Текст книги "Не родись красивой, или Точка опоры"

Автор книги: Карина Тихонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

– Ну, ма-а-а…

– Я кому сказала!

Ритка понурилась и побрела восвояси.

– Скорее комедия, – запоздало ответила Элла на мой вопрос.

– А именно?

– Представляешь, сегодня с утра приехал какой-то тип из города. Заселяться.

– Куда? – оторопела я.

– В дом Стефана!

– Как это?

– Просто! Оказывается, Стефан накануне смерти продал ему дом. Взял всю сумму полностью, подписал генеральную доверенность на операции с недвижимостью. Вот так!

Я засмеялась. Ай, да Стефан!

– Представляю, как Вика взбесилась!

– Это мягко говоря, – ответила Элла. – Вика, как только услышала про нового жильца, рванула в дом. Забаррикадировалась там, орет, что дом ее. У нее якобы есть долговые расписки Стефана на астрономическую сумму, так что дом она никому не отдаст.

Я снова рассмеялась, но уже по другому поводу. Ай, да Вика!

– Что потом? – спросила я, входя во вкус.

– Потом этот крутой вызвал подмогу из города. Прикатил джип с пятью крепкими лбами…

Элла остановилась и расхохоталась.

– И где они, эти лбы? – спросила я.

– По кустам попрятались, – ответила Элла, давясь хохотом. – Вика их обстреляла из открытого окна своим законным зарегистрированным оружием.

Мы захохотали обе.

– А потом? – спросила я, с трудом выговаривая слова.

– Включился Макс, – продолжала Элла. – Отправился устанавливать дипломатические отношения и налаживать переговорный процесс. С белым флагом, как полагается.

– Впустила? – спросила я, корчась от смеха.

– С трудом, – призналась Элла. – Он сейчас у нее. Вместе со следователем.

– А следователь что тут делает?

– Не знаю. Приехал зачем-то. Попал в разгар событий.

Мы упали на диванчик и бурно захохотали. И не успел стихнуть наш дружный хохот, как дверь прихожей отворилась и чей-то робкий голос спросил:

– Простите, водички не дадите?

Мы разом умолкли и обернулись.

– Вы кто такой? – подозрительно спросила Элла.

В дверях стоял невысокий мужчина крупных габаритов. Про такую фигуру обычно говорят: легче перепрыгнуть, чем обойти. Одет мужчина был крикливо и дорого, на пальце сверкала золотая печатка, в разрезе рубашки болтался килограммовый золотой крест на такой же килограммовой золотой цепи.

«И камень привязывать не нужно, – невольно подумала я, бросив взгляд на шейное украшение гостя. – И так ко дну пойдет».

– Я, вообще-то, думал здесь жить, – проблеял деморализованный мужик.

– А-а-а! – подобрела Элла. – Это вам Стефан продал свой дом!

– Мне, – конфузливо подтвердил гость. – Знал бы я… Блин, сорок пять лет на свете живу, ни разу никто не лоханул… А этот выбля…

Тут гость закашлялся и церемонно извинился:

– Прошу прощения.

– Ничего, ничего, не стесняйтесь, – ответила я. – Мы Стефана хорошо знали.

– Жаль, что ублюдок умер, – кровожадно высказался гость. – Я бы с ним потолковал по душам о моральном кодексе строителя коммунизма…

Он споткнулся на полуслове, замялся и нерешительно спросил:

– А ту женщину как звать?

– Какую?

– Ну, ту…

И гость кивнул головой в сторону осажденного дома Стефана.

Мы с Эллой молча переглянулись. Элла прикусила губу.

– Ее зовут Виктория Грачева, – ответила я вежливо.

– Виктория Грачева, – повторил гость, как зачарованный. Его глаза стали стеклянными.

– Вика, значит…

– Вика, – согласилась я. Говорить приходилось мне, потому что Элла была непригодна для общения. Ее раздирало внутреннее клокотание, похожее на гул приближающегося землетрясения.

– Классное имя, – пробормотал гость.

– В переводе означает «победа», – поделилась я.

– Точно назвали.

Гость посмотрел на меня робким взглядом и умоляюще спросил:

– Замужем?

– Кто? Я? – растерялась я.

– Да нет! Она…

И гость снова кивнул в сторону осажденной крепости.

– Вика? Нет, – ответила я, радуясь, что могу принести хорошие новости.

– Нет? – обрадовался гость. – Такая женщина и не замужем?

– Высокий класс, – объяснила я, повышая голос. Элла клокотала так громко, что гость начал на нее коситься. – Трудно найти достойного.

– Это точно, – с восторгом подтвердил гость. – Кричит, «всех перестреляю!» Ё-моё, в жизни такой бабы… прощу прощения, такой женщины не встречал… Долбанула из окна так, что мои парни вповалку легли. Колян говорит, прямо возле уха пролетела…

– Кто? – не поняла я.

– «Кто»! – передразнил гость. – Пуля! «Кто»…

– Вика – она такая, – подтвердила я.

– Извините, – сказала Элла и быстро побежала из прихожей в глубину дома.

– Нервная дамочка, – сказал гость, сочувственно кивая вслед моей приятельнице. – Совсем плохая…

– У нее муж там, – объяснила я.

– А-а-а! Этот, с белым флагом…

– Он.

– Тогда понятно.

Гость сочувственно поцокал языком.

– Всякое может быть, – признал он сурово. – Может и не вернуться…

– Ну, не думаю, что все настолько серьезно, – начала я.

– Я вам говорю! – с жаром перебил гость. – В жизни таких женщин не видел! Пристрелит и не поморщится!

Он с восхищением покачал головой и добавил вполголоса:

– Классная баба… То есть, женщина…

– Хотите познакомлю? – предложила я радушно.

Гость обрадовался.

– Конечно, хочу! – воспарил он к небесам. Споткнулся и добавил:

– Конечно, если все будем живы и здоровы.

– Я надеюсь на лучшее, – заметила я оптимистично.

– Я тоже, – присоединился гость.

Вернулась Элла, красная от долго сдерживаемого хохота, и вежливо пригласила:

– Прошу вас, пообедайте с нами. Простите, мы не представились. Меня зовут Элла, а это моя подруга Анна.

– Ой! – всполошился гость. – И я хорош тоже, стою тут, как последний фраер… Костик меня зовут.

– Константин, – перевела я на русский.

– Да можно просто Костя, – разрешил наш новый друг.

– Костя, чем вы занимаетесь? – спросила я, наплевав на приличия.

– Бензином торгую, – ответил новый знакомый. Достал из кармана клетчатый носовой платок и промокнул лоб.

– Бензозаправки у меня в Подмосковье, – добавил он.

Мы с Эллой переглянулись. Я откашлялась и сказала:

– Думаю, Вика будет очень рада с вами познакомиться.

– Почему-то и я так думаю, – пробормотала Элла себе под нос.

Встрепенулась, сделала гостеприимный жест в сторону открытой двери и громко пригласила:

– Прошу вас, Костя. К столу.

За столом мы сидели втроем: Генриэтту Элла не допустила к общему веселью.

Костик оглядывал столовую и шумно восхищался всем, что попадалось ему на глаза: люстрами, мебелью, посудой, серебряными приборами, а так же качеством обеда.

– Блин, живу, как сурок, – сокрушался Костик, наворачивая грибной суп.

– В норке? – уточнила я.

– В спячке! – поправил гость. – Никуда не хожу, ничего не вижу, ни с кем не знакомлюсь. Дом-работа, дом-могила, блин… Вот поэтому и решил домик за городом прикупить: думал в лесу погулять, с соседями пообщаться… И тут меня этот выбля… Извините… Этот козел так лоханул!

Гость поджал губы и скорбно покачал головой.

– А я тоже хорош! – продолжал он после короткой паузы. – Нет, вспомнить, что бесплатный сыр только в мышеловке и бывает!

– Дешево продал? – поинтересовалась Элла.

– Дешево! – горестно ответил Костик. – За двести пятьдесят тысяч!

– Долларов? – уточнила я.

– А то! Не рублей же!

– Взял наличными? – продолжала я терзать душевную рану гостя.

– Все до копейки!

– В субботу вечером.

– Точно!

Тут гость споткнулся на полуслове, подозрительно посмотрел на меня и спросил:

– А вы откуда знаете?

– Я видела ваши деньги в спальне Стефана, – ответила я, и не покривила душой. – На комоде лежали пачки долларов, которые, очевидно, были получены за продажу дома.

– Чего вы там делали? – продолжал уличать гость.

– Труп нашла, – ответила я, ничуть не обидевшись.

– А-а-а…

Минуту царило молчание.

– А где сейчас мои деньги? – спросил Костик.

– Думаю, в милиции.

– И как мне их назад забрать?

– Элементарно! Расписка Стефана у вас?

Гость с готовностью похлопал себя по карману.

– Ну, вот и отлично! Насколько я знаю, дело о самоубийстве закрыто…

– Так быстро? – спросила Элла.

– Там все очевидно, – ответила я с фальшивой небрежностью. – Вы, Костя, напишите заявление, предъявите свои права на деньги, представите доказательства, что они ваши и получите их обратно! При условии, что дом вы готовы уступить Вике.

Гость откинулся на спинку стула. Известие о том, что деньги не пропадут в дебрях этой темной истории, настроило его на лирический лад.

– Да пусть забирает! – разрешил он великодушно. – Ей, что, этот сучонок тоже должен остался?

– Тоже, – ответила я.

– Много?

Я развела руками. Мне-то откуда знать?

Костик постучал пальцами по столу.

– Судя по ее реакции, много, – проявил он способность к дедукции.

– Возможно.

– Гнида, – завершил гость обсуждение личности Стефана.

Мы немного помолчали. Затем Элла вежливо спросила:

– Может быть, отправить вашим людям термос с чаем и бутербродами?

Гость оживился.

– А можно? Ребята голодные там, в кустах сидят.

– Конечно, можно! – проявила Элла широту характера. – Сейчас же попрошу повара все приготовить… Сколько их там?

Костик почесал затылок.

– С утра пятеро было, – ответил он нерешительно. – Вы подождите, не говорите повару ничего. Я схожу, узнаю, все живы или как…

Мы переглянулись. Элла закусила губу и издала привычное клокотание.

– Пойду, – обещал гость, отдуваясь и выбираясь из-за стола. – Заодно проверю, все живы… Спасибо вам, хозяйка, славная вы женщина…

Но закончить ему не удалось.

Во дворе послышались голоса, хлопнула входная дверь, и мы одновременно повернулись на этот звук.

– Где все? – спросил голос Макса.

Голос горничной что-то почтительно прожурчал в ответ.

– Конечно, жрут! – воскликнула Вика в повышенном тоне. – У них-то других проблем нет!

Максим что-то успокоительное сказал вполголоса.

– Оставь! – отмахнулась Вика. – А то я сама не знаю, как мне себя вести!

Дверь столовой, и так бывшая открытой, издала жалобный звук, словно ее пнули ногой.

Вошло блестящее общество: спокойный Максим, бледный следователь и раскрасневшаяся, необыкновенно красивая Вика. В руках у нее был небольшой пистолет неизвестной мне конструкции.

Вика обвела нас неприязненным взглядом.

Поправила выбившуюся прядь волос, отвела ее за ухо и бросила пистолет на обеденный стол.

Жалобно звякнул хрустальный бокал с вином.

– Ну? – сказала Вика и решительно выпятила челюсть. – Где это стервятник?

Стервятник по имени Костя стоял позади нее у самого окна. В данную минуту он, открыв рот от восторга, озирал стройную фигурку роковой женщины.

– Оглянись, – посоветовала я без всякого злого умысла. Выглядела Вика сейчас так великолепно, что могла бы сразить не только чувствительного Костю.

Вика обернулась назад и нашла взглядом своего противника.

– А-а-а! – сказала она зловеще. – Вот ты где!

– Я тут, – подтвердил Костя, не приходя в себя. Его глаза стали совершенно квадратными.

Скажу честно: Вика того стоила.

– Костя, – представился он, протягивая руку даме.

Вика оглядела его руку с брезгливым недоумением.

– А мне-то что? – ответила она грубо.

– Костя тобой восхищается, – вмешалась я. – Он считает, что ты великолепная женщина.

– И красавица! – поддакнул Костя. – Я даже не думал, что вы еще и красавица!

– Дом не отдам! – отрезала Вика, не дрогнув. – Можешь идти со своими комплементами куда подальше!

– Мне он не нужен! – ответил Костя, не отрывая от Вики восхищенных глаз. – Заберите его себе!

– Так, – сказал Максим, обрывая именины сердца и пир души.

Мы все посмотрели на него.

Макс сел на свое место во главе стола и пригласил присутствующих:

– Присаживайтесь. Даша!

Горничная испуганно сунулась в дверь.

– Еще три прибора принесите, – распорядился хозяин.

Горничная кивнула и унеслась.

– Ну, что же вы? – спросил Максим, обводя гостей взглядом. – Проще разговаривать в спокойной обстановке! Прошу вас, садитесь! Заодно и пообедаем.

– Да мне кусок в горло не пойдет… – начала Вика, но Максим ее перебил:

– Знаю, Вика, знаю. Думаю, что проблему можно решить. Николай Сергеевич, садитесь.

– Спасибо, – проблеял несчастный следователь и сел поближе к Максиму. Вытянул руку, сцапал со стола небрежно брошенный пистолет и воровато сунул его в карман.

На всякий случай. Вика плюхнулась на стул, проигнорировав попытку Костика за ней поухаживать; Костик, отодвинувший стул для Вики, вынужден был сесть на него сам.

Но все равно он храбро уселся рядом с дамой всей своей жизни, не отрывая от нее восхищенного взгляда.

– Значит, так, – начал Макс рассудительно. – Претензий на дом вы, Костя, не имеете. При условии, что вам вернул деньги.

– Не имею, – подтвердил Костя, не сводя с Вики глаз.

– Вика, чего ТЫ хочешь?

Вика выпятила боксерскую челюсть.

– Хочу вернуть свои деньги! – заявила она громко. – С процентами! У меня расписки есть!

– Костины деньги в милиции, – продолжал рассуждать Максим. – Можно сделать по-другому: из этих денег ты заберешь долг Стефана, а дом достанется Константину… Простите, не знаю отчества.

– Еще чего! – ответила Вика, не задумываясь. – Дом мой! И все тут!

Макс приподнял бровь и вопросительно посмотрел на Костю.

– Не возражаю! – заявил тот поспешно.

– Попробовал бы ты… – угрожающе начала Вика, но Макс ее перебил:

– Вот все и устроилось. Костя, нужно написать заявление, что деньги принадлежат вам. Расписка Стефана у вас есть?

– И расписка, и доверенность на операции с недвижимостью, – заверил гость.

– Генеральная? – ворчливо спросила Вика, впервые за прошедшие полчаса, одарив гостя хмурым взглядом.

– Генеральная, – подтвердил Костя, когда обрел способность говорить.

– Сука, – пробормотала Вика.

– Точно! – пришел в восторг Костя.

– Вы-то чему радуетесь? – спросила Вика, остывая. Теперь, когда на ее собственность никто не покушался, она решила проявить некоторую долю участия. – Свои деньги вы назад не скоро получите! Николай Сергеевич! Я права?

– Есть некоторые формальные процедуры, – осторожно признал следователь, до сих пор не раскрывавший рта. – Но они вполне преодолимы. Думаю, месяца через три-четыре…

– Неважно, – оборвал его Костя, который расцветал на наших глазах, как майская роза. – Главное, охраняйте их, чтоб не украли. Знаю я ваших жуликов, тащат все, что гвоздями не приколочено… Короче, ты лично отвечаешь.

– Не беспокойтесь, – заверил следователь, немного приходя в себя. – Не пропадут.

– Да мне-то что, – небрежно отмахнулся гость. – Не такая большая сумма…

И он многозначительно посмотрел на меня.

Я поняла его намек и обратилась к Вике напрямую:

– Познакомься с Костей.

– Знакомы уже, – хмуро ответила Вика.

– У Кости сеть бензозаправок в Подмосковье, – отрекомендовала я нашего нового приятеля.

– Что?

Ни минуту Вика утратила речь. Вошла Даша со столовыми приборами, расставила их перед прибывшими.

– Вы – Константин Шлыков? – спросила Вика, расцветая не хуже нашего гостя минуту назад.

Тот поперхнулся.

– Откуда вы зна…

– Да я вас полгода об интервью прошу! – застонала Вика.

– Вы?! Меня?!

– Журнал «Фемина»! – напомнила Вика. – Ну?.. Вспомнили?

– «Фемина», – медленно повторил Костя. Его глаза расширились.

– Это я! – сказала Вика.

Стукнула себя в грудь и повторила:

– Это я!

С глаз гостя спала пелена.

– «Фемина»! Точно! Вспомнил! Вы там работаете, да?

– Я этот журнал издаю, – поправила Вика со скромной гордостью.

– Да ну?

– Ну да!

– Давно?

– Шесть лет!

– Получается?

– По-моему, да… А почему вы не соглашались на интервью?

– Да не умею я гладко разговаривать, – с досадой признал гость.

– Ерунда! Корреспонденты все причешут!

– Если б я знал…

Тут гость споткнулся, покачал головой и покраснел.

– Я же не знал, что журнал издает такая женщина, – сказал он неуклюже.

Вика кокетливо потупилась. Агрессия, которую она источала минутой раньше, растворилась в лучах всеобщей эйфории.

– Что вы теперь скажете? – поинтересовалась она мягко.

– Господи! – запаниковал Костик. – Да как вам удобно! То есть… В любое время!

– Завтра, – тут же поймала Вика гостя в капкан.

– Заметано, – радостно согласился Костя.

– В десять!

– Великолепно!

Тут гость опасливо покосился на нас и спросил, понизив голос:

– А вы сами приедете? Или как?

– Сама, сама, – подтвердила Вика, лучась женским обаянием. – Человека вашего уровня я не доверю никому. Только фотографа с собой возьму.

– Не люблю я фотографироваться, – начал было гость, но тут же опомнился и махнул рукой:

– А! Ладно! Делайте, как хотите!

– Вика, ты ничего не ела, – напомнил Макс.

– Я поухаживаю, – засуетился гость, хватая тарелку Вики. – Грибной суп – отпадный! Любите грибной суп?

– Обожаю! – подтвердила Вика с энтузиазмом.

– Сейчас положу, – пообещал Костик и открыл супницу.

Поскреб по пустому дну половником, посмотрел по сторонам.

Молчаливый Николай Сергеевич торопливо подбирал остатки отпадного супа в своей тарелке.

Поймал укоризненный взгляд Кости и покраснел.

– Я тоже люблю грибной, – поделился он, вылавливая кусочки вермишели.

Доел, удовлетворенно вздохнул и отложил ложку в сторону.

Похоже, в выигрыше сегодня осталась не только Вика.

* * *

Следующий день начался как обычно.

Элла с Генриэттой уехали в город сразу после Максима. Я завтракала в одиночестве.

Саша позвонил мне в начале девятого.

– Готова? – спросил он весело.

– Смотря к чему, – ответила я вяло.

– К одному очень ответственному визиту.

– Ты нашел папочку Авдеева? – проявила я слабый интерес к происходящему.

– Нет. Я нашел женщину, которая его хорошо знала.

– И кто же это?

– Это актриса театра оперетты.

– Оперетты? – удивилась я.

– Да, – подтвердил Саша. – Отец Авдеева был актером. Ты не знала?

– Нет, – ответила я сердито. – Откуда мне было это знать?

– Просто ты проявила к этому делу такой интерес…

– От нечего делать! – закричала я в трубку.

– Разумеется! – успокоил меня Саша. – Так что? Едешь?

– Она кто? Бывшая любовница?

– Узнаем на месте, – ответил Саша загадочно. – Ты со мной или нет?

– С тобой, – ответила я хмуро.

– Тогда выходи. Я, как верный рыцарь, у твоих ворот.

Я бросила трубку.

Тоже мне, рыцарь…

В гости к актрисе я собиралась тщательно. Одела не походные джинсы, а строгий темный костюм. Выбрала легкий полушубок из сверкающей чернобурки, тщательно накрасилась.

– Ого! – оценил Саша плоды моих усилий. – Выглядишь просто потрясающе!

– Спасибо, – ответила я, усаживаясь рядом с ним.

– А что с твоими глазами?

– Что с ними? – испугалась я. – Тушь потекла?

– Нет, – ответил Саша, не сводя с меня взгляда. – Тушь в порядке. Почему они у тебя карие?

– Линзы, – объяснила я. – Обыкновенные контактные линзы. Слышал про такие?

– С изменением цвета? – догадался Саша. – Слышал… Зачем тебе это?

– Для разнообразия. И потом, с темным костюмом карие глаза лучше сочетаются.

– Тебе видней, – не стал спорить Саша.

– Вот именно, – закруглила я беседу.

Актриса, которую звали Екатериной Михайловной, жила неподалеку от театра, на Пушкинской улице. Дом был старый, солидный, со множеством мемориальных табличек и со сложной системой охраны на входе.

Мы миновали несколько этапов проверки документов и вошли в огромный подъезд.

– Красиво, – сказала я, окидывая взглядом уходящие в небо потолки и чугунное кружево перил.

– Да, – согласился Саша. – Есть в сталинском ампире что-то общее с египетскими пирамидами… Монументальность, что ли.

– Точно.

Консьержка допросила нас с неменьшим пристрастием, чем охрана во дворе. Проверила наши паспорта, сверилась с тетрадкой, лежавшей перед ней на столе.

– Да, – сказала она недовольно. – Екатерина Михайловна выписала на вас пропуск.

Она еще раз осмотрела нас с головы до ног и поджала губы, словно упрекала Екатерину Михайловну за такое легкомыслие.

– Идите, – сказала она с сожалением.

И мы пошли к лифту.

Лифты в доме были старые, но новые. Не сочтите за каламбур: просто когда дом ремонтировали, точнее говоря, реставрировали, то лифты заказали точно такие же, какие там стояли раньше. Знаете, такая модель, в которой приходится самим дверь открывать.

Зато внутри лифты были отделаны с современной роскошью: зеркальные стены, вмонтированные в потолок светильники, изящная хромированная панель управления.

В общем, все говорило о том, что дом, в котором жила актриса, был привилегированным.

Мы поднялись на четвертый этаж, открыли сетчатую дверь и вышли на лестничную клетку.

На площадке всего две квартиры. Одна справа, другая слева.

– Нам сюда, – сказал Саша и направился к старинной деревянной двери с латунной табличкой на ней: «Серебряков А. В.» Под фамилией было написано мелкими буквами: «Профессор медицины».

– Очаровательно, правда? – спросил Саша, нажимая на кнопку старомодного звонка. – Все сведения о хозяине прямо на входе.

– Очаровательно, – согласилась я.

Тут за дверью послышались легкие шаги, и приятный молодой голос спросил:

– Кто там?

– Екатерина Михайловна, это Погодин, – ответил Саша негромко, но очень отчетливо. – Мы с вами договорились о встрече.

– Да-да, – ответил молодой голос.

Загремели замки, дверь отворилась.

На пороге прорисовался стройный женский силуэт. Яркое солнце било в огромное овальное окно за спиной хозяйки и не давало нам разглядеть ее лицо.

– Прошу вас, – вежливо сказала женщина и посторонилась.

Мы вошли в большую просторную прихожую.

– Гардероб справа от вас, – продолжала руководить хозяйка, но делала это так приветливо, что просто хотелось ее слушать и слушать.

Саша забрал у меня полушубок. Достал из старинного гардероба вешалку и аккуратно развесил мех.

– Тапочки внизу, – сказала хозяйка.

– Можно, я босиком похожу? – спросила я. Оглядела сверкающие янтарем полы и добавила:

– У вас так красиво!

– Как вам угодно, – ответила женщина с полузабытой церемонной вежливостью. – Прошу за мной.

Она повернулась и пошла вперед, навстречу ослепительному солнечному свету. Мы с Сашей двигались в кильватере, прикрывая глаза ладонью.

Миновали ряд огромных комнат с высокими потолками. Комнаты были обставлены просто, но удивительно изящно: старинный буфет с резными створками, старинные напольные часы с такой же художественной резьбой, старый рояль с ажурным пюпитром, потертые, но уютные диваны, сверкающие овальные столики, стулья с готическими спинками, огромные напольные вазы…

Стены украшали картины, явно не купленные в ближайшем супермаркете, иногда старые фотографии.

Мне очень хотелось рассмотреть все это великолепие поближе, но хозяйка плавно двигалась вперед и останавливаться было невежливо.

Наконец Екатерина Михайловна привела нас в огромную комнату, которая, очевидно, служила одновременно библиотекой и кабинетом. Стены были заставлены тяжелыми черными шкафами, у окна располагался письменный стол.

В центре комнаты стояли кожаные кресла, расположенные вокруг черного журнального стола.

Комната выглядела одновременно мрачной и стильной.

– Прошу, – пригласила хозяйка.

Мы расселись вокруг стола.

– Чай, кофе?

– Спасибо, не стоит, – ответил Саша вежливо.

– Вы курите? – спросила его хозяйка.

– Нет.

– А вы?

Я подняла голову и взглянула ей в лицо. И обмерла от неожиданности.

