Текст книги "Не родись красивой, или Точка опоры"

Автор книги: Карина Тихонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

* * *

Спала я плохо.

Уж не говорю о том, что события прошедшего вечера дали мне хорошую пищу для размышлений.

Я проворочалась в постели часа два, соображая и прикидывая, чем я могу помочь достойному человеку Максиму, который не выдерживает внешнего сравнения с болотной нечистью по имени Стефан.

«И имя-то какое вычурное!» – подумала я с ненавистью, осознав, что помочь Колобку не могу ничем.

Обхватила подушку и заснула.

Посреди ночи меня разбудил звук, похожий на хлопок.

По-моему, таким образом в кино озвучивают пистолетный выстрел. Я обмерла.

Несколько минут лежала неподвижно, прислушиваясь к тому, что происходит в доме.

Перевернулась на другой бок, устроилась поудобней. Но не успела я погрузиться в дремоту, как снова услышала глухой хлопок. Но на этот раз он сопровождался хриплым мужским хохотом. Только неслись эти звуки снаружи.

Я вскочила с постели.

Путаясь в широкой ночной рубашке, подбежала к окну и выглянула на улицу.

Дворцовые фонари тускло освещали узкую дорогу между домами. Из моего окна хорошо был виден дом отставного военного хирурга Саши, а так же часть дома, принадлежавшего таинственному лицу, не входившему в контакт с жителями поселка.

Окна Сашиного дома были темными.

А вот окна дома таинственного лица были ярко освещены.

Высокий забор не давал возможности рассмотреть, что происходит во дворе, но мне показалось, что я уловила хриплый мужской смех и несколько отрывистых восклицаний.

Веселятся, надо полагать.

Я вернулась в кровать. Поворочалась еще немного, подумала, что хлопнуть могла и пробка от шампанского, успокоилась и уснула.

Утро началось неожиданно рано.

В мою дверь постучала горничная и сообщила, что меня ждут внизу.

Я восприняла это сообщение, как приказ быстренько одеться. Что и сделала незамедлительно, даже не воспользовавшись косметикой.

Умылась, причесалась и торопливо сбежала вниз по лестнице.

Максим с Сашей ждали меня все в том же холле, похожем на зимний сад. При моем появлении мужчины вежливо встали.

– Доброе утро, – сказала я испуганно. – Что-нибудь случилось?

– Нет, – ответил Максим. – Я собираюсь в город и хотел захватить с собой ваши фотографии. Возможно, мне удастся их пристроить в эфир прямо сегодня.

Я с облегчением вздохнула. Не знаю, что настроило меня на такой нервный лад: вечерний скандал или ночные развлечения соседей, но я все время ожидала чего-то эдакого…

В общем, вы понимаете.

– Прекрасно! – ответила я бодро. – Где будем фотографироваться?

– Здесь и будем, – ответил Саша, прицеливаясь в меня объективом маленького цифрового фотоаппарата. – К свету повернитесь. Да, вот так.

– Волосы собрать? – спросила я, как школьница.

– Пока не стоит.

Он нажал на кнопку, глаза ослепила яркая вспышка.

– Сделаем несколько разных фотографий, – продолжал Саша, не отрываясь от аппарата. – И с распущенными волосами…

Вспышка.

– И с собранными…

Вспышка.

Саша опустил аппарат и несколько минут критически разглядывал меня своими зелеными глазами, не внушающими доверия.

– Накиньте шубу, – велел он наконец.

– Зачем? – не поняла я.

– Я же говорю: для разнообразия. Может, кто-то запомнил не вас, а вашу шубу.

– И что нам это даст?

Саша вздохнул.

– По крайней мере, узнаем, откуда вы тут появились, – ответил он терпеливо.

– А-а-а! – сообразила я.

Не буду вас утомлять. Фотографий мы сделали множество. Честно говоря, в конце этой импровизированной фотосессии я стала глухо сочувствовать девочкам-фотомоделям. По-моему, умение придумывать разные позы перед объективом сродни умению писать письма.

Либо такой талант у человека есть, либо его нет. Несмотря на хороший почерк. У меня его не было.

Через сорок минут Саша объявил перекур. Подсоединил аппарат к телевизору, и мы просмотрели все сделанные снимки.

Отобрали три наиболее удачные фотографии, и Максим пометил их, чтобы не забыть.

После чего мужчины откланялись и отбыли восвояси. Я осталась одна.

Элла с Генриэттой уехали в город еще раньше, так что завтракала я в гордом одиночестве. На стол подавала исключительно хорошенькая девушка, которую я раньше не видела.

– Как вас зовут? – спросила я приветливо.

– Женя, – ответила она, немного смутившись.

– Очень приятно. А меня Анна.

– Да, я знаю, – ответила девочка, меняя мою тарелку на десертную. – Мне мама говорила.

– Мама? – не поняла я.

– Марья Гавриловна, – объяснила девушка. – Это моя мама.

– Ах, вот как!

Я развернулась и посмотрела на нее с ее большим интересом.

Никакого сходства с сухопарой корректно-деловой матерью я не обнаружила.

Девочка была прелестной, как аленький цветочек.

– Вы тоже здесь работаете? – спросила я.

– Да.

– Я раньше вас не видела.

– У меня ребенок заболел, – объяснила девочка.

– У вас есть ребенок? – поразилась я.

На вид девочке было не больше восемнадцати.

– Сын, – ответила девочка с гордостью.

– Большой?

– Скоро годик будет…

– А вам, простите, сколько? – неловко спросила я.

– Семнадцать, – ответила девочка безмятежно.

Я подхватила салфетку и закашлялась.

Бог ты мой! Выходит, девочка забеременела в пятнадцать или неполные шестнадцать лет!

Зачем так торопиться?!

– Вам принести еще что-нибудь? – спросила девочка, устав стоять навытяжку.

– Нет, благодарю, – ответила я. И уже раскрыла рот, чтобы спросить, закончила ли она школу, как дверь столовой открылась и на пороге появилась Марья Гавриловна.

Мама.

– Женя, ступай на кухню, – приказала она сухо.

Девочка послушно развернулась и выскользнула из комнаты.

– Простите, она страшная болтушка, – извинилась домоправительница.

Я пожала плечами.

– Не знаю… По-моему, нормальная девушка. И прехорошенькая.

Комплимент, сделанный дочери, Марью Гавриловну отчего-то не обрадовал. Мне даже показалось, что она слегка нахмурилась.

– Я заметила, что вы долго разговаривали…

Домоправительница запнулась. Интересно, почему она так волнуется?

– Я сказала, что раньше ее не видела, а ваша дочь ответила, что у нее болел ребенок. Вот и все.

– А! – коротко резюмировала Марья Гавриловна. Заученное корректное выражение ее лица не изменилось, но стало чуть более напряженным.

– Кстати, а школу ваша девочка успела закончить? – поинтересовалась я небрежно.

Домоправительница бросила на меня затравленный взгляд.

– Успела, – ответила она сухо.

И прежде чем я смогла спросить, где работает ее зять, женщина развернулась и вышла из столовой.

Ну, что ж… Возможно, вопрос о зяте был бы неделикатным.

Спрошу лучше у Эллы.

В ожидании приезда Эллы с дочерью я пошла в библиотеку. Перебрала кипу нот, лежавших на рояле, отобрала сборник сонат Скарлатти, двухголосные инвенции Баха и пару детских пьес Чайковского.

Сегодня у меня первый урок. Нужно постараться провести его так, чтобы у девочки не пропало желание заниматься музыкой.

Я села за рояль и немного помузицировала. Механическая память, заложенная в моих пальцах, работала прекрасно. Я с легкость вспоминала название вещей, которые играла, и имена композиторов.

Через час я поднялась, закрыла рояль и решила прогуляться.

Вышла во двор, отворила калитку и неторопливо побрела вдоль домов.

Последние дни февраля выдались холодными. Зима цеплялась за уходящее время, как ревнивая жена цепляется за неверного мужа. И, тем не менее, дни ее были сочтены.

Дни зимы, разумеется.

Моя знакомая Марийка окликнула меня первой:

– Добрый день!

– Здравствуй, Марийка! – ответила я громко.

Похоже, выбивание половиков становится у девушки навязчивой идеей.

– Ты что, каждый день это делаешь? – спросила я, указывая на очередной коврик, распростертый на снегу.

– И не говорите! – ответила девушка. – Стефан Викторович совсем с ума сошел! Велел все ковры в доме перечистить на снегу!

– Вредный какой! – посочувствовала я.

– Та нет! Он не вредный, просто чистюля, прости господи, какого среди мужиков и не встретишь…

Она повозила веником по поверхности коврика, размазывая сухой чистый снег на шерстяном узоре.

– Говорит, пока снег не растаял, нужно все вычистить, – продолжала Марийка, не поднимая головы.

– И много у вас ковров в доме? – поинтересовалась я.

– Та нет! Стефан Викторович их не любит. Говорит, ковры только пыль собирают.

– Понятно, – ответила я.

– А мне ж еще и обед готовить, – уныло продолжала Марийка перечислять свои обязанности, – и белье перестирать-перегладить…

– Ты одна в доме работаешь? – спросила я.

– Конечно! – удивилась Марийка. – Хозяин-то один живет! Только в последнее время на меня двойную нагрузку навалили.

– Что так?

– А у Виктории Васильевны горничная заболела. Вот мне и приходится временно за двоих стирать.

– Доплачивают? – спросила я небрежно, хотя не сомневалась в ответе.

Марийка вытаращила глаза.

– Та вы что! У меня и так зарплата такая, что дома никто не верит! Я за это место знаете, как держусь!

– Ясно, – ответила я.

Так я и думала. Жлоб Стефан Викторович еще тот.

Впрочем, и Виктория Васильевна хороша. Нашли на ком экономить. На девочке-провинциалке, которая, наверное, всю свою семью в Молдавии кормит.

Я давно заметила: чем больше у человека денег, тем прижимистей он становится. Но у мужчин это качество выглядит особенно отвратительно.

Мерзавец.

– Давай я тебе помогу, – предложила я от всей души.

Марийка вытаращилась на меня.

– Та вы что! Неужто белье стирать умеете?

Меня начал разбирать смех.

– А что? Не похоже?

Марийка оглядела мою переливающуюся шубу, покачала головой.

– Не похоже, – ответила она осторожно. – Неужто сами дома стираете?

– Вполне возможно, – пробормотала я сквозь зубы.

– Чего?

– Я говорю, помогу обед приготовить! – ответила я, повысив голос. – Стирать не буду, гладить тоже.

– А готовить вы умеете?

Я осмотрела свои руки в перчатках. Что-то подсказывало мне, что готовить я умею, и еще как!

Так я и ответила:

– Еще как!

– Вот интересно! – сказала заинтригованная Марийка.

– Если интересно, пошли в дом. Ты белье перегладишь, а я обед приготовлю.

Марийка еще раз с сомнением осмотрела мой блистательный внешний вид.

– Хозяева заругают, – нерешительно сказала она.

– Не заругают, – успокоила я. – Мне все равно делать нечего.

Марийка поколебалась еще минуту. Но искушение посмотреть, как «барыня» возится на кухне, оказалось сильнее.

А может, она тоже страдала от недостатка общения, как и все живущие в этом странном поселке. Несмотря на все свои деньги.

– Пошли, – сказала она наконец.

Собрала коврик, и мы двинулись к распахнутой калитке.

Дом Стефана оказался несколько меньше домов его соседей. Но все равно это был добротный кирпичный дом, насчитывающий два высоких этажа и снабженный уютной мансардой.

– Ноги вытирайте, – предупредила меня Марийка, тщательно стряхивая снег с сапог перед дверью.

Я добросовестно потоптала ногами.

– А то Стефан Викторович заругает, – объяснила Марийка и шмыгнула носом.

Я вошла следом за ней в просторный полутемный холл. Огляделась вокруг и понимающе кивнула головой.

Понятно. Дом оформлен в современном ненавязчивом стиле.

Прямо от входной двери начиналось огромное пространство, разделенное только декоративными «полуразрушенными» каменными стелами.

Это пространство включало в себя прихожую, огромный зал и просторную кухню, не скрытую от глаз гостей высокой барной стойкой.

Да и незачем было ее скрывать. Кухня красивая, дорогая, нашпигованная современной техникой.

Пространство зала было оформлено сдержанно. Кажется, такой стиль называется мебельным минимализмом.

Большой камин, выложенный неотесанными грубоватыми камнями. Огромный уютный диван, стоящий к нему боком. Столик перед диваном, и пара таких же удобных глубоких кресел с другой стороны.

Домашний кинотеатр, правда, не с таким огромным экраном, как у Максима. Примерно семьдесят два по диагонали.

Бар у противоположной стены. Стеллажи с аудио– и видеокассетами.

Все.

