Текст книги "Сицилианская защита"

Автор книги: Карэн Симонян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

– Левой, ты?..

– Я, Ваган. Что случилось?..

– Асмик пришла, – говорит Ваган.-Я спустился вниз, чтобы предупредить тебя...

– Правильно сделал.

– Сидит у нас и ждет твоего возвращения. Что скажешь?

– Я пойду!..

– Куда?.. Да глядя на ночь?..– с недоумением спросил Ваган.

– Мир велик.

– Хочешь немного прогуляемся, Левой?

– Все равно домой не вернусь! А утром...

– Что утром?..

– Не знаю, – говорю я. – Давай пройдемся.

Мы идем в сквер напротив и садимся прямо на траву

– Асмик сказала, что сегодня слушала твой доклад. Как прошло?

– Важно, что прошло, а как...

– Асмик говорит, что и вам уже время завести ребенка. А то все как сычи, одни и одни, не дело это... Я очень обрадовался. И Арус тоже.

– Домой не пойду! – сказал я.

– Не дойдешь сегодня. Ну, а завтра?..

– Завтра?.. Не знаю... Утро вечера мудренее.

– Хорошо сказано, – говорит мой сосед. – Смотри только потом не кайся Я чувствую, что прав...

– Я тоже так думал одно время, – сказал Ваган, – а выяснилось, что ошибался. Теперь твердо решил. Поступаю в институт. Будет трудно, поможешь. Да?

– О чем речь, конечно!..

– Вот и я сейчас хочу тебе помочь. Помирись, и все тут.

– Нет, Ваган-джан. Помириться, и именно сейчас, означало бы жить по формуле. А я этого не хочу. Не хочу!

– По какой еще формуле?

– Х=А-(-В + С. Помнишь? Я говорил тебе относительно этой формулы.

– Ничего не понимаю.

– Это очень сложный: вопрос,– говорю я.

– Упрямый ты человек, знаешь?..

– О, если бы был упрямым...

Ваган без особой надежды снова спрашивает: – Значит, домой не пойдешь?

– Не пойду.

– Ну, коли так, я провожу тебя,-неожиданно решает Ваган.– Только зайду куртку надену...

Я стою у нашего подъезда. А Ваган стремительно поднимается по лестнице. И вскоре я слышу голос Асмик:

– Ваган?..

Пытаюсь улизнуть. Но, как всегда, не успеваю.

Асмик увидела меня.

Сегодня после твоего доклада несколько человек высказались в порядке обмена млениями. Среди них были также Джуля и Рубен. Они основательно раздраконили тебя. Говорили,что оторвался от коллектива и пытался добиться успехов в науке единолично. При этом не отдавал себе отчета в том, что все твои поиски в подобной ситуации похожи на изобретение фотонной ракеты, для которой еще, увы, не создано горючее. Иначе говоря, ты предпочитаешь заниматься чистой наукой и отгородился от актуальных проблем производства...

Другие оппоненты тем не менее отметили, что твоя тема представляет несомненный интерес и заслуживает внимания. Но их речам ты не очень-то поверил.

– Ты что так поздно, Левой? – спрашивает Асмик.

Мы стоим друг против друга. Я прислушиваюсь к звуку шагов Вагана, которые постепенно становятся все глуше и наконец вовсе обрываются за дверью вместе с резким скрипом заржавелых дверных петель...

– Ты что так поздно, Левой?..

А почему Айказян не выступил? Ты так нетерпеливо, волнуясь ждал, что скажет он. И доклад-то делал по преимуществу для него одного. А он только кивал головой, когда ты держал речь, как бы ободряя тебя.

И все же почему он не выступил?..

ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ

– В последнее время я как-то потерял форму,– сказал дядя.– Испытываю какое-то беспокойство и жалость, что ли... И в голову лезут разные нелепые мысли. Тебе доводилось слышать про Савву Мерки и Рельё Оморьяне?..

– Нет, не слыхал.

– Они двадцать лет кряду ежевечерне усаживались за шахматы и сражались друг с другом под лучами уличных фонарей до самого .рассвета. И при этом за все двадцать лет никто из них не вышел победителем.

– Что, каждый играл сам с собой? – предположил я.

– Нет, – улыбнулся дядя.-.Играли они друг против друга. Но все партии кончали вничью.

– Но это же неинтересно?

– Согласен.

Он подошел к шахматной доске и не спеша расставил фигуры.

