Текст книги "Молить о Шрамах (ЛП)"

Автор книги: К. В. Роуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– Не отворачивайся от меня, хорошо? – шепчу я и наклоняюсь над ней, вгоняя в нее кончик своего члена.

Она кивает.

Я проталкиваюсь дальше, ощущение ее тела вокруг меня заставляет меня стонать.

– Скажи это, – говорю я, слова звучат настоятельно, когда я проталкиваюсь дальше, и она стонет, не сводя с меня глаз. – Скажи, что не будешь отворачиваться, – я уже полностью в ней, ее ноги обхватили мою спину, ее лицо в моих руках, пока я в нее вхожу, когда она, наконец, говорит.

– Я не буду, – обещает она мне, хныча, когда я выхожу и снова вхожу в нее. – Я не буду отворачиваться.

– Никогда, хорошо, детка?

Ее глаза выглядят такими печальными, и они закрываются, всего на секунду, когда я двигаюсь внутри нее. Но потом она снова сосредотачивается и отвечает мне.

– Никогда, Люцифер. Никогда.

И я обхватываю ее голову руками, прижимаюсь ртом к ее шее, трахая ее, чувствуя, как ее ногти впиваются в мою спину. Возможно, она не хочет, чтобы я причинял ей боль прямо сейчас, и я не буду. Я сделаю все, что она захочет.

Но я чувствую, что приближаюсь, и не могу остановить – Блядь, которое вырывается из моего горла, когда я двигаюсь быстрее, скользя в ее тугое отверстие и выходя из него, пока не кончаю в нее, стону ее имя, Лилит, когда кончаю в нее.

И я знаю, когда я отстраняюсь, ее лицо раскраснелось, ее ногти все еще впиваются в мою спину, что в конце концов я это сделаю.

В конце концов, я причиню ей боль снова и снова. А она причинит боль мне. И столько раз, сколько я кончал в нее, я думаю, она точно знает, как это сделать.

Я думаю, она знает, как разбить мое гребаное сердце. Как сделать так, чтобы независимо от того, насколько близки мы станем, независимо от того, как наша ненависть может превратиться в гребаную любовь, она никогда не будет привязана ко мне навсегда.

Но когда я сжимаю ее руку в своей, и чувствую боль от следа привязки на своей ладони, я знаю, что несмотря ни на что, она уже привязана.

Она может не знать об этом. Она может не понимать значение Коагулы, но это значит, что только смерть может разлучить нас.

И есть еще кое-что.

Она может не знать, как любить меня. Но когда я притягиваю ее к себе на колени, ее руки обхватывают мою спину, прижимая меня к себе, позволяя ее слезам падать на мою кожу, когда я рисую круги по ее позвоночнику, я понимаю, что уже знаю.

– Я люблю тебя, Сид, – шепчу я ей на ухо, – и мне не нужно слышать это в ответ. Но мне нужно, чтобы ты это знала. Может быть, я не очень хорош в этом, но я люблю тебя, и я думаю, что всегда любил.

Она кивает головой и обхватывает меня руками чуть крепче, как будто действительно никогда не отпустит.

Глава 24

Две недели спустя

– Почему ты остановилась? – я делаю глоток из своего напитка, желая, чтобы он обжег мое горло. Но это всего лишь обычная вода.

Я чувствую, что он смотрит на меня, но потом он снова смотрит на лес за нашей оградой, за крыльцо с навесом. Внутри, за нами, собрались его друзья, звучит громкая музыка – Little One, Highly Suspect – и напитки льются рекой.

Обычные вещи, которые происходят, когда двое людей женятся.

Но мы не нормальные.

Поэтому, хотя мы и молодожены, мы не внутри.

– Почему ты остановилась, Сид?

По тому, как он задает этот вопрос, я знаю, что он понимает, о чем я.

К черту. Я допиваю свой напиток, ставлю пластиковый стаканчик рядом с собой на маленький стеклянный столик у перил перед экраном крыльца.

– Твоя мачеха, – я не смотрю на него.

Он насмехается.

– А почему твои приемные отцы остановились? – спрашивает он, в его словах звучит злость.

Они не остановились. Пока я их не убила.

Но если он хочет играть в эту игру…

– Было слишком много работы, – я смотрю прямо перед собой.

Наступает тишина, а затем: – Что.

Мы не говорили об этом много. Мы должны были, но я не хотела. И он тоже не хотел. Но он знает обо всех людях, которые запятнали меня. Он знает, потому что видел записи. Видел, что некоторых я убила. А остальные… ну, их тела висели на том складе. Это его рук дело.

Я пожимаю плечами.

– Как ты вообще об этом узнал? – спрашиваю я, переключаясь. – Раньше…

Я прервалась, не упомянув Джеремайю.

Он ненавидит Джеремайю.

Но он знает, о чем я говорю.

– Откуда мне об этом знать. Что значит, слишком много работы? – он насмехается надо мной, и я слышу, как в его вопросе нарастает гнев.

Я не говорю ни слова.

– Лилит, – удается ему сказать, голос густой от эмоций. – Посмотри на меня.

Я провожу рукой по лицу, но потом все-таки смотрю. Я поворачиваюсь к нему. Его глаза ищут мои, и я не знаю, что он ищет. Что бы это ни было, у меня, вероятно, этого нет.

