Текст книги "Библия. Биография книги"

Автор книги: Карен Армстронг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

В старинных рассказах не упоминается о том, что учение Яхве (тора) было записано. В хрониках «J» и «E» Моисей передавал наставления устно, и народ отвечал ему также устно[38]38
  Исх. 24:3.


[Закрыть]. Однако реформаторы седьмого века добавили к повествованию «JE» стихи, в которых пояснялось, что «написал Моисей все слова Господни» и прочёл сефер тора народу[39]39
  Исх. 24:4-8. Это одно из двух мест в Библии, где встречается словосочетание «сефер тора». Schniedewind, How the Bible Became a Book, pp. 124-6.


[Закрыть]. Хилкия и Шафан объявили, что этот свиток был утерян и его учение никогда не претворялось в жизнь, но счастливая находка означает возможность начать всё заново. Возможно, документ Хилкии содержал раннюю версию книги Второзаконие, в которой описывалось, как Моисей принёс «повторный закон» (по-гречески девторономион) незадолго до смерти. Но Второзаконие не было древним текстом, напротив, это было абсолютно новое писание. Для реформаторов было обычным делом приписывать новые идеи великим личностям прошлого. Создатели Второзакония верили, что они говорят от лица Моисея в это время переходное время. Иными словами, это было именно то, что сказал бы Моисей, если бы он передавал «повторный закон» Иосии в тот день.

Впервые текст, созданный израэлитом, не просто фиксировал существующий порядок, но призывал к радикальным переменам. После того как свиток был прочитан вслух, Иосия в отчаянии порвал на себе одежды и немедленно приступил к действиям, буквально следуя новой Торе, данной Яхве. Он сжёг кощунственные изображения, установленные Манассией в храме, и, поскольку жители Иудеи всегда считали царские святилища северного царства незаконными, разрушил храмы в Бетхеле и в Самарии, убил жрецов сельских святилищ и осквернил их алтари[40]40
  4 Цар. 23:4-20.


[Закрыть].

Примечательно, что авторы Второзакония, первыми пришедшие к идее традиционности Священного Писания, ввели поражающее новизной законодательство, которое, если бы удалось его внедрить, изменило бы древнюю веру Израиля[41]41
  Втор. 12-26.


[Закрыть]. Дабы обеспечить чистоту обрядов, они предпринимали попытки централизовать культ[42]42
  Втор. 11:21.


[Закрыть], создать нерелигиозное судопроизводство, независимое от храма, и лишить царя его сакральной власти, заставив его подчиняться торе, как и всех остальных. На самом деле, создатели Второзакония изменили формулировки более ранних сводов законов, хроник и религиозных текстов так, чтобы они поддерживали их предложения. В какой-то мере Второзаконие с его мирской сферой интересов, централизацией государства и конституционной монархией читается как современный документ. В том, что касается социальной справедливости, эта книга была даже более страстной, чем проповедь пророка Амоса, а её теология – более рациональной, нежели древняя обрядовая мифология Иудеи[43]43
  R. E. Clements, God and Temple, Oxford, 1965, pp. 89-95; Sperling, The Original Torah, pp. 146-7.


[Закрыть]: Бога нельзя увидеть, и он не живёт в здании, построенном людьми[44]44
  3 Цар. 8:27.


[Закрыть]. Израэлиты владели своей землёй не потому, что Яхве пребывал на Сионе, а потому, что народ соблюдал его заповеди.

Реформаторы использовали Писание не для сохранения традиции, как это часто делается сегодня, а чтобы ввести радикальные перемены. Они также переписали историю Израиля, добавив новые материалы, помогавшие приспособить эпос «JE» к потребностям седьмого века до н. э., уделяя особенное внимание Моисею, который освободил евреев из-под ига Египта как раз тогда, когда Иосия надеялся добиться независимости от фараона. Кульминационным моментом Исхода теперь становилось не богоявление на горе Синай, но дар сефер тора, и скрижали, которые Яхве вручил Моисею, теперь содержали десять заповедей. Авторы книги Второзакония расширили повествование об Исходе, включив в него историю завоевания северных гор Иисусом Навином – как образец для отвоевания северных территорий царём Иосией[45]45
  Суд. 2:7.


[Закрыть]. Они также описали историю двух царств, Израиля и Иудеи, в книгах Царств, оспаривая тот факт, что цари из колена Давидова были единственными законными правителями всего Израиля. Их история завершалась правлением Иосии, нового Моисея, царя, ещё более великого, чем Давид[46]46
  3 Цар. 13:1-2; 4 Цар. 23:15-18; 4 Цар. 23:25.


[Закрыть].

Новая Тора понравилась далеко не всем. Пророк Иеремия, начавший своё служение как раз в это время, преклонялся перед Иосией и разделял многие цели реформаторов, но с оговорками, касающимися письменного предания. «Лживая трость книжников» могла ниспровергнуть традицию каким-нибудь трюком ловкого пера, и письменный текст мог способствовать возникновению поверхностного мышления, сосредоточенного на погоне за знанием, а не за мудростью[47]47
  Иер. 8:8-9; Schniedewind, How the Bible Became a Book, pp. 114-17.


[Закрыть]. Выдающийся учёный Хаим Соловейчик утверждает, что переход от устной традиции к письменным текстам может привести к ужесточению религии, поскольку письменный текст даёт читателю ложную уверенность в вопросах, которые, по существу, не могут быть выражены словами[48]48
  Haym Soloveitchik. Rupture and Reconstruction: The Transformation of Contemporary Orthodoxy // Tradition, 1994. Vol. 28.


[Закрыть]. Религия Второзакония, несомненно, была жёсткой. Реформаторы изображают Моисея проповедующим политику жестокого подавления коренных жителей Ханаана: «Истребите все места, где народы, которыми вы овладеете, служили богам своим… И разрушьте жертвенники их, и сокрушите столбы их, и сожгите огнём рощи их, и разбейте истуканы богов их, и истребите имя их от места того»[49]49
  Втор. 12:2-3.


[Закрыть]. Они с одобрением описывают истребление жителей Гая Иисусом Навином, по своей жестокости достойное какого-нибудь ассирийского полководца:

Когда израильтяне перебили всех жителей Гая на поле, в пустыне, где они преследовали их, и когда все они до последнего пали от острия меча, тогда все израильтяне обратились к Гаю и поразили его остриём меча. Падших в тот день мужчин и женщин, всех жителей Гая, было двенадцать тысяч[50]50
  Иис. H. 8:24-25.


[Закрыть].

Создатели Второзакония впитали жестокий дух этого региона, пережившего почти два столетия зверств со стороны Ассирии. Это ранний пример того, как Писание отражает и победы, и неудачи религиозного искания.

Несмотря на то, что эти тексты были окружены глубоким почтением, они ещё не стали «Священным Писанием». Люди смело изменяли древние записи, и не существовало канона, по которому создавались священные книги. Тем не менее, они начинали выражать самые высокие устремления общества. Создатели Второзакония, праздновавшие реформу Иосии, были убеждены, что Израиль находился на пороге новой великой и славной эпохи, однако в 622 г. до н. э. царь был убит в столкновении с египетской армией. В течение следующих нескольких лет Вавилон захватил Ниневию, столицу Ассирии, и стал главной силой в регионе. Пришёл конец краткой независимости Иудеи. В течение нескольких десятилетий цари лавировали, выбирая между лояльностью Египту и Вавилону. Многие по-прежнему верили, что Иудея находится в безопасности, пока Яхве пребывает в своём храме, хотя Иеремия предупреждал, что сопротивляться Вавилону было бы самоубийством. В конце концов, после двух неудачных попыток восстания, Иерусалим и иерусалимский храм были разрушены Навуходоносором в 586 г.

Находясь в изгнании, писцы пристально изучали свитки из царского архива. Создатели Второзакония добавляли отрывки к своей истории, описывая несчастье, причиной которого они считали религиозную политику царя Манассии[51]51
  4 Цар. 21:10-15.


[Закрыть]. Но некоторые из священников, которые с потерей храма утратили и весь свой мир, оглядывались на прошлое и находили в нём причины для надежды. Учёные обозначают этот слой Пятикнижия, созданный священниками, как «P», «жреческий кодекс», хотя мы не знаем, создавался ли этот пласт одним человеком или, что представляется более вероятным, целой школой. Автор или авторы «P» пересмотрели повествование «JE» и добавили книги Чисел и Левит, заимствуя из более старых документов – генеалогий, законодательных и ритуальных текстов – одни из которых были записаны, другие передавались изустно[52]52
  Cross, Canaanite Myth and Hebrew Epic, pp. 321-5.


[Закрыть]. Наиболее важными из этих источников были «закон святости»[53]53
  Лев. 17-26.


[Закрыть] (собрание законов седьмого века) и описание походного святилища Яхве в течение всех лет путешествия евреев по пустыне Синай, которое занимало центральное в замысле автора «P»[54]54
  Лев. 25-7; 35-8; 40.


[Закрыть]. Некоторые материалы слоя «P» действительно являются весьма древними, но он создавал абсолютно новую мировоззренческую концепцию для деморализованного народа.

