Текст книги "Грубиян"

Автор книги: Карина Рейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Когда мы наконец выбираемся из душа, я чувствую себя сварившейся пельмешкой, но руки Макса, пока я одеваюсь, а он – переодевается, приводят меня в чувство, потому что этот мучитель нещадно меня… щекочет.

Вниз по ступенькам буквально слетаю, преследуемая Максом, и в самом низу попадаю прямо в руки дяди Олега.

– Это что ещё за гонки с утра пораньше? – добродушно усмехается он, пока я прячусь за его спину – кстати, такую же широкую, как и у Макса.

Пытаюсь отдышаться и хохочу от выражения лица мужа, стоявшего с видом хищника, у которого из-под носа увели добычу. Дядя Олег приобнимает меня правой рукой и искренне улыбается.

– Давно в этом доме не было слышно смеха. – Он поворачивается к сыну. – Ты молодец, сын. Хороший выбор сделал.

Макс притворно хмурится.

– Да-да, а теперь верни её мне.

Я выворачиваюсь из-под руки свёкра и несусь куда-то наугад.

– Не дождёшься! – смеюсь на ходу.

Правда, далеко убежать всё же не получается: я успела лишь дотронуться до ручки двери, когда руки Макса хватают меня и забрасывают на плечо, и я визжу от неожиданности.

– Кухня в другой стороне, детка, – усмехается он, опуская ладонь на мою пятую точку.

Его отец всё ещё смотрит на нас, и я покрываюсь густым румянцем, но всё же не могу сдержаться от смеха.

На кухне меня опускают на ноги и поворачивают к плите лицом; от количества кухонной техники у меня глаза лезут на лоб.

– Скажи, что всё это мне снится… – бормочу себе под нос.

– Не трясись, Бэмби, – смеётся Макс. – Я же здесь; буду проводить инструктаж.

Примерно двадцать минут он действительно учит меня пользоваться всей этой утварью, но я запоминаю в лучшем случае половину – уж слишком много всего за раз. С обречённым вздохом парень закатывает рукава и предлагает свою «техпомощь». Правда, сама не замечаю, как он подключается к процессу готовки, и вот мы оба уже измазаны мукой, которая предназначалась оладьям, а омлет так и остался в тарелке, не доведённый до ума. Вместо того чтобы позволить мне приготовить завтрак, который он сам же и просил, Макс усаживает меня на кухонную тумбу и вклинивается между моих ног.

– Сюда кто-нибудь может войти, – рвано выдыхаю, пока его руки забираются под мой свитер. – Ты стал совершенно несносным, ты знаешь об этом?

– Это всё ты виновата, – жарко шепчет Макс. – У меня рядом с тобой тормоза отключаются нахрен.

– Слушай, ну точь-в-точь ты в молодости, – слышу смеющийся голос Лидии.

Я так резко отстраняюсь от мужа, что голова тормозит о навесной шкафчик с посудой, и я тихонько поскуливаю от боли.

– Покажи, – тут же хмурится Макс и наклоняет мою голову к себе.

Внимательно осматривает место удара, и спустя пару секунд я чувствую там его губы.

– Гляньте-ка, какой заботливый стал! – усмехается дядя Олег. – Раньше он над такой ситуацией хохотал бы!

Вглядываюсь в глаза хмурого Макса.

– Сдаётся мне, он влюбился, – улыбаюсь я, и получаю улыбку мужа в ответ.

Возвращаться в шумный город не хочется от слова совсем, но жизнь, к сожалению, нельзя поставить на стоп. Мне бы тоже хотелось после окончания университета поселиться где-нибудь за городом в тихом месте, где можно забыть обо всех и посвятить себя семье.

Из мыслей меня вытаскивает рука Макса, по-хозяйски устроившаяся на моём бедре.

– Когда ты перестанешь хмуриться? – хмурится он.

– Тогда же, когда и ты, – парирую в ответ.

Парень усмехается, и весь оставшийся путь до города мы проделываем в полном молчании.

Жизнь потекла своим чередом; я даже не заметила, как подошло двадцать седьмое февраля – день рождения Макса. Сегодня приезжает его старшая сестра, и хотя парень заверил меня, что всё будет нормально, я почему-то всё равно переживала, что не понравлюсь Веронике – судя по рассказам Макса, именно она проводила с ним львиную долю времени, так что в какой-то степени заменила ему мать.

С нарядом я намучилась так, что навеки возненавидела праздники; если бы не Ксюша, я бы точно сошла с ума.

В дом к родителям мы ехали в полной тишине, и я никак не могла отделаться от мысли, что сегодня что-то произойдёт.

К входной двери подхожу, прячась за спиной Макса и крепко держа его руку.

Встречают нас четверо: родители парня, невысокая стройная девушка и, по всей видимости, её муж, который не понравился мне с первого взгляда – слишком уж самоуверенным был его взгляд. А вот с Вероникой было по-другому: стоило мне робко выглянуть из-за плеча Макса, как девушка одарила меня такой мягкой улыбкой, что я не удержалась от ответной.

Этот вечер был для меня каким-то напряжённым, потому что любой разговор Михаил – муж Вероники – сразу переводил на себя. Я получила кучу бесполезной информации о том, сколько у него филиалов предприятия по миру, где он отдыхал прошлым летом, и почему женится лучше на русской девушке.

– Я думал, твоей женой станет какая-нибудь секс бомба, – противно ухмыляется он, окидывая меня самоуверенным взглядом. – А этот птенчик – явно не твоего поля ягода.

Кажется, потрясённо открывается не только мой рот.

– Ты бы прикусил свой язык, упырь, – зло шипит Макс. – Свои дешёвые понты прибереги для подчинённых. И лучше бы тебе поостеречься в следующий раз делать такие заявления, если не хочешь лишиться яиц.

Макс резко поднимается из-за стола и тянет меня за собой; сопротивляться и в мыслях нет, потому что настроение вдруг резко упало до отметки «минус».

Мы тормозим лишь в спальне Макса, который отходит к окну, открывает одну створку, достаёт из кармана сигарету и закуривает.

– Вот же мудила. – Муж всё ещё зол, так что подходить к нему не решаюсь. – И почему сестра не видит этого?

– Когда любишь – на многое закрываешь глаза, – тихо отвечаю, хотя Макс явно разговаривал сам с собой.

Парень резко поворачивается ко мне.

– Со мной ты тоже на что-то глаза закрываешь?

Усмехаюсь и осторожно подхожу к нему; муж внимательно следит за каждым моим движением и уверенно обвивает мою талию свободной рукой, притягивая к себе, когда я подхожу достаточно близко и обнимаю его за шею.

– Ты идеален в моих глазах, мой СуперМакс, – мурчу ему на ухо.

Тело парня напрягается под моими руками.

– Давай свалим отсюда, – хрипит он, и я согласно киваю.

Мы спускаемся вниз и входим в столовую, где остальные члены семьи по-прежнему сидят за столом, но уже без Михаила.

– Вы уже уезжаете? – удивлённо спрашивает Лидия. – А как же вечер? Мы ведь только начали. Там торт ещё…

– Да пусть едут, – улыбается её муж. – Не видишь, молодым не терпится наедине остаться.

Последняя фраза вгоняет меня в краску, и я утыкаюсь лицом в плечо Макса.

Семья Соколовских провожает нас до самой машины, где меня обнимает каждый по очереди; последней ко мне подходит Вероника и крепко прижимает к себе.

– Я так рада, что Макс тебя встретил, – искренне говорит она. – Ходил, как в воду опущенный, всё о прошлом загонялся, сам себя изводил на нет. Я всё переживала, что он себя в могилу этими бесконечными попойками сведёт, а тут ты… Спасибо, что спасла моего брата.

Отлепляюсь от Вероники и смотрю на мужа, который не сводит с меня пристального взгляда.

– Это вашему Максиму спасибо – за то, что подарил мне новую жизнь, – тихо отвечаю и получаю в награду одну из его особенных улыбок, которые переворачивают мой внутренний мир.

На улице уже изрядно стемнело к тому моменту, как мы сели в машину Макса. Примерно минут десять мы петляли по чуть заснеженной дороге, но вот машина резко тормозит.

Перевожу испуганный взгляд на мужа.

– Что-то случилось?

Он поворачивает голову ко мне, и я натыкаюсь на его взгляд… Чертовски тёмный… Обжигающе горячий… Дьявольски голодный…

– Случилось, – рычит Макс, растягивая губы в такой плотоядной улыбке, что всё моё тело начинает полыхать адским пламенем. – Я тут вспомнил, что кое-что обещал тебе…

В голове вспыхивает догадка, и я окидываю взглядом пространство.

Вторая машина.

Та, что с задним сиденьем.

Мамочки…

– Макс? – спрашиваю дрожащим голосом. – Ты ведь это не серьёзно?

Его рука ползёт вверх по моему бедру.

– Шутки – это последнее, на что я сейчас настроен. – Действительно: во взгляде ни намёка на озорство или веселье. – Меняй место дислокации, детка. Хочу тебя на заднем сиденье моей тачки.

При этом его пальцы уже проворно расстёгивают пуговицы на моём пальто, а меня словно парализовало – это происходит на самом деле?

Макс отстёгивает мой ремень безопасности.

– Не заставляй выволакивать тебя силой.

На улицу выбираюсь скорее на автомате: мозг упорно отказывался приходить в себя; следом выходит Макс, прожигая во мне дыры. Обратно в машину мы садимся практически одновременно, и парень не даёт мне опомниться – набрасывается на меня, словно голодный зверь на добычу. Присасывается к шее, оставляя на коже болезненные поцелуи, и срывает с меня пальто.

– Это чистое безумие, – рвано выдыхаю, пока муж расстёгивает замочек на серебристом платье.

– Ты и есть моё безумие, – так же рвано дышит Макс. – С тобой вечно всё не по плану.

Он стягивает с меня платье через голову, тянет меня за бёдра на себя, и я падаю на спину; мои колготки рвутся в микроскопические клочья.

– Ты точно сошёл с ума…

Пытаюсь отдышаться, но Макс стягивает свой чёрный пиджак и белую футболку, и я окончательно теряю связь с реальностью, залипая на его спортивное тело. Когда он опускается на меня, всем своим весом придавливая к сиденью, я перестаю дышать, но вовсе не от тяжести парня, а от силы собственного желания. Ощущать на себе его вес, чувствовать его кожей – это отдельная форма моей зависимости от Максима.

– Макс… – срывается стон с губ.

– Да, детка… – копирует он мой стон.

Понятия не имею, как в таком неудобном положении он умудрился избавиться от одежды окончательно; знаю лишь, что безумно хочу его в себе.

Макс словно читает мои мысли, потому что исполняет моё желание; меня словно окунули в кипящую лаву – настолько жарко мне стало.

Но когда в голове вспыхнула мысль, меня бросило в холод.

– А как же защита? – испуганно выдыхаю я.

– Всё под контролем, – рычит муж.

Он начинает двигаться, постепенно увеличивая темп, обжигая мою кожу требовательными поцелуями и стискивая тело руками до синяков, и из моей головы напрочь вылетают все мысли. Голова напоминает вакуум с огромным количеством пустого пространства. Мне начинает казаться, что я искусала все плечи Макса и исполосовала ногтями всю его спину в лоскуты; на этот раз, когда его имя срывается криком с моих губ, он не закрывает мой рот поцелуем, а лишь ускоряет темп, пока не наполняет собой до максимума, заставляя кричать громче.

Мы оба выдохлись настолько, что вряд ли Макс сможет вести машину.

А меня второй раз окатывает ледяной водой.

– Боже… Что же мы наделали?! – От страха сбивается дыхание. – Я ведь могу…

– …забеременеть? – заканчивает за меня Макс. – На это и был расчёт.

От услышанного теряю дар речи и способность связно мыслить.

– Что?

Макс нежно целует мои онемевшие губы.

– Это и был мой подарок для нас. Я хочу нормальную семью. Тебя хочу. И детей от тебя тоже.

Мой мозг сейчас напоминает космический шаттл, потерявший связь с землёй.

– Дети?

А смогу ли я стать нормальной матерью для своих детей, учитывая, что мне не с кого было брать пример?

– Мы справимся, любимая, – уверенно отвечает Макс. Он-то как может быть в этом уверен – у него ведь ситуация похуже моего была? – Мы будем лучше наших родителей хотя бы потому, что знаем, каково это – не чувствовать родительской любви и внимания, а, значит, сможем дать это всё своим детям.

Горло закупоривает комок слёз.

– Я очень тебя люблю и верю тебе, но… мне страшно…

– Не бойся, Бэмби, – целует меня в лоб. – Я люблю тебя. Ты не будешь одна. Я рядом, помнишь?

Я прекрасно помнила то обещание, что он дал мне, держа меня на коленях у моего подъезда – быть рядом. Точно такое же и я дала ему совсем недавно – быть рядом, несмотря ни на что.

Это ли не любовь?

Эпилог. Максим

Полгода спустя

– Ты закончила? Или мы сегодня никуда не едем?

Я внимательно наблюдал за Ниной, которая битый час крутилась перед зеркалом и не столько рассматривала наряд, сколько любовалась животом.

Вообще женский мозг устроен непостижимо для мужского понимания: полгода назад, после того, как мы сделали ребёнка на заднем сиденье моей «Mazda 6», Нина пару недель билась в панике; кричала, что не справится и вообще к такому повороту в своей жизни не готова, даже несмотря на мои уверения в том, что всё будет хорошо. А всего через пару месяцев – сразу после первого УЗИ – Нину вдруг как подменили: она стала вести себя осторожней, перестала нервничать и занялась более приятными вещами, вроде подборки обоев для детской, покупки всякой одежды и мебели, которая нужна для малыша.

Она очень хочет девочку, а мне плевать на пол: я буду любить нашего ребёнка, кто бы ни родился, так же сильно, как и свою жену. Но, так как узнавать пол по УЗИ она отказалась со словами «пусть будет сюрприз», одежду мы подбирали и на альтернативный вариант.

Хотя в том, что это будет именно девочка, Нина не сомневается ни секунды.

– Ну подожди чуть-чуть, – улыбается жена своему отражению в зеркале. – Ещё две минутки.

Закатываю глаза к потолку.

– Можно подумать, за несколько часов он куда-то исчезнет. Ты в нём скоро дыру сделаешь!

Нина посылает мне наигранно сердитый взгляд, но тут же добреет.

– Ты даже не представляешь, как сильно я люблю вас двоих, – шепчет она и вновь поворачивается к зеркалу.

Этот вопрос стал предметом яростных споров в нашей семье в последнее время, потому что решить, кто действительно кого любит сильнее, было нереально – уверен, что моя любовь к ней и нашему ещё не родившемуся ребёнку была ничуть не меньше Нининой.

– И я вас обоих очень люблю, – мурчу ей на ухо и обнимаю уже прилично округлившийся живот поверх её рук. – Но у нас вручение дипломов, если ты не забыла.

Нина как-то тяжко вздыхает.

– Все будут пялиться…

Её умозаключение заставляет меня нахмуриться.

– Сумасшедшая девчонка, ты замужем! Никто пялиться не будет – разве что из зависти. – Целую её в висок. – И вообще, у Ксюхи там двое, и она не выносит мозг Киру по этому поводу!

Рот Нины распахивается.

– Так вот что я делаю? Выношу мозг?!

Чёрт… Весь прошедший срок беременности Нины протекал нормально – её не тянуло в два часа ночи съесть тонну клубники с ароматом свежеуложенного асфальта, например – даже истерик не закатывала ни разу. Но за словами мне приходилось ежесекундно следить, потому что если раньше на мат она просто хмурилась, то, забеременев, начала плакать.

Ох уж эта грёбаная, умноженная на десять, сентиментальность…

– Не так выразился, – успокаиваю любимую. – Зачем переживать о том, что подумают другие, если важны лишь чувства близких?

Девушка снова вздыхает.

– Я заставила тебя понервничать за эти шесть месяцев, да? – неожиданно спрашивает она. – Прости.

– Точно сумасшедшая, – выдыхаю диагноз и отхожу завязать галстук.

– Макс…

Поворачиваюсь к Нине, вижу слёзы в её глазах и буквально чувствую, как кровь отхлынула от лица.

– Что-то болит?

Осторожно ощупываю её живот, пока девушка улыбается сквозь слёзы и качает головой.

– Я просто хотела сказать тебе спасибо.

Господи, ну что творится в её голове сегодня?

– За что?

– За то, что тебе хватило смелости принять такое важное решение за нас обоих. – Она в многозначном жесте накрыла ладонями мои руки на своём животе. – Скорее всего, я никогда не была бы готова признать, что хочу стать матерью, пока не забеременела. А, может, всё дело в том, что это именно НАШ малыш – мой и твой. Но я в любом случае счастлива и благодарна тебе за это. И за тебя тоже.

Она так порывисто и жадно меня целует, что у меня на мгновение срывает тормоза, и я сам забываю, что мы куда-то собирались.

– Это я должен тебя благодарить, – хриплю в ответ, когда нахожу в себе силы оторваться от жены. – За то, что ты тогда в клубе так громко ткнула в меня пальцем.

Не представляю, что было бы со мной, если бы этот светловолосый ангел не появился в моей жизни. Сейчас я с ужасом думаю о том, что тогда мог не поехать бухать, или что Нина не приехала бы туда или выбрала бы кого-то другого.

– Ты заедешь к матери? – тихо спрашивает девушка.

На этот раз тяжело вздыхаю уже я.

– Обязательно говорить об этом сейчас? – ворчу.

С тех пор, как я, поддавшись на уговоры Нины, начал «наводить мосты» между мной и биологической матерью, у жены словно сорвало тормоза – она чуть ли не каждый день заставляла меня как минимум звонить матери и спрашивать о состоянии здоровья. Я отнекивался, как мог, пока Нина не привела «аргументный аргумент», как сказал бы Лёха: когда моя мать умрёт от последней стадии рака лёгких, я могу жёстко пожалеть о том, что упустил шанс поговорить с той, что дала мне жизнь, и дать прощение, в котором «несчастная женщина так нуждается». Жалости к матери я по-прежнему не чувствовал, но от слов Нины мне стало как-то не по себе: вдруг, став старше, что-то сломается в моём мозгу, и я действительно пожалею?

– Обязательно, – кивает Нина. – Ты же знаешь, что для неё каждый день может стать последним, и завтра будешь вспоминать и жалеть, что забил на простой звонок сегодня.

– Я позвоню после вручения диплома, – сдаюсь я.

Нина вновь поворачивается к зеркалу, и её лицо начинает светится, словно ей под кожу напихали светодиодных лампочек. Пару секунд я тупо залипаю на свою счастливую жену, с трудом осознавая, что к её счастью приложил руку именно я, а потом возвращаюсь к дебильному галстуку, завязать который не получается. Ну не носил я никогда эти чёртовы штуки! Чувствую себя сейчас как Нина, когда она была с техникой на «вы»…

– Дай сюда, пока ты его не порвал, – смеётся Нина и берёт дело в свои руки.

У неё так ловко и быстро получается, будто до встречи со мной она только и делала, что завязывала галстуки.

– Где ты этому научилась? – подозрительно щурюсь: вряд ли её алкоголик-папаша каждый день носил костюмы.

– Папа научил, – хитро улыбается она.

Фыркаю в ответ: то, как спелись Нина и мой отец, до сих пор не укладывалось в голове ни у кого из членов теперь уже нашей семьи, потому что отец в принципе неохотно сходится с новыми людьми. А мою жену принял так, словно она оказалась его давно потерянной дочерью, которую он уже отчаялся найти. И за её обучение взялся с таким усердием, что Нина доставалась мне безраздельно только на ночь. Да и Нина, в общем-то, одинаково сильно тянулась и к нему и к Лидии и обоих называла исключительно «папа» и «мама» – настолько она соскучилась по нормальным детско-родительским отношениям.

– Ещё чуть-чуть, и я ревновать начну.

От смеха жены внутри зажигается что-то вроде света, разогнавшего тьму души по углам.

– Не надо, я тебя всё равно больше всех люблю! – Они кидает быстрый взгляд на свой живот. – Есть только один человек, которого я люблю так же сильно, но он ещё не родился.

В этот раз целую уже я.

– Пошли, иначе точно опоздаем, – рвано выдыхает Нина.

Киваю, беру её за руку и тяну на выход.

На университетской парковке сегодня непривычно многолюдно – студентам не терпелось получить цветную картонку и свалить к чёртовой матери во взрослую жизнь, в которой большинство из них ещё пару месяцев будут искать себя и решать, чем же они всё-таки хотят заниматься, несмотря на полученное высшее образование. Мои друзья стояли полукругом возле своих машин и не столько болтали, сколько тискали своих девушек/жён.

И да, я был прав: Ксюхин живот по размерам был в два раза больше, чем у Нины. Кирилл при этом сам светился так, что в ночное время можно было запросто обойтись без фонарей; раньше я бы его подразнил, но сейчас прекрасно понимал его состояние. По срокам выходило, что его сыновья и наш с Ниной ребёнок должны родиться примерно в одно и то же время; все пять девушек уже состязались за право быть чьей-то крёстной, и мы с парнями конкретно над ними угарали.

Костян буквально поедал глазами Полину, и это было очень даже взаимно; от одного их вида казалось, что окружающее пространство сейчас расплавится. Не удивительно, что с желанием завести детей эта женатая парочка не очень-то торопится: им нужно время побыть вдвоём, хотя не уверен, что их страсть когда-нибудь утихнет.

Ёжик вместе с Олей стояли чуть поодаль – ещё одна женатая парочка; и, судя по тому, с каким выражением лица он сейчас прижимал ладони к её животу, папаш в нашей компании скоро станет на одного больше.

Я перевёл взгляд на Лёху, который так осторожно прижимал к себе Кристину, будто боялся сломать её. Сейчас девушка не выглядела отстранённой или холодной, а наоборот, будто начала расцветать; она так искренне улыбалась Шастинскому, что я ни секунды не сомневался в том, что однажды он решится сделать ей предложение.

Обвожу взглядом оставшуюся часть парковки и замечаю Алису в обществе того бармена из «Золотой клетки»: они с Ниной так и не помирились, но Кокорина вроде взялась за ум и перестала терроризировать мою детку. Кажется, даже извиниться пыталась… Нина её простила, конечно, в силу своего доброго характера, но начинать общаться не торопилась – Омар Хайям правильно сказал: «Кто предал раз, предаст тебя и дважды». А наступать несколько раз на одни и те же грабли моя жена больше не собиралась.

– О, какие люди! – усмехается Кир. – Наконец-то!

– Вы где застряли-то? – ворчит Лёха.

– Второго ребёнка планировали! – ржёт Ёжик, за что получает подзатыльники одновременно от своей жены и от Ксюхи и мгновенно умолкает.

Злорадно усмехаюсь: теперь, когда весь бойз-бэнд по парам, жизненные приоритеты у всех будут пересмотрены.

Пока мы вышагиваем в сторону входа, Лёха дёргает меня за локоть и тянет в сторону; на мою молчаливую просьбу Нина кивает и составляет компанию Кристине, которая с благодарностью её принимает.

– В чём дело? – хмуро спрашиваю у Лёхи.

Мне просто показалось очень странным то, что из всей компании он хотел поговорить именно со мной.

Вместо ответа Шастинский вытаскивает из кармана красную бархатную коробочку.

– Как думаешь, я не слишком гоню коней? – нервно спрашивает друг.

Хотя Лёха и корчил из себя идиота последние двадцать лет, встреча с Кристиной кардинально его поменяла.

Оглядываюсь на девушку, которая бодро вышагивала рядом с моей женой: ни напряжённых плеч, ни затравленного или печального взгляда у Кристины я не заметил. А уж если судить по тому, как она смотрит на Лёху, его предложение – очень даже вовремя.

– Нисколько, – уверенно отвечаю, и Лёхино лицо немного расслабляется. – Думаю, если ты не поторопишься с этим делом, она сама сделает тебе предложение.

Друг усмехается и хлопает меня по плечу.

– Такого я бы не перенёс! – И моментально становится серьёзным. – Спасибо, Макс.

Киваю, и мы дружно догоняем остальных.

Церемония вручения проходит весело и позитивно; отделившись от основной массы студентов, мы решаем все вместе собраться в доме у Кирилла и отметить в тесном семейном кругу – наша банда стал сплочённой как никогда раньше, и воспринимать друг друга иначе, чем братьями, мы уже не могли. А потому все мало-мальски крупные и важные торжества проходили в доме у одного из нас. Правда, перед выпускным последним праздником, который мы отмечали, была наша с Ниной свадьба в конце марта: парни были заняты завоёвыванием своих вторых половинок, и мы даже в «Конусе» практически не встречались – от силы раз или два.

– Как Вероника? – спрашивает Нина, пока мы едем домой, чтобы переодеться и захватить с собой сменную одежду – у Романовых мы пробудем все выходные.

Семья Соколовских в полном составе присутствовала на вручении; была даже мать Нины, которая вроде образумилась и бросила пить. Это не могло не радовать: моя мать хоть и старалась заменить Нине родную, всё же «мама есть мама», как сказала сама Нина.

А вот Вероника мою жену очень волновала, потому что после той встречи на моём дне рождения «Мишаня» вернулся за океан в гордом одиночестве. И я очень удивился, когда узнал, что сестра подаёт на развод. Нет, то, что упырь этот ей нахер не нужен, я говорил ей ещё до их свадьбы, но был деликатно послан нахрен; а вот теперь у сестры наконец-то открылись глаза – как раз в мой день рождения. Уж не знаю, в связи с чем у упыря прорвало днище, но в мой адрес от него полетело столько всякой хуйни, что Вероника не выдержала и залепила мудиле пощёчину. Очень жаль, что меня не было рядом – я бы с удовольствием на это посмотрел и может даже помог.

К счастью для всех нас, «Мишаня» своей вины не осознал и извиниться не соизволил, так что через неделю, когда пришло время возвращаться в Америку, упырь улетел один, а ещё через неделю Вероника отправила ему сообщение, в котором поставила в известность о скором разводе. Упырь заявил, что Ника его совершенно не ценит, а потому против развода он ничего не имеет; это лишь доказало, что мудила моей сестре не пара.

Если б ещё и Вероника их разрыв перенесла так же легко…

– Больше не рыдает о том, что лучшие годы жизни потратила на идиота, – фыркаю я.

– Ну и правильно, он не стоит её слёз, – кивает девушка и тянется в мой карман за телефоном. – А теперь звони матери.

Тяжело вздыхаю и набираю номер, который сам же и выбрал среди множества других вместе с телефоном, который привёз родительнице в больницу для онкобольных, где она доживала свой век.

Пока я слушал протяжные гудки, сердце отчего-то останавливалось.

– Сынок? – слышу наконец хрипловатый натужный голос.

– Как ты себя чувствуешь?

Абсолютно тупейший вопрос – дерьмово, конечно. Когда человек с последней стадией рака чувствовал себя хорошо?!

– Теперь лучше, – как можно бодрее отвечает мать, но звучит всё равно совершенно неубедительно. – Мне всегда легче становится, как твой голос слышу.

Почему-то от этой фразы мне захотелось разреветься как пятилетнему пацану.

Словно почувствовав мой внутренний настрой, Нина запускает пальцы в мои волосы, и от её безмолвной поддержки мне становится легче.

– Я диплом получил, – зачем-то говорю.

– Ты молодец, сынок, – слышу слабую улыбку в её голосе. – Я очень тобой горжусь.

Внутри разливается какая-то странная радость от её слов.

Наверно, я мазохист.

– А через три месяца у тебя родится внук или внучка.

Язык сегодня конкретно за зубами не держится. А ведь я не собирался говорить ей об этом…

– Ох, как же я рада! – Видимо, от переизбытка эмоций мать начинает тяжело дышать. – Как Ниночка себя чувствует?

– Всё в порядке, – сдержанно отвечаю, хотя на самом деле чувствую, что с каждой секундой всё больше расклеиваюсь и становлюсь похож на сопливую девчонку. – Привет тебе передаёт.

И, хотя Нина в действительности молчала, она утвердительно кивает и одобрительно улыбается.

– Спасибо, и ей передай от меня!

Дыхание матери становится тяжелее, и я ловлю себя на мысли, что начинаю паниковать.

– Тебе нельзя напрягаться, – бормочу. – Отдыхай, я завтра позвоню.

– До завтра, сынок, – хрипит мать, и звонок обрывается.

Не до конца осознавая, что делаю, вжимаю педаль тормоза в пол, и машина резко останавливается.

– Всё в порядке? – испуганно спрашивает Нина.

Роняю голову на руль.

– Как такие отношения могут рождать порядок? – устало спрашиваю.

Несколько бесконечно долгих секунд жена гладит меня по голове.

– Ты всё ещё скучаешь по ней, – уверенно выдаёт девушка.

Может она и права.

– Я не знаю, что делать.

– Знаешь, – не соглашается Нина. – Разворачивай машину.

– Мы опоздаем, – вяло возражаю в ответ.

– Уверена, друзья нас поймут.

Не раздумывая ни секунды, разворачиваю машину на сто восемьдесят и гоню в сторону больницы.

У палаты матери снуют медсёстры и доктора, и я задворком сознания понимаю, что это не предвещает ничего хорошего.

– В чём дело? – останавливаю на ходу медсестру.

– А вы, собственно, кто? – хмурится женщина.

– Я сын Надежды Соколовской.

Да, даже после развода мать оставила себе фамилию отца – словно трофей в гонке, которую отец проиграл ещё до её начала.

Выражение лица медсестры принимает сочувствующий вид.

– Вашей матери стало хуже, – тихо отвечает она. – Боюсь, ей недолго осталось.

Второй раз за день кровь отливает от моего лица, и мне приходится ухватится рукой за стену, чтобы остаться в вертикальном положении.

В палате противно воняет нашатырём и ещё какой-то дрянью, но я не могу отвести глаз от лица матери, которое серым пятном выделяется на фоне белоснежной больничной простыни. Сейчас её кожа кажется такой хрупкой и тонкой, что при желании можно разглядеть переплетение сосудов.

– Мама? – срывается с губ.

Сердце обжигает тупая боль, будто его насквозь прошили раскалённым куском арматуры.

Глаза женщины с трудом раскрываются.

– Максим? – Она словно не верит, что действительно видит меня перед собой. – Это правда ты?

Её рука слабо ворочается на краю постели, и я на автомате беру её руку в свою.

В уголках её глаз появляются слёзы.

– Правда, – глухо отвечаю и чувствую, как у самого по щекам поползла солёная влага.

– Прости меня, сынок, – надломленно шепчет мать, из последних сил цепляясь за мою руку.

Жду, пока голос перестанет напоминать хриплое карканье вороны.

– Я прощаю, мама. Прощаю.

Мать умерла через двое суток с момента нашего разговора. И я был искренне рад, что послушал Нину и успел попрощаться с ней, потому что с плеч падает наковальня – по крайней мере, я сделал всё, что от меня зависело, чтобы мать ушла спокойно.

С кладбища ухожу только в компании жены – видеть сейчас кого-то ещё нет желания от слова совсем.

– Ты в порядке? – тихо спрашивает Нина, когда мы заходим в квартиру.

Неуверенно киваю.

– В порядке, – отвечаю, хотя внутри полный раздрай.

Нина подходит ближе, берёт мои руки в свои и укладывает их на свой живот.

– Мы с тобой, – уверенно говорит самая желанная и любимая девушка на свете. – Что бы ни случилось.

– Я люблю тебя, детка, – благодарно выдыхаю, приникая к её губам.

– И я люблю тебя, СуперМакс.

P.S.: через три месяца в семье Соколовских родилась девочка Любовь – точная темноволосая копия папы с мамиными карими глазами.

Больше книг на сайте – Knigoed.net