Текст книги "Туманян"

Автор книги: Камсар Григорьян

Отец привез сына в город и упросил базаза [15]15
  Базаз – купец, владелец мануфактурной лавки.


[Закрыть] Артема взять его слугой к себе в дом. Купец поставил свои жестокие условия: «Первые пять лет я ничего платить не буду. Коль хочешь знать правду, так ты должен мне платить за то, что сын твой научится чему-нибудь. Ведь он совсем ничего не знает». Базаз Артем в совершенстве изучил психологию бедного человека, который готов на любые уступки, лишь бы сын его «вышел в люди». В результате бессовестной сделки купец получил дарового работника и был, конечно, рад, что ему так легко удалось обмануть простодушного Амбо.

У бедного крестьянина были свои расчеты. Он думал, что в городе Гикор со временем станет зарабатывать и поможет семье. Спустя некоторое время он пишет сыну: «Дорогой сын мой, Гикорджан[16]16
  Милый, любимый, дорогой – нежное ласкательное обращение.


[Закрыть]… Мы все живы и здоровы и желаем тебе здоровья, аминь. Сердечно кланяются тебе апи, нани,[17]17
  Апи – отец, нани – мать,


[Закрыть] Зани, Моси, Микич, Гало, аминь. Дорогой сын наш Гикор! Да будет тебе известно, что доля наша очень горькая, что подать сильно требуют, и что платить нечем, и что матушка и Зани ходят нагишом, и что жить нам стало очень трудно. Гикорджан, пришли нам несколько рублей и пришли письмо о своем житье-бытье, и да будет тебе известно, что наша Цагик (корова – К. Р.) околела, и что нани и Зани ходят нагишом…»

Эти простые, скупые строки, проникнутые подлинным драматизмом, со всей силой жизненной правды, говорят о крайней нищете, безысходном положении крестьянской семьи.

А чем мог помочь бедный Гикор, который рад был убежать обратно в деревню? Тяжелый труд, тоска но дому и родным, голодная жизнь, постоянные побои, нравственные и физические страдания преждевременно довели его до могилы. Он заболел и умер. Отец, пришедший к больному сыну, увидел его смерть. Совсем недавно привез Амбо сына в город, а теперь один возвращался в деревню: «Он похоронил Гикора и шел домой. Подмышкой он нес его одежду, чтобы мать могла над ней поплакать».

В этом маленьком рассказе показаны автором два мира. Базаз Артем и его жена «госпожа Нато» – типичные представители купеческого сословия, тупые и жестокие люди, для которых интересы кармана превыше всего. Они смотрят на Гикора, как на низшее и грубое существо, которое обязано молча и покорно исполнять все их приказания и прихоти.

Гикору, деревенскому мальчику с его душевной чистотой непонятен этот чуждый мир. Его бьют, истязают, над ним смеются и издеваются. Он одинок и бессилен в этом «темном царстве». Временами одна лишь старая мать базаза Артема жалела его,

С особой любовью обрисован автором образ деревенского труженика бедняка Амбо. Расставаясь с маленьким Гикором, рисуя реальную картину его будущей, полной лишений и унижений жизни в доме купца, Амбо поучает сына: «Только смотри ты у меня, будь честным. Быть может, нарочно подбросят деньги, чтобы испытать тебя, смотри и близко не подходи. А если найдешь, отнеси, скажи: «Ханум[18]18
  Ханум – госпожа.


[Закрыть], что это за деньги здесь валяются?» или: «Ага[19]19
  Ага – господин, барин.


[Закрыть], я здесь вот что нашел»…

Туманян простыми средствами, отдельными верными штрихами передает жизненность психологического положения. Отец, узнав о болезни Гикора, приехал в город, застал сына в больнице:

«– Что это стало с тобой, Гикор-джан? – горестно кинулся к нему Амбо.

Гикор был в жару и не узнал отца.

– Гикор-джан, вот я пришел, Гикор… ведь это же я – твой апи.

Больной ничего не сознавал. Он бредил и в бреду выкрикивал: «Микич! Зани! Апи! Нани!..»

– Здесь я, Гикор-джан, нани меня послала, чтобы я взял тебя домой… Не пойдешь?.. Вон Микич и Зани стоят на кровле и смотрят на дорогу, встречают тебя. Ну, что же скажешь? Говори же, Гикор-джан…

«Сюда пожалте! Сюда пожалте! – выкрикнул больной, произнес несколько бессвязных, отрывистых слов и стал смеяться в бреду..»

В простых и нежных словах Амбо слышится голос убитого горем отца, голос, который временами прерывается оттого, что сердце сжимается от боли и слезы подступают к горлу…

В рассказе Туманяна нет незначительных деталей, ненужных подробностей. После того, как Амбо похоронил сына, в карманах его одежды «нашли горсточку блестящих пуговиц, разноцветные бумажки, лоскутки ситца и несколько булавок. Вероятно, все это Гикор собирал для сестренки Зани». Такая подробность раскрывает образ Гикора несколько с иной стороны, показывает его как нежно любящего брата, который в нечеловеческих условиях в доме купца не забывал о своей маленькой сестренке Зани. Об этих жалких лоскутках и пуговицах читатель узнает лишь в конце рассказа, после смерти Гикора, что еще больше усиливает момент трагизма.

Гикор стал жертвой алчной буржуазной среды. Его печальная судьба была типичной для многих крестьянских детей в условиях самодержавной России.

Туманян, как бы следуя за некрасовской музой, показал всю горечь жизни армянского труженика-крестьянина. В его творчестве звучит та же скорбная песня, что и у русского поэта. Стонал под тяжким бременем жизни армянский земледелец, такой же обездоленный и нищий, как и русский мужик; стонал под игом двойной эксплоатации: русского самодержавия и местных кулаков-мироедов. Рассказ «Гикор» явился смелым обвинительным приговором, брошенным поэтом в лицо старому миру.

«Гикор» обладает большой силой эмоционального воздействия. «Когда читаешь этот маленький рассказ, – пишет Ав. Исаакян о «Гикоре», – сердце наполняется грустью… Вызывает удивление, как этот простой рассказ таит в себе столько лиризма, столько непосредственного чувства, столько реальной жизни.»

Один из первых армянских критиков марксистов Ал. Мартуни³¹ в статье о социальной ценности творчества Туманяна справедливо отмечал, что «Гикор» в дореволюционной армянской демократической литературе «самое сильное, самое содержательное и самое талантливое произведение».

Рассказ Туманяна занял свое достойное место среди лучших образцов армянской реалистической прозы. Тонкая наблюдательность автора, его уменье даже в мелочах подметить типичное и характерное, строгое построение, ясный, простой язык, – эти бесспорные достоинства говорят о высоком мастерстве Туманяна-художника. Он далек и от натурализма и от грубой тенденциозности. Правдивость сочетается с глубокой идейностью, с активным отношением автора к жизни. Он не разглагольствует о справедливости, но заставляет своего читателя сделать выводы против строя жизни, погубившего маленького Гикора.

Туманян глубоко любил свой народ, и это нисколько не помешало ему, больше, чем кому-либо другому, видеть темные стороны в психологии отсталого крестьянства. В рассказах «Каменная баня», «Шелководство дяди Габо» он показывает темноту и невежество деревенской массы. Суеверие, рабское подчинение адатам, бессмысленная жестокость – многие типичные стороны жизни патриархальной ар-минской деревни нашли яркое отражение в ранних произведениях Туманяна.

В поэме «Маро», созданной восемнадцатилетним автором, уже достаточно четко выступали характерные особенности его творческого облика. Туманян многое воспринял от армянских сказителей.

 
Был в Маро лучистый свет…
Девять минуло ей лет…
В это время золотое
В дом к отцу явилось двое…
Мать Маро в хозяйской роли
Понесла им хлеба-соли,
А они благодарили.
Добрый дом благословили…
«Будьте вы хранимы небом…
За землей мы, не за хлебом![20]20
  «Дайте землю из вашего очага» – в переносном смысле означает: «вашу дочку просим». (Прим. Ов. Туманяна),


[Закрыть]
Слова вашего мы ждем:
Отчий дом, – невестин дом!..»
И отец, бокал наполнив,
По завету все исполнив,
Отвечал покорно, строго:
«Да свершится воля бога!»
И сосватали Маро
Пастуху из гор, Каро…
 

(Пер. М. Гальперин)

Спокойная, плавная ритмика стиха характерна для армянского подлинника поэмы. Автор в ней следовал традициям устного народного поэтического творчества. При чтении «Маро» создается впечатление, что поэт говорит устами народного сказителя. Как будто старый ашуг с белоснежной бородой, сидя на тахте, облокотившись на круглую подушку, не спеша, временами умолкая и покуривая свой длинный чубук, рассказывает печальную повесть о жизни маленькой деревенской девочки по имени Маро.

Ей минуло девять лет; она еще ребенок, но ее уже выдают замуж за пастуха Каро, который огромным своим ростом «устрашал прохожих взор».

После первой ночи, проведенной у Каро, она бежит домой. Но родители, верные суровым понятиям о чести, не приняли дочь, потому что она «опозорила отчий дом». Оборванная, голодная, полубезумная бродит она в горах. Бессильная бороться против несправедливости, отвергнутая всеми, Маро бросается с высокой скалы в пропасть… Поэма кончается картиной плача матери над одинокой могилой Маро:

 
У села, там, под горою,
Часто тихою порою
В черном женщина проходит
И с могилы глаз не сводит,
Над могилой слезы льет
И Маро к себе зовет…
 

Темой поэмы послужило реальное событие. Такие ранние браки не были редкостью и часто оканчивались трагически. Автор с сердечной болью вспоминает историю Маро, отчетливо понимая, что она стала жертвой отсталости, диких обычаев старой деревни. В печальных строках поэмы скрыто осуждение всего строя жизни. Девятилетняя Маро не могла полюбить пастуха. Смутно сознавая трагичность своего положения, она не в состоянии была мириться с новыми условиями своей жизни и, естественно, возненавидела мужа.

Так сильна была власть предрассудков отсталой и темной деревни, что окружавшие Маро, в сущности, неплохие, но невежественные и суеверные люди отвергли несчастную девочку. Ни один человек не протянул ей руку помощи, никто не попытался предотвратить трагическую развязку. Казалось, легко было понять, почему девятилетняя девочка убежала от чужого человека, ища приюта и защиты в отчем доме, но люди старой деревин по-своему объяснили ее поведение:

 
Не пойму, пошло с чего бы..
Ворожбой, иль черной злобой
Над малюткой начудили,
Сердце страхом отравили…
Может, злобная вещунья,
Чародейка и колдунья,
Отравила тайно платье,
Нашептала ей проклятье…
Сколь над горем толковали
И в беде причин искали…
 

Маро было осуждена и отвергнута всеми. После смерти ее похоронили вблизи горной дороги, под одинокой грустной ивой.

По своей тематике близка к «Маро» другая ранняя поэма Туманяна «Сако Лорийский». В записках писателя «Объяснение некоторых моих произведений» сохранились сведения об источнике поэмы. В основе ее также лежит жизненный случай, сумасшествие крестьянина Матоса из деревни Дсех, в поэме Туманяна носящего имя Сако. Он – пастух, «великан ростом», дик, могуч и страшен. Сако привык к вольной жизни, любит своего товарища Гево, с которым дни и ночи проводит в горах. Но сегодня Сако остался один в глухом ущелье. В уединенном домике пастуху не спится.

 
У Сако сегодня скучно. Темнота и тишина.
В доме глухо-одиноко без второго чабана.
Он разлегся поудобней – от камина шло тепло.
И так много разных мыслей неожиданно пришло…
 

(Пер. П. Гатов)

Сако страшно в тишине и одиночестве. Вспомнил он сказки бабушки о злых духах, леших и ведьмах… С болезненным напряжением Сако стал прислушиваться к каждому шороху. Ему мерещится, что кто-то легко прошел по крыше, «тихо-тихо, точно мышь», кто-то «притаился и молчит». Он подумал: «Не Гево ли?» Окликнул – ответа нет. И «еще страшней молчанье». Лишь глухой шум реки нарушает тишину.