Авторы «P» понимали историю Исхода совершенно иначе, нежели создатели Второзакония. Кульминационным пунктом было не вручение сефер тора, но обещание постоянного пребывания Бога с его народом во все годы их скитаний по пустыне. Бог вывел народ Израиля из Египта лишь для того, чтобы «обитать [др.-евр. корень шакан] среди них»[55]55
  Исх. 29:45-46.


[Закрыть]. Глагол шакан означал «вести жизнь кочевника, жителя шатров». Вместо того чтобы обитать в постоянном жилище, Бог предпочитал «жить в шатре» вместе со своим странствующим народом; он не был привязан к одному месту, но мог сопровождать людей, куда они ни шли[56]56
  Cross, Canaanite Myth and Hebrew Epic, p. 321.


[Закрыть]. После редакции авторов «P» книга Исхода завершалась созданием скинии: «слава» Яхве наполнила шатёр, и облако его присутствия окутало его[57]57
  Исх. 40:34, 36-8.


[Закрыть]. Бог, подразумевал автор «жреческого кодекса», по-прежнему был со своим народом в его теперешнем «скитании» в Вавилонское царство. Вместо того чтобы закончить свою повесть описанием завоеваний Иисуса Навина, автор «P» оставляет народ Израиля на границе земли обетованной[58]58
  Cross, Canaanite Myth and Hebrew Epic, p. 421.


[Закрыть]. Израэлиты были единым народом не потому, что жили в определённой стране, но потому что пребывали в присутствии своего Бога.

В истории, пересмотренной автором слоя «P», это вавилонское пленение было последним в череде переселений: Адам и Ева были изгнаны из Рая; Каин за убийство Авеля приговорён к жизни бездомного скитальца; были рассеяны народы, строившие Вавилонскую башню; Авраам покинул Ур; еврейские племена переселились в Египет и, в конце концов, вели кочевую жизнь в пустыне. Теперь, будучи вновь рассеянными по земле, изгнанники должны были создать общину, в которой возродилось бы утраченное присутствие Бога. Автор «P» высказал предложение, поразительное по своей новизне: весь народ должен соблюдать законы чистоты, ранее бывшие обязательными лишь для храмовых служителей[59]59
  Peter Ackroyd, Exile and Restoration: A Study of Hebrew Thought in the Sixth Century BC, London, 1968, pp. 254-5.


[Закрыть]. Отныне каждый должен был жить так, словно он служил в присутствии Бога. Народ Израиля должен быть «святым» и «иным» (каддош), подобно Яхве[60]60
  Лев. 19:2; каддош (святой) также значит «отдельный; иной».


[Закрыть], и автор «P» выработал образ жизни, в основе которого лежал принцип обособленности. Изгнанники должны жить отдельно от своих соседей-вавилонян, соблюдая особые правила диеты и чистоплотности. Тогда – и только тогда – Яхве будет жить среди них: «И поставлю жилище Моё среди вас, – сказал им Бог, – и буду ходить среди вас»[61]61
  Лев. 26:12; перев. Cross, Canaanite Myth and Hebrew Epic, p. 298.


[Закрыть]. Вавилонское царство могло стать новым Эдемом, где Бог гулял с Адамом в вечерней прохладе.

Святость также включала в себя значительную этическую составляющую. Израэлиты должны уважать священную «инакость» любого существа, без исключений. Поэтому никто и ничто не могло быть порабощено или присвоено, даже земля[62]62
  Лев. 25.


[Закрыть]. Евреи не должны были презирать чужеземцев: «Когда поселится пришлец в земле вашей, не притесняйте его: пришлец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что туземец ваш; люби его, как себя; ибо и вы были пришельцами в земле Египетской»[63]63
  Лев. 19:33-34.


[Закрыть]. В отличие от авторов Второзакония, видение автора «P» было всеохватным. Его повествование об отчуждении и изгнании постоянно подчёркивает важность примирения с бывшими врагами. Более всего это очевидно в самом знаменитом его произведении, первой главе книги Бытия, в которой «жреческий кодекс» описывает, как Элохим создаёт небо и землю за шесть дней.

Этот текст не является буквальным, исторически точным описанием творения. Когда окончательные редакторы собирали воедино существующий ныне библейский текст, они поместили «жреческий кодекс» после повествования о сотворении мира из хроники «J», которое заметно отличается от этого рассказа[64]64
  Быт. 2:5-17.


[Закрыть]. В древности космогония была скорее терапевтическим, нежели фактографическим жанром. Люди рассказывали мифы о сотворении мира у постели больного, или приступая к новому делу, или в начале нового года – всякий раз, когда они ощущали потребность в приливе божественной мощи, когда-то создавшей из небытия всё сущее. История, излагаемая в «P», должна была служить утешением для изгнанников, которым казалось, что Яхве потерпел унизительное поражение от руки Мардука, бога Вавилона. В отличие от Мардука, история сотворения мира которым должна была повторяться ежегодно во время празднования Нового года в виде зрелищных ритуалов, проводимых на зиккурате Эсагила, Яхве не нужно было сражаться с другими богами, чтобы создать упорядоченный мир. Океан представал не в образе чудовищной морской богини Тиамат, сражавшейся с Мардуком до своего печального конца, но материалом, из которого была создана вселенная; солнце, луна и звёзды были не божествами, а всего лишь творениями и служителями. Победа Яхве не нуждалась в повторениях и подтверждениях: он завершил свой труд за шесть дней и отдыхал в седьмой[65]65
  Smith, Origins of Biblical Monotheism, pp. 167-71.


[Закрыть].

В этом, однако, не было высокопарной полемики; тут не было ни насмешки, ни агрессии. В древности на Ближнем Востоке боги, как правило, создавали Вселенную после ряда жестоких, пугающих битв; и на самом деле, в древности израэлиты рассказывали легенды о том, как Яхве убивал чудовищных морских божеств[66]66
  Пс. 89:10-13; 93:1-4; He. 27:1; Иов 7:12; 9:8; 26:12; 38:7-11.


[Закрыть]. Но в мифе о творении, приведённом в «жреческом кодексе», насилие отсутствовало. Бог просто произносил слово повеления, и элементы, из которых состоит наш мир, один за другим возникали из небытия. В конце каждого дня Бог видел, что всё сделанное было тов, «хорошо». В последний день творения Яхве подтвердил, что всё было «хорошо весьма», и благословил всё созданное[67]67
  Быт. 1:31.


[Закрыть], включая, предположительно, и жителей Вавилона. Каждому следовало вести себя как Яхве, спокойно отдыхая в седьмой день – Шабат или субботу, служа Божьему миру и благословляя каждое из Его творений.

Но другой пророк, проповедовавший в Вавилоне во второй половине шестого века, придерживался более агрессивной теологии и не мог дождаться, когда наконец гоим, чужие народы, пройдут перед народом Израиля, закованные в цепи. Нам неизвестно его имя, но, поскольку его предсказания сохранились в том же свитке, что и пророчества Исайи, он обычно упоминается как Второисайя. Изгнание подходило к концу. В 539 г., Кир, царь Персии, разбил вавилонян и стал властителем огромной державы, какой ещё не видел мир. Поскольку он обещал вернуть на родину всех вавилонских пленников, Второисайя назвал его «Машиах», «помазанник» Яхве[68]68
  Ис. 44:28.


[Закрыть]. Ради Израиля Яхве призвал Кира как своё орудие и произвёл смену власти в этом регионе. Мог ли какой-то иной бог состязаться с ним? Нет, Яхве презрительно объявил богам гоим «вы – ничто и дело ваше – ничтожно»[69]69
  Ис. 41:24.


[Закрыть]. Он стал единственным Богом. «Я Господь, и нет иного, – гордо заявил он, – нет Бога, кроме Меня»[70]70
  Ис. 45:5.


[Закрыть]. Это первое определённо монотеистическое заявление в том, что впоследствии стало еврейской Библией. Но Его чрезмерная уверенность в собственном превосходстве отражала более воинственный характер религии. Второисайя исходил из мифологической традиции, которая была связана с остальными текстами Пятикнижия. Он воскресил древние легенды о Яхве, убивающем морских драконов, дабы упорядочить первозданный хаос, утверждая, что Яхве собирается повторить свой космический подвиг, сокрушив исторического врага Израиля[71]71
  Ис. 51:9-10.


[Закрыть]. Он, однако, не отражал взгляды всей общины переселенцев. Четыре «гимна о Служителе» прерывают кипучие пророчества Второисайи[72]72
  Ис. 42:1-4; 49:1-6; 50:4-9; 52:13; 53:12.


[Закрыть]. В этих гимнах некоей таинственной личности, именующейся Служителем Яхве, доверяется задача установить справедливость во всём мире – но не путём насилия. Служителя презирают и отвергают, но его страдания станут искуплением его народа. Он не испытывает желания покорить гоим, он станет «светом народов» и сделает так, чтобы спасение Господа простёрлось во все концы земли[73]73
  Ис. 49:6.


[Закрыть].

Кир исполнил своё обещание. К концу 539 г., несколько месяцев спустя после его коронования, небольшая группа изгнанников отправилась в Иерусалим. Большинство предпочли остаться в Вавилоне, где они впоследствии внесли важный вклад в еврейское Писание. Возвратившиеся изгнанники привезли с собой девять свитков, в которых прослеживалась история их народа с момента сотворения мира до вавилонского пленения: книги Бытия, Исхода, Левит, Чисел, Второзакония, Иисуса Навина, Судей и Царств; они также принесли собрания предсказаний пророков (невиим) и книгу гимнов, в которую входили новые псалмы, сочинённые в Вавилоне. Это ещё не полный список всех книг еврейской Библии, но у изгнанников уже была её основа.

Гола, община вернувшихся пленников, была убеждена, что их изменённая, переосмысленная религия является единственной правильной версией яхвизма. Но те евреи, которые не были угнаны в плен Вавилоном, большей частью жившие на территориях бывшего северного царства, не могли разделить эту точку зрения и были возмущены этой претензией на исключительность. Новый храм, гораздо более скромное святилище, окончательно завершённое в 520 г. до н. э., снова сделал яхвизм религией храма. Но параллельно ей, очень постепенно, начала развиваться новая духовность. С помощью тех израэлитов, которые остались в Вавилоне, Гола в скором времени должна была превратить это собрание разнородных текстов в Священное Писание.

Глава II
Писание

Завершив постройку Второго храма на горе Сион, иудеи думали, что их жизнь будет идти, как шла ранее. Но они были поражены духовным недугом. Многих разочаровал новый храм, который не мог соперничать с легендарным великолепием храма Соломона. Гола – община вернувшихся из плена – столкнулась с сильным противодействием со стороны чужеземцев, поселившихся в Иудее за время их пребывания в Вавилоне; и они встретили не слишком сердечный приём у тех израильтян, которые не были угнаны вавилонянами. Священники впали в лень и апатию и более не были духовными лидерами народа[74]74
  Мал. 1:6-14; 2:8-9.


[Закрыть]. Но в начале четвёртого века, около 398 г. до н. э., персидский царь отправил в Иерусалим Ездру, своего советника по отношениям с евреями, с приказом ввести Тору Моисея в качестве закона для всей страны[75]75
  Точно датировать этот период очень сложно. См. Gosta W. Ahlstrom, The History of Ancient Palestine, Minneapolis, 1993, pp. 880-83; Elias J. Bickerman, The Jews in the Greek Age, Cambridge, Mass., 1988, pp. 29-32; W. D. Davies and Louis Finkelstein (eds), The Cambridge History of Judaism, 2 vols, Cambridge, UK, 1984, vol. I, pp. 144-53.


[Закрыть]. Ездре предстояло сделать это собрание доселе разнородных учений абсолютной ценностью, той самой Торой.

Персы пересматривали законодательства всех своих подданных, желая убедиться, что они не нарушают безопасность империи. Ездре, который был знатоком Торы, вероятно, удалось выработать удовлетворительное временное соглашение между законом Моисея и персидской юриспруденцией. Когда он прибыл в Иерусалим, Ездра пришёл в ужас от увиденного. Народ не поддерживал священное отчуждение от гоим, которое предписывал автор «жреческого кодекса»: некоторые из них даже брали в жёны иноплемённых женщин. Целый день жители Иерусалима в смятении наблюдали, как посол царя рвал на себе одежды и сидел на улице, всем видом выражая глубокую скорбь. Затем Ездра созвал всю общину Гола на собрание. Все, кто отказался прийти, были исключены из общины, а их имущество – конфисковано.

В день нового года Ездра принёс Тору на площадь перед Водяными воротами. Стоя на высоком деревянном помосте, он прочитал текст вслух «внятно, и присоединял толкование, и народ понимал прочитанное». При этом левиты[76]76
  Изначально колено Левитов выделилось, чтобы служить Яхве в его скинии в пустыне. (Числ. 1:48-53; 3:5-40). Но, возвратившись из плена, они стали священниками второго ранга, подчинёнными тем священникам, которые были прямыми потомками Аарона, брата Моисея.


[Закрыть], сведущие в Торе, ходили в толпе и дополняли это наставление[77]77
  Неем. 8:7-8.


[Закрыть]. Мы не знаем точно, какие законы были провозглашены в тот раз, но, какими бы они ни были, ясно, что народ никогда не слышал их прежде. Люди плакали, испуганные этими непривычными требованиями. «Не печальтесь!» – твердил Ездра. И тогда они «поняли слова, которые сказали им». Было время праздника Суккот, и Ездра объяснил закон, приказывающий евреям провести этот священный месяц в особых «кущах» (суккот) в память о тех сорока годах, которые их предки провели в скитаниях по пустыне[78]78
  Неем. 8:12-16.


[Закрыть]. Люди тотчас побежали на холмы собирать ветви оливы, мирта, сосны и пальмы, и беседки из ветвей появились по всему городу. Всюду царила праздничная атмосфера, и каждый вечер люди собирались слушать, как Ездра толкует закон Моисеев.

Ездра приступил к созданию духовной дисциплины, основанной на священном тексте. Отныне Тора была вознесена над всеми другими писаниями и впервые названа «законом Моисеевым». Но, если бы её просто читали как всякий другой текст, Тора могла бы показаться слишком трудной и сбивающей с толку. Её нужно было слушать в контексте ритуалов, отделяющих от обычной жизни и приводивших слушателей в особое состояние духа. Оттого что люди начали относиться к Торе по-новому, она и стала Священным Писанием.

Быть может, наиболее важной составляющей этой Торы с духовной точки зрения был сам Ездра[79]79
  Michael Fishbane, The Garments of Torah, Essays in Biblical Hermeneutics, Bloomington and Indianapolis, 1989, pp. 64-5; Gerald L. Bruns, «Midrash and Allegory; The Beginnings of Scriptural Interpretation», in Robert Alter and Frank Kermode (eds), The Literary Guide to the Bible, London, 1978, pp. 626-7.


[Закрыть]. Он был священником, «усердным писцом Торы Моисеевой» и хранителем традиции[80]80
  Ездр. 1:6. Перевод: Fishbane, Garments of Torah, p. 65.


[Закрыть]. Но он также представлял новый тип священнослужителя: богослова, который «страстно желал вопрошать (ли-дрош) Тору, данную Яхве, устанавливать законы и уложения и учить им народ Израиля»[81]81
  Ездр. 1:10. Перевод: там же, p. 66.


[Закрыть]. Он предлагал нечто отличное от обычного наставления священника в обрядах и ритуалах. Библейский автор подчёркивает, что «была на нём рука Господня» – фраза, традиционно используемая для описания тяжести божественного вдохновения, снизошедшего на пророка[82]82
  Ездр. 1:6, 9; ср. Иез. 1:3.


[Закрыть]. До вавилонского пленения священники имели обыкновение «вопрошать» (ли-дрош) Яхве, бросая жребии, для чего использовались священные предметы, называемые Урим и Туммим[83]83
  1 Цар. 9:9; 3 Цар. 22:8, 13, 19; ср. Неем. 7:65.


[Закрыть]. Новый провидец был не гадателем, а богословом, способным истолковать священные писания. Практика мидраша (толкования, экзегезы) навсегда сохранит это чувство вопрошания[84]84
  Wilfred Cantwell Smith, What Is Scripture? A Comparative Approach, London, 1993, p. 290.


[Закрыть]. Изучение Торы было не научной задачей, а духовным поиском.

И всё же чтению Ездры предшествовала угроза исключения из общины и захвата имущества. За чтением последовало более мрачное собрание на площади перед храмом, во время которого люди стояли, дрожа под зимним дождём, заливавшим город, и слушали, как Ездра приказывал им отпустить своих иноплемённых жён[85]85
  Ездр. 10.


[Закрыть]. Отныне сынами Израиля признавались только члены Голы и те, кто соблюдал требования Торы, как официального свода законов Иудеи. Всегда существовала опасность, что увлечение Писанием может перейти в чрезмерную приверженность традициям, могущую вызывать разногласия и жестокость.

Чтение Ездры знаменует начало классического иудаизма, религии, связанной не только с получением и сохранением божественного откровения, но и с его постоянным толкованием[86]86
  Fishbane, Garments of Torah, p. 64.


[Закрыть]. Закон, прочтённый Ездрой, был абсолютно неизвестен людям, которые плакали от страха, слыша его впервые. Излагая текст, толкователь не воспроизводил оригинальную Тору, вручённую Моисею в далёком прошлом, но создавал нечто новое и неожиданное. Библейские писатели работали точно так же, радикальным образом перерабатывая тексты, доставшиеся им в наследство. Богоявление не произошло один раз на все времена; это был постоянно длящийся процесс, который не мог быть завершён: всегда оставались новые, неоткрытые учения.

К тому времени существовали две сложившиеся категории писания: Тора и Пророки (Невиим). Но после вавилонского пленения был создан ещё один свод текстов, который стал известен как Ктувим, «Писания», где порой содержались лишь новые истолкования более древних книг. Так, например, Хроники, историческое повествование, созданное авторами-священниками, по сути, представляло собой комментарий к истории Самуила и Царств, изложенной во Второзаконии. Когда две эти книги были переведены на греческий язык, они получили название Паралипоменон: «пропущенное»[87]87
  Bruns, «Midrash and Allegory», pp. 626-7.


[Закрыть]. Авторы писали между строк, чтобы восполнить то, что они считали пробелами в более ранних записях. Они разделяли идеалы примирения, исповедуемые автором источника «P», и хотели наладить общение с теми евреями, которые не были угнаны в плен и теперь жили на севере. Поэтому они опустили резкие высказывания, направленные против северного царства.

Значительное число текстов Писаний принадлежало к школе, отличавшейся от традиций и Закона, и Пророков. В древности на Ближнем Востоке мудрецы, занимавшиеся судопроизводством в качестве учителей и советников, как правило, считали, что всё сущее подчиняется некоему грандиозному божественному закону, лежащему в основе всего. Еврейские мудрецы называли этот закон Хокма, «Премудрость». Всё – законы природы, общество, события жизней отдельных людей – подчинялось этому божественному замыслу, который ни один человек никогда не сможет постичь во всей его полноте. Однако мудрецы, посвятившие свои жизни размышлениям о Премудрости, считали, что изредка им удаётся увидеть её проблески. Некоторые выражали свои озарения в виде лаконичных и содержательных сентенций, например: «Царь правосудием утверждает страну, а муж высокомерный разоряет её». «Человек, льстящий другу своему, расстилает сеть ногам его»[88]88
  Прит. 29:4, 5.


[Закрыть]. Традиция Премудрости изначально имела мало общего с Моисеем и законом, данным на горе Синай, она была связана с царём Соломоном, который имел репутацию человека, наделённого проницательностью и остроумием[89]89
  3 Цар. 5:9-14.


[Закрыть], и три книги из Ктувим приписывались ему: книга Притчей, Экклезиаста и Песни Песней. Книга Притчей была собранием практических афоризмов, подобных двум, приведённым выше. Книга Экклезиаста, состоявшая из размышлений, исполненных глубокого цинизма, рассматривала всё сущее как «суету», что, казалось, шло вразрез со всей традицией Торы; а книга Песни Песней была эротической поэмой, на первой взгляд, не имевшей никакого духовного содержания.

Другие писания в традиции Премудрости были посвящены неразрешимой задаче: как объяснить страдания невинных людей в мире, которым правит справедливый Бог. Книга Иова основывалась на старинной народной сказке. Господь разрешает Сатане, законному обвинителю в божественном собрании, испытать добродетель Иова, обрушив на него ряд абсолютно незаслуженных бедствий. Иов красноречиво сетует на эти кары и отказывается принять объяснения, которыми друзья пытаются его утешить. В конце концов, Яхве отвечает Иову, не ссылаясь на события Исхода, но заставляя его поразмыслить об общем законе, лежащем в основе сотворения мира. Может ли Иов войти в хранилища снега, выводить на небо созвездия или объяснить, почему дикий бык захотел служить человеку? Иов вынужден признать, что он не в силах постигнуть эту божественную Премудрость: «Я говорил о том, чего не разумел, о делах чудных для меня, которых я не знал»[90]90
  Иов. 42:3.


[Закрыть]. Мудрец достигал Премудрости, размышляя над чудесами физического мира, а не изучая Тору.

Однако ближе ко второму веку до н. э. некоторые из писателей книг Премудрости начали сближаться с традициями Торы. Бен Сира, набожный мудрец, живший в Иерусалиме, уже не рассматривал Премудрость как абстрактный принцип, а представлял её в виде существа женского пола, входившего в божественное собрание[91]91
  Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, 24:1-22. (Эта книга также называется «Экклесиастикус»)


[Закрыть]. Он изображал, как она рассказывает о себе другим членам собрания. Она была тем Словом, которым Бог вызвал всё сущее из небытия. Она была Дух Божий (руах), носившийся над первобытным океаном в начале творения. Будучи Словом и замыслом Божьим, она была божеством, но всё же отдельным от своего Создателя, вездесущим на земле. Но Бог приказал ей разбить свою скинию среди народа Израиля, и она сопровождала евреев во всех событиях их истории. Она была столпом тумана, направлявшим их через пустыню и во время ритуалов в храме, ещё одним символическим выражением божественного порядка. Но, кроме того, Премудрость была то же, что сефер тора, «закон, который заповедал Моисей как наследие»[92]92
  Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, 24:23.


[Закрыть]. Отныне Тора не была уже лишь сводов законов; она стала выражением высочайшей мудрости и божественной доброты.

Другой автор, творивший примерно в то же время, подобным же образом персонифицировал Премудрость как божественную и всё же отделимую от Бога сущность. «Господь имел меня началом пути Своего, – объясняет Премудрость, – прежде созданий своих, искони». Она была «при Нём художницею», – когда Он создавал вселенную, «была радостию всякий день, веселясь перед лицем Его во всё время, веселясь на земном кругу Его, и радость моя была с сынами человеческими»[93]93
  Прит. 8:22, 30-31.


[Закрыть]. В яхвизме появились новые лёгкость и изящество. Изучение Торы стало вызывать почти эротические чувства и желания. Бен Сира изображал Премудрость взывающей к мудрецам, словно возлюбленная: «Приступите ко мне, желающие меня, и насыщайтесь плодами моими; ибо воспоминание обо мне слаще мёда, и обладание мною приятнее медового сота»[94]94
  Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, 24:20.


[Закрыть]. Желание обрести Премудрость не прекратится никогда: «Ядущие меня ещё будут алкать, и пьющие меня ещё будут жаждать»[95]95
  Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, 24:21.


[Закрыть]. Интонация и образы гимна бен Сиры очень близки к Песни Песней, что, возможно, объясняет, почему эта любовная поэма была, в конце концов, включена в Священное Писание. Казалось, что в ней выражен восторженно-страстный опыт толкователя сефер, книги, который, изучая Тору, ощутил присутствие чего-то «полнее моря», чьи намерения «глубже великой бездны»[96]96
  Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, 24:28-29.


[Закрыть].

Бен Сира описывал, как мудрец, изучающий сефер, книгу, погружается во все её разделы: Тору, Пророков и Писания. При этом он не запирается от мира в башне из слоновой кости, но остаётся вовлечённым в дела государства. Его принцип экзегезы полностью изложен в молитве: «Сердце своё он направит к тому, чтобы с раннего утра обращаться к Господу, сотворившему его», в награду за это на него снисходит мудрость и понимание[97]97
  Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, 35:1-6.


[Закрыть], которые преображают его самого и делают его силой, несущей добро в мир[98]98
  Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, 35:7-11.


[Закрыть]. Наиболее важной является та фраза, в которой бен Сира провозглашает от имени мудреца: «Буду я изливать учение как пророчество и оставлю его в роды вечные»[99]99
  Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, 24:33.


[Закрыть]. Толкователь не просто изучает труды пророков – его экзегеза делает пророком его самого.

Эта же точка зрения ясно высказывается в книге пророка Даниила, которая была написана в Палестине во втором веке до н. э., во время политического кризиса[100]100
  Fishbane, Garments of Torah, pp. 67-9; Donald Harman Akenson, Surprassing Wonder, The Invention of the Bible and the Talmuds, New York, San Diego and London, 1998, pp. 89-90.


[Закрыть]. К тому времени Иудея стала провинцией Греческой империи, основанной преемниками Александра Великого, захватившего Палестину в 333 г. до н. э. Греки познакомили Ближний Восток со слабым подобием классической афинской культуры, известной как эллинизм. Некоторые евреи увлеклись греческими идеалами, но антиэллинистические настроения укоренилась в среде наиболее консервативных евреев после 167 г. до н. э., когда Антиох Епифан, правитель империи Селевкидов в Месопотамии и Палестине, осквернил Иерусалимский храм и попытался силой насадить эллинистический культ: начались преследования евреев, противившихся его режиму. Иудейское сопротивление возглавил Иуда Маккавей и его семья; в 164 г. они прогнали греков с храмовой горы, но война продолжалась до 143 г., когда Маккавеям удалось свергнуть правление Селевкидов и объявить Иудею независимым государством, где до 63 г. до н. э. правила династия Хасмонеев.

Книга Даниила была составлена во время войны Маккавеев. Она написана в форме исторического романа, действие происходит в Вавилоне в дни пленения. В жизни Даниил был одним из самых благочестивых изгнанников[101]101
  Иез. 14:14; 28:15.


[Закрыть], но в этом литературном произведении явлен пророком на службе при дворе Навуходоносора и Кира. В более ранних главах, написанных до того, как Антиох Епифан совершил святотатство, Даниил представлен как типичный мудрец при дворе правителя на Среднем Востоке[102]102
  Дан. 1:4.


[Закрыть], обладающий особым даром «разуметь и всякие видения и сны»[103]103
  Дан. 1:18.


[Закрыть]. Однако в более поздних главах, составленных уже после осквернения храма Антиохом, но до окончательной победы Маккавеев, Даниил становится вдохновенным толкователем, наделённым, благодаря своему изучению писания, пророческим даром.