету можно было при тогдашних условиях создать спевшееся ядро партии, способное связать воедино бесчисленные кружки и организации, подготовить условия идейного и тактического единства и заложить таким образом фундамент для образования действительной партии.

В период перехода от войны к хозяйственному строительству, когда промышленность прозябала в когтях разрухи, а сельское хозяйство страдало от недостатка городских изделий, когда смычка государственной индустрии с крестьянским хозяйством превратилась в основное условие успешного социалистического строительства, – в этот период основным звеном в цепи процессов, основной задачей в ряду других задач оказалось развитие торговли. Почему? Потому, что в условиях нэпа смычка индустрии с крестьянским хозяйством невозможна иначе, как через торговлю, потому, что производство без сбыта в условиях нэпа является смертью для индустрии, потому, что индустрию можно расширить лишь через расширение сбыта путем развития торговли, потому, что, только укрепившись в области торговли, только овладев торговлей, только овладев этим звеном, можно будет надеяться сомкнуть индустрию с крестьянским рынком и успешно разрешить другие очередные задачи, для того чтобы создать условия для постройки фундамента социалистической экономики. (Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 60 – 61, изд. 9-е.)

Почему большевики ухватились именно за советы, как за основной организационный рычаг, могущий облегчить дело изоляции меньшевиков и эсеров, способный двинуть вперед дело пролетарской революции и призванный подвести миллионные массы трудящихся к победе диктатуры пролетариата?

Что такое советы?

«Советы, – говорил Ленин еще в сентябре 1917 г., – суть новый государственный аппарат, дающий, во-первых, вооруженную силу рабочих и крестьян, причем эта сила не оторвана от народа, как сила старой постоянной армии, а теснейшим образом с ним связана; в военном отношении эта сила несравненно более могучая, чем прежние; в революционном отношении она незаменима ничем другим. Во-вторых, этот аппарат дает связь с массами, с большинством народа настолько тесную, неразрывную, легко проверимую и возобновляемую, что ничего подобного в прежнем государственном аппарате нет и в помине. В-третьих, этот аппарат, в силу выборности и сменяемости его состава по воле народа, без бюрократических формальностей, является гораздо более демократическим, чем прежние аппараты. В-четвертых, он дает крепкую связь с самыми различными профессиями, облегчая тем различнейшие реформы самого глубокого характера без бюрократизма. В-пятых, он дает форму организации авангарда, т. е. самой сознательной, самой энергичной, передовой части угнетенных классов, рабочих и крестьян, являясь, таким образом, аппаратом, посредством которого авангард угнетенных классов может поднимать, воспитать, обучать и вести за собой всю гигантскую массу этих классов, до сих пор стоявшую совершенно вне политической жизни, вне истории. В-шестых, он дает возможность соединить выгоды парламентаризма с выгодами непосредственной и прямой демократии, т. е. соединять в лице выборных представителей народа и законодательную функцию и исполнение законов. По сравнению с буржуазным парламентаризмом это такой шаг вперед в развитии демократии, который имеет всемирно-историческое значение... Если бы народное творчество революционных классов не создало советов, то пролетарская революция была бы в России делом безнадежным, ибо со старым аппаратом пролетариат, несомненно, удержать власти не мог бы, а нового аппарата сразу создать нельзя» (см. т. XXI, стр. 258 – 259).

Вот почему ухватились большевики за советы как за основное организационное звено, могущее облегчить организацию Октябрьской революции и создание нового могучего аппарата пролетарской государственности. (Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 93 – 94, изд. 9-е.)

V. Борьба Ленина за чистоту марксистской философии
Борьба Ленина с философским ревизионизмом

В области философии ревизионизм шел в хвосте буржуазной профессорской «науки». Профессора шли «назад к Канту», – и ревизионизм тащился за неокантианцами, профессора повторяли тысячу раз сказанные поповские пошлости против философского материализма, – ревизионисты, снисходительно улыбаясь, бормотали (слово в слово по последнему хандбуху) [Руководству. – Ред.], что материализм давно «опровергнут»; профессора третировали Гегеля, как «мертвую собаку», и, проповедуя сами идеализм, только в тысячу раз более мелкий и пошлый, чем гегелевский, презрительно пожимали плечами по поводу диалектики, – и ревизионисты лезли за ними в болото философского опошления науки, заменяя «хитрую» (и революционную) диалектику «простой» (и спокойной) «эволюцией»; профессора отрабатывали свое казенное жалованье, подгоняя и идеалистические и «критические» свои системы к господствовавшей средневековой «философии» (т. е. к теологии), – и ревизионисты пододвигались к ним, стараясь сделать религию «частным делом» не по отношению к современному государству, а по отношению к партии передового класса.

Какое действительное классовое значение имели подобные «поправки» к Марксу, об этом не приходится говорить – дело ясно само собой. Мы отметим только, что единственным марксистом в международной социал-демократии, давшим критику тех невероятных пошлостей, которые наговорили здесь ревизионисты, с точки зрения последовательного диалектического материализма, был Плеханов. Это тем более необходимо решительно подчеркнуть, что в наше время делается глубоко ошибочные попытки провезти старый и реакционный философский хлам под флагом критики тактического оппортунизма Плеханова [См. книгу «Очерки философии марксизма» Богданова, Базарова и др. Здесь не место разбирать эту книгу, и я должен ограничиться пока заявлениями, что в ближайшем будущем покажу в ряде статей или в особой брошюре, что все сказанное в тексте про неокантианских ревизионистов относится по существу дела и к этим «новым» неоюмистским и необерклианским ревизионистам.]. (Ленин, Марксизм и ревизионизм (1908 г.), Соч., т. XII, стр. 184 – 185.)

Целый ряд писателей, желающих быть марксистами, предприняли у нас в текущем году настоящий поход против философии марксизма. Менее чем за полгода вышло в свет четыре книги, посвященные главным образом и почти всецело нападкам на диалектический материализм. Сюда относятся прежде всего «Очерки по (? надо было сказать: против) философии марксизма», Спб. 1908, сборник статей Базарова, Богданова Луначарского, Бермана, Гельфонда, Юшкевича, Суворова; затем книги: Юшкевича – «Материализм и критический реализм», Бермана – «Диалектика в свете современной теории познания», Валентинова – «Философские построения марксизма».

Все эти лица не могут не знать, что Маркс и Энгельс десятки раз называли свои философские взгляды диалектическим материализмом. И все эти лица, объединенные – несмотря на резкие различия политических взглядов – враждой против диалектического материализма, претендуют в то же время на то, что они в философии марксисты! Энгельсовская диалектика есть «мистика», – говорит Берман, взгляды Энгельса «устарели», – мимоходом, как нечто само собою разумеющееся, бросает Базаров, – материализм оказывается опровергнутым нашими смелыми воинами, которые гордо ссылаются на «современную теорию познания», на «новейшую философию» (или «новейший позитивизм»), на «философию современного естествознания» или даже «философию естествознания XX века». Опираясь на все эти якобы новейшие учения, наши истребители диалектического материализма безбоязненно договариваются до прямого фидеизма [Фидеизм есть учение, ставящее веру на место знания или вообще отводящее известное значение вере.] (у Луначарского всего яснее, но вовсе не у него одного!), но у них сразу пропадает всякая смелость, всякое уважение к своим собственным убеждениям, когда дело доходит до прямого определения своих отношений к Марксу и Энгельсу. На деле – полное отречение от диалектического материализма, т. е. от марксизма. На словах – бесконечные увертки, попытки обойти суть вопроса, прикрыть свое отступление, поставить на место материализма вообще кого-нибудь одного из материалистов, решительный отказ от прямого разбора бесчисленных материалистических заявлений Маркса и Энгельса. Это – настоящий «бунт на коленях», по справедливому выражению одного марксиста. Это – типичный философский ревизионизм, ибо только ревизионисты приобрели себе печальную славу своим отступлением от основных воззрений марксизма и своей боязнью или своей неспособностью открыто, прямо, решительно и ясно «рассчитаться» с покинутыми взглядами. Когда ортодоксам случалось выступать против устаревших воззрений Маркса (например, Мерингу против некоторых исторических положений), – это делалось всегда с такой определенностью и обстоятельностью, что никто никогда не находил в подобных литературных выступлениях ничего двусмысленного.

Впрочем, в «Очерках «по» философии марксизма» есть одна фраза, похожая на правду. Это – фраза Луначарского: «может быть, мы» (т. е., очевидно, все сотрудники «Очерков») «заблуждаемся, но ищем» (стр. 161). Что первая половина этой фразы содержит абсолютную, а вторая – относительную истину, это я постараюсь со всей обстоятельностью показать в предлагаемой вниманию читателя книге. Теперь же замечу только, что если бы наши философы говорили не от имени марксизма, а от имени нескольких «ищущих» марксистов, то они проявили бы больше уважения и к себе самим и к марксизму.

Что касается до меня, то я тоже – «ищущий» в философии. Именно: в настоящих заметках я поставил себе задачей разыскать, на чем свихнулись люди, преподносящие под видом марксизма нечто невероятно сбивчивое, путаное и реакционное. (Ленин, Материализм и эмпириокритицизм, Соч., т. XIII, изд. 3-е, стр. 11 – 12.)

Перелистывал эти дни записки Суханова о революции. Бросается особенно в глаза педантство всех наших мелкобуржуазных демократов, как и всех героев II Интернационала. Уже не говоря о том, что они необыкновенно трусливы, что даже лучшие из них кормят себя оговорочками, когда речь идет о мельчайшем отступлении от немецкого образца, уже не говоря об этом свойстве всех мелкобуржуазных демократов, достаточно проявленном ими во всю революцию, бросается в глаза их рабская подражательность прошлому.

Они все называют себя марксистами, но понимают марксизм до невозможной степени педантски. Решающего в марксизме они совершенно не поняли: именно, его революционной диалектики. Даже прямые указания Маркса на то, что в моменты революции требуется максимальная гибкость, ими абсолютно не поняты, и даже не замечены, например, указания Маркса в его переписке, относящейся, помнится, к 1856 г., когда он высказывал надежду на соединение крестьянской войны в Германии, могущей создать революционную обстановку, с рабочим движением, – даже это прямое указание они обходят и ходят кругом и около него, как кот около горячей каши.

Во всем своем поведении они обнаруживают себя, как трусливые реформисты, боящиеся отступить от буржуазии, а тем более порвать с ней, и в то же время прикрывают свою трусливость самым бесшабашным фразерством и хвастовством. Но даже и чисто теоретически у них всех бросается в глаза полная неспособность понять следующее соображение марксизма: они видели до сих пор определенный путь развития капитализма и буржуазной демократии в Западной Европе. И вот, они не могут себе представить, что этот путь не может быть считаем образцом mutatis mutandis [Соответственными изменениями. – Ред.] не иначе, как с некоторыми поправками (совершенно незначительными с точки зрения всемирной истории).

Первое – революция, связанная с первой всемирной империалистической войной. В такой революции должны были сказаться новые черты, или видоизмененные в зависимости именно от войны, потому что никогда в мире такой войны, в такой обстановке, еще не бывало. До сих пор мы видим, что буржуазия богатейших стран не может наладить «нормальных» буржуазных отношений после этой войны, а наши реформисты, мелкие буржуа, корчащие из себя революционеров, считали и считают пределом (его же не прейдеши) нормальные буржуазные отношения, причем понимают эту «норму» до крайности шаблонно и узко.

Второе – им совершенно чужда всякая мысль о том, что при общей закономерности развития во всей всемирной истории нисколько не исключаются, а, напротив, предполагаются отдельные полосы развития, представляющие своеобразие либо формы, либо порядка этого развития. Им не приходит даже, например, и в голову, что Россия, стоящая на границе стран цивилизованных и стран, впервые этой войной окончательно втягиваемых в цивилизацию, стран всего Востока, стран внеевропейских, что Россия поэтому могла и должна была явить некоторые своеобразия, лежащие, конечно, по общей линии мирового развития, но отличающие ее революцию от всех предыдущих западноевропейских стран и вносящие некоторые частичные новшества при переходе к странам восточным. (Ленин, О нашей революции (1923 г.), Соч., т. XXVII, изд. 3-е, стр. 398 – 399.)

Насчет материализма именно как миропонимания думаю, что не согласен с вами по существу. Именно не о «материалистическом понимании истории» (его не отрицают наши «эмпирио-» [«Наши «эмпирио-»», т. е. эмпириокритики и эмпириомонисты (А. А. Богданов, В. А. Базаров, А. В. Луначарский). О ходе разногласий с ними см. следующее (209) письмо, стр. 527 настоящего тома.]), а о философском материализме. Чтобы англосаксы и германцы «материализму» были обязаны своим мещанством, а романцы анархизмом, – это я решительно оспариваю. Материализм, как философия, везде у них в загоне. «Neue Zeit», самый выдержанный и знающий орган, равнодушен к философии, никогда не был ярым сторонником философского материализма, а в последнее время печатал, без единой оговорки, эмпириокритиков. Чтобы из того материализма, которому учили Маркс и Энгельс, можно было вывести мертвое мещанство, это неверно, неверно! Все мещанские течения в социал-демократии воюют всего больше с философским материализмом, тянут к Канту, к неокантианству, к критической философии. Нет, та философия, которую обосновал Энгельс в «Анти-Дюринге», мещанства не допускает и на порог. Плеханов вредит этой философии, связывая тут борьбу с фракционной борьбой, но ведь теперешнего Плеханова ни один русский социал-демократ не должен смешивать со старым Плехановым». (Ленин, Письмо к Горькому от 13 февраля 1908 г., Соч., т. XXVIII, стр. 524.)

Полезным уроком могло бы (и должно было бы) быть то, что́ произошло с такими высокоучеными марксистами и преданными социализму вождями II Интернационала, как Каутский, Отто Бауэр и др. Они вполне сознавали необходимость гибкой тактики, они учились и других учили марксовской диалектике (и многое из того, что ими было в этом отношении сделано, останется навсегда ценным приобретением социалистической литературы), но они в применении этой диалектики сделали такую ошибку или оказались на практике такими не диалектиками, оказались людьми до того не сумевшими учесть быстрой перемены формы и быстрого наполнения старых форм новым содержанием, что судьба их немногим завиднее судьбы Гайндмана, Гэда и Плеханова. Основная причина их банкротства состояла в том, что они «загляделись» на одну определенную форму роста рабочего движения и социализма, забыли про ее односторонность, побоялись увидеть ту крутую ломку, которая в силу объективных условий стала неизбежной, и продолжали твердить простые, заученные, на первый взгляд бесспорные истины: три больше двух. Но политика больше похожа на алгебру, чем на арифметику, и еще больше на высшую математику, чем на низшую. В действительности все старые формы социалистического движения наполнились новым содержанием, перед цифрами появился поэтому новый знак: «минус», а наши мудрецы упрямо продолжали (и продолжают) уверять себя и других, что «минус три» больше «минус двух». (Ленин, Детская болезнь «левизны» в коммунизме (1920 г.), Соч., т. XXV, стр. 237.)


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю