Текст книги "Охотник"

Автор книги: Камли Брайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

За все время, пока Найл сам расхаживал в костюме раба, ни один смертоносец не попытался заглянуть в его сознание. И понятно: чего стоящего там можно было обнаружить?

Ну и плюс некоторая осторожность: отец Исты, по ее словам, ничего не знал. Еще, наверняка, из поколения в поколение передавались какие-нибудь приемы, секреты, позволявшие оставаться незаметным, не обращать на себя внимания. Да, конечно: у семьи Найла ведь тоже существовали свои хитрости, которые помогали прятаться от смертоносцев, и кто знает, ни убей Найл случайно одного их пауков, возможно, об их существовании до сих пор никто бы и не догадывался…

Он уже совсем засыпал когда неожиданно ощутил прикосновение чужого разума. Найл мгновенно вскочил, сердце бешено стучало, как это всегда бывает, если застанут на грани бодрствования и сна, и, конечно, же все испортил: тот, кто пытался проникнуть в его сознание, уже отступил. Хотя не совсем так. Похоже, проникать никто не собирался. Ни проникать, ни даже заглядывать: кто-то всего лишь осторожно обозначил свое присутствие и сразу исчез.

Напрасно Найл в течение нескольких минут напрягал память: полная пустота, словно ничего и не произошло; однако смутная тревога не проходила, заставляя пробовать еще и еще. И по мере того, как – одна за другой – предпринимались бессмысленные попытки, становилось все более и более не по себе.

Ведь и мысли, непременно, должны оставлять хоть какой-нибудь след. Например, от контакта с убийцей, подосланным Магом, осталось ощущение, напоминающее неприятный запах. И люди, и пауки, как внешне, так и на уровне мысли легко различимы: на этом основана система телепатического общения. Сегодняшний же контактер пожелал остаться неузнанным. Кому и зачем это нужно…

Воспоминания, одно мрачнее другого, так и лезли в голову: охотничья сороконожка, которую подослал Найлу когда-то Смертоносец-Повелитель, невидимые нападки Мага, теперь еще вот этот взрыв. Что дальше? Попытаются отравить?

Естественно, ни о каком сне теперь не могло быть и речи. Найл лежал на спине, тревожно всматриваясь в темноту.

В доме было тихо-тихо: толстые стены не пропускали ни звука. Казалось, он здесь совсем один – в этом огромном равнодушном здании, в этой неуютной спальне с высоким, недосягаемым потолком. Сделаться бы сейчас крошечным, забиться бы куда-нибудь в щель. Или лучше: снова вдруг оказаться в их пещере, всем вместе: отец, мать, малышки Мара и Руна, Джомар, Торг, Хролф… пусть даже и Игельд. Она, конечно, баба капризная и взбалмошная, но, в сущности, не такая уж и плохая.

Тишина словно бы давила, упругая, непроницаемая. Стоило закрыть глаза, и начинало мерещиться, будто стены то сдвигались, то раздвигались, а тело становилось огромным и бесформенным, так что уже нельзя было пошевелить ни рукой, ни ногой.

Найл поднялся – резко заскрипела кровать – подошел к окну: никого и ничего. Пустынная площадь. Темные мертвые окна. Только башня напротив, как всегда, светилась ровным, спокойным светом – здесь, рядом, стоило выйти на улицу, сделать несколько десятков шагов…

Белую башню воздвигли далекие предки, жившие на Земле несколько веков назад. Всего таких башен было сорок девять, однако ту, которой любовался сейчас из окна Найл, построили первой. Задумывалась она как музей истории планеты и человечества, но когда строительство уже подходило к концу, разнеслась грозная весть – к Земле движется огромная комета, избежать столкновения с которой невозможно. Радиоактивный хвост кометы Опик – так она называлась – мог погубить все живое, поэтому люди приняли решение эвакуироваться.

Вскоре большинство людей на огромных космических кораблях улетело в космос, но перед тем как покинуть Землю, достроили эту и еще сорок восемь подобных башен. Все они были снабжены новейшим оборудованием, которое, во-первых, сохраняло сведения об истории возникновения и развития Земли, а также развития и достижений человеческого общества, во-вторых, продолжало собирать информацию, считывая ее прямо из умов людей. Координацию всего осуществлял уникальный компьютер, созданный гениальным изобретателем Торвальдом Стиигом.

Но вообще, в Белой башне находилось еще множество потрясающих изобретений: например, интерналайзер – машина, способная фиксировать воспоминания, превращая их в настоящие, объемные картины. Правда, вряд ли что-нибудь получится сейчас: слишком мимолетным и неясным был сегодняшний контакт. Если бы Найл по крайней мере не спал. Хотя…

Мысль, гениальная по своей простоте, расставила все по своим местам. Вот именно: он же спал! Почему он, вообще, решил, что это не был сон? Ну да, ему иногда снились сны, которые несколько опережали события, как бы предупреждая о грядущем; возможно, даже нечто подобное случилось и сейчас. Все равно нечего пускаться в панику: часто от ночных переживаний утром не остается и следа.

Прогулявшись еще несколько раз от окна до дверей, уже совершенно успокоившийся, Найл вернулся в кровать и заснул. Наконец спокойно и без приключений.

Его разбудила Астер:

– Мой господин, приехал ваш брат.

– Вайг? – не сообразив со сна, ляпнул Найл.

– А у тебя их что, так много? – Вайг стоял в дверях, загородив собой почти весь проход.

За два месяца, что они не виделись, он стал чуть ли не вдвое шире и, кажется, еще на полголовы выше. Последнее Найл осознал, когда Вайг разжал свои медвежьи объятья, и братья несколько секунд смотрели друг другу в глаза.

Найл тяжело переживал уход старшего брата, с которым они не только вместе росли, но и дружили. Переживал, хотя прекрасно понимал, что другого выхода не было. Вайг любил и гордился Найлом, ставшим, благодаря своему дару, а где-то, наверно, и везению, правителем города пауков. Но жить в его доме, по существу на его иждивении, без настоящего дела, без цели? Пока Найл с утра до вечера бегал по городу, занимаясь устройством быта горожан, Вайг целыми днями только и делал, что ел, пил мед, ухаживал за девушками – благо нигде на свете не было столько красавиц, как в городе пауков.

Но потом произошла вся эта история, начавшаяся с убийства Скорбо. По неосторожности Вайг порезался отравленным топором, и незначительная царапина едва его не погубила. Теперь, держась подальше от Серых гор, он был вынужден жить на островах Окраинного моря.

– Ты давай одевайся – я подожду.

– Да уж, действительно, – Найл улыбнулся, представив, как живописно сейчас смотрится со стороны: он так обрадовался, что спрыгнул с кровати, даже не потрудившись хоть что-нибудь на себя накинуть.

Однако Астер ничего не замечала. Ей, вообще, было не до Найла: возмужавший Вайг, похоже, действовал на женские сердца так же неотразимо, как и прежде. Хотя Найл сразу заметил и перемену: брат ласково улыбался симпатичной служанке, но уже не ел ее глазами, как делал это когда-то, едва завидев хорошенькое личико.

«Неужели Дона…»

Вайг уехал из города пауков не один: вместе с ним, несмотря на все его протесты – больше для вида, конечно, – на острова последовала и Дона. Странно, в какой-то момент Найл чуть было не женился на ней сам. Они познакомились в Дире, когда Найл с отцом гостили там несколько дней. Причем, именно Дона обратила на него внимание – Найл тогда был влюблен в принцессу Мерлью. Потом и жители Диры и семья Найла угодили в плен к смертоносцам. Мать Доны погибла, а девушку распределили следить за детьми – дети у смертоносцев содержались в специальном заведении отдельно от родителей. Там Найл и увидел ее снова; и был поражен: из робкой угловатой девочки Дона превратилась в хорошенькую стройную девушку. У него даже перехватило дыхание, когда она бежала ему навстречу. А какой восторг он испытал, когда Дона неожиданно оказалась в доме Билла Доггинза…

Они, действительно, любили друг друга. Но все сложилось по-иному: Дона не отходила от умирающего Вайга, так что никто из окружающих больше не сомневался, кого из братьев она предпочла. Теперь у них с Вайгом было уже двое детей…

– Астер, мы будем завтракать в соседней комнате. А оденусь я сегодня сам… Астер! – по слогам повторил Найл.

