Текст книги "Запечатанная (СИ)"
Автор книги: Карина Фейтли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Лукас ничего не слышал, словно помешавшись рассудком. Он как в бреду повторял:
– Ты моя, ты никуда не уйдешь, ты никому не достанешься.
Затем грубо впился в мои губы поцелуем, причиняя мне боль. Если до этого момента, я не боялась кузена, то сейчас я уже была не так в себе уверенна. Лукас грубо тащил меня к кровати. Я схватилась за вазу из французского стекла, стоящую на столике около кровати. Замахнулась на кузена, но он перехватил мою руку, заставляя выронить предмет. Ваза упала на пол, разбиваясь и рассыпаясь на осколки. А кузен ещё сильнее озверел.
– Моя дорогая будущая женушка, чтобы ты начала реальнее смотреть на вещи, я прямо сейчас скреплю наш брак. Зачем ждать неделю, если это все равно неизбежно. Поверь, после того, как ты будешь принадлежать мне, ты уже не будешь нужна никакому князю.
Он был уверен в том, что говорил, он не видел для меня другого будущего. Это я была свободной. А он нет. Но его решительные действия поколебали мою уверенность. Я не могла заставить его отпустить меня. Он был сильнее. Он делал мне больно. Я все еще не верила, что он сможет дойти до конца, привести свою угрозу в исполнение. Я считала себя выше его, ведь я была спейшером, а кто он такой? Простой человек. Я действовала слишком прямолинейно, не пытаясь обмануть его, говоря все, что думаю. Я была слишком спокойна, слишком уверенна в себе. За что и поплатилась.
– Смирись, у тебя больше нет выбора.
Он задирал платье, грубо шарил своими руками по моему телу. Я извивалась, пыталась кусаться. Но он с размаху ударил меня по лицу, оставляя жгучий след. Я заскулила от боли. На меня накатила паника. Я была так убеждена в своей неприкосновенности, что никто никогда не сможет мне что-то сделать. Но сейчас я была просто женщиной, слабой беззащитной, которая ничего не могла предпринять против озлобленного жестокого мужчины, который еще к тому же считал себя в праве совершать данные действия. Может быть, я раззадорила его упоминанием князя и своей любви к нему, заставила ревновать или задела чувство собственной значимости, а, может быть, в нем заговорило уязвленное самолюбие. Или, вероятно, я просто мало знала своего кузена, на что он способен, что для него является нормой. Я не знаю. Но я оказалась один на один со зверем, с которым не смогла справиться. Я была слишком самонадеянна. Слишком уверенная в своей безопасности, забывая, что Лукас видел во мне всего лишь свою кузину, семнадцатилетнюю девчонку, на которой собирался жениться, на которую у него были права, данные ему государством и обществом. К тому же, последние события вогнали меня в пучину страданий и переживаний. Я ничего не замечала, происходившего вокруг меня. Упустила из внимания планы Лукаса. Не думаю, что он их скрывал, все слуги были в курсе, слух разносился по близлежащим деревням. Чувство вины на мгновенье перекрыло все остальные чувства. Как же я могла быть такой слепой? Я сама виновата в том, что сейчас происходит. Я ничего не могу сделать, никак не могу избежать приближавшегося. Я бессильна что-то изменить.
Сейчас я была в панике. Испуганными глазами я смотрела на Лукаса, который не собирался останавливаться. Я начала просить, начала умолять его не делать этого. Я обещала ему денег, поместье, все, что он захочет. Но тот уже был не в себе, он словно не слышал моих рыданий и просьб. Мутными глазами он смотрел сквозь меня, словно не видя. Он только ещё несколько раз ударил меня по лицу, грубо врываясь в мое тело. Не почувствовав никакой преграды в виде девственной плевы, кузен озлобился еще больше, отвешивая мне очередную порцию пощечин и больно хватая за волосы. Он мучил меня, терзал, заставляя испытывать невыносимую боль и унижение. Называл отвратительными словами. А после сразу же ушел, бросив презрительный взгляд:
– Что ж, кузина, можешь убираться, куда ты там собиралась. Ты ж понимаешь, что после другого мужчины ты мне не нужна! Хорошо, что мы сейчас это выяснили!
Я осталась одна.
Я сидела на кровати, и меня трясло то ли от холода, то ли от невыносимого унижения. Я ненавидела себя в этот момент, мне было противно смотреть на себя в зеркало. Моя жизнь была окончена, у меня не было никаких надежд на будущее. Не знаю, кому я была такая нужна, если я даже сама себя не могла видеть и принимать, считала, что все случилось по моей вине, из-за моей глупости, из-за моей самонадеянности. Даже слезы не текли по моему лицу, мне хотелось плакать, но я не могла выдавить из себя ни капли. Комок застрял в горле. Накатила апатия. Я не знала, что делать в такой ситуации, как быть, жалея только об одном, что я не настоящий человек, я спейшер, а, значит, мне не удастся забыть этого никогда. Вот это «никогда» было самым страшным. Я завидовала в этот момент людям, тому, что они не могут помнить, тому, что у них был шанс начать все с начала. А у меня этого шанса уже не было. Мне не спрятаться от этих воспоминаний, мне никуда не сбежать. Я не думала сейчас о Косте или Арсене. Мне не хотелось думать ни о чем, я даже не чувствовала боли в теле, одну только дрожь. Меня трясло, и зубы стучали. Куда идти? Мне уже некуда было бежать, некого было ждать. Но и здесь оставаться было невыносимо. Я тупо смотрела в одну точку напротив себя, не зная, что делать. Просто уйти бродить по свету – мой друг Коста меня найдет, он всегда меня находил, он чувствует меня, любого из спейшеров. И Арсен меня может найти. Постоянно скрываться? Бежать от друзей? От любимого? А если меня все же настигнут, что сказать? Смотреть им в глаза было невыносимо. И тут у меня начала оформляться мысль. Конечно, я же мастер печати. Я столько раз запечатывала других, почему бы не проделать этого с собой. Не теряя больше ни минуты, я начала действовать. Я накинула на плечи плащ, не для того, чтобы спастись от холода и ветра. Мне сейчас было все равно, я ничего не ощущала. Нет, не для этого, просто, чтобы спокойно пройти на крышу мимо слуг, прикрыть разодранное платье и выступающие синяки. Я шла уверенно вверх, не обращая на встреченных по пути людей, не слушая ничьих разговоров. Мне главное, было добраться до смотровой площадки, до крыши. Я без малейшего страха подошла к самому краю, в последний момент оглядываясь и замечая Арсения, который вбежал вслед за мной. От его вида у меня выступили из глаз слезы сожаления, что так все получилось. Мне было очень жаль. Но я не могла иначе. Я в последний раз посмотрела на любимого и сделала шаг. Чтобы все забыть, чтобы меня все забыли. Чтобы исчезнуть из их жизни. Чтобы начать все сначала…
Глава 15
Я похолодела. Все повторялось. Та же сущность, Вовка, который раньше был Лукасом, и я. И я все такая же. Слабая, беззащитная. Обычная женщина, которая осталась один на один с неотвратимой опасностью. Женщина, которая ничего не может сделать, которой не под силу тягаться с тем, кто гораздо сильнее и крупнее физически. Мелькнула мысль о том, что я сама хотела, чтобы Вовка напомнил мне прошлое. Он и напомнил. Он начал действовать так же, как тогда. А я, если вначале ещё и пыталась бороться, не веря в худший исход, то после восстановления памяти, совсем растерялась. Я была в панике. Я знала, что будет. У меня не хватит сил, чтобы с ним справиться. Сопротивление бесполезно. Силы не равны.
Парень что-то твердил, ободренный тем, что я замерла, решив, что я не буду сопротивляться.
– Ирка, вот увидишь, тебе понравиться. Это как же до стольких лет дожить и мужика не иметь. Не порядок. Но мы сейчас все исправим.
Его рука протиснулась между моих ног, а вторая крепко держала мои кисти над головой. Мне было плохо от одной только мысли, что я знаю о том, что случиться дальше. От того, что неминуемо приближалось, а я ничего не могла сделать. Где же Лизка, почему она не возвращается? Куда она ушла? Хотя, Вовка закрыл дверь изнутри, подруга все равно не сможет открыть, не сможет войти, и что она будет делать? Просто, наверное, уйдет, решив, что я сплю, не станет меня будить. Может быть, все-таки она не будет церемониться и все же настойчиво постучит сильнее, а когда я не открою дверь, забеспокоится и заподозрит что-то странное. Но внутри меня что-то оборвалось, наверное, это была последняя надежда. Я же предполагаю не об абстрактном человеке, а о своей подруге – Лизке. Она точно ничего не заподозрит. Ей даже потеря кошелька и денег не казалась странной. Хотя я сразу заподозрила Вовку, особенно после того, как обнаружила его ошивающимся около нашей квартиры. Я об этом не говорила, у меня же не было доказательств.