Впрочем, недостаток мебели в комнате в глаза не бросался, благодаря множеству разнообразных деталей интерьера. Напольные вазы, сделанные в виде греческих амфор, светильник, оформленный в том же греческом духе, напольные часы, уж не говоря о всяческих хрустальных вазах, ракушках, подсвечниках…

Но главным украшением дома, как я понимала, был портрет хозяина, висевший над камином.

Нарисованный Стефан Викторович встречал входящих гостей лицом к лицу и выглядел на холсте еще лучше, чем в жизни. Очевидно, художник, писавший Стефана, принадлежал к модной сейчас школе «лакировщиков». Школа, раньше называемая так с презрительной гримасой, ныне процветает, благодаря плохому вкусу богатеньких Буратин, которым нравится все глянцевое и блестящее.

«Красивенькое», как они выражаются.

– Нравится? – спросила Марийка благоговейным шепотом.

– Нет, – ответила я, не успев подумать.

– Нет? – удивилась девушка.

Отступать было поздно.

– Нет, – подтвердила я. И тут же напомнила:

– Давай делом заниматься. Что ты собираешься готовить?

– Борщ, – ответила Марийка. И деликатно спросила:

– Помните?

– Как его готовить? – договорила я. И успокоила собеседницу:

– Прекрасно помню.

– Тогда подождите минуточку, – заторопилась Марийка. – Я сейчас быстренько белье в машину запихаю и вернусь. Вы будете готовить, а я гладить. И поговорить сможем.

– Здорово! – воодушевилась я.

Марийка удалилась, а я поднялась по трем широким ступеням, вошла в пространство, отведенное гостиной, и еще раз огляделась.

Марийка сказала правду. Ковров здесь практически не было. Только перед диваном лежал тоненький шерстяной палас, который при всей своей внешней непрезентабельности наводил на мысль о старинных молельных ковриках.

Пол в доме Стефана был не паркетным, а деревянным. Знаете, такой современный вариант: обтесанные, плотно пригнанные друг к другу и покрытые лаком.

Даже если Стефан принимал какое-то участие в ограблении своего магазина, то под полом он спрятать похищенные ценности не мог.

Это было просто невозможно.

Я подошла к камину и осторожно опустилась на диван.

Сиденье мягко спружинило подо мной, как кресло «Боинга», и уютно обволокло тело.

Да, Стефан Викторович у нас сибарит. Как это сказала Элла?

«Привык к определенному уровню».

Ну-ну…

– Удобно, правда? – спросила Марийка, возвращаясь назад с грудой неотглаженного белья.

– Удобно, – не стала я отрицать очевидное.

– Вам тут совсем не нравится? – бесхитростно спросила Марийка. Она разложила белье на барной стойке и принялась встряхивать его. – По-моему, красивенькая комната.

– Красивенькая, – согласилась я. – Даже слишком красивенькая. Как на картинке. И полы красивенькие…

– Так это новые положили, – бесхитростно откликнулась девушка. – Раньше у нас паркет был. Дубовый. Не то, что сейчас.

– Да? – удивилась я. – И зачем вам понадобилось его менять?

– Так переломали у нас все полы! – ответила Марийка.

– Кто переломал? – не поняла я.

– Так швейцарские сыщики! Искали чего-то в доме… Все переворошили, везде с какой-то железкой ходили…

Марийка повозила руками возле ушей и пояснила:

– С наушниками… Знаете?

– Металлоискатель, – подсказала я, глядя в пространство.

– Во-во, – обрадовалась Марийка. – Металлопискатель. Он пищит, да? Как в самолетах?

– В общем, да, – не стала спорить я.

– Ну вот, – продолжала Марийка, встряхивая пододеяльник и расправляя крупные морщины. – Все перевернули, полы разворотили, каждую баночку вытрясли… Что у нас дома творилось! Ужас! Пришлось полы заново класть. Только у Стефана Викторовича уже денег не было, чтоб дубовый паркет положить. Пришлось простые доски стелить.

Она подумала и с горечью добавила:

– А поломанным паркетом мы камин топили… Вот так…

– Не повезло, – фальшиво посочувствовала я.

– Не говорите, – махнула рукой Марийка. – После этого разгрома Стефан Викторович и уволился.

– Сам уволился или его уволили? – уточнила я.

Марийка удивилась.

– Конечно, сам! Кто же после такого не обидится? Наплевали человеку в душу! Вот Стефан Викторович и обиделся.

– Понятно, – ответила я.

Марийка аккуратно сложила последний пододеяльник, пошла на кухонную территорию и вернулась оттуда с фартучком.

