Текст книги "В атмосфере любви"

Автор книги: Карен Темплтон-Берджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Сквозь набегающие на глаза слезы Гвин осмотрела горизонт. Рябь волн на синевато-серой поверхности воды, таинственные горы, укутанные ватой облаков. Здесь, в заповеднике ее детства, нет ни воя сирен, ни грохота подземки, ни преступности, ни грязи. Но нет и шанса сделать карьеру, обрести себя. И, видимо, нет шанса на любовь.

Гвин вдохнула сырой воздух и встряхнула головой. Мэгги права – она не может иметь все. Надо либо уезжать, либо оставаться. И решение принимать ей.

Она подумала о нерешительности Алека, об упрямстве Поппи, о череде скучных однообразных дней. Ничего не изменилось.

Ей нечего здесь делать.

Все. Решение принято. Или подтверждено, если точнее. Она возьмет у Алека деньги и уедет. И на этот раз она добьется успеха.

Наряжать елку после того, что случилось, Алек не мог. Поэтому он занялся другим делом – пошел колоть дрова для камина. В надежде, что физическая работа принесет ему хотя бы временное облегчение. Не вышло: мысли о Гвин не покидали его. Ну почему он никак не может решить, что с ней делать? Любая проблема имеет решение. Именно на этом он строил свою жизнь. Серьезные или мелкие, проблемы всегда подчинялись ему, надо только приложить волю и разум.

Только не сейчас. Господи, скорее бы закончились праздники, скорее бы Гвин уехала! Если она будет далеко, аромат кожи, пластика ее движений, интонации ее голоса не будут так его возбуждать. Хотя, чтобы возбудиться, ему достаточно одной мысли о ней.

Почему все зашло так далеко? Как он допустил это, почему потерял осторожность? Как, черт возьми, – он расколол полено с такой силой, что половинка отлетела ярда на три, – его угораздило влюбиться? В Гвин?

На заднем крыльце появилась Мэгги. Из-под серой шерстяной кофты, накинутой на плечи, выглядывал кухонный фартук.

– А я думала, вы с Гвин елку наряжаете.

– Нет, – выдохнул он, с размаху опуская топор на полено.

– Вижу. Только не могу понять почему.

Алек был не в настроении обсуждать этот вопрос.

– Вот что я вам скажу, Мэгги. – От очередного удара топора половинки полена снова отскочили далеко в сторону. – Это не ваша забота.

Ее смех заставил Алека обернуться.

– Еще чего скажешь! Двадцать лет вы с Гвин были моей заботой. Думаешь, я перестану заботиться о вас только из-за того, что вы с ней никак не можете понять, что вам обоим нужно?

Мудрость подсказала Алеку, что не стоит заглатывать наживку, и он промолчал. Мэгги сразу поняла его намек.

– Послушай, Алек, я там занялась стряпней. Ты не мог бы отвезти девочек к Бакстерам на бридж? Они сказали, что Эд привезет их обратно после ужина.

Ничто не могло удержать сестер-близнецов от их еженедельной партии в бридж, разве что взрыв атомной бомбы. Но поскольку срок водительских прав истек у них обеих, кому-то приходилось отвозить их и привозить обратно.

– Хорошо. Когда они хотят ехать? – Алек вытер рукавом пот со лба.

– Обычно я отвожу их туда в три часа. Но лучше поезжай прямо сейчас, – сказала она, взглянув на темнеющее небо. – Погода портится. Кэботы уже собираются, надеются успеть добраться до Бостона.

Алек кивнул, всадил топор в чурбан и направился к дому.

– Кстати, а где Гвин? – спросила его экономка, когда он поднялся на крыльцо.

– Катается на лошади. – Экономка снова с тревогой посмотрела на отливающие свинцом облака. – Не волнуйтесь, Мэгги. Ничего с ней не случится. Она уже взрослая.

– Ты это наконец-то заметил?

Заметил, еще как заметил! Теперь осталось только прожить рядом с ней этот бесконечный отрезок времени от сегодняшнего дня до Нового года.

Гвин еще долго могла бы объезжать окрестности, но она хорошо знала, что при первых признаках начинающегося снегопада надо возвращаться домой. К тому времени, когда она подъехала к конюшне, первые ленивые пухлые снежинки уже начали, кружась, опускаться на землю.

Верба, возбужденная пробежкой, фыркала в стойле, пока хозяйка, ежась от холода, чистила ее.

– Гвин, слава Богу, ты вернулась!

В воротах конюшни стояла Мэгги – в домашних туфлях и накинутой на плечи кофте. Увидев выражение лица экономки, Гвин побледнела.

– Мэгги! Что? Что случилось?

– Твой дед проснулся после обеда, решил пройтись по комнате без тренажера и упал. Ударился обо что-то головой и теперь лежит без сознания.

Гвин бросила скребок и щетку и, схватив Мэгги за руку, потащила ее к гостинице. Едва они вошли в прихожую, она торопливо стянула с себя куртку и швырнула ее на вешалку.

– А где Алек? – спросила она, не давая себе труда поднять не удержавшуюся на крючке безрукавку.

– Повез девочек на бридж к Бакстерам, – сказала Мэгги, входя следом за Гвин в гостиную.

Поппи неподвижно лежал на ковре. Гвин в тревоге склонилась над ним. На голове налилась огромная шишка. Ноги и руки были холодными, но дышал он вполне нормально. Труднее всего было понять, не сломал ли дед себе чего-нибудь и не повредил ли только что зажившую лодыжку.

– Вы уже вызвали доктора Аллена, Мэгги?

– Телефон не работает. Наверное, где-то обрыв линии.

Такое случалось не раз, но сейчас было совсем не кстати. Мэгги целый год уговаривала Ангуса обзавестись мобильным телефоном, но старик и слышать не желал об этом. Она опустилась на колени и сжала его руку в своей.

– Если с ним что-нибудь случится…

В голосе экономки было столько отчаяния, что Гвин удивленно перевела взгляд на ее лицо.

О Боже, подумала Гвин. Не будь ситуация столь серьезной, она бы не сдержала улыбки. Мэгги Магир либо свихнулась, либо питает теплые чувства к деду! Вот это да! Она положила руку на плечо пожилой женщины.

– Он крепкий старик, Мэгги. Поппи поправится.

Мэгги молча кивнула. Гвин поднялась на ноги, взяла с кресла шерстяное одеяло и бросила экономке.

– Укройте его, Мэгги. Если он придет в себя, разговаривайте с ним. Говорите все, что угодно, называйте свое имя, считайте до десяти, любую ерунду. Но только, ради Бога, не давайте ему двигаться. Я позову Лави.

– И как же ты собираешься сделать это? – спросила Мэгги, подтыкая одеяло под бока Ангуса.

– Простым старым способом, – ответила Гвин, берясь за ручку двери. – Верхом на лошади.

Поскольку Верба уже проскакала сегодня больше чем достаточно, Гвин оседлала Теккерея. Конь был великоват для нее, но хорошо вымуштрован и к тому же отличался спокойным нравом. Гвин не сомневалась, что доедет на нем быстрее, чем на старом и капризном пикапе Мэгги, который запросто мог застрять в уже неминуемых сегодня снежных заносах.

Нечаянное открытие насчет чувств Мэгги к деду не давало ей покоя. Интересно, а что думает об этом сам Поппи? Догадывается ли он?

Как это было бы замечательно! После смерти Наны он стал совсем одиноким, а Мэгги так предана ему. Гвин рассмеялась. Мэгги единственный человек, который способен справиться со стариком и остаться в живых. Гвин была готова поклясться, что та и словом не обмолвилась о своих чувствах к Поппи. Может быть, сейчас что-то изменится?

Через двадцать минут Гвин была у дома Филипсов. Дверь открыла Лави с ребенком на руках.

– Поппи упал, ударился головой, – торопливо объяснила Гвин. – Я не знаю, вдруг он сломал что-нибудь.

Лави тут же передала малыша Грегу и вытащила из встроенного шкафа куртку.

– Почему ты не позвонила? – спросила она, натягивая сапоги. – Он в сознании?

– Когда я уезжала, был без сознания. И телефон не работает. По крайней мере, у нас. Но мне кажется, это все-таки не шок. – Увидев скептический взгляд Лави, она добавила: – Я окончила курсы первой помощи с отличием.

– Хорошо…

Лави схватила сумку и открыла дверь. Увидев коня, привязанного у крыльца, она остановилась.

– Ты приехала верхом?

– Поверь мне, я доверяю ему больше, чем той консервной банке, на которой ездит Мэгги.

– Не могу с тобой не согласиться. Ее фургону давно место на свалке. – Оглядевшись, Лави сказала: – Пока с дорогой все не так уж плохо. – Она сбежала по ступенькам и открыла дверцу своего автомобиля. – Знаешь, я уже почти нормально вожу машину по снегу…

– Подожди, Лави, – окликнула ее Гвин, спускаясь следом. – Мне надо кое о чем предупредить тебя. Похоже, назревает роман…

– У тебя с Алеком? – просияла подруга.

– Что? Нет, нет, я не об этом. Я имею в виду Мэгги и Поппи.

У Лави от удивления челюсть почти отвисла.

– Мэгги и Поппи? Ты это серьезно?

– Ты бы видела, какое лицо сейчас было у Мэгги. Говорю тебе, она без ума от деда.

– Гм, интересно. – Лави поплотнее заправила шарф на шее. – Нам с тобой определенно надо обсудить это. – Она села за руль и широко улыбнулась. – Я буду внимательно следить за ситуацией и посмотрю, чем тут можно помочь.

– Сватовство – твое второе призвание?

– С детства, дорогая.

– Я знала, что могу рассчитывать на тебя.

Лави хмыкнула и кивнула в сторону озера.

– Хорошо, увидимся в гостинице. Но будь осторожнее на льду, слышишь?

– Озеро замерзло еще две недели назад. Лед крепкий.

– Я никогда не доверяю замерзшей воде, – заметила Лави. – Так же, как самолетам. Это то, что не укладывается в моей голове.

Автомобиль Лави скрылся из виду прежде, чем Гвин успела взобраться в седло. Ежась от холода, она обругала себя за то, что не переоделась в более теплую одежду, перед тем как ехать сюда. Это заняло бы всего пару минут.

Небо и заснеженное поле впереди сливались в сплошную серую пелену. Картина была по-своему красива, но не могла обрадовать того, кому предстояло двинуться в путь верхом на лошади. Становилось все холоднее, резкий ветер дул в спину. Гвин обернулась в седле и увидела, что их настигает вал «снежного заряда». Лави в машине, конечно, пробьется, а вот им с Теккереем придется туго.

Она подняла повыше воротник куртки и похлопала жеребца по крепкой шее, словно желая позаимствовать у коня уверенности. Примерно в ста ярдах от берега озера стена снега настигла их. Видимость упала до нуля. Плотные, напоминающие мелкий жемчуг, снежинки, казалось, падали во всех направлениях сразу, били по лицу, сыпались за воротник. Гвин пустила коня шагом. Если они не собьются с пути, все будет хорошо. На том берегу озера дорога пойдет через густую сосновую рощу, которая защитит их от ветра и снега.

– Ты заслуживаешь чего-нибудь вкусного, приятель, – сказала она коню. – Только не останавливайся, Текки. Только не останавливайся!

Конь медленно, но верно продвигался вперед. Вскоре стук копыт стал иным, и Гвин догадалась, что они ступили на лед озера.

– Молодец, – пробормотала она, клацая зубами. – Еще немного и мы…

Сквозь рев ветра до нее донесся громкий треск. Запоздало она попыталась повернуть коня направо, туда, где должен был быть берег. Конь пошатнулся, пытаясь найти опору, испуганно заржал и начал проваливаться. Гвин едва успела высвободить ноги из стремян. Лед крошился, а под ним была безжалостная ледяная вода…

Алеку потребовалось втрое больше времени, чем обычно, чтобы вернуться от Бакстеров. Метель налетала порывами, потом эти порывы слились в одну сплошную завывающую вьюгу.

У дверей гостиницы стоял автомобиль; Алек узнал машину Лави и встревожился. Никто, даже тот, кто недавно переехал сюда, не станет выезжать из дома в такую погоду без серьезных оснований. Он хмыкнул, вспомнив о восьмидесятилетних старушках-близнецах, для которых игра в бридж была очень серьезной причиной.

Голоса доносились из гостиной. Войдя туда, Алек увидел сидящего на полу и бормочущего проклятия Поппи, озабоченную Лави и Мэгги, которая выглядела до смерти испуганной и разгневанной одновременно.

Лави рассказала ему, что произошло. Поппи упал, ничего не сломал, но на голове у него вскочила шишка, которую следует показать специалисту. Как только погода улучшится, сказала Лави, она отвезет его в Лаконию, в больницу, где сама работает.

– Погода улучшится только в апреле, – заметил Алек.

Нет, возразила Лави, учитывая возраст пациента, она не рискнет ждать так долго и поедет, как только утихнет метель.

– Ты видел Гвин? – спросила Мэгги, заботливо придерживая Поппи за плечи.

– Гвин? Нет, а где она?

– Она приехала за мной верхом на лошади, – сказала Лави, помогая Мэгги усадить старика в кресло. – И поехала обратно коротким путем, через озеро. Когда мы выезжали, снегопад не был таким сильным…

– Сколько времени прошло?

– Не знаю точно… – Лави посмотрела на часы. – Наверное, минут сорок или…..

Алек выбежал, не дослушав ответа. Он понимал, что страх, охвативший его, в общем-то безоснователен. Озеро мелкое, а Гвин с детства отлично плавает. Но вот в зимней одежде и в двадцатиградусный мороз ей плавать не приходилось. А потому он спешил.

Метель не прекращалась. Его «блейзер» вполне надежен на зимних дорогах, но заснеженное поле – более серьезное препятствие. Наконец, через несколько минут езды по сугробам и ямам, он увидел темнеющую на белом фоне бесформенную фигуру. Точнее, две бесформенные фигуры, одна повыше, другая пониже.

Алек заглушил мотор и выбрался из машины. Слава Богу, пока светло, еще час, и ничего не будет видно.

– Алек!

Голос Гвин дрожал. Подойдя ближе, он понял почему. Девушка и лошадь барахтались в полынье. Из них двоих лошадь выглядела более спокойной. И менее мокрой.

– Я думала, лед крепкий! Каждый день ездила здесь на Вербе!

– Гвин, выбирайся из воды!

– Надо вывести Теккерея!

– У него есть шерсть, а у тебя нет. Давай, выбирайся.

Пробираясь по сугробам и молясь о том, чтобы не провалиться самому и не оказаться еще одним спасаемым, а не спасителем, Алек приблизился, насколько это было возможно, и помог Гвин выбраться из воды.

– Черт, Гвин, ты вся посинела! Быстро полезай в машину и включи обогреватель…

– А Теккерей?

– Я его выведу. Садись в машину, пока не превратилась в сосульку.

Но Гвин не ушла, пока конь не выбрался на твердую почву.

Гвин села в машину, продолжая дрожать. Алек взял с заднего сиденья плед и накинул ей на плечи.

– К-как Поппи? – спросила она, клацая зубами.

– Гораздо лучше, чем ты сейчас. С ним Мэгги и Лави.

– Он в с-сознании?

– В полном. А теперь посиди тихо – мне надо привязать коня к машине, и мы поедем.

Она кивнула, затем спросила:

– Я сделала глупость?

Алеку следовало побыстрее захлопнуть дверцу, чтобы снег не попадал внутрь машины, но вместо этого он коснулся мокрой перчаткой щеки Гвин и заглянул в ее бездонные глаза.

– А что еще ты могла сделать?

Она на мгновение задумалась, потом тряхнула головой.

– То есть это была не совсем глупость?

Улыбнувшись, Алек осторожно коснулся губами ее лба. Потом захлопнул дверцу. Настолько быстро, насколько это позволяли порывы ледяного ветра, он привязал повод коня к бамперу и сел за руль.

– Ну вот, сейчас поедем…

Он завел мотор, машина заурчала, но не сдвинулась с места. Колеса буксовали в снегу.

– Застряли, – сказала Гвин.

Не обвиняя и даже без особого волнения. Просто констатируя факт.

– Чушь, это машина-вездеход. Она должна ездить и по снегу.

Гвин, продолжая дрожать, бросила на него косой взгляд. Алек попробовал снова. Никакого результата.

– Послушай, – негромко сказала Гвин, – машина застряла. А я уже не чувствую пальцев на ногах. Нам придется ехать на лошади. Вдвоем.

– Не слишком хорошая идея, Гвин. Посмотри, какая метель.

– А иначе я здесь совсем замерзну, – возразила она. – У нас нет выбора, надо ехать верхом.

– Давай подождем, может, что-то получится. Куда же ты? Гвин!

Но та уже ковыляла по снегу к лошади, плед на ее плечах трепыхался на ветру.

– Можешь ждать, если хочешь! – крикнула она. – А я больше не могу.

Алек со вздохом вышел из машины.

Через пять минут Гвин уже пожалела о своем импульсивном решении. Сидя в машине, она дрожала от холода в мокрой одежде, но там хоть был обогреватель. Сейчас она дрожала куда сильнее, а мокрая одежда на ветру покрылась ледяной коркой. Спустились сумерки, и это сильно замедляло их продвижение к дому.

Но даже сейчас, в полубесчувственном состоянии, не замечая почти ничего, кроме бесконечного мелькания снежинок, она с тайным наслаждением прижималась к Алеку. Если ей суждено умереть сейчас, это будет не самый плохой конец. Впрочем, умирать она не собиралась. Это слишком простой выход…

К тому времени, когда они добрались до дома, Гвин впала в оцепенение. Она застыла у камина в вестибюле, дрожа и кутаясь в мокрый от снега плед. До нее доносились голоса – Алек сказал, что ему нужно отвести коня в стойло и обтереть его, Лави давала какие-то указания… Потом Мэгги, охая и ахая, повела ее в лучший номер для гостей, поскольку в комнате Гвин в мансарде не было камина, помогла снять мокрую одежду и усадила в ванну. Способность чувствовать стала возвращаться к ней – тепло и мягкость воды, покалывание в пальцах ног, невероятная усталость во всем теле.

Мэгги спросила, что ей принести.

– Ночную рубашку и сумку с туалетными принадлежностями, – пробормотала Гвин, закрывая глаза в приятной дремоте.

Выйдя из ванны, она позволила Мэгги натянуть на нее фланелевую ночную рубашку и уложить в постель. Экономка принесла ей бульон и чай, затем сказала, что метель стихает и они с Лави повезут Ангуса в больницу.

– Может, не надо? – спросила Гвин, косясь в окно, за которым по-прежнему падал снег и время от времени завывал ветер. – Если с Поппи все в порядке…

– Лави считает, что лучше сразу провести обследование. И потом, неизвестно, какая погода будет завтра. Дороги может совсем замести.

– А если вы застрянете?

Мэгги пожала плечами.

– Не в первый раз. Выберемся. А за тобой присмотрит Алек.

– Что значит – присмотрит?

– Мэгги, вы готовы? – раздался из коридора голос Лави. – Я уже усадила Ангуса в машину. Давайте поедем, пока снегопад немного стих. – Она вошла в комнату и быстро, но внимательно осмотрела Гвин. – Так, обморожения нет, переохлаждения тоже… Хорошо. Оставайся пока в постели. И не езди верхом в метель хотя бы пару дней, договорились?

Гвин кивнула, и Лави с Мэгги ушли.

Ей еще не приходилось оставаться в гостинице одной. Кроме потрескивания огня в камине да шума ветра за окном, она слышала только свои редкие вздохи. Одиночество почти душило ее.

Выпитые бульон и чай дали о себе знать, и Гвин, неохотно выбравшись из широкой постели, прошла в ванную. Когда она вышла оттуда, в дверях стоял Алек. Отблески пламени дрожали на его лице, высвечивая то одно выражение, то другое – ожидание, предчувствие, неуверенность.

И что теперь?

Короткий ворс ковра щекотал ее босые ноги.

– Ну как ты? – спросил Алек.

– Хорошо, – выдавила она.

Кризис прошел, и теперь между ними не было ничего, кроме их собственных сомнений, которые клином разъединяли их. Она знала Алека лучше, чем любого другого человека на планете, однако сейчас он был для нее незнакомцем. Они все начинали сначала. Но с какого места?

– Как Текки? – спросила Гвин, чувствуя, что слова застревают у нее в горле.

– Нормально, – ответил Алек. На его губах появилась полуулыбка. Он стоял, прислонясь к дверному косяку и скрестив на груди руки, сама ученость, облаченная в вельвет, шерсть и фланель. – Старина Теккерей был со мной весьма великодушен. Учитывая обстоятельства.

– Боюсь, он на меня обиделся, – пробормотала Гвин.

– Его можно понять.

Конечно, Алек просто дразнил ее, но все равно ее задели эти слова.

– Извини, что причинила тебе столько хлопот, – сказала она, отворачиваясь к камину.

– Не говори глупостей. И кроме того… Я так давно не спасал тебя, что успел забыть, какое удовольствие мне это доставляет. – Мягкие, добрые слова. Произнесенные с противоположного конца комнаты. – Ладно, Сверчок, ложись в постель.

Гвин кивнула, проглотив слезы, и обхватила себя руками за плечи. Говорить она не могла. Холодок пробежал по ее спине, она задрожала.

Заскрипели половицы; Алек подошел к ней, осторожно взял за плечи, подвел к кровати и заставил лечь. Она безропотно откинулась на подушки.

– Лави дала мне четкие инструкции, – пояснил он с улыбкой. – Она сказала: «Держи ее в тепле и в постели». Именно это я и намерен делать.

Интонации его голоса заставили Гвин поднять глаза и внимательно вглядеться в его лицо. Алек сел рядом с ней на кровать и, взяв ее руку в свои, принялся поглаживать ладонь. Дрожь усилилась.

– Я не могу сог-греться, – сказала она, стуча зубами.

– Даже под пуховым одеялом? – Гвин кивнула. – Ну тогда я попробую чем-нибудь помочь.

Он привлек ее к себе. Если бы это не был Алек, Гвин решила бы, что ее пытаются соблазнить. А он молча принялся растирать ей плечи и спину. Пытаясь расслабиться, Гвин сделала глубокий вдох, впитывая его запах. Это был запах поленьев, дыма, лошадей, одеколона и шерсти. Неожиданно у него заурчало в желудке, и Гвин со смехом приложила ладонь к его животу. Он тоже негромко рассмеялся, потом посмотрел на нее долгим взглядом и прижался теплыми губами к ее виску.

Желание вспыхнуло в ней, как молния, взбудоражив все ее чувства.

– Не надо, Алек.

– Что – не надо? – прошептал он, щекоча дыханием щеку.

– Целовать меня так.

Он взял ее за подбородок и слегка приподнял ее лицо. Поймав выражение его глаз, Гвин замерла. Она не могла точно сказать, что увидела в них. Может быть, нежность. И обещание. Обещание – чего? Потом Алек улыбнулся – робкой и одновременно хитроватой улыбкой.

– Хорошо, – сказал он и провел подушечкой пальца по ее губам. – Тогда… может быть, ты предпочитаешь, чтобы я целовал тебя вот так…

Его губы все еще были прохладны после долгого пребывания на морозе, но Гвин чувствовала, как сквозь холодок пробивается тепло, распространяясь спиралью по ее телу. Это был нежный поцелуй, и в голове у нее стучал один вопрос: «Что ты делаешь?» Она боялась услышать ответ и все же положила руку ему на грудь и задала этот самый вопрос.

– Догадайся. – Алек взял ее руку, поцеловал и снова прижал к своей груди.

– Я слишком устала, чтобы угадывать.

Улыбка снова пробежала по его губам. Тихо смеясь, он поцеловал ее снова. Кончики его пальцев пробежали по подбородку, шее, потом вдоль кружевного выреза ночной сорочки. Гвин замерла в предчувствии, соски отвердели еще до того, как он коснулся их костяшками пальцев. Вниз, вверх и снова вниз… Ласка была легкой, недвусмысленной и такой утонченной. Электрические искры пронзили ее до самой сердцевины, от наслаждения перехватило дыхание. Сквозь мягкую ткань Алек обхватил ладонями ее трепещущие груди, она застонала и со вздохом склонилась в его объятия. Странно, но она действительно согрелась.

Алек мягко толкнул ее обратно на подушки и властно закинул ногу поверх ее ног. Почти не отрывая рта от ее губ, он ласкал ее грудь, терзая тугой сосок, пока Гвин не вскрикнула. Это Алек, думала она. Алек ласкает мою грудь, Алек сводит меня с ума. Это Алек….

Кто сказал, что не заводит романов? Кто еще сегодня днем – неужели это было сегодня? – заявлял, что хотеть ее – слишком мало? Это было почти выше ее сил, но она села на постели и оттолкнула его.

– Что случилось, Гвин?

Было нелегко заставить себя подтянуть к подбородку колени, которые сами собой стремились разойтись в стороны. Еще десять минут, и произошел бы спонтанный взрыв, но все же она заставила себя вспомнить о практичности. О логике.

– Я думаю… нам надо поговорить, прежде чем… – Она взъерошила руками короткий ежик волос на голове и уставилась на огонь. – Что мы собираемся сделать, Алек? Пойми, я не хочу, чтобы ты опять довел меня до кипения, а потом сказал, что мы не можем этого делать, потому что это неправильно. Не смей начинать то, что ты не сможешь закончить. Или не собираешься заканчивать.

Алек вздохнул и, приподнявшись, сел рядом. Несколько секунд он тихонько барабанил пальцами по ее спине.

– Поверь мне, – наконец прошептал он ей на ухо, – я намерен закончить.

Маленькая победа. Но не полная.

– Понятно. Твоя прерогатива полагать, что мы закончим. Но моя прерогатива считать, что это неправильно.

Алек помолчал, потом сказал:

– Ты имеешь полное право упрекать меня. Возмущаться. Ты имеешь право сказать, что не хочешь этого…

– Кто сказал, что я этого не хочу? – выпалила она. Потом вздохнула. Нет, зря она пытается давить на него. – А куда подевались твои сомнения?

Он нежно поцеловал ее и начал одной рукой расстегивать пуговки на ее ночной сорочке. Гвин начала дрожать, как охотничья собака, почуявшая дичь. Еще шесть пуговиц, и она начнет задыхаться.

– Знаешь, ты прав, я действительно должна была возмутиться.

– Ты серьезно?

Алек погладил сквозь ткань сосок, который тут же среагировал, как дрессированный тюлень.

– Почти. Я еще не решила. И не пытайся склонить чашу весов в свою сторону. – Он рассмеялся. Гвин взяла его рукой за подбородок и посмотрела ему в глаза. – Так что это? Любопытство?

Похоже, он не слишком удивился ее вопросу.

– Отчасти, – признал он, хмурясь из-за того, что одна из пуговиц никак не хотела расстегиваться. – Но… разве с твоей стороны это не так?

Упрямая пуговица наконец-то поддалась, позволив ему просунуть руку внутрь. Теплая ладонь коснулась ее груди. Гвин подумала… Впрочем, ни о чем она уже не думала. Только чувствовала.

– Отчасти, – повторила она его ответ.

Он улыбнулся и поцеловал ее в кончик носа, лаская большим пальцем сосок.

– А остальная часть?

– Ммм, – промычала она, закрывая глаза. – Отвечай ты первый.

– Хорошо. – Он прижался губами к ее плечу. – Когда мы были сегодня у озера, отмораживая наши мозги…

– И твои сомнения.

– И мои сомнения, я вдруг понял: если я никогда не узнаю, что это такое… – Конец фразы повис в воздухе. Гвин открыла глаза и встретила его взгляд. – Ведь ничего уже не будет, как раньше. Все станет другим.

Ну и пусть, подумала она. Ее сорочка была расстегнута уже до пояса, обнажая груди, которые нетерпеливо трепетали под прикосновениями искусных длинных пальцев. Точка возврата была пройдена с десяток пуговиц назад. Она обхватила ладонями его лицо.

– Алек, все уже стало по-другому – с тех пор, как я вернулась сюда.

Его глаза подтвердили, что это правда.

– Значит, никаких сожалений? – спросил он, целуя ее в ладонь.

Гвин знала, что сожаления обязательно будут. Но если они сейчас не воспользуются этой возможностью, сожалений будет еще больше. Пусть завтра будет то, что будет.

Она с улыбкой ответила на его взгляд и произнесла тот ответ, которого он ждал.

– Никаких. Но… что, если кто-нибудь вернется?

– Вернется?

– В гостиницу. Боюсь, говоря, что ты присмотришь за мной, Мэгги имела в виду совсем другое.

Алек рассмеялся.

– Там такая метель. Никто не рискнет возвращаться сюда сегодня.

Его губы дразнили ее легкими прикосновениями, скорее обещаниями поцелуя, чем самими поцелуями. Взрослая версия той игры, в которую они играли в детстве, когда Алек протягивал ей печенье, а потом отдергивал руку.

Гвин соскользнула с кровати и встала перед ним на расстоянии шага. Потом одним движением, чтобы не передумать, стянула сорочку через голову и бросила ее на пол.

Она демонстрировала ему свою наготу с той же вызывающей уверенностью, с которой в ранней юности носила некоторые из своих эксцентричных нарядов. Словно провоцируя его на ехидный комментарий.

Неторопливо встав с кровати, Алек, приблизился к Гвин и положил руки ей на плечи. Ее кожа была гладкой и теплой.

– Тебе не холодно?

Она покачала головой, потом слегка нахмурила брови.

– Я…нормально выгляжу?

– Нормально? – Алек привлек ее к себе и провел ладонями вдоль ее рук, пока их пальцы не встретились. – Ты выглядишь восхитительно, – прошептал он.

– Правда? – Ее широкая улыбка проникла прямо в его сердце.

– Правда. Мне хочется смотреть и смотреть на тебя.

– И только? – спросила она, нарочито надув губы.

Он рассмеялся, отвел их сцепленные руки в стороны и поцеловал в губы.

– Пока – только этого. Но беглого взгляда мне недостаточно.

Она просияла, вырвалась из его рук и начала неторопливо разгуливать по комнате.

– Так ты хочешь, чтобы я прошлась перед тобой? Или позировала в постели? Нет, подожди! – Она поспешила к окну и театральным жестом накинула на себя тюлевую штору. – Танец с вуалью, – объявила она и чихнула. – Точнее, с пыльной тюлевой шторой.

Алек со смехом вытащил ее из-за шторы и поставил перед камином.

– Просто постой спокойно и дай мне насладиться.

Гвин хихикнула.

Отблески огня золотили изгибы тела, подсвечивая бледную, почти прозрачную кожу. Вся фигура девушки состояла из сглаженных углов, парадоксальное сочетание хрупкости и силы. Высокие крепкие груди покачивались над слегка выступающими ребрами, угловатые бедра обрамляли гладкий плоский живот. Алек прижал ладонь к его ровной поверхности и представил – лишь на мгновение, – как было бы чудесно, если бы там, внутри, выросло его дитя.

– Ты ведь, кажется, говорил, что будешь только смотреть? – напомнила ему Гвин.

– Тот момент прошел. Наступила вторая фаза.

Она подняла губы для долгого поцелуя, после которого, чуть задыхаясь, проговорила:

– Вторая фаза мне, определенно, понравилась. Но скажи, сколько их всего?

– Достаточно много, сама увидишь, – сказал Алек и снова приник к ее губам.

Пути назад не было. Пусть это безумие, но он хочет ее и завладеет ею. Или, может быть, она им, это все равно.

– Теперь моя очередь, – объявила Гвин и начала поднимать вверх его свитер. – И как я догадываюсь, мне тоже будет на что посмотреть.

Алек стащил свитер через голову и швырнул в кресло.

– Сомневаюсь, – сказал он, расстегивая пуговицы рубашки, которую Гвин уже успела вытащить из его брюк – Твое совершенство затмевает все.

Гвин прищурилась, глядя на него из-под густых ресниц, и широко улыбнулась.

– Льстец, – сказала она.

– А на тебя действует лесть?

– Увидишь, – ответила Гвин, принимаясь за ремень.

Нет, обратного пути нет. И ни к чему спрашивать Гвин, остались ли у нее сомнения. Хотя кое о чем придется все-таки спросить. Он обязан позаботиться о мерах предосторожности.

– Послушай, Гвин…

– Черт, сначала гирлянды, теперь этот ремень, – пробормотала та, тщетно пытаясь справиться с пряжкой.

– Гвин!

– Ну что? – Она резко вскинула голову и опустила руки. – Если ты станешь меня отвлекать, я не смогу тебя раздеть.

– Не волнуйся, я и сам разденусь. Лучше скажи… ты предохраняешься? Боюсь, что у моих старых припасов давно вышел срок годности.

Она удивленно посмотрела на него, потом рассмеялась.

– Ах, ты об этом. Подожди минуту.

Продолжая смеяться, она направилась в ванную, двигаясь с грацией женщины, которая привыкла к тому, что на нее смотрят. На ее правом бедре темнела родинка, а на ягодицах были ямочки.

Да, она уже не ребенок. Место девочки в его сердце прочно заняла женщина. Так прочно, что он никогда не сможет забыть ее. Эта мысль ошеломила и обожгла: где же выход? Проигнорировать желание, которое грозит свести его с ума? Или удовлетворить это желание по взаимному соглашению между двумя взрослыми людьми?

Через полминуты Гвин выглянула из двери ванной. И присвистнула.

– Я была права, есть на что посмотреть. И к тому же черное белье…

– А какое ты ожидала увидеть?

– Не знаю. Но не черное. – Потом одобрительно улыбнулась. – Я всегда знала, что у тебя потрясающая фигура, Уэйнрайт.