Эта женщина была настолько красива, что слово «возраст» не имело к ней никакого отношения. Женщина с такими классическими чертами лица бывают красивы всегда: в молодости и в старости, но особенно, я думаю, в зрелости.

«Интересно, сколько ей сейчас лет?» – подумала я ошеломленно.

– Аня не курит, – ответил за меня Саша.

Я очнулась.

– Простите меня. Я на вас засмотрелась, – сказала я честно.

Женщина негромко рассмеялась. Смех у нее был приятный и искренний.

– Спасибо. Вы славная девочка. Не возражаете, если я закурю?

– Нет, – ответили мы в один голос.

Женщина достала из внутреннего ящика стола серебряный портсигар с ажурной монограммой.

Открыла его, вытащила тонкую черную папироску и щелкнула обыкновенной современной зажигалкой, лежавшей в том же ящике.

Зажигалка смотрелась неприятным диссонансом на фоне всей этой изысканной старины.

Екатерина Михайловна затянулась, выпустила струйку ароматного дыма, пахнущего ванилью, и спросила:

– Почему вас интересует этот человек?

И я поняла, что речь идет об отце Авдеева.

– Нам кажется, что он имеет косвенное отношение к делу об убийстве, – ответил Саша неожиданно пространно.

Хозяйка слегка подняла красивые брови и выпустила в сторону еще одно облако дыма.

– Волик? – спросила она удивленно. – Отношение к убийству?

– Не лично, конечно, – поторопился объяснить Саша. – Просто история эта… с родословной.

– Понятно, – ответила женщина спокойно. Посмотрела на меня и спросила:

– Как тебя зовут, детка?

– Анна, – ответила я.

– Хорошее имя, – одобрила хозяйка.

Встала с кресла, удалилась в соседнюю комнату. Вернулась назад с небольшой бутылкой шотландского виски и тремя старинными стопками.

Я таких никогда не видела. Стопки были на толстеньких «слоновьих» ножках, стекло отливало драгоценной синевой.

Екатерина Михайловна разлила виски по стопкам, подняла свою и предложила:

– За плохую память!

Я сделала маленький глоток. Виски обожгло горло едкой горечью.

– А почему за плохую? – спросила я, поставив стопку на место.

– Потому, что это самый лучший рецепт от бессонницы, – ответила хозяйка с легкой усмешкой. Еще раз внимательно посмотрела на меня и спросила:

– Сколько тебе лет, девочка?

– Двадцать пять.

Екатерина Михайловна откинула назад красивую голову, отягощенную густыми пепельными волосами, и рассмеялась. У нее были красивые зубы. У нее вообще было все красивое.

Отсмеялась. Посерьезнела.

Повернула голову в мою сторону и посмотрела на меня с выражением странной жалости во взгляде.

– У тебя многое впереди, – не то предупредила, не то пожалела она меня.

– Надеюсь, – ответила я дипломатично.

Екатерина Михайловна энергично кивнула.

– Правильно! Всегда так говори! Даже когда не думаешь.

Она помрачнела и опустила ресницы. Ее лицо неожиданно стало очень старым.

А я вдруг вспомнила, что видела эту актрису. Правда, не в театре. По телевизору.

Запись была давняя, еще черно-белая. Но даже в таком скучном цветовом раскрасе молодая Екатерина Михайловна смотрелась обворожительно. Что же это была за оперетта? Я не очень хорошо знаю музыку этого жанра. Кажется, «Фиалки Монматра».

«Карамболина, Карамболетта», – распевала Екатерина Михайловна, сверкая ослепительно прекрасной улыбкой. Пышные юбки небрежно взлетали вверх, демонстрируя великолепные стройные ноги, и это движение, которое в любом другом исполнении могло выглядеть вульгарным, выглядело у нее чуть ли ни по-королевски.

И вся она была как сгусток яркого ослепительного света, как солнечный ветер, каким-то фантастическим образом залетевший на Землю.

«Боже мой! – подумала я в благоговейном ужасе, смешанном с восторгом. – Сколько же ей лет?!»

Хозяйка дома, словно услышав мои мысли, подняла красивую голову и посмотрела мне в лицо.

У нее были широко расставленные серые глаза, не потерявшие своей изначальной яркости.

– Вы мне кого-то напоминаете, – сказала Екатерина Михайловна задумчиво. – Не могу вспомнить, кого именно.

– Говорят, у каждого человека на этой планете есть двойник, – ответила я.