 
Мир уснул. Спит ветер. Только духи темные не спят
И шныряют по ущелью…
Свой бесовский пир справляют на скалистой высоте…
И танцуют, словно тени, веселятся в темноте…
Лихорадит великана, и лежит он, не дыша.
Переполнена смятеньем горца дикая душа…
 

Ему чудится, что дверь растворилась и с шумом ворвался хоровод «черноглазых смуглых женщин», и слышит он «смех и хохот, рев и писк»…

 
Это страшное ущелье. Только краешек луны
Из-за туч украдкой взглянет. Звезды в тучах не видны.
В этот час, когда ужасен пропастей скалистых вид,
По Лорийскому ущелью великан Сако бежит…
 

В поэме «Сако Лорийский» автор, обращаясь к мотивам народных поверий, стоял на вполне реалистических позициях. Будучи бытоописателем родного края, он интересовался всеми явлениями, в которых отражались наиболее характерные черты жизни армянской патриархальной деревни. Пастух Сако вполне реальный жизненный тип. Правдивость этого образа не вызывает сомнений. В 1890 году при чтении поэмы автором в узком кругу литераторов, спорили лишь о том, насколько психологически оправдан факт сумасшествия Сако. И в этом случае, как нам представляется, автор нисколько не погрешил в отношении жизненной правды.

Сако рос в мире предрассудков, он верит в существование темных сил. В детстве он слышал много страшных рассказов о дэвах[21]21
  Дэвы – злые духи.


[Закрыть], о ведьмах, о том, как они ищут одиноких людей н заманивают их в свои сети. Очутившись один в глухом ущелье, Сако вспоминает слышанное. Оживают фантастические картины. Воспаленнее воображение все больше и больше разгорается. В таинственной тишине ночи все обретает иную окраску, иное звучание. Глухой шум реки переносит его в мир теней, и Сако, в порыве безумия, бежит по темному ущелью…

Не лишен интереса процесс работы автора над этой ранней поэмой. Она неоднократно подвергалась переработке, по сюжетную канву поэт оставил без изменений. Исправления шли главным образом по линии устранения стилистических шероховатостей, освобождения поэмы от длиннот, придания ей более стройной, завершенной формы.

Микаел Налбандян.

Газарос Агаян.

В работе над «Сако Дорийским» Туманян стремился к более точным, лаконическим формам поэтической выразительности, и чем более зрелым поэтом он становился, тем яснее понимал, что краткость – есть одно из основных условий художественности.

Туманян вышел из недр патриархальной деревни. Он вспоминал об игитах – храбрецах былых времен, в которых видел воплощение силы и могущества народа. Однако Туманян не идеализировал патриархальную деревню. Он разоблачал отсталость, темноту, невежество старого крестьянского уклада, с неменьшей силой выступая против уродливых явлений, приносимых в деревню капитализмом. Подобно великому русскому поэту Н. А. Некрасову, Ованеса Туманяна по праву можно назвать «певцом горя народного».

V

Жизнь Туманяна с самого начала его вступления в литературу сложилась весьма своеобразно. Он как-то быстро становится вполне взрослым, зрелым человеком. Детство его хотя и омрачалось гнетущими картинами действительности, но все же прошло без забот «под улыбкой звезд», оставив рой радужных воспоминаний. Пролетели и годы юности, они принесли ему немало огорчений и разочарований, рассеялись мечты, настали дни неустанной жестокой борьбы с «трудной жизнью». Биография Туманяна не богата яркими фактами, неожиданными ситуациями. Тем не менее, несмотря на внешнюю ровность, жизнь его полна глубокого драматизма.

В 1888 году Туманян женился на Ольге Мачкалян, с которой познакомился в ту пору, когда она была ученицей тифлисской женской гимназии. Поэту было тогда лишь девятнадцать лет. Он переселился в дом родителей жены, и начался новый этап в жизни Туманяна. Прибавились заботы о семье, которая быстро росла. В 38 лет Туманян был отцом десяти детей. Нужно было постоянно думать об изыскании средств, чтобы прокормить многолюдную семью. Росли долги и нечем было расплачиваться с заимодавцами, число которых временами доходило до пятидесяти.

Окружающие близкие люди постоянными упреками в недостаточной практичности не давали поэту покоя. Они надоедали, своими уговорами и советами принять сан священника. Об этом вспоминал Туманян в автобиографической поэме «Поэт и муза»:

 
Когда увидела родня,
Что мало толка от меня,
Что у меня удачи нет,
Все стали мне давать совет
Пойти в попы и взять приход:
«Там ждут тебя любовь, почет,
Поминки с сочною кутьей,
Достаток полный и покой».
 

(Пер. О. Румер)

Но не о том мечтал молодой поэт. Его родные не считали литературу серьезным занятием и не понимали, что Туманян давно и твердо избрал трудный путь поэта. На этой почве нарастал конфликт, и Туманян вынужден был избегать царившей дома гнетущей обстановки. В письмах к друзьям он жаловался на всевозможные невзгоды. «О моей семейной жизни нечего сообщать, – писал он Анушавану Абовяну. – Однако, настолько я подавлен печалью, что если б я мог выжать из моего сердца несколько слов и перенести в письмо, то я уверен, что бумага могла бы воспламениться…»

Переживаемая поэтом в 80—90-е годы душевная драма, разумеется, была вызвана прежде всего общественно-политической обстановкой. Страшным казался Туманяну «отвратительный мир» зла и несправедливости. Он не находил ни одного уголка, где бы «не господствовали разбой и насилие…» Уродливые явления социальной действительности, обстоятельства личной жизни породили в душе Туманяна чувства недовольства, глубокой неудовлетворенности. Еще восемнадцатилетним юношей он пишет стихотворение «Старинное благословение». В нем, возвращаясь к картинам детства, рассказывая о традиционной веселой пирушке дедов под тенью орешника, вспомнил их слова, обращенные к своим детям и внукам: «Живите дети, но не так, как мы». Соблюдая старинный обычай, в торжественной обстановке, старики, благословляя, в напутственном слове высказали свое сердечное пожелание, чтоб жизнь детей была счастливей, чем жизнь их отцов и дедов, чтоб открылись перед подрастающим поколением светлые просторы… С тех пор прошло немного лет, и теперь восемнадцатилетнему автору, когда он уже успел вкусить всю горесть жизни, стали понятны и близки мудрые слова дедов: «Живите, дети, но не так, как мы.»

С годами жизнь становилась все трудней. Не легко было Туманяну прокормить свою семью литературным заработком. Туманян чувствовал в себе призвание поэта, но общественные условия и обстоятельства личной жизни мешали тому, чтобы полностью посвятить себя литературе. В письмах к друзьям он говорил о переживаниях человека, которому не чужды высокие порывы вдохновения, сильные и глубокие чувства, смелые взлеты творческой мысли, и вместе с тем он лишен элементарных условий для осуществления своих замыслов. «Преступно, – писал Туманян в 1899 году, – когда он (то есть человек с поэтическим дарованием – К. Г.) находится в тяжком плену мелких и угнетающих забот, когда эти заботы с каждым днем все больше накапливаются, порождая весьма печальное боренье». В этом поэт видел проявление одного из «чудовищных диссонансов», которыми была полна окружающая его действительность.

О настроениях Туманяна этих лет можно судить по переписке с друзьями. В письмах к Анушавану Абовяну, который, по обстоятельствам жизни, переехал в Каменец-Подольск, поэт делится своими заветными мыслями. Он мечтает целиком посвятить себя поэзии, служить лишь «прекрасному и правде». В этом Туманян видит цель жизни. Он горит желанием «стремиться все вперед, к вершинам совершенства». Он полон «священного волнения», заставившего его «подыматься против мрака, невежества». Поэт писал своему другу также о том, как жестокая обстановка, материальная бедность мешают осуществить свои желания, как тупые и жадные богачи все благородное и честное могут растоптать своим золотом.

Успех первого сборника несколько поднял настроение Туманяна. Ему было особенно дорого, что его вступление в литературу тепло встретило московское армянское студенчество. Сообщая Анушавану о сочувствии передового читателя, Туманян вспоминал о том времени, когда он, преодолевая робость, читал перед другом первые свои стихи.

Туманян жаловался на буржуазную прессу, на «разбойников пера», которые нападали на него, не будучи в состоянии понять душевный мир поэта. Они не имели ни малейшего представления о напряженной творческой работе писателя. Более того, эти невежественные люди публично заявляли, что «литература – не дело, и что писатель должен иметь другие занятия». Туманян глубоко страдал. «Я чувствую, что я не умер, как поэт, но скован, – писал он другу. – Не случалось разве с тобой кошмара, – чувствуешь, что живешь, но шевелиться не можешь, слышишь свое дыхание, а кричать не в состоянии?..»

Огромные творческие силы почти постоянно заглушались повседневными мелкими заботами и тревогами.

Туманяна тянуло к широким полотнам. Он предпочитал большие формы, его излюбленным жанром была поэма. Но она требовала длительного, спокойного, сосредоточенного труда. Когда Туманян жаловался, что для него нет ни «малейшего душевного покоя», – он имел в виду не мещанское представление о тихой безмятежной жизни, а избавление от мелочных забот. «Пусть будут волнения, бури, страданья, – писал Туманян, – но широкие, высокие, а не эти мелкие грошовые заботы и треволнения о еде и одежде». Поэт мечтал о душевном равновесии в высоком смысле этого слова, когда можно собраться с мыслями, целиком отдаться вдохновенному труду.

Мысль о материальной обеспеченности писателя волновала Туманяна, как важная проблема жизни общества. Он призывал к созданию элементарных условий для творчества писателя, деятельность которого, по его мнению, несправедливо рассматривалась как частное дело.

Жизненные невзгоды подсказали Туманяну тему сатиры в стихах «Поэт и муза». Не впервые он обращался к этому жанру. В его сборнике 1890 года помещено стихотворение «Молитва»; с горькой иронией поэт писал: «Я не прошу, о творец, ум Соломона. Дай мне лишь долгую жизнь и много денег, да модную одежду, да пузо толстое; трость и очки. И довольно мне. Ты зри с высоты, чего только не свершит твой слуга!».

«Молитва» относится к ранним попыткам поэта в области сатиры. Теперь, спустя несколько лет, Туманян вновь обратился к этому жанру, поставив перед собой более широкие задачи.

Поэма «Поэт и муза» начинается внезапным появлением музы, которая, обращаясь к певцу, напоминает о его высоком назначении:

 
Гляди: страдает твой родной народ,
И кровь невинных к небу вопиет,—
Бредут несчастные из края в край.
Восстань, поэт, надежды луч подай
Тому, кто духом пал…
 

(Пер. О. Румер)

На этот призыв поэт отвечает:

 
«Нет, Муза, нет! Довольно! Пощади!
Давно клокочет ад в моей груди…»
 

Он говорит о всех мытарствах, мучениях и страданиях, которые приносит муза, о том, как трудно ему жить в этом мире, где «тупая чернь» (под словом «чернь» Туманян подразумевает торгашей, людей с черствой душой, которым нет никакого дела до поэзии) равнодушна к звукам лиры:

 
Все рассмеялись как один
И закричали мне в ответ:
«Мы не хотим твой слушать бред.
Безумный юноша, уйди!
Лишь грезы у тебя в груди,
И песнями ты поглощен.
От мира взор твой отвращен.
Мы – люди дела и труда,
К чему нам эта ерунда?»
Я крикнул им: «Ах, деньги лишь
И блеск, тупая чернь, ты чтишь…»
 

Многие эпизоды явились отражением жизни самого автора, он рассказывал о своем собственном тернистом пути. В автобиографии Туманян писал: «Поступал на службу несколько раз и в разные места, но везде были недовольны». В поэме рассказывается о том, что автору не везло и на служебном поприще. Сначала он стал счетоводом, но вскоре возненавидел гроссбух. Потом устроился писарем, и его пытались обучать, как надо обирать людей. Но снова появилась муза, поэт должен был заступиться за бедного крестьянина, которого бессовестно грабили:

 
Стал затевать за спором спор.
Мол, не годится мужика,
Чья жизнь и так ведь не легка,
Годами мучить и мотать…
 

После этого эпизода прогнали поэта со службы. Он ста л влачить голодную жизнь, но в душе был горд тем, что владеет даром песен:

 
Богач-сосед, что умницей у нас
В округе слыл, с вопросом: «Где твоя,
Приятель, служба, знать хотел бы я?»
Тут я воскликнул гордо: «Я поэт!»
А он: «Беда, когда работы нет».
Я повторил: «Поэт!» – а он сказал:
«Я понял, ты работу потерял».
 

Произведение Туманяна «Поэт и муза» проникнуто духом социальной сатиры. В нем разоблачается мир, где все во власти золота. Туманян затрагивал самые острые, наболевшие вопросы писательского труда в условиях буржуазного строя. Певец должен быть верен своему высокому призванию, он должен «жечь сердца людей», он обязан «надежды луч подать» всем тем» «кто духом пал». Туманян и позже не раз возвращался к теме о поэте-гражданине, о его роли в жизни общества, о высоком его назначении. Он хотя и часто жаловался на свою судьбу, но, тем не менее, мужественно переносил все трудности жизни. Его всегда поддерживали «благородная дружба и бесконечная любовь друга-писателя». Хороших друзей у Туманяна было немало, но особое место среди них занимал Газарос Агаян.

Они познакомились в 1889 году, когда Агаяну было сорок девять лет, а Туманяну всего двадцать. Агаян был признанным, известным писателем. Туманян делал первые литературные шаги. Несмотря на различие возрастов, несмотря на то, что они были людьми разных поколений, различного общественного положения, между ними завязалась большая дружба.

Литературно-общественная деятельность Агаяна продолжалась в течение полувека. Его имя связано, с одной стороны, с Абовяном и Налбандяном, с другой – с Туманяном. Агаян принадлежит к поколению писателей, мировоззрение которых формировалось под сильным влиянием передовой русской общественной мысли.

Огромное значение в развитии общественно-политических взглядов Агаяна имело пятилетнее пребывание в Москве и Петербурге, где он работал наборщиком в разных типографиях. Он внимательно следил за статьями Налбандяна в журнале «Северное сияние». Жизнь в больших городах дала возможность Агаяну ближе познакомиться с русской культурой. Он с увлечением читал статьи Чернышевского и Добролюбова.

В первом печатном произведении двадцатидвухлетнего автора, стихотворении «Нужно помогать беднякам», уже заметны многие характерные черты демократического направления творчества Агаяна. Поэта волнует судьба крестьянина-труженика, его горестное существование. В 1867 году Агаян издал автобиографическую повесть «Арутюн и Манвел», которая по своей идейной направленности явилась значительным шагом вперед после романа П. Прошяна «Сос и Вартитер». Агаян объявил войну невежеству и косности, поставил перед собой задачу распространять просвещение в народе. С большей остротой прозвучали мотивы социального протеста в другой повести Агаяна «Две сестры», изданной в 1872 году. Агаян разоблачает грабительский характер крестьянской реформы, в результате которой деревенская масса оказалась в полной зависимости от крупных землевладельцев. Симпатии автора целиком на стороне обездоленных крестьян. Автор правдиво изобразил процессы расслоения армянской деревни, показал яркие эпизоды борьбы обнищавшего, угнетенного крестьянства с кулачеством.

Из армянских писателей Агаян одним из первых обратился к фольклору. Своими народными сказками он обогатил литературу не только новым жанром, но и новыми мыслями. Идейное содержание сказок Агаяна определяется стремлением автора воспитать в читателях любовь к труду, чувство патриотизма, благородство и отвагу. В наследии Агаяна особо важное место занимают его стихи для детей. С первых шагов литературной деятельности Агаян проявлял большой интерес к вопросам воспитания.

Степан Шаумян в речи по поводу юбилея Агаяна, говоря о нем, как об «одаренном писателе» и «образцовом педагоге» и как о человеке, «чистая и нравственная жизнь» которого «служила хорошим примером», вместе с тем отмечал и ограниченность его мировоззрения.

Шаумян указывал на отсутствие у Агаяна ясных идеалов, «осознанной программы деятельности». Пламенная речь Шаумяна была адресована прежде всего к молодому поколению с призывом к активной политической революционной борьбе.

Агаян, демократической основой своего мировоззрения, горячим сочувствием к труженикам, ненавистью к царизму и угнетателям народа, оптимистическим взглядом на будущее, был близок и дорог Туманяну.

Друзей соединяли также общность интересов, единый источник вкусов и нравственных идеалов. Много было родственного и в характерах, как об этом свидетельствуют современники Агаяна и Туманяна.

Оба были жизнерадостными людьми, оба черпали силу в народной мудрости, были увлекательными собеседниками и высоко ценили дружбу. Весенние вечера они любили проводить в дружеской компании в окрестностях Тифлиса, в Ортачалах или в саду «Фантазия», где охотно слушали музыку и задушевные песни ашугов.

Агаян любил свое родное село Болнис-Хачен, недалеко от Тифлиса, где прошли многие годы его жизни. В письмах оттуда он делился с другом своими впечатлениями. Он с гневом писал о сельских властях, старостах, приставах и есаулах, угнетавших крестьян, писал о бедственном положении деревенской массы.

Агаян и Туманян испытали всю тяжесть положения прогрессивного армянского литератора в самодержавной России. Горе и невзгоды еще больше сблизили их и укрепили взаимную дружбу. Они оба постоянно нуждались, у обоих были большие семейства, прокормить которые литературным трудом было чрезвычайно трудно. В тяжелые минуты жизни писатели всячески помогали друг другу.

Эпизод, приведенный в воспоминаниях Ширванзаде, характеризует взаимоотношения между друзьями. Однажды ночью, – рассказывает Ширванзаде, – Агаян во сне видит, что какие-то разбойники напали на квартиру Туманяна. В ужасе просыпаясь, он наскоро одевается и бежит к Ованесу. «В три часа ночи, – передает Ширванзаде рассказ Туманяна, – чей-то голос разбудил меня. Прислушиваюсь. Оказывается это – Газарос (Агаян). «Ованес! Ованес!» – кричал он со двора. Живу я во втором этаже, Открываю окно, смотрю вниз: «Что случилось?» – спрашиваю, думая, что несчастье с ним стряслось. «Ованес, ты дома?» «Да, ты же видишь, что я дома.» «Ты жив?» «Да, что же случилось?» «Ты здоров?» «Да, да, что же нужно тебе?» «Ничего. Ложись и спи, доброй ночи.» Агаян ушел. Туманян лег спать, но от волнения не мог уснуть. Утром рано он поспешил к другу, чтобы узнать о случившемся. «Дурной сон видел», – ответил Агаян.

В начале 1899 года Агаян был выслан царским правительством в Крым. Но и в ссылке он не забывал друга, поддерживал и подбадривал его. Агаян писал из Крыма Туманяну: «Будь спокоен, весел и никогда не унывай.».

В дружеском кругу, за столом Агаян не уступал Туманяну своим жизнерадостным характером, шутками и остротами. Старший из друзей обладал мощным приятным голосом. По душе ему так же как и Туманяну были песни Саят-Нова³² и Дживани³³.

И Агаяну и Туманяну близок и дорог был образ Кёр-оглы, героя популярного на Кавказе эпического сказа, который часто исполняется в форме народно-музыкальной драмы. Кёр-оглы – враг насилия, друг и защитник бедных и угнетенных. Он подымает их на борьбу Против богачей, ханов и беков.

Для Агаяна и Туманяна Кёр-оглы был символом справедливости и благородства, мужества и стойкости в тяжелой борьбе за народное счастье. Туманян в письмах к друзьям часто вспоминает образ народного героя. Узнав о гонениях реакционной клики на Агаяна, он писал своему учителю и другу: «Что бы они ни делали, ты все тот же Кёр-оглы, любимец народа.».

Тесными дружескими узами был связан Туманян и с ныне здравствующим старейшим поэтом Советской Армении Аветиком Исаакяном. Они впервые встретились осенью 1892 года, когда Туманян служил в Кавказском издательском товариществе. Знакомство их произошло при следующих обстоятельствах. Один из друзей Исаакяна прислал ему несколько экземпляров тогда только увидевшего свет второго сборника Туманяна для продажи. Сейчас кажется странной такая форма распространения литературных произведений, но тогда это было довольно обычным явлением. Многие из авторов посылали свои книги знакомым для продажи в разных городах. Когда Исаакян оказался в Тифлисе, то решил навестить Туманяна и лично вручить ему деньги за проданные книги и, пользуясь случаем, познакомиться с ним. В своих воспоминаниях Исаакян с большой теплотой говорит о впечатлениях от этой первой встречи с молодым Туманяном, о его простом дружеском обращении, его светлом взоре, глубоких задумчивых глазах, обаятельной мягкой улыбке. Не прошло и нескольких месяцев, как их отношения приняли дружеский характер. Исаакян часто стал навещать его в издательском товариществе, где Туманян почти всегда бывал один, и многие часы друзья проводили вместе. Однажды, вспоминает Исаакян, когда он сидел у Туманяна, дверь с шумом отворилась, вошел плотный широкоплечий человек с проседью, в толстом пальто, в башлыке, в валенках и галошах. «Я сразу узнал, – пишет Исаакян, – это был Агаян. Они обнялись и долго целовались.» Туманян познакомил своего нового друга с Агаяном.