Текст книги "Круглая печать"

Автор книги: Камил Икрамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

4

Талиб проснулся раньше Леры. Он умылся, приготовил все к завтраку, сел на веранде, вытряхнул из пачки тоненькую, как гвоздик, папироску с высыпавшимся табаком и закурил. Папироска быстро кончалась. Талиб все сидел, держа ее в зубах, и думал о разговоре с Саидмурадом. Еще вчера он понял, что роль Таджибекова и его чрезмерная активность в отношении ребят и учителя Касыма выходит далеко за рамки деятельности временно исполняющего обязанности председателя махалинской комиссии.

Вся улица уже проснулась, а Лера еще спала. Талиб написал ей записку, что скоро вернется, и ушел. Он решил еще раз зайти в милицию, но не к следователю Акбарходжаеву, который ему категорически не понравился, а к самому начальнику. Если начальник не поймет его, что ж, он пойдет в горком партии. Если нужно будет, он задержится в Ташкенте на неделю, на две, до тех пор, пока в дело не будет внесена ясность.

– Начальник милиции занят, – сказал Талибу дежурный, – у него совещание.

Талиб уселся на слабоногий венский стул. Из-за плотно прикрытой двери кабинета слышался только один голос. Интонации были грозные, и Талиб понял, что совещание будет долгим и бурным.

Минут через пять дверь растворилась, и оттуда красный как рак вылетел следователь Акбарходжаев. Вдогонку ему полетели слова, значения которых Талиб не понял: «В пожарную команду! Воду качать! Ручным насосом!» Дверь опять закрылась, и в комнате наступила тишина.

– Что ж вы сидите? – сказал дежурный. – Заходите.

– Но там же совещание, – ответил Талиб.

– Нет, нет, совещание кончилось, – сказал дежурный, – заходите.

В кабинете начальник был действительно один. Он ходил вокруг стола и ладонью ожесточенно растирал себе бритый затылок.

– Я вас слушаю, садитесь.

Талиб сел и стал ждать, пока начальник успокоится.

– Говорите, говорите, – повторил начальник, – я слушаю вас.

– Я относительно убийства председателя махалинской комиссии с улицы Оружейников, – начал Талиб. – Дело в том, что у меня есть основания сомневаться в принятой вами версии, и я совершенно не согласен с мнением, которое сложилось у следователя.

Ответ начальника милиции ошарашил Талиба.

– Вы считаете, что Таджибеков здесь ни при чем? – спросил он.

– Видите ли… Я недавно приехал из Москвы, точнее – только вчера, но то, что я узнал здесь про учителя Касыма Насырова, противоречит моему представлению об этом человеке.

– Учитель нас сейчас не интересует, – сказал начальник, – с учителем все ясно. Минуточку… – Он открыл дверь и крикнул дежурному: – Проверьте, освободили учителя Насырова или нет. Если нет, немедленно освободить и извиниться. От моего имени.

Талибу нужно было время, чтобы понять, что происходит. Он не знал, что еще на рассвете Таджибеков и Иса рассказали в милиции все. Он не знал, что за час до его разговора с начальником в милицию позвонили из поселка Чирчик и сообщили, что мальчик Кудрат, проживающий на улице Оружейников, найден и дал важные показания, полностью подтверждающие все то, в чем признались Таджибеков и Иса.

Начальник милиции успокоился только после того, как дежурный доложил, что учитель Касым минут десять назад отпущен домой.

– Значит, с учителем все ясно, – сказал начальник. – Что вы еще можете сказать?

Талибу оставалось рассказать только о разговоре с Саидмурадом. Но и тут начальник знал что-то такое, чего Талиб не знал.

– Да, да, – сказал начальник, – это очень интересно. Он работает на сушильном заводе?

– Не знаю, – сказал Талиб, – не спросил.

– Да, да, на сушильном, – сказал начальник. – Видимо, это он написал анонимку. Проверим, спасибо.

Талиб не понял, о какой анонимке идет речь, но спрашивать не стал.

Когда он вернулся домой, Лера, причесанная и умытая, сидела у накрытого стола.

– Я тебя жду, жду, – сказала она, – а ты где-то гуляешь. Чай остыл.

5

Весь день Садык отсыпался. Он вернулся домой вместе с отцом и, позавтракав, начал было слушать то, что отец рассказывал матери, но незаметно для себя заснул.

Часов в пять он вышел на улицу и сразу же встретил ребят. Они шли с собакой. Доберман был на ремешке, который Рахим держал в руках.

– Ты знаешь, что сегодня случилось? – спросил Закир.

– Нет, – ответил Садык. – Я весь день спал.

– Эх ты соня! – сказал Эсон. – Оказывается, мы все были правы. Я, например, всегда так думал.

– Ха! – перебил его Закир. – И я так думал.

– А где же ты был? – спросил Рахим Садыка. – Ты позавчера убежал с фотокарточкой и даже не сказал куда… А нашему Доберману дядя Иван ремешок подарил. С пряжкой.

– Помолчи, когда старшие разговаривают! – буркнул на него Эсон. – Сколько тебя учить? Совсем невоспитанный!

– Я, ребята, в ту ночь за отцом пошел, потому что на той фотографии… – начал Садык.

Но Эсон перебил его:

– А мы аппарат у дяди Ивана оставили. Он нам вместо него другой, еще лучше, купит. Помнишь, ты обещался меня отдельно сфотографировать.

– Почему ты только о себе думаешь? – спросил Закир. – Человеку нужно знать, что на нашей улице произошло. Во-первых, ты, Садык, зря за отцом ходил, потому что его никто в убийстве Махкам-ака уже не обвиняет. Сегодня ночью на нашу улицу приехали тридцать милиционеров на лошадях. Ноги у лошадей были обмотаны тряпками, чтобы сильно не шуметь и никого не будить. Они окружили дом Таджибекова и приказали всем, кто там есть, сдаваться. А там, оказывается, была целая банда с пулеметом. Но они посмотрели, сколько войска вокруг, и сдались.

– Нет, нет, – возразил Садык, – тридцать человек не было, и конной милиции не было. Зачем так много?

– Вечно ты никому не веришь! – обиделся Закир. – Если бы они копыта лошадей не обмотали тряпками, знаешь, какой был бы шум… Теперь еще одна новость есть. Оказывается, Кудрат все время в горах был. Родители уже поехали встречать. За ними из милиции приходили.

– А точно знаешь? – спросил Садык.

– Точно, – сказал Эсон.

– Точно, – сказал Рахим. Он научился этому слову у Садыка.

Садык очень обрадовался. Вначале он хотел сразу рассказать ребятам про свои приключения, а сейчас решил, что лучше потом.

– Вы куда собрались? – спросил он.

– На трамвайную остановку. Кудрата встречать.

Они вчетвером пошли по улице Оружейников и чувствовали себя так, будто их снова пятеро. Они загораживали ее всю. И вдруг ребятам пришлось посторониться. Навстречу, тоже загораживая всю улицу, шли трое. В центре Кудрат, справа от него – отец, слева – мать. Отец был суров и не смотрел по сторонам. Мать все время утирала слезы.

Стоя у дувалов, ребята вежливо поклонились старшим. Мать Кудрата кивнула им и тут же поднесла к глазам платок, а отец еле заметно дернул головой.

Закир успел сделать Кудрату знак: скорей выходи на улицу, мы тебя будем ждать. Кудрат сделал вид, что не заметил, а потом быстро обернулся и провел по горлу ребром ладони: никак не могу.

– Ох, отец его, наверно, сильно бить будет, – вздохнул Эсон.

– Вряд ли, – сказал Садык.

– Мой бы и не думал, – сказал Эсон.

– Завтра на стадионе, – Закир решил переменить тему, – сборная Самарканда против сборной Ташкента.

– Пойдем, – сказал Садык. – Мне отец денег дает на всех. Я, говорит, против футбола и раньше не возражал, а теперь в нем пользу вижу.

Эсон очень обрадовался обещанию Садыка, потому что его отец никогда бы не дал денег на футбол, но ему было неудобно так сразу согласиться, и он сказал:

– А дядя Иван говорит, что если мы вступим в спортобщество – в «Динамо» или в «Спартак», – то нам выдадут книжечки и мы будем ходить бесплатно. Только мне не верится.

– Почему же? – уверенно возразил Закир. – Это очень просто. Ведь мы не просто мальчишки. Мы же почти что организация. И дядя Талиб говорил, что мы должны организоваться.

Рахим, который до сих пор молчал, обидевшись на старшего брата, заявил:

– А чего мы стоим? Пошли к дяде Талибу. Я обещал тете Лере Добермана показать.

На веранде сидели Талиб и учитель Касым. Они о чем-то беседовали, и ребята остановились в нерешительности.

– Заходите, заходите, – пригласил их хозяин дома. – Вы очень кстати, тут о вас разговор.

По выражению, с которым старшие смотрели на ребят, они поняли, что разговор будет приятный.

– Я завтра уезжаю, – сказал Талиб. – И мы тут с Лерой решили отдать этот дом вам. Не вам пятерым, конечно, а всем ребятам нашей улицы. Пусть здесь будет клуб. А Касым-ака, – Талиб наклонил голову в сторону учителя, – договорится с комсомольцами, чтоб организовать здесь пионерский отряд, чтоб работали кружки, например фотокружок. Интересно? По-моему, тоже. Литературный кружок, исторический, математический, библиотека. В общем, чтобы вы летом не болтались без дела.

– А футбольный можно? – спросил Закир.

– Можно, – сказал Талиб. – Можно даже и волейбольный и шахматный – спортивный, так сказать, сектор. Вы всё сами будете здесь делать: сами убирать дом, сами ремонтировать, сами книги выдавать. С завтрашнего дня это ваш дом.

– А можно, чтобы наш Доберман тоже здесь жил, а то папа не разрешает его дома держать? – нерешительно попросил Рахим. – Он породистый.

Тут вмешалась Лера. От смущения она заикалась чуть больше обычного:

– К-конечно, можно, но только я должна в-вас предупредить, что это не вполне чистый доберман-пинчер. Я хорошо знаю эту породу. Ваш доберман к тому же еще и дворянин.

Что такое дворянин, ребята представляли себе очень смутно, но улыбка, с которой Лера произнесла это слово, всем понравилась.

– Идите наверх, – сказал учитель Касым, – приведите все в порядок.

Ребята поднялись по лестнице и уселись на галерее. Заходить внутрь им сейчас не хотелось. С галереи была видна половина их улицы – улицы Оружейников, одной из самых древних улиц древнего города Ташкента. На глиняных дувалах и глиняных крышах цвели маки, просвеченные заходящим солнцем. Пыль, поднятая над городом дневной суетой, медленно оседала. В домах готовили ужин, и по дымам вполне можно было определить, в каком дворе готовят шурпу, в каком – плов, а уж о шашлыке знали за три улицы, если, конечно, ветер был именно в ту сторону.

– Смотрите, – сказал Эсон.

И ребята увидели, что по улице идет Кудрат с отцом. Отец держал Кудрата за руку, как маленького, и, когда они вошли во двор, ласково потрепал его по шее и довольно громко сказал:

– Ну, лезь к своим дружкам. Небось не терпится похвастать.

Внизу на террасе разговаривали взрослые. Наверху ребята окружили Кудрата и слушали его так, как никогда раньше, а ведь и раньше они слушали Кудрата очень хорошо. Он рассказывал им все подробно, с самого начала, и не боялся, что в следующий раз ему не будет о чем говорить.

– Тебе очень страшно было? – спросил Закир.

– Еще бы! Еще бы не страшно! Они в любой день могли прирезать, могли в пропасть кинуть. Это же не люди. Один басмач рассказывал, как он в горах какому-то мальчику на голову горячую шурпу вылил прямо из котла – хотел проверить, живой он или не живой. Звери, а не люди. Мальчик в яме лежал, от них прятался. Он на него котел опрокинул, а тот и не пошевелился даже. Ну, басмач решил, что он мертвый. Утром пошел посмотреть, а мальчика нет. Оказывается, он живой был, убежал… Вот кому страшно было. А я когда слушал, мне, наверно, еще страшнее было. Я около юрты лежал, а они внутри разговаривали.

– Неужели их не поймают? – сказал Эсон.

– Обязательно поймают, – сказал Кудрат. – Три отряда выслали, все дороги перекроют.

– Смотрите, кто идет! – неожиданно сказал Закир. – Тот сыщик, что на пустыре был, когда железный ящик нашли.

По улице не торопясь шел человек в кепке, надвинутой на глаза. Садык сразу узнал Михаила Сазонова. Тот вошел во двор и с улыбкой помахал рукой ребятам, столпившимся на галерее. Взрослые встали, чтобы приветствовать гостя. Талиб пошел ему навстречу.

Садык тихо шепнул ребятам:

– Это он сегодня на рассвете арестовал Кур-Султана, Таджибекова и Ису.

Через некоторое время ребят позвали вниз.

– Оказывается, без вас на улице Оружейников ни в чем не обойтись, – сказал Талиб. – Вот товарищ Сазонов из угрозыска хочет с вами поговорить.

