Текст книги "Сицилианская защита"

Автор книги: Карэн Симонян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

– Первой! – отрезала Седа.

– Хорошо!..– машинально сказал я.– Хорошо. Но сейчас это пока не имеет значения.

– С ума сошел? – изумилась Седа.

Она настойчиво ждала ответа.

– Нет. Не сошел.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

– Ты ужинал? – спросил Рубен.-Пойдем в ресторан? Там и поговорить можно.

– Пошли, – согласился я.

– Собирался зайти к тебе,– сказал Рубен, когда мы уселись за двухместный столик у стены.– Но лучше, что здесь посидим, не дома.

Я закурил сигарету.

– Ты странно равнодушный человек, – сказал Рубен. – Даже не поинтересуешься, где я работаю, что делаю...

– Ну, так где ты работаешь? – спросил я.

– В журнале ведомственном, – ответил он. – Редактирую скучные статьи. Тоскливо, бесперспективно.

– Переходи на завод, – предложил я.

– Именно поэтому и хотел с тобой повидаться. Что будешь есть?

– Все равно.

Он что-то заказал официанту.

Мимо нашего столика прошла пара. На девушке было точно такое же платье, какое я видел на Луизе.

– Здравствуй, Луиза.

Это было неожиданно для нее. Она остановилась. Парень тоже.

Я поднялся, чтобы пожать протянутую Луизой руку.

– А вы, наверное, Араик? – обратился я к парню в черном костюме.

– Араик, – поспешно представила Луиза.-Не достали билетов в кино и решили провести вечер здесь.

– Хорошо придумали,– заметил я.

Араик великодушно улыбнулся. На нем были модные узкие брюки, пестрые носки и остроносые туфли с каблуками-выше обычного. "Обманет девушку",-подумалось мне.

– Это хорошо,– снова сказал я.

Араик кивнул и, взяв Луизу за локоть, поспешил к свободному столику рядом.

– Кто это? – спросил Рубен.

– Вместе работаем л лаборатории,-ответил я.-Хорошая девушка. Только вот парень атот...

– Ревнуешь, – тут же шутливо предположил Рубен и громко засмеялся.

– Если не ошибаюсь, – сказал я, – ты когда-то грешил стишками?..

– Было дело и быльем поросло, – потупившись, ответил он.

Официант с напомаженной головой, в дешевом черном костюме, с жалко обвисшим галстуком-бабочкой, принес заказ. Рубен не обошелся без коньяка.

– Ты ведь после института хотел работать в научном журнале? – вспомнил я.

– Я однажды уже решил уйти с работы, – сказал Рубен,– даже поступил на лоливинилацетатный завод. Но не понравилось, пришлось вернуться в редакцию.

– Печально! – сказал я.

– Да-да... А ты, наверное, уж диссертацию пишешь?

– Нет, лока еще рано.

– Наивно: зря время теряешь. Чем раньше, тем лучше. Твое здоровье...

Я выпил коньяк и вскоре заметил, что люстры в зале потускнели.

– У вас, кстати, нет места? – спросил Рубен.

– В институте?.. Не знаю.

– А в лаборатории?

– В нашей?.. Будь у нас место, давно бы кого-нибудь взяли,– сказал я.

– При желании можно найти,-подмигнул Рубен.Как у тебя с заведующим?.. Выпьем-ка еще по одной.

– С заведующим?.. То есть с шефом... С Айказяном, да?

Рубен кивнул.

– Умный человек Айказян... Но иногда... Я хочу сказать...

– Говори.

– Выпьем!

Рубен с готовностью вновь наполнил рюмки.

– Выпьем за нашу дружбу! – сказал я.– Помнишь, ты писал стихи... Почитай, а!

– Ты бы поговорил с Айказяном насчет меня? – не отступался Рубен. Может, удастся пристроиться у вас в лаборатории?..

– Помнишь, на экзамене тебе попалась конструкция котлов Рамзина... По теплотехнике... А ты не знал... Но хитер же был! – улыбнулся я. – Начал издалека, с его трагедии. И кажется, получил "отлично". Не правда ли?.. Налейка еще!..

– У тебя уже язык не ворочается,– сказал Рубен. – Зря мы столько выпили.

– Ничего... Раз в четверть века можно и напиться,сказал я.– Раз в четверть века... А мне два года тому назад стукнуло четверть века... Значит, до пятидесяти... до пятидесяти, да?.. До моего пятидесятилетия я имею право еще один раз напиться. Почитай что-нибудь, а?..

– Айказяну уже, наверное, много лет?

– Да!.. Я поинтересуюсь. Но ничего не выйдет... Послушай, какую песню хорошую играют...

– Уже одиннадцать,– сказал Рубен.– Пошли?..

Он сделал знак официанту.

Под потолком качались люстры, и я никак не мог решить, какого же цвета плафон, тот, что между красным и синим. Потер глаза, думал, поможет. Но так и не определил. Забыл название цвета.

Подошел официант, и я вдруг почувствовал неодолимое желание подать кому-нибудь хороший совет.

– Сколько тебе лет? – спросил я у него.

– Двадцать четыре.

– Специальность имеешь?

– Я официант.

– Тоже мне специальность! – пожал я плечами.Молодой, здоровый парень. Иди на завод. Нешто это дело – твоя работа?

– Будь я на заводе, кто бы вас сейчас кормил? – вежливо заметил официант.

– Он прав! – вдруг оживился Рубен. – Если мы все пойдем на заводы... Ведь получится черт знает что.– И он засмеялся.

Я хотел возразить Рубену, но передумал. И, мысленно убедив себя в своей правоте, на том и успокоился. Кто-то из-за соседнего столика помахал мне рукой, когда мы уходили.

"Обманет девушку",– уже твердо решил я и вдруг вспомнил, что средний плафон был розового цвета.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Я сидел в душной комнате и терпеливо ждал, когда он наконец выйдет из ванной. Как всегда, на шахматной доске выстроились войска белого и черного королей.

За письменным столом сидела Джуля. С ней мы виделись редко. И, как всегда при встрече, после обычного "как живется" замолкали. Потому что на свете не существовало такой темы, которая бы равно волновала нас обоих.

Дочь дяди и я были почти ровесниками. Миловидная особа. Только я никак не могу привыкнуть к ее имени.

Джуля... Джулия... Джульетта... Шекспир. А она – скорее Астхик, Асмик, Маро, Ануш. Только никакая не Джулия.

Удивительный человек мой дядя...

Акоп Терзян мылся сегодня дольше обычного. От нечего делать я подошел к шахматам. У черных было преимущество.

Но белые могли спасти положение, пожертвовав пешкой.

Дядя не любил чужого вмешательства. Больше того, он никогда не играл со мной. И не только со мной. Он предпочитал единолично распоряжаться судьбами обеих армий.

– Шоколадный торт удался на славу,– вырвалось вдруг у меня.

– Правда? – Джуля улыбнулась. Потом добавила: – Я только его и умею. Другого ничего.

– Что ты читаешь? – поинтересовался я.

– Из истории комсомола, – ответила она.

– Хороший человек дядя, правда?

Джуля удивленно посмотрела на меня и хмыкнула.

Я еще чуть потоптался у шахматной доски, обдумывая варианты следующего хода.

Каждый ход создавал новую ситуацию. Каждый ход усиливал или ослаблял чьи-то позиции. Интересно, а какой ход сделает дядя? И какой король будет сокрушен вследствие этого?

В комнату вошел Акоп Терзян – в халате, на голове чалма из полотенца.

– Здорово выкупался! – сказал он.

И тут же принес в жертву белую пешку.

– Асмик вернулась домой? – спросил дядя.

Джуля оторвалась от книги.

– Вернулась, – сказал я.

– Я и не сомневался, что вернется.

– Жена от тебя уходила? – Джуля подошла к нам.Почему?

– Не знаю,– пожал я плечами.

– Сейчас так, – сказала Джуля.– Женятся, разводятся, влюбляются... Лирика, романтика, сантименты... И пожалте вам.

– Что? – не понял я.– Это ты об Асмик?

– Хотя бы,– Джуля поджала губы.– И о тебе тоже.

– Но...

– Не сердись, Левой,– вмешался дядя.– Джуля у нас еще малость зелена и без меры горяча. Да, дочка?

Джуля усмехнулась, пожала мне руку, чмокнула отца и сунула книгу под мыпшу.

– Я пошла,– сказала она.-Зайду через пару дней. И смотри,– погрозила пальцем отцу,– не переворачивай тут все кверху дном... Знаешь, как я сегодня намучилась? До свидания.

Щелкнул дверной замок.

Я посмотрел на дядю.

– Вся в мать,– качая головой, сказал он.– В ней определенно организаторские способности. Командирша.

– Ну и хорошо ведь?..

– Хорошо? Может, и так. Вот только зря она убила пять лет на театральный институт,– сказал дядя.– И убила из-за матери. Уж и не знаю, что из нее в конце концов получится? Не вижу перспективы.

– Станет где-нибудь руководителем,– сказал я.

– Вряд ли,– возразил дядя.– Для этого тоже нужен талант.

– Ну, если она хороший организатор?..

– Не так это просто. Чтобы руководить, прежде всего надо быть хорошим специалистом в данной области. А она всего-навсего дипломированная артистка, которая в своей жизни и на сцену-то ни разу не поднималась.

– Если находят, что она...

– Находят... Это ложь. Не находят. Кончились времена тех, кто сегодня руководит обувной промышленностью, а завтра сельским хозяйством. Сейчас надо быть специалистом в своем деле!

Он сорвал с головы полотенце и швырнул на тахту.

Я впервые видел дядю таким рассерженным. Знаю его как замкнутого и довольно инертного человека. А вообще-то он в обиде на целый мир. И мир, в свою очередь, как видно, не идет ему на уступки. Так они и существуют, обиженные Друг на друга...

– Сыграем? – предложил я.

Акоп Терзян как-то странно посмотрел на меня. Потом, сделав ход е2 е4, перешел на сторону черных.

– Нет! – отрезал он.– Ты прекрасно занешь, что я ни с кем не играю в шахматы.

– Знаю.

– Но ты не знаешь, и хорошо, коли никогда не узнаешь, как это, "приятно" – играть с самим собой. Тебе, наверное, и в голову не,приходит, почему часто на половине игры я вдруг перемешиваю все фигуры?

– И впрямь не приходит,– признался я.

– Потому что ловлю себя на том, что играю с пристрастием. Не всегда, но иногда. В тех случаях, когда одна из сторон имеет бесспорное преимущество. Тогда я невольно начинаю подыгрывать слабым. Но, опомнившись, тут-то и прекращаю игру, потому как это уже – самообман.

Дядя легонько отстранил меня.

– Свет заслоняешь,– сказал он.

– Интересно! – улыбнулся я.

– Нет, это ужасно,– сказал Акоп Терзян.– Я часто обманывал себя. А когда осмысливал это, уже нельзя было начать игру сначала.

– Почему?

– Для этого человек должен быть провидцем. Для черных и белых владык я провидец, но это лишь на шахматной доске. В жизни нужно другое – упорство, трудолюбие и... И смелость. Не знаю, какое из этих качеств мне не дано? До сих пор не могу понять.

Дядя отошел от стола и указал мне на кресло. Я молча сел, и Акоп Терзян тоже.

– Не люблю давать советов,– сказал он.– Да еще в тех случаях, когда у тебя никто их не спрашивает. Но тем не менее позволь. Тебе еще долго жить в этом огромном мире, постарайся никогда не рваться туда, где люди и без тебя обойдутся. Там ты не поможешь, а только помешаешь.Он махнул рукой и добавил: – А вообще-то знаю: хоть и не лазейка какая,, а ширь неоглядная тебе откроется, все одно с места не сдвинешься. В этом ты в нас, в Терзянов пошел.

Может, оно и хорошо?..

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Шеф, встал. Расстегнул халат, чтобы не мешал правой рукой в карман попасть.

"Айказян недоволен",– подумал я.

Луиза тоже почувствовала это и выпрямилась. Айказян сказал:

– Продолжай работу, девочка.

В левой руке он держал коленчатую стеклянную трубку и ловко крутил ее.

– Как думаешь, Левой, сколько еще продлится наш эксперимент?

– На знаю.

– По-твоему, мы на правильном пути?

– Не знаю...

– Жаль,– буркнул Айказян. И бросил на стол коленчатую трубку.– Мне кажется, дела наши далеко не блестящи.

В этом я был твердо убежден.

– У нас в лаборатории рождается очень интересное вещество. Я это чувствую,– как бы про себя сказал Айказян.– Очень интересное. Может, опять сменить индикатор?

Я подумал о том, что приятель мой Саркис, наверное, здорово разозлился. Он еще утром просил, чтобы я обязательно присутствовал на лекции. О цепных реакциях Семенова и полимеризации Чиркова. Мне все это знакомо так же хорошо, как, к примеру, катализатор Яйглера. Потом Саркис еще заходил напомнить, чтобы я вДруг не опоздал.

– Левон, не поделишься ли своим мнением? – вывел меня из раздумий Айказян.

– Давайте сменим,-согласился я.-И в конце концов что-то же получится?..

– Попробуем вот так,– Айказян протянул мне листок со своими заметками, которыми мы должны были руководствоваться при новой попытке.

Я взял листок.

– Мне бы хотелось поставить несколько опытов без инициатора,– сказал я.

Айказян заложил руки за спину, слегка наклонился вперед и посмотрел мне в глаза.

– При низких температурах... Скажем, в среде жидкого азота,– продолжал я.

Он нахмурился. Наверное, обдумывал. Я объяснил ему, что в кристаллах при низших температурах возникнут большие напряжения и эти внутренние силы раздробят молекулы. Получится тот же эффект, что и под влиянием инициатора. Потом активные радикалы соединятся друг с другом и образуют новые цепи.

– Что ж,– коротко сказал он.– Я подумаю.

Когда он ушел, мы все облегченно вздохнули. А Луиза не удержалась:

– Ну и сухарь, же он! Сухой, как пустыня.

– Вот это сравнение! – засмеялся я.– Ничего получше не нашла?

– Не нашла,– буркнула Луиза.– Теперь все снова придется начинать, да?

– Наверное.

– Черт знает что! Хоть плачь! – в сердцах сказала Луиза.

– Почему вдруг?

– Наша работа бессмысленна. Честное слово! Будь я инженером-строителем, я знала бы, что надо построить дом, и строила бы. Или, скажем, технологом у нас на заводе... Технология задана, заранее известна. Все ясно, все понятно.

– Блажен, кто верует,– иронически бросила Седа.

Дверь с шумом раскрылась, в лабораторию ворвался Саркис.

– Почему не явился? – накинулся он на меня.

– Занят был. Айказян решил начать новую серию опытов,– невозмутимо ответил я.– Как лекция, интересная? По правде говоря, эта тема...

– Тема... тема...– перебил меня Саркис, по привычке поправляя очки. Они ему – сущее наказание: оправа слишком тяжелая – и потому очки то и дело сползают на нос.

– Никогда не меняй оправы, Саркис,– посоветовал я.

Он с удивлением воззрился на меня.

– Поменяешь,– продолжал я,– и не станет Саркиса. Честное слово.

Он снял очки и прищурился.

– Издеваешься! – И пальцы его сжались в кулак.

Я отступил на два шага, сообразив, что, если он вдруг вздумает накинуться, лучше быть подальше. Без очков он, наверно, видел меня этаким расплывчатым облаком.

– Не сердись, Саркис, – вмешалась Седа,-Разве с Левоном что-нибудь поймешь? Он другой человек.

Я хотел обидеться на Седу, но мне стало лень.

Когда Саркис ушел, я уселся, облокотившись о лабораторный стол.

Тут же послышался неприятный хруст. Под моим локтем треснула коленчатая трубка.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Осталось пять дней до Нового года, а мы с Асмик еще не помирились. Сейчас ее ничуть не тревожит, что стынет обед, что я читаю за едой. Она упорно не желает замечать, что многа курю.

Все вроде идет как прежде, только без слов, будто в немом кино.

За эти дни она научилась варить кофе. Кофейную мельницу купила сразу же после ссоры. Я, между прочим, решил, что эта приятная неожиданность – первый шаг к примирению. Но, увы, заблуждался.

Видно, она ужасно обиделась на меня. И я, чтобы загладить вину, старался сделать ей что-нибудь приятное. Внимательно следил за временем, когда будет урок английского языка, и сам включал телевизор, после чего тотчас уходил на кухню, чтобы не мешать ей своим присутствием.

И все-таки на что же она обиделась?.. До сих пор в толк не могу взять. Кто-то предложил ей теплые мужские рубашки. Асмик выбрала две и, надо думать, с нетерпением ждала, когда я вернусь домой, чтобы показать их, потому как, едва я переступил порог, она протянула мне сверток:

– Смотри, Левой, нравятся? Хочу тебе купить.

Я развернул сверток. Теплые импортные рубашки в клетку. Мне они де понравились. Я подумал, что вот Араик бы, наверно, схватил их мгновенно. Это как раз для него.

– Не нравятся мне,– признался я.– И цвет... И...

– Сейчас такие очень модны,– настаивала Асмик.

– Но мне не семнадцать лет, не могу я...

– Неужто тебе приятно зимой мерзнуть? А это знаешь какие теплые рубашки.

– Я не из мерзляков, тебе ведь известно. Кстати, сколько они стоят?

– За обе сорок рублей просят.

– Ну и ну!

– Давай хоть одну купим! – уговаривала Асмик.

– Не нужны они мне. Я же сказал, не нравятся.

– А я хочу, чтобы у тебя были такие рубашки,– не отступалась она.

Ее настойчивость начинала меня злить.

– Для таких покупок мало одной зарплаты в доме.

Она поняла мои слова на свой лад и обиженно замолчала.

Хоть бы заплакала. Не заплакала. Замкнулась, и по сей день не разговариваем. Рубашки она вернула.

...Комната уже наполнилась неприятным потрескиванием телевизора и я собрался на кухню, когда вдруг послышался голос Вагана.

– Левой? – крикнул он из-за двери.

– Входи, Ваган.

Он нерешительно втиснулся в комнату и тихо притворил за собой застекленную дверь.

– Один из наших ребят спросил, что значит лазер,сказал Ваган.– Честно говоря, это был мой ученик, а я не смог ему толком объяснить. Ужасно неловко было.

Я написал: "Light am lification bu stimulated emission of radiation" и сказал: – Лазер – слово, составленное из первых букв этих слов.

– А каков их смысл? – недоуменно развел руками Ваган.

– Спроси у Асмик,– посоветовал я.– Она лучше знает английский, переведет точно.

И неожиданно Асмик к нам.подошла. Уверенно взяла лист бумаги и попыталась .перевести. Конечно, ничего у нее не получилось. И не удивительно. Я уверен, что уроки по телевидению способствуют вовсе не изучению языка, а созданию в семьях неладов и недоразумений.

Я улыбнулся Асмик и, утешая ее, сказал:

– Ничего, Асмик, ты ведь только начала. Со временем...

Она тоже улыбнулась.

Удивительное дело. Мы помирились. И так легко...

Комната наша вдруг показалась мне очень уютной и милой. Точно такое же чувство я испытал, когда мы впервые переступили ее порог. Наспех рассовав вещи, я тогда обнял Асмик, и мы, стоя у окна, долго целовались Потом она заплакала, сказала,, что плачет от счастья. И в тот самый миг постучались и вошли наши новые соседи. Ваган поставил на стол бутылку коньяка и предложил выпить в честь новоселья на этой квартире, где нам предстояло жить вместе с ними.

Я любил нашу большую, как зал, комнату. Потом эта комната становилась (или так казалось?) все меньше и теснее. А в последнее время она давила на меня своими стенами, и я старался как можно позже возвращаться домой после работы,..

И вот я вновь пережил то чувство, .которое испытывал в давние блаженные времена. И жизнь вдруг сделалась такой прекрасной. Я обнял Асмик. Она сказала:

– Пойдем к твоему дяде, Левой? Мы давно у него не были.

Я очень крепко обнял Асмик. Сейчас она не плакала.

Но я поцеловал ее, как раньше...

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Акоп Терзян, устроившись в кресле, читал мемуары некоего английского генерала о второй мировой войне.

– Папа?!

Акоп Терзян приподнял голову.

– Прости, я помешала тебе?..

Джуля отложила в сторону бумагу и авторучку и подперла голову ладонями.

– Не понимаю,– словно бы про себя сказала она.Ничего не могу понять.

– Что случилось? – заволновался Акоп Терзян.

– Знаешь, люди сейчас как-то очень изменились.Джуля поднялась и прошлась по комнате.– Ужасно изменились.

– Ну и почему это тебя беспокоит? – поинтересовался Акоп Терзян.– Люди меняются, как правило, к лучшему.

– Слишком все уверенные. Дашь какое-нибудь поручение, будут его обсуждать, вместо того, чтобы тут же выполнять. Невероятно трудно сейчас работать. Неужели и раньше " так было?

Акоп Терзян раскрыл книгу, посмотрел на пляшущие перед глазами строчки и отложил в сторону мемуары английского генерала.

– Раньше было не так,– сквозь зубы процедил он.И именно с того и началась наша беда. И она будет множиться, если все станут думать, как ты.

– Ты сердишься? – сказала Джуля.

– Мне просто, грустно,– ответил Акоп Терзян.– Как я был бы счастлив, будь ты талантлива. Все знали бы меня сейчас как отца известной артистки. Но что поделать?.. А сержусь на самого себя.

Акоп Терзян платком вытер ладони и, подойдя к шахматной доске, сделал первый ход. Через несколько минут разгорелось настоящей побоище. И белая и черная армии испытали на себе гнев полководца.

– Ты работаешь в райкоме инструктором. Таких инструкторов сотни и тысячи,– после длительного молчания снова заговорил Акоп Терзян.– Почему ты, собственно, недовольна тем, что люди перестали быть безмолвными автоматами, что у них появилось твердое собственное мнение и что они иногда обсуждают ваши поручения? Ты недовольна, потому что они заставляют думать и тебя. Верно ведь?.. Так думай вместе с ними, добирайся до истины... Тогда не придется жаловаться на трудности.

– Ты хороший, добрый, но очень наивный человек, папа,– улыбнулась Джуля.– Как бы то ни было, но боюсь, мы с тобой уже не поймем друг друга.

– Почему это?

– Каждое поколение представляет свое время: я – новое, ты – старое.

– Чушь порешь. Будь все так на самом деле, я бы не сердился и не был так озабочен. К сожалению, ты-то ведь и есть старое. Мне даже порой кажется, что ты вообще живешь вне времени... Открой-ка дверь. Звонят.

Акоп Терзян согласился на ничью и снова расставил фигуры.

Из коридора до него донесся твой голос.

Но ты был не один, и он поспешил сам встретить гостей.

– Добрый вечер, дядя.

– С тобой были Асмик и Рубен.

– Знакомься, дядя. Мой друг.

Рубен крепко пожал руку Акопа Терзяна.

– Входите, входите. Джуля, зажги свет!

Полутьма в комнате отстулила.

Асмик и Джуля, оставив нас, отправились на кухню.

– Совершенно нечем угостить,– сокрушалась Джуля.Хотя бы предупредила.

Асмик открыла дверцу холодильника.

– Не беспокойся. Они сейчас начнут спорить и обо всем позабудут. Хорошо, что ты здесь. Не то я бы умерла с ними со скуки. Кстати, пойдем завтра к тому типу? Он получил посылку из-за границы. Наверняка мы подберем для себя что-нибудь интересное...

Рубен вполголоса спросил: – В райкоме, говоришь, работает?

– Да,– ответил я.

– Не рассердишься, если я провожу ее?

– Почему я должен сердиться? – удивился я.

– Люблю свободомыслящих людей,– сказал Рубен.Итак, встретимся вечером тридцать первого.

– Ты зайдешь?

– Обязательно,– сказал Рубен.– Нехорошо, когда друзья забывают друг друга. Спокойной ночи.– И он ускорил шаг, нагоняя Джулю.

Они свернули ла соседнюю улицу.

...Рубена мы встретили у себя в подъезде. Он ни в коем случае не захотел, чтобы мы из-за него вернулись домой, и с готовностью присоединился к нам, хотя, в общем-то, я только из вежливости предложил ему пойти с нами в гости.

Меня смущало, что он окажется свидетелем нашего с дядей разговора, но другого выхода не было...

Химик Акоп Терзян согласился, что полимеризация при низких температурах – идея интересная. И мне, по его мнению, стоит поработать над этой проблемой. Даже сказал, что и сам подзаймется соответствующей литературой...

Хороший он человек. Людям с таким характером очень трудно менять привычный ход жизни, кажущийся иным весьма однообразным. А он вот решил помочь мне...

– Тебе нравится дядя? – спросил я.

– Не знаю,– пожала плечами Асмик.

– Это же чудесный человек! Как он может не нравиться? – удивился я.

– Давай я возьму тебя под руку. Ужасно устала,перевела разговор Асмик.

– Подождем автобуса? – предложил я.

– Левой, ты завтра вовремя вернешься с работы домой? – спросила она.

– Я вроде всегда прихожу вовремя...

– А нельзя завтра чуть пораньше, скажем часа в три?

– Постараюсь.

– Нам с Джулей надо кое-куда сходить...

– Это секрет?

– Ты ведь всегда даришь мне что-нибудь к Новому году? Надеюсь, и на этот раз захочешь сделать приятное?..

– Ну, положим?..

– А можно, я сама куплю подарок?..

– Мне? – забеспокоился я, вспомнив злополучные рубашки.

– Нет... Я хочу сделать от твоего имени подарок себе... Понимаешь? Ведь не важно, кто купит, важно что?..

– Пожалуй, ты права.

– Один человек получил посылку из-за границы...

– Опять спекулянты!..

– Но что делать? Сейчас в моде жакеты плотной вязки. Не могу же я ходить в том, что уже никто не носит?

– Но это все дорого стоит? А у нас...

– Займем,– тотчас нашлась Асмик.– Говорят, у него есть и мужские нейлоновые носки...

– Ну вот, еще и носки... А долг, между прочим, надо возвращать.

Я с досадой посмотрел на дорогу. Не было видно ни трамвая, ни троллейбуса. А подошедший автобус шел в сторону Шаумянского района. Не к нам.

– Ничего, вернем,– спокойно сказала Асмик.– Сколько ты получишь за свое изобретение?

– За какое изобретение?

– О котором вы говорили с дядей.

Я расхохотался.

– Не сделал я никакого изобретения.

– Как так? – поразилась Асмик.– Ради чего же ты маешься?

– Ради любопытства.

Она была так поглощена своей идеей, что не почувствовала моего раздражения.

Тфамвай со звоном остановился около нас, Асмик бросилась к передней площадке.

В вагон мы не прошли, хотя он был почти пустой. Асмик прижалась лицом к темному стеклу.

– Все равно завтра пойду! – сказала она.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Еще засветло Джуля и Асмик накрыли стол в просторной столовой Акопа Терзяна, но до окончания телевизионной передачи он был скрыт от глаз присутствующих. Комната освещалась только голубым свечением экрана. Мы с женой сидели в "первом ряду". Асмик надела новый жакет и была довольна всем: миром, Новым годом и своим мужем.

Позади нас сидели Рубен и Джуля и без умолку шушукались. О чем, не знаю. Да и бог с ними.

На знакомой чешской песенке затрещал входной звонок.

Джуля побежала открывать, радостно восклицая:

– Это Гаруш и Лида!

Вот тебе на! Мы же решили встретить Новый год в узком семейном кругу. Интересно, кто они такие, эти Гаруш и Лида?

Певица в платье мини лукаво подмигнула нам, и на экране снова появились ведущие. Почти в то же мгновение щелкнул выключатель, и в комнате загорелся свет.

– Мои близкие друзья, – представила гостей Джуля. – Знакомьтесь. Лида, чувствуй себя как дома.

Было уже около одиннадцати.

В коридоре послышалось шарканье дядиных шлепанцев.

Но Акоп Терзян не вошел.

А жаль!

Еще с полчаса мы смотрели передачу. Джуля теперь шепталась с Гарушем.

До Нового года оставалось еще пятнадцать минут, когда Гаруш громко объявил:

– Est modus in rebus, что по-латыни означает: всему есть предел. Ergo, то, есть давайте садиться за стол.

Парень этот мне в общем понравился, хоть я и не понял, зачем нужно было прибегать к латыни.

Джуля кликнула отца. И мы едва успели наполнить бокалы, когда часы ударили двенадцать. Зазвенели бокалы.

Потом все стали целоваться.

– Вы молоды,– без предисловий поднял тост дядя.И я желаю вам лишь одного...

– Пап...– Джуля боялась, как бы отец не ударился в назидания.

Она совсем не знает его.

– Желаю,– невозмутимо продолжал дядя,– чтобы в жизни вы всегда, смотрели,только вперед.

Гаруш с завидной ловкостью разделал зажаренного в духовке поросенка.

– Всегда стремитесь к достижению цели! Будьте здоровы! – и дядя залпом осушил бокал.

– Est modus in rebus. Ergo! Замечательные слова. Будьте здоровы! Гаруш весело блеснул глазами, явно одобряя поросенка.

В час дядя удалился к себе. А Джуля, убавив освещение в комнате,, включила магнитофон.

– Давайте потанцуем,– предложила она.

Сквозь обрывки сентиментальной музыки я слышал монотонное днарканье подошв.

...В два часа Гаруш.танцевал, уже навалясь на партнершу.

Глаза потухли и словно выцвели.

– Est modus in rebus. Ergo...– Он наполнил бокал и выпил.

Асмик демонстрировала Лиде свой новый жакет. Гаруш, осушая каждый очередной бокал, повторял латинскую поговорку. Я листал подвернувшийся под руку журнал и думал, почему Джуля не всегда красит губы...

Рубен и моя кузина были на балконе.

В три часа они вошли в комнату.

– Est modus in rebus. Ergo...– И Гаруш пил, настаивая, чтобы и я составил ему компанию.

Где-то в три-четыре, не помню точно, комната закружилась у меня перед глазами. Я едва добрался до дивана.

Est modus...

Снова томная музыка.

Шарканье подошв.

Скука.

И почему губная помада размазана у Джули на щеках?..

Тишина.

Проснулся я, едва забрезжил рассвет. Спал всего часа полтора. Стол, накрытый еще с вечера, был как после погрома.

Гаруш и Лида громко спорили. Остальные с любопытством взирали на них. Гаруш настаивал на том, что он должен поцеловать свою жену. А Лида почему-то отказывалась.

У ног их, на полу, валялась пустая бутылка из-под лимонада.

Дети они, что ли?

Я встал, заправил рубашку, затянул галстук и взглянул на часы.

– Не пора ли домой?

Мне никто не ответил.

Рубен крутанул бутылку в надежде поцеловаться с кемнибудь из женщин. И зря. Бутылка уткнулась горлышком в Гаруша. Пришлось Рубену, лобызaть его. Потом легким пинком он послал бутылку в тартаряры.

– Пошли,– сказал Гаруш и вытер платком щеку.Совесть дело стоящее, и терять ее не следует.

Мы шумно спускались по лестнице. На площадке второго этажа валялась беспризорная неказистая елочка. Гаруш остановился подле и уставился на нее.

Люди срезали и выбросили ненужную ветку. Довольно общипанную, надо сказать. Гаруш натянул перчатки, чтобы не уколоться, и поднял убогую беспризорницу.

– Дома у нас нет елки,– объяснил он.– Ergo! Надо воспользоваться случаем..

Лида, явно недовольная паясничанием супруга, взяла Асмик под руку и пошла вперед.

Гаруш шeл со мной. Рубен и Джуля – за нами.

На улице нас ожидал приятный сюрприз.

За ночь выпал снежок и покрыл землю довольно основательно.

– Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя, – вдруг хрипло затянул Гаруш.– И плачет она, как дитя... Вот говоришь, ты инженер! – Это он уже мне. И, не дожидаясь ответа, продолжал: – Хорошая профессия. Знаешь, что дважды два четыре. А в нашем деле это иногда равняется и трем, а то и пяти.

– В каком это в вашем? – поинтересовался я.

– В искусстве,– пояснил Гаруш. – Я – режиссер. Работаю во Дворце культуры. Руковожу самодеятельным драматические коллективом. Ставлю пьесы... Твоя сестра отличная девушка.

Он переложил елку на другое плечо.

– Моя сестра?..– И я сообразил, что речь идет о Джуле.

– Да, мы вместе учились в театральном. Она сумела продвинуться в жизни. Не шутка ведь – инструктор райкома! Год-другой, и глядишь...-Гаруш примолк. – Но не сердись, Левон-джан, она немножко... Ну, понимаешь?.. Не сердись, прошу тебя. Я человек прямой. Все говорю в глаза.

О чем он, не пойму?..

– Она увлечена твоим приятелем,– продолжал Гаруш.-Рубеном его зовут? Темная, по-моему, личность.

– Ну, не сказал бы, – заметил я.

– Не знаю, но чувствую... Ишь, пристал к бедной Джуле! Льстит, из кожи вот лезет. Определенно темная личность.

– Не малое дитя, сама разберется,– сказал я.

– Не сердись. Ладно? – Гаруш взял меня под руку.Я, конечно, немножко пьян. Но твой приятель – темная личность.

Снег приятно поскрипывал под ногами. На белом, наши тени казались синеватыми. На улице никого не было. И только здания, окружавшие нас, следили своими темными, грустными окнами за каждым нашим шагом..

Гаруш скинул елочку с плеча и поволок по снегу.

– Да брось ты ее! – посоветовал я.

– Что ты? Ее надо нарядить, – Гаруш сказал это так серьезно, что я не осмелился ему противоречить.

Потом он вдруг сунул елку в первую попавшуюся урну.

– Вот вам и новогодняя елка! Э-эй, влюбленные, сюда! Надо нарядить елку.

Все, смеясь, сгрудились вокруг нас.

Гаруш облепил деревце хлопьями снега, и тут даже я согласился, что на свете не видал елки лучше этой.

– А теперь...– Гаруш велел всем взяться за руки и закружил вокруг своей елки, напевая: – В лесу родилась елочка...