– Да, мой господин… – кажется, здесь была любовь с первого взгляда.

Через несколько минут Найл, одетый и наскоро умывшийся, сидел напротив брата, а служанка накрывала на стол.

– Все никак не привыкнешь? – лукаво улыбнулся Вайг, когда девушка вышла.

– Нет, – честно признался Найл, накладывая себе в тарелку лепешек. Он сразу понял, в чем дело. Вайг всегда подсмеивался над его нелюбовью ко всяким там церемониям, вроде той, когда одевают сразу две служанки, а тебе только и остается, что поворачиваться, да поднимать и опускать руки.

Конечно же, Вайг хотел – было очень заметно – поговорить о позавчерашнем взрыве, но все никак не решался. Понимая это, и Найл пока не начинал другого разговора. Какое-то время братья молча жевали лепешки, запивая их медом и продолжая обмениваться ничего не значащими фразами. Наконец Вайг не выдержал:

– Как считаешь, кому ты мог помешать? – Слишком многим, – Найл протянул руку, собираясь налить себе еще меда. – А что думаешь ты?

– Не знаю, – Вайг пожал плечами, – но, по-моему, здесь что-то не так.

– В смысле?

– Ну, насколько я понял, взрыв был несильным – никто ведь не пострадал?

Найл инстинктивно шевельнул больной ногой, но согласно кивнул.

– Однако готовил его кто-то знающий: другой бы просто не смог взорвать, не поджигая пороха.

– Не смог, – снова согласился Найл.

– Вот и прикинь: человек умеет взрывать издали, к тому же в нужный момент, и вдруг не знает, сколько пороху надо насыпать, чтобы грохнуло, как следует. Мне кажется, такое бывает, если надо всего лишь…

– Напугать, – Найл задумчиво крутил в руках пробку от графина.

«Напугать – предположим, убивать не собирались. Но и о том, что им нужно, пока ни намека – значит, в ближайшее время предпримут что-нибудь еще. Или уже… предприняли…» – он заткнул графин, но не поставил его на место, продолжая держать на весу.

Ну конечно же – ночью. Кто-то коснулся его сознания и выбрал для этого на редкость подходящий момент: засыпающий человек ведь особенно уязвим. Но тогда… – Найл похолодел – тогда за ним наблюдают. Мысленно, на расстоянии, а он даже не замечает…

– Так ты со мной согласен?

– Пожалуй, – Найл наконец поставил на место злополучный графин. Позавчерашние события предстали вдруг в совершенно ином свете.

Если за ним вели телепатическое наблюдение, то не исключено, что оттуда могло прийти и предупреждение о взрыве. Ведь почувствовал же он какой-то импульс, заставивший ни с того ни с сего отскочить в сторону? Возможно, подобный сигнал тревоги или, вернее, мысленный приказ получили и гужевые: они тоже не пострадали, хотя и находились рядом.

По крайней мере это можно было проверить. Однако теперь вставал вопрос, надо ли посвящать во все брата. Стоит ли подвергать его излишней опасности? Почему-то Найлу казалось, что таким образом он привлечет к Вайгу чье-то пристальное внимание.

– Ты что-то совсем не ешь.

Следом за Вайгом Найл машинально перевел взгляд на недоеденную, уже остывшую лепешку – выглядела она неаппетитно.

Послушно подцепив из общего блюда другую, горячую, Найл вдруг с удивлением поймал себя на том, что не испытывает никакого удовольствия от общения с братом. Больше того, даже не знает, как и о чем с ним говорить: о взрыве – опасно; о Доне и детях – почему-то не поворачивался язык; о приручении насекомых (именно этим Вайг сейчас и занимался) казалось неинтересным. А говорить просто так, ни о чем…

Его «спасло» появление Нефтис. Неподдельная радость, видимо, отразилась в глазах Найла, и женщина не могла этого не заметить. Во всяком случае исполнять приказ своего господина: доставить – и поскорей – пред его светлы очи гужевых Аранта и Нита, она полетела, как на крыльях.

– Думаешь, они смогут тебе чем-нибудь помочь? – опять первым заговорил Вайг.

– Вряд ли, – без особого энтузиазма отозвался Найл. – Хотя все может быть.

В ожидании гужевых они, как и в начале разговора, обменялись несколькими общими фразами. И Найл, который больше смотрел в тарелку, делая вид, что у него наконец-то проснулся аппетит, совершенно не заметил, как пристально за ним наблюдает Вайг…

Арант и Нит, без сомнения, выросли в городе пауков: оба высокие, сильные, с удивительно правильными чертами лица. Особенно броской была красота Нита: белые слегка волнистые волосы в сочетании с черными бровями, черной бородой и неправдоподобно синими глазами. В общем, один из шедевров селекции смертоносцев, целенаправленно занимавшихся выведением красивых и здоровых слуг, однако подобные опыты часто приводили и к полному вырождению: в квартале рабов на каждом шагу попадались красивые, но совершенно пустые, бессмысленные лица. Последнее относилось и к сознанию этих существ – назвать их людьми как-то не поворачивался язык.

Не отличались умом и те, кто все же не был забракован хозяевами. Внешние впечатления и собственные мысли особенно здесь не задерживались, поэтому ожидать, что память гужевых зафиксировала какой-то там приказ или импульс, было по меньшей мере наивно. Слишком уж естественным казалось это для приученного подчиняться мозга. Со временем Найл настолько привык к подобному положению вещей, что даже перестал удивляться. Но сейчас словно бы вдруг взглянул на все совершенно другими глазами и ужаснулся. Ужаснулся жестокости тех, кто настолько выхолостил, вывел из строя такую совершенную, чуткую систему, как человеческий мозг.

У Найла даже появились сомнения: а могло ли такое, вообще, произойти?

С каким-то безумным отчаянием Найл задавал вопрос за вопросом, пытаясь пробудить воспоминания в головах этих молодых парней. Он надеялся почти на чудо – на то, что где-то там, возможно, существует тайный, скрытый уголок, куда не добрались безжалостные смертоносцы.

Странное дело, оба парня пребывали в уверенности, что отскочили в сторону, услышав взрыв, и, конечно, ошибались: в таком случае от них осталось бы ровно столько же, сколько и от повозки. Несомненно, сигнал (если он, действительно, был) поступил на несколько секунд раньше. Зато насчет того, где стояла повозка в момент взрыва, когда именно ее подогнали к зданию и как Арант, падая, содрал себе кожу на локте, Найл получил полноценную информацию. Но вот обнаружить в мозгу гужевых более тонкие детали, к сожалению, пока никак не получалось.

Постепенно даже привыкшие к беспрекословному подчинению слуги пауков начали испытывать нетерпение: переминаться с ноги на ногу, украдкой поглядывать на окно. Заметив это, Найл решил, что на сегодня, пожалуй, достаточно, и, сделав еще одну, бесполезную попытку, наконец их отпустил.

– А ты изменился.

– Что? – Найл был настолько занят своими мыслями, что не сразу сообразил.

– Только без обид, ладно? – Вайг раскраснелся от выпитого меда, но глаза казались совершенно трезвыми и непривычно холодными. – Помнишь, однажды на охоте ты вдруг почувствовал, что в кустах кто-то есть?

– Сверчок «сага»? – сразу вспомнил Найл. Этот был знаменательный день в его жизни; еще бы: взрослые охотники впервые отнеслись к нему всерьез.

– Да. Тебе тогда только что исполнилось одиннадцать, но если бы не ты… Так вот, я никогда не говорил: с тех пор я ничего не боялся, если был рядом с тобой, но сейчас… – Вайг остановился, видимо, подбирая слова. – Ты потерял чутье, брат. И еще: ты стал очень похож на Каззака. Только ты хуже: Каззак считал себя выше всех, но хотя бы этого не скрывал, а ты… ты боишься признаться даже себе.

Похоже, Вайг собирался что-то добавить, но не успел: стекло со звоном разбилось, и здоровенный булыжник, пролетев у самой головы правителя, ударился сначала в стену, а затем с глухим стуком упал на ковер.

Вайг бросился к окну. Внизу истерически кричала какая-то женщина. Люди в панике метались по площади, пытаясь найти хоть какое-нибудь укрытие. Лишь некоторые, видимо, из тех, кто посмелее, а, возможно, наоборот, совершенно парализованные страхом, стояли неподвижно, глядя куда-то вверх.

Следуя их примеру, Вайг поднял глаза и тоже замер: резко выбросив вперед, а затем вобрав в себя блестящую клейкую нить, мощным прыжком перелетел с одного небоскреба на другой и исчез из глаз огромный смертоносец. И почти сразу двери обиталища пауков распахнулись, и вверх по тенетам устремилась погоня…

Зрелище было настолько впечатляющим, что стало вдруг совсем тихо. Казалось, все на площади, не сговариваясь, разом, затаили дыхание. Потом также – как по команде – выдохнули, и в это мгновение ожила резиденция Найла: стук дверей, голоса, быстрые шаги вверх по лестнице… Не шевелился только сам хозяин. Он словно бы пытался что-то припомнить.

«… Но человек к такой власти еще не готов… Человек сделался хозяином Земли, но человек к такой власти еще не готов… Существа на Земле развиваются до тех пор, пока им приходиться работать… с лучшей стороны люди проявляют себя тогда, когда их свободу что-нибудь притесняет… – слова инопланетного существа, именуемого на Земле Богиней Нуадой, сами собой всплывали откуда-то из памяти —… человечество в конечном счете изойдет со скуки…

– Я не изойду со скуки…

– Ты да, но как насчет остальных…» – Найл? – Вайг наконец нашел в себе силы оторваться от окна.

Вместо ответа Найл поднялся, подошел к столу и молча выдвинул верхний ящик. Затем тот, что был под ним, тщательно обшарил его и вытащил крошечный сверкающий диск на тонкой золотой цепочке.

– Ты в порядке?

Кивнув, Найл повесил на шею медальон. С непривычки отражатель мысли подействовал слишком сильно: пришлось даже ухватиться за край стола, чтобы не упасть. Вайг, хотевший было кинуться на помощь брату, почему-то не смог сдвинуться с места.

Стараясь не думать о том, что потом придется расплачиваться, Найл сосредоточился на булыжнике, который теперь мирно покоился в мягком ворсе ковра. И как раз вовремя: словно легкий дымок, ускользало из комнаты присутствие кого-то третьего – невидимого и неощутимого. Хотя…

Найл повернулся и осторожно посмотрел на брата. Лицо Вайга выглядело растерянным, будто он только что проснулся и теперь пытается сообразить, где именно.

Полный хаос царил и в его сознании: обрывки мыслей то выстраивались в подобие логической цепочки, то снова рассыпались, с тем чтобы через несколько секунд образовать еще большую нелепицу… Найл поспешил развернуть медальон. Виски уже начала сдавливать головная боль. Надо было поберечь силы: не исключено, что скоро они очень пригодятся.

Пока же ясно было одно: все события последних дней неслучайны – некий Неизвестный (так Найл назвал его про себя) пытался таким образом привлечь внимание. Небезрезультатно, надо сказать. А вот зачем – это на данный момент оставалось тайной. Действовал он уверенно: видимо, за ним стояла какая-то сила. К тому же всегда опережал. Как и сейчас – Найл оглянулся на дверь – Нефтис опоздала на… впрочем, не имеет значения, на сколько, главное – опоздала.

Было очень интересно наблюдать за выражением ее лица. Невозмутимость и профессионализм, воспитанные с детства, позволили служительнице, во-первых, в мгновение ока по достоинству оценить обстановку: разбитое окно – камень – целый и невредимый хозяин; во-вторых, не кинуться Найлу на шею и не разрыдаться от радости, что все обошлось.

– Нефтис, оставь нас, – мягко попросил Найл. – Я занят. Для всех, кроме Дравига: если он появится – доложи немедленно. Еще… – Нефтис замерла на пол-движении, – передай госпоже Сайрис, пусть не беспокоится, я зайду к ней попозже сам.

– Да, мой господин, – сейчас глаза служительницы были безукоризненно неподвижны.

Как только за ней закрылась дверь, Найл почти рухнул на ковер.

Удивительно, сколько сил на этот раз потребовала от него полная сосредоточенность. Вот теперь ему действительно захотелось есть. Лепешки, конечно, уже остыли, но Найл придвинул к себе блюдо и накинулся на них так, словно ничего не ел, по крайней мере сутки.

– Ну ты, даешь, тебя что, здесь совсем не кормят? – со смешком поинтересовался Вайг. Похоже, он наконец начал приходить в себя и потянулся за графином, собираясь ускорить этот отрадный процесс.

– Угу, – согласился Найл, показывая, чтобы заодно меда налили и ему. – Ага.

Если первый нечленораздельный звук соответствовал согласию, то второй, по всей видимости, должен был означать удовлетворение. Вайг покачал головой:

– Ты чего это, теперь еще и говорить разучился?

– Сейчас, – поскольку разговор предстоял не из приятных, Найл невольно тянул время, но Вайг нервничал, и надо было начинать, тем более, что неожиданная вспышка голода наконец-то прошла. – Другое дело, – Найл удовлетворенно похлопал себя по животу. – А я ведь вот о чем хотел тебя спросить: почему ты приехал именно сегодня? Почему ты, вообще, вдруг решил приехать?

– А ты можешь мне объяснить, что тут у вас творится? – в свою очередь поинтересовался Вайг, проигнорировав обращенный к нему вопрос.

– Как видишь, стараюсь разобраться.

– Ну и…

– Кто-то пытался тобой управлять.

– Да уж догадался, – Вайг избегал смотреть брату в глаза.

– Когда?

– Догадался – совсем недавно, а вот с какого момента… Кстати, думаешь, это тоже их работа? – Вайг кивнул в сторону разбитого окна.

– Скорей всего. И, кажется, не особенно старались попасть. Как и позавчера, – Найл слишком хорошо понимал, каково сейчас брату, но он являлся единственной ниточкой, ведущей к Неизвестному. По счастью, Вайг все понимал.

– Я – еще куда ни шло, но если они смогли справиться со смертоносцем, я тебе не завидую, – и он наконец снова посмотрел прямо на брата.

– Нужно это проверить.

– Пойдешь к паукам?

Найл поморщился: он не любил, когда смертоносцев называли так, но подумал, что с Вайга на сегодня довольно.

– Да, только сначала дождусь Дравига…

* * *

Сколько Найл ни старался, так что-то и не смог припомнить, доставило ли ему хоть однажды посещение обиталища смертоносцев удовольствие. Разве тот памятный день, когда Смертоносец-Повелитель признал в нем посланника Богини и передал власть? Возможно, но сначала пришлось пережить нечеловеческое напряжение и даже отчаяние: спектакль, разыгранный Смертоносцем-Повелителем, потрясал своей изощренной жестокостью.

В зал ввели связанных Вайга, Сайрис, не пожалели даже малышек Руну и Мару – конечно, не настоящих, а лишь тряпичные куклы в надвинутых на лицо капюшонах с прорезями для глаз. Однако сходство было настолько сильным, что в первые минуты Найла удалось ввести в заблуждение. Но все равно, даже когда он понял, что это не живые люди, а манекены, «убийство» Вайга выглядело страшно: слишком правдоподобно хрустели кости, закапала из изломанных рук и ног кровь… Усугублялось происходящее также и тем, что Смертоносец-Повелитель, пользуясь своей силой заставлял Найла и произносить смертный приговор, и выбирать жертву… Богиня Нуада вмешалась позднее…

Так было во второй раз, а впервые Найл попал в это мрачное здание сразу по прибытии в город пауков, но все происходившее там отпечаталось настолько ярко, что ощущения свои не забыл до сих пор. Сначала его охватил прямо-таки панический ужас, казалось, смерть неминуема и надеяться на спасение бесполезно. Он, Найл, повинен в смерти паука, и сейчас его постигнет заслуженная кара. Однако воспоминания о былом величии людей неожиданно дали силы и помогли преодолеть страх.

