Текст книги "В атмосфере любви"

Автор книги: Карен Темплтон-Берджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Вы шутите.

– Ну да, как же! Вовсе я не шучу.

– Но я думала… думала, вам нравится быть на людях.

– Нравится. Однако я все равно волнуюсь – а вдруг выступлю не так хорошо, как хотела. Но из-за этих волнений и страхов я не собираюсь отказываться от того, что мне нравится. От того, что я люблю делать. Послушай, Ванесса, я уже говорила твоей маме, что у меня нет волшебных средств. Алек, то есть мистер Уэйнрайт, сказал, что ты хочешь заниматься в классе драмы?

– Может быть. Я не знаю. Как вы считаете, это поможет?

– Может быть. Я не знаю, – эхом отозвалась Гвин и широко улыбнулась. – Правда, могу сказать тебе, что после того, как выставишь себя полной идиоткой на репетиции, сделать какой-то там доклад – это вообще раз плюнуть.

Ванесса хихикнула, потом посерьезнела. Гвин догадалась, о чем она думает.

– Никто не станет смеяться над тобой, Несса. А не то я их побью. – Она снова посмотрела на часы и взяла сумку. – Послушай, мне пора на репетицию. Идем, я должна закрыть класс на ключ. Кстати, тебе известно, что я пробуду в школе только до каникул?

Ванесса вздохнула.

– Да. Мама сказала. – Потом ее лицо осветилось. – А после того, как вы снова вернетесь в Нью-Йорк, можно мне будет иногда навещать вас?

Гвин подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть идущего к ним по коридору Алека. Их глаза встретились, и сердце Гвин сжалось.

– Конечно, дорогая, – сказала она, отворачиваясь, чтобы запереть дверь. – Это будет замечательно.

Учитывая, что во время подозрительно тихого ужина Мэгги не сводила с нее глаз, Гвин совсем не удивилась, услышав поздно вечером стук в дверь своей спальни и тихий голос:

– Гвинни?

Да, видимо, детские имя и прозвище будут преследовать ее всю жизнь.

– Войдите!

Устав за день, Гвин рано облачилась в пижаму и халат, и теперь сидела, скрестив ноги, на кровати и писала – подумать только! – поурочные планы. Экономка бесшумно, как кошка, вошла в комнату, держа в руках небольшой поднос, на котором стояла чашка. Бобо поднялся на ноги, заставив Мэгги сделать шаг в сторону.

– Ах ты, лохматая бестия, я же могу сейчас расплескать все это, – сказала она.

Пес, извиняясь, махнул хвостом и снова улегся на свой коврик.

– Мне подумалось, что ты не откажешься от чашки горячего шоколада, – сказала Мэгги с вопросительной улыбкой.

– Спасибо. С удовольствием.

Экономка поставила поднос на тумбочку и сделала жест в сторону кровати.

– Можно мне присесть?

– Конечно, – сказала Гвин, пожимая плечами, и взяла чашку.

Устроившись на краешке кровати, Мэгги сказала:

– Я чувствую, что должна извиниться.

– Ну что вы, Мэгги, забудьте об этом.

– Нет-нет, я не имела никакого права налетать на тебя только из-за того, что была не в духе. И кроме того, ты права.

– Насчет чего? – Гвин откинулась на подушки и осторожно сделала глоток.

– Насчет продажи гостиницы, конечно. Если твой дед хочет продать гостиницу, это его дело. Не мое. И я не могу обвинять в этом тебя. Как ты сказала, не ты привезла покупателей.

Гвин помолчала, потом спросила:

– Поппи говорил еще что-нибудь об этом?

Мэгги покачала головой.

– Нет, он только позвонил Кэрол Хенли, чтобы та подъехала сюда. Ты знаешь, она в прошлом году получила лицензию риелтора, несмотря на недовольство своего тупоголового мужа, который не хотел… Но это не важно. Лицензия у нее есть, так что завтра она приедет и сделает – как это Ангус сказал? – ах, да, анализ рынка. Поможет нам понять, сколько стоит это место.

Слово «нам» резануло ухо Гвин, но она не подала виду.

– Вы ведь знаете, все это пока лишь планы. Может случиться много чего, что заставит его передумать.

Мэгги с подозрением посмотрела на Гвин.

– Но я думала, что ты…

– Послушайте, Мэгги. Я хочу только того, чтобы все были довольны. – Гвин вздохнула. Она и в самом деле начинает говорить, как Алек. – И кроме того, Алек согласен с вами. Не со мной.

– Ааа, – протянула Мэгги, – понятно…

– Но… ведь дело не только в гостинице, так?

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Бросьте, Мэг. – Гвин поставила чашку на тумбочку, наклонилась вперед и обхватила руками колено. – Признайтесь. Как давно… – Она задумалась, подбирая слова, которые были одно не лучше другого. – Как давно вас влечет к моему деду?

Бедная женщина едва не подпрыгнула и прижала руку к груди.

– Гвиннет Робертс! Что вы себе позволяете?

Нисколько не смутившись, Гвин подперла коленом подбородок.

– Я не слепая, Мэгги, – спокойно ответила она. – И мне очень нравится эта идея.

Экономка покраснела, даже кончики ее ушей стали малиновыми.

– Какая идея?

– Не прикидывайтесь, – со смехом сказала Гвин. – Идея, чтобы вы двое были вместе.

Бобо пошевелился во сне, и Мэгги на мгновение бросила взгляд в его сторону.

– Дело в том, – наконец сказала она, – что сейчас это зависит не от меня.

– Так, значит… влечение все-таки есть?

Опустив глаза, Мэгги произнесла таким же голосом, каким могла бы сообщать о прогнозе погоды:

– Более правильно сказать, что я испытываю к нему определенные чувства.

Гвин рассмеялась.

– Именно на это я пыталась намекнуть, не используя слово «любовь».

– Я тоже избегаю этого слова, даже в мыслях, – призналась Мэгги. Потом бросила осторожный взгляд в сторону Гвин. – В моем возрасте такое, наверное, звучит совсем уж глупо?

– Не порите чушь! – Гвин проворно подвинулась ближе, поджав под себя ноги, и обняла пожилую женщину. – Если хотите знать правду, это звучит вдохновляюще. Я определенно надеюсь, что в пожилом возрасте все не заканчивается.

Мэгги фыркнула.

– Для некоторых все только начинается в этом возрасте. Или хотя бы возникает шанс.

– Понимаю… – Гвин спустила ноги на пол, и теперь обе женщины просто сидели рядом. – И что же вы собираетесь предпринять?

– Я не собираюсь ничего предпринимать! – ощетинилась Мэгги. – Это не мое дело.

– Тогда чье же?

– Вот что, дорогая, выслушай меня. Допустим, ты знаешь о моих чувствах. Но не вздумай подталкивать нас друг к другу. Я даю такие намеки, которые считаю нужным. И если Ангус воспользуется ими, хорошо. Если нет, то ничья гордость не пострадает. Но я не хочу, чтобы кто-то еще вмешивался в это дело, ты поняла меня?

Значит, самой Мэгги можно вмешиваться в дела других, а наоборот – нельзя, подумала Гвин. Однако она не стала говорить об этом.

– Да, я поняла. Он – мужчина и должен сделать первый шаг, так?

– Да. В этом отношении я старомодна. – Экономка понизила голос до шепота и сказала: – А поскольку мужчина, которого я люблю, тоже не молод, я думаю, что и он старомоден в этом вопросе. Так что пусть все будет как в наше старое доброе время. И никаких шуточек насчет того, что этого времени у нас осталось мало, – предостерегающе добавила она.

– Я об этом и не думала, Мэг.

– Вот и хорошо.

Некоторое время они сидели молча. Гвин взяла чашку и допила остывшее какао. Разглядывая осадок на дне, она спросила:

– Так, значит, вы теперь спокойно относитесь к тому, что Поппи может продать гостиницу?

– Нет! – последовал резкий ответ. – Но я готова согласиться с тем, что хочет Ангус. – Она скрестила руки на груди. – Видишь ли, любовь предполагает именно это. Готовность понять то, что хочет другой, даже если тебе это не нравится.

Гвин не смогла сдержать улыбки.

– Вы говорите со знанием дела.

Мэгги встала и расправила свитер. Потом взяла пустую чашку и поднос и пошла к двери. Открыв ее, она остановилась и обернулась.

– Я не ответила на твой вопрос о том, как давно меня влечет к твоему деду.

– И вы хотите ответить?

– Я люблю Ангуса столько же времени, сколько ты любишь Алека. Но разница в том, что я всегда понимала, что проявление моих чувств может навредить тем, кто мне дорог, и держала их при себе. Сейчас, когда Ангус свободен, моя любовь – если она нужна ему – не может причинить никому вреда. – Она слегка наклонила голову. – Можешь ли ты сказать то же самое о себе?

Она закрыла дверь, оставив Гвин с ощущением, что ее ударили.

ГЛАВА 14

За полторы недели Гвин выполнила то, что он, Алек, не сумел бы сделать и за два года.

Устроившись в заднем ряду зрительного зала, Алек наблюдал за репетицией. Он сидел, наклонившись вперед и обхватив руками спинку переднего кресла. С этого места было отлично видно все, что происходило на сцене. Гвин перебегала от одного участника спектакля к другому, подсказывая детям, как лучше произнести слова роли, и показывая, какие театральные приемы следует использовать, чтобы «текст зазвучал». Как и предсказывал Алек, дети буквально влюбились в Гвин. И было за что.

Взять хотя бы Ванессу. Всего несколько частных уроков и занятий в классе драмы повлияли на нее радикальным образом. В первый раз в жизни девочка смогла поднять руку на уроке и ответить на вопрос, не обливаясь холодным потом. И сделала тот доклад, о котором просил Алек. Ужасно боялась, но сделала.

Однако перемена, произошедшая с самой Гвин, была еще разительнее. Она ожила. Когда за обедом или в машине по дороге домой она рассказывает о том, что тот или другой ребенок сделал в классе или на репетиции, ее лицо буквально светится, а руки то и дело взлетают в выразительных жестах. А еще твердила, что не умеет ладить с детьми!

Несколько дней назад Марианна прислала заявление об увольнении. Она нашла себе место в другой школе, поближе к родителям, и написала, что не вернется. Вот если бы Гвин заняла ее место! Но та все чаще заговаривала о своем возвращении в Нью-Йорк. Видно, занимаясь с детьми постановкой пьесы, она еще явственнее осознала, как ей не хватает сцены. Да, театр у нее в крови. Что Алек может сделать, чтобы изменить ситуацию? Ничего.

После того, как Гвин начала работать, они лишь однажды сумели остаться наедине. В воскресенье после обеда она пришла к нему домой якобы для того, чтобы помочь с какими-то школьными делами. Но эта их тайная встреча получилась несколько скомканной, будто оба боялись, что в любую минуту может заявиться Мэгги.

Алек понимал, что в тех отношениях, которые связывали их сейчас, переплелось несовместимое – постоянство и незыблемость с эфемерностью. Это, конечно, неправильно. Но сделать что-то, чтобы изменить ситуацию, он не мог.

Да, он жаждал, чтобы Гвин осталась с ним, но в то же время он ни в коем случае не хотел лишать ее шансов на успех. А потому не позволял себе говорить о своих истинных чувствах к ней.

Не сказал он ей и о племяннике Мирты и Виолы, о том, чем тот занимается. Алек и сам не знал этого до сегодняшнего утра. Он стоял у машины и ждал Гвин, когда подошла Виола с просьбой встретить племянника и его семью на вокзале в шесть часов вечера. О его роде занятий она упомянула вскользь:

– Знаете, он ведь продюсер.

– Вот как? – пробормотал Алек, позевывая. – И чем же он конкретно занимается?

Виола хихикнула и ткнула пальцем его в руку выше локтя. На ее голове покачивались розовые бигуди с тщательно накрученными на них прядями голубых волос.

– Телевизионные шоу. Комедии. Он сказал, что как раз начинает сейчас новый проект. Главные роли уже распределены, а вот на второстепенные они набрали еще не всех актеров и после Рождества начнут пробы в Нью-Йорке. Это будет новое шоу Сьюзен Махони.

Алеку потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, кто это такая. Ну да, Сьюзен Махони, популярная голливудская киноактриса, лет сорока, с неординарным чувством юмора.

– Сьюзен Махони выступает в его телешоу?

– Брайан говорит, что она ищет себе постоянное занятие в Нью-Йорке, поскольку только что вышла замуж за этого журналиста из Си-эн-эн, – как же его зовут? – ах, да, за Питера Баррона. Поэтому они сейчас готовят пилотный выпуск нового шоу. Так сказал Брайан.

Получив согласие Алека встретить ее племянника, Виола удалилась. Он уселся в «блейзер» и, глядя сквозь ветровое стекло куда-то в пространство, задумался. В его еще не окончательно проснувшемся мозгу начала вырисовываться идея: а что, если этот Брайан Ньюман найдет роль для молодой актрисы, чья улыбка способна растопить декабрьский лед на озере Уиннисквэш?

Затем из дома выбежала Гвин. Она с трудом просыпалась по утрам. Если не считать того первого утра, когда ее возбуждение можно было объяснить избытком адреналина, накопившимся за выходные, по дороге в школу Гвин обычно дремала. Алек привык к ее полусонному молчанию и был рад тому, что у него есть время обдумать то, что сказала Виола. И составить некий план.

Ему вдруг пришло в голову, что все это напоминает сценарий старого фильма. Талантливая девушка из провинциального городка, телепродюсер, случайно остановившийся в маленькой гостинице… Все слишком уж похоже на «мыльную оперу». Но упускать такую возможность нельзя. Он в ответе за счастье Гвин. Эта мысль поразила Алека еще тогда, в первое утро после ее возвращения, когда они вместе ездили верхом. Он должен сделать все, что в его силах, чтобы она была счастлива. И в ее радости найдет свое удовлетворение…

Позади него скрипнула дверь, возвещая о приходе первого из родителей. Гвин хлопнула в ладоши и собрала труппу вокруг себя, чтобы сказать каждому из детей несколько напутственных слов. Тем временем подошли остальные мамы и папы. Дети рассеялись, собирая свои вещи, и через несколько минут зал опустел.

Гвин, с довольным выражением на лице, медленно направилась к Алеку по проходу между рядами кресел. При виде ее огромных глаз на бледном лице, которое казалось еще более бледным на фоне черного шерстяного свитера, его сердце учащенно забилось. Гвин опустилась в кресло соседнего ряда и с улыбкой вздохнула.

– Ты довольна? – спросил Алек, ероша рукой ее короткие волосы.

– Перестань. – Она шлепнула его по руке, потом схватила ее и зажала между щекой и плечом. – Да. Довольна.

Он еще не встречал женщины столь великодушной и искренней во всех своих проявлениях. Детская доверчивость и взрослая решительность одновременно. Ему всегда нравилась ее открытость. Она, прирожденная актриса, никогда не вела темных игр.

Алек осмелился коснуться губами ее шеи. При мысли о том, что им осталось быть вместе всего две недели, у него сжалось сердце. Даже если визит Брайана Ньюмана ничего не даст, Гвин все равно уедет. И он сам, как последний глупец, заплатит по счету.

– От тебя так чудесно пахнет, – прошептал он. – Что это за аромат?

Она слегка вздрогнула и тихо рассмеялась.

– Шерсть.

– Правда? – Алек осторожно отогнул высокий ворот свитера и поцеловал ее в шею пониже мочки уха. Он обожал целовать это место. Так же, как и все остальные места. – Один из самых сексуальных запахов, которые мне довелось обонять, – пробормотал он, перемещая губы к подбородку.

Звонкий смех зазвенел в пустоте зала. Она села рядом с ним, и он обнял ее за плечи. Так они молча сидели некоторое время. Гвин нежно гладила его пальцы. Она и в самом деле похожа на одно из тех диких лесных созданий, которых я частенько спасал и лечил в детстве, подумал Алек. А их обязательно надо выпускать на волю, когда они выздоровят и окрепнут. Держать таких взаперти – жестоко, нечестно и эгоистично.

– Знаешь, ты был прав насчет детей, – сказала Гвин. – Они замечательные. – Она помолчала, потом со смехом добавила: – И я даже наконец поняла, почему роман «Грозовой перевал» получил такие хвалебные отзывы в свое время.

Алек прижался губами к ее виску. Прядь волос, которые потихоньку начали отрастать, встала торчком над ухом, и он нежно расправил ее.

– Я соскучился по тебе.

Гвин повернулась к нему, в ее глазах плясали озорные огоньки.

– Мы видимся каждый день. И не забывай про воскресенье.

– Это было фиаско.

Слегка отстранившись, Гвин внимательно посмотрела ему в глаза, потом провела рукой по его волосам.

– Не говори глупостей, все было замечательно. – Услышав его недоверчивое хмыканье, она проговорила, тщательно взвешивая слова: – Знаешь, Алек… быть рядом с тобой – это уже замечательно. В любой ситуации. Всегда.

Алек с усилием отвел взгляд от лица Гвин, которое говорило больше, чем она хотела сказать, и поцеловал ее пальцы. Ему потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями и не дать себе сказать что-нибудь такое, о чем он потом пожалел бы. Они оба балансировали на той грани, когда двое с легкостью дают друг другу глупые, необдуманные обещания, основанные на душевных порывах и игре гормонов, а не на реальностях бытия. Он докажет, как заботится о ней. Но не скажет и не сделает ничего такого, что может погубить ее мечты.

– Думаю, тебе понравится мой рождественский подарок.

– Подарок? – Ее брови взлетели вверх на целый дюйм. – Алек, нет! Ты же знаешь, я ничего не смогу подарить тебе в ответ. Зачем ты ставишь меня в такое положение?

– Успокойся, пожалуйста, – со смехом сказал он. – Это подарок для нас обоих.

Гвин наморщила лоб.

– Не понимаю.

– Помнишь то свидание, которое было условием нашего пари? У нас ведь его так и не было.

– В свете того, как развивались события, оно потеряло значение.

– Я так не считаю. Дав обещание, человек обязан его сдержать. Я забронировал место в «Ритц-Карлтоне» на субботу после Рождества.

У Гвин округлились глаза.

– В Бостоне? – выдохнула она.

– Это все-таки поближе, чем Куала-Лумпур.

Не было ничего прекраснее, чем расцветшая на ее лице улыбка.

– Потрясающе.

Алек снова помолчал, подбирая слова.

– Я просто решил, что, поскольку неизвестно, когда мы увидимся снова, надо устроить что-то особенное.

Улыбка слегка потускнела, и блеск в глазах тоже. Гвин отвернулась, рассеянно перебирая его пальцы.

– Да, ты прав. – Она снова подняла глаза. – Мы проведем там ночь?

– Так было задумано.

– И как ты объяснишь это Мэгги и Поппи?

– Никак. Мы уедем в субботу и вернемся в воскресенье. Пусть сами делают выводы.

– Ты становишься дерзким, Алек Уэйнрайт.

– Учусь у тебя. – Он посмотрел на часы и встал. – Нам надо ехать. Кстати, я обещал близнецам, что вечером встречу их племянника с семьей на станции.

Гвин вскочила с кресла и одернула свитер.

– А я могу поехать с тобой?

Алек улыбнулся, глядя на нее снизу вверх. На секунду она напомнила ему ту девчонку, которая в детстве вечно стремилась увязаться за ним, куда бы он ни шел. Впрочем, она тогда с легкостью переносила его отказы.

– Извини, Сверчок. Боюсь, что в машине не хватит места. Но… – Гвин вопросительно подняла брови. – Это, конечно, не «Ритц»… Но почему бы тебе не прийти ко мне после ужина посмотреть видео?

– Ах ты хитрец! – Она широко улыбнулась. – Чудесное предложение. Я так устану к вечеру, что вряд ли буду способна заниматься чем-то еще.

Как мало надо, чтобы доставить ей удовольствие. Это просто удивительно, если учесть ее грандиозные мечты и планы. Да, Гвин умеет наслаждаться жизнью и не знает, что такое скука. Он обнял ее, скользя ладонями вдоль бедер и маленьких крепких ягодиц.

– Это плохо, – пробормотал он, касаясь губами ее виска. – Потому что я буду способен.

– Что? – переспросила она.

– Способен заниматься кое-чем еще.

– В общем-то, если подумать как следует… – Ее улыбка стала еще шире. – Пожалуй, я тоже смогу найти немного сил.

Алек от природы не был назойлив и не любил вмешиваться в чужие дела. Но он никогда не простит себе, если сейчас упустит такую возможность. Об этом он думал по дороге со станции в гостиницу. Однако сидящий рядом с ним Брайан Ньюман, высокий лысоватый мужчина, явно думал о другом.

Однако у Брайана Ньюмана были другие соображения.

– Мы лет десять не отдыхали по-настоящему, – сказал он Алеку.

– Двенадцать, – раздался голос его жены с заднего сиденья. – Эми едва исполнилось четыре, когда мы на целый месяц арендовали дом в Тоскане.

Ньюман обернулся к ней.

– Да, ты права. Двенадцать. – Он покачал головой и снова повернулся вперед, глядя на лучи фар, разрезающие темноту. – Мы много ездили по миру, но это всегда были деловые поездки. Не настоящий отпуск. Я обещал своим дамам – никакой работы. Никаких разговоров о работе. Никаких мыслей о работе. Целых пять дней.

Алек немного поразмышлял, потом сказал:

– Вполне могу это представить. Меня тоже работа так затягивает, что вытесняет все остальное.

– Вот именно. – Ньюман поерзал на сиденье. – Мои тетушки говорили, что вы преподаете английский.

Это уже было кое-что. Если действовать умно, можно воспользоваться предложенной темой, как отмычкой.

– Да, в местной школе. В последние годы мы пытаемся привить детям любовь к классике. И используем для этого театр.

Краем глаза Алек увидел, как поднялась кустистая черная бровь.

– И что же вы ставите с детьми?

Клюнул, довольно отметил про себя Алек.

– У нас есть разные постановки. Есть мюзиклы, есть просто пьесы. Сейчас мы заканчиваем постановку «Как вам это понравится». С этим мы бы вряд ли справились, если бы не Гвин.

– А кто такая Гвин?

– Ваши тетушки не говорили вам о ней? Это внучка владельца гостиницы, приехала ненадолго из Нью-Йорка. Она согласилась поставить эту пьесу в нашей школе. – Алек свернул к гостинице. – Ей удалось добиться от детей почти невозможного…

Но Ньюман уже не слушал его. Выгнув шею, он вглядывался вперед.

– Это она? Гостиница?

– Да.

– Ты только взгляни на этот дом, Пен! Он словно сошел со страниц готического романа.

Выйдя вместе со всеми из машины, Алек посмотрел на здание. Он провел здесь две третьих своей жизни, но никогда не считал это сооружение «готическим». Да, дом производил впечатление – белые двери и ставни на фоне старых каменных стен, красные кирпичные трубы на крыше. Но назвать его «готическим»? Впрочем, решил он, не спорить же с гостями.

Прибывшие вошли в дом. Среди радостного оживления и веселого гвалта приветствий Алек почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. Он обернулся и увидел огромные карие глаза, которые смотрели на него почти с отчаянием. Безмолвно повинуясь, он прошел следом за Гвин в гостиную деда.

– Звонила мать Тиффани Хендрикс. Мне еще на репетиции показалось, что девочка плохо себя чувствует. Но когда она пришла домой, у нее поднялась температура.

– Дети нередко простужаются в это время года. Уверен, к спектаклю она поправится.

Гвин, нервно расхаживая взад и вперед, только покачала головой.

– Мать Тиффани – медсестра. Она сказала, что это скорее похоже на вирусную инфекцию, на грипп. Если завтра Тиффани не станет лучше, то, скорее всего, она выйдет из строя как минимум на неделю. И что я буду делать без Розалинды?!

Алек схватил ее за руку, заставив остановиться.

– Рано паниковать, подождем до завтра. И потом, ведь Хейди тоже готовила эту роль на случай, если потребуется замена?

– Ха! Отец Хейди решил взять ее на каникулы с собой в Колорадо, поэтому она еще два дня назад подошла ко мне и спросила, не буду ли я возражать, если она уедет. И что я должна была ей ответить? Нет, останься, пусть папочка едет один?

– А как насчет Ванессы?

Склонив голову набок, Гвин посмотрела на него удивленным взглядом, как собака, которая не понимает, о чем говорит хозяин – о еде или о прогулке.

– При чем здесь Ванесса?

– Лави говорила мне, что Ванесса выучила все роли. Она слышала, как девочка репетирует в своей комнате.

– Ты шутишь? – Гвин покачала Головой. – Нет… нет. Даже если она знает роль, она, конечно, не готова сыграть ее. Не все так сразу. Может быть, на следующий год… – Она резко оборвала фразу, потом продолжила: – Надеюсь, тот, кто будет вести занятия по драматическому искусству в следующем году, внимательно отнесется к Ванессе и уговорит ее попробовать сыграть что-то. Если девочка захочет. Но не сейчас.