– Да. Немцы называют это «доппельгангер». Но «доппельгангер» – не только внешний двойник. Считается, что «доппельгангер» – это зеркальное отражение человека.

– Как это? – не поняла я.

– Ну, например, если оригинал злой, то двойник будет обязательно добрым. И наоборот.

Она снова рассмеялась своим чудесным негромким смехом. По-моему, она все еще вполне могла околдовать любого мужчину. Какого только пожелает.

– Простите, я вас задерживаю, – извинилась хозяйка дома и поставила стопку с недопитым виски на стол. – Итак… Чем могу служить?

– Расскажите нам о том человеке, – попросил Саша. – Об Авдееве.

– Его звали Володя. В театре его называли Волик. Впрочем, почему я говорю в прошедшем времени? – перебила хозяйка сама себя. – Волик жив?

– Мы не знаем, – ответил Саша.

Екатерина Михайловна молча кивнула.

– Волик был очень красивый мужчина, – сказала она все в том же прошедшем времени. Очевидно, прикинула в уме нынешний возраст Волика. – И при этом в нем не было ни малейшей слащавости. Он был невероятно сексуален и мужествен. Внешне, разумеется.

– Почему «разумеется»? – спросил Саша.

Екатерина Михайловна пожала плечами.

– Потому, что он был артистом! Да еще и тенором! Что это за профессия для мужчины, прости господи… Все мужчины-актеры, которых я знала, были очень женственны. Уж не знаю почему, но профессия накладывает печать на характер. Поэтому я ни разу не выходила замуж за актера. Мне их капризов и в театре хватало.

– А сколько раз вы были замужем? – не утерпела я.

– Пять, – ответила Екатерина Михайловна, ничуть не удивившись моему вопросу.

– Ого! – сказала я с уважением.

Хозяйка рассмеялась.

– Вы думаете, что это я мужей меняла? Ничего подобного! Они от меня сбегали примерно через год совместной жизни. Мало кто может выдержать жену-актерку. Только Лешенька продержался до конца. Леша – это мой последний муж, – объяснила она нам. – Он был врачом. Хирургом. Умер два года назад прямо на обходе. Сердце… Простите, я снова отвлеклась.

Екатерина Михайловна взяла стопку и отпила еще глоток.

– Так вот, Волик был удивительно красивым мужчиной. Женщины по нему с ума сходили. Возле служебного входа вечно толпы дежурили. Причем ждали именно его.

– Ему это нравилось? – спросил Саша.

– Он считал это вполне естественным, – спокойно ответила хозяйка. – Он даже представить не мог, что может быть иначе.

– Он вступал в близкие отношения со своими поклонницами?

– Разумеется! – ответила Екатерина Михайловна, высоко поднимая брови. – Он без женщин просто жить не мог! Причем знаете, что самое интересное? Мне кажется, его привлекали не столько интимные отношения с женщинами, сколько атмосфера постоянного преклонения перед его красотой.

– Только красотой? – уточнил Саша. – А перед его талантом?

– Вот здесь у Волика были шаткие позиции, – ответила хозяйка с некоторым сожалением. – Голосок у него был, но слабенький. Первые роли он не тянул, пел вторые партии. Мне кажется, его это раздражало. Жаль, что для мужчин тогда не существовало профессии фотомодели. Вот там Волик был бы на месте.

Екатерина Михайловна отпила глоток и договорила:

– Он был бы суперзвездой.

– Расскажите нам о его жене, – попросил Саша.

– О которой? – спросила Екатерина Михайловна самым будничным тоном.

– А у него их было много?

– Много, – подтвердила хозяйка дома. – Сначала он был женат на девочке из кордебалета. На Люсеньке Овчинниковой. Но этот брак быстро распался.

– А дети у них были?

– Нет. Люсенька хотела сделать карьеру, поэтому рожать не торопилась. Потом он женился на Танечке Марковой… Она у нас пела, только недолго. На гастролях познакомилась с одним влиятельным чешским политиком, ну и бросила Волика, не раздумывая… Разводы и браки с иностранцами тогда не приветствовались, но это был «свой» иностранец, к тому же из партийного лагеря… Так что шума поднимать не стали. Танечка быстро оформила развод и уехала в Прагу. По-моему, она и сейчас там живет. Пани… пани…

Екатерина Михайловна пощелкала длинными пальцами с красивыми ухоженными ногтями.