Текст книги "Сколько у тебя? 20 моих единственных!.."
Автор книги: Карин Боснак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
Папа, не читай мне нотаций
Невероятно, но я здесь. Я не собиралась приходить, все произошло само собой. Когда я ехала домой, таксист начал есть что-то пряное, и от запаха меня затошнило [13]13
На заметку водителям такси: когда на заднее сиденье вашей машины садится некто со следами блевотины на блузке и просит открыть окно, доставать из пакета жирный бутерброд – не самая лучшая идея. – Примеч. авт.
[Закрыть]. В тот момент мы были где-то в районе Маленькой Италии, довольно близко к моему дому, поэтому я расплатилась и выскочила из машины. Сначала я намеревалась сразу идти домой, но, оглядевшись, обнаружила, что стою прямо перед католической церковью. Какие странные бывают совпадения, да? Несомненно, это был знак свыше, так что я вошла внутрь.
Не знаю, чего я искала – возможно, решения своих проблем или божественного вмешательства, которое сможет превратить мою двадцатую попытку в девятнадцатую. Не знаю. Знаю лишь, что хуже, чем есть, не будет, а мне необходимо с кем-нибудь поговорить. Исповедь – не совсем то, что я имела в виду, но это единственный способ встретиться с влиятельным человеком.
– Благословите, отец, ибо я согрешила, – начала я. – Прошло… – Двадцать девять минус восемнадцать получится… – Девять лет со дня моей последней исповеди. – Нет, постойте, неправильно. – То есть одиннадцать. – Я никогда не была ловка в математике.
– В чем ваш грех? – вопросил священник. Хотя говорил он мягко и голос был приятным, я все же занервничала. Благодарение небесам, между нами была ширма, потому что лицом к лицу я не смогла бы вымолвить ни слова.
– Понимаете, отец… – Я не видела иного способа рассказать, кроме как выплеснуть все разом, поэтому закрыла глаза, сделала глубокий вдох и выпалила: – Я переспала с двадцатью мужчинами.
Ну вот, я сделала это. И уже почувствовала облегчение. Я подождала ответа.
И еще подождала.
И еще немного.
Священник, однако, хранил молчание. Чем дольше мы молчали, тем больше я беспокоилась, но потом меня осенило… наверное, он неправильно понял.
– Не за один раз, – пояснила я. – Двадцать разных мужчин за двадцать раз.
Да, так лучше. Это поможет ему заговорить.
Не помогло.
Время шло, священник не произносил ни слова, тишина становилась все более зловещей, когда я сообразила… наверное, он знает, что это не вся правда.
– И с одной девушкой, – добавила я. – Но она не считается. Это было еще в колледже, и только выше пояса… ну, вы знаете, как это бывает.
Знаете, как это бывает? Что за чушь я порю? Разумеется, ему неизвестно, как это бывает, – он же священник! Господи, какая я дура! У-упс! Прости, что поминаю Твое имя всуе.
Поскольку святой отец все еще молчал, в моем организме словно образовался порочный круг: я нервничала, от этого потела, поэтому от меня отвратительно пахло, что заставляло меня нервничать еще больше, и, следовательно, еще больше потеть. Я ощущала себя персонажем рекламного ролика из серии «и еще, и еще, и еще». Внезапно в голове зазвучала песня Мадонны, и я с радостью принялась мысленно подпевать, это помогало отвлечься: «Папа, не читай мне нотаций, я в большой беде. Папа, не читай мне нотаций, у меня бессонница. Как у девственницы (хэй!), которую потрогали в первый раз. Как у дев-ствен-ни-и-цы…»
Ну, и над кем я смеюсь?
Интересно, он еще там?
– Алло? – тихонько окликнула я.
Священник откашлялся.
– Я здесь, – проговорил он. – Просто задумался. Позвольте узнать, вы сожалеете, что переспали с этими мужчинами?
Я поразмыслила минутку.
– Ну, некоторые из них, конечно, были кошмарны. Но что касается остальных – нет, я не обо всех сожалею.
– Тогда в чем вы каетесь?
– Я сожалею в целом. Понимаете, я раскаиваюсь в том, что переспала с двадцатью мужчинами, так сказать, совокупно, но не в каждом отдельном случае.
– Тогда почему вы пришли сюда сегодня?
Я подумала еще минутку.
– Может, потому, что у меня нет психоаналитика?
Священника, очевидно, разочаровал мой ответ, и он шумно вздохнул. И тогда я поняла, что это была неудачная идея. Я не хочу, чтобы меня осуждали, не сейчас, не сегодня. Надо идти домой. Я встала.
– Постойте, погодите, не уходите, – заговорил священник, услышав, что я задвигалась. – Просто я несколько смущен, поскольку… не уверен, что понял, зачем вы пришли.
– Вы мне это уже говорили, – громко сказала я. В теле возобновился порочный цикл «и еще, и еще, и еще», лицо покраснело. Вчера выдался трудный день – почему бы сегодняшнему не быть легче?
– Да, вы правы, – отозвался священник. – Простите. Почему бы вам просто не рассказать мне, что вас так огорчает.
– Просто рассказать? – Я чуть помедлила. – Понимаете… этому так много причин.
– У меня достаточно времени, – сказал священник. И это прозвучало искренне, мило, успокаивающе. – Я здесь, чтобы помочь вам. Расскажите все.
– Все?
– Все.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
– Ну ладно. – С этими словами я шлепнулась прямо на пол и начала рассказ – обо всем. Я не думала, что говорю и кому; слова лились сами собой. Я рассказала ему о десяти с половиной партнерах, собственной «многозадачности», шоколаде и эндорфинах. Рассказала о Тони Роббинсе, Элизабет Стерлинг, конфетах и Роджере. О Норме Рэй, «Дитя Судьбы», моей матери и ее друзьях. И об Эдварде, Дейзи и ее волшебном числе четыре. Я поведала ему обо всем – абсолютно обо всем. В одном длинном, со множеством придаточных, предложении изложила все. Закончив, я ждала, что он скажет что-нибудь – хоть слово, – но вновь напрасно. Что ж, он по крайней мере последователен.
Думаю, на этот раз я понимала, почему он молчит. Я ведь наверняка направлялась прямиком в ад, и он не хотел мне об этом сообщать. Ну да, дело именно в этом. Глубоко вдохнув, я приняла свою судьбу: воздержание длиною в жизнь, а потом сразу преисподняя.
Я поднялась, собрала свои пожитки. И когда я уже готова была уйти, священник наконец нарушил молчание. Но сказал вовсе не то, чего я ожидала. Он произнес… мое имя.
– Делайла?
Я в ужасе застыла. Я не только не бывала в этой церкви прежде, но до сегодняшнего дня даже не подозревала о ее существовании.
– Э-э, откуда вы знаете, кто я такая? – медленно, дрожащим голосом поинтересовалась я.
– О, э-э, я… простите, я просто… – пролепетал он в ответ.
Тут я начала кое-что понимать. Голос священника казался приятным и успокаивающим не потому, что звучал ласково; просто потому, что голос был знаком.
– Мы знакомы? – решительно спросила я.
– Можно и так сказать, – ответил священник. И я оторопела.
– Как это?
– Ну… мы вместе учились в школе.
– В школе? – удивилась я. – В какой школе?
– В средней школе.
– В средней школе? – Я все еще не могла поверить. – В Коннектикуте? Мы вместе учились в школе в Коннектикуте?
– Да. Меня зовут Дэниэл. Дэниэл Уилкерсон. Дэниэл?
Дэниэл Уилкерсон? Тот самый Дэниэл Уилкерсон? Священник?
О нет! О нет, о нет, о нет!
– Ты… э-э… священник?
– Да… – тихо отозвался он.
У меня внутри все оборвалось.
– Это было так давно, Делайла, – продолжал он. – В последний раз, когда мы с тобой встречались, мы…
– Занимались сексом! – взвизгнула я, перебивая. Точно. Мы занимались сексом на заднем сиденье роскошного джипа его мамочки. О Боже! У-упс! В смысле – вот черт!
Помните, Грег-Идиот-Из-Ист-Виллиджа был № 19, а Роджер – № 20? Так вот, Дэниэл – это № 2.
У меня закружилась голова – как такое могло случиться? Разве это возможно? Неужели мое признание о сексе с двадцатью мужчинами должен был выслушать именно один из двадцати? Какое унижение! Конечно, я обречена гореть в аду! Я поднялась, подхватила сумочку и направилась к выходу. За спиной послышались шаги.
– Делайла, постой, – позвал Дэниэл. – Прости. Мне следовало промолчать, но я хотел остановить тебя, прежде чем ты наговоришь лишнего.
– Прежде чем я наговорю лишнего? – расхохоталась я. – Тогда следовало прервать меня после слов «Благословите, отец, ибо я согрешила»!
– Да, ты права, но, пока ты не начала рассказывать о маме и Дейзи, я даже не подозревал, что это ты.
Я остановилась в дверях и обернулась. Невероятно. Поверить не могу: Дэниэл – священник. Он стоял передо мной, зеленоглазый, с немытыми светлыми волосами – точно такой, каким я его помнила. Ну, кроме костюма, конечно.
– Я так виноват, Делайла, – тихо произнес он. И во взгляде я увидела раскаяние. – Правда, очень виноват.
– Да, я тоже. – И с этими словами отвернулась. Но, потянувшись к дверной ручке, почувствовала его руку на своем плече. Воспоминания о нашей единственной ночи пронеслись в памяти как кадры киноленты. Сцены сменяли одна другую, словно в слайд-шоу.
Осень 1993 года. Я приехала домой из колледжа на выходные. Мы с подружками хохочем. Мы на концерте Сантаны [14]14
Американский гитарист мексиканского происхождения, популярный на рубеже 1960–1970-х гг. Неожиданно вернулся на сцену в 1999 г.
[Закрыть]в «Джонс бич». Ржем, потому что понятия не имеем, кто такой Сантана. (Это было задолго до его триумфального возвращения.) Мы пришли на этот концерт, только чтобы подцепить парней. Я пришла, чтобы подцепить парней. Парня. Одного конкретного парня. Не Дэниэла. С Дэниэлом я переспала, чтобы заставить того парня ревновать.
Как неудобно!
Мы с Дэниэлом ушли с концерта раньше и спутались на заднем сиденье того самого роскошного джипа. Он на меня не смотрел – глаза его были закрыты, лицо исказилось. Почему-то он не мог взглянуть на меня. Я не стала спрашивать почему – предпочла не знать, притворилась, что не замечаю.
Припоминая все это сейчас, я задумалась: Дэниэлу не понравился секс со мной, потому что он уже тогда знал, что хочет стать священником? Или он стал священником, потому что его разочаровал секс со мной? Вновь повернувшись к нему, я осторожно коснулась черно-белого воротничка.
– Это из-за меня? – спросила я. Мне необходимо было знать.
Дэниэл отрицательно помотал головой:
– Нет, нет, не из-за тебя, Делайла. Клянусь.
– Уверен?
– Абсолютно. – Взяв мои руки в свои, Дэниэл умолял меня не уходить: – Пожалуйста, прошу, вернись и поговори со мной. Я хочу помочь тебе разобраться с этим, правда.
Я смотрела на Дэниэла, и мне было жаль его. Жаль себя. Жаль нас обоих, потому что оказались в ужасно неловкой ситуации.
– Я уже все узнал, – продолжал он. – Так что все равно.
Я вздохнула. Он был прав.
– Ладно, – чуть помедлив, согласилась я. Дэниэл радостно улыбнулся. Пока он вел меня в дальний тихий угол церкви, чтобы спокойно поговорить, я не удержалась и заметила: – Знаешь, обычно я лучше выгляжу.
Дэниэл ухмыльнулся:
– Не сомневаюсь.
В течение следующего часа мы с Дэниэлом подробно обсуждали мои проблемы. Хотя я пришла не за отпущением грехов, тем не менее начинала злиться из-за того, что он не давал мне его. Я упорно настаивала на своем раскаянии, а Дэниэл столь же упорно возражал.
– Делайла, если бы у тебя не было секса с Роджером прошлой ночью, сегодня ты не пришла бы сюда исповедаться. Я ведь прав?
– Ну да, возможно.
– Именно так – ты не сожалела ни об одном из них, пока не переспала с последним. И единственная причина твоей невыразимой печали заключается в том, что ты превысила лимит, который установила для себя.
– Ну и что? Сейчас же я раскаиваюсь. Разве не в этом суть?
– Нет, потому что установи ты лимит в двадцать пять мужчин – и тебя здесь не было бы и ты не испытывала бы чувства раскаяния. Сидела бы спокойно дома, лечила похмелье и пыталась вычеркнуть из памяти вульгарного мужика, рядом с которым проснулась утром. Ты не раскаиваешься по-настоящему.
Я приуныла – Дэниэл был прав.
– Послушай, тебе нужно проанализировать другую проблему, и, пока ты этого не сделаешь, пока не разберешься, почему меняешь мужчин как перчатки, я не дам тебе отпущения грехов.
– И как же мне это сделать? – спросила я, мрачнея. Это все-таки было нечестно.
– Что ж, можешь для начала вернуться домой и составить список всех двадцати своих мужчин.
– Список?
– Да, список. Вспомни, почему ты переспала с каждым из них, а потом попробуй разобраться, почему из этого ничего не вышло.
– Разобраться?
– Вот именно.
Я мотнула головой:
– Из этого ничего не выйдет. У меня недиагностированный СДВ. То есть я могу составить список, но этим все кончится. Аналитическая часть не предусмотрена.
– Ладно, – пожал плечами Дэниэл. – Тогда смирись с мыслью, что однажды станешь шестидесятилетней женщиной, у которой был секс с семидесятью восемью мужчинами.
Да, это не смешно.
– Дел, тут быстро не разберешься, – продолжал Дэниэл. – Простого решения здесь нет. Тебе придется поработать над проблемой, или будешь раз за разом совершать одни и те же ошибки. Составь список, хорошо? А потом опять приходи ко мне.
– Ладно, хорошо, – сдалась я. Шумно вздохнула: – Господи, насколько же легче было исповедоваться, когда я была подростком! Когда самым страшным прегрешением было периодическое сквернословие.
– Ты забываешь, что мы росли вместе, – пошутил Дэниэл.
– А кстати, ты все еще общаешься с Нэйтом? – поспешила я сменить тему.
– Нет, мы не виделись уже много лет. А ты?
– Тоже нет.
Нэйт был лучшим другом Дэниэла. Именно ради него я пошла тогда на концерт Сантаны. Его я пыталась заставить ревновать, переспав с Дэниэлом. Нэйт был у меня первым, № 1.
Дэниэл проводил меня до дверей, спросил, приду ли я завтра на мессу.
– Ну да, наверное… – беззастенчиво соврала я.
– Тебе действительно нужно прийти. В твоей жизни недостает Иисуса, Дел.
– Мне недостает гораздо большего, чем Иисус.
Жевательная резинка и маленькие щеночки
Моя квартира расположена на четвертом этаже старого дома в Нохо, по соседству с Ист-Виллиджем. Я старалась подниматься по лестнице как можно тише. Не хотела, чтобы Мишель знала, что я уже дома. Я пока не решила, рассказывать ли ей о Роджере.
Добравшись до своего этажа, я чувствовала себя так, словно взобралась на Эверест, и без сил рухнула на пол. Я лежала, переводя дыхание, как вдруг соседняя дверь распахнулась, до смерти напугав меня. Прежде чем я сумела встать, из-за двери вышли четверо мужчин лет пятидесяти, трое из них были в форме полиции Нью-Йорка. Увидев меня, полицейские улыбнулись.
– Похоже, Колин – не единственный, кто попал в передрягу нынешней ночью, – заметил один из них.
Пока я поднималась на ноги, в дверях возник мой сосед Колин – в коротких черных трусах и обтягивающей белой футболке. При виде меня он взъерошил темные грязные волосы и ухмыльнулся.
– Не слушайте его, – произнес он с сильным певучим ирландским акцентом. – Он просто шутит.
Я улыбнулась и кивнула в ответ. Мы мало знакомы. Знаю лишь, что он несколько месяцев назад приехал из Дублина и что он классный. Лукавый блеск в его огромных карих щенячьих глазах заставлял женщин таять, а мужей – беспокоиться. В юности он, наверное, был похож на Джонни Деппа. Мы с ним, кажется, были ровесниками.
– Делайла, это мой папа, – жестом указал он на мужчину, стоявшего рядом, того, что был в гражданском. Слово «мой» он произносил как «май», что мне показалось милым. (Подобные странности всегда меня восхищают, когда мучаюсь похмельем.)
Вместо того чтобы поприветствовать меня, папаша обернулся к Колину и похлопал его по плечу:
– Господи Иисусе, нельзя быть таким бесстыжим, сынок! Пойди надень штаны, прежде чем беседовать с дамой, а?
Он тоже говорил с ирландским акцентом.
– Ой, перестань бесноваться. – Колин оглядел себя. – Ради всего святого, я же одет. – Затем поднял взгляд на меня: – Делайла, мой вид тебя задевает, а?
Задевает ли это меня? Да его короткие трусики – лучшее, что я видела за последние два дня.
– Нет, все чудесно, – ответила я, стараясь не пялиться на него слишком пристально.
Колин с улыбкой повернулся к отцу:
– Видал?
Покачав головой, папаша наконец протянул мне руку.
– Джимми Броуди, – представился он. – Приятно познакомиться, ага. Делайла, верно?
– Верно, – кивнула я.
Джимми обернулся к своим спутникам:
– Делайла, это мои друзья. Все они тоже Джимми, – и, начиная с левого фланга, перечислил: – Это Джимми Каллаган, Джимми Мэрфи и Джимми О'Шонэсси. – Затем, обращаясь ко всей компании, распорядился: – Джимми, поздоровайтесь с Делайлой.
Все Джимми хором поздоровались. Они в отличие от Колина и его отца говорили как жители Нью-Йорка, из чего я сделала вывод, что они не из Дублина. Пожав руку каждому, я обернулась к Колину:
– Кажется, теперь я знаю, к кому обращаться, если будут проблемы.
Все дружно рассмеялись.
– Да уж, – проревел Джимми Мэрфи. – Как будто нам не хватает забот с этим. – Он хлопнул Колина по плечу.
– Эй, я не сделал ничего дурного, – защищался Колин. Виноватая усмешка на лице, однако, утверждала обратное.
– Ладно, – громогласно заявил Джимми О'Шонэсси.
Придется напомнить о пьянке в общественном месте и нарушении порядка. Делайла, с тех пор как приехал, он уже дважды ввязывался в драку.
– Ага, по соседству с вами живет настоящий уголовник, – подмигнув, добавил Джимми Каллаган.
– О, не пугайте девушку, – вмешался Колин. – Я вовсе не уголовник. Первое нарушение общественного порядка произошло в мой день рождения.
– А что со вторым, сынок? – поинтересовался папаша Колина, хотя наверняка знал и так.
Джимми Каллаган прикрыл ладонью рот Колина и ответил за него:
– Я помню. Тогда шел первый снег, и, слепив снеговика в центре Парк-авеню, ваш сынок произнес речь о том, как важно любить Землю-матушку, в ходе которой перебудил весь квартал.
Все Джимми расхохотались в полный голос, а Колин чуть покраснел.
– Ладно, ладно – смейтесь сколько хотите, – пробормотал он с улыбкой. – Я благодарен жизни и не считаю это само собой разумеющимся, ну и что?
– Джимми, парни, нам пора. – Джимми Броуди взглянул на часы. – Приятно было познакомиться, Делайла. До встречи, надеюсь.
– Да, я тоже, – сказала я.
Джимми направились по лестнице вниз, я попрощалась с Колином и открыла дверь своей квартиры. Я была уже на пороге, когда Колин окликнул меня. Он по-прежнему стоял в дверях. И по-прежнему в трусах.
– Я хотел сказать, это, конечно, лучший способ проводить время, – начал он, внимательно глядя на меня, – но вы выглядите несколько зеленовато.
– Зеленовато? – рассмеялась я. – Вы ирландец, так что это, видимо, следует считать комплиментом и не сердиться на вас.
– Простите, – смущенно хихикнул он. – Но что вы пили вчера?
Я помедлила, боясь произнести это вслух.
– Текилу, – наконец прошептала я. Колин весь передернулся. – Я вчера потеряла работу.
– А-а… 'звините, – сочувственно глядя на меня, сказал он. – Эт' хороший повод напиться до потери сознания. Что ж, удачн'го дня.
– Спасибо. – Прикрыв дверь, я прислонилась к стене, переводя дыхание. Боже, какой он милый! На нашем этаже всего две квартиры, но тем не менее мы редко встречаемся, и я успела забыть, как он выглядит. Слышать-то я его слышала – он вечно приходит и уходит среди ночи, и в три часа утра у него гости, – но почти никогда не видела. Наверное, он бармен или кто-то в этом роде. Стены в нашем доме тонкие, так что мне слышно почти каждое движение у соседа. Однажды я видела, как он тащил по лестнице хулахуп, а потом позже ночью, часов около трех, слышала, как в его квартире хохотали и вопили при каждом ударе хулахупа о стену. Видимо, у него была вечеринка с обручами.
Собравшись с силами, я добралась до кухни, налила стакан воды и затем плюхнулась на диван. Взяла со стола ручку, листок бумаги и решила выполнить задание Дэниэла, то есть составить список из двадцати парней. С левой стороны страницы поставила номера от одного до двадцати и принялась заполнять список именами. Первым парнем, с которым я переспала, был мой школьный приятель Нэйт. Вторым – его лучший друг Дэниэл, Дэниэл – священник.
О Господи! Поверить не могу, что спала со священником.
Самым последним был Роджер, № 20. Грег-Идиот-Из-Ист-Виллиджа был № 19, и…
Неожиданно в дверь постучали. Я подумала, что это Мишель, жаждущая услышать новости о прошлой ночи, подошла к двери и посмотрела в глазок. Хм. Это Колин. Все еще в трусах. Интересно, чего он хочет. Я распахнула дверь.
– Эт' поможет. – Он протягивал рюмку, полную жидкости янтарного цвета. – Может, виски?
– Спасибо, но я не могу пить, – покачала я головой. Хотя его заботливость меня тронула (если доставку алкоголя человеку, страдающему от похмелья, можно считать заботливостью), рот наполнился слюной при одном виде рюмки. Меня чуть не стошнило. – Не уверена, что вообще когда-нибудь смогу пить вновь.
– Во-первых, ты сможешь это выпить, а во-вторых, трезвость – серьезная болезнь, так что не стоит уходить «в завязку».
Я хихикнула:
– Честно говоря, не думаю, что справлюсь. И потом выпивка в качестве лекарства – это мужская привычка, но не дамская.
Колин лишь отмахнулся:
– Ай – мужские привычки, женские – ничего не знаю. Давай, зажмурься, зажми нос, и все будет в порядке.
Поскольку я не отвечала и не шевелилась, Колин сам втиснул рюмку мне в руку.
– Тебе сразу полегчает, обещаю. А если думаешь, что ведешь себя как мужик, я закрою глаза и не буду подглядывать.
Я колебалась всего секунду. Может, мне и вправду станет лучше. Мои знакомые всегда так поступали – пили пиво или стопку крепкого после бурной ночи – и клялись, что это помогает.
– Ладно, – сдалась я. – Но не смотри.
Колин улыбнулся и зажмурился:
– Не буду, обещаю.
Поскольку Колин на меня не смотрел, я решила воспользоваться шансом разглядеть его ноги. Раньше я видела их лишь мельком, и выглядели они чудесно. Сейчас, опустив глаза, я была поражена увиденным. Загорелые, но не слишком, мускулистые, но не огромные, волосатые, но в меру. Они были не просто чудными – это были идеальные ноги, точно. И пальцы на ногах изящные. Вовсе не такие уродливые, как у многих парней…
– Что это ты делаешь? – внезапно спросил Колин, заставив меня вздрогнуть. Я поспешно подняла голову и с облегчением убедилась, что его глаза все еще закрыты. Слава Богу.
– Ой, э-э… просто задумалась.
Ладно, хватит заниматься ногами – пора перейти к делу. Я подняла рюмку. Хотя искушение выплеснуть содержимое через плечо было велико, я отказалась от этой идеи, зажмурилась и решила думать о приятном. Жевательная резинка и маленькие щеночки, жвачка и маленькие щеночки, жвачка и щеночки, жвачка и…
Да пропади оно все пропадом!
Как я и подозревала, рот наполнился слюной, пришлось потрясти головой, чтобы это прекратилось. Когда я открыла глаза, Колин стоял в нескольких футах от меня, со страдальческим выражением на лице.
– Ты сказал, что не будешь смотреть! – воскликнула я.
– Прости, но я услышал, как ты дра-ажишь, заволновался, – пояснил он. – Тебя что, тошнит?
– Нет, кажется.
– Эх и девчонка, – широко улыбнулся Колин. Он, казалось, гордился собой, и, знаете, вполне заслуженно.
Следующие несколько секунд мы оба неловко молчали, не зная, что сказать.
– Так твой отец полицейский? – совершив нечеловеческое интеллектуальное усилие, в конце концов спросила я.
– Мой отец? О нет, – ответил Колин, вновь ероша свои немытые волосы. – Но он с ними много работает. Он частный сыщик, у него тут, в Нью-Йорке, своя большая фирма, уже много лет. Выслеживают неверных супругов, задерживают мошенников, обманывающих страховые компании, все такое.
– А, так он не из Дублина? Но у него такой же сильный акцент, как у тебя.
– Не-е, он из Дублина, но последние лет двадцать живет в Нью-Йорке. Родители развелись. Ему давно следовало избавиться от акцента, но не выходит. Я все время над ним подшучиваю по этому поводу, вроде как он пользуется им, чтобы очаровывать женщин и все такое. Понимаешь?
– Вполне, – улыбнулась я. – Так ты из-за него сюда переехал?
– Нет, – отрицательно качнул головой Колин. – Я актер.
– Актер? Правда? – поразилась я. – И какие роли ты… играешь?
– В прошлом месяце у меня была небольшая роль в сериале «Закон и порядок», но обычно меня можно увидеть в роли бармена в новом баре на Ривингтон.
Я рассмеялась:
– «Закон и порядок» – это круто.
– Да уж, пожа-алуй, – скромно согласился он. Тут зазвонил мой телефон, заставив вздрогнуть нас обоих.
– Мне нужно ответить, – сказала я. Глянула на пустую рюмку в руке, протянула ее хозяину: – Вот, держи. Спасибо.
– Рад помочь. Лицо у тебя уже порозовело. – Колин развернулся было, но в последний момент остановился. – Послушай, Делайла…
– Да?
– Так что ты о них думаешь?
– О чем? – не поняла я.
– О моих ногах.
О его ногах? Ой, мамочки… По лукавой усмешке на его лице я поняла, что он подглядывал, и почувствовала, как лицо заливается краской.
– Не понимаю, о чем ты, – попыталась я уйти от ответа.
– Ой, прости. Наверное, ошибся. – Колин все так же улыбался и явно мне не верил. – Ладно, удачного дня.
– Ага, тебе тоже. – Я старалась держаться уверенно.
Закрыв дверь, тряхнула головой. Ну и нахальный же тип! Подглядывать – это одно дело. Совсем другое – не скрывать этого. Честно говоря, несколько самонадеянно. Ну да ладно.
Подбежав к телефону, я глянула на определитель – звонил дедушка. Я перевела дыхание, подняла голос на октаву, чтобы звучал поживее, а не совсем похмельно, и весело ответила:
– Привет, дедуль!
– Привет, Милашка! – обрадовался дед. – Жаль, не удалось встретиться с тобой вчера на вечеринке у Дейзи, но, когда я туда добрался, ты уже уехала.
– О! – разочарованно воскликнула я. – Я не думала, что ты приедешь.
– Да понимаешь, освободился на работе чуть раньше.
– Ой, как жаль, что мы не увиделись! – Я присела на диван. – Ну и что ты думаешь об Эдварде?
– Знаешь, он мне понравился. Хороший парень. Как говорится, друзей выбираешь по характеру, а носки – по цвету.
Я улыбнулась. Здорово, что у моего семидесятипятилетнего деда такой широкий взгляд на мир. Но тут мне послышалось в его голосе необычное воодушевление. Дедушка всегда жизнерадостен, но здесь явно что-то другое. Нечто более значительное.
– Дедуля, что случилось? Почему ты такой счастливый?
– Ну… Я переезжаю в Лас-Вегас! – ликующе объявил он.
– В Лас-Вегас? – Я резко выпрямилась. Дедушка крайне редко покидал Восточное побережье. – Как? Почему?
– Встретил кое-кого. Точнее, встретил вновь. Помнишь, когда вы с Дейзи были еще детьми, я встречался с Глорией? Мы как-то водили вас в зоопарк, ты тогда расплакалась, потому что на площадке молодняка на тебя пописал детеныш ламы.
Я помнила Глорию, помнила зоопарк, но давным-давно постаралась вычеркнуть из памяти воспоминание о злобной ламе. Жуткая тварь практически напала на меня.
– Да, помню.
– Сейчас она живет в Лас-Вегасе, в общине пенсионеров, но недавно приезжала на несколько недель, навестить семью. Мы столкнулись с ней в холле «Холидэй инн» – я иногда хожу туда потанцевать – и разговорились. Пообедали вместе, то да се, и вот теперь я переезжаю к ней!
«Переезжаю к ней»? Скорее, «уезжаю с ней». Ничего хорошего, совсем ничего. Насколько я помню, дом этой Глории весь в безделушках хиппи, на стенах ковры, и вечно дымят ароматические палочки. Когда я намекнула дедушке, что она вполне может быть наркоманкой, он лишь отмахнулся:
– Ой, Делайла, успокойся. Людям с глаукомой назначают марихуану. Это не то же самое, что наркотик.
Я действительно была в шоке. На миг даже почувствовала себя Кэрол Брэйди в том эпизоде «Семейки Брэйди», где Грэг становится хиппи и переезжает в логово Майка. Отличие только в том, что дело касается не моего сына, а моего деда и он переезжает не в логово, а в Вегас. Внезапно в телефонной трубке послышалась музыка. «Мы строим этот город! Мы строим этот город на рок-н-ролле – строим город! Мы строим город рок-н-ролла!»
– Дедушка, ты слушаешь рок-группу «Джефферсон Старший»?
– Да, – весело подтвердил дед. – Иногда это крутят в нашем зале. Здорово, правда?
– Нет! – завопила я. Он что, шутит? – Это ужасно, как и идея переехать! Ты должен жить в Коннектикуте со своей семьей, а не в Лас-Вегасе с какой-то обкуренной пожилой хиппи, с которой ты повстречался на танцах под «Джефферсон Старшип»!
Дедушка молчал. Он явно не ожидал негативной реакции с моей стороны. Только через несколько секунд он вздохнул и снова заговорил.
– Делайла, – мягко начал он, – в Коннектикуте зимой холодно, а у меня болят суставы. Там, где живет она, круглый год тепло – люди ездят в гольф-карах и разговаривают друг с другом. Дело даже не в машине. Я хочу общаться с людьми своего возраста. Мне хочется что-то изменить.
– Да, но… – перебила я.
– Да, и точка. – Дедушка не желал меня слушать. – Я сделаю это, нравится тебе или нет, и звоню я вовсе не для того, чтобы получить разрешение, а жду благословения.
Я молчала. Дедушка уезжает? Отвратительное завершение и без того мерзкого дня.
– Ты уверен, что хочешь этого? – только и спросила я.
– Абсолютно.
Еще когда мы с Дейзи были совсем маленькими, дедушка рассказывал нам, что о своей влюбленности человек узнает, когда его сердце делает «бум». Вы понимаете, что этот «бум» не похож на легкое головокружение, которое испытываешь при первой встрече с человеком; это чувство гораздо глубже. Словно низкий долгий звук раздается в вашем теле, когда вы осознаете, насколько вам необходим этот человек, понимаете, что вы его любите. Это не «бум», а «бу-ум»! Я пока не слышала его, Дейзи говорит, что испытала это с Эдвардом, а мама считает, что дедушка сумасшедший.
– Так ты услышал…
– Пока нет, – перебил меня дедушка. – Но надеюсь. Мы действительно подходим друг другу.
Дед казался таким счастливым, когда говорил об этом, – я его таким не помнила. Не хочу, чтобы он уезжал, но глупо ожидать, что он останется ради меня. Если бы я встретила свою старую любовь и страсть вспыхнула вновь, я тоже, возможно, уехала бы куда угодно, чтобы быть с ним. И я в самом деле хочу, чтобы дедушка был счастлив.
– Ну ладно, – нехотя согласилась я. – Благословляю тебя, но не позволяй этой Глории командовать только потому, что ты будешь жить в ее доме.
– Не буду. Люди меняются со временем, Делайла.
Выслушав подробности о сроках предстоящего отъезда и прощального ужина, я повесила трубку и некоторое время тупо смотрела в потолок. Вспоминая о том походе в зоопарк, я никогда не думала, что именно Глория убедит моего деда расстаться с Восточным побережьем. Он уезжал отсюда и прежде – да, но лишь когда жива была бабушка, а это случилось задолго до моего рождения. Никогда бы не подумала, что они с Глорией так подходят друг другу, но, видимо, люди и вправду меняются со временем.
Люди меняются? Хм. Неожиданная мысль заставила меня резко выпрямиться.
Интересно, а если бы на вечеринке, под музыку «Джефферсон Старшип» я встретилась с мужчиной, с которым спала когда-то? Подошли бы мы друг другу? По моим воспоминаниям, ни один из них не годился на роль Единственного, но ведь люди меняются.
Я взяла список, который велел составить Дэниэл, который я так и не закончила, внимательно взглянула на него. Если бы я осталась с одним из этих двадцати парней, мое «число» не было бы таким большим и мне не пришлось бы провести остаток дней в целибате. Можете считать меня сумасшедшей, но, я думаю, в этом что-то есть.
Нужно лишь выяснить, где они живут, холосты ли, а потом устроить где-нибудь «случайную» встречу. Я вполне смогу это организовать – точно смогу. Времени в моем распоряжении больше чем достаточно. Впереди нечто вроде шестинедельного оплаченного отпуска. Можно сесть в машину, разыскать этих парней и выбрать лучшего, чтобы остаться с ним. Идея вовсе не безумная. Так или иначе, каждый из них мне чем-то нравился. Нет, это действительно может сработать… наверняка!
