Текст книги "Грубиян"

Автор книги: Карина Рейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Осматриваю всю нашу компанию и понимаю, насколько мы все всё-таки изменились с тех пор, как в наших жизнях появились те, о ком можно было и хотелось заботиться.

– Ну может пойдём уже? – бубнит Егор.

Лёха кинул на него красноречивый взгляд.

– Успеешь ты к своей Оле!

Ещё пару секунд он смотрит в нужные ему окна и бредёт в сторону подъезда.

Лифт ожидаемо отсутствует, так что без вариантов поднимаемся пешком. Лёха тормозит перед неприметной деревянной дверью с покоцанной обивкой и категорично качает головой.

– Как только она привыкнет ко мне – заберу её нахуй отсюда.

Одобрительно киваю – я ведь с Ниной сделал то же самое.

Вдохнув поглубже, Лёха стучит в косяк двери и отходит на шаг; мы с парнями чуть заворачиваем за угол, чтобы девчонка нас не заметила. Слышу звук открываемой двери и невольно затаиваю дыхание.

– Лёша? – слышу удивлённый голос девушки, и мозг лихорадочно пытается сформировать в голове предварительный образ, но нихрена не выходит. – Что ты здесь делаешь?

– Я… просто хочу поговорить, честное слово.

Я буквально вижу, как Шастинский при этом поднимает руки в примирительном жесте.

– И о чём же?

Лёха тяжело вздыхает.

– Знаю, что для тебя это непросто, но я не хочу, чтобы ты меня боялась.

На этот раз вздыхает девушка.

– Я тебя и не боюсь.

Шастинский фыркает.

– Можно познакомить тебя с моими друзьями?

Вновь замираю – теперь уже в ожидании ответа.

– С друзьями? – слышу настороженный голос.

Не выдерживаю и выхожу «на свет». Девушка шарахается в сторону квартиры, но Лёха хватает её за руку.

– Ты чё делаешь, дебил? – киваю на его ладонь, похлеще наручника вцепившуюся в руку девушки. – Ты ей щас руку оторвёшь! И ты её, вообще-то, пугаешь.

Лёха приходит в себя и отпускает Кристину; та недоверчиво смотрит на меня, и я пытаюсь улыбнуться как можно дружелюбнее.

– Привет, – протягиваю руку для пожатия и при этом чувствую себя взрослым дядькой, который пытается наладить контакт с ребёнком. – Я Максим. А ты, должно быть, Кристина?

Пока девушка решает, пожать ли мне руку, я окидываю её взглядом. Первое, что привлекает моё внимание – необычный цвет её глаз: по краям радужка была почти чёрной, но по мере приближения к центру светлела до насыщенного синего.

Я словно смотрелся в озеро.

Ну и, в общем-то, глядя на её лицо, было вполне понятно, почему она стала жертвой, как бы жутко и дико это ни звучало – её красота была хоть и холодной, но запоминающейся: карамельного цвета волосы средней длины, заплетённые в небрежную косу, большие чистые глаза, прямой нос, мягкие розовые губы и высокие скулы, – она так и просилась на обложку какого-нибудь модного журнала.

На девушке была домашняя вязаная кофта лимонно-жёлтого цвета, тёмные спортивные штаны в облипку и вязаные носки почти до колена.

Видимо, решившись, Кристина осторожно вкладывает свою ладошку в мою руку, которую я так же осторожно жму в ответ.

Парни так и не решились выйти из своего убежища, но это даже к лучшему – для одного раза Кристине хватит и меня.

– Слушай, Лёха очень хотел поговорить с тобой, но так сильно тебя боится, что у него коленки трясутся, – ухмыляюсь девушке. – Ты уж прояви мужество и выслушай весь тот бред, который он для тебя приготовил – пожалуйста.

Кристина пару секунд сканирует моего напрягшегося друга и кивает.

Я направляюсь к лестнице и, завернув за угол, тяну парней за собой – не хочу подслушивать.

На улице парни смотрят на меня как на восьмое чудо света.

– Не думал, что ты такой чуткий, – ехидно произносит Ёжик. – Почему ты у всех высказался, а при Ольке молчал?

На мою защиту неожиданно встаёт Костян.

– Ты так неожиданно рухнул на пол, что у нас коллективно голосовые связки заклинило. Да и нереально было добиться большего эффекта после ТАКОГО. И вообще, тебя там уже ждут, так что вали на все четыре стороны! Задрал скулить.

Ёжик хмыкает.

– Так и сделаю.

Корсаков по очереди пожимает нам руки и вызывает такси. В машину мы его сажаем буквально за секунду до того, как из подъезда выходит Лёха.

– Ну как? – первым приходит в себя Костян.

Шастинский пару секунд молчит, потом широко улыбается и устремляет свой взгляд на меня.

– Я твой вечный должник, Соколовский.

Фыркаю в ответ – значит, всё получилось.

– Пользуйся на здоровье, Шастинский. – Демонстративно кидаю взгляд на часы. – А теперь уже можно по домам?

Кирюха кивает.

– Я тоже по жене соскучился.

Костян мрачнеет.

– Нет, я точно её украду.

Аминь, брат.

Матвеев как-то смешно кряхтит и извлекает неожиданно из-под полы пальто небольшую бутылку коньяка.

– Ах ты, лисья морда! – ржёт Кир. – Так и быть, пару капель, – и точно по домам.

Костян довольно хмыкает и первым прикладывается к недобутылке; после него эстафету подхватывает Лёха, делает глоток и кривится.

– Ты где эту муть спёр? Ракетное топливо – и то не такое ядрёное на вкус!

– Ну, всё тебе расскажи, – ухмыляется Матвеев. – Много будешь знать – скоро состаришься.

Лёха фыркает.

– То-то я смотрю, что ты на Шапокляк похож! Дюже умный!

– Нечета тебе, дураку!

Мы коллективно ржём, и Кир выхватывает бутылку у Шастинского.

На его лице не дрогнул ни один мускул.

– Сдаёшь, Лёха, – лыбится Романов. – Это ж детское пойло, а ты чуть кони не двинул!

– Да ну тебя! – театрально обижается Лёха.

Беру коньяк из рук Кирилла и дела приличный глоток, но совершенно не чувствую вкуса.

– По-моему, ты коньяк с чаем перепутал, – скалюсь в сторону Костяна.

– Не нравится – верни, – тянется он ко мне.

Быстро делаю ещё глоток, и алкоголя остаётся на самом дне.

– Ну ты и жмотяра! – возмущается Матвеев.

Машу в их сторону рукой и тянусь за телефоном – пора возвращаться к своему ангелу и комку шерсти, которые ждут меня. Пожалуй, впервые я так рвался в родные стены.

Во двор четыре машины такси въезжают практически одновременно; мы с парнями дружески обнимаемся и разъезжаемся в разные стороны. Всю дорогу до дома я был в полубреду, и сам процесс подъёма помнил смутно – дополнительная «пара капель» чуток затуманила мозг.

А вот встречу и захочу – не забуду.

Во-первых, в доме играла музыка – это я понял ещё в подъезде, когда только подходил к своей двери; и самым странным тут была не громкость, а выбор песен.

«Linkin Park» и Нина? Серьёзно?

Открываю дверь и буквально на пороге глохну. Голова трещит так, будто грёбаное похмелье УЖЕ пришло по мою душу.

Захожу в гостиную, из которой доносится это адово завывание, и глазам предстаёт следующая картина: Бакс забился под диван, и я скорее догадываюсь о том, что он что есть мочи орёт, потому что громкость просто невъебенная; во-вторых, Нина забралась с ногами на диван и зажала уши диванными подушками так сильно, что её лицо покраснело и очень напоминало перезревшую свёклу.

Я бы ржал долго и громко, если б это всё не было похоже на конец света.

Подхожу к музыкальному центру – «раритетному» подарку родителей на восемнадцать лет – и выключаю эту порнографию нахуй.

Квартира погружается в блаженную тишину; Нина убирает от лица подушки, а вот Бакс покидать своё укрытие не спешит. Только шерсть дыбом, и шипит, как змея.

– И давно ты это слушаешь? – спрашиваю.

– Что? – орёт Нина, и до меня доходит, что она ни черта не слышит.

– Ну просто ёб твою мать, как прекрасно, – бурчу я: чтобы ТАК оглохнуть, десяти минут явно недостаточно.

Силы как-то разом улетучиваются, и я сажусь на пол прямо там, где только что стоял; при этом не могу перестать хмуриться – хз, почему.

Бросаю мимолётный взгляд на Нину, которая стремительно бледнеет, и проклинаю сам себя: наверняка ведь она сейчас вспоминает своего ублюдка-папашу, который поломал ей всю жизнь. Невольно становится обидно, что из-за одного дебила, который ни пить не умел, ни к дочери нормально относиться, Нина теперь всех пьяных будет считать одинаково херовыми.

Несколько минут или часов – я так и не понял – мы просто сидим друг напротив друга и прожигаем взглядами. Бакс наконец выползает из-под дивана и трусцой подбегает ко мне; пару раз глажу его, отчего котёнок начинает мурчать, а после сваливает в кухню. Чувствую, что организм дошёл до той стадии, когда надо просто лечь и выспаться – хотя выпил совсем немного – а с последствиями разбираться на свежую голову. Растягиваюсь посреди гостиной прямо на жёстком полу, но плюю на всё это – главное, протрезветь, а как именно – не важно. Для пущего эффекта накрываю глаза рукой, потому что даже сквозь веки электрический свет лампы меня раздражает.

Примерно через пару минут слышу еле слышный шелест – Нина шевельнулась на диване – а после девушка шагает в мою сторону.

– Макс, – тихо шепчет где-то рядом, но я уже благополучно теряю концентрацию. – Не лежи на полу. Идём в спальню.

Не сдерживаюсь от ухмылки.

– А не противно? Сбежать не хочется? Закрыться где-нибудь?

Никак не могу выбросить из головы выражение её лица, когда она бледнела, глядя на меня.

– Ну зачем ты так, – выдыхает Нина. – Я же знаю, что это ты. А ты сам говорил, что не обидишь. И я не сравнивала тебя с… отцом, если тебя это интересует.

Ещё как интересует. Убираю руку от глаз и щурюсь, глядя на своего ангела.

– Посиди со мной, детка, – прошу я.

Испытывая какую-то болезненную нужду в её присутствии рядом, беру руку Нины в свою и переплетаю пальцы. Чёрт, если б я знал, что любовь к кому-то становится для тебя чистой зависимостью, я бы ни за что не пошёл в клуб той ночью. Но я уже встретил Нину, знаю, что моя вторая половина существует, поэтому не могу её игнорировать. Придётся до конца своих дней что-то делать с самоконтролем, потому что потребность раствориться в девушке с каждый разом только увеличивается.

А она словно чувствует, как сильно нужна мне, потому что её вторая ладонь опускается на мой лоб и скользит в волосы на макушке.

– От тебя воняет ликёро-водочным заводом, – морщится девушка.

Фыркаю в ответ.

– Так я и не на поле ромашковое ходил.

Нина мягко смеётся, и этот её смех проникает прямо мне в сердце.

– Я тут подумал… В общем, через десять дней у меня день рождения, и я хочу познакомить тебя со своей семьёй.

Нина округляет глаза.

– Ты уверен, что они примут меня?

Закатываю глаза.

– Если я тебя принял, то у них просто нет другого выбора, потому что менять своё решение я не собираюсь.

Девушка кивает, вырывается и приносит мне подушку и плед.

– Спи, несчастный, – улыбается она. – Я посторожу твой сон.

И я послушно делаю так, как она просит.

Утро. «Долгожданное» похмелье. Я по-прежнему лежу на полу, но уже без подушки и пледа.

Мимо ползёт паук, но для меня сейчас любой звук – как взрыв ядерной боеголовки.

– Сука, не топай! – бурчу сороколапому чудищу и дую на него, отчего паука относит чуть ли не в противоположный конец комнаты.

На мой голос в гостиную несётся Бакс и начинает тереться мордой об мою щёку.

– Вот подлиза, – усмехаюсь коту. – Таким сиропом можно блины мазать!

Бакс начинает мурчать, а мне кажется, что в квартире кто-то резко завёл трактор.

В арке появляется Нина.

– Иди в душ, – произносит она так тихо и так мягко, что я не чувствую никакого дискомфорта или желания поморщиться. – Завтрак остывает.

В душе мне моментально легчает – ну хотя бы голова зверски не трещит; специально одеваю только спортивные штаны, оставив верх без одежды – моя девочка с ума сходит по моим родинкам.

Нина на кухне как раз варит кофе – освоила «шайтан-машину», как она называет турку. Я просто подхожу к улыбающейся девушке, которая пританцовывает под ей одной известную песню, и укладываю руки там, где им самое место – на её талии.

– Я-то думал, что запугал тебя до чёртиков, а ты улыбаешься, – мурлычу ей на ухо, и по коже Нины бегут крышесносные мурашки. – Что смешного?

Девушка разворачивается ко мне лицом и пару секунд внимательно смотрит – да, чёрт возьми! – на родинки на моей груди перед тем, как поцеловать их.

– Просто вспоминаю, как ты вчера спас меня от прослушивания этой бурды по десятому кругу, – смеётся она. – Я случайно включила эту штуку, а выключить не смогла.

Я добродушно смеюсь над тем, как она называет любую технику, в которой не разбирается – «штука».

– А танцуешь подо что?

Она смущённо улыбается.

– Ну, вообще-то одна песня мне понравилась; она почему-то ассоциируется у меня с тобой – потому и улыбаюсь.

– Горе ты моё луковое, – целую её в кончик носа. – И что же это за песня?

Она утыкается лицом в мою шею.

– Я тебе потом найду её.

Пару минут просто стискиваю её в объятиях – такую родную, нежную и доверчивую.

– Это был последний раз, когда я напился, – обещаю я и впервые в жизни верю самому себе.

Нина кусает меня за шею, и мне приходится сцепить зубы, чтобы не наброситься на неё сейчас – всё-таки похмелье прошло не до конца.

– Я тебе верю.

Господи, и как я жил без неё раньше?

11. Нина

Жизнь для меня потихоньку начала входить в привычное русло: универ, домашнее задание, уборка, готовка, а всё остальное время – Максу. И судя по тому, как активно он мешал мне сосредотачиваться, последний пункт превалировал среди всех остальных. Я злилась только в те моменты, когда он бессовестно отвлекал меня от учёбы, потому что я не привыкла отлынивать; а вот во всё остальное время не имела ничего против. Потом, правда, мстила таким же способом, когда он, например, тягал гири… Или подтягивался… Или отжимался… Особенно, когда отжимался. Как сказал бы Макс, это стало моим личным кайфом – лежать на его спине, уткнувшись лицом между лопаток, когда он отжимался от пола. Под моими ладонями так приятно играли мышцы его живота и груди, что я буквально сходила с ума, давая волю рукам и губам и испытывая терпение Макса на прочность, из-за чего практически каждое его занятие для нас заканчивалось одинаково – в постели. Ну, или там же на полу, – всё зависело от того, успевала ли я убежать от него, и если да – то насколько далеко. Наши отношения больше смахивали на чистое безумие, потому что я даже не представляла, что можно до такой степени любить и хотеть кого-то – копировать модель поведения, к сожалению, было не с кого…

Моей руки парень тоже не отпускал ни на секунду, стоило нам только выйти за порог дома: словно коршун, он прожигал своим взглядом всех, кто, по мнению Макса, смотрел на меня «не так»; дошло до того, что студенты шарахались в стороны, стоило только появиться Соколовскому на территории универа. Сначала меня это жутко злило: я ведь не пятилетний ребёнок, чтобы со мной нянчиться; потом стало просто раздражать: всё-таки находиться под присмотром практически двадцать четыре часа в сутки – тяжело для такого интроверта, как я; а сейчас, когда я так привыкла к своему СуперМаксу, улыбка не сходила с моих губ: мало кто из девушек мог похвастаться тем, что её парень может любого порвать за тебя в клочья.

Вот и сейчас я улыбалась во все тридцать два, поглядывая на Макса с толикой гордости, что этот грубиян достался именно мне.

Парень замечает мою улыбку и хмурится.

– Чему ты улыбаешься?

Переплетаю свои пальцы с его.

– Ты такой собственник, Соколовский, – уже открыто смеюсь. – Да здесь давно все знают, что я твоя; никто не рискнёт посягнуть на меня. Так что нет необходимости испепелять взглядом каждый столб.

Макс резко притягивает меня к себе; от неожиданности я тихонько взвизгиваю, и желание смеяться как-то сразу испаряется. А всё потому, что горящий взгляд Макса теперь всецело направлен на меня одну. Ну, и потому, что стены института – не самое подходящее место для обжиманий.

– Даже если на этой грёбаной планете из живых людей останемся только мы с тобой, я всё равно не спущу с тебя глаз, – буквально рычит он, и я чувствую привычную дрожь во всём теле. – И когда-нибудь я покажу тебе, насколько я в действительности собственник.

От его плотоядной улыбки у меня подгибаются коленки, и только рука Соколовского не даёт мне упасть: не трудно догадаться, что именно он имел в виду.

За моей спиной раздаётся насмешливое покашливание, и, повернув голову, я замечаю друзей Макса, которые как-то незаметно стали и моими. Не могу не заметить, что мальчики… воспряли духом, что ли. Ну, кроме Кости; на его лице больше не было той безысходности, а вот решимости и даже гнева – это сколько угодно.

Перевожу вопросительный взгляд на Макса, но парень качает головой.

– Потом расскажу, – раздаётся горячий шёпот возле уха, и я снова теряю голову.

Вообще, для продолжения учёбы в нормальном ритме присутствие Макса очень опасно: стоит мне только увидеть его, как мысли об учебниках начисто выпадают из моей головы. За последние полтора месяца он вообще стал центом моей вселенной, в которой до него была лишь одна большая Чёрная дыра. И вот в какой-то момент появляется целая планета по имени Макс, которая вытесняет эту всепоглощающую дыру из моей вселенной. Уже за одно только это я готова до конца жизни благодарить парня.

Очевидно, мои мысли не являются секретом для Макса, потому что он хитро щурится и целует меня в уголок губ.

– Жду – не дождусь поездки к родителям, – весело говорит он. – Я уже знаю, какой именно подарок хочу от твоего имени на свой день рождения.

Эта фраза заставляет меня подозрительно сузить глаза, потому что я до сих пор не придумала, что можно подарить парню, а его тон как минимум настораживал.

Внезапно Макс буквально деревенеет, а его взгляд становится таким злым, что кровь стынет в жилах. Поворачиваю голову туда, куда смотрит Соколовский, и не очень удивляюсь, когда замечаю Алису, которая о чём-то весело щебечет с Антоном, ничего не замечая вокруг.

А вот Антон замечает, и лицо его как-то болезненно бледнеет – может, у парня живот скрутило?

Алиса, наконец, понимает, что что-то не так, и поворачивается в нашу сторону; буквально тут же её лицо по цвету становится похоже на Антона.

Я автоматически прижимаюсь ближе к Максу – в его руках надёжнее, чем в самом прочном бункере. Макс переводит взгляд на меня и прижимает меня к себе ещё, хотя это уже физически невозможно – я итак ближе некуда – но его желание меня защитить явно не знает своих границ.

После происходит вообще что-то аномальное – парни Макса закрывают нас с ним от Алисы собой, повернувшись к Кокориной и Бар-Мэну лицом. Моя челюсть удивлённо отваливается – впрочем, как и у Макса.

– Вот это номер, – присвистывает он. – Вот что вы, девчонки, с нами творите – заставляете защищать даже тех, кто в этом не нуждается.

Каким-то шестым чувством понимаю, что он подразумевает под этим себя – всё-таки, парни не любят чувствовать себя слабаками.

– Так наоборот надо радоваться, что у тебя такие друзья, – вздыхаю я. – Меня вот некому было так же защищать в своё время.

Максим целует меня в висок.

– Я очень жалею, что ты не появилась в моей жизни раньше – я бы не дал тебя в обиду.

И от его слов мне становится легче.

На факультете мы снова расходимся в разные стороны, и я с долей сожаления отпускаю тёплую руку СуперМакса.

– Если она скажет тебе ещё хоть слово – будет собирать себя по запчастям, – по-тихому злится он. – Так что лучше сразу предупреди её, чтоб заткнулась от греха подальше.

Смеюсь, потому что при этом Макс пыхтит как ёжик.

– Обязательно передам, любимый, – мурлычу ему в ответ.

Глаза парня привычно темнеют, затягивая в свой омут.

– С огнём играешь, детка.

Вздыхаю, потому что не могу остаться с ним тут навечно, а именно этого хочется мне больше всего.

– Встретимся после третьей пары на парковке.

Макс целует меня в лоб, кивает и уходит, а я в который раз провожаю взглядом его надёжную спину.

В аудиторию вхожу вместе со звонком – так мне почему-то спокойнее – но Алиса всё ещё отсутствует. Меня вновь накрывает обида за нашу дружбу, которую во что-то ставила только я. Всё затрещало по швам лишь потому, что Макс выбрал меня, а не её – девушку, которую по её мнению непременно хотели все.

Падаю за свой стол и стараюсь слушать препода, не отрывая глаз от столешницы – так гораздо проще сосредотачиваться и делать вид, что Кокориной попросту не существует.

– Можно? – раздаётся над головой голос Алисы, и я непроизвольно вздрагиваю.

Не дожидаясь моего ответа, девушка плюхается на соседний стул.

– Чего тебе? – небрежно спрашиваю, а у самой внутри всё замирает в ожидании очередной гадости. – Макс ещё о чём-то спорил?

Алиса болезненно морщится.

– Зря ты так, – отвечает тихо. – Я всего лишь беспокоюсь о тебе.

От подобного заявления мой рот распахивается так широко, что в него, наверно, без проблем пролезет фура.

– Что конкретно ты называешь заботой? – спрашиваю, когда ко мне возвращается дар речи. – То, что ты пыталась поссорить меня с человеком, который мне понравился? И почему? Потому, что он выбрал не тебя?

Лицо Кокориной идёт волнами – не то от гнева, не то от боли.

– Я всего лишь хочу сказать, что он тебе не пара.

– А кому он пара? – взрываюсь я, неосознанно повышая голос, за что получаю неодобрительный взгляд преподавателя. – Тебе? Знаешь, ты ведёшь себя как эгоистичный ребёнок, у которого отобрали любимую игрушку, и он делает всё возможное, чтобы вернуть её назад.

– Я не пытаюсь вернуть его, он никому не пара! – рычит Алиса. – У него нет сердца. Он не умеет любить никого, кроме себя. И твоё сердце он тоже разобьёт, как моё когда-то. Попользуется тобой и выбросит, как ненужную вещь!

Честное слово, я не знаю, как так вышло… Секунду назад я слушала всю эту грязь в адрес любимого человека, которого Кокорина совершенно не знала, а потом… моя рука сама махнула. Довольно сильно – у меня аж ладонь загорела огнём, когда столкнулась со щекой Алисы; от удара её голова дёрнулась, распущенные волосы на короткое мгновение плотной шторкой закрыли лицо. А когда Алиса вновь повернулась ко мне, я заметила на её губе тоненькую струйку крови, и мне стало немного не по себе – впервые в жизни поднимаю на кого-то руку. Но Макс защищает меня; почему же я должна позволять кому-то обвинять его в таких нелепых вещах? В конце концов, если бы он хотел поиграть и бросить – уже сделал бы это.

На лице девушки выражение полнейшего шока – она тоже не ожидала от меня ничего подобного.

– Это у тебя нет сердца, Алиса, – глухо бормочу я, теряя зрение из-за слёз, пока однокурсники тихо перешёптывались, а профессор терял дар речи – всё-таки не каждый день серая мышь устраивает «мордобой». – Ты всё никак не можешь успокоиться. Знаешь, когда человек действительно любит и заботится о ком-то, он делает всё возможное, чтобы объект его любви был счастлив – даже в ущерб собственным чувствам. Ты никогда не любила ни меня, ни тем более Макса, иначе не стала бы сталкивать нас лбами каждый раз. Ты – просто эгоистичная сука.

В этот раз я даже не стану делать себе замечание, потому что это единственное слово, которым я могу обозначить все свои чувства к Алисе: боль, гнев, разочарование, обиду и даже некое подобие печали – по времени, впустую потраченному на человека, который его не заслуживал.

– Простите, – как-то рвано говорю я, обращаясь к преподавателю, потому что внезапно начинаю задыхаться. – Можно мне уйти?

Речь к нему всё ещё не вернулась, поэтому он просто кивает: видимо, решил, что у меня припадок или что-то в этом роде.

