Текст книги "Туманян"

Автор книги: Камсар Григорьян

Автограф Туманяна (поэма «Давид Сасунский»).

Военно-грузинская дорога. С фотогр. 1890-х г.

Туманян всем сердцем сочувствовал справедливой, освободительной войне народа, он воспевал героизм Давида, идущего в бой с врагами родины. Вместе с тем, Туманян с великим гневом говорил о несправедливой, захватнической войне, как о народном бедствии. Туманян выступал против поджигателей разбойничьих войн. Он утверждал, что подобные войны «…всегда устраивались со стороны правителей стран, правительственных кругов и руками правителей… И всегда это делалось против воли и желания простого народа, трудящегося человека».

После того как Давид одержал победу над Мсра-Меликом, он обращается к его солдатам потому, что не в них видит настоящего врага. Вот слова Давида:

 
Идите, люди, как пришли,
В свой Мсыр родимый сей же час.
Но, если из своей земли
Вы вновь подыметесь на нас,—
 
 
Лежи под жерновом Давид,
Будь он в глубокой яме скрыт —
Вас вновь меч-молния пронзит:
Давид Сасунский вас сразят.
Бог весть, при встрече боевой
Кто пораскается в тот час, —
Мы – в грозный вышедшие бой,
Иль вы – напавшие на нас!
 

Устами Давида говорит сам автор. Он не только призывал солдат Мсра-Мелика вернуться в свою страну, к мирному созидательному труду, но и предлагал твердо запомнить, что ожидает их, если они вновь поднимут свои мечи против свободной Армении. Слова Давида, обращенные к врагам родины, звучат грозным предостережением.

X

В конце XIX века в жизни Закавказья произошли большие перемены. После русско-турецкой войны в 80-х годах начала развиваться промышленность. Строится разветвленная сеть железных дорог. В 1883 году была построена линия Баку – Батум, в 1898 году – Тифлис – Александрополь, в 1901 году – Александрополь – Эривань.

Железные дороги способствовали проникновению капитализма в Закавказье. Начинается бурный рост промышленности, добычи и обработки нефти, угля, меди, марганца. Баку становится центром мирового значения. Строятся алавердские, кафанские рудники и медеплавильный завод в Армении. Растет марганцевая промышленность в Чиатурском районе Грузии, начинается добыча каменного угля в Тквибули. Особое значение приобретает Батум, где располагаются заводы по обработке и экспорту бакинской нефти.

Характеризуя процесс втягивания русским капитализмом Кавказа «в мировое товарное обращение», В. И. Ленин писал: «Страна, слабо заселенная в начале пореформенного периода или заселенная горцами, стоявшими в стороне от мирового хозяйства и даже в стороне от истории, превращалась в страну нефтепромышленников, торговцев вином, фабрикантов пшеницы и табаку, и господин Купон безжалостно переряживал гордого горца из его поэтичного национального костюма в костюм европейского лакея…» [38]38
  В. И. Ленин. Сочинения, изд. 4-е, т. 3, стр. 521.


[Закрыть]

С развитием промышленности рос и рабочий класс Закавказья. Усилился процесс обнищания деревни и пролетаризации крестьянских масс. Росли крупные пролетарские центры: Баку, Батум, Тифлис. Богатели промышленники, а положение рабочего класса было крайне тяжелым: нищенская зарплата, длительный рабочий день, отсутствие трудового законодательства, произвол фабрикантов и заводчиков. Широко применялась эксплоатация женского и детского труда.

«Грузинский рабочий, – писал Ладо Кецховели⁴⁹ в 1901 году в газете «Брдзола»⁵⁰, – эксплоатируется вместе с русским и армянином, мучается, страдает, задыхается в царстве насилия со связанными руками, прикованный к бездушной машине, продукт которой целиком достается ее собственнику, а трудящемуся перепадают остатки, объедки со стола, позволяющие ему тянуть мученическую лямку. На одной стороне – трудящийся, на другой – собственник орудия производства; на одной стороне – бедность, на другой – богатство и роскошь. Первый создает богатство, а сам изнывает в бедности; второй – даром, без затраты труда присваивает это богатство и развлекается пирами во дворцах».

В деревне царила нищета; на каждом шагу давали себя чувствовать пережитки феодально-крепостнических отношений. Лучшие земли были в руках помещиков. По данным 1886 года 72 процента земли принадлежало в Армении помещикам и лишь 28 процентов – крестьянам. Значительно ухудшали положение деревенской массы косвенные налоги на предметы первой необходимости: соль, керосин, спички. В закавказской деревне долго господствовали отсталые формы обработки земли и примитивные орудия труда. Крестьянская масса влачила полуголодное существование.

В конце 90-х годов после грозной волны стачечного движения, прокатившейся по всей Российской империи, начинается новое наступление реакции. По инициативе жестокого сатрапа царского правительства, наместника Кавказа князя Голицына, были закрыты армянские школы и конфискованы земли, принадлежавшие церковно-приходским школам. В 1900 году правительством была запрещена деятельность кавказского армянского издательского товарищества. Усилилось гонение на армянские журналы и газеты, свирепствовала цензура. Начались обыски, аресты и ссылки передовых деятелей армянской литературы. В числе «неблагонадежных» оказались писатели Агаян и Ширванзаде.

Реакционные мероприятия царских властей, гонения и репрессии способствовали развитию народного самосознания и росту революционного движения. Наступление правительства на жизненные интересы широких масс вызвало целую волну недовольства и протестов. Начались волнения.

В 1901 году, по инициативе товарища Сталина, в Тифлисе было организовано первое открытое политическое выступление закавказского пролетариата – первомайская демонстрация, которой предшествовала грандиозная стачка рабочих-железнодорожников.

С 1902 года в различных пунктах Армении, под руководством товарища Сталина, возникают социал-демократические группы, объединившиеся потом в «Союз армянских демократов», который в своем манифесте заявлял о полной солидарности с Российской социал-демократической рабочей партией и выражал готовность «бороться вместе с нею за интересы российского пролетариата вообще и армянского в частности».

Рабочий класс Армении накануне революции 1905 года составлял, по сравнению с сельским населением, небольшой процент. Основная часть его была сконцентрирована в алавердских и кафанских медных рудниках. Однако нужно принять во внимание, что большое количество армянских рабочих было занято в главных промышленных центрах Закавказья: Баку, Тифлисе, Батуме. Первая забастовка в Армении была организована в 1903 году рабочими алавердских рудников.

Перед революционной бурей 1905 года усилилось в Армении и крестьянское движение. В 1902 году в селении Ахпат, где из десяти тысяч десятин земли девять с половиной принадлежало помещикам и кулакам, вспыхнуло восстание крестьян. Это послужило примером. Крестьянские волнения возникали по всей Армении.

В марте 1903 года в Тифлисе состоялся первый съезд кавказских социал-демократических организаций, по решению которого был создан Кавказский союз РСДРП.

В авангарде революционного движения на Кавказе становится в эти годы бакинский пролетариат. Во главе всей идейно-политической борьбы кавказских большевиков стоял товарищ Сталин, под руководством которого в декабре 1904 года была организована грандиозная стачка бакинских рабочих, предзнаменовавшая начало подъема революционного движения в Закавказье. Вскоре эта стачка охватила все южные области России.

В одной из прокламаций тифлисского комитета Кавказского союза РСДРП 1903 года говорилось: «Мы бьем тревогу! Борьба закипела повсюду за счастье, свободу и лучшую долю. Мы накануне великих событий. Россия всколыхнулась. Кавказ поднимается…»

Революционное движение все больше и больше охватывало и деревню. Ширились и росли крестьянские восстания.

Наиболее значительного размаха борьба достигла в Гурии.

Туманян внимательно следил за назревающими политическими событиями. В 1903 году тифлисская социал-демократическая организация готовилась к первомайской демонстрации. Для революционной листовки необходимо было перевести на армянский язык строки из оды Пушкина «Вольность»:

 
Самовластительный злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.
 

По предложению Степана Шаумяна обратились к Туманяну, который охотно согласился, и листовка с переводом армянского поэта была распространена в день демонстрации в тысячах экземпляров.

В январе 1904 года началась русско-японская война, которая расшатала основы самодержавия и воочию показала всю несостоятельность и гнилость царского строя. В народных массах росла ненависть к самодержавию.

Под напором революции 1905 года царское правительство вынуждено было сделать ряд уступок. В числе этих уступок была и отмена распоряжения о закрытии армянских школ и культурно-просветительных обществ и учреждений.

В Армении, кроме РСДРП, существовали еще контрреволюционная буржуазно-националистическая партия «Дашнакцутюн»⁵¹ и группа армянских социал-демократов, которые называли себя «гнчакистами», по названию своего печатного органа «Гнчак» («Колокол»), Они вели раскольническую политику в революционном движении, требовали автономии Армении и представляли собой партию армянской буржуазии. Прикрываясь флагом борьбы за национальную независимость, дашнаки защищали интересы национальной буржуазии.

Туманян был врагом национализма. Он беспредельно любил свою родину и был пламенным ее певцом. Вековое стремление армянского народа к свободе, к мирному существованию, нашло яркое отражение в мировоззрении и в поэзии Туманяна. Патриотизм его очень близок к тому высокому гражданскому чувству, четкое определение которого дано В. Г. Белинским:

«В полной и здоровой натуре тяжело лежат на сердце судьбы родины; всякая благородная личность глубоко сознает свое кровное родство, свои кровные связи с отечеством… Любовь к отечеству должна выходить из любви к человечеству, как частное из общего. Любить свою родину – значит пламенно желать видеть в ней осуществление идеала человечества и по мере сил своих споспешествовать этому».

У Туманяна всегда «на сердце лежали судьбы родины», судьбы своего народа. Но вместе с тем он осуждал тех, которые «в пылу слепого национализма провозглашали свой народ божьим избранником и начинали бредить о славе и величии».

Мотивы дружбы народов встречаются уже в ранней поэзии Туманяна. В стихотворении «Примирение», в котором горы символизируют народы, Арарат обращается к Казбеку со словами:

 
«Мы старою славой с тобой близки
Друзья по страданьям мы, старина,
Хоть розно стояли мы, далеки,
Но буря над нами была одна.
. . . . . . . . . . . . . . .
Дай руку, товарищ, жить вместе нам.
А ну, погляди-ка вокруг хоть раз.
Мы братья, ровесники по векам,
И пламя одно пожирает нас.
 

(Пер. В. Звягинцева)

В годы первой русской революции национальный вопрос на Кавказе принял особую остроту. Перепуганное царское правительство не останавливалось перед жесточайшими мерами для того, чтобы подавить революционные выступления рабочих и крестьян. Но вместе с тем оно прекрасно понимало, что одними репрессиями невозможно остановить растущую боевую активность масс. Тогда самодержавие решило при помощи провокаторов натравливать народы России друг на друга, чтобы расколоть силы революции.

Наместник Кавказа Воронцов-Дашков делал все для того, чтобы разжечь межнациональную борьбу. Царские сатрапы таким путем пытались упрочить пошатнувшиеся под мощным напором революционного движения основы самодержавия. Осуществляя свои планы, Воронцов-Дашков опирался на реакционно-националистические организации дашнаков, грузинских меньшевиков и азербайджанских мусаватистов.⁵²

В Армении буржуазно-националистическая партия «Дашнакцутюн» стремилась отравить сознание масс ядом шовинизма, разжечь вражду между армянами и азербайджанцами. Дашнаки хотели подчинить своим интересам растущее национально-освободительное движение армянского народа. Агенты самодержавия поспешили воспользоваться услугами дашнаков.

«Мы знаем также о том, – говорил товарищ Молотов на приеме делегации Армянской ССР в Кремле, в декабре 1935 года, – что идею национального освобождения армянского народа пытались использовать в своих интересах армянские буржуазные националисты – дашнаки, сыгравшие, подобно русским меньшевикам и эсерам, а также меньшевикам и эсерам других национальностей, предательскую роль в отношении своего народа. Но дашнаки этим и обрекли себя на позор и на гибель, разделив, как показал опыт пролетарской революции, судьбу всех и всяких агентов буржуазии, будь то буржуазии русской, армянской, грузинской, тюркской, украинской и любой другой. Туда им и дорога! Кому теперь не ясно, что тот, кто еще называет себя дашнаком, не может играть никакой другой роли, кроме роли врага Советской Армении, ставшей на путь славного национального возрождения! Кому теперь не ясно, что дашнак – жалкий агент выметенной вон из нашего дома белогвардейщины и вместе с тем агент иностранной буржуазии».[39]39
  В. М. Молотов. Статьи и речи, Партиздат, 1937, стр. 211.


[Закрыть]

В исторические дни революции 1905–1907 гг. во Главе большевиков Закавказья стоял товарищ Сталин, который, в ответ на спровоцированные царским правительством межнациональные раздоры, призывал закавказских трудящихся примкнуть к революционным выступлениям рабочего класса России и объединенными силами поднять восстание против самодержавия. Товарищ Сталин, раскрывая сущность кавказских событий 1905 года, писал о том, как царское правительство «кровью и трупами граждан» старалось «укрепить свой презренный трон». «Да, граждане! – писал он. – Это они, агенты царского правительства, натравили несознательных из татар на мирных армян! Это они, лакеи царского правительства, раздали им оружие и патроны, одели в татарскую форму полицейских и казаков и пустили на армян!» Товарищ Сталин писал о том, как «жалкие рабы жалкого царя» старались поднять в Тифлисе «братоубийственную войну». В конце революционной прокламации он обращался к народам Кавказа с призывом: «Они требуют вашей крови, они хотят разделить вас и властвовать над вами! Но будьте бдительны! Вы, армяне, татары, грузины, русские! Протяните друг другу руки, смыкайтесь теснее и на попытки правительства разделить вас единодушно отвечайте: Долой царское правительство! Да здравствует братство народов!»[40]40
  И. В. Сталин. Сочинения, т. 1, стр. 82.


[Закрыть]

Товарищ Сталин отмечал единение трудящихся. На «фарисейскую политику царского правительства» трудящиеся Тифлиса ответили мощной демонстрацией единения сил. Товарищ Сталин писал о том, как «… многотысячная толпа из армян, грузин, татар и русских, как бы назло царскому правительств» «клянётся поддерживать друг друга «в борьбе с дьяволом, сеющим рознь между нами».[41]41
  Там же, т. 1, стр. 85–86.


[Закрыть]

Весть об армяно-тюркских столкновениях произвела тяжелое впечатление на Максима Горького. Ему было больно слышать о том, как мирные народы поддались провокации и подняли меч друг против друга. Он писал: «Бывая на Кавказе, я всюду видел, как дружно и мирно работали рядом гру зин с татарином и армянином, как детски весело и просто они шутили, пели и смеялись, и как трудно было поверить, что эти простые славные люди ныне тупо и бессмысленно избивают друг друга, подчиняясь подстрекающей их злой и темной силе».[42]42
  М. Горький. Ранняя революционная публицистика, Госполитиздат, Москва, 1938, стр. 117.


[Закрыть]

Не хотел поверить этому и Ованес Туманян. Он боролся с национальной враждой. Он с белым флагом объезжал азербайджанские и армянские деревни Борчалинского, Газахского и Лорийского уездов, убеждая крестьян не поддаваться провокации, сохранить добрососедские, мирные отношения между собою. И нужно сказать, что армянский поэт, пользовавшийся любовью не только армянского, но и азербайджанского населения, достиг многого. Благодаря его убежденному слову, горячей пропаганде эти районы были спасены от братоубийственной войны.

Туманян, правильно оценив сущность кавказских событий 1905 года, писал с горькой досадой: «Занятые этой низкой и постыдной войной, мы очутились в стороне от освободительного движения в России». Тем не менее, он имел полное основание гордиться тем, что сумел «убедить поднявшиеся друг против друга народы, вложить мечи в ножны», и тем спасти многие тысячи жизней.

После поражения революции 1905 года снова наступила полоса реакции. По приказу царя и его чиновников тысячи людей были брошены в тюрьмы. Малейшего подозрения было достаточно, чтобы оказаться за решеткой. Активная общественная деятельность Туманяна, в особенности его участие в событиях 1905–1907 гг., привлекала внимание жандармерии, и за ним был установлен тайный надзор. Жандармские шпики следили за каждым его шагом. 28 декабря 1908 года Туманян был в гостях, а когда пришел домой, в полночь у него на квартире был произведен обыск, его арестовали и посадили в Метехскую крепость. В соседней камере сидел А. Исаакян.

Дело было поручено черносотенным министром Щегловитовым следователю Лежину, который не спешил с окончанием и действовал со всей суровостью.

В это время, весною 1909 года, в Москве происходили торжества, посвященные 100-летию со дня рождения Гоголя. Ал. Цатурян в письме из Москвы высказал пожелание, чтобы и армянские писатели приняли участие во всероссийском гоголевском празднике, хотя бы поздравительной телеграммой. Агаян на предложение редактора журнала «Мурч» Арасханяна о посылке телеграммы с горечью сказал: «Где армянские писатели? где наша литература? Вон наш Ованес уже несколько месяцев сидит в тюрьме. Дети остались, кормить некому. Завтра должны броситься в воду…»

Говорил он эти слова, и слезы светились в его добрых глазах. Он рассказывал, как на днях Лежин первый раз вызвал Туманяна на допрос, как об этом узнали его дети. Они, чтобы увидеть отца, караулили на углу улицы, по которой должна была вести его стража. Агаян, обращаясь к Арасханяну, сказал с грустью: «Да, правильно говоришь, надо что-то делать… Обязаны… смеяться сквозь слезы». Телеграмма была составлена и послана в Москву на имя юбилейного комитета.

Тем временем друзья усиленно хлопотали об освобождении поэта. Мария Марковна, которая пользовалась известным положением и благосклонностью со стороны высокопоставленных лиц, добилась приема у наместника. Она говорила о Туманяне, как о большом писателе. На ее доводы наместник отвечал: «Я охотно верю вам, что Туманян великий поэт, но это не мешает быть ему политически неблагонадежным человеком…» В июне 1909 года Туманян был освобожден из заключения, после того, как один из его ближайших друзей и покровителей Филиппос Вартазарян внес пять тысяч рублей в качестве залога. Туманяну было запрещено выезжать из Тифлиса.

В крепости Туманяном была написана сказка в стихах – «Капля меда», явившаяся злой сатирой на царей и правителей. Автор показывает, как из-за случайного ничтожного пустяка завязывается конфликт, который, все больше и больше разгораясь, приводит к невиданному кровопролитию. Начинается эта сказка так: лавочник взвешивает для пастуха из соседнего села мед, и случайно капля меда падает на пол. На мед садится муха. На муху налетает кот. На кота бросается собака пастуха и душит его. Озлобленный лавочник ударом молотка убивает собаку. Пастух, увидев гибель своего верного пса, убивает лавочника. Односельчане, узнав об убийстве лавочника, убивают пастуха. Крестьяне соседнего села, до которых доходит весть об убийстве своего односельчанина, вооружившись палками и вилами идут мстить за своего пастуха. Враждующие две деревни оказались пограничными; они платят дань разным царям, которые, пользуясь случаем, объявляют друг другу войну и начинается жестокая битва. . В сказке «Капля меда» Туманян изобразил войну, как бессмысленное, страшное кровопролитие, как народное бедствие, приносящее много страданий и горя миллионам не повинных ни в чем людей:

 
В огне деревни, города,
Повсюду стоны, кровь, нужда,
Везде следы кровавых дел
смрад непогребенных тел.
Идут года,
В зной, холода
Работы нет. В крови земля,
И не засеяны поля.
Убила мирный труд война.
Объята голодом страна.
За голодом приходит мор,
И смерть повсюду…
 

(Пер. Н. Панов)

Сказка Туманяна написана в годы реакции, в тюрьме, что заставило его высказать свои мысли в завуалированной форме. Тем не менее ее основная идея ясна. Она заключается в желании автора доказать, что войны можно было бы избежать, если б не цари и правители, которые по сути дела и являются виновниками кровавых событий. Туманян издевается над царями, произносящими высокопарные лицемерные и фальшивые речи о причинах, заставивших их взяться за оружие. Не менее ярко в сказке Туманяна выражена мысль о том, что простому народу война вовсе не нужна. Смелое, сатирическое слово поэта направлено против разбойничьих войн, когда во имя новых завоеваний чужих земель стоящая у власти кучка грабителей ввергает в пучину страшных страданий миллионы людей.

Туманян прекрасно понимал величие освободительной войны и воспел образ народного героя Давида Сасунского, идущего на бой с врагами отчизны. Вместе с тем, он заклеймил позором империалистических захватчиков, поднимающих меч против созидательного труда и мирной жизни народов.

Не менее характерным является его стихотворение «Перевал», которое было написано Туманяном в крепости, в день своего рождения, когда поэту исполнилось сорок лет. В этом стихотворении автор как бы подводил некоторые итоги пройденного им жизненного пути:

 
. . . . . . . . . . . . . . . .
С младенчества обрывистой тропой
По круче горной
Иду, упорный, —
И вот, нашел на высотах покой.
 
 
Покинул я внизу, в глубокой мгле,
Почет, богатство,
Зависть, злорадство —
Все, что гнетет свободный дух к земле.
 
 
И вижу я (прозрачна даль в горах)
С моей вершины, —
На дне долины
Как просто все и пусто! Душный прах!
 
 
Легка сума: в пути я не устал.
Песней и смехом
Играю с эхом —
И весело схожу за перевал.
 

(Пер. Вяч. Иванов)

Сцена из оперы «Алмаст» (Ереванский Гос. театр оперы и балета им. А. А. Спендиарова).

Тифлис. С фотогр. 1890-х г.

Шестимесячное пребывание в тюрьме не сломило волю Туманяна. Более того, он теперь ощущает в себе прилив новой силы, творческой энергии. В стихотворении «Перевал» встает во весь рост образ поэта. Он спокойно и уверенно смотрит вперед, в будущее.

XI

Двери дома Туманяна были широко открыты перед гостями. Хозяин принимал их приветливо, с радушием. Современники, рисуя внешний облик поэта, вспоминают его ясный светлый взор, его добрую улыбку. «Вспоминая Туманяна, – пишет Степан Зорьян⁵³,– прежде всего представляешь его лучистую улыбку, постоянно освещающую глубоко-одухотворенное лицо поэта». Об этой мягкой, чарующей улыбке говорит в своих воспоминаниях о Туманяне грузинский поэт Иосиф Гришашвили⁵⁴. «Нельзя было сказать, – вспоминает художник Егише Тадевосян⁵⁵,– что лицо Туманяна было красивым или особенно оригинальным. Нисколько. Лицо его было обыкновенным. Но широкий лоб, глубина задумчивых глаз и своды черных бровей составляли гармоническое целое».

Туманян, по натуре своей общительный и жизнерадостный, любил задушевную беседу, за которую, как говорит Аветик Исаакян, «он был готов душу отдать». И когда бы к нему ни заходили, как бы он ни был занят, ради беседы оставлял все свои дела.

Бывало соберутся друзья, и Туманян, сверкнув улыбающимися глазами, со свойственным ему мягким юмором расскажет какую-нибудь занимательную историю.

Часто доставалось известному романисту Прошяну, который славился своими странностями.

Ширванзаде в автобиографических записках приводит эпизод, послуживший для Туманяна темой маленького забавного рассказа о Прошяне.

Однажды, в дни русско-японской войны, Агаян, Ширванзаде, Туманян и другие стояли на Эриванской площади Тифлиса у здания городской думы. Один из них читал последние телеграммы, другие слушали. Вдруг со стороны гостиною двора показался Прошян. Он шел не торопясь, с палкой через плечо, на конце которой висел цветастый узел. По мере того как Прошян приближался становилось ясным, что он шел с базара. Из плохо завязанного узла выглядывал хлеб, торчали будто проросшие пучки зеленого лука. Заметив знакомых, Прошян подошел и молча стал слушать известия. Ширванзаде покосился на его оттопыренные карманы, которые явственно шевелились. Он глазами обратил внимание Туманяна на это странное явление, и тот, с трудом сдерживая смех, вытащил из кармана Прошяна бумажный мешочек, в котором было что-то живое.

Оказалось, что Прошян только что купил живой рыбы «цоцхали» и, вероятно, боясь, что она выпрыгнет из узла, положил в карманы.

Туманян, впоследствии изображая эту сцену, красочно, с тонким юмором и наблюдательностью передавал черты своеобразной натуры Прошяна, и перед слушателями будто воочию возникала его колоритная фигура.

В доме Туманяйа нельзя было скучать.

В своих воспоминаниях литератор и искусствовед Гарегин Левонян⁵⁶ пишет: «Вы видели когда-нибудь Туманяна в роли тамады, распорядителя за пиршественным столом? Весьма трудная роль: нужно быть веселым, сделать так, чтобы и другим было весело, острить и обрисовать каждого участника в комических тонах, пить и угощать других, но не пьянеть и не стать излишне болтливым…» Туманян пользовался славой чуть ли не лучшего тамады во всем Тифлисе.

Много способствовал популярности Туманяна его открытый благородный характер. Он всегда и всюду держался просто и непринужденно и был доступен для всех. Каждый мог подойти к нему, познакомиться, побеседовать с ним. «Он был в жизни великим психологом, – говорит о Туманяне С. Зорьян, – и знал когда, с кем и о чем нужно говорить. Особенно хорошо он умел успокаивать людей». И как поэт и как человек большой и отзывчивой души Туманян был окружен уважением и любовью широких масс. «Популярность Туманяна, как поэта, огромная, – писал в 1916 году В. Я. Брюсов, – и, кажется, нет во всем Тифлисе человека, кто не знал бы характерной седой головы поэта и не любил бы его как благородного и прекрасного писателя».

В начале 1897 года Туманян пригласил к себе группу писателей с целью создать литературное содружество армянских беллетристов; он пытался тогда организовать такое объединение, которое было бы в состоянии в необходимых случаях защищать права деятелей литературы. В числе приглашенных находились, кроме самого инициатора, Агаян, Прошян, Ширванзаде, Мурацан и другие, всего 12 человек. Прошло немного более года, как это содружество армянских писателей окончательно оформилось. На первых же собраниях, как об этом рассказывает Исаакян, возникла мысль дать название литературному объединению. Туманян напомнил при этом, что братья Гонкуры имели свой литературный кружок, собрания которого происходили на верхнем этаже дома Гонкуров, и по этой причине они назвали свой кружок «амбаром» или «чердаком». Кто-то из присутствующих, в этой связи, предложил назвать творческое объединение армянских писателей «Вернатуном» («Горницей»), с чем все единодушно согласились. Название соответствовало и тому месту в квартире Туманяна, где обычно происходили литературные собеседования. Поэт занимал четвертый этаж высокого здания на Бебутовской улице (ныне ул. Энгельса) в Тбилиси. Чтобы добраться до «Вернатуна», нужно было подняться по длинной лестнице, насчитывающей более ста ступеней.

Литературные собрания происходили в просторном зале, рядом с кабинетом Туманяна, где помещалась его библиотека. К залу примыкал балкон, откуда открывался вид на склон горы ботанического сада. Внизу был небольшой тенистый сквер, украшенный кипарисами и водопадом. «Уголок этот был очень поэтичным, – пишет в своих воспоминаниях Акоп Акопян, – в особенности в лунные ночи». Почти круглый год спал Туманян на балконе, под брезентовым навесом.

В первый период на литературных занятиях в «Вернатуне» бывали немногие. Агаян, Демирчян, Исаакян и некоторые другие из друзей Туманяна систематически собирались, чтобы поделиться мыслями и впечатлениями. «Его дом был нашим местом сбора, – говорит Исаакян в своих воспоминаниях о Туманяне. – Пили чай, ужинали, говорили. Зимою, сидя у пламенеющего очага, вели беседу, шутили, спорили». «Вернатун» не имел специальной программы. Темы разговоров были самые различные: текущие события литературной и общественной жизни, история народов, вопросы искусства, философии, но более всего говорили о литературе.

Душою «Вернатуна» был гостеприимный хозяин дома. Широкая и открытая поэтическая натура Туманяна вносила в литературные беседы теплоту и задушевность. Горячие споры и собеседования происходили в дружеской среде, где не было места ни зависти, ни лести и лицемерию. Обсуждались новые рукописи участников «Вернатуна», произведения других армянских писателей, произведения русских и западноевропейских классиков, а также античных авторов. Знакомились с памятниками устного народного творчества, восхищались русскими былинами, сербским эпосом, «Давидом Сасунским».

На литературных собеседованиях первое слово обычно принадлежало Агаяну. В «Вернатуне» его называли «патриархом». Он радовался успехам своих товарищей и «воодушевлялся ими, как юноша». К молодым авторам он проявлял чуткость и отеческую заботу: покровительствовал и поощрял их. По настойчивым просьбам друзей иногда он пел песни своего любимого народного героя Кёр-оглы.

Со временем «Вернатун» вырос. Литературные собрания теперь стали посещать не только писатели, но и художники, музыканты, филологи. Здесь бывали известный историк Акоп Манандян⁵⁷, композитор Комитас, армянские художники: Георг Башинджагян⁵⁸, Фанос Терлемезян⁵⁹, Егише Тадевосян. Последний в своих записях вспоминает, как однажды, когда он сидел с Туманяном у камина, поэт сказал: «Огонь – это зимний цветок». Сравнение пламени с цветком очень понравилось художнику.

Вскоре «Вернатун» завоевал широкую известность среди интеллигенции города.

Подобные очаги армянской литературы существовали и в других городах Закавказья. В конце 90-х годов нечто похожее на «Вернатун» возникло в Баку. Группа армянских интеллигентов, преимущественно учителей, создала свое общежитие, под названием «Очаг», которое выполняло роль литературного клуба. Когда Туманяну или Агаяну приходилось бывать в Баку, то они останавливались в «Очаге».

В 1908 году Туманян из своей старой квартиры переехал на Вознесенскую улицу (ныне Давиташвили) в дом 18, где и жил постоянно, почти до конца своей жизни. Традиции «Вернатуна» были сохранены на новой квартире поэта.

Старое помещение «Вернатуна», где в 1910 году обосновался на жительство Акоп Акопян, стало теперь конспиративной квартирой. «Не менее важную роль сыграл «Вернатун», – говорит Акопян в своих воспоминаниях, – и для большевистской партии», там происходили встречи революционеров и тайные собрания.

Не раз темой обсуждений и споров в «Вернатуне» становились вопросы развития детской литературы.

Агаян и Туманян и в своей творческой практике уделяли большое внимание делу воспитания юношества.

Редко кто из армянских писателей, начиная с Хачатура Абовяна, не занимался педагогической деятельностью. Абовян писал о народной жизни и для народа. Но ему трудно было довести свое пламенное слово до широких масс в силу царившей в Армении неграмотности. И, продолжая свои литературные занятия, Абовян со страстным рвением отдался делу народного образования. Распространение грамотности, просвещения, создание народных школ, – стали для. Абовяна животрепещущими, неотложными задачами.