Текст книги "Сколько у тебя? 20 моих единственных!.."

Автор книги: Карин Боснак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

– Дейзи? – окликнула я, открыв дверь. И услышала, как кого-то тошнит. – Ты здесь?

– Да, – слабый голос в ответ. – Здесь, в конце.

Я подошла к последней кабинке, из-за двери которой доносились характерные звуки.

– Ты в порядке? – постучала я. – Впусти меня.

Щелкнула задвижка, я толкнула дверцу. Моя сестра, все еще в свадебном платье, стояла, привалившись к стене, а глаза у нее заплаканные.

– Что случилось?

– Ничего. Все в порядке, это просто нервы.

– Дейзи, свадьба закончилась. Какие нервы?

Она виновато опустила глаза.

– Погоди-ка… Дейзи, ты что?..

– Да, беременна.

– Дейзи! – в восторге хлопнула я ее по плечу. Но тут же осознала, что ударила будущую мать, и начала хлопотать над ней: – О, прости! Прости, пожалуйста!

– Да все в порядке, – засмеялась она. – Перестань.

– Ты беременна? – Я была потрясена. – И ты мне ничего не сказала!

– Извини. Просто хотела сначала убедиться сама.

– Мама знает?

– Нет.

Но тут я кое-что вспомнила.

– Постой… ты же говорила, что вы с Эдвардом решили подождать до свадьбы.

– Ага, – весело фыркнула Дейзи. – И ты купилась!

– То есть ты сказала неправду? – медленно произнесла я.

– Ну разумеется!

– Я тебе не верю, – глядя в честные глаза сестренки, растерянно покачала я головой. – Ну ладно, возможно, это прозвучит глупо, но очень важно, чтобы ты ответила честно, поэтому слушай внимательно. Помнишь, как ты сказала мне, сколько у тебя было мужчин?

– Да, семь, – подтвердила Дейзи. – А что?

– Семь? – взвизгнула я. – Ты не сказала «семь»!

– Правда? – виновато переспросила Дейзи. – Ты уверена?

– О да… – кивнула я. – Абсолютно. Ты сказала «четыре».

– Четыре? – Дейзи разразилась смехом. – Да уж… И ты на это купилась!

– Дейзи! – Поскольку сестрица продолжала заливаться, я категорично потребовала правдивого ответа: – Мне необходимо знать. Сколько у тебя было мужчин?

Она молчала.

– Больше, чем семь? – осторожно спросила я.

Она кивнула.

– Больше, чем десять с половиной?

Еще один кивок.

– Дейзи, – медленно, грозно растягивая слова, произнесла я, – поверить не могу, что ты мне солгала.

– Да ладно тебе… про это никто не говорит правду.

Я взглянула на сестру и тоже начала хохотать, потом крепко обняла ее.

– Надо же, ты беременна! – радовалась я. – Невероятно! Знаю, иногда кажется, что мне не нравятся маленькие дети, но на самом деле, клянусь, я их люблю. Только чистых.

– Проводишь меня до номера? – попросила Дейзи. – Мне надо прилечь. Эдвард уже знает. Он останется с гостями.

– Ну конечно, – кивнула я. Провожая сестру до лифта, я решила воспользоваться моментом, пока она слаба, и все же докопаться до истины. – Итак, больше пятнадцати?

Она лишь улыбнулась в ответ.

– Шестнадцать?

Вновь улыбка.

– Ну пожалуйста, расскажи, – умоляла я. – Я никому не скажу, ни одной живой душе.

Двери лифта закрылись, Дейзи наклонилась к моему уху, прошептала, и мне осталось только воскликнуть…

О Господи! О Господи, о Господи, о Господи!

Моя сестрица, оказывается, жуткая лгунья.

Совсем не похожа на девственницу

Проводив Дейзи, я, вместо того чтобы идти к себе, решила прогуляться. Воздух свеж и чист – еще бы, столько дней промывался дождем. Я брела по улицам Нью-Йорка, впитывала запахи, шумы, суету и толчею большого города и понимала, что нет у меня никакого СДВ, просто в хаосе я чувствую себя спокойнее. Гордая женщина в алом платье на высоких каблуках, я плыла по улице. Да, женщина, пережившая многое, но не упускавшая разные возможности, женщина, которая любила и была любима. Переживать неприятности, трудности (раз двадцать – или сорок, или шестьдесят, коли на то пошло) – в этом и состоит жизнь. Продолжать попытки, пока не добьешься необходимого. Я довольна тем, что я есть сейчас. У меня по-прежнему нет работы, огромного лофта, мужа, детей – но есть я сама. И Ева. Дедушка прав. Я могу либо вынести себе смертный приговор бесконечными «если бы», а могу примириться с прошлым, сколько бы ошибок ни совершила, помнить о хорошем и стремиться вперед. Что и собираюсь сделать. Поэтому отправляюсь в некое важное место.

После непродолжительного нервного ожидания наконец услышала.

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, – произнес голос Дэниэла.

– Аминь, – отозвалась я. Неудобно, что пришлось его разбудить. Я сказала охраннику, что дело касается жизни и смерти и мне необходимо увидеть Дэниэла.

– Делайла, – с некоторой досадой сказал Дэниэл, узнав мой голос, – лучше бы дело касалось жизни и смерти.

– Так и было. Так и есть. Почти…

– Почти? То есть ты солгала, только чтобы вытащить меня из постели?

– Возможно, но это была ложь во спасение, а всем известно, что она не считается.

– Ложь во спасение считается, – тут же отреагировал Дэниэл.

– Ну, тогда я виновата. Прости, пожалуйста.

– Прощаю, – тяжело вздохнул он. – Ну, раз уж я здесь, что тебе нужно?

– Помнишь, я говорила, что сожалею о том, что переспала с некоторыми из своих мужчин, что некоторые были ошибкой, но не все? Так вот, я изменила мнение.

– Замечательно, – обрадовался Дэниэл. – Рад слышать, что ты наконец обрела мир в душе.

– Да, но штука в том… я обрела мир не в том смысле, что ты подразумеваешь.

– Что ты хочешь этим сказать? – посерьезнел он.

– То, что… я не сожалею ни об одном из них.

– Ни об одном? – Он был в замешательстве.

– Ага, ни об одном. Возможно, мои выводы подходят не для всех, и церковь, вероятно, с ними не согласится, но все, что я натворила, было мне необходимо. Это сделало меня тем, кто я есть. Сожалеть о случившемся означало бы считать этих парней порочными и греховными, а это вовсе не так.

Дэниэл тяжко вздохнул:

– Не уверен, что хочу слушать это дальше.

– А придется. Я, может, и перестала ходить в церковь в восемнадцать лет, но до тех пор каждое воскресенье своей жизни я проводила здесь и выслушала – пятьдесят две недели умножить на восемнадцать лет, один в уме – девятьсот тридцать шесть проповедей, так что, пожалуйста, выслушай одну мою.

(А у меня определенно лучше с математикой.)

Дэниэл рассмеялся:

– Любишь устанавливать свои собственные правила, да?

– Приходится, по крайней мере иногда, потому что если попытаешься жить в соответствии с тем, что считают правильным или неправильным другие люди, или стремиться к средним показателям – просто сойдешь с ума.

– Ладно, – произнес он, сдаваясь. – Мои уши в твоем распоряжении, вперед.

– Очень мудрый человек как-то сказал мне, что, когда думаешь о прошлом, стоит вспомнить причины, по которым ты поступил так, а не иначе, а не перебирать причины, по которым этого не следовало делать. То есть поскольку ты извлекаешь урок из всего и становишься мудрее, глупо об этом сожалеть, вот поэтому я не чувствую себя виноватой.

– И не сожалеешь ни об одном из них?

– Нет, ни об одном.

– Даже о последнем? Как его звали… Роджер? Помню, ты была искренне огорчена историей с ним.

– Я не сожалею даже о Роджере. Он отлично танцевал, и с ним я почувствовала себя желанной в тот день, когда в моей жизни не осталось ничего, кроме чувства отверженности.

– Хорошо, – медленно проговорил Дэниэл, вроде бы начиная понимать. – А можно еще пример? Любой из двадцати.

– Пожалуйста. Я, например, встречалась с парнем по имени Уэйд, который заставил меня понять, что не обязательно все время быть взрослым, и мне это в нем очень нравилось.

Дэниэл хмыкнул, а потом застенчиво спросил:

– А как насчет меня?

Я улыбнулась:

– А ты преподнес мне один из самых важных уроков. В тот вечер, когда сердце мое было разбито, ты помог понять, что в море много разных рыбок. Думаю, каждый человек должен узнать эту истину как можно раньше.

– Я смущен, – после короткой паузы сказал Дэниэл.

– Еще бы.

Обдумав мою новую точку зрения, Дэниэл вздохнул:

– Ну что ж. Знаю, ты не ищешь отпущения грехов, но я благословляю тебя, Делайла. Я рад, что ты примирилась с собой.

– Спасибо, – расплылась я в улыбке. – Я тоже рада.

– Мы встретимся завтра на мессе?

– Наверное, нет, но, может, как-нибудь сходим вместе выпить кофе.

– Ты приглашаешь меня на свидание? – пошутил Дэниэл.

– Ну, ты же видел «Поющие в терновнике», правда?

Дэниэл молчал.

– Я пошутила!

– Слава Богу! – с облегчением выдохнул он.

Глава 18

– Би-и-ип —

Делайла, это Иисус. Слушай, мы с Господом получили от Дэниэла твое досье. Просмотрев его и выслушав твои аргументы, мы решили тебя простить, хотя ты об этом и не просила.

*Звонок в дверь *

У-упс, кто-то пришел, мне пора. Береги себя и… Папа благословляет.

– Би-и-ип —

Дел, это дедушка. Я тут подумал и решил последовать своему собственному совету, поэтому возвращаюсь в Вегас. Я– молодой жеребец и должен оставаться там, где выбор кобылок получше. Но мы все равно увидимся на бранче, я просто хотел сообщить тебе заранее.

– Би-и-ип —

Делайла, это снова Иисус. Мы тут прочли повнимательнее и решили взять обратно свое предложение. Прости, но мы не подозревали, что ты переспала с Роджером. Плетеный ремень? О чем ты только думала? Прости за недоразумение.

Взгляд вниз, взгляд вперед

Воскресенье, 19 июня

Я лежала одна в постели в номере «Уолдорфа» – спокойная, посвежевшая, но все так же опечаленная историей с Колином. Но здесь ничего поделать нельзя, кроме как пожалеть, а это я уже сделала. Отныне дело за ним, его подача. Как бы мне ни хотелось, почти до смерти, я все равно не буду добиваться его. Я хорошо усвоила урок. Дейзи права. Если что-то должно произойти, оно произойдет. С этой мыслью я тихонько потерла розовый китайский браслет. Я все еще не сняла его.

Постсвадебный бранч начнется в час дня, я выбралась из постели, приняла душ и частично оделась – белье, футболка и туфли на шпильках. (Как бы ни было чудесно в «Уолдорфе», я не могу забыть телепередачу о грязи в отелях и ни за что не стану ходить по ковру босиком.)

Включила телевизор. Пощелкав пультом, остановилась на канале телесериалов. Нашла кнопку меню, нажала…

Да, вот оно, я права.

Повтор «Все мои дети». Я подозревала, потому что рылась в Интернете, пытаясь выяснить, когда появится Холден Джессап, и узнала, что, согласно основной сюжетной линии, группа людей оказалась в заложниках на корабле в открытом море. О Холдене, кстати, ничего выяснить не удалось. Я бросила пульт и продолжила одеваться.

Подкрашивая ресницы, я слушала рекламное объявление о том, что будут показывать в сериале на следующей неделе.

– На следующей неделе, – говорил мужской голос, – в Пайн-Вэлли появится новый человек.

Новый человек? Я застыла.

Неужели Колин может появиться уже на следующей неделе? Нет, так быстро невозможно. Я продолжала краситься, но вдруг услышала, как женский голос в телевизоре произнес:

– Холден… это ты?

Холден? Холден? Это Колин! Ну, то есть его персонаж! Я бросилась к телевизору.

Присела на краешек кровати и, нервно покусывая губы, стала следить, как на экране медленно появляется силуэт моста. Дождливый день в Пайн-Вэлли. Сентиментальная музыка. Камера замирает, демонстрируя пару грязных ботинок. Скользит выше – зеленые штаны, черная футболка, и…

Вот оно. Момент, которого я безумно боюсь. Увижу Колина по телевизору и пойму, что, упустив его, совершила величайшую ошибку в жизни. Наверное, даже разрыдаюсь.

Камера продолжала двигаться вверх, я вижу ворот, шею, а затем…

Эй, постойте!

Но это не Колин.

– Да, это я, – произносит незнакомец. – Я Холден.

Что за черт?

Ничего не понимаю. Это тот самый персонаж, и я уверена, что тот самый сериал, а Мишель сказала, что видела, как он уезжал, – но ведь он действительно уехал. Я точно знаю. Дома его нет, в квартире тихо.

Зазвонил мой телефон. Это Мишель. Знаю, она не разговаривала с ним, но, может, сумеет помочь мне выяснить, в чем дело.

– Привет, – торопливо начала я. – Ты не знаешь, Колин…

– Выгляни в окно, – перебила она.

– В какое окно? – Что за ерунда? – А зачем?

– Просто доверься мне, – тараторила Мишель. – Подойди к окну, открой и выгляни. И я тут ни при чем!

Я бросила взгляд на часы: на игры времени нет.

– Мишель, я опаздываю на бранч. Просто скажи мне, что происходит…

– Делайла, немедленно делай, что тебе говорят! – сердито закричала она.

– Отлично, Гос-с-споди… И нечего так орать, – медленно подошла я к окну. – Ну, подошла… Что я должна делать дальше?

– Открой! – опять заорала она.

Я нашла защелку, открыла, подняла стекло. И тут услышала музыку. Не просто музыку, а… «Трижды женщина». Сердце замерло.

– Мишель, что происходит?

– Ты ничего не видишь?

– Нет… Но кое-что слышу.

– Музыку?

– Да. – Я занервничала, здесь явно что-то не так. – Мишель, ты где?

Было слышно, как она говорит с кем-то.

– Сообщи, когда увидишь. – Она проигнорировала мои вопросы.

– Увижу – где?

– На улице! – верещала Мишель. – На чертовой улице, Делайла! Глянь вниз!

– Я и гляжу! – заорала я в ответ. – Но там ничего нет!

И тут же понимаю, что есть.

Откуда-то слева выехал белый фургон, с буквами на боку. Они появляются одна за другой, с конца, по мере того как фургон выезжает. Й…Н…У…П.

То есть ПУНЙ. Фургон Полицейского управления Нью-Йорка.

На крыше его кто-то стоит…

Черт побери!

Колин. В футболке и очередной паре сексуальных «ливайсов», он стоял, держа на вытянутых вверх руках… «бум-бокс».

Хотя нет… это караоке.

Телефон падает из рук.

Фургон выехал еще чуть дальше, и я увидела, что рядом стоят все Джимми. Колин заметил меня, и беспокойство на его лице сменилось улыбкой. Я покраснела. Он на секунду отвернулся, сказал что-то Джимми О'Шонесси, и фургон остановился. Джимми взял полицейский мегафон и начал.

– Дамы и господа на Парк-авеню, – обратился он к окружающим, словно был на ярмарке или карнавале, – я бы хотел заранее поблагодарить вас за то, что позволили этому симпатичному парню побеспокоить вас еще раз. Возможно, некоторые из вас не знают, что это его второе выступление на Парк-авеню. Первое состоялось в значительно менее подходящее время, когда он разбудил полквартала, прославляя Землю-матушку, и…

Джимми Кэллаган отобрал у него мегафон.

– Джимми, дай сюда, урод! – Вокруг фургона уже собралась небольшая толпа. – Люди, пускай прошлое этого человека не повлияет на ваше отношение к тому, что произойдет сегодня. Он немножко ненормальный, но очень хороший парень. Точнее, один из лучших. Итак, представляю вам его – Колин Броуди.

Толпа зааплодировала.

Колин отдал Джимми Мэрфи караоке, а сам взял микрофон. Джимми Кэллаган держал мегафон у динамиков, Джимми Мэрфи нажал кнопку. Зазвучала «Трижды женщина», и Колин начал петь:

– «Спасибо за вре-е-емя, что ты подари-и-ила мне, воспоминания храню-ю-ю…»

О Боже… поет он отвратительно! Он великолепный, идеальный мужчина, но просто ужасный певец. Но я все равно улыбаюсь. Это происходит наяву!

– «Ты, – Колин подбирается к припеву, – дважды… двадцать раз женщина-а-а!»

Двадцать раз… я не могла сдержать смех.

– И я люблю-ю-ю тебя! Я люблю-ю-ю тебя!

О Господи! О Господи, о Господи, о Господи!

Музыка продолжала звучать, Колин передал микрофон Джимми О'Шонесси, а сам взял из рук своего отца какую-то странную конструкцию. Надел ремень на плечо, прикрепил. Когда я поняла, что это такое, прижала ладошку ко рту, чтобы удержать смешок.

Кнопочный аккордеон.

Колин подыгрывал мелодии на своем скрипучем аккордеоне, а Джимми хором подпевали и пританцовывали.

– «Когда мы вместе…»

Квак! Скрип! Квак!

– «Этот момент я лелею…»

Квак! Скрип!

– «В каждом ударе сердца-а-а!»

Колин продолжал наскрипывать – в смысле наигрывать, – Джимми продолжали петь, а мне все наконец стало ясно. Чего я хотела от Нэйта? Зачем я стремилась быть с кем-то другим, когда все настолько очевидно? Мне безразлично, что это мой шанс. Мне безразлично, что сердце может быть разбито. Если я не попытаюсь, я никогда не смогу жить в мире с собой. Я люблю именно это. Люблю, потому что это забавно. Люблю, потому что это глупо. Люблю, потому что я люблю Колина. Вот так. Я люблю его, я люблю его, я люблю его! И тут… мое сердце сделало «бум». Я даже не закрыла окно. Просто помчалась вниз.

Я нажала на кнопку лифта сто миллионов раз, прежде чем он остановился на моем этаже. Двери открылись, внутри было полно народу, я втиснулась и тут же принялась давить на кнопку, закрывающую дверь. Все пялились на меня, но мне было абсолютно безразлично. Лифт тронулся.

Быстрее, быстрее, быстрее!

Кажется, прошла вечность, прежде чем мы добрались до вестибюля. Кабина наконец остановилась, двери открылись, и я первой вылетела наружу. Я бежала к выходу на Парк-авеню и не замечала ни аллегорических росписей, ни шелковых занавесей – вообще ничего – просто бежала. Через мгновение я была на месте; вниз по лестнице, за дверь и на улицу. Я оглянулась в поисках фургона, увидела Колина, и внутри все оборвалось.

Святые угодники!

– Привет, Дарлинг, – проговорил он.

– Привет… – Это все, что я могла вымолвить, потому что сердце опять сделало «бум».

Оглядевшись вокруг, я заметила в толпе маму, Виктора, Дейзи, Эдварда, дедушку, Глорию, Рут и даже Элли Хэтуэй. Я улыбнулась, и музыка стихла. Мы с Колином повернулись выяснить, в чем дело, и увидели его отца у караоке, с виноватым выражением лица.

– Извини, сынок, – громко прошептал он. – Но эта штука может испортить момент.

Колин, рассмеявшись, спрыгнул с фургона, я подбежала и прыгнула в его объятия. Он поймал меня и даже не уронил (что, с моим-то везением, вполне возможно.) Он подхватил меня и закружил, наши губы соединились. Вновь. И – о Боже! у него такие мягкие губы! А потом… бу-у-ум. Это случилось еще раз.

Я целовала Колина, и слышала восторженные крики вокруг, и чувствовала себя героиней «Офицера и джентльмена», как будто Колин – это Ричард Гир, а я…

Нет, нет, постойте. Все не так. Этот миг совершенно не похож на тот.

Настоящее гораздо лучше.

– Где ты был? – спросила я Колина, когда поцелуй прервался.

– В Лос-Анджелесе.

– Но ты же не получил роли в сериале, – недоумевала я. – Я только что видела…

– Не получил, – согласился он, – я отказался. Я ездил по другому делу. – Лукавая улыбка скользнула по лицу.

– Ирландская гангстерская сага? – Я чуть не взвизгнула.

Колин торжественно кивнул:

– Ирландская гангстерская сага!

А потом мы опять поцеловались.

Потом Колин отпустил меня, и мы вместе пошли ко входу в «Уолдорф». (Нет, не за этим, но мне нужно было собрать вещи и забрать собаку.)

– Наверху никого не нужно поколотить? – поинтересовался он, когда мы вошли в лифт. – А то я подготовился, Джимми меня прикроют.

– Нет, нет, – заверила я. – Я тоже не согласилась.

Двери лифта закрылись, Колин повернулся ко мне:

– Кстати, красивые ноги.

– Что? – смущенно переспросила я.

– Я сказал «красивые ноги», – повторил он, опуская взгляд.

Глянув вниз, я обнаружила, что забыла надеть брюки. На мне белье, футболка и туфли на высоких каблуках.

У-упс! Вот теперь я точно похожа на шлюху.

Но мне безразлично, и я просто засмеялась. Жизнь так забавна; нет, в самом деле.

Эпилог
Первый, последний, единственный

Ладно, согласна. Колин, может, и не первый мой мужчина, но точно единственный. Я так думаю. Надеюсь… потому что, как он правильно говорит, никогда не знаешь наверняка.

Так, это зачеркиваем – я знаю, знаю наверняка.

Две недели спустя я проснулась в квартире Колина под одновременный звон наших телефонов. (Да, я заставила его ждать две недели – что я, по-вашему, потаскушка?) Последнее время нам постоянно звонили – если не для того, чтобы разузнать о моей новой работе дизайнера в «Винтаж Вог», то спросить, что я думаю по поводу оправдания Элизабет, или расспросить Колина о его новой роли, или спросить нас обоих, как мы чувствуем себя, оказавшись на первой странице «Нью-Йорк пост» в понедельник после свадьбы Дейзи.

Да, на фото я оказалась в одном белье, но, поскольку снимок сделан в профиль, все не так плохо, как могло получиться, снимай они с тыла, так сказать. Колин держит меня на руках, я обвиваю его руками и ногами, и мы целуемся. Рядом с фотографией статья о том, как можно найти любовь в самом неожиданном месте, – похожая на те статьи, что я читала несколько месяцев назад, насчет любви на линии «F». Забавно, как все повторяется.

Позвонил телефон Колина, но ответила я. С ним о таких мелочах можно не беспокоиться.

– Э-э… привет… – прозвучал в трубке незнакомый голос. – Я разыскиваю Колина. Точнее, девушку по имени Делайла.

– Я… Делайла – это я, – сказала я.

– Привет, это Джим Ньюкерсон. Странно, но мне пришло сообщение с просьбой позвонить тебе. Некоторое время назад. Прости, что звоню с таким опозданием, но я уезжал по делам.

– Джим Ньюкерсон? – Я резко села.

– Да.

– Тот самый Джим Ньюкерсон? Который Ньюкс?

– Ага.

О мой Бог! Ньюкс. Слишком много «Коко-локо».

– Ты меня не помнишь? Кабо-Сан-Лукас? Весенние каникулы 1997 года?

– А… да… да! Конечно, помню! Делайла с…

– Батута, – хором сказали мы и расхохотались.

– Точно! Это я.

– Что случилось? Что ты хотела?

– Знаешь, на самом деле уже ничего.

А потом на одном дыхании я выложила Ньюксу всю историю.

Закончив, я шумно выдохнула, но Ньюкс молчал.

– Алло? – заволновалась я.

– Да… я здесь, – пробормотал он. – Просто я несколько ошеломлен и смущен.

– Смущен? Почему смущен?

– Потому что… понимаешь, Делайла, мы оба в тот вечер крепко выпили, но ты, должно быть, чуть больше, чем я, потому что… дело в том, что… мы не занимались сексом.

Не занимались сексом? Как это?

– До этого почти дошло, – продолжал Ньюкс. – Но неужели ты не помнишь? Батут слишком сильно пружинил. Откровенно говоря, мы даже не смогли раздеться.

– Правда?

– Да.

Внезапно я припомнила ту ночь, и – Боже правый, Ньюкс прав – мы не разделись. Помню, на нем были очень тугие плавки, и все.

– Так, значит, между нами ничего не было?

– Ничегошеньки.

О Господи… это означает, что Колин… невероятно! После всего, через что я прошла.

– Ньюкс, мне надо бежать, – торопливо бросила я в трубку. – Спасибо, что позвонил. Успехов тебе.

Я положила трубку и не могла сдержать улыбки. Невероятно. Теперь, когда я осознала, что это ничего не значит…

Я повернулась к Колину, который мирно спал рядом. Наклонилась к нему, поцеловала веки, нос, губы. Он открыл глаза. Обнял меня, притянул ближе, я крепко прижалась к нему, моему № 20… хотя это больше ничего не значило. Надеюсь, он останется навсегда, но даже если нет, даже если он уйдет завтра, я знаю, что поступила правильно. В настоящий миг, здесь и сейчас, это лучше, чем прожить жизнь в соответствии с чьими-то усредненными представлениями.

Мысль о шестидесятилетней женщине, у которой в жизни было семьдесят восемь мужчин, все еще слегка тревожила меня, но если однажды я дойду до такого, надеюсь, к тому времени угомонюсь.

А сейчас я хочу сделать заявление.

Барабанная дробь! (Звучит барабанная дробь.)

Меня зовут Делайла Дарлинг. Мне тридцать лет, я не замужем, и… я наивна!

(Бурные продолжительные аплодисменты.)

Благодарю, благодарю, большое спасибо.