Текст книги "Сколько у тебя? 20 моих единственных!.."
Автор книги: Карин Боснак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
– Шпионила за тобой? – Я изобразила возмущение. – Никогда не занималась ничем подобным!
Абогадо недоверчиво качнул головой:
– Знаешь, когда я увидел твое имя в списке записавшихся на сегодняшний кулинарный класс, подумал, что это случайность, но теперь вижу, что нет.
Таксист откашлялся.
– Эй, парень, – обратился он к Абогадо, – ты садишься или как?
Машины уже начали медленно продвигаться вперед.
– Делайла, я требую, чтобы ты со мной поговорила, – настаивал Абогадо. Вытащив из кармана пятидолларовую купюру, он протянул ее водителю. – Пожалуйста, выйди из машины.
– Не могу, – замотала я головой. – Правда не могу. Я опаздываю на… рыбалку.
Абогадо так глянул на меня – серьезно, пристально, да просто… сексуально. Он поморщился, на лбу проступили мелкие морщинки. Какой он милый! Боже, ну почему все так вышло? На миг отвернувшись от него, я прикинула варианты. Если останусь в такси и уеду, потеряю последний шанс быть с ним. А если выйду и поговорю, может, и сумею спасти ситуацию. Я повернулась к Абогадо:
– Думаю, у меня есть несколько минут для беседы.
Я подхватила Еву, выбралась из такси и сообщила Абогадо, что записалась в кулинарный класс, не зная, что он там преподаватель.
– То есть ты не преследуешь меня? – поинтересовался он.
– Нет, клянусь.
Он протянул руку к моей груди:
– Тогда зачем тебе бинокль?
Взглянув вниз, я увидела эту чертову штуку, так и висевшую на шее. У-упс! Я забыла его убрать.
– И почему ты заглядывала в окна моего дома?
Еще раз «у-упс»! Я знала, что он меня видел, но не подозревала, что видел именно за этим занятием.
– Ну, – протянула я, подыскивая объяснение, – я присматриваю место для нового магазина «Элизабет Стерлинг дизайн», подумала, что этот район идеально подходит, и…
– Мишель сказала, что вы обе потеряли работу.
Она так сказала? Будь она проклята! Я предприняла новую попытку.
– Э-э, на крышу твоего дома уселись прекрасные разноцветные птицы, и…
– Это голуби.
Правда? Да будь и они прокляты! Судорожно я попыталась найти другое объяснение.
– Делайла, прекрати лгать, – произнес Абогадо, опуская руку мне на плечо. – Ты делаешь только хуже.
Я смотрела в его глаза, его сексуальные глаза, по-прежнему полускрытые за очками Кларка Кента, и плечи мои поникли. Зачем я пытаюсь соврать? Меня поймали на месте преступления. Я подошла к ближайшему крылечку, плюхнулась на ступени и спрятала лицо в ладонях.
– Ты прав, – призналась наконец я. – Я действительно пришла сегодня к твоему дому посмотреть, где ты живешь, и я действительно записалась в кулинарный класс, потому что знала, что ты там преподаешь. Прости, я просто хотела вновь встретиться с тобой и не была уверена, что ты тоже этого захочешь.
Абогадо сдержанно кашлянул.
– Делайла, я польщен, что ты проделала столь долгий путь, чтобы встретиться со мной, но ты права. Я действительно не хочу тебя видеть и не хочу, чтобы ты приходила на мои занятия.
Внезапная боль пронзила мне сердце. Я подняла глаза:
– Но все произошло так давно, почему просто не забыть это? Почему нельзя сделать вид, что мы только что познакомились?
– Потому что мы не только что познакомились, и я не могу это забыть. Делайла, ты смеялась надо мной. Неужели ты не понимаешь? Ты знала, как мне неловко от того, что произошло вечером, и все равно смеялась надо мной.
– Ты ошибаешься. Я вовсе не смеялась над тобой; я смеялась над тем, что произошло. Наверное, это была неловкая ситуация, но все равно забавная. Ты не можешь это отрицать. – Абогадо молчал, и я продолжила: – Посмотри на ситуацию с другой стороны. Если тебе было неловко, представь, каково мне сейчас. Ты поймал меня на шпионаже. То, что произошло с тобой, в конце концов, просто несчастный случай. То, что совершила я, – запланированная, продуманная акция.