И на любимого не было надежды. Арсений дал мне два дня, и даже не звонил, чтобы не мешать и самому не передумать. Я сейчас даже пожалела, что сама настояла на этом.
Мне никто не поможет, никто не спасет, я снова один на один с ним, со своим мучителем, с причиной всех своих бед. И я ничего не могу ему противопоставить. Все повторяется. У Вовки никак не получалось одной рукой расстегнуть ремень моих брюк. Он нервничал, лихорадочно пытаясь справиться с застежкой, а я не знала, радоваться ли мне тому, что это отдаляет неминуемый конец, или желать, чтобы побыстрее все закончилось. И что будет дальше? Все сначала? Меня рано или поздно найдут, заставят все вспомнить, я сама захочу все знать, сама буду всеми силами стараться освежить свою память. Замкнутый круг. Маринетт еще не знала, что ее найдут. Но я-то знаю. Я уже знаю, что не смогла исчезнуть бесследно, не смогла жить так, будто ничего не было, меня все равно мучили кошмары, моя жизнь все равно протекала в постоянном ожидании. Я не знала чего, но все время ждала, чего-то опасалась, тревожилась. Сбежать – это был не выход.
Что делать? Я не знала. Знала только то, что не могу позволить повториться случившемуся. Это мой второй шанс. Прожить ту же ситуацию, но попробовать что-то решить по-другому. Как-то справиться со всем. Я не могу сдаться, я не имею права сейчас раскиснуть, не могу позволить этому человеку вновь испортить мне жизнь. Я – спейшер, и никакая печать не сделает из меня простого человека. Это не мой выбор, мне не дано жить так, как всем остальным людям. Но, наверное, это правильно. Я другая. У меня свои задачи. Моя сущность будет всегда неискоренимо стремиться к восстановлению памяти.
Не знаю, откуда я взяла сил, но когда Вовка отпустил мои кисти и переместил руку на лицо, сжимая ладонью мою челюсть и впиваясь поцелуем, я сильно оперлась на его грудную клетку и толкнула его. Он не ожидал. Я вскочила, получив небольшое преимущество. И бросилась к открытому окну, желая позвать кого-нибудь на помощь. Но под окнами никого не было. Я, конечно, закричала, но вряд ли меня кто услышал.
Тогда у меня на мгновенье мелькнула предательская мысль снова сбежать. Я не буду запечатывать себя, но хотя бы могу избежать насилия. От этой мысли меня отвлекла рука, которая жестко потащила за волосы. Вовка пришел в бешенство, я заметила, как его руки мелко трясуться.
– Слушай, подруга, мне совершенно некогда ухаживать за тобой. У меня нет на это времени. Давай сразу все решим.
При этом он больно ткнул меня лицом в столешницу стола, впечатывая.
– Мне нужны бумаги, – он шипел, нависая надо мной где-то сзади. А я никак не могла понять, о чем речь. Единственные бумаги, которые у меня были – это отчеты с командировки. Но зачем они ему. Я попробовала махнуть головой в сторону стула, на котором висел пакет с папкой документов. Вовка, не выпуская меня из захвата, начал перемещаться к стулу. Одной рукой он достал папку, вытащил из нее бумаги, непонимающими глазами вглядывался в них, а потом зло выругался:
– Это что за хрень?! Ты издеваешься, дура?
Я молчала, просто испуганно наблюдая за тем, как Вовка разбрасывает мои труды по комнате, ожесточенно пиная со всей силы стул.
– Еще раз спрашиваю, где бумаги на дом.
Повторил он сквозь зубы, а я видела, что он еле сдерживается.
– Какой дом? – практически прошептала я, сквозь слезы.
– Хватит прикидываться. Ты сама подтвердила, что у тебя есть дом в пригороде. Мне он нужен.