– Что? – устало спрашиваю я. – Хочешь сыграть в 21 вопрос о том, кто залез в штаны Сид без ее разрешения? – я смеюсь, и его глаза сужаются, а челюсть крепко сжимается. Я вскидываю руки, притворяясь легкомысленной. – Тогда мы можем сыграть в Кто залез с ее разрешения, – я одариваю его яркой, фальшивой улыбкой. – Этот список будет длиннее, – улыбка ослабевает. – Я позаботилась об этом.

На мгновение он просто смотрит на меня, его костяшки пальцев побелели, когда он сцепил руки вместе. Затем он придвигается ближе ко мне, обхватывает меня рукой, его тело защищает мое.

От чего, я не знаю.

– Если кто-нибудь еще раз причинит тебе боль, Сид, я его оттрахаю. Так же, как я сделал это со всеми остальными.

Включая его отца.

Я закатываю глаза и пытаюсь отодвинуть от него свое лицо, но он берет мой подбородок в руку.

– Я не шучу. Позволь мне защитить тебя, хорошо? Просто… – он сглатывает. – Просто, блядь, позволь мне. Пожалуйста.

Я смотрю вниз, чувствую, как сердце колотится в груди. Мне не нужна его защита в то самое время, когда я жажду ее.

– А что, если это ты? – наконец спросила я, встретившись с ним взглядом.

Его брови сходятся вместе.

– Это причиняет мне боль, я имею в виду. Что, если это ты?

Его хватка на моем подбородке ослабевает, но его рука вокруг меня крепнет.

– Возможно, – признает он, слова мягкие. – Но не так. Никогда. И даже если я это сделаю… – он делает вдох. – Даже если так, я никогда не оставлю тебя. Мы можем трахать друг друга снова и снова, но я не уйду. И ты не убежишь. По крайней мере, – ухмыляется он, – не очень далеко.

Я ничего не говорю. Что тут говорить? Я больше не хочу бежать. Мне нравится, как Люцифер спит, обхватив меня руками, как будто он не может насытиться мной, даже когда отдыхает. Мне нравится, что он ест хлопья по утрам, смотрит мультики и делает мне массаж спины, пока я сижу у него на коленях.

Мне нравится, что отец Эзры согласился сжечь Санктум и основать новую церковь для культа 6 чтобы собираться в ней. Мне нравится, что Люцифер пока не заставляет меня изучать их ритуалы. Он держит охрану вокруг нашего дома, когда уходит на работу, и когда он возвращается домой с новой порцией крови на руках, он не рассказывает мне подробности, пока я сама не захочу узнать.

Мне нравится, что мы бегаем вместе каждое утро. Мне нравится, что он не давит на меня по поводу Мейхема. Моего настоящего брата.

Мне нравится, что в следующие выходные мы едем в Либер, только он и я, для тишины и покоя.

Мне нравится, что он спросил, хочу ли я встретиться с Финном, но пока не придал этому значения.

Мне нравится… он. Так сильно.

Его рука перемещается с моего подбородка на шею.

– Что ты имела в виду? – спрашивает он снова. – О слишком большой работе?

Мне не очень нравится, что он никогда ничего не может оставить, когда дело касается меня, но… в глубине души мне это тоже нравится.

Каждый мускул в моем теле напряжен, и я знаю, что он чувствует это, потому что он начинает нежно массировать мою шею. Нежность, на которую я никогда не думала, что он способен. Нежность, которую он демонстрировал снова и снова в течение последних двух недель. Он весь в твердых углах и неровных краях, но для меня… он может быть всем, что мне нужно. Он и был им.

– Ты можешь сказать мне это вслух, Сид. Посмотри монстрам в лицо. Я позабочусь о них всех. Я самый страшный, – он улыбается. – Мне просто нужно, чтобы ты назвала их, хорошо?

Я закрываю глаза. Качаю головой. Но он продолжает массировать мою шею, и, наконец, я просто говорю.

– Первый… он не мог меня трахнуть. Это было… я была… Я была просто гребаным ребенком, – я плотнее зажмуриваю глаза, а он продолжает держать свою руку на мне, обнимая меня. – Он не мог… – мои глаза открываются, и я вырываюсь из его хватки, отступая назад. Медленно, он подходит ближе, возвышаясь надо мной.

Я вздыхаю, качая головой, затем мой взгляд устремляется на Люцифера. На его блестящие голубые глаза, бледную кожу, темные ресницы, которые чуть ли не веером падают на щеки, когда он закрывает глаза.

– Ты действительно хочешь, чтобы я сказала это? Чтобы я произнесла это для тебя, Люцифер? – я вцепился ему в лицо. Толкнул его. – Ты настолько болен на голову? – мой голос ломается при этих словах, и он хватает меня за запястья, притягивая к себе.

Я не могу остановить рыдания, которые вырываются из моего горла, и он обхватывает меня руками, шепча мне на ухо.

– Я болен, – тихо признается он, и я не могу перестать плакать. – Я болен, но и ты тоже. Вот почему ты для меня. И я для тебя. И если кто-то снова попытается причинить тебе боль, он не пройдет мимо меