Текст книги "Не родись красивой, или Точка опоры"

Автор книги: Карина Тихонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

– Хозяин дома.

– Дай бог ему здоровья, – ответила я небрежно.

– Про тебя спрашивал, – наябедничала Марийка.

– Чего хотел?

– Да ничего. Просто спросил, тут ты или уже уехала.

– И что ты ответила?

– Что ты еще тут.

– Умница, – одобрила я и положила трубку.

Что ж, пора готовиться к последнему действию.

Хозяин дома…

Я тихо рассмеялась.

В детстве мы с бабушкой играли в такую игрушку. Она меня спрашивала:

– Хозяин дома?

– Дома, – отвечала я.

– Гармонь готова? – допытывалась бабушка.

– Готова, – отвечала я, холодея от предвкушения веселья.

– Можно поиграть?

Если я отвечу «можно», то бабушка немедленно примется щекотать меня по выпирающим ребрам, а я свалюсь на диван и начну извиваться от хохота.

Отвечать «можно» немного страшно, но столько счастья было в этом захлебывающемся хохоте, что мне никогда не приходило в голову ответить «нельзя».

Забавная логика у детей…

Я пошла к себе в комнату, открыла гардероб и принялась швырять на кровать вешалки с тряпьем.

Тряпок было множество, поэтому выбрать нужную оказалось не так просто.

От брюк я отказалась сразу.

Сегодняшний вечер не должен пахнуть запахом офиса и деловых бумаг.

Немного поразмыслив, я отказалась и от вечерних платьев.

– Не так откровенно, девочка моя, – шепнула мне интуиция.

И я с ней согласилась.

Поэтому немного помозговав, я достала черную трикотажную тунику от Трюффо. Вообще-то ее полагается носить с брюками, но почти никто ее так не носит.

Туника похожа на свободное платье с небольшим разрезом на боковом шве. Я вооружилась иголкой и ниткой и уничтожила этот кокетливый разрез.

Никаких вольностей.

Надела тунику и покрутилась перед зеркалом.

Она мне очень шла. Не облегая тело, как перчатка, туника, тем не менее, очень ясно намекала на то, что фигура у меня хорошая. Длина нормальная, до колена. Никаких разрезов-вырезов, очень целомудренный ворот, слегка открывающий ключицы.

Никаких украшений я надевать не стала.

Только собрала волосы в высокий хвост и слегка подкрасила глаза.

Посмотрела на свое отражение и сказала:

– Привет, доппельгангер.

Отражение помахало мне рукой. А может, я ему. Какая разница?

После этого я пошла в гостиную, роль которой в доме играл зимний сад. Придвинула журнальный столик ближе к камину, присела и поставила на него два красивых бокала.

Опустилась на колени перед камином и начала разжигать огонь. Но завершить декорации не успела.

– Привет, – сказал знакомый насмешливый голос за спиной.

Я не оглянулась.

Разожгла огонь, подождала, пока пламя выровняется, и только после этого поднялась с пола.

Повернулась лицом к Саше, выбросила вперед руку и сказала старую эффектную фразу, с которой гладиаторы обращались к цезарю:

– Идущий на смерть приветствует тебя!

– Да, – согласился он, рассматривая меня. В полумраке его глаза казались темными. – Очень похоже.

Я опустила руку и засмеялась.

Саша подошел к дивану, сел на него. Покрутил в пальцах бокал, чему-то усмехнулся и отодвинул его подальше.

– Твоя подруга тебе, конечно, звонила? – спросил он.

– С приездом! – сказала я.

Он снова усмехнулся.

– Спасибо.

– Выпьешь что-нибудь? – предложила я.

– Нет, – ответил он сухо.

– А я выпью.

– Ради бога, – разрешил он, пожимая плечами. – Если тебе это нужно…

Я на минуту вышла из сада и вернулась назад с бутылкой «Мартеля» и двумя стопками.

– Нужно, – сказала я и налила свою стопку до краев. – Очень нужно.

– Понимаю.

Я залпом выпила янтарную жидкость. На мгновение меня оглушило. Я застыла на месте, прижимая руки к груди.

– Осторожно! – недовольно сказал Саша. – Кто же так коньяк пьет!

– Я.

– Оно и видно.

Я уселась в кресло, стоявшее сбоку от дивана. Коньяк шумел в голове океанским прибоем.

– Как ты? – спросил Саша.

– Прекрасно, – ответила я. – Если бы ты только знал, какое это счастье: не притворяться.

Он усмехнулся.

– Если у тебя есть вопросы, спрашивай! – предложила я.

– Почему ты убила его именно в тот день?

Я закрыла глаза и увидела глянцевый билет, сложенный вдвое в кармане пиджака.

– Тем утром Стефан собирался вылететь на Кипр, – ответила я ровным голосом. – Билет я увидела случайно.

– А-а-а!

Он оживился, быстро прикидывая что-то в уме. Я с улыбкой наблюдала за ним.

Права Коко Шанель. Каждый мужчина остается ребенком до самой смерти.

– Зачем же ты послала Вике эти конфеты? – забормотал он себе под нос.

Я сделала движение.

– Нет-нет! – Он замахал на меня руками. – Не говори! Я сам догадаюсь.

Я пожала плечами, встала и прислонилась спиной к каменной полке. Стояла, разглядывала гостя и ни о чем не думала. Впервые за последние полтора месяца.

Саша выглядел хорошо. Бессонница, терзавшая его последние две недели, по-видимому, улетучилась, как только он добрался до разгадки кроссворда. Он немного похудел, но это ему шло.

Саша был похож на красивую породистую охотничью собаку, которая учуяла дичь задолго до того, как ее увидел хозяин.

– Время! – сказал он наконец.

Я одобрительно кивнула. Он просиял.

– Тебе нужно было выиграть время!

– Я надеялась, что Вика подаст в суд долговые расписки, – сказала я. – Тогда Стефан не смог бы улететь на Кипр.

– То есть все получилось спонтанно, – уточнил он.

Я снова утвердительно кивнула.

– Почему ты не наняла профессионала? – спросил Саша. – Пристрелили бы его к чертовой матери, и дело с концом!

– Димка! – напомнила я.

Саша вопросительно приподнял бровь.

– Мы его даже похоронить не можем, – сказала я. Быстро вскинула голову вверх и уставилась на люстру.

Люстра расплылась и потеряла форму.

– Понятно, – сказал Саша очень тихо.

Люстра обрела четкие очертания, и я опустила голову. Посмотрела на гостя и невольно улыбнулась.

Он был так горд, так доволен собой!

– Он сказал? – спросил Саша все так же тихо.

Я с сожалением покачала головой.

Нет. Этот подонок не сказал, где он закопал Димку.

Я ждала его в спальне. Кейс с драгоценностями и пистолет я нашла давно. Перепрятала его в другое место и ждала своего часа.

Честно говоря, убивать Стефана мне не хотелось. Не потому, что он не заслуживал смерти. Потому, что для подобной работы существую профессионалы.

Мы с девчонками хотели только одного. Мы хотели узнать, где он закопал Димку.

Но этот проклятый билет! Он спутал все мои планы.

Стефан решил кинуть всех: Вику, Марью Гавриловну, Костю, швейцарцев. Продал дом, взял всю сумму наличными, а драгоценности…

Не знаю, что он собирался с ними делать. Возможно, нашел оптового покупателя, возможно, перепрятать их в другое надежное место…

Не знаю!

Об этом я не думала. Я думала только об одном: как заставить его сказать правду.

– Когда ты ждала, ты уже знала, что убьешь его? – спросил Саша.

Я немного подумала.

– Наверное, да, – ответила я хрипло. – Иначе не стала бы надевать его старые перчатки.

– И не стала бы приносить драгоценности к нему домой, – договорил Саша.

Я стиснула зубы и кивнула головой.

Это так. Живым эти проклятые украшения Стефан больше бы не увидел.

– Напрасно ты подняла его правую руку с пистолетом к виску, – сказал Саша. – Были сомнения. Человек стреляется стоя, и падает так, что оружие оказывается точно напротив пулевого отверстия… Прямо подсказка для особо тупых.

– Я не подумала, – признала я его правоту. – И с перчатками прокололась.

Саша махнул рукой.

– Да ладно!

Он с любопытством посмотрел на меня и спросил:

– А почему за это взялась именно ты?

– А кто? – спросила я, пожимая плечами. – Инка? При ее фамилии «Авдеева»? Ты же сразу понял, что действует человек, как-то связанный с этой историей!

– Ну, в общем, да, – признал Саша. – Она бы попалась гораздо быстрей. А Ирка?

– А Ирка притворяться не умеет, – ответила я. – Она бы Стефану моментально в глотку вцепилась.

Сашины глаза сощурились:

– А что сделала ты? – спросил он вкрадчиво.

Я налила себе еще коньяка. Но уже не полную стопку, а половину. Выпила его залпом, поставила стопку на стол, закрыла глаза.

Коньяк превратился в машину времени и перенес меня в тот ранний предрассветный час, который обычно бывает темнее ночи.

То, что подъехала машина, я услышала сразу. Спать той ночью я, естественно, не могла, поэтому просидела всю ночь на разобранной постели в гостевой комнате.

Постель нужно было разобрать обязательно, иначе Марийка тут же заметила бы, что ночью я занималась чем угодно, только не смотрела сны.

Он приехал в половине четвертого утра.

Загнал машину во двор, вышел наружу.

Оглядел темные окна и пошел не в дом, а за ворота, на улицу.

Я прекрасно знала, за чем он пошел. И даже немного позлорадствовала, представив себе его рожу, когда она вытащит наружу потайной ящик.

Опоздал.

Кейс с драгоценностями, из-за которых погибли два невинных человека, стоял у него в спальне, возле кровати.

Но Стефан об этом еще не знал.

Я ждала долго. Он рылся в моей комнате почти целый час. Примерно в половине пятого вернулся назад и снова уселся в машину.

Не знаю, что он там делал. Может, собирался уехать в город?

Это могло спасти его никчемную жизнь.

Однако не уехал. Терпению богов настал предел, и они судили иначе.

Стефан просидел в машине минут пять. Я видела, как в лобовом стекле тускло светился оранжево-красный огонек.

«Курит, – подумала я, и ощутила злорадную мстительную радость. – Нервничает. Еще бы!»

Докурив сигарету, Стефан вылез из машины и пошел в дом. Черт, как же я не обратила внимания на то, что его перчатки остались лежать в салоне!

Впрочем, поздно об этом сожалеть.

Как только он направился к дому, я немедленно выскользнула в коридор и открыла его спальню ключом, который мне сделал отец убитой Ольги.

Он хотел помочь мне чем-то большим, но я отклонила его готовность.

Он был слишком убит и раздавлен, чтобы сохранять хладнокровие в таком деле. Но сама мысль о том, что дочь будет отомщена, как ни высокопарно это звучит, его странным образом реанимировала. Честно говоря, я даже испугалась лихорадочному подъему чувств, который им овладел.

Он был непредсказуем и мог скорее навредить мне, чем помочь. Поэтому от всех предложенных мне вариантов помощи я отказалась.

Но ключ он сделал отличный, и замок в спальне Стефана, который я накануне смазала маслом, повернулся без единого звука.

Я так же бесшумно закрыла дверь с обратной стороны и спряталась за гардеробом, стоявшим у правой стены.

Наверное, я представляла собой смехотворное зрелище. Представьте себе женщину, одетую в шелковую ночную рубашку, еле-еле достающую до колен, и огромных кожаных перчатках!

А в руках у этой женщины пистолетик…

Смешно? Нет?

Вот и Стефан почему-то не рассмеялся.

Он вошел в комнату и тут же запер ее изнутри. Я не знаю, кого он там боялся.

Возможно, меня.

Я уверена, что он вспомнил Димку в тот момент, когда обнимал меня своими грязными лапами в коридоре. Ведь у нас с ним одинаковые глаза.

То есть совершенно одинаковые.

Надеюсь, они преследовали Стефана той ночью в непрерывных кошмарах.

Свет включать он не стал. Пальто, как правильно заметил Саша, осталось лежать внизу, в холле. Стефан подошел к кровати и наклонился над ней, собираясь содрать покрывало.

В этот момент я бесшумно шагнула вперед и приставила пистолет к его голове.

Да, наверное, Саша был прав. Я уже тогда знала, что убью его. Что просто не смогу отказать себе в этом удовольствии.

– Двинешься, убью, – сказала я тихо, и он послушно замер в полусогнутой раболепной позе.

Наверное, пытался сообразить, кто же это до него добрался?

– Где Димка? – спросила я.

Он молчал.

– Где ты его закопал? – уточнила я.

Молчание.

– В лесу? – спросила я.

Он разжал губы и хрипло ответил:

– Да.

– Справа или слева от дороги? – спросила я. – Если двигаться к аэропорту…

И тут он сделал короткое, почти неуловимое движение, пытаясь отклонить голову.

Напрасно.

Мои нервы были так напряжены, что я даже не заметила, как спустила курок.

Самое противное то, что никаких чувств я при этом не испытывала. Все произошло слишком быстро, чтобы принести мне удовлетворение.

Просто дернулся мой указательный палец.

Вслед за ним дернулась голова Стефана, и он упал на колени. А его голова улеглась на покрывало.

Нужно было действовать быстро, и я не дала себе времени на сопли.

Открутила глушитель, приоткрыла окно и положила глушитель на подоконник. Глушитель был горячий, а это не входило в мои планы.

После этого я подняла голову Стефана и, придерживая ее коленями, перестелила покрывало. Пятно с кровью оказалось на противоположной стороне кровати.

Я с трудом подхватила тяжелое безвольное тело. Голова Стефана болталась прямо на моем плече, но крови из раны вытекло немного.

Я уложила Стефана на кровать и сбегала вниз за пальто. Вернулась в комнату и долго, непозволительно долго, пыталась напялить пальто на неповоротливое тело мертвеца.

Честно говоря, я даже плохо помню, как все это происходило.

Единственное слово, бившееся в моем мозгу, было слово «быстрей»!

Тем не менее, я сумела взять себя в руки.

Обрядила Стефана перед его последним парадом, аккуратно уложила его тело на кровать, даже подумала о том, что колени должны быть согнуты по месту сгиба матраса.

Иначе будет заметно, что его на кровать втащили.

Я положила его так, чтобы кроваво-черная дырка на виске точно совпала с кровавым пятном на плотном покрывале.

А вот с правой рукой прокололась. Забыла, что выстрелила в Стефана, когда она стоял, а не тогда, когда он лежал. Вот и согнула правую руку, поднеся ее прямо к виску.

И даже была горда собой.

Впрочем, если учесть, что это мое дебютное убийство, проколы, я думаю, простительны.

Саша тронул меня за руку, и я очнулась.

– Что? – спросила я.

– Как это было? – спросил он.

И в этот момент я поняла, что никогда не смогу рассказать ему то, что только что рассказала вам.

Не знаю почему.

Не смогу, и все.

– Я спросила, где он закопал Димку, – сухо сказала я.

– А он?

– А он дернулся.

Саша откинулся на спинку дивана.

Вот так можно уложить в три слова историю чужой жизни и историю чужой смерти.

– Понятно, – сказал он тихо.

Некоторое время мы сидели молча. Потом я спросила:

– Что дальше?

Он пожал плечами.

– Ничего. Я хотел узнать, как все было, и я узнал.

– Да, – подтвердила я. – Ты очень умный.

Он с подозрением посмотрел на меня.

– Издеваешься?

– Вот еще! – возмутилась я. – Правду говорю!

– Ты тоже умница, – сказал он великодушно. – Поводила меня за нос… Почему ты мне сразу все не рассказала? То, что вы втроем дружите, ты, Ира и Инна?

– Потому, что тебе было интересней догадаться самому, – ответила я.

Саша подумал и усмехнулся.

– В общем, да. Мне это доставило определенное удовольствие.

Он посмотрел на меня оценивающим взглядом и сказал:

– Существует, оказывается, такое экзотическое блюдо: женская дружба.

Фыркнул и равнодушно добавил:

– Никогда в нее не верил…

– Нет правила, из которого нельзя было бы выцарапать исключение, – напомнила я его же собственные слова.

– Да, – согласился Саша. – Один-один.

– Принято, – добавила я.

– А в этот дом ты попала случайно? – спросил он.

– Угадай! – ответила я с улыбкой.

Она прищурился, разглядывая меня так, словно видел впервые.

– Нет, конечно, нет, – начал рассуждать он вслух. – Наверняка, ты сначала собрала сведения обо всех, кто живет в поселке. И выбрала семейную пару. Все верно… Вика бы через тебя просто переступила, Стефан бы тебя просто переехал…

– А ты? – спросила я. – Что бы сделал ты?

Саша неловко передернул плечами.

– Черт его знает…

Подумал, поймал мой взгляд и торопливо добавил:

– Но в доме тебя ни за что бы не оставил!

Я промолчала.

Он взял полупустую бутылку и налил себе немного коньяка. Не торопясь, прихлебнул золотую жидкость и зажмурился от удовольствия.

Наверное, ему было приятно чувствовать себя самым умным.

– Что дальше делать будешь? – спросил он меня.

– То же, что и раньше, – ответила я. – Димку искать.

– Это вы наняли бригаду, которая копает лес? – спросил он.

– Мы, – призналась я.

Он поморщился.

– Топорная работа.

– Я знаю, – ответила я. – Мы от отчаяния на все были готовы. Димка даже не похоронен! Валяется где-то, как собака…

Я закрыла глаза рукой.

Димка снился нам постоянно. То мне, то Инке, то Ирке. Причем сны были похожи до такой степени, что я побоялась рассказать об этом Саше.

Не поверит.

– Мы должны его найти, – сказала я упрямо. – Нужно его похоронить по-человечески. Еще нужно снять все обвинения с него и с той несчастной девочки.

– Нужно, – согласился Саша хмуро. И велел:

– Отмените это копание. Я подумаю, как вам помочь.

– Правда? – обрадовалась я совершенно искренне. – Спасибо!

– Пока не за что…

Мы помолчали еще немного.

– А потом? – спросил Саша, нарушая молчание. – Что ты будешь делать потом?

Я пожала плечами.

– Не знаю. Найду работу, куплю квартиру…

– Денег ты, конечно, не теряла? – перебил он меня.

– Нет, – призналась я. – Мне нужен был предлог, чтобы задержаться в поселке. Отсюда и амнезия…

– Толково, – похвалил Саша.

Я скромно потупилась.

Он допил коньяк, поставил на место стопку и хлопнул себя по коленям. Приподнялся с дивана и сказал:

– Ну, дорогие гости, не надоели ли вам хозяева…

– Посиди еще немного, – сказала я поспешно.

Он подозрительно сощурился.

– Зачем?

«А зачем ты свистнул мою фотографию из личного дела?» – хотела спросить я.

Но не спросила.

– Мне одиноко, – призналась я почти искренне. – В конце концов, ты единственный человек, который знает обо мне все…

«Ха-ха! – отчетливо произнес внутренний голос. – Так уж и все!»

«Ерунда, – отрезала я. – То, чего он не знает, и знать не нужно. Это касается только меня, Инки, Ирки и Димки».

Саша дотронулся до моего подбородка и осторожно приподнял его вверх. Сначала я решила то, что решила бы на моем месте любая нормальная женщина: он хочет меня поцеловать.

Поэтому закрыла глаза и предоставила ему полную возможность это сделать.

Но он меня не поцеловал.

Я подождала минуту, другую и открыла глаза.

Саша смотрел мне в лицо, и взгляд его был испуганным.

– Боже мой! – сказал он трусливо. – Да ты никак на меня глаз положила!

Я убрала его руку от своего подбородка и отодвинулась.

Саша упал на диван, не отрывая от меня испуганного взгляда.

«Не жми на него, – посоветовал внутренний голос. – Он пока не готов».

И я приступила к привычному вранью.

– Вот еще! – начала я, вскидывая брови. – Нужен ты мне!

– А что тебе нужно?

– Мне нужна работа, – ответила я, так как заранее приготовила мосты для отступления.

Он захлопал ресницами.

– Работа?..

– Ну, да! – ответила я простодушно. – Работа! По-моему, мы можем отлично работать в команде!

Испуг ушел из его глаз, но подозрение осталось.

– Ты хочешь со мной работать? – переспросил Саша.

Я пожала плечами.

– Конечно, я могу работать и в музыкальной школе, но мне интересней решать головоломки. И, по-моему, у меня это неплохо получается. Как ты думаешь?

Саша неохотно кивнул.

Я прищелкнула языком и сказала:

– То-то!

Саша безмолвствовал.

– Не хочешь, не надо, – поторопилась я с отступлением. – Просто мы могли бы неплохо заработать… Наверняка, у тебя бывают ситуации, когда нужно женское участие. Вот я могла бы…

Я не договорила, взяла стопку и отпила немного коньяка.

Саша быстро встал, словно очнулся, и двинулся к лестнице.

– Ты куда? – спросила я.

– Домой, – ответил он, не глядя мне в лицо.

– Ты не ответил, – напомнила я.

– Я подумаю.

Я промолчала.

Саша притормозил на верхней ступеньке и оглядел меня еще раз. Хотел что-то сказать, но передумал.

Кубарем скатился вниз, хлопнул дверью.

Я присела на диван, где минутой раньше сидел гость. Скрестила руки на коленях и принялась их рассматривать.

То, что мы с Инкой сестры, я узнала в школе. Еще во втором классе.

Она подошла ко мне на перемене, отвела в сторону и сказала:

– Ты моя сестра.

– Да? – обрадовалась я.

Дома я чувствовала себя такой одинокой, что появлению сестры была безумно рада.

– Да, – ответила Инка серьезно. Она вообще у нас девушка серьезная.

– Откуда ты знаешь?

– Слышала, как мать с отцом ругалась, – ответила Инка бескомпромиссно.

Собственно говоря, я тоже слышала родительскую ругань по этому поводу, но кто мой отец, узнать из их бесконечных взаимных упреков не удалось.

Инка мне нравилась, поэтому появление сестры я восприняла с энтузиазмом. И поверила ей стразу, безоговорочно.

Не только потому, что хотела поверить, но еще и потому, что у нас с ней были абсолютно одинаковые глаза.

Яркие, синие, сверкающие.

Такие же были и у Димки.

Странно, но я считаю, что наш папочка, Владимир Авдеев, человек-праздник, передал нам самое лучшее, что только мог передать. Свои невероятные глаза.

А во всем остальном мы были его полной противоположностью.

Как сказали бы методичные дотошные немцы, любящие определенность, мы были его «доппельгангеры».

Почему-то природа наградила нас способностью крепко держаться за близких людей. И если в этом будет необходимость, драться за них насмерть.

«Что ж, иногда жизнь заставляет это делать», – подумала я философски.

Трудность состояла в том, что общаться открыто мы не могли.

Димка жил в другом городе. С Инкой мы жили в одном дворе, но это проблемы не снимало.

Наоборот.

Это создавало дополнительную напряженность.

Когда мой формальный папаша, которого я сейчас называю «Александр Яковлевич», больше не мог игнорировать наше невероятное внешнее сходство, нас с Инкой развели по разным баррикадам.

Точнее говоря, попытались развести. Но этого не получилось.

Мы упорно продолжали общаться, хотя нам приходилось делать это тайно. Так, чтобы не попадать под перекрестный огонь, которым обменивались наши законные и незаконные родители.

И эта война, перенесенная в детские комнаты, сплотила нас так, как не сплачивает никакая дружба.

Ирка не была нашей кровной сестрой.

Не знаю, почему у нашего папочки не дошли руки до ее мамочки, но они по какой-то причине до нее не дошли.

Захлопотался, надо полагать.

Мы знали это совершенно точно, потому что сделали тест ДНК, в надежде установить наше с Иркой кровное родство. И получили отрицательный ответ.

Честно говоря, Ирку эта новость ужасно расстроила. Зато она была нашей сестрой по духу, если не по крови, поэтому разницы между ней или Инкой я не делала.

Или между Иркой и Димкой.

Вот так, скрываясь от родителей, пригибаясь к земле, чтобы не задела шальная пуля, мы образовали наше тайное надежное братство.

Моя мудрая бабушка, Анна Львовна, разделив свои деньги между мной и своим сыном, оставила для меня письмо, в котором советовала поделиться с Инкой.

В этом же письме она с бесконечной деликатностью сообщила мне о том, что я давно знала.

О том, что у меня есть сестра.

Но я считала, что у меня не одна, а целых две сестры и один брат. Этот факт только радовал мою душу.

Поэтому свою долю наследства я разделила на четыре части. Все получили равные куски пирога.

Кроме Димки.

Все, что мы могли для него сделать сейчас, – это по-человечески похоронить.

И мы это сделаем. Даже если придется перерыть этот проклятый лес собственными руками.

Я вздохнула и сжала руки в кулаки.

Поэтому я и приехала сюда. Не только из-за дружбы. Меня привело гораздо большее: родство по крови.

– Поменяй фамилию, – сказала мне Инка примерно два года назад. – Будешь Авдеева, как и я. Это твоя настоящая фамилия, ее и носи.

Но я подумала и отказалась.

Отказалась из-за чувства бесконечной признательности к моей бабушке, у которой хватило любви на чужого ребенка, не приходившегося ей внуком.

На меня.