– Тогда тебе самой придется сделать это.

– Что сделать?

– Сыграть Розалинду.

– Мне? – Она прижала руку к груди.

– Не мне же. Ты отлично знаешь роль. Вот и сыграешь. Подумаешь, большое дело.

В глазах Гвин вспыхнули огоньки.

– Ты ко всему относишься так легкомысленно?

– Нет, не ко всему, – сказал Алек, нежно беря ее за подбородок. – Так что перестань стонать и повторяй роль. – Он поцеловал ее в лоб и взял за руку. – Идем. Если мы не появимся сейчас в вестибюле, все начнут интересоваться, чем же мы занимаемся.

Через двадцать минут он поймал на кухне Мирту, которая собиралась отнести в столовую тяжелую супницу.

– Алек, дорогой, вы не могли бы отнести это? Что-то мой артрит сегодня разыгрался… Какой у вас странный вид. С вами все в порядке?

– Да, все нормально. – Он взял у нее супницу. – Но мне нужна ваша помощь. И я не хочу, чтобы Гвин знала о нашем разговоре…

Брови Мирты удивленно поднялись.

– Что, тайный сговор?

– Да, в некотором роде. – Он поставил супницу на кухонный стол. – Послушайте, я узнал, что ей, видимо, придется самой играть Розалинду в школьном спектакле, поскольку девочка, которая должна была исполнять эту роль, заболела гриппом. Вы не могли бы вместе с сестрой уговорить вашего племянника прийти на спектакль?

Рыжеволосая дама внимательно посмотрела на него, потом раскрыла рот.

– То есть чтобы он увидел, как она играет?

Алек кивнул.

– Я знаю, что это может ни к чему не привести, но он здесь, и она здесь… Ведь в этом не будет ничего плохого, правда?

Мирта несколько секунд изучала его лицо. Алеку всегда казалось, что обе пожилые дамы несколько чудаковаты. Но когда Мирта заговорила, ее голос звучал абсолютно серьезно.

– Вы правы. Это может не сработать. Но вы понимаете, насколько важный человек Брайан? Я хочу сказать, что если он что-то предложит Гвин, то она здесь не останется.

– Этого я и добиваюсь, Мирта.

Она снова задумалась, потом сказала:

– Когда я в первый раз услышала о том, что вы собираетесь оплатить ее возвращение в Нью-Йорк, я решила, что вам безразлично, уедет она или останется. Но я наблюдаю за вами двумя все последние дни. – Она помахала пальцем. – Я, конечно, старая дева, но когда-то, тысячу лет назад, я была влюблена и знаю эти признаки. Вы оба без ума друг от друга. И однако вы хотите устроить так, что она уедет от вас. Почему?

Черт, эти пожилые женщины всегда все усложняют!

– Потому что Гвин этого хочет, – сказал он. – И если я смогу помочь ей, то помогу.

Мирта хмыкнула.

– Ладно. Думаю, будет несложно уговорить Брайана пойти на спектакль. Он чувствует себя виноватым, что так давно не навещал нас. Пожалуй, мы могли бы даже заставить его пробежаться на лыжах в одном белье. – Она взяла оливку с блюда с закусками и отправила ее в рот. – Но хочу предупредить, – добавила она, жуя, – что мы ничего не обещаем.

– Нет, конечно нет. Просто приведите его туда. – Он запечатлел поцелуй поверх рыжих локонов. – Спасибо.

– Ого! – В дверях кухни появилась Виола с выражением притворного возмущения на лице. – Как это ей удалось получить поцелуй?

Красный свитер Виолы был украшен бантиками и колокольчиками, которые звенели при каждом движении.

– Потому что я оказалась в нужное время в нужном месте, – заявила Мирта и, гордо подняв подбородок, выплыла из кухни, махнув им рукой с ярко-красным маникюром.

Алек со смехом снова взял супницу, потом наклонился и поцеловал Виолу в мягкую морщинистую щеку.

– Ну вот, – сказал он, – так лучше?

Звякнув колокольчиками, Виола вздохнула.

Гвин не находила себе места. Генеральная репетиция в костюмах прошла без заминки. Никто не забыл роль, реплики были поданы вовремя, костюмы всем подошли, и ни один ребенок больше не заболел.

И сейчас, за полчаса до поднятия занавеса, все шло гладко. Чересчур гладко: Ванесса приготовила необходимый реквизит, вся труппа была в сборе и даже в гриме, осветительные приборы работали исправно. Сама Гвин уже надела тот наряд, в котором Розалинда появляется в первом акте, – синее бархатное платье, сшитое для подружки невесты году этак в 1972-м. Чтобы прикрыть короткую стрижку Гвин, Виола постаралась и соорудила для нее головной убор, отдаленно напоминающий те, что носили в эпоху Возрождения.

Однако дурные предчувствия все сильнее одолевали Гвин. Алек поймал ее в коридоре, у дверей гардеробной девочек.

– Послушай, у тебя такой вид… Что с тобой?

Она сказала. Он решил, что она не в себе.

– Ничего не понимаю. Генеральная репетиция прошла идеально, сегодня все идет хорошо, а ты так нервничаешь.

– Это старая театральная примета, – сказала она, что есть силы сжимая руки. – Плохая репетиция – отличный спектакль, хорошая репетиция…

– …Психованный режиссер. – Алек нежно взял ее за руку. – Успокойся. Все будет хорошо. – Он легко коснулся губами ее уже накрашенных губ. – Ты выглядишь бесподобно…

– Мисс Робертс!

При звуке испуганного голоса Лоры Мейсон Гвин криво улыбнулась.

– Сейчас увидишь, – сказала она Алеку и повернулась к девочке, которая выполняла функции помощника режиссера. – Что случилось?

– У Бекки рвота, – сказала Лора, морщась от отчаяния и отвращения. – Ей очень плохо.

– Я же говорила, – бросила Гвин Алеку. Потом снова обратилась к Лоре: – Мать Ванессы – врач. Найди ее. Она или в зале, или где-то за сценой вместе с Ванессой.

Лора исчезла. Гвин прислонилась к двери.

– Все, теперь у меня нет Селии. Если у этой девочки то же самое, что у Тиффани, она не сможет сегодня играть.

Так оно и оказалось. Лави приложила руку ко лбу девочки и покачала головой.

– Температура очень высокая. Девочку надо немедленно отвезти домой и уложить в постель.

Бекки, тихо лежащая на кушетке в кабинете медсестры, открыла лихорадочно блестевшие голубые глаза.

– Простите, мисс Робертс.

На мгновение у Гвин закружилась голова.

– Перестань, Бекки, – сказала она и ободряюще похлопала девочку по руке. – Можно подумать, что ты нарочно заболела. Знаешь, я поговорю с мистером Уэйнрайтом, может быть, после каникул он организует еще одно представление, чтобы и ты, и Тиффани смогли принять участие. Вы обе так старались…

Но Бекки чувствовала себя слишком плохо, чтобы думать о таких пустяках. Вскоре приехала мать и забрала девочку домой, успев при этом поблагодарить Гвин.

– Ребекка просто в восторге от вас, – сказала она, поддерживая пухлой рукой едва стоящую на ногах девочку. – Говорит, что ей никогда не было в школе так интересно и весело.

– Я рада. – Гвин ласково провела рукой по пылающему лицу девочки. Помимо тревоги за пьесу, другое, незнакомое беспокойство охватило ее. Она так привязалась к этим детям. И впервые в жизни мысль о том, что неплохо было бы иметь своего ребенка, не показалась ей безумной. – Поезжайте домой. И успокойте дочку: мы справимся. А я позвоню завтра и узнаю, как у вас там дела, – сказала она.

Когда мать и дочь вышли, Гвин опустилась в кресло у стола медсестры и застонала. Потом перевела взгляд с Алека на Лави.

– Ну и кто из вас двоих будет играть Селию?

Взгляд Лави сместился выше, на что-то или кого-то за спиной у Гвин. Гвин повернулась и увидела в дверях Ванессу.

– Я могу сделать это, – сказала девочка, теребя тонкую золотую цепочку на запястье.

– Она знает наизусть всю пьесу, – подтвердила Лави. – У нее почти фотографическая память. Ей не приходится готовиться к контрольным, потому что она запоминает все с первого раза.

Гвин встала и подошла к Ванессе и взяла ее за руки.