Хватаю свои вещи, как попало закидываю их в рюкзак и пробкой вылетаю в коридор; там на мгновение прислоняюсь спиной к стене, потому что пару секунд мне нужно отдышаться. Всё-таки, подобное поведение не для меня, после родителей мой организм тяжело переносит насилие.

Когда дыхание худо-бедно приходит в норму, я отлепляюсь от стены и бреду куда-то вперёд, а после перехожу на бег, потому что тишина пустынных коридоров неожиданно начинает давить на мою психику.

– Нина! – слышу за спиной оклик Егора.

Оглядываться не хочу, потому что мне хочется побыть хоть немного одной.

Добегаю до главного входа, выхожу на улицу, и ноги автоматически несут меня в сторону парковки прямо к машине Макса; уже от одного её вида мне почему-то становится легче и спокойнее. Не только человеческая душа, но и работа его мозга – потёмки.

Проходит примерно семь минут, прежде чем я слышу знакомую поступь позади себя; прикрываю глаза и жду, пока Макс подойдёт достаточно близко, чтобы я могла вдохнуть его уверенности.

Когда его руки опускаются на мою талию, я тут же забываю о том, что только что пережила.

– Егор меня сдал? – спрашиваю.

Макс трётся щекой о мою щёку.

– Он, между прочим, порывался со мной пойти, – тихо отвечает парень.

– Ты его в живых хоть оставил? – с нервным смешком спрашиваю, помня о том, что Макс – невероятно ревнивый.

– Вроде трепыхался, когда я уходил, – подыгрывает он, но тут же разворачивает меня к себе. – В чём дело, детка? Только не говори, что это связано с Алисой…

– Я дала ей пощёчину прямо на паре, – на одном дыхании выпаливаю я.

Лицо Макса вытягивается от удивления.

– Ты ударила её?

Хм, вроде же на русском разговариваю…

– Да.

– Посреди пары?

Господи, ну чего он так тормозит?

– Да.

Макс широко улыбается.

– Моя девочка. – Прижимает меня к себе, и я чувствую, как внутри разливается приятное тепло. – Что она сказала?

– Как обычно ничего хорошего, – вздыхаю. – Говорила о том, какой ты у меня плохой.

Парень усмехается.

– Всего лишь плохой? Я достоин, по меньшей мере, звания засранца.

– Только не со мной, – качаю головой и заглядываю ему в глаза. – Меня ты любишь.

Мне кажется, или лицо Макса начинает светиться?

– Безумно люблю.

Прежде чем я успеваю среагировать, его губы накрывают мои – слишком напористо и грубо, чтобы я могла нормально соображать. Макс заставляет меня пятиться назад, и через пару шагов я упираюсь спиной в правое крыло его машины. Это его любимое занятие – загонять меня в угол, из которого у меня лишь один выход – в его объятия. И я ныряю в них с головой, потому что по-другому уже просто не могу.

– У меня есть идея, – хрипит Макс, когда наконец отлепляется от меня и тянется за телефоном.

Несколько минут он с кем-то переписывается, не комментируя, после его губы расплываются в улыбке, и он снова прижимает меня к машине.

– У тебя паспорт с собой?

Озадаченно смотрю на парня: я всегда ношу с собой практически все документы – на всякий «пожарный».

– С собой. А что?

– Ты доверяешь мне, детка? – спрашивает он таким тоном, что кроме слова «да» в голове больше никаких вариантов. Но и произнести это вслух не могу – язык не слушается – поэтому просто киваю. – Тогда поехали со мной.

Мои брови удивлённо ползут вверх – прогулять пары? – но я всё же позволяю ему усадить себя в машину и даже пристегнуть ремень безопасности, хотя его руки больше скользят по моему телу, чем действительно пристёгивают ремень. Пока Макс садится в салон, в моей голове проскальзывает мысль о том, что преподаватели не особенно удивятся, заметив моё отсутствие: Сергей Николаевич уже наверняка рассказал всем о моём «невменяемом» состоянии…

Максим уверенно ведёт машину по городскому асфальту, а я пытаюсь представить, куда он меня везёт.

– Я знаю, что это делается по-другому… – виноватым голосом нарушает тишину Максим. – Но даже если ты скажешь «нет» – я потащу тебя силой.