Ее фамилию я и буду носить до тех пор, пока не умру. Особенно сейчас, когда любой фашиствующий ублюдок может посчитать смену моей фамилии своим личным достижением.

Я встала, подошла к выключателю и погасила боковые светильники.

Угли догорали в камине, пространство перед ним освещалось тревожным багровым светом.

Когда-то один умный человек по имени Архимед сказал следующее:

– Дайте мне точку опоры, и я переверну мир.

Мы с Инкой даже выучили смешное пародийное стихотворение на эту тему. Оно нам очень нравилось, хотя имя автора я со временем забыла.

Но сейчас я думаю вот о чем: какую точку опоры имел в виду Архимед?

Механическую или моральную?

В детстве мы с Инкой считали, что он имеет в виду обыкновенный рычаг, точка опоры которого находится где-то в пространстве. Мы даже проводили научные опыты, используя в качестве земного шара футбольный мяч, а в качестве рычага – хоккейную клюшку. Повернуть мир в такой игровой пропорции оказалось необыкновенно легко. В конце концов, Архимед был гениальным изобретателем!

Но сейчас я думаю, что мы с Архимедом ошибались.

Я думаю, что моральная опора гораздо лучше подойдет для этой амбициозной цели.

У меня таких точек опоры было целых три. До тех пор, пока подонок по имени Стефан не уничтожил одну из них. Жизненно важную для меня.

Да и не только для меня.

Странно, но никто из нас до сих пор не созрел для серьезных отношений с другим человеком.

У Димки не было близкой девушки, так же, как у меня с Инкой не было близкого мужчины.

Интересно: это случайность или закономерность?

Может, мы просто боимся обнаружить в себе черты нашего папочки? Человека-праздника, вечно собирающего пыльцу с поверхности цветочка?

Боимся, потому что знаем, сколько боли можем принести другим людям?

Боимся, что никогда не сможем стать для другого человека точкой опоры?

Я растерла виски и негромко приказала себе:

– Хватит.

Поднялась с дивана, подошла к стеклянной стене комнаты и прислонилась лбом к ее холодной поверхности.

На улице уже горели фонари, и в их неярком свете я увидела Сашу.

Он стоял перед воротами своего дома и, задрав голову, смотрел прямо на меня.

Но меня, конечно, не видел. Свет в комнате был погашен, угли источали лишь остатки тепла.

Я подняла ладонь, закрыла ею маленькую фигурку, видневшуюся в неярком уличном свете.

– Ты у меня в руках, – сказала я тихо.

Не знаю, что с ним произошло в той далекой и печальной стране, вечно раздираемой междоусобными войнами. И, наверное, не узнаю никогда. Он не расскажет мне об этом. А я никогда не расскажу ему о событиях того раннего воскресного утра.

Возможно, нас это разведет в разные стороны.

Возможно, нас это сблизит.

Ведь люди, которые понимают друг друга без слов, называются близкими?

– Ты мне очень нравишься, – разоткровенничалась я.

Он не шевельнулся. Стоял неподвижно и, по-прежнему не отрываясь, смотрел на меня. Белоснежный Тобол закрутился возле ног хозяина, ткнулся мордой в его колено, но Саша этого не заметил.

Он смотрел на меня. И даже издалека я видела, что взгляд у него испуганный.

– Ничего, – утешила я. – Сначала страшно, потом пройдет.

Погрозила пальцем Тоболу и добавила:

– А тебе придется занять место в прихожей. Не люблю, когда в доме летает собачья шерсть.

Тобол уселся на землю и высунул язык. Морда у него стала такой несчастной, словно он собирался заплакать.

– Ничего, переживешь! – пообещала я.

Саша очнулся, опустил голову, повернулся ко мне спиной. Открыл калитку, и Тобол быстро юркнул в нее.

Саша еще раз оглянулся и шагнул следом за псом. Улица опустела.

А я вернулась на диван и улеглась на мягкие подушки. Лежать в темноте было не страшно, даже уютно. В легкой бездумной голове ликовала и пела райская птица:

– Все будет хорошо…

Я, улыбаясь, слушала ее пение.

Конечно. Все будет хорошо, а это значит, что все будет так, как я задумала.

– Я все равно до тебя доберусь, – сказала я Саше.

Обязательно доберусь.

Потому что в этой жизни у слабой женщины должна быть какая-то точка опоры.