– Вот, – сказала она. – Наденьте, а то испачкаетесь.

Я послушно надела на плечи розовые лямки с оборочками. Повернулась спиной к Марийке, и она завязала за моей спиной бантик.

– Ну вот, – резюмировала она, полюбовавшись со стороны на дело своих рук. – Так хорошо будет. И розовое вам идет… А у вас свои волосы такие рыжие?

– Можно мне помыть руки? – спросила я деловито, проигнорировав вопрос.

– Ой, конечно! – спохватилась Марийка. – Идемте со мной, ванную покажу…

Ванная в доме Стефана была просторной, но очень скромно оформленной.

– Кафель тоже посдирали, – проинформировала меня Марийка недовольно. – Вы бы видели, какой у нас был кафель! Итальянский эксклюзив! А потом пришлось чешскую плитку положить.

– Ну, ничего, – утешила я бодрым тоном. – Так тоже симпатично.

Марийка пренебрежительно скривила рот.

– И чего тут симпатичного? – сказала она с ревнивой интонацией члена привилегированного клана. – Дешевка!

Я тактично скрыла улыбку.

На кухню мы вернулись вдвоем.

Марийка разложила на свободном пространстве гладильную доску, подтащила поближе тройник.

– Продукты в холодильнике, – проинформировала она меня. – Найдете?

– Найду! – ответила я, открывая дверцу объемного двухкамерного «Боша».

Марийка залила в прозрачный колпачок утюга дистиллированную воду и включила его в сеть.

– А вы, правда, ничего не помните? – спросила она меня, не сумев обуздать любопытство.

– Правда, – ответила я, яростно кромсая капусту.

– Ловко как шинкуете, – отметила Марийка вполголоса. – Похоже, правда, умеете… Вот странно, про себя ничего не помните, а про то, как капуста шинкуется, помните.

– Сама удивляюсь, – ответила я.

Марийка подняла утюг и плюнула на его тефалевую поверхность.

Поверхность зашипела как змея.

– Можно было на распылитель нажать, – посоветовала я, не оборачиваясь. – Вода бы тоже зашипела, если б утюг разогрелся.

– И не говорите! – с раскаянием подхватила Марийка. – Деревня! Все время забываю! Раньше-то таких утюгов не было, ну и плюю по привычке.

– Ладно, привыкнешь, – ответила я.

Несколько минут мы работали молча. Я быстро и ловко шинковала овощи, Марийка гладила постельное белье.

– Тебе здесь не скучно? – наконец спросила я.

– Очень скучно, – откликнулась Марийка. – Целый день одна да одна.

– А почему одна? – не поняла я. – Почему ни с кем не общаешься?

– Да с кем?

– Ну, хотя бы с женщинами, работающими в соседних домах… Неужели совсем не встречаетесь?

– Почти нет, – ответила Марийка, возя утюгом по пододеяльнику. – Пересох, зараза… Хозяева не велят.

Я так удивилась, что обернулась к ней.

– Почему?

– Не знаю, – ответила Марийка, не глядя мне в глаза. В ней явно боролись два чувства: желанием поделиться со мной чем-то запретным и опасение ляпнуть лишнее. Наконец первое желание победило, и Марийка осторожно сказала:

– Слуги-то много знают.

– А! – ответила я коротко.

Плохо дело. Похоже, что об отношениях Эллы и Стефана знают абсолютно все. Бедный Максим.

– Так вот бывает, – продолжала Марийка злорадно. – И муж есть, и деньги есть, и дом есть, и ребенок… А все никак угомониться не может!

– Где томатная паста? – оборвала я Марийку.

– В морозилке, – ответила Марийка. И прежде чем она открыла рот и продолжила обличать некоторых богатеньких потаскушек, я быстро отвлекла ее внимание новым вопросом:

– Ты сегодня ночью ничего не слышала?

– В каком смысле? – не поняла Марийка.

– Я ночью проснулась от каких-то хлопков. Сначала подумала, что выстрел…

– А-а-а, так это в соседнем доме пировали, – объяснила Марийка. – Это у них часто бывает. И только по ночам.

– А кто там живет? – спросила я на всякий случай.

Марийка пожала плечами.

– Та кто ж его знает? Одни говорят одно, другие другое…

– А прислуга там есть?

