Текст книги "Запечатанная (СИ)"
Автор книги: Карина Фейтли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
И вот мои руки нащупали что-то твердое. Я подошла ближе. Передо мной стояла мощная дубовая дверь. Туман несколько рассеивался около полотна двери. Где-то я такую уже видела. Я обошла ее, не обнаружив с другой стороны ничего, даже самой двери там уже не было. А потому я вернулась назад, расположилась перед дверным полотном, взялась за ручку и, немного помедлив, решаясь, толкнула ее. Но ничего не вышло. Дверь не поддалась. Я толкнула сильнее, снова потерпев неудачу. Вот я уже навалилась на нее всем своим телом, упираясь плечом. Раздался тугой протяжный скрип, дверь медленно начала движение, а я словно ввалилась в глубину своей комнаты в замке. Я осторожно рассматривала обстановку, атласные плотные шторы на окне с золотыми кистями, небольшой аккуратный столик на резных ножках, располагавшийся вблизи, и пара обитых дорогой тканью стульев, с такими же резными ножками. Близ двери стояла небольшая софа, выполненная в той же цветовой гамме, что и стулья. А на полу, во всю комнату, лежал ковер, на котором я заметила осколки от огромной французской вазы. Я опустилась на корточки, поднимая кусок и рассматривая его внимательнее. Странно, но ошибки быть не могло. Это разбитая ваза. Присмотревшись, я обнаружила и другие куски от нее, рассыпавшиеся по ковру. Я поднялась и двинулась дальше. Мои ноги утопали в мягкости ворса ковра. Я шла вглубь, в темный угол, который по-прежнему был размыт. Я подходила ближе, когда передо мной начали вырисовываться очертания балдахина с бахромой, с подвязанными лентами. Внутри все похолодело, я знала, что иду к кровати. К моей кровати. И боялась увидеть на ней себя и… На миг я замедлила движение. Вздрогнула, услышав звук кукушки, где-то рядом стояли огромные часы и резкий звук разносился по комнате. Я вся подобралась, решившись посмотреть правде в глаза. Пот выступил на лбу, а глаза начало щипать. Я чувствовала, что сейчас расплачусь, сердце билось, а на кровати начали прорисовываться силуэты. Да, там была не одно девушка, был кто-то еще. Не может быть, этого просто не может быть. Я стояла на месте, не решаясь сделать еще один шаг. Я точно видела длинные светлые волосы. И видела мужчину. Хотелось развернуться и бросится назад к двери, закрыть ее, да так, чтобы никогда уже не суметь открыть. Чтобы никогда не видеть того, что было за этой дверью, но было уже поздно. Я уже кое-что рассмотрела, я уже не смогу забыть этих образов, не смогу притвориться, будто ничего не видела и ничего не поняла. И теперь оставалось только решиться на то, чтобы досмотреть все до конца.
Я перевела дыхание, и сделала еще один шаг. И насторожилась. До меня начали доноситься звуки всхлипываний и рыданий. Потом звонкий звук словно от удара, потом еще один подобный. Я со страхом ожидала, конечно, других звуков. Оцепенение спало. И уже более решительно я направилась к кровати, взялась уверенно за край балдахина и потянула, чтобы распахнуть.
– Девушка, Вам плохо? – меня кто-то небрежно хлопал по щекам. Я распахнула глаза, наблюдая перед собой невысокого пожилого мужчину. Он с беспокойством вглядывался в мое лицо, которое сейчас, наверное, было бледным.
– Все нормально, спасибо. Уснула, наверное, – попыталась отделаться от навязчивой помощи я. Но мои объяснения не помогли. Мужчина настойчиво помог мне подняться и вызвался проводить до конца парка, не обращая на мои попытки сопротивления. А потом искренне ждал от меня благодарности за оказанную помощь. Я поблагодарила, чтобы быстрее отделаться от его компании, быстрым шагом направляясь в сторону своего дома.
Мне же хотелось только одного – продолжить начатое. Но вот прямо сейчас повторить проделанные действия у меня бы не получилось. Слишком много сил я потратила на уже совершенное. Я поежилась, ощущая неестественный озноб. Еле поднялась по лестнице, ощущая невероятную слабость. Я была практически у разгадки. Я почти все увидела. Но теперь сожалеть о том, чего не успела рассмотреть, не стоит. Сама виновата, нужно было лучше продумывать место своих занятий. Все же в парке ходят люди. И пусть я постаралась спрятаться подальше с чужих глаз, но, видно, недостаточно хорошо. Не могла дождаться переезда, думаю, у Арсения мне никто бы не помешал. Но я хотела решить вопрос до этого момента, я все еще боялась, что вспомню что-то такое, что помешает нам быть вместе.
Еще раз вздохнув с сожалением, зашла к себе в квартиру. Лизки уже не было. Интересно, куда направилась подруга? Но, может быть, оно и к лучшему. Может быть, у меня есть немного времени, чтобы попробовать еще раз.
Пусть я потратила много сил на предыдущую попытку. Пусть я устала и плохо себя чувствую. Я должна попытаться ещё раз. Последнее, что я рассмотрела в своем видении, так это то, что на кровати явно была я и мой кузен Лукас, с перекошенным от злости лицом.
Глава 14
Вот только продолжить начатое у меня не получилось. Я честно силилась расслабиться, расположившись на кровати. Но никак не получалось отпустить напряжение, которое сковывало меня изнутри. Меня сильно взволновала предыдущая попытка, и я все думала и думала о своем кузене Лукасе. Я была почти уверенна, что Костя имел в виду именно его, когда говорил, что в моем окружении есть человек из того прошлого.
Мои размышления прервал странный звук около двери в квартиру. Я встала, прислушиваясь, подошла и остановилась прямо напротив нее. Кто-то явно там копошился. Что это, неужели Лизка не может попасть ключом в замочную скважину? Я резко распахнула дверь, обнаружив за ней ни кого иного, как Вовку, теперь уже бывшего Лизкиного жениха. На миг мы испуганно застыли друг напротив друга, молча разглядывая и приходя в себя от неожиданности. Понимаю, почему я не ожидала его здесь увидеть, а вот чего это он удивился, было не понятно. Все же, это наша квартира. В такой ситуации я даже не знала, с чего начать разговор.
Вовка пришел в себя первый. Он попытался перевести все в шутку, сморозив какую-то глупость, которую я, честно говоря, даже не услышала. Потому как моим вниманием завладела его печать. Я завороженно смотрела парню в район третьего глаза, наблюдая тонкие силовые линии, словно расходящиеся из этого центра причудливыми извилистыми лучами, подсвеченными голубоватым свечением. Лабиринты изгибов охватывали в итоге все тело, образуя на лбу запутанный сложный клубок. У каждого человека она своя, причудливая, необычная. Рисунок силовых линий мне был знаком. Я разглядывала печать Вовки не из любопытства, а чтобы убедиться, что я знаю его. Чтобы понять, что мы сталкивались с ним раньше. Я поздно в той жизни, когда была баронессой Маринетт фон Шолль, начала вспоминать, и восприятие печатей так же поначалу было мне не доступно. К тому моменту, как этот свет покинул отец, я ещё находилась на стадии едва начинающегося пробуждения. Я не видела его печати, не видела печати своей матери. Но вот эту печать я помнила. Эту печать я уже воспринимала, осознавала. Она словно оставила глубокий след в моей памяти. Это был Лукас. Ошибки быть не могло.