Я подняла руку ко лбу и пальцем нарисовала букву «Н».
– Я неудачница.
Чуть улыбнувшись, Абогадо отрицательно качнул головой.
– Прости, Делайла, – сказал он. – Мне приятно, что ты приехала, но не могу забыть о том, что ты сделала. И мне будет очень приятно, если ты уедешь домой.
– Понимаю, – тихо произнесла я, признавая поражение.
Абогадо попрощался и ушел. Едва он скрылся за углом, я принялась проклинать себя. Я не всегда думаю, что говорю и делаю, особенно когда шучу. И позже не часто понимаю, какой эффект произвели мои слова и действия. Немыслимо, но этот парень целых два года не может забыть моей оплошности. Мишель была права.
Я медленно поднялась, побрела вместе с Евой во Французский квартал, обратно в отель. Когда мы проходили мимо ящика для пожертвований в Красный Крест, я задержалась и опустила в него ту сумму, которую собиралась потратить на кулинарный класс. Может, отношения с Абогадо и невозможно было воскресить, но я все же надеюсь на великую силу, которая однажды уже поразила этот город.
Осталось 2284 доллара, 28 дней, 6 парней.
Глава 8
– Би-и-ип —
Дел, это Мишель. Почему ты не перезвонила? И потом, твоя мама… ее необходимо остановить. Не могла бы ты ей позвонить? Сегодня утром она каким-то образом проникла в дом и ломилась в мою дверь. Я притворилась, что меня нет дома. Позвони. Пока.
– Би-и-ип —
Это Дейзи. Мне оченьнужно с тобой поговорить. Позвони.
Кому: Делайла Дарлинг
От: Колин Броуди
Тема: Нэйт Сиракуз
Нэйт Сиракуз, холост, живет в Колорадо. В приложении ты найдешь множество его адресов, включая самый последний в Боулдере. Если почему-либо не откроется, можешь зайти в Интернет… набрать «Тюрьма округа Боулдер», и сразу получишь ответ. Однако… Уголовник? Никогда бы не подумал, что тебе нравятся преступники. Ты производишь впечатление честной и простодушной девушки.
Если серьезно, его выпустят через тридцать дней. Если тебе нужен будет адрес его пребывания, я могу попросить Джимми узнать имя его офицера по надзору, контролирующего досрочно освобожденных. Просто сообщи.
КБ
№ 1 Нэйт Сиракуз
Школьный приятель.
Когда Китти стучится в дверь
Среда, 20 апреля
Следующим утром, стоя в очереди в кассу на заправке в Новом Орлеане, я чувствовала себя неважно, по двум причинам. Во-первых, мне ужасно не хотелось вновь отправляться в путь, потому что я ненавидела, ненавидела, ненавидела свой автомобиль. Он тарахтел. В прямом смысле. Всю дорогу. Дешевый кусок дерьма, сделанный из картонных упаковок. Во-вторых, я не могла поверить, что парень, с которым у меня все произошло в первый раз, мотает срок. Ужасно – он же был первой любовью в моей жизни. С него все началось. Это вроде знака Божьего, гласящего: «Ты обречена с самого начала. Не понимаю, зачем ты вообще рыпаешься».
Нэйт не был любовью всей жизни, но он был первойлюбовью и по этой причине всегда занимал в моем сердце особое место. Мы вместе учились в школе, встречались в старших классах. Я была без ума от него. Он выглядел как мальчик из частной школы, как в фильме «Общество Мертвых Поэтов». Эдакий хиппи, но с налетом коннектикутского аристократизма. На локтях его свитеров, может, и были дырки, но зато сам свитер – из чистого кашемира. Он мог колесить целый месяц следом за группой «Фиш», но зато на собственном «БМВ». Да, Нэйт был испорченным богатым ребенком, но никогда не вел себя так. Тихий, добрый и совсем не противный.
Чудным весенним днем, за пару недель до окончания школы, Нэйт зашел ко мне в гости. Мамы и Виктора не было в городе, поэтому я смело предложила ему выпить. Потом мы сидели на заднем крыльце и потягивали пиво. Никогда не забуду чувство, посетившее меня в тот день. Наступила весна, и все вокруг ожило, я готовилась впервые в жизни уехать из дома и потому ощущала, как и внутри меня все оживает.
Мы с Нэйтом смотрели друг на друга и почти не разговаривали. Наверное, тот факт, что мы собирались поступать в разные колледжи, сыграл свою роль, и мы оба не знали, что сказать. Я все еще отчетливо вижу, как он сидит, слегка растрепанный, в темно-синей школьной форме. Он был такой милый: красный галстук ослаблен, верхние пуговицы рубашки расстегнуты. Копна вьющихся каштановых волос, легкий румянец на щеках.
Потом мы просто улыбнулись друг другу. Не знаю, о чем подумал Нэйт, а я в тот момент поняла, что, если даже мы расстанемся навсегда, я буду помнить о нем всю жизнь. Да, я была наивна, но осознавала, что молода и впечатлительна, и понимала, какое влияние оказал Нэйт на то, что я есть и кем стану. Он привил мне дух свободы, учил жить полной жизнью, жить настоящим. И я усвоила уроки. Возможно, в некоторых отношениях я даже перестаралась, ну да ладно.
Ближе к вечеру подошли еще приятели. Вскоре мы были уже навеселе, погрузились в меланхолию и танцевали под Кэта Стивенса. Когда зазвучала песня «Дикий мир», Нэйт крепко обнял меня и пропел прямо в ухо:
– «О, детка, детка, это страшный мир. Я всегда буду помнить тебя…»
И начал целовать мои плечи, шею, а потом и губы.
Алкоголь облегчил переход к сексу. Было немножко больно, но я смогла расслабиться гораздо глубже, это уж точно. Помню, что было неудобно. Еще помню, как подумала, что пенис Нэйта слишком велик и у нас ничего не получится. Потом даже удивилась, что он все-таки сумел. Хотя это было не так уж приятно, мне все же понравилось. Несмотря на дискомфорт, мне понравилось чувство близости. Понравилось ощущать вес тела Нэйта на мне. Все было таким новым и странным, а он все время смотрел мне в глаза, говорил, что все будет хорошо. Мне очень понравилось.
В то лето мы проводили вместе каждый день. Уезжая в колледж, решили не расставаться окончательно, а посмотреть, как само получится. В первую неделю созванивались несколько раз, затем гораздо реже. Через пару месяцев я узнала, что Нэйт собирается домой на выходные, чтобы попасть на концерт Сантаны. Уговорила двух подружек, прыгнула в поезд и тоже поехала. Я хотела сделать ему сюрприз, и, в общем… так и получилось. Я увидела его в компании еще нескольких школьных приятелей, а рядом стояла какая-то девица. Не знаю, кто она была такая, но все время липла к нему, а он не сопротивлялся. Когда я поздоровалась, Нэйт лишь кивнул и больше не обращал на меня внимания. В то время мне казалось, что я не имею права сердиться, поскольку мы же договорились, пускай все идет своим чередом, но теперь, вспоминая прошлое, считаю, что вполне могла предъявить претензии – мы же не расставались официально, в конце концов.
Нынешний священник Дэниэл тогда был лучшим другом Нэйта и тоже пришел на концерт. Он увидел, что я огорчена, предложил поговорить, и я согласилась. Помню, подумала еще – понадеялась, – что Нэйт увидит, как я ухожу с Дэниэлом, приревнует, поймет, что любит меня, и бросится следом. Ничего подобного.
Мы с Дэниэлом сначала целовались на парковке, а затем, как вы уже знаете, занялись сексом на заднем сиденье отделанного деревом джипа его мамочки. Тогда, помнится, я думала, что Дэниэл закрывал глаза, потому что вспоминал Нэйта и переживал, что занимается любовью с бывшей девушкой своего лучшего друга. Сейчас, зная, чем все закончилось, я понимаю, что он в тот момент думал только об Иисусе.
Нэйт узнал о нас с Дэниэлом и в следующем месяце дважды звонил мне с обвинениями, отчего я чувствовала себя счастливой – потому что ему было небезразлично. (Да, в подобном чувстве есть некоторое извращение; но, с другой стороны, это вполне нормально.) Той зимой родители Нэйта переехали из Коннектикута в Колорадо, и он перестал приезжать на каникулы. Больше мы с ним не виделись и не разговаривали.
Расплатившись за бензин, сырные палочки для Евы (она просто «тащится» от них) и массажный коврик для своей спины, я вернулась в машину и еще раз перечитала приложение к письму Колина. Видимо, Нэйта арестовали во время одной из акций по защите окружающей среды, вместе с другими демонстрантами. Изучая его досье, я обратила внимание на два адреса. Один в Теллуриде, а другой, как ни странно, на Франклин-стрит, на Манхэттене. Мне казалось, я знала бы, если бы он переехал на Восточное побережье, особенно в Нью-Йорк, впрочем, может, и нет – я не слишком активно общаюсь с одноклассниками. Расстроенная тем, как все закончилось с Абогадо, в отчаянии, я набрала единственный указанный телефонный номер – тот, что в Колорадо. Разумеется, сработал автоответчик. Я решила оставить сообщение.
– Привет, Нэйт, – осторожно начала я. – Понимаю, звонок довольно странный, но это Делайла Дарлинг. Мы не общались целую вечность, но я вспоминала о тебе. Не так давно я случайно встретилась с Дэниэлом…
Черт! Зачем я сказала про Дэниэла? Это же верный способ оживить дурные воспоминания.
– Э-э… не важно, – продолжила я. – Просто вспомнила, как здорово нам было вместе когда-то, и… не знаю… иногда я скучаю по тебе.
Ну да, еще глупее – прошло одиннадцать лет!
– В смысле вспоминаю о тебе. – Я пыталась поправиться. – В общем, позвони мне как-нибудь.
Оставив номера домашнего и мобильного телефонов, положила трубку и опустила голову на ладони.
Черт!
Надо было заранее отрепетировать.
Внезапно зазвонил телефон, я даже вздрогнула от неожиданности. Нэйт не мог перезвонить так быстро (он же в тюрьме), я взглянула на определитель. Это Колин.
– Ну, и как идут дела с шеф-поваром? – сразу же поинтересовался он.
Идут? Даже смешно – уже прошли.
– Не твое дело, – огрызнулась я, все еще злясь на него за вчерашнее.
– Ладно, ладно, – шумно вздохнул он. – Не понимаю, отчего ты такая скрытная. При том что Китти такая откровенная и общительная.
– Китти? – с недоумением переспросила я. – Ты имеешь в виду мою маму, Китти?
– Именно так, твою маму Китти.
О нет! В животе все оборвалось.
– А-а… откуда ты знаешь, как зовут мою маму?
– Она сама представилась сегодня утром, когда разбудила меня в восемь часов, барабаня в дверь.
Я тут же вспомнила сообщение Мишель. Черт! Нужно было выполнить ее просьбу – перезвонить маме.
– А почему моя мама барабанила в твою дверь? – спросила я, хотя совершенно не желала слышать ответа на свой вопрос.
– Она стучала в каждую дверь. Просто я оказался тем счастливчиком, который все-таки открыл. Она разыскивает тебя. И очень обеспокоена. Она сказала, что оставила множество сообщений для тебя, но ты не перезвонила, поэтому она попыталась найти тебя на рабочем месте и услышала, что тебя уволили. Я спросил, не пыталась ли она звонить на мобильный, и она сообщила, что у тебя его нет. Делайла… почему же ты не дала матери номер своего мобильного телефона?
– Ты же ее видел, – защищалась я. – Ты бы на моем месте дал?
– Собственно говоря, я дал ей свой, когда мы закончили пить чай.
– О, ты горько пожалеешь, попомни мои… погоди-ка… ты пил чай с моей матерью?
– Да, она в абсолютном смятении, ей необходимо было с кем-нибудь поговорить.
– Она в смятении? – Что за черт? – По поводу чего?
– Ну, Дейзи перенесла свою свадьбу. – Колин говорил так, как будто прекрасно знаком с ней. – Она состоится не через два года, а через два месяца, в середине июня в «Уолдорф-Астории». У Эдварда большие связи на Уолл-стрит и вообще, поэтому ему удалось назначить дату и все заказать.
Он продолжал говорить таким тоном, словно знаком и с Эдвардом тоже.
– Но Китти была совершенно спокойна, пока… – замолчал Колин.
– Пока?
– Пока не узнала, что Эдвард – иудей.
– Эдвард – иудей?
– Ага.
Иудей? Почему же я этого не знала? Почему Дейзи ничего мне не сказала? И вообще никому?
– Постой… Он черный и при этом иудей?
– Так бывает. Про Ленни Кравитца слышала?
– Да, знаю, но это не обычное правило.
– Полага-а-аю, ты права.
Ух ты, Эдвард, оказывается, еврей. Ладно, это я переживу.
– Понятно, что маму эта информация застала врасплох, – заметила я. – Но почему она расстроена?
Может, она и сумасшедшая, но уж точно не антисемитка.
– Потому что брачная церемония Дейзи и Эдварда состоится не в католической церкви, и это разбивает ей сердце.
– Разбивает ей сердце? Умоляю тебя! – Мама все излишне драматизирует. – Колин, не будь дураком и не думай, что она ярая католичка. Когда я была маленькой, она иногда водила нас с Дейзи на мессу в местной больнице, потому что служба в часовне занимала всего двадцать минут.
Клянусь, все так и было.
– Уверен, у нее были на то причины, – пытался защитить ее Колин. – Она очень занятая женщина.
– Ладно, проехали. Итак, сейчас с ней все в порядке?
– Полагаю, да. Когда виски начало действовать, она, кажется, успокоилась.
– Виски? Колин! Ты поил мою мать виски в восемь утра?
– Эй, не надо вцепляться мне в глотку! Ничем я ее не поил. Она сама вытащила фляжку из сумочки и добавила себе в чай.
– Не может быть, – не поверила я.
– Серьезно. Маленькая серебряная фляжка с монограммой.
– С монограммой?
– Ага.
– О Бо… – Мне не верилось – моя мать носит с собой фляжку с монограммой. Странно, но я начала уважать ее.
– Ты должна ей позвонить, – заметил Колин. – Но не раньше трех. У нее сегодня йога.
– Йога… ага…
После долгой паузы Колин несколько неохотно проговорил:
– Знаешь, Делайла, я не собирался тебе говорить, но твоя мама спрашивала, когда я в последний раз видел тебя, потому что она очень волнуется. Я сказал, что прошлой ночью, потому что не хотел, чтобы она так беспокоилась. Едва я произнес эти слова, как ее глаза вспыхнули, словно рождественская елка, она бросилась мне на шею и обняла так, что у меня в глазах потемнело. Наверное, она подумала, что мы с тобой провели ночь вместе.
– Ты ведь шутишь… правда?
– Боюсь, нет.
О Господи, мне так неловко!
– А после этого, – продолжал Колин, – она без умолку говорила, как волнуется за тебя, из-за того, что Дейзи первая выходит замуж, и все такое.
Так, я смутилась еще больше. Что мама думает? Говорить обо мне со своими приятелями – это одно. Но с парнем, с которым я, по ее мнению, встречаюсь, – это совсем другое дело.
– Колин, моя мама порой ведет себя не совсем адекватно, – попыталась объяснить я. – Прости, что тебе пришлось оказаться в положении «жилетки».
– Да не переживай, – успокоил он. – Делайла, я понимаю. Это не мое дело, но ты ведь разыскиваешь старых приятелей не потому, что твоя сестра выходит замуж, а?
Я закатила глаза. Ненавижу это дело – ненавижу защищаться.
– Нет. Понимаю, выглядит именно так, но – нет.
– Тогда не понимаю, зачем ты это затеяла. То есть ты ведь пытаешься возродить отношения с теми парнями, которых я разыскал? Верно?
Ненавижу. Ненавижу, ненавижу, ненавижу.
– Колин, все очень сложно, и мне не хочется объяснять. Пожалуйста, не слушай мою маму. Если что-то в моей жизни противоречит ее представлениям о нормальном, она сразу делает вывод, что я несчастна. Она разочарована, что я не следую за массами, не иду тем же традиционным путем, что дочери ее приятельниц. Понимаешь?
– В общем, да. Мой отец тоже такой. Или был таким, в некотором роде.
– В каком именно?
– Он всегда считал, что я должен выбрать более стабильную карьеру. Прилагал все усилия, чтобы заинтересовать своим бизнесом, чтобы когда-нибудь я мог продолжить его дело и жил, как он говорит, «нормальной жизнью». Хотя я не отказывался помогать ему время от времени, чтобы немного подзаработать, но не скрывал, что это вовсе не то, чем я хочу заниматься. Даже если бы я провел всю жизнь в борьбе, играя крохотные роли там и сям, я все равно не захотел бы того, что важно ему. Сначала ему трудно было это принять, но я человек независимый, и он это знает.
– Я тоже, но моя мама почему-то этого не понимает.
– Думаю, ты должна сказать ей об этом, как я сказал своему отцу. Грубить не надо, но следует все спокойно объяснить – в противном случае она так и будет огорчаться. Когда ты наконец встретишь своего мужчину и соберешься выходить замуж, она решит, что ты неправильно планируешь свадьбу – посмотри на Дейзи, например. Потом начнет вмешиваться в твою семейную жизнь, а потом окажется, что ты неправильно воспитываешь своих детей. Ты должна подавить проблему в зародыше, иначе это никогда не прекратится.
Я обдумала слова Колина; пожалуй, он прав. Насколько я помню, мама всегда была такой – когда я училась в школе, в колледже, нашла первую работу, – но я никогда не разговаривала с ней об этом. Я мучилась, мучилась, мучилась, но ни разу не сказала маме, как я себя чувствую.
– Послушай, если ты не готова сейчас постоять за себя, по крайней мере брось маме кость на время, чтобы сохранить собственную психику.
– Бросить кость? – не поняла я.
– Ну да, скажи, что ты встречаешься с кем-нибудь, или вообще что угодно, чтобы она оставила тебя в покое.
Меня позабавило предложение Колина, но вообще-то это не такая плохая идея. Моя подруга Джули завела воображаемого любовника по имени Гарри, и ее мать – «Душечка» – думает, что они встречаются уже много лет. Каждый раз, когда она планировала с ним встретиться, Джули придумывала причину, по которой Гарри не мог появиться [35]35
К примеру, в прошлый раз, когда Гарри должен был встретиться с «Душечкой», его личный самолет сломался, и он застрял в Майами. А перед этим его пригласили на скоропостижную свадьбу Джей Ло, и парню пришлось на выходные улететь в Лос-Анджелес. – Примеч. авт.
[Закрыть].
– Пожалуй, ты прав, – задумчиво произнесла я.
– Вот именно, я абсолютно прав. Либо расскажи маме, что ты чувствуешь, либо брось ей кость, чтоб тебя оставили в покое!
– Ладно, ладно, – рассмеялась я. – Сделаю.
Мне нравится Колин, он забавный.
– Отлично! – воскликнул он. И тут же пустил в ход свои чары: – Итак, рассказывай… как идут дела с поваром?
– А ты настырный, да?
– Должен быть таким. Я же актер. Ладно, сознавайся. Я уже знаю, что он твой старый приятель; могла бы рассказать, как все прошло.
– Уговорил, – со вздохом говорю я. – Если хочешь знать правду, он поймал меня, когда я шпионила за ним, и теперь считает, что я полное ничтожество. – В трубку слышно, как Колин сдавленно хихикнул. – Это не смешно!
– Брось… смешно. По крайней мере забавно.
– Тебя там не было.
– Точно, не было. И, откровенно говоря, жаль, дорого бы я дал за такое зрелище.
– Ага – ладно, проехали.
– Ну… а что насчет уголовника? Кто он такой?
– На сегодня достаточно откровенности, – поспешно оборвала его я. Правда, слишком неприятно думать о бедняжке Нэйте, томящемся за решеткой.
– Ла-а-адно, отложим рассказ до следующего раза. До тех пор береги себя, хорошо?
– Хорошо, и спасибо за все. Ну, за мою маму.
– А… пустяки-и-и, – мягко и ласково говорит Колин.
Закончив разговор и выбравшись на шоссе, я позвонила Дейзи и выяснила, что Колин сказал абсолютную правду. Они с Эдвардом действительно изменили дату свадьбы. Единственная причина, по которой прежде они готовы были ждать целых два года, заключалась в том, что они хотели пожениться в «Звездной крыше», легендарном клубе в «Уолдорфе», отделанном в стиле модерн и страшно популярном в 30-е, а туда очень длинный лист ожидания. Несмотря на некоторую спешку, мама нормально отнеслась к переносу церемонии и не особенно переживала, пока не узнала, что Эдвард – иудей.
– Мам, не волнуйся, – пыталась успокоить ее Дейзи. – Я не собираюсь менять веру.
– А как же ваши дети? – беспокоилась мама. – Как ты будешь их воспитывать?
– Они будут знакомы с обеими религиями, – объяснила Дейзи. – У них будет и рождественская елка, и менора. Они получат лучшее от двух мировоззрений, все будет замечательно.
– Не будет ничего замечательного, они все перепутают, – возражала мама, а потом саркастически предложила Дейзи добавить до кучи еще и Кванзу [36]36
Изначально праздник, возрождавший традиции древнего Дня урожая, а ныне праздник единения всех выходцев из Африки, отмечается с 26 декабря по 1 января.
[Закрыть], чтоб уж совсем свести их с ума.
– Когда я ей звоню, она все время плачет, – сокрушалась Дейзи. – Ты не могла бы поговорить с ней, помочь немного разрядить обстановку?
– Ну конечно, – согласилась я.
Посвятив меня во множество свадебных планов, Дейзи сообщила, что они с Эдвардом решили, что у них не будет большой свиты, а только подружка невесты и шафер. Спросив, не соглашусь ли я исполнить эту роль (я, разумеется, сказала «да»), Дейзи сообщила, что уже заказала платье, не только для себя, но и для меня. Я пришла в ужас.
– Погоди, как это? Ты заказала мне платье? Зачем? В смысле без примерки?
– Расслабься. Это атласное платье в пол, без бретелек, ты будешь в нем великолепна.
– А какого цвета?
– Алого.
– Алого? Ты хочешь сказать «красное»?
– Ага.
Чудесно. Просто великолепно. Дейзи будет волшебным видением белоснежной девственной красоты в день собственной свадьбы, а я в красном буду выглядеть как потаскушка.
– Дел, доверься мне, – почувствовав мое беспокойство, сказала Дейзи. – Я работаю в торговле. И знаю, что делаю.
– Ты продаешь сумочки, а не платья, – заметила я.
– Пока да, но я поднимаюсь по карьерной лестнице. Между прочим, ты сама виновата. Я думала, что ты в командировке, и не хотела, чтобы информация о переносе свадьбы встревожила тебя. И кстати, зачем ты скрыла, что потеряла работу?
– Ты же видела, как мама обрадовалась, когда я сказала, что все в порядке.
– Да, но я-то не мама. Мне ты вполне могла сказать.
– Ты права, но вообще-то мы квиты. Ты тоже могла рассказать мне про Эдварда. Да, почему ты не рассказала мне про Эдварда?
– Не знаю, – вздохнула Дейзи. – Наверное, не хотела, чтобы мама узнала от кого-то другого, а не от меня. Ты же знаешь, какая она. Если дела обстоят иначе, чем она ожидала, она никогда не принимает их одобрительно.
Я засмеялась.
– Но, знаешь, – продолжала Дейзи, – можешь считать меня ненормальной, но, кажется, она меняется к лучшему, поэтому я удивилась, что ее так огорчила эта ситуация с религией.
– Меняется к лучшему? – удивилась я. – Как это?
– Ну, например, после нашей помолвки она все время твердит, что ждет не дождется февраля, месяца черной истории, потому что купила книгу о Розе Паркс [37]37
Активистка борьбы американских негров за гражданские права. Конгресс США назвал ее «Матерью современного Движения за гражданские права».
[Закрыть]и жаждет поразить всех своими знаниями.
– Правда? – изумилась я.
– Ну да. Думаю, после того как проходит первый шок от неожиданной информации, ее охватывает энтузиазм.
Хм. Приятно слышать.
Напоследок Дейзи рассказала, что репетиция церемонии в «Уолдорфе» состоится через три недели. Она надеется, что я буду; я записала дату.
Позже, когда мама, по моим подсчетам, должна вернуться со своей йоги, я позвонила ей. (Но я не забыла прежде нажать *67, чтобы номер не определился. Не важно, что там говорит Колин; ей незачем знать, что у меня есть мобильный телефон.) Через двадцать минут разговора мне удалось убедить маму, что в еврействе Эдварда нет ничего страшного.
– Могло быть гораздо хуже, – сказала я. – Он мог оказаться членом какой-нибудь дикой секты, вроде тех, в Юте, что выступают за полигамию. Я видела репортаж по телевизору, там мужчины утверждают, что для того, чтобы попасть на небеса, им нужно не меньше трех жен.
– Может, ты и права, – вздохнула она, все еще разочарованно. – Просто я так хотела услышать пение «Аве Мария».
– Думаю, это можно устроить, – предложила я.
– Думаешь? – оживилась мама.
– Ну конечно, предложи Дейзи. Немножко «Аве Мария» никогда не повредит.
– Знаешь, а ты права! Немножко «Аве Мария» никогда не повредит!
– Отлично! – гордо воскликнула я. Я так рада, что оказалась полезной! – Срочно звони Дейзи!
– Обязательно, но прежде… – Мамин тон изменился. – Почему ты не сказала, что потеряла работу?
Черт! Я надеялась закончить беседу прежде, чем она заговорит об этом.
– Я собиралась, – медленно начала я. – Но была так занята в последнее время и…
– А я все знаю! – вдруг взвизгнула она, и тон ее вновь изменился. – Он такой симпатичный!
Следующие несколько минут я слушала восторги мамы по поводу Колина. Она произносила его имя с придыханием – Ко-олин, – как будто он Колин Пауэлл. Когда она на миг замолкла, чтобы перевести дыхание, я успела сообщить, что мы вовсе не любовники. Сначала она огорчилась, но потом заявила, что все равно верит в лучшее, потому что…
– Он не только холост, очарователен и сексуален, но еще и живет на одной лестничной площадке с тобой. Это же великолепно! Я только что прочла статью о том, что мужчины и женщины на Манхэттене предпочитают встречаться с теми, кто живет в зоне досягаемости. Например, на одной линии метро. Это называется «географические отношения». Может, у вас с Колином тоже так будет.
– Мам, он просто Колин.
– Да, извини. Может, у вас с Колином сложатся отношения.
– Мам, я ведь уже сказала – мы просто друзья. И даже не так – мы просто знакомые. Соседи. Мы встречались всего дважды. Я его почти не знаю.
– Ну, значит, сейчас есть прекрасная возможность изменить ситуацию, поскольку у тебя ведь нет пока работы, верно?
Прежде чем ответить, я тщательно обдумала варианты.
Если я скажу маме, что она права, она никогда не оставит меня в покое и сведет с ума, требуя новостей. Но если я скажу, что не заинтересована в развитии отношений с Колином, она решит, что я лесбиянка, потому что какая нормальная одинокая женщина не клюнет на такого парня, он же идеален. И тут я вспомнила его совет: бросить ей кость.
– Вообще-то, мам, момент не совсем удачный, потому что… потому что я встречаюсь с другим.
– Встречаешься с другим? – восторженно воскликнула мама. – Правда?
– Да, и я не хочу сглазить, поэтому предпочла бы сменить тему.
– О, как я тебя понимаю! Но ты можешь хотя бы назвать его имя? Я так заинтригована!
Его имя? Хм. Черт побери, если у Дейзи может быть чернокожий еврей…
– Его зовут Йоши, он японец и буддист, – гордо заявила я.
– Йоши? – Мама была потрясена. – Буддист? Как удивительно!
– Да, мама, совершенно удивительно. И не надо больше вопросов.
– Обещаю! Ой, подожди – а можно, я расскажу дамам в нашем йога-классе? Это произведет на них огромное впечатление!
– Ну конечно, пожалуйста.
– Чудесно! О, дорогая, мне пора бежать! Мы договорились встретиться с Салли Эпштейн, выпить чашечку кофе. Она научит меня кое-каким словечкам на «хебоникс» [38]38
Своеобразный «американский идиш», «местечковый английский», с использованием некоторых слов на иврите и нехарактерной для английского языка структурой предложения.
[Закрыть].
– Хебоникс?
– Ну да, я собираюсь немножко поучить иврит, чтобы не упасть в грязь лицом перед родителями Эдварда.
– Иврит? Ух ты! Удачи тебе.
Выключив телефон, я хихикнула. Йоши, японский буддист? Что это мне в голову взбрело?