Куда это он тащить меня собрался?

– В ЗАГС, конечно, – ухмыляется он, и я понимаю, что снова думаю вслух. – Нас распишут прямо сейчас.

Кажется, от грохота моей челюсти глохнут даже космонавты на МКС.

– Это как?

Вот только так получается у меня выразить свои мысли.

– У Кирилла там тётка работает, она всё устроит. – Ну, теперь понятно, с кем Макс переписывался… – Так что? «Да», или мне уже можно доставать верёвку и связывать тебя?

Как ни стараюсь, сдержать улыбку не получается.

– Зачем спрашивать, если ты для себя уже всё решил?

– Выражение твоего лица говорит о том, что ты согласна, – довольно мурлычет парень. – Сейчас заскочим за кольцами, и можно двигать.

Дальнейшие сорок минут просто выпадают из моей жизни; в себя прихожу лишь, когда улыбчивая женщина говорит известную всем фразу «Объявляю вас мужем и женой», но до меня всё равно не доходит, что это реальность, а не сон. Даже когда Макс – теперь уже на правах мужа – жадно целует меня, в моей голове стелется сплошной туман.

– Я люблю тебя, детка, – шепчет он тихо, сжимая моё лицо в ладонях.

– И я тебя люблю, СуперМакс, – глухо, но искренне отзываюсь в ответ.

Парень довольно ухмыляется.

– Ты теперь моя.

Выдыхаю и позволяю себе беспечно улыбнуться.

– Я итак была твоей.

– Да, но зато теперь тебе просто так не исчезнуть из моей жизни.

Макс вновь набрасывается на мои губы, сминая их в болезненном, но таком желанном поцелуе, и я просто теряю себя.

Нины Воскресенской больше нет – она канула в небытие вместе со своей прошлой жизнью.

Вопреки моим ожиданиям, домой мы не едем, а возвращаемся в универ, потому что успеваем на последнюю пару; Макс при этом всю дорогу загадочно улыбается и бросает на меня многозначительные взгляды, отчего я начинаю дрожать.

Правда, когда его машина тормозит на парковке, и я слышу звук блокировки дверей, который уже стал своеобразной традицией в наших отношениях, всё же не сдерживаюсь от вопроса.

– А роспись в самом деле была так необходима?

Вообще-то, я была счастлива получить ещё одно доказательство тому, что Макс меня действительно любит, просто думала, что это мне придётся уговаривать его узаконить наши отношения до уровня нормальной семьи, а тут такое… Учитывая, через что прошли мы оба в процессе взросления, получить предложение от парня – пусть и не традиционно, но тем приятнее – было для меня за гранью фантастики.

– А без неё мой подарок на день рождения не возможен, – всё так же загадочно улыбается парень.

Вот теперь я совершенно сбита с толку… Какое отношение свадьба имеет к основному подарку, который так хочет получить от меня мой СуперМакс? Здесь что-то не сходится. Разве предложение – не тот самый подарок, который он хотел?

– Что ты задумал? – спрашиваю в лоб.

Макс берёт в руки мою правую, на которой кольцо, и нежно целует безымянный палец.

– Скоро узнаешь.

От его голоса по телу бежит табун мурашек, а мозг лихорадочно пытается подобрать возможные варианты, но ничего путного так и не приходит в голову.

Прежде чем разблокировать дверь, Макс смотрит на меня таким взглядом, что единственное моё желание сейчас – растечься жаркой лужицей на коврике в его машине.

– Кстати, раз уж мы женаты, нет необходимости блокировать каждый раз двери, – глухо бормочу я.

Парень довольно скалится.

– А мне нравится смотреть, как ты испуганно вздрагиваешь каждый раз, как раздаётся этот щелчок.

Мои губы сами собой растягиваются в улыбке.

– Это не честно. У меня не получается застать тебя врасплох.

Макс подаётся вперёд, и его губы замирают в миллиметре от моих.

– Зато у тебя неплохо получается сводить меня с ума.

Это просто невыносимая пытка, поэтому я сама сокращаю расстояние и впиваюсь в его губы: вот сейчас я была бы очень даже не против прогулять пары.

Вновь резкий стук по капоту; поворачиваю голову и натыкаюсь на улыбающиеся взгляды друзей Макса.