– Шахматы дисциплинируют человека, его характер, – чуть помолчав, сказал Акоп Терзян.

На улице уже было темно. И в комнате тоже. С трудом различая контуры фигуры дяди, я подошел к письменному столу и включил настольную лампу.

– Ты уже сделал первый ход и не имеешь права отступать. Этого права тебя лишает твое дитя, которое еще не родилось, твой, внук, который родится очень не скоро, и, наконец, я, твой дядя, который вот уже четвертый десяток лет вынужден играть в шахматы с самим собой. Ты не имеешь права отчаиваться и терять голову от поражения.

– Ты и Джуле даешь такие советы?

Дядя смешал фигуры на доске и вновь расставил их.

– Джулю. скоро будут выше двигать. И она, по всей видимости, вовсе не испытывает необходимости в советах.

– А раньше ты ведь был совсем иного мнения? – напомнил я.

– Я и сейчас того же мнения,– сказал дядя.– Будь уверен, найдется такой, кто в один прекрасный день скажет ей прямо а лицо: "Определи свое место в жизни, свое истинное призвание!.."

– А если никто не найдется и ничего ей не скажет?..

– Непременно найдется! Иначе как же? Нельзя человека все время поднимать выше и выше. Он тогда, чего доброго, и до бога доберется. А мы же с тобой атеисты. Мы знаем, что бога нет. И божества тоже. Есть люди, общество и сила, которая заставляет человека смотреть вперед. И сила эта идеи и убеждения...

– Дядя, ты веришь мне?

– Да, сын мой.

– Я попробую не потерпеть поражения!..

– Молодец,– сказал Акоп Терзян.– И помни, что иное поражение стоит куда больше, чем победа.

Дядя взял меня за руку и потянул к шахматной доске.

– Садись,– сказал он.

Мы сели. Между нами были готовые к действию войска.

Черные и белые войска.

– Сыграем? – предложил Акоп Терзян.

В этот вечер я вернулся домой в приподнятом настроении, хотя дядя выиграл у меня подряд две партии, а мне только одну удалось свести к ничьей, да и то благодаря сицилианской защите.

ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ

Саркис остановил машину на берегу речки, там, где она берет начало, вытекая из озера. Речка, а точнее, канал, в ширину не более трех метров. Вода чистая, дно устлано крупнобулыжной и мелкой галькой.

Беспокойно заквакали лягушки, но мы не обращали на них никакого внимания.

Саркис вынул из машины ковры, которыми были застланы сиденья, и раскинул их в тени под деревом. Для Арус мы прикатили большой валун, чтобы ей было удобно сидеть, когда станет кормить ребенка. Затем Саркис отогнал машину к зарослям камыша.

– Там попрохладней,– сказал он, возвращаясь.– Машина не накалится от солнца. Я разденусь, можно, Арус?

– Простудишься,– сказала она.

– Ну что ты! И купаться буду.

– Я тоже,– присоединился к нему Ваган.

– А я не умею плавать,– признался я.

– Ваган, не смей купаться! – категорически запретила Арус.-Холодно. Простудишься.

– Нет, вы видали? Она только обо мне заботится! – засмеялся Ваган. – Вы простуживайтесь, а мне нельзя. Какая же это дружба?!

– А Левой пусть вспомнит, сколько он пролежал с воспалением легких! крикнула Арус.

Саркис уже разделся и только сказал: – Ваган!..

– Не люблю отставать!-вскинулся Ваган.

Арус безнадежно глянула на нас и, вроде бы обидевшись, покачала головой.

До того, кажется, не было никакого ветра, но стоило раздеться, как, откуда ни .возьмись, со стороны тростников налетел прямо-таки шквал, и весь я покрылся гусиной кожей.

– Лягте на солнце. На солнце!..-закричала Арус.

Я тут же растянулся на ковре. А Ваган с Саркисом чуть отошли от берега и с разбегу оба сразу нырнули в воду.

Я не хотел им уступать и не без опаски вошел в речку.

Когда вода была мне уже по колено, спросил: – Глубоко там?

Ваган встал, ему было едва до груди. Я закрыл глаза и погрузился с головой в воду. Сначала, как иголками, закололо все тело. Но потом стало легко и приятно.

– Осторожно, не захлебнись! – услыхал я предостерегающий окрик Саркиса.

Нащупав под собой дно, я встал и огляделся вокруг.

Саркис уже выбрался на сушу.

– Так скоро?..– удивился я.

– Еще наверстаю, надо забросить удочки в воду.

Он раскрыл коробочку с. червяками и стал цеплять наживку на удочки. Я тоже вылез на берег, потому что уже закоченел, и кинулся на ковер.

– Вытрись,– сказал Ваган, протягивая мне полотенце.– Не то сгоришь на солнце.

– Не сгорю.

Ваган присел возле меня на корточки и растер мне спину.

– А на хотел ехать! – улыбнулся Ваган.– Ты когданибудь бывал в этих местах?.. Нет. А я еще как-то раз был. У нас устраивали коллективный выезд. Мы тогда барана купили в складчину, шашлык тут делали. Давно это было. Арус еще не было.

– То есть как не было?! – ополчилась Арус.

– Я хотел сказать, мы еще не были знакомы...

– Ваган, а ну помоги! – позвал Саркис.

Ваган бросился закреплять удочки.

Я надел темные очки и посмотрел на небо. Стекла в очках зеленоватые. Когда,через них глядишь на солнце, оно кажется кроваво-оранжевым, как апельсин. Клубы облаков делаются грязно-серого цвета, а небо обретает тревожные краски.

Мне стало не по себе, и я сдернул очки. И очень обрадовался, что солнце золотое, облака .белые, а небо синее-синее.

Вдали шелестел тростник, а в противоположной стороне переливалось озеро и, урча, катила свои воды речка.

...Жужжа опустилась мне на грудь стрекоза с нежно-розовыми крылышками. Когда я был маленький, мы называли строкой самолетами.

Я затаил дыхание, чтобы, не дай бог, не спугнуть стрекозу. А она как окаменела на мне. Я стал считать про себя: "Один, два... девятнадцать... двадцать семь... тридцать восемь... сорок два..."

– Ну что ты наделал! – закричал я.

Ваган растерялся.

– Зачем схватил?..

Ваган держал стрекозу большим и указательным пальцами за трепещущие крылышки.

– Ну чего ты орешь? Пожалуйста, положу обратно.

И он опуcтил стрекозу мне на грудь. Но, едва высвободившись из его лальцев, она взмыла ввысь.

– Вот, видал? А я про себя одно дело загадал. Все ты испортил.

– Тоже мне трагедия. Ты что, суеверный, что ли?..

– Нет. Но могу же я что-то загадать?..

– Ну ладно, не злись. Я же не нарочно... А что ты загадал?..

– Если, пока я досчитаю до пятидесяти, стрекоза не улетит, загадал я, значит, зря в тот день с Асмик не помирился...

– И до скольких же ты досчитал?

– До сорока двух...

– Жаль,– сказал Ваган.– А как же у вас все-таки все будет?..

– Тише,– погрозила им Арус,– ребенок уснул.

– Сейчас будем печь рыбу! – сказал, приближаясь, Саркис, при этом довольно потирая руки.

– Мы тут из-за тебя сегодня с голоду пропадем,– засмеялась Арус.

– Так как же все-таки у вас будет? Чем все кончится? – опять спросил Ваган.

– Чем кончится?.. В ящик сыграю, вот чем, скорее всего, кончится!..

– Аи да сказанул!..-расхохотался Саркис.

– Эй вы, болтуны, есть не хотите? – спросила Арус.

Она уложила ребенка на сиденьях в машине и, взяв сумку, шла к нам..

– Да вот, ждем, когда Саркис приготовит рыбу на вертеле,-сказал Ваган.

– Ну ладно, искупались. Так хоть оденьтесь. А то ведь как дикари,улыбаясь сказала Арус.

– Портрет не полный, – крикнул Саркис и кинулся к тростникам.

– Вот, – сказал он, вернувшись и протягивая каждому из нас. – Ну, три-четыре!..

Он затянул какую-то поистине дикарскую песню и начал плясать. Мы тоже повскакали со своих мест и, подпевая ему, задергались в танце. Надо думать, пели мы ужасно, невыносимо для нормального человеческого слуха, потому что Арус изо всех сил зажимала уши.

Наконец дух из нас вон, и мы как подкошенные бухнулись на,землю. Ваган обхватил себя руками за плечи и жалостливо простонал:

– Ой, братцы, помираю!..

– Врешь? – не поверил Саркис.

– Конечно, врет,– сказала Арус.– Левон-джан, наберика сухих веток.

– Веток?

– Да. На костер..

Я вспомнил, что видел неподалеку обрубок довольно толстого ствола. Сходил, приволок его и наивно так спрашиваю:

– Сгодится?

– Прекрасно! – обрадовалась Арус.– Наберите еще, ребятки! Да побольше.

Скоро мы натаскали и сухих веток и хвороста.

– Костер обеспечен! – торжественно возгласил Саркис и опять взял в руки камышину.

– Не надо! – взмолился Ваган.– Нет уж никаких сил играть в дикарей. Давайте лучше костер разожжем.

– Ценное предложение. И очень изобретательное! – хмыкнул Саркис.

– Не издевайся,– вдруг посерьезнел Ваган и протянул Саркису спички: На, зажигай... Изобретательное, говоришь?.. А ты как думал?..

Саркис с надеждой глянул на меня. Но я неумолимо отмежевался от него.

– Зажигай,– говорю, – зажигай, чего стоишь?

Хворост сухой, сразу разгорелся. Голубой, едкий дым чуть покружил и вздыбился столбом.

– Магический дым! – пробурчал Саркис.

– Сейчас обернется исполинским джинном, – сказал я.

– И этот джинн вас наконец угостит, – хитро улыбнулся Ваган и, чуть помедлив, извлек из сумки наисвежайший суджух1!..

– Долой рыбу,– закричал я,– хоть вареную, хоть на вертеле!

Ваган и Арус нарезали суджух, нанизали его на шампуры и подержали над огнем.

Саркис с выражением безнадежности на лице посмотрел на удочки.

– Я, пожалуй, согласен с поговоркой: не торгуй рыбой, пока она еще в воде!– сказал, он.

– Хорошая поговорка. Давай-ка лаваш.

Поев, мы попробовали виноград, прихваченный Саркисом, и пришли к заключению, что у нашего автомобилиста довольно изысканный вкус.

– Жаль, Седа с нами не поехала,– сказал Саркис, ложась на спину.– Я утром ей позвонил. Она очень обрадовалась, что хочу тебя за город вытащить. Но сама отказалась, сославшись на то, что плохо переносит машину.

– Жаль,– сказал я.– Но и на этом спасибо, Саркис.

– Зря ты так. Мы как-то тоскливо живем. Вот мне и подумалось, что неплохо бы как-нибудь, вместо того чтобы скучать в помещении, поскучать на лоне природы.

– Да ладно!..– Я засмотрелся на преломляющиеся под лучами солнца волны.– Ты знаешь, что равнодушие убивает человека?..

– Знаю.

– А знаешь, что счастье человека в его характере?

– Этого не знаю.

– А знаешь ли, что я должен жениться и создать себе новую жизнь?.. Что самая гениальная формула Эйнштейна – Е=тС2?

– Ты спятил?

– Какого ты обо всем этом мнения?..

– Эгоист!.. Себе создаешь новую жизнь, а мы? Вот, скажем, я? – уже шутливо спросил Саркис.

– ...А ты оставайся вечным холостяком!..

– Но почему же?

– Чтобы я всегда мог встретиться с глуповатым, скучным Саркисом.

– Благодарю!-расхохотался он. – Очень приятный комплимент.

– Не стоит! – с нарочитой небрежностью сказал я и добавил уже серьезно: – Если вдруг засну, укроешь меня чем-нибудь.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

Их бракосочетание прошло незаметно, без шума-гвалта, без пьяных криков, без сватов и сватий, без красных слов.

Луизе удалось найти приличную комнату. Они вместе с Араиком пошли договариваться о цене. Хозяин запросил тридцать пять рублей в месяц, не считая, платы за электроэнергию.

Араик не согласился. Хозяин взял на себя электричество.

Араику и этого было мало.

Спустя три дня хозяин сбавил до тридцати рублей, но все сетовал, что молодежъ-де, взяла его за горло.

Молодожены вселились в свои "апартаменты" и попросили всех друзей в ближайшее время воздержаться от визитов вежливости. У них пока ни стола, ни стульев, ни тарелок, ни ложек. В комнате стояла лишь раскладная тахта, небольшой шкаф и два чемодана.

Седа ждала целый месяц. Потом позвонила мне, сказала, что очень соскучилась по, ребятам и, пока ноги ее еще носят, хочет сходить и поздравить друзей. Седа попросила, чтобы я купил подарок.

"Подарок, который каждую минуту напоминал бы им о нас",– сказала она.

Все воскресенье я проходил по магазинам. Был в хозяйственных, в Ювелирных, в мебельных и даже в продовольственных. Где только не был, и в зоомагазин заглядывал.

И вот я уже искал двухкопеечную монетку, чтобы позвонить Седе и сказать о своих плачевных результатах, как вдруг вспомнил ее слова: "Подарок, который каждую минуту напоминал бы им о нас". Я тут же ринулся и купил маленькие изящные настольные часы в деревянной полированной оправе, а на ней даже вырезан слоненок со вздернутым хоботком. Слон, говорят, символ счастья. И я сразу решил, что сегодня же должен поговорить с Седой. Ведь скоро я уже стану отцом, а многое еще остается неясным. Хотя, может, и ясно?.. Не знаю.

Жилье Луизы и Араика было на одной из улиц, ответвляющихся от Киевского шоссе, в двухэтажном особняке.

Они занимали комнату на первом этаже и примыкающую к ней сбитую из фанеры каморку, которая служила кухней.

– Ну, зачем вы пришли? – налетела на нас Луиза. – Я же просила, пока.. – Она смолкла, и я боялся, что вот-вот разревется от волнения.

– Мы принесли вам подарок,– пробормотал я.– Настольные часы.

Сунув Луизе в руки коробку, я прошел в комнату. Араик оторопело смотрел на нас.

– Ты занимаешься, да? – сказала Седа.

– Луиза,– попросил я,– раскрой коробку. Целый день искал, что бы,вам такое подарить. Нравится?..

Луиза извлекла часы, поставила на стол (они успели ужа купить его). Сама чуть отошла, сложила на груди руки и внимательно рассматривала презент.

Араик завел часы и поставил их на середину стола.

– Садитесь,– предложил он, показывая на тахту. – Наше единственное сиденье, ложе – как хотите называйте... Сегодня я еще как раз купил ножи: большой, средний и совсем маленький. Луиза, покажи-ка им.

...Когда вы шли Киевским шоссе в сторону моста, Седа, прижавшись к тебе понежнее, сказала:

– А знаешь, Левой?.. Он жил в этих краях...

– Кто?..

– Он...

Ты мгновение недоумевал.

– А разве тогда была эта магистраль?

– Не было,– сказала Седа.– Сады тут были. Только после войны дома стали строить. Потом и улицы навели, трамвай пустили, перекинули этот изумительный мост, соединив, берега Раздана. Город поглотил безлюдные пространства. Не правда ли, удивительно? И деревья тех садов в основном сохранены, и иные домишки с плоской крышей еще стоят, прячась за новыми домами. И я вот есть. Иду здесь по асфальту. Есть город, есть Армения, есть мир, есть вселенная!.. А его...

– Очень хорошие ножи, только надо их наточить, – сказал я, возвращая ножи Луизе.– А чтобы от смазки их очистить, подержи в горячем содовом растворе.

– Отличная комната,– похвалила Седа.– Жаль только, что окна на север выходят.

– Ничего,– сказала Луиза,– летом будет прохладнее.

Сделав какие-то знаки Араику, Луиза села, а он тут же вышел.

– Трудно, да? – спросила Седа.

– Вначале всегда трудно, – пожала плечами Луиза.

– У нас таких трудностей не будет, Седа,– сказал я.

– Хозяин ничего человек? – поинтересовалась .Седа.

– Он ничего, а вот жена все недовольна, даром, видите ли, комнату нам сдают.

– Нам больше нечем вас угостить,– сказал Араик, внося большое блюдо с нарезанным арбузом.

– Кто выбирал арбуз? – воскликнула Седа.

– Продавец,– ответил Араик.

– Над дипломом работаешь? – спросил я.

– С февраля начну.

– Мы обязательно придем на защиту. Не правда ли, Седа? Ребенка оставим с Арус и придем...

– А как зимой будете обогреваться? – все спрашивала Седа.

– Электричеством,– сказал Араик.

– А я считаю, надо купить керосинку или керогаз! – упрямо бросила Луиза.– От электрического отопления в помещении сухость большая...

– Ну и керосин плох. Опасно! – не соглашался Араик.

– Другим же не опасно. Будем осторожны.

– От керосинок часто всякие вслышки,– сказал Араик.– А ведь надо же и ночью отапливать, не то заморозимся.

– Ну, ночью-то может и не гореть.

– Нет, я не могу, когда холодно. Ни за что не усну. Ты бы так не говорила, Луиза, если б хоть раз в жизни видела пожар.

– А я видела.

– Я о настоящем, большом пожаре.

– Вот именно большой пожар я и видела. Мы будем жечь керосинку! отрезала она.

– Левой, нам, пожалуй, пора идти,– сказала Седа. – Мы мешаем молодоженам решить их спор.

Араик засмеялся.

– Ничего, это не впервые.

– А до развода еще дело не доходило?

– И не дойдет,– сказала Луиза.– На худой конец будем обогреваться электричеством.

– Или керосинкой, – улыбнулся Араик.

– Ты говорила, что он так и остался двадцати одного года от роду, каким...

– Иди потише,– взмолилась Седа.– Я не могу быстро. Устаю. И вы медленно и молча прошли несколько десятков метров.

– Ты его любишь?..

– Молчи...

– Тебе жалко его? Горюешь о потерянном счастье? Но ведь счастливых много?.. Сейчас, в наши дни. Вот, скажем, Ваган и Арус... Или Луиза и Араик... Наконец, я и ты!..

– Молчи...

И до самого дома, где квартировали Араик и Луиза, ты больше не говорил. А когда уже стоял у двери и собирался постучать, Седа сказала:

– Я же тебе уже говорила. Говорила, что он для меня только прекрасное воспоминание. И я люблю это воспоминание. Понимаешь? Ну, скажи, скажи?..

Арбуз давно был съеден, и мы теперь с удовольствием грызли семечки.

Я посмотрел на часы.

– Пора,– сказала. Седа.

– Так сразу? – вскричала Луиза.

– Так уж и сразу? – улыбнулся я.

– Гость как воздух. Очень необходим, но, если его задерживать, можно и задохнуться,– сказала Седа.– Изречение не мое, но автора, простите, не помню.

– А сказано хлестко! – И Араик поднялся нас проводить.

Мы пожелали им счастья и доброй ночи. Я взял Седу под руку, было очень темно, и дорога неровная. Едва мы вышли на шоссе, мелькнул зеленый огонек.

– Такси! – крикнул я...

Машина тронулась. Я наклонился к Седе и тихо шепнул ей на ухо:

– Ты, наверно, устала? Хорошо, что подвернулось такси.

– Нет, не устала,– сказала она.– Правда, они хорошие, Левой? И самое главное – это счастье. Они счастливы, потому что сами строят свою жизнь. Пусть c трудностями, мало-помалу, но собственными руками возводят свой очаг...

– А мы? – прошептал я.

Она не ответила.

– А мы?..

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ

Айказян вызвал меня, чтобы сообщить что-то очень значительное. Я чувствовал это по его растерянному виду, беспомощному взгляду и медлительно-бессмысленным движениям. На сукне, покрывавшем его письменный стол, образовалась складка, которую, как он ни старался, не удавалось расправить.

– Да,– заговорил он.– Я в тот день не высказался... О докладе твоем...

– Вы решили пощадить меня, но я не стану благодарить вас за это. Не люблю, когда люди по каким-либо соображениям пытаются меня щадить...

Дверь приоткрылась, и я увидел голову Луизы. Потом Луиза скрылась. И вместо нее объявился Рубен, сверкнув своими маленькими круглыми глазками. Но вот и он исчез.

И до меня донесся из коридора громкий шепот.

Айказян подошел к двери, плотно закрыл ее и защелкнул на английский замок.

– Ну, а ты, в общем-то, что думаешь?

– Я?.. Я думаю, что пути для отступления нет!.. Думаю, что, может, напрасно так думаю, но..

– Пути для отступления действительно нет,– сказал Айказян. – Поскольку в плане нашего раздела скоро утвердят тему исследований и... твою тему.

– Ну и что с того? – спокойно сказал я.– Вы же говорили, что мы боремся не только за то, чтобы отвоевывать у природы ее тайны. Говорили, что путь от итогов лабораторных опытов до производства куда длиннее, чем...

– Верно,– согласился Айказян.– Однако ты знаешь, что революция продолжается.

– Революция свершилась в тысяча девятьсот семнадцатом году.

– Свершилась и продолжает свершаться. Ты, может, считаешь, что пришло время сидеть сложа руки? Нет, такое время не наступит. Ни через сто, ни через тысячу, ни через тысячу тысяч лет, если люди вдруг не надумают снова превратиться в обезьян.

– А как это случилось, что решили, утвердить тему? Ведь я, говорят, оторвался от коллектива. И к тому же...

– О, такого ты еще наслушаешься, – прервал меня Айказян.– А поскольку пока не складываешь оружия, то эдакие речи будут сопутствовать тебе. Вот так-то. Я хочу также подсказать, что эту свою тему ты можешь представить к защите. Вместе поработаем, сдадим кандидатский минимум, и все будет в порядке...

Я хотел была что-то еще сказать, но передумал. Поднялся и пошел к двери. Айказян тоже больше ничего не сказал.

Он подтянул к себе битком набитый портфель и стал лихорадочно рыться в каких-то бумагах.

Я вышел из кабинета шефа.

...В лаборатории цервой ко мне подошла Луиза. Она была очень испуганная и встревоженная.

– Зачем ты ему понадобился, Левой? – спросила. Луиза.– Знаешь, он еще до начала работы тебя спрашивал.

– Что, хорошей обработочке подвергся? – коварно улыбаясь, спросил Рубен.

– Еще какой! – сказал я и подошел к окну. Глянул во двор. Старый институтский сторож сметал в кучу опавшие листья.– Рубен, ты помнишь, я тебе как-то притчу одну рассказал?

– Помню. Не забыл.

– И помнишь, мораль я тогда тебе не сказал?

– Сейчас меня ато уже не интересует.

– А меня очень даже интересует. Знаешь, как поступил орел? Он схватил змею и сбросил ее с вершины со словами: "Живи там, где твое место", С тех самых, пор змея так и живет в ущелье. Иногда, правда, подумывает, не попытать ли ей снова счастья. Как ты считаешь, Рубен, попытает?

– Я ничего не считаю! И кончай морочить мне голову своими притчами! Рубен хлопнул дверью и удалился.

– Левой?..-опять заговорила Луиза.

– Вот так люди побеждают! – философски заключил я. И добавил: – Сами себя.. Кстати, наша тема скоро будет утверждена и включена в план.

– Будет утверждена?! – обрадовалась Луиза.

– И все-таки трудно существовать в этом мире, – устало сказал я.– Очень трудно.

– Существовать легче легкого,– тихо промолвила Луиза.– Жить трудно, по-настоящему жить.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ

Несколько дней шли сильные дожди. Сегодня под вечер потоки так запрудили улицы, что невозможно было перейти с одной стороны на другую. Люди толпились на обочинах тротуаров, высматривая, куда бы ступить. Водители необычно "присмирели", ехали медленно, чтобы ненароком не обдать брызгами людей на тротуарах.

Я никуда не спешил. И, признаться, не без удовольствия прогуливался под дождем. Так как перейти дорогу было невозможно, я шел и шел, пока не добрался до кафе, где все места; увы, оказались заняты, но, на счастье, были отдельные свободные стулья. Не знаю почему,, но у нас принято, если за столом сидят, скажем, только двое, третий уже ни за что не подсаживается, пусть хоть весь вечер у входа в кафе будет стоять очередь.

Ну, а нельзя ли нарушить эту традицию? Нельзя ли подойти и подсесть вон хоть за тот столик в сторонке, который, понятно, занят?

Я подошел к девушкам и спросил:

– Можно?..

Одна из девушек поднесла кулачок к губам и фыркнула.

Но другая очень вежливо кивнула в знак позволения. Я снял плащ, перекинул его на спинку стула и принес себе кофе с ликером..

– Девушки, вы одни? – вдруг вылетело у меня.

Первая снова фыркнула, а другая сказала: – Не одни, а вдвоем мы!..

– Курите. Прошу! – я протянул им пачку с сигаретами.

– Мы не курим.

– Зря. Так чем вас угостить?

– Мы вовсе не хотим, чтобы нас угощали...

– Напрасно. Если бы вы узнали, кто я, потом бы очень пожалели, что "были со мной так нелюбезны.

– А кто вы?

– Это тайна!..

Та, что все хмыкала в кулачок, теперь смотрела на меня расширенными от любопытства зрачками.

– Принесу-ка я мороженого и ликеру! Согласны?

– Согласны, но с условием, что вы откроете нам свое инкогнито!

– Конечно, открою.

Через миг я принес в металлических вазочках мороженое и затем сходил за ликером.

– Итак, застолье открыто!

Я закурил сигарету и отпил немного кофе.

Мне приятно что я достаточно владею собой. Приятно потому, что не всегда мне это удается. Иногда могу повести себя, как человек с психологией трехлетнего дитяти, который орет и требует звезду с неба у родителей, кои тщетно объясняют ему, что это невозможно...

– Вы почему не пьете, девушки? Давайте выпьем.

Они отхлебнули только по глотку, а я осушил рюмку до дна и попросил буфетчицу налить мне еще. – Учитесь, девушки?

– Работаем.

Я не спрашивал у них имен. Имена меня ничуть не интересовали.

– Где?

– В Армэлектро.

– Наверно, электрофак кончали?

– Школу кончили. И сейчас работаем в сборочном цехе. Ничем не знамениты. Не как вы.

– Благодарю! – сказал я, почувствовав ироническую нотку в тоне девушки. Но, может, это и не так и никакой иронии не было? Не помню. В голове у меня был полный хаос.– А если и я вовсе не знаменит?!

– Тогда кто вы? Ведь обещали же сказать? – напомнила девушка.– Мы уже съели мороженое.

– Ну, посидите еще немного. Я знаете кто? Я – самый грустный человек. Посидите, чтобы мне не стало совсем уж невмоготу от грусти.

Они поглядели друг на дружку и примолкли.

– Вы, -наверно, слыхали про Альберта Эйнштейна? – спросил я.

– Слыхали...

Это было сказано так что я усомнился.

– Ученый такой был. Умер в пятьдесят пятом. Формулу он вывел замечательную.– Я проговорил это, а перед глазами у меня выстроились две формулы, но я продолжал: – Вот она, формула: Е=тС2. По-моему, сейчас это в школах проходят. Потом теория относительности. Парадокс времени: человек со скоростью света направляется к далеким галактикам. Три года он пребывает в космосе, затем возвращается на Землю и – обнаруживает, что на этой планете минули уже .многие и многие десятилетия. Не знаю, где я читал. И автора тоже не помню. Сейчас все об этом пишут. Я не виноват... Вы спрашиваете, кто я?.. Я – Адам. Так звали человека, который путешествовал в космосе и, вернувшись на Землю, обнаружил, что время сыграло с ним злую шутку.

– Адам Малого Льва?..-спросила девушка.

– Да, кажется, именно так называлась книга. Но слушай те продолжение, сказал я и сообразил вдруг, что продолжения-то и нет.– Я вернулся, а над ней, старушкой, уже пронеслись многие и многие десятилетия. Я стал старше только на три года, а Земля на много десятков лет! И потому я теперь очень одинок. Всех моих близких унесли с собой миновавшие десятилетия. Я совсем одинокий. И потому грустный... Принесу еще кофе, девушки?

– Нет, не надо.

– Мороженое?..

– Нет.

– Вам уже скучно, да?

Они не ответили.

– Дома будете рассказывать, что встретили в кафе чудака, который угощал вас кофе с ликером и мороженым, чтобы тем самым обрести право нагнать на вас скуку. Ведь будете же рассказывать, а?..

– Ликер был ужасно крепкий, в голову мне ударил, – пожаловалась девушка, которая все фыркала.– Боюсь, встану, на ногах не устою.

– Ну ладно, вы идите, а я возьму еще чашку кофе.

Принес кофе, начал пить. Они сидели. Не хотели уходить.

Ждали, что скажу им, кто я есть. И не представляли, как велико будет их разочарование.

– Я не Адам Малого Льва. Я – Левой. Ле-вон!..

Они все сидели.

Я допил кофе, взял плащ и вышел из кафе. Проходя мимо большого окна, еще раз увидел девушек. Они о чем-то горячо говорили, и та, улыбчивая, уже не держала кулачка у губ, не смеялась. Я вспомнил вдруг, что даже не пожелал им доброй ночи. Но ничего, беда не велика. Накинул плащ на плечи и зашагал.

Дождь перестал... Над одним из домов светились неоновые огни. На фоне темного неба выделялся серебристый самолетик и под ним .слова: "Быстро, удобно, выгодно".

На ходу я вскочил в троллейбус, сел на одно из свободных мест и прижался головой к стеклу. И так остановок десять внимательно изучал в темном окне свое лицо. Потом сошел и неохотно побрел домой.

Если бы у меня было обыкновение вести дневник, я бы немедленно раскрыл его на чистой странице, взял бы в руки самописку и записал бы примерно следующее: "Сегодня я встретился с Седой. Она сказала, что очень любит меня, но что хорошо, когда все делается в свое время. И спросила, сознаю ли я всю ответственность моего предложения. Я обиделся, ушел и стал бродить по улицам. Лил дождь, и мне было грустно".