– Не-а, – безмятежно ответила Марийка, наглаживая пододеяльник. – Никого нет. Даже сторожа. По выходным обычно машина приезжает. Здоровенная такая, с темными стеклами. Ну и начинается веселье… Летом шашлыки жарят, зимой в бане парятся… Голоса только мужские слышала, женского ни разу. А кто там живет – понятия не имею.

– Понятно.

Мы помолчали еще немного.

– А другие соседи тебе нравятся? – задала я провокационный вопрос, но Марийка оказалась не так проста.

– Нравятся, – ответила она, покосившись на меня. – Максим Леонидович вежливый такой… и Элла Сергеевна красивая.

– А Виктория Васильевна?

Марийка сделала неопределенный жест бровями

– Умная она, – признала Марийка сурово. – Да и как иначе? Рассчитывать-то не на кого! И Александр Николаевич умный…

– Александр Николаевич? – озадачилась я. – А-а-а! Саша!

– Афганец бывший, – пояснила Марийка. Подумала и добавила:

– Только боюсь я его.

– Почему?

– Так афганец он!

– Ну и что?

– Как что? У них у всех голова не в порядке! Как замкнет, так и начинают всех вокруг убивать!

– И кого он здесь убил? – поинтересовалась я сквозь беззвучный смех.

– Убить пока не убил, – неохотно признала Марийка. – Зато избил ногами, как собаку!

– Кого? – удивилась я.

Представить себе сдержанного Сашу, бьющего соседа по дачному поселку ногами, как собаку, у меня не получилось.

– Так Стефана Викторовича!

Я беззвучно отложила в сторону нож и вытерла руки о фартук.

– Саша избил Стефана? – переспросила я медленно.

– Так говорю же! Ногами бил! Шофер Максима Леонидовича разнять хотел, так его об забор долбанули! Он даже сознание потерял!

Я молча смотрела в окно.

– Правда, он потом извинился, – призналась Марийка.

– Саша извинился?

– Ну, да!

– Перед кем? Перед Стефаном? – не поверила я.

– Перед шофером. А со Стефаном Викторовичем они с тех пор не разговаривают.

– Вот, значит, как, – сказала я. Подумала еще немного и потянулась за ножом.

– Вот так, – подтвердила Марийка.

– Давно они подрались?

– Не очень. Осенью.

– А из-за чего, не знаешь?

– Никто не знает, – ответила Марийка философски. – Виктория Васильевна уж и так, и эдак хозяина пытала: из-за чего подрались да из-за чего подрались… Молчит.

Я бросила в закипевший бульон нашинкованную капусту и картошку.

– Вот и все, – сказала я и сделала поменьше огонь под сковородкой. – Сейчас капуста сварится, зажарка подойдет и можно все соединять.

– Ловко! – восхитилась Марийка.

– Да что там возиться, когда бульон готов! – отмахнулась я.

– Я всегда заранее варю, – похвасталась Марийка. – Вечерком.

– Молодец, – оценила я. – Ну, как твои дела? Догладила?

– Последнюю простыню заканчиваю, – ответила Марийка. Остановилась и растерянно уставилась на меня.

– Господи! И не заметила, как все дела переделала!

– В четыре руки быстрей.

– И веселей, – с энтузиазмом поддержала Марийка.

– Это точно.

Я пошла к платяному шкафу, встроенному в стену прихожей.

– Зови, если скучно будет, – сказала я, доставая шубу.

– А хозяева не заругают? – вновь опасливо уточнила Марийка.

– Не заругают. Мне скучно дома сидеть и ничего не делать.

Я открыла дверь и повторила с порога:

– Зови, если помощь понадобится. И не забудь про зажарку, я огонь не выключила.

– Спасибо! – ответила мне Марийка.

Я кивнула ей и закрыла дверь.

Вышла из калитки и, не торопясь, побрела к дому.

Но так уж получилось, что сегодняшний день был днем встреч.

– Аня! – окликнул меня знакомый голос.

Я обернулась. Меня догонял афганец Саша с непредсказуемо опасной головой.

– Гуляете? – спросила я вежливо.

– Гуляю, – весело согласился он.

Саша был одет по-походному. Возле его ног вилась белоснежная красавица лайка.

– Ваша? – спросила я, указывая на собаку.

– Моя.

– А погладить можно?

– Подождите, я вас сначала представлю.

Саша протянул руку в мою сторону, щелкнул пальцами, привлекая внимание пса.

Лайка замерла. Темные собачьи глаза уставились мне в лицо с выражением напряженного ожидания.

Честно говоря, я испугалась. Таким красноречивым жестом собак натравливают на добычу.