Где-то там, глубоко-глубоко в мозгу что-то оставалось твердым и непреклонным – непоколебимая уверенность в себе, невероятная мощь, некий сгусток оптимизма, сконцентрированный в точку. Оказывается, оно присутствует всегда, но проявляется в критический момент, становясь непреодолимой преградой для вмешательства извне.

К Найлу в считанные секунды вернулось спокойствие, а когда восстановилось равновесие, то происходящее уже не представлялось столь ужасным. Стало совершенно ясно: если бы Смертоносец-Повелитель по-настоящему хотел его уничтожить, он не стал бы играть с ним, как это делал сейчас: то отрывал от пола и поднимал в воздух, то сжимал с такой силой, что становилось нечем дышать.

Как ни странно, подобные попытки запугать, полностью лишить жертву силы воли, приводили к обратному результату: боль, которую испытывал Найл, помогала ему избегать прямого контакта с нападавшим.

Нет, убивать Найла не собирались – всего лишь прощупывали, изучали, потому что живой он гораздо интереснее.

Смертоносец-Повелитель был настолько уверен в безграничности своей власти над Найлом, что совершил ошибку, отпустив пока человека, чей ум показался ему развитым немного выше нормы…

Еще одно яркое воспоминание – суд над шестью смертоносцами, продолжавшими, несмотря на запрет, преследовать и поедать людей. Это посещение во многом стало для Найла своего рода откровением: он был впервые введен в общую сеть сознания пауков и наконец понял, каким образом осуществлялся контакт между ними. У пауков не было имен, и узнавали они друг друга по индивидуальному телепатическому импульсу. Кстати, тогда же выяснилось, что смертоносца невозможно казнить, если он сам считает себя невиновным, и неудивительно: его боль почувствуют все находившиеся с ним в контакте пауки. Они будут просто вынуждены разделить чужие страдания. Так вот, один из приговоренных ни за что не захотел признавать себя виновным, и как ни настаивал Смертоносец-Повелитель, как ни давили – в прямом смысле – на него сородичи, не пожелал расстаться с жизнь, предпочтя позор смерти. В конце концов, сопровождаемый презрительными взглядами, смертоносец был изгнал из зала заседаний и из города вообще.

«Отныне ты вне закона, и теперь с тобой может расправиться любой, кто пожелает. Я это разрешаю…» – такими словами проводил его Смертоносец-Повелитель…

Черный фасад здания, как всегда, настроения не прибавил. Найл знал, что ему сейчас предстояло нырнуть из солнечного весеннего дня в пыльный полумрак затянутых тенетами помещений. Тем более, что правителя там не очень-то желали видеть. Атмосфера, пусть сдерживаемого, но все же осуждения, проявилась сразу, как только по безмолвному приказу Дравига распахнулись обе створки высокой массивной двери. Однако Найл, словно бы ничего не замечая, упрямо двинулся вверх по черной мраморной лестнице.

На четвертом этаже перед входом в священный зал заседаний находились два бойцовых паука и служительница в черном. Она стояла навытяжку, а глаза ее, как того требовал устав, даже не шевельнулись в сторону проходящего мимо правителя. И Найл подумал, что еще вчера все это великолепие носило больше парадный характер: любой взрослый смертоносец ни в какой охране до сих пор не нуждался…

Пятый этаж, шестой, седьмой… – Найл почувствовал, как заныло ушибленное позавчера колено – восьмой, девятый, одиннадцатый… Благодаря идущему сзади Дравигу, Найл знал, что остался всего один.

«Всего…» – Найл мысленно себя одернул. Дравиг ведь не отставал, а чего это ему стоило – в его-то возрасте – можно было только гадать. Не придумав ничего лучше, Найл остановился и принялся возиться с застежкой от плаща, давая время Дравигу, а заодно и себе передохнуть.

Площадка двенадцатого этажа заметно отличалась от предыдущих. И те тоже были пыльными и запущенными, и там также чувствовался резкий контраст между привычками и предпочтениями людей и пауков: вторые как раз любили находиться в подобных жилищах, однако здесь, на двенадцатом, ощущалась особенная заброшенность. И ветхость. Перила, которые, конечно, никто не чинил и этажом ниже, начали обваливаться именно здесь, наверху.

Полусгнившая дверь, растрескавшийся мрамор… Словно бы дома ветшали быстрее оттого, что в них никто больше не жил.

Впрочем, теперь уже не совсем: в конце длинного коридора у одной из дверей стояла охрана. Видимо, здесь и помещался преступник.

– Мне нужно остаться с ним наедине, – Найл не назвал никакого имени, обозначив личность заключенного так, как это было принято у пауков – особым телепатическим импульсом. Дравиг сразу же отозвал охрану. Подождав, пока пауки спустились на несколько этажей, Найл открыл дверь.

Комната была небольшая, шагов пять длиной, однако темный ком в углу, казалось, совершенно в ней потерялся. Трудно было даже представить, чтобы огромный смертоносец смог до такой степени сжаться.

Найл прошел к единственному, с запыленным, наполовину выбитым стеклом, окну и присел на подоконник. Ком в углу ничем не показал, что заметил появление правителя.

Похоже, он не шевелился все те шесть часов, что провел здесь: пыль на полу в основном осталась нетронутой, и только там, где прошел Найл, остались четкие следы.

Надо было начинать разговор. Во-первых, по рангу, а во-вторых, потому что именно Найл настоял на этой встрече.

Но вот только как, с чего?

Конечно, Юс (так звали смертоносца) его чуть не убил, но сам он также стал объектом нападения. И это потрясающе усложняло дело: прощение и сочувствие человека, пусть даже его и называют посланником богини Нуады, – что может быть оскорбительнее?

Впрочем, как и любые разговоры, связанные с его, Юса, позором. Легче умереть. Он так и сделает: он уже себя приговорил – осталась чистая формальность: суд.

Найл достаточно хорошо знал смертоносцев: пытаться что-либо изменить – по меньшей мере наивно.

С другой стороны, хотя бы попробовать стоило, во всяком случае затем, чтобы узнать, кто отдал приказ бросить камень. Юс ведь находился какое-то время в мысленном контакте с Неизвестным. Только вот захочет ли Юс говорить…

– Мне нужна твоя помощь…

– Справляйся один… человек…

От неожиданности Найл вздрогнул: поразила его даже не грубость (слово «человек» на языке пауков считалось оскорблением), а то, что Юс так быстро «заговорил».

В каком-то смысле это уже было некоторой удачей.

– Да, я человек, но я имею голос в суде, и если скажу «нет», ты останешься жить. Вместе со своим позором…

Найл не успел закончить – Юс хлестнул ненавистью с такой силой, что правитель почти задохнулся. Казалось, ужас, который испытывали до него перед смертоносцами все предшествующие поколения, передался ему в эту минуту и, наверно, бы убил, но Юс вовремя одумался. Он был совсем молод, и где-то глубоко-глубоко в его сознании крошечной искоркой промелькнула надежда.

Тяжело дыша, Найл сполз с подоконника на пол и прислонился спиной к стене. Вот что значит потерять бдительность. Надо было думать, что Юс не в себе и вряд ли до конца способен контролировать свои поступки.

Хорошо еще, отражатель мысли находился в нерабочем состоянии, а то бы… Как только Найл стал правителем города пауков, он перестал носить ментальный рефлектор, но сегодня утром вынужден был снова прибегнуть к его услугам.

Память зачем-то продолжала – раз за разом – воспроизводить только что происшедшее, смакуя недавно пережитый страх. Найл с трудом заставил себя отвлечься и подумать о деле, ради которого пришел: уходить отсюда ни с чем он не собирался.