Дом. Так ему нужен дом, который остался у меня после бабушки? Я даже не стала задумываться, зачем ему документ и что он с ними будет делать. Раз ищет, значит, уже придумал, что. Я ясно поняла, что Вовке нужны деньги. А у Лизки этих денег не было. Не знаю, когда ему подруга рассказала об этом доме, когда он загорелся идеей наживы, но, похоже, он почти сразу же забрался к нам в квартиру, возможно, одолжив у Лизки ключи, он искал. Но ничего не нашел. Затем вернул ключи подруге обратно. Иначе, она или бы что-то заподозрила, или бы мы поменяли замки, а ему это доставило бы дополнительные неудобства. Тогда он спросил об этом у меня, чтобы убедиться, что дом существует в природе. Убедился. Не знаю, почему сейчас он действовал так опрометчиво, не применил ту же схему, пытаясь действовать напролом, но судя по всему, деньги парню были нужны срочно. Как он сказал, он не мог больше ждать. Времени не было. Скорее всего, он позаимствовал у подруги всего лишь один ключ. Она никогда не держала все ключи на одной связке, ей казалось, что по отдельности они занимают меньше места в сумке. А я закрылась на оба имеющихся замка, чтобы у меня было больше времени прийти в себя, если вдруг вернется Лиза и помешает моим занятиям.
Вовка пришел, чтобы попытаться еще раз найти то, что ему необходимо, а тут первая неприятность – закрытый замок, от которого нет ключа. Вовка начал пытаться что-то сделать. Но я открыла. И тут он понял – перед ним ещё одно препятствие в виде меня. Но он быстро переиграл план, решив, что раз я здесь, то, может быть, быстрее достичь желаемого с моей помощью. Но держать себя в руках оказалось сложно, договариваться и производить на меня впечатление не получилось. Если дом – эта та малость, та плата за мое освобождение, то я готова была ему его отдать.
Вот только дом – это громко сказано. В деревне, в которой он находился, с каждым годом оставалось все меньше и меньше домов. В основном дачники, которые жили там только летом, и некоторые коренные жители, которые покинуть это место только уйдя на тот свет. Да и само состояние дома было неудовлетворительным. Крыша течет, в полах огромные щели, да и доски местами уже прогнили, весь покосился от старости. Рухлядь одним словом. Я даже не стала проводить газовое отопление, когда совсем недавно до деревни дошел прогресс. А зачем? Я в нем жить не собиралась, могла бы продать, только кому он нужен? По деревне было полно таких заброшенных домов, бери – не хочу. Кто ж мог позариться на мой? А если бы и позарился, то за какую цену? Совершенно точно, не за ту, на которую рассчитывал Вовка. Те гроши, что можно было бы выручить при очень хорошем раскладе, никак не устроили бы парня.
Я испуганно замерла, А Вовка тем временем потащил меня к шкафу. Я смотрела на него, судорожно вытаскивающего из шкафа наши вещи. Одной рукой он по-прежнему держал меня на волосы, а другой смахивал с полок все содержимое. Он злился все сильнее, глаза его налились бешенством. И я боялась, что если сейчас скажу правду про дом, то он меня просто убьет.
– Вовка, здесь нет документов, они находятся за городом, в доме, – я старалась говорить, чтобы мой голос не дрожал. Парень же резко отошел от шкафа, приподнимая мое лицо и напряженно вглядываясь.
– Ты врешь, – он смотрел на меня в упор, а я постаралась придать своему виду искренне расположенное выражение, убедить его в своей честности.
– Я не вру, и если честно, сама собиралась найти тебя, чтобы воспользоваться твоим предложением. Я готова была продать дом.
Он с неверием смотрел на меня. А я отвела взгляд, боясь, что он по глазам прочитает, что я вру, что недоговариваю. Я понимала, что сейчас Вовка просто так не мог меня отпустить и дожидаться, когда я привезу ему бумаги. Он уже совершил необдуманные действия, возможно, даже жалел, что поторопился, но теперь уже он не мог отступить.
А я не знала, что предпринять. Что я могла? Тянуть время? Ждать, когда подруга все же вернется и решиться проявить настойчивость, чтобы войти в собственное жилье?
На лице Вовки отражалась борьбе чувств. Он дерганно осматривался, словно придя в себя и оценивая нанесенный ущерб, что-то прикидывал в уме, а я напряженно ждала его решения.
– Что ж, тогда нам надо скрепить наш договор, – криво ухмыльнулся парень, перехватывая второй рукой мой подбородок и приникая ко рту своими губами. Меня затошнило, а тело передернуло от отвращения. До меня доходил смысл его предложения. Зачем теперь-то ему это? Чтобы я не могла написать на него заявление, обвинить в чем-то. Чтобы соседи решили, если нас кто-либо слышал, что это обычная ссора между любовниками? Не знаю, мне сложно разбираться в логике подобных людей. Одно я понимала, Вовка уже подставился, он не нашел то, что ему нужно, и он не может просто взять и уйти. Я судорожно придумывала, что же я могу сделать.
Мы практически вернулись назад к кровати, Вовка повалил меня на нее, наваливаясь, по-прежнему оттягивая за волосы и сдерживая мои кисти. Я же не собиралась сдаваться и дать ему сломать меня вновь. Я – спейшер, но ничего, кроме как запечатывать я не умела. И я поняла, что именно я должна сделать. Ранее, конечно, я проделывала это только в лабораториях, рядом со мной всегда в это время находился Константин, мне помогали ассистенты, контролировали процесс и все мои действия. Я не знала, получится ли у меня это проделать сейчас. Но я решила попробовать. У меня не оставалось ничего другого.
Для этого мне был нужен контакт. В лабораториях с запечатываемым меня соединяли проводами. Но сейчас приходилось рассчитывать только на прямой контакт. Телесный у нас с Вовкой и так был очень тесный, теперь оставалось заставить смотреть его мне в глаза, пока я не проверну операцию.
– Вовка, может быть, отложим это на другой раз? Сходим с тобой сначала на свидание, ты же понимаешь, что я не могу вот так сразу, – срывающимся голосом попыталась я изобразить симпатию и скромность. Я не надеялась на то, что он согласится, взывать к разуму парня было бесполезно. Но я хотела, чтобы он смотрел на меня, изучал меня, задумывался. Мне нужен был зрительный контакт. Я сама силилась не отводить от него взгляда, пытаясь заглянуть в его глаза, хоть мне и было противно. Противно чувствовать его дыхание рядом, ощущать тяжесть его тела.
Вовка на мгновенье словно задумался, и я даже решила, что он не совсем потерянный человек, что есть шанс на то, что он сейчас одумается. Я даже затаила дыхание, ожидая его ответ. Но он через пару секунд только покачал головой, улыбаясь:
– Нет, Ирка, ты же сама понимаешь, что ничего мы не можем отложить, – его лицо было перекошено, к тому же эта возня на извивающемся женском теле вызвала у него прилив возбуждения, что он продемонстрировал, опуская штаны. А я поняла одно, действовать нужно быстрее. Я снова поймала его взгляд, и уже более настойчиво начала вглядываться. Он отвлекался, пытаясь тереться об меня, я не могла сосредоточиться из-за страха и омерзения, подкатывающей к горлу тошноты.
– Сейчас я отпущу твои руки, и ты снимешь свои джинсы, – проговорил он, медленно отпуская и наблюдая за моей разумностью. Я уже понимала, что махать руками сейчас бесполезно. Это ничего не даст, кроме того, что меня снова схватят.
В дверь позвонили. Я инстинктивно дернулась, чтобы вырваться. Но ладонь накрыла мне рот, чтобы я не кричала, а Вовка шепотом прошипел:
– Черт, – он замер на мне, давая передышку и ожидая, что же будет дальше. А потом прошептал, зло ухмыляясь:
– Никого нет дома…
Я тоже ждала с надеждой. Но звонок не повторился. У меня от разочарования выступили слезы на глазах. Все будет так, как я и думала. Лизка решила дать мне выспаться, а потом, даже если вернется, а Вовка к тому моменту сделает свое грязное дело, решит, что я ее обманула, ведь парень уже предупреждал мою подругу о том, что неравнодушен ко мне. Потом, конечно, я что-то смогу сделать, но это будет потом. Он уже оставит на мне свой грязный отпечаток, внесет в мою жизнь боль и унижение.
Меня никто не спасет. Никто не поможет. Я в отчаянии схватила освободившимися руками Вовку за голову, зафиксировав ее напротив моей. Вложила в свой взгляд все свое отчаяние, всю силу, которой обладала. Парень сначала не ожидал от меня подобного действа, затем я все же нащупала контакт с его сущностью и он уже не смог отвести взгляда. А я немного сместила акцент своего внимания с глаз на межбровье парня. Я словно своей сущностью проникала в его, своим светом, который проливался из моего межбровья, прожигала запутанные линии его печати, внося свои корректировки в рисунок. Я нашла обрыв линии, отправную точку настоящей жизни этого человека, и начала сосредоточенно выжигать светом по ней темное пространство, стирая память о последних годах жизни, и двигаясь по силовой линии в обратном направлении. Парень очарованно замер, не понимая, что происходит, и где он находится. Он забыл, зачем он здесь, что он собирался сделать, для чего. То, что я делала, несколько отличалось от того, что мне приходилось делать ранее. Я накладывала рисунок, если речь шла о спейшерах. Или восстанавливала прерывистые линии, если речь шла о простых людях. Сейчас же моей задачей было как бы затемнить линии, внести туман в прошлое человека. И у меня получалось.
И в этот момент раздался сильный толчок во входную дверь. Похоже, она просто слетела с петель с одного мощного удара. А в проеме комнаты появился Арсений, который быстро оказался около нас, стянул с меня за шкирку озадаченного парня, который забыв половину своей жизни, не мог понять, что от него хотят, что он здесь делает, что за люди его окружают, и почему с ним так грубы. Он забыл меня, наше знакомство, забыл эту квартиру и то, что он когда-то в ней бывал, и теперь странным испуганным взглядом обводил окружающую обстановку. Особенно обиженный и не понимающий взгляд у него был тогда, когда ему в челюсть пришелся удар кулаком Арсения.
– За что? – последнее, что произнес Вовка. Его мозг не выдержал, взорвался от непонимания и потребовал перезагрузки. Сознание парня его покинуло, а сам он распластался на полу.
У меня же из глаз потекли слезы. Я справилась. Неужели я справилась?! И Арсений меня бы спас. Если бы у меня не получилось, то мой любимый, снесший входную дверь с петель, успел бы. Я бросилась к нему на шею, обнимая и целуя его. Я все ещё дрожала, не веря, что у нас все получилось.
– Знал же, что два дня, это слишком долго, – совершенно не шутил Арсений, крепко обнимая и целуя меня.
* * *
Но через мгновение Арсений отстранился, пытаясь заглянуть мне в глаза. Я же, наоборот, встречаться с ним взглядом не могла. Даже не знаю, что будет, если он прочтет в моих воспоминаниях все. Скрывать их сейчас у меня просто не было сил. Конечно, я должна ему все рассказать, и пусть он сам решает, нужна ли я ему такая. Но как-то непроизвольно хотелось оттянуть момент истины.
Арсений нахмурился, но не стал настаивать. Он отошел от меня, вытащив телефон и набирая чей-то номер. По разговору я поняла, что сейчас приедут спейшеры, чтобы забрать Вовку.
Но положив трубку, Арсений резко подошел ко мне, жестко рукой взял меня за подбородок, не давая отвести взгляд. Не знаю, то ли от того, что мне это доставляло боль, то ли из-за воспоминаний, которые считывал с меня как с открытой книги мужчина, из глаз потекли слезы. Но Арсений меня не выпускал, не давая мне отвернуться и избежать его проникающего взгляда. Я смотрела на него, ожидая его приговора.
Но вот он, видно, считал все, на миг освобождая меня из захвата и делая шаг в сторону Вовки, желая ещё раз соприкоснуться с ним своим кулаком, но передумал, наблюдая, что тот все еще не пришел в себя. Тут же резко притянул меня к себе так крепко, что мне стало трудно дышать. А сам очень строгим, но почему-то дрожащим голосом прошептал мне на ухо:
– Марина, я хотел, чтобы ты поняла, что приняла тогда неверное решение.
И замолчал, по-прежнему не давая мне ни капельки свободы. Я тоже молчала. Тогда он продолжил:
– Марина, я люблю тебя. Я ведь тоже дурак. Даже не подумал попробовать что-то узнать у твоего кузена или слуг. Я был слишком горд для этого. Слишком ослеплен ревностью и обидой, что ты ушла. Я злился и ждал, когда ты переродишься, чтобы у тебя все спросить. Я должен был больше доверять тебе. Должен был понять, что просто так ты бы не оставила меня, что должны была быть веская причина для твоего поступка.
И он снова замолчал, а я уже совершенно не сопротивлялась его объятиям. Я удобно устроилась у него на груди, мне не хотелось, чтобы он в чем-то винил себя:
– Арси, ты тут совершенно ни при чем. Я тоже могла бы больше доверять тебе. Найти тебя, дождаться. Больше верить в твою любовь, верить в то, что ты бы меня не оставил, что-нибудь придумал, помог бы мне со всем этим справиться.
– Нет, Марина. Кое в чем я все же был не прав. Изначально пошел у тебя на поводу, играя в благородство. Нужно было сразу же решить вопрос с твоими родными, жениться на тебе и увезти к себе. Но я рад, что ты понимаешь теперь, что приняла неверное решение. Я ни за что не оставил бы тебя. Я люблю тебя. А со всем этим мы справимся. Вместе.