– Друг, – сказал Саша строго.

Лайка чихнула и уселась на хвост, свернутый колечком.

– Протяните ему руку, – сказал Саша. – Он должен вас обнюхать.

Я нерешительно вытянула вперед руку. Пес потянулся мордой к моей ладони и на секунду коснулся ее холодным носом.

Тут же дернулся назад и почему-то облизнулся.

– Вот теперь можете его погладить, – разрешил Саша.

Я осторожно коснулась белой, удивительно мягкой шерсти между торчащими ушами.

– Это «он»? – спросила я, поглаживая голову собаки.

– Кобель, – подтвердил Саша. – Мы с ним старые холостяки. Тобол!

Пес насторожился и встал.

– Это его так зовут? – спросила я.

– Так и зовут. По месту рождения.

– Вы были в Сибири?

– Где я только не был, – ответил Саша несколько хмуро. – Но мне его, вообще-то, подарили. Есть у меня приятель-охотник, он на лайках просто помешан. Вот и мне презентовал…

– А вы не охотник? – спросила я невинно.

Саша фыркнул:

– В моем-то возрасте.

– И сколько вам лет?

Он взглянул на меня холодными ледяными глазами.

– А вы любознательная барышня.

– Вы же не женщина, чтобы возраста стесняться, – отпарировала я невозмутимо. – Впрочем, не хотите, не говорите.

– Мне пятьдесят один, – сухо отрубил собеседник.

– Возраст мужского расцвета, – немного польстила я.

– Подхалимка! – тут же раскусил меня бывший военный хирург.

– Точно, – созналась я.

Минуту мы молчали, разглядывая красивого белоснежного пса.

Тобол не обращал на меня никакого внимания. Замер в позе первой боевой готовности, глядя на хозяина внимательными умными глазами.

– Он без охоты не скучает? – спросила я.

Саша пожал плечами.

– Понятия не имею. Может, и скучает. Но Тобол – пес разумный. Он прекрасно понимает, чего от меня можно ждать, а чего нельзя.

– И чего же от вас нельзя ждать? – поинтересовалась я.

– Во-первых, от меня нельзя ждать охотничьих подвигов. Это минус в его глазах.

И Саша кивнул на пса.

– Но зато есть один серьезный плюс. От меня нельзя ждать жены, а это Тобола, я думаю, устраивает на все сто.

– Такой ревнивый? – удивилась я.

Саша снова пожал плечами.

– Как все животные! Только у одних это проявляется сильней, а у других слабей. Но ревнуют хозяев абсолютно все. Один мой приятель женился на женщине, которая держала сиамскую кошку. Хотите, верьте, хотите, нет, но кошка его из дома выжила.

Я расхохоталась.

– Нет, серьезно! – убеждал Саша. – Что она только не изобретала! И в туфли ему мочилась, и под дверями караулила… Знаете, как пантера: прыгнет на ногу, укусит до крови и под кровать – шмыг!

– Точно, как пантера, – согласилась я насмешливо.

– А один раз так звезданула моего приятеля растопыренной лапой, что коготь у него в ране остался.

– Ничего себе! – посочувствовала я.

– А вы говорите, ревность… Еще какая!

– А что было потом? – спросила я.

– Вы о чем? – не понял Саша. – А, о моем приятеле… Не было потом. После того как ему вытащили кошачий коготь из ноги, он быстренько собрал вещички и вернулся домой. И с тех пор чувствует себя гораздо лучше.

– Еще один закоренелый холостяк, – подытожила я.

– Ну, в общем, да, – не стал спорить Саша.

Я дошла до своего дома и остановилась.

– А вам не скучно так жить? – спросила я с любопытством.

– Не-а, – ответил Саша, не отводя от моего лица лицемерных зеленых глаз. – Я человек самодостаточный.

– Поздравляю, – с ядовитой вежливостью сказала я.

– Спасибо.

Я открыла калитку, и уже собралась ее захлопнуть перед носом у сопровождающего, когда он неожиданно сказал:

– И что-то мне подсказывает, прекрасная Анна, что вы тоже барышня вполне самодостаточная. И что скучать вам в жизни не приходится.

Я не нашлась, что ответить, и быстро захлопнула дверь.

Несколько минут постояла, прислонившись спиной к холодному железу.

Странный какой-то… Интересно, что он имел в виду?

Мое трусливое сердце стучало, как у зайца.