– Во-первых, – сказал Михаил Сазонов, – я хочу вас поблагодарить за помощь. Во-вторых, похвалить за дружбу. А в-третьих, у меня к вам есть вопрос. Мы все сделали. Час назад мне звонили, что вся банда обезврежена. Но остался один невыясненный вопрос: где все-таки находится круглая печать махалинской комиссии?

Закир, Эсон и Рахим очень удивились. Садык вопрошающе посмотрел на Кудрата. А Кудрат колебался.

– Говори… – сказал Садык.

– Печать там, – сказал Кудрат, – в махалинской комиссии. С тех пор как я ее туда положил, ее, наверно, никто не трогал.

– Где же именно? – спросил Сазонов.

– А там стол есть. И вот, если доску приподнять – она даже не приколочена, – так в одной ножке, в углублении, печать, а в другой ножке – ключи от железного ящика. Только ключи теперь не подходят. Таджибеков замок сменил.

– Да… – сказал Сазонов. – Героически погиб ваш прежний председатель. Не дал он им ключей. И печать наверняка бы не дал. Замечательный был человек…

Никого так не обрадовали эти слова, как Кудрата, потому что он все время думал: а что, если Махкам-ака был убит именно из-за него?

– Скажите, пожалуйста, – спросил маленький Рахим, – вот Махкам-ака говорил нам, что когда-нибудь на земле совсем не останется плохих людей, будут только хорошие. Когда это будет?

Сазонов помедлил:

– Точно сказать, ребята, я не могу. Думаю, что скоро.

– Очень скоро или не очень? – спросил Закир.

– Может быть, не очень, – сказал Талиб, – потому что плохих людей все-таки много. Но поверьте мне, главное не то, что бывают плохие люди, главное – что хорошие люди есть всегда.

Пока шел этот разговор, Лера расстелила на ковре большую скатерть – дастархан, – поставила на нее множество тарелочек, на которых были конфеты, и печенье, и прозрачный, похожий на застывшие виноградные гроздья сахар – новат. На больших блюдах лежали черешня, белая и красная, абрикосы, персики. Шумел самовар. Все уселись вокруг скатерти и пили чай, ели фрукты.

Талиб обещал по возвращении из Ферганы задержаться подольше, чтобы как следует организовать детский клуб на улице Оружейников, обещал, что будет посылать из Москвы книги. Сазонов сказал, что его друг Иван дал согласие руководить фотокружком, что поможет ребятам записаться в спортивное общество «Динамо» и им там бесплатно выдадут форму и бутсы…

Рахим припрятал в рукав большой кусок сахара и ловко кинул его Доберману. Никто ничего бы и не заметил, если бы Доберман ел его тихо, но тот так захрустел, что все обернулись.

– Да, – сказал Сазонов, – чуть не забыл. Один из арестованных, Саидмурад, говорит, что его укусила бешеная собака и что эта собака принадлежит вам, ребята. Он требует, чтобы ему прививки делали от бешенства.

– Вот наша собака, – сказал Закир. – Разве она похожа на бешеную?

– Нам ее дядя Иван подарил, – сказал Эсон, – можете у него спросить.

– Знаете что, – подумав, сказал Сазонов, – раз есть такое заявление со стороны арестованного, собаку нужно проверить. Он очень боится уколов, но еще больше боится, что собака бешеная. Отведите ее завтра на проверку. Знаете, где пастеровский пункт на Касьяновской улице?

– Ну да! – сказал Закир. – Пусть его поколют!

– А куда его колют? – спросил Рахим.

– Не знаю, – ответил Сазонов.

– Уколы от бешенства обычно делают в живот, – сказала Лера.

Рахим поморщился:

– Мне никогда не делали уколов. Это, наверно, очень больно. Я завтра отведу собаку. Жалко человека.

Проводить Сазонова все вышли за калитку. Невысокий и узкоплечий, он шел по улице в кепке, надвинутой на глаза, в синих галифе и пыльных сапогах.

Глядя ему вслед, Садык сказал Кудрату:

– А все-таки ты не отучился врать.

– Почему? – спросил тот.

– А что ты рассказывал про того мальчика, на которого шурпу вылили? Не может быть, чтобы живой человек такое выдержал.

– Да, – сказал Кудрат, – я тоже думаю… я бы не смог. А ты?

– И я бы не смог, – сказал Садык.

– Значит, это тот басмач наврал. Конечно, наврал. А я, честное слово, больше никогда…

Садык посмотрел на него с сомнением.