Все сходится. Вовка с Мишкой появились в моей жизни несколько месяцев назад, и именно в это время ко мне вновь вернулись кошмары. Моя жизнь наполнилась странной тревогой и беспокойством, причин которым я не находила. Внутри меня зародился страх. Нет, конечно, этот непонятный страх во мне был всегда, сколько я себя помню, я всегда чего-то опасалась, но три месяца назад он усилился многократно, до такой степени, что мне перестали помогать успокоительные и медитации совсем. Вовка всегда вызывал у меня настороженность, но я не понимала причин моего странного отношения к парню. Эти чувства появились задолго до того, как я увидела его с другими девушками, или когда обнаружила его около нашего дома. Кстати, сейчас я обнаружила его опять около нашей квартиры, и эти странные звуки…
– Лизки нет, – сказала я, продолжая сосредоточенно рассматривать парня. Я должна была бы закрыть дверь перед его носом, что и сделала бы, если бы не его печать. Я бы захлопнула дверь перед Вовкой, а после сразу же поменяла бы замки. Но перед Лукасом я не могла этого сделать. Да и Костя говорил, что встреча с человеком из прошлого может помочь мне все вспомнить быстрее. Вовка с самого момента нашей встречи одним своим присутствием в моей жизни начал пробуждать мои воспоминания. Может быть, если бы я виделась с ним часто, память и возвращалась бы ко мне скорее, но Вовка был Лизкиным другом, и лично я встречаться с ними не торопилась. Конечно, иногда Лизка могла меня уговорить на совместные посиделки, но и тогда меня больше волновал Михаил, его отношение ко мне, меня занимали мысли, как бы покорректнее отказать парню, не сделав больно, и как бы Лизку не обидеть. Не сталкивалась я с Вовкой почти никогда.
Я же тогда ещё даже предположить не могла, кто я. Не могла просто доверять своим ощущениям. А каких-то разумных объяснений моего негативного отношения к этому человеку я не находила. Но даже Лизка заметила мое предвзятое отношение к ее другу. Я, конечно, говорила, что они хорошие ребята. Ничего другого сказать я и не могла. Обычные парни, вежливые, аккуратные, симпатичные, совершенно не сделавшие мне ничего плохого, и даже наоборот. Это если судить только по тому, что я знала о них. Вот только внутреннее ощущение неприятия было сильнее меня. Меня что-то отталкивало, и я не могла с этим бороться. А так же не могла ничего объяснить Лизке, которой было мало доводов моего внутреннего голоса.
– А я не к Лизке, я к тебе, – попытался улыбнуться обезоруживающей улыбкой парень. А я на мгновение замешкалась, и он успел заметить мои сомнения, чем и воспользовался, ухмыльнувшись. Решительно попытался войти в дверь, отодвигая меня с прохода, а я посторонилась, пропуская его в квартиру, продолжая рассматривать его печать и обдумывать, каким образом он может мне помочь вспомнить. Что-то я не подумала спросить Константина, что нужно делать, не ожидала, что упомянутый им человек так быстро появится на моем пороге. Может быть, надо просто поговорить с ним, послушать его голос, понаблюдать за его манерами. Каким образом Арсений будил во мне воспоминания? Он делал что-то такое, говорил, показывал, что имело огромное значение в прошлой жизни. Давал мне словно небольшой ключик в определенную зону памяти. Может быть, и с Лукасом точно так же. Что-то же в нем есть такое знакомое, что заставит приоткрыть занавес?
Вовка вошел, закрыв дверь на защелку изнутри, небрежно скинул ботинки, и прошел сначала на кухню, наливая себе воды прямо из-под крана, достав с верхней полочки шкафа большую кружку. Он неплохо ориентировался у нас дома, отмечала я про себя, что говорило о том, что он тут неоднократно бывал. Все же Лизка, видать, нарушала наши договоренности и скрывала это от меня, это открытие неприятно укололо меня. Но да ладно, попыталась я отбросить неприятные мысли, теперь это совершенно не имеет значения, так как я все равно завтра уже съезжаю…
– Слушай, Ирка, хотел предложить тебе встречаться, – Вовка лениво ополоснул стакан водой, и развернулся ко мне. Он как-то нервно переминался с ноги на ногу, а его глаза горели каким-то фанатичным блеском. Он совершенно не был похож на влюбленного, и даже на заинтересованного не походил. Но что-то его явно беспокоило.
На меня навалилось все сразу, и открытие о том, что передо мной Лукас, и обман подруги, и теперь вот еще это предложение. Честно говоря, я не верила в то, чтобы Вовка мог всерьез мной заинтересоваться. И когда говорила об этом Лизке, ни капельки не лукавила. И вот теперь я удивленно уставилась на молодого человека, ожидая каких-то объяснений. Но он ничего объяснять не собирался, прошел в комнату, резко уселся на мою кровать, а я поразилась этой наглости, медленно следуя за ним по пятам по нашей квартире, в которой он чувствовал себя как дома.
– Нет, Володя, – я едва не назвала его именем моего кузена, но вовремя исправилась. – У меня уже есть друг.
Я постаралась сразу же расставить все точки над и, хотя, на мой взгляд, это было лишнее, так как я сильно сомневалась в мотивах предложения Вовки. Но на него мои слова произвели почему-то обратный эффект, он вскочил, приобнял меня за талию, заваливаясь вместе со мной обратно на кровать.
– Брось, Ирка, если ты имеешь в виду того крутого чувака, с которым мы тебя встретили, то Лизок мне все рассказала, это твой шеф. А у тебя вообще мужика не было, оттого ты такая … серьезная, – подбирая слова, усмехнулся он, второй рукой начиная шарить по моим ногам. – Но мы сейчас это исправим…
Я не знала, что меня сейчас волнует больше, Лизкина болтливость или же навязчивые действия Вовки. Одно радовало, что я была в джинсах, как пришла с прогулки по парку, так и не переодевалась. Грубая ткань мешала ощутить всю полноту неприятных прикосновений. А с Лизкой я потом поговорю.
– Вовка, – я старалась придать своему голосу как можно больше строгости, – даже если бы у меня никого не было, я не стала бы с тобой встречаться.
– Неужели я тебе совсем не нравлюсь? – улыбнулся во все лицо Вовка, наверное, надеясь меня покорить своей неземной красотой. Но его улыбка вышла несколько кривоватой, а не очаровательной. Все же чувствовалась некоторая нервозность в облике парня, причин которой я пока никак не могла понять. И я в который раз подумала, что ведет он себя странно. Как бы он не был мне несимпатичен ранее, но я не замечала в нем такой откровенной наглости. Было ощущение, что он ломился напролом, не задумываясь о методах. Но мне некогда было размышлять над мотивами такого поведения. Я уже не раз признавала, что хоть Вовка, хоть Мишка были очень симпатичными, статными, высокими. Но если бы дело было только в красоте… На меня внешность вообще не производила никакого впечатления. Тем более, когда я поняла, что я спейшер. Когда мне стала доступна память о всех прошлых моих жизнях. Я на собственном опыте знала, что в этой жизни у тебя одна внешность, в следующей может быть другая. Это просто данность. Конечно, сущность подстраивала под себя тело, очень сильно влияла на него, к тому же некоторые манеры, жесты, привычки так приживались, что повторялись из жизни в жизнь, делая внешность очень похожими. Никакая внешняя оболочка не могла мне внушить любви и малейшей симпатии, когда я чувствовала внутреннюю суть, даже еще ничего не помня.
– Вовка, тебя совсем не волнует, что со мной собирался встречаться твой друг – Михаил? – где-то в глубине души я догадывалась об ответе, но все же пыталась воззвать к каким-то основам благородства и чести у Вовки, что-то же для него имеет значение? Не был же он все время последним подлецом, что-то же есть для него святого?
– Да какой он мне друг, – усмехнулся ожидаемо тот, – К тому же, ты ему отказала?
Неужели я слышу вопросительные интонации. Неужели Мишка оказался не таким болтливым, как моя подруга, и ничего не рассказал своему другу? Χотя обижаться на Лизку бесполезно, она такая, какая есть, простая бесхитростная девчонка, не умеющая сердиться, видеть в людях плохое и не умеющая держать что-то в себе. Тем более, она делилась переживаниями со своим любимым и совершенно не хотела этой информацией нанести мне вред. Не удивлюсь, если она при этом просила у Вовки найти мне какого-нибудь своего приятеля. Уважение же к Мишке увеличилось. Если я сегодня выберусь из этой переделки, то непременно встречусь с ним и постараюсь объяснить свое поведение, извинюсь, в конце концов. Он же не виноват, что я все время любила другого, даже тогда, когда ещё не вспомнила его.
Я пыталась сбросить с себя руки Вовки, вырваться, чтобы встать, все еще не веря, что Вовка намеревался всерьез что-то предпринять. У меня даже получилось, не смотря на слабость из-за растраченных сил на попытку вспомнить прошлое, вскочить, сбрасывая руки парня с себя. Я быстрым шагом направлялась к двери, чтобы открыть ее и выставить навязчивого поклонника вон. Я просто кипела вся изнутри, возмущенная его поведением. Я окинула Вовку тяжелым взглядом, чтобы он проникся всей полнотой моего презрения, но его, казалось, это совершенно не проняло. Он догнал меня, обхватив за талию одной рукой и схватив за волосы другой. Я вскрикнула, испытывая острую боль и не имея возможности сопротивляться. Это уже не было похоже на шутку, я взвыла от тянущей боли, хватаясь руками за голову, чтобы хоть как-то уменьшить болезненные ощущения, все ещё не понимая, чего надо от меня Вовке. В моем положении сопротивляться было бесполезно. Я невольно следовала за парнем, который дополнительно перехватил мои кисти.
– Чего ты ломаешься, дура. Возможно, это твой последний шанс, – шипел Вовка, который, похоже, утратил свою обычную веселость. Я пыталась вывернуться из захвата, наступить ему на ногу или ударить, но он только крепче сжимал мои запястья и резче тянул за волосы. У меня получилось вырвать из захвата одну руку, и я схватила ей графин, стоящий как раз на столе около кровати, к которой мы неотвратимо двигались. Вовка наотмашь ударил меня по щеке, и я заскулила от боли. Рука с графином сама собой замахнулась в ответном жесте на Вовку, но он вывернулся, а графин выскочил у меня из рук, упал на пол, разбиваясь на тысячи осколков. Звук битого стекла разнесся по квартире, вырывая меня из происходящего и перенося в прошлое, когда происходило подобное. Я все вспомнила. Перед моими глазами пронеслась чреда событий мгновенно, как будто они только-только произошли.
* * *
В дверь стучали.
– Войдите, – громко разрешила я, поднимая лицо от стола и ожидая увидеть, кто пришел. Дверь открывалась очень медленно, словно с опаской. В дверях показался старый слуга, который в нерешительности мялся, не зная, как начать. Я нетерпеливо поглядела, а тот, опустив голову, начал:
– Баронесса, ваша матушка … – и замолчал.
Меня бросило в холодный пот, я не хотела думать о том, чего не договорил слуга. Хотя уже знала ответ. Я вскочила и бросилась в комнату матери, отодвигая со своего пути старика. Около покоев баронессы фон Шолль уже толпились слуги. Я нетерпеливо протиснулась сквозь их ряды, заходя в комнату. Внутри стоял сладковатый запах смерти, я все поняла, но не хотела в это верить. Пожилой доктор с небольшой седой бородкой приподнялся при моем появлении, поклонился, сказав:
– Мне очень жаль, фройлен.
– Нет, – все еще не верила я. Хотя это и было глупо. Я знала с самого начала, как только поняла, кто я такая, что так будет. У спейшеров нет семьи, я же начала все вспоминать, начала просыпаться, причем в последнее время очень активно и стремительно. К моменту, как я стану полноценным спейшером, в моей жизни не должно остаться ничего, что связывало бы меня с миром людей. Я другая.
Но я не хотела, чтобы так было. Надеялась. Ведь произошел какой-то сбой, и я родилась в семье. Почему бы не произойти еще одному, чтобы оставить мне хоть что-то. Доктор виновато развел руками:
– Ничего нельзя было сделать…
Я сама понимала, что он прав, но все равно метнула в него яростный обвиняющий взгляд. Слезы выступили у меня на глазах, когда рядом со мной оказался Лукас, прижал меня к своей груди, обнимая и разрешая выплакаться. Я так и сделала, а он вывел меня из комнаты, проводил в мои покои и занялся всеми делами, связанными с похоронами.
Я была благодарна своему кузену за это, самой мне было так плохо, что я практически не могла даже ходить. Тоска навалилась на меня. Несколько дней я не выходила из своей комнаты, не зная, что делать дальше. После похорон матери стало ясно одно, меня здесь больше ничего не держит. Я не могу дальше притворяться человеком, да и смысла большого в этом нет. Мне не нужно это поместье, у меня средства на жизнь есть, причем не маленькие. Вот только куда идти? Найти Константина, который, возможно, ещё не уехал. Я нашла записку с адресом, где остановился мой друг, потеребила ее в руках, вновь опускаясь на кровать, не желая прямо сейчас решать этот вопрос. А ещё я ждала Арсена, который обещал скоро вернуться, но его все ещё не было. Дождаться бы любимого, чтобы он помог мне, принял бы решение о том, что же делать дальше, за меня.
В дверь постучали. Старый слуга передал мне распоряжение Лукаса, что тот ждет меня в кабинете. Я немного удивилась, что Лукас делает в нашем кабинете. Ему вообще давно пора было бы покинуть поместье, кузен явно загостился. Но он так сильно помог мне, взял на себя все заботы, пока я приходила в себя, что я не могла начать разговор о его отъезде, с моей стороны выгонять его было большой неблагодарностью. Может быть, хорошо, что он сам желает поговорить.
Я спустилась вниз, прошла в кабинет. Лукас сидел за столом, с сосредоточенным видом перебирая какие-то бумаги. Я подошла ближе и присела. Странное ощущение, но я почувствовала себя чужой в этом кабинете, в этом доме. Лукас так уверенно держался, словно хозяин, четко отдавал приказы слугам, попросив подать нам чай, и распорядился на счет ужина. Все его слушались, а я даже не знала, как управлять этим поместьем, что делать дальше. Может быть, оно и правильно, что Лукас принял на себя роль хозяина. Все равно по праву родства все ему достанется. Но пока что я все еще была здесь, и наблюдать эту картину было как-то не по себе. Я же еще не ушла…
Кузен же поднял на меня глаза, откладывая в сторону бумаги.
– Маринетт, – очень серьезным тоном начал мой кузен, а я почувствовала себя маленькой нашкодившей девочкой под его тяжелым взглядом. Захотелось куда-нибудь спрятаться, убежать.
– Хотел сообщить тебе дату нашей свадьбы. Уже достаточно времени прошло с момента похорон. Думаю, что больше не стоит откладывать. Да и люди все поймут.
Чего-чего, а вот этого я не ожидала услышать. Какая свадьба? О чем идет речь? Я что-то упустила? О чем вообще говорит Лукас?
– Лукас, прости меня, конечно, но я не понимаю, о чем речь? Какая свадьба? Я не могу за тебя выйти, – очень просто сказала я, все еще веря, что это какая-то ошибка.
– Маринетт, – поморщился кузен. – Все решено. Через неделю назначена церемония.
– Лукас, никакой свадьбы не будет, – тихо, но твердо повторила я, надеясь привести в разум сошедшего с ума кузена. Но тот приходить в себя не собирался. Через неделю. Получается, в то время, пока я страдала и переживала потерю, мой кузен подготавливался к торжеству. Иначе не объяснить такие сроки. За неделю явно ничего не успеть. Только вот почему мне ничего не сказали. Хотя, это понятно. Страдаю – хорошо, главное, не мешаю. А вот в том, что я бы стала сильно мешать и сопротивляться, думаю, Лукас не сомневался.
– Маринетт, все решено уже давно. Мы договорились с твоими родителями, все были согласны, – но я не верила его словам. Отец никогда ни к чему меня не принуждал, даже наоборот, всегда говорил, что отдаст меня замуж только с моего согласия. Да и он совсем не знал Лукаса, мы приехали тогда, когда было уже поздно, а до поездки в столицу я и слышала-то о родственниках только мельком. Помню, как отец удивлялся, когда нас туда пригласили. И мама молчала, никаких разговоров о свадьбе не было с ее стороны, что в столице, что, когда мы вернулись домой. Он врал, не знаю, зачем, но врал. Пытался надавить на меня с помощью железных непререкаемых аргументов. Только он не понимал, что я не простой человек. На меня это не действует.
Я разочарованно взглянула на кузена и без лишних слов просто удалилась. А что я могла еще сказать? Кто он такой, чтобы решать. Никто, совершенно.
Нисколечко не волнуясь, я вернулась в свою комнату, чтобы обдумать, как лучше выставить своего загостившегося кузена за дверь.
* * *
На следующий день в мою комнату занесли платье, испортив этим мне настроение. Похоже, кто-то совершенно не принимал отказа. Служанки суетились, расправляя складочки на подоле, восхваляя красоту мастера. Моего желания унести все и оставить меня одну никто не послушался. А я в который раз почувствовала себя никем. Что ж, в моем доме моих распоряжений не слушаются мои слуги. Пора с этим что-то делать.
Когда же эти нахалки начали упрямо пытаться одеть на меня это великолепие, по их мнению, я не выдержала и вспылила, отпихивая с силой от себя платье и роняя манекен с ним на пол. Я резко отодвинула женщин со своего пути, и покинула свои покои. Я собиралась выставить Лукаса прямо сейчас. Тянуть дольше просто уже выше моих сил. Его действия переходят все границы. Я резко распахнула дверь, ведущую в кабинет, застав Лукаса, держащего на своих коленях одну из служанок, которая тотчас же вскочила, густо зардевшись, и бросилась на выход, задевая меня плечом. Моему возмущению не было предела. Я растерялась, даже не нашла слов, что сказать. Лукас же, изобразив на лице мину раскаяния, страстно сказал:
– Маринетт, это совершенно ничего не значит. Я люблю только тебя. Просто нет сил ждать до свадьбы. Я же мужчина, у меня есть свои потребности.
Я проглотила эти слова, поморщившись, решив не заострять внимание на не стыковках и странных заявлениях. Сейчас главная задача выдворить этого субъекта из моего дома, и пусть у себя делает все, что захочет.
– Лукас, я хотела поговорить с тобой о твоем нахождении здесь.
Он удивленно округлил глаза, делая вид, что не понимает, о чем это я.
– Я хочу, чтобы ты уехал, Лукас, – твердо произнесла я, сразу переходя к делу и не сводя со своего кузена взгляда. Он же, почему-то пришел в негодование.
– Маринетт, ты забываешься … – предупреждающе прошипел он.
– Лукас, это мой дом, и я хочу, чтобы ты уехал, – настаивала я.
Но Лукас только сузил глаза и приблизился ко мне вплотную, медленно растягивая слова, произнес:
– Маринетт, тебя пока нет восемнадцати, а раз так, то твой опекун я. И я принимаю решение о том, когда выходить тебе замуж и за кого. И дом этот пока что мой, дорогая кузина. Так что будь добра следить за своими словами и не сердить меня. Будь послушной девочкой, малышка, и все будет хорошо.
Он нависал надо мной с высоты своего роста, стреляя злым взглядом и сжимая кулаки, и я на миг даже испугалась, что он меня ударит, но Лукас сумел удержать себя в руках. Он развернулся и возвратился обратно на свое место. Сел и начал перебирать документы, как будто меня здесь и не было. Я хотела возмущаться, хотела ему еще что-то сказать, но все было бесполезно. Конечно, он преувеличил, назвав себя моим опекуном, так как, по сути, им являлся его отец, папин двоюродный брат, но моих проблем это не отменяло. Я совершенно забылась, что у людей есть определенные правила, ограничения. Взывать к чувствам папиного кузена, похоже, было бесполезно, так как он все вожжи правления передал в руки своего сына. Видно, и замуж выдать меня за Лукаса решили еще задолго до моего приезда в столицу. И догадаться, зачем, было сейчас не сложно. У отца богатое поместье. И не важно, что мы живем в деревне, главное, что замок можно продать и выручить за него много денег. Вот она какая, оборотная сторона человеческой жизни. Ты не свободен, ты вынужден подчиняться определенным законам и правилам. И время ещё такое, когда женщина себе не принадлежит, она не может сама о себе заботиться, она не свободна, зависит от родителей, опекунов, должна подчиняться нормам приличия. Мне повезло с родителями, меня любили и не ограничивали в моих прихотях. Но вот их не стало, и все, моей судьбой в праве распоряжаться другие люди. Вот ты уже не можешь сама выбирать, где и как жить. И даже не можешь избежать свадьбы с не любимым. Только Лукас не учел одного момента. Я не человек. Я спейшер. А для них все правила и условности – ничто, не имеют значения. Я проживала в разных местах, в разное время. Видела то одни законы, то с точностью противоположные. И я знаю, что все эти правила всего лишь игра, нужная людям. Сегодня одни правила и нормы поведения, но проходит время, и они меняются. И даже мой титул не имеет значения. Абсолютно никакого. Я вскоре вообще растворюсь, не буду иметь конкретного имени и звания. Только «свои» будут знать, кто я такая на самом деле.
– Ты же знаешь, что я люблю князя Лобковица. А потому, Лукас, лучше не связывайся со мной, – предупредила я кузена.
Я шла к себе в комнату, обдумывая ситуацию. Просто, если Лукасу нужно мое поместье, то оно и так ему достанется, если я исчезну. Я и не собиралась на него претендовать. У меня и без этого достаточно средств. Я жила здесь только из-за родителей. Но теперь их нет, а потому и меня здесь больше ничего не держит. Если я раньше не решалась уйти, то теперь другого выхода я не видела. Я быстро вошла к себе, громким голосом приказав всем убираться. Служанки застыли в нерешительности, и пришлось начать кричать:
– Вон отсюда! Все вон! – выталкивала я за дверь особо нерасторопных. Кто-то побоялся перечить бывшей госпоже, кто-то будущей, кто-то просто меня испугался, видя, что я не шучу и не на шутку разгневанна. Но вскоре я осталась одна. Сразу же быстро я начала собирать все самое необходимое, складывая на платок и завязывая в узелок. Я не брала украшений или платьев, только пару рубашек и белье. Достала брюки, чтобы переодеться в дорогу. Я собиралась покинуть этот дом немедленно. Невольно щемило сердце тоской из-за проведенных здесь счастливых лет.
* * *
Я не ожидала, что Лукас отправится следом за мной. Я не успела даже переодеть брюки, как, резко распахнув дверь, появился мой кузен. Злыми глазами он оглядел обстановку, увидел поваленный манекен с белым платьем, приготовленные брюки и все понял. Он не на шутку взбесился. Лукас быстро пересек комнату, больно схватил меня за руку:
– Куда это ты собралась, дорогая? – шипел кузен.
– Я ухожу, Лукас, – я старалась говорить спокойно, чтобы не злить кузена ещё больше. Но он еле держал себя в руках, причиняя боль моему запястью своей крепкой хваткой.
– Ты никуда отсюда не уйдешь, Маринетт! – Лукас был взбешен. Я же попробовала его образумить.
– Лукас, я уйду и исчезну, ты станешь хозяином поместья. И все будут довольны.
Действительно, зачем ему жениться на мне, когда и без этого недоразумения можно завладеть тем, что ему нужно.
– Ты никуда не уйдешь, Маринетт! Я не позволю! Ты – моя. Ведь я люблю тебя…
Слышать из его уст о любви было странно, особенно учитывая, как больно он держал меня за руку. Я слышала эти слова и не придавала им абсолютно никакого значения. Я не верила. Да пусть даже это было бы правдой, для меня это не имело никакого значения.
– Лукас, я люблю Арсена. И сейчас ухожу, – мой голос звучал ровно и уверенно, отчего Лукас злился только сильнее. Он не понимал причин моей уверенности, не верил, что я могу уйти в никуда, не взяв с собой ничего. Он не знал, что все, что мне нужно для жизни, у меня уже есть.
