Текст книги "Круглая печать"

Автор книги: Камил Икрамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

4

Следователь Акбарходжаев был человек честный. Он всегда помнил об этом и этим гордился. Беда в том, что он к тому же твердо верил в свой ум и проницательность. Ему казалось, что первое принятое им решение и есть самое верное. Кроме того, следователь очень верил первому впечатлению. Так, учитель Касым ему сразу не понравился, а Таджибеков, наоборот, приглянулся. Причина была, видимо, в том, что учитель вел себя сдержанно, с достоинством и позволял себе возражения, которые следователь воспринимал как унижение собственного достоинства. Акбарходжаеву казалось, что учитель нарочно и злостно не хочет понимать то, что ему говорят. А бухгалтер Таджибеков, наоборот, все понимал с полуслова, подхватывал любую мысль и соглашался с любым предложением. Хороший, простой человек, решил про него следователь и действовал, исходя из этого.

Михаил Сазонов посоветовал Акбарходжаеву подробнее изучить обстановку на улице Оружейников. Конечно, Сазонов не был его прямым начальником, но и не считаться с его мнением Акбарходжаев не мог: все-таки уполномоченный городского уголовного розыска, и не просто уполномоченный, а старший. Акбарходжаев последовал совету, но решил сделать так, как считал проще и быстрее. Он пошел прямо домой к бухгалтеру Таджибекову и через милиционера Ису предупредил, когда придет.

Они сидели на террасе и ели манты – большие пельмени из тонкого теста с острым, густо перченным мясом. Их было только трое: следователь, милиционер Иса и хозяин дома. У следователя было хорошее настроение. Он чувствовал расположение к хозяину дома, и манты были прекрасные – сочные и ароматные. Поручение Сазонова казалось ему в какой-то степени формальным, и потому он не столько расспрашивал, не столько слушал, сколько рассказывал сам:

– Я, знаете, как посмотрел на этого учителя, сразу все про него понял. Прежде чем ответить – думает. Ты ему говоришь одно, он тебе – другое. Я спрашиваю – где был в тот вечер, он не говорит. Раз не говорит, значит, скрывает. В нашем деле самое главное – это видеть человека насквозь. Зоркость нужна. Я когда на человека смотрю, если он преступник, он моего взгляда никогда не выдерживает. Ну, есть, конечно, наглые люди вроде этого учителя. Я на него смотрю, а он на меня смотрит, как будто это он следователь. Я сразу понял, что он виноват.

– Конечно, – сказал милиционер Иса. – У вас ведь опыт.

Опыт у Акбарходжаева был небольшой – совсем недавно его перевели из пожарной охраны в милицию.

– Опыт – это не главное, – ответил он. – Самое главное – видеть людей насквозь. Вот взять уполномоченного угрозыска. Ну, этот русский, который к вам приходил, Сазонов. У него опыт больше, чем у меня, а до последнего времени он считал, что учитель не виновен. Так прямо мне и говорит. Нет, говорит, прямых улик. Анонимка пришла в управление, он и на нее внимания не обратил. Говорит – наоборот, раз анонимка, значит, не он убил. Как у него только голова работает!

Бухгалтер Таджибеков старался говорить как можно меньше. Он ловил каждое слово разболтавшегося следователя и настораживался. Значит, не все так гладко получается, думал он. Значит, есть в милиции люди, которые не верят в то, что он так тщательно подстроил. Таджибеков чувствовал себя особенно напряженно еще и потому, что за спиной у него в комнате под окном лежал Кур-Султан. Таджибеков знал, что каждое слово, произнесенное на террасе, Кур-Султан ловит с жадностью, а в руках у Кур-Султана наган.

– Да, вот еще забыл спросить, – продолжал Акбарходжаев. – Этот Сазонов, ну, который приходил к вам, интересуется, не появлялись ли на вашей улице четыре человека. Один из них с бельмом на глазу. По кличке Кур-Султан. Это шайка бандитов из Самарканда сбежала.

Если бы следователь был чуть повнимательнее, если бы он меньше доверял своей проницательности, а больше смотрел на то, что происходит вокруг него, он бы заметил, что милиционер Иса при этих словах побледнел и перестал жевать, он бы заметил взгляд, который хозяин дома бросил на милиционера. Может быть, все это и не подсказало бы ему каких-то определенных решений, но наверняка насторожило бы.

– Вот ты говоришь – опыт, – сказал Акбарходжаев Исе. – Надо же соображать. Если Кур-Султан все время около Самарканда крутился, около Ходжента, иногда в Фергану уходил, зачем же он в Ташкент пойдет! У него же там все знакомые.

– Ешьте, пожалуйста, ешьте, – угощал гостя бухгалтер Таджибеков, а про себя думал: «В какое опасное дело затянул меня этот Кур-Султан! Это же надо, чтобы следователь такой глупый попался. А если бы хоть немного умнее? Ведь каждый понимает: если преступник скрывается от погони, если он хочет что-то переждать, то ему лучше всего скрываться не там, где его хорошо знают, а там, где его знают меньше. Господи, до чего глуп!»

– Так вот, – продолжал следователь, – есть подозрение, что этот учитель связался с бандитами и для них украл ящик с печатью. А теперь все они куда-нибудь уехали, может быть, за границу удрали… Между прочим, если бы не этот уполномоченный, я бы учителя арестовал. Я бы все это дело сразу раскрыл. А теперь… где их искать! Кстати, Сазонов до сих пор считает, что бандиты еще здесь, и говорит – надо установить контроль. Я, конечно, в это дело не верю, но ты, Иса, все-таки поглядывай. Если увидишь человека с рябым лицом и бельмом, сразу задерживай и доставляй в милицию. Если будет оказывать сопротивление, стреляй. Понял?

– Понял, – хрипло ответил Иса.

– А ты до сих пор не видел такого человека? – спросил следователь.

– Не видел, не видел, конечно, не видел, – сказал Иса, стараясь смотреть Акбарходжаеву прямо в глаза.

– Вы тоже будьте внимательнее, – сказал Акбарходжаев бухгалтеру. – Махалинская комиссия – это наша опора, общественность имеет большое значение. Может быть, этот Сазонов и прав, потому что кое-какие данные есть, что они в Ташкенте могут быть. Кое-какие данные. Возможно, будем некоторые районы прочесывать. Например, со стороны гор от Чимгана, от Ахангарана. И особенно следите за домом учителя. Я все-таки уверен, что это он убил. А ты? – Этот вопрос был обращен к Исе.

– Я тоже, – сказал Иса.

– А вы, Уктамбек Таджибекович?

– Знаете, трудно поверить, – ответил тот, – просто трудно поверить. Но действительно все сходится… Я боюсь утверждать, но, мне кажется, я видел учителя, как он шел с какими-то двумя незнакомыми. По-моему, не ташкентские.

– Один из них рябой, с бельмом?

– Д-да нет, – поколебавшись, ответил Таджибеков, – лиц я не видел. Они уходили, я их со спины только видел.

– Жаль, – сказал следователь. – Может быть, действительно они все-таки в Ташкенте.

Он посидел еще немного, выпил две пиалы чаю и пошел домой.

Таджибеков степенно проводил его до калитки, а вернулся быстрым шагом и сразу же прошел в глубь дома. Он даже не глянул на милиционера Ису, одиноко сидевшего на террасе.

Дом Таджибекова, как и многие дома в Ташкенте, состоял из двух половин. Одна – для семьи, так сказать, будничная, другая – парадная, для гостей. Таджибеков предпочитал жить в парадной части и не любил, когда домочадцы заходили туда. У него часто бывали гости, которых он не хотел показывать даже близким. А с тех пор как в доме поселился Кур-Султан, даже сын и жена не могли зайти сюда без спроса.

Кур-Султан сидел на ковре и щелкал барабаном своего нагана.

– Я надеюсь, вы все слышали сами, – начал Таджибеков, – и вы понимаете, какая сложная создалась обстановка. Я недаром говорил, что вам лучше скорее уехать.

– Уважаемый хозяин, – ответил Кур-Султан, – вы ведете себя так, что я с первого дня готов усомниться, мусульманин ли вы. С первого дня я понял, что вы не рады гостям. За то, что вы плохой мусульманин, вы будете держать ответ перед аллахом, за то, что вы глупый человек, – перед вашими детьми и внуками, а за то, что вы плохой товарищ, вы можете ответить и мне.

Таджибеков давно привык к тому, как разговаривает с ним Кур-Султан. Что ж, в его руках сила. Убить человека Кур-Султану так же просто, как выпить пиалу чаю. И хотя на совести этих двух людей было уже два совместных убийства, в обоих случаях убивал Кур-Султан. И все-таки до самого последнего времени басмач, грабивший и убивавший на больших дорогах, был выгодным компаньоном для скромного бухгалтера Таджибекова. Никто лучше не умел обращать в золото те ценности, которые прилипали к рукам бухгалтера кооперации. А бухгалтер очень любил золото, только на него он мог надеяться. Золото не обманет.

Таджибеков подозревал, что у Кур-Султана тоже немало этого желтого металла, и вообще-то он был прав. Одного не знал ни Таджибеков, ни самые близкие сообщники Кур-Султана, ни, может быть, даже молчаливый Барат: что не золото было главным капиталом бандита. Главное его богатство находилось в небольшом кожаном мешочке у пояса. Там были драгоценные камни – несколько крупных сапфиров, изумрудов и около сорока алмазов. С этим-то мешочком и собирался Кур-Султан уйти за границу. Он хотел пробраться в Иран и только в качестве телохранителей брал с собой трех остальных басмачей. Он хотел уйти с минимальным риском; с хорошими документами пробраться в Туркмению, а там с какой-нибудь шайкой контрабандистов идти напролом через границу. Вот тут-то и пригодились бы эти трое.

Разглагольствования следователя не на шутку встревожили матерого бандита, и его раздражало, что он не может скрыть свою тревогу от Таджибекова. Кур-Султан в жизни никому не доверял, а бухгалтер вызывал у него совсем мало доверия. Вот и сейчас…

– Поймите меня, – говорил Таджибеков, – я ведь не только о себе забочусь, но и о вас. Вы видите, они ходят кругами.

– Начнем с вашей глупости, – прервал его Кур-Султан. – Зачем вам понадобилось вмешивать учителя? Вы точно знаете, что он убежал? А вдруг он завтра вернется? Может быть, он уже сегодня вернулся.

– Нет, – сказал Таджибеков, – он вернется домой дней через пять. Моя жена узнала у его жены.

– А если он вернется завтра?

– Но он же все равно ничего не знает, – убеждал Таджибеков. – И ему никто не поверит.

– Это не главное, – сказал Кур-Султан. – Зачем вы со своим длинным языком врали, будто видели его с двумя людьми? Эти двое кто? Я и Барат?

– Нет, что вы! – опешил Таджибеков. – Я просто сказал, чтобы он думал на учителя.

– На кого бы он ни думал, теперь он будет следить за вашей улицей. Он расскажет тому, другому, и, может быть, прочесывать они начнут как раз отсюда. Вы делаете все, чтобы погубить меня и оставить сиротой собственного сына.

Как полчаса назад Кур-Султан слушал разговор на террасе, так сейчас затаив дыхание слушал разговор Кур-Султана и Таджибекова милиционер Иса. Иса понимал, что, с тех пор как он оказался участником шайки, с тех пор как он, зная об убийстве, скрывал у себя подлинных виновников, он не может надеяться на защиту, ни один суд не оправдает его. А он ведь молод и еще не женат. Но страшнее было другое: страшнее была месть бандитов. Он сидел на террасе неподвижно и проклинал тот день и час, когда, согласившись на уговоры Таджибекова, уехал из кишлака, чтобы стать милиционером в Ташкенте. И как Таджибеков уговаривал его тогда, как весело он шутил: «Ты будешь ходить в красивой форме и в хромовых сапогах. Ничего тяжелее нагана никогда не будет в твоей руке. Неужели ты не хочешь сменить кетмень на наган? Мы выделим тебе участок, поможем построить дом». Как проклинал Иса тот день и час!

А разговор в комнате продолжался.

– Вы можете сердиться на меня, – говорил Таджибеков, – вы можете считать меня негостеприимным хозяином, но, по-моему, вам лучше уехать.

– Сейчас? – спросил Кур-Султан.

– Нет, конечно, не сейчас, у вас еще есть время, но, в общем, чем скорее, тем лучше.

– Сейчас это невозможно, – сказал Кур-Султан. – Несмотря на ваш длинный язык, для меня пока нет места надежнее, чем ваш дом. В горы, как вы слышали, ехать тоже небезопасно. И, кроме того, Барат, не дождавшись меня, – я сказал, что, может быть, поеду вслед за ним, если достану документы, – наверно, выехал мне навстречу и вернется сюда. Он приедет завтра утром или вечером. Одному верхом, без арбы и без мальчишки, сюда день пути.

– А что, если его схватят по дороге? – неосторожно спросил Таджибеков.

– Вы уже об этом думаете? – угрюмо спросил Кур-Султан. – Об этом вы можете не думать. Если Барата схватят, от него не услышат ни слова. Вы слышали от него хоть что-нибудь?

– Нет, – сказал Таджибеков, – он как немой. Но ведь он же все-таки не немой.

– Конечно, – сказал Кур-Султан, – раньше Барат мог говорить. Но, с тех пор как я отрезал ему язык, он ничего не может сказать.

От ужаса и удивления Таджибеков не мог пошевельнуться.

– Не удивляйтесь. Когда Барат вернется, я прикажу ему открыть рот, и вы увидите, что там осталось.

– И он продолжает вам служить?

– Конечно, – усмехнулся Кур-Султан, – мне служат не из любви. Я надеюсь, он благодарен, что я не отрезал ему голову. Пять лет назад он выболтал мальчишке, такому, как ваш сын, в каком кишлаке мы отдыхаем. Мы едва спаслись. А потом Барат знает – я единственный в этом мире, кто пощадит его за все, что он сделал в Ходженте. Вы читали про одиннадцать повешенных? Газеты много писали об этом.

– Это Барат? – с ужасом спросил Таджибеков. Он сразу понял, о чем идет речь. Недалеко от Ходжента басмачи захватили кишлак и повесили семью председателя комитета бедноты, всех – от деда до внуков. – Это все Барат?

– Да. Мы стояли с винтовками в руках, а он делал то, что я ему приказал. – Кур-Султан неожиданно засмеялся: – Вам, хозяин, я не отрежу язык, потому что вы грамотный и все можете написать…

Всю ночь Таджибеков не спал. Иногда он подходил к окну, выходящему в сарай милиционера, и слушал, как безмятежно храпит бандит. Этот спокойный и размеренный храп приводил бухгалтера в ярость. Вот в какое дело он попал! Разве этого он хотел? Разве должен он отвечать за все, что сделал Кур-Султан?

Милиционер Иса лежал на террасе – это было его постоянное место. Он тоже не спал всю ночь.

Недалеко от дома Таджибекова в низенькой мазанке в эту ночь не спал еще один человек. Это был Саидмурад. Вот уже три дня, как он не заходил к Таджибекову, потому что Таджибеков посмеялся над тем, о чем Саидмурад не мог рассказать никому, кроме него.

Умные люди на базаре сказали Саидмураду, что прививки от бешенства помогают далеко не всегда. И хотя врач убеждал Саидмурада в обратном, несчастному все равно не спалось. А вдруг действительно помогает, но не всегда? Сегодня Саидмурад опять лазил во двор, где когда-то жил кузнец Саттар, но собаки там уже не было. А лазил Саидмурад туда с ружьем, он хотел убить щенка и отнести его на пастеровский пункт. Ему объяснили, что бешенство у собаки можно определить по мозгу. Время от времени Саидмурад вставал, наливал себе в пиалу остывшего чаю и пил. Пить ему не хотелось, но и спазмов пока не было.

5

Круглая и светлая, как поднос, висела в небе луна. Тени тополей лежали на дороге и делали ее похожей на лестницу.

Садык шел посреди дороги, и ноги его глубоко зарывались в мягкую пыль, еще хранившую остатки дневного тепла. Справа, там, где горы, небо было темней, но время от времени становилось неестественно белым и зловещим. В горах полыхала гроза.

Дождь пошел в начале ночи. Минут десять он накрапывал редкими, но тяжелыми каплями, а потом вода обрушилась на землю сплошным потоком. Почти сразу в противоположный склон ущелья уперлась толстая молния, и удар грома был такой, будто горы раскололись. Дождь усилился. И хотя трудно было представить себе, что дождь может идти сильнее, он усиливался с каждым новым ударом молнии.

Три бандита и старик киргиз, хозяин юрты, сидели на кошме. Кудрат лежал возле входа. Руки и ноги у него были связаны. Это очень неудобно – лежать со связанными руками и связанными ногами. Его связали только перед сном, потому что хозяин юрты сказал бандитам, что мальчик нужен ему, чтобы помогать по хозяйству.

– Здесь поблизости, у нас на глазах, он никуда не убежит. А у меня поясница разболелась. Дождь, наверно, будет.

Сбежать днем никакой возможности не было, поэтому бандиты согласились. На ночь связали Кудрата, и он должен был спать возле юрты.

С первыми каплями дождя киргиз внес Кудрата в юрту. Никто из басмачей не возразил. Ссориться с хозяином они не хотели. Он был молчалив и внешне никак не проявлял интереса к жизни этих людей, которых вначале пустил, следуя извечным законам гостеприимства, а потом согласился за небольшую плату кормить. Хозяин юрты не сразу понял, кто такие его гости, а когда понял, ни в чем не изменил своего поведения. Да и что мог он сделать? Они убили бы его при любом подозрении. Конечно, нужно было бы сообщить в ближайшую милицию о подозрительных людях, но туда в одну сторону день пути.

А дождь все усиливался. Струи воды обтекали быстро намокшую кошму юрты и неслись дальше вниз по склону ущелья. Между ударами грома было слышно, как к шуму дождя присоединяется рев переполненной горной реки на дне ущелья.

Один из бандитов громко молился, другие сидели молча.

– На равнине такой сильный дождь не бывает, – сказал киргиз, – На равнине дождик идет долго, а у нас сразу все выливается. Кумыса хотите? Еще немного осталось. – Он нацедил кумыса из бурдюка в большую пиалу – касу – и протянул ее бандитам. Барат жестом показал, что не надо. Тогда старик подошел к Кудрату, помог ему сесть и напоил из своих рук.

– Значит, он тебе говорил, что без документов нельзя? – спросил высокий басмач.

Барат кивнул.

– Он тут пишет, что как только достанет круглую печать, так сразу приедет. Он сегодня должен был приехать, да?

Барат опять кивнул.

– А почему же он не приехал?

Барат усмехнулся и пожал плечами. Нелепо задавать ему такие вопросы. Ведь он и сам этого не знает, а то, что предполагает, не может рассказать этим двум.

– Если он завтра не приедет, – сказал высокий басмач, – мы все поедем в Ташкент.

Барат отрицательно покачал головой, ткнул себя в грудь рукой и показал бандиту один палец.

Теперь уже Кудрата не удивляла молчаливость того, кто привез его сюда. Немой – это было ясно.

Низенький басмач перестал молиться.

– Долго мы будем сидеть? Хозяин говорит – в горах патрули бывают. Приедут – что скажем?

Барат жестом показал: у вас есть языки, вы и говорите.

– Шкура ты! – сказал Барату высокий басмач. – Ты ему как собака служишь.

Барат самодовольно улыбнулся и кивнул в знак согласия.

– Имей в виду, – продолжал тот, – без нас ты не уйдешь. Если мы Кур-Султану нужны, пусть сам сюда едет. Или мы к нему. Если этот Таджибеков столько дней мог прятать двух человек, пусть прячет четверых.

– Он нас обманывает, – сказал низенький. – Не может быть, чтобы из-за печати, из-за каких-то бумажек столько дней терять.

Барат опять пожал плечами. Его лицо выражало пренебрежение к говорившему или даже презрение. Что могут они знать о замысле атамана! Что они без него! Он-то знал, что документы нужны, чтобы беспрепятственно проникнуть в пограничный район.

Странное дело! Кудрат почувствовал, что радуется, слушая этот разговор. Если бы печать была у бандитов, если бы они нашли ее и сразу уехали из Ташкента, он сам не лежал бы сейчас в юрте связанный, не зная, сколько ему еще осталось жить. И все-таки Кудрат радовался. За эти дни он уже не раз думал, не рассказать ли бандитам про то, где лежит печать, и этим купить свободу, но каждый раз отвергал эту мысль, понимая, что таким путем он спасет убийц Махкам-ака, во всяком случае, поможет их спасению. Это было бы предательством.

А сейчас он вдруг дошел до мысли, которая очень его обрадовала.

Кудрат понял, что не он виновник гибели председателя махалинской комиссии. Конечно, не он! Махкам-ака сам никогда бы не отдал им печати. Если бы он испугался, открыл тайник и не обнаружил там печати, он, по крайней мере, отдал бы бандитам ключ от ящика, но ведь ключ от ящика остался на месте.

Нет, не он, не Кудрат, виновен в смерти председателя махалинской комиссии. Какое счастье, что не он! Окончательно убедившись в этом только сейчас, Кудрат почувствовал такое облегчение, что теперь и смерть стала меньше страшить его. И все-таки рядом с этими мыслями все время жила еще одна: «Никогда, никогда, ни на одну минуту нельзя делать то, что сделал я. Из-за какой-то справки, из-за бутсов…»

Шум дождя стал ослабевать. Его перекрывал теперь рев потока в глубине ущелья.

– А все-таки ты шкура, – сказал Барату высокий басмач. – Если бы мне Кур-Султан язык отрезал, я бы его голову собакам бросил!

Барат с сомнением покачал головой и тихо засмеялся.

От этих слов и от этого смеха Кудрату стало страшно.

– Я же сказал, в горах долго дождь не бывает, – будто не слыша всех предыдущих разговоров, произнес старик киргиз. – Теперь можно спать ложиться. – И, обернувшись к Кудрату, добавил: – Я в горах так могу юрту поставить, что ее все потоки обойдут. И еще важно хорошо ее окопать. Только вот кошма старая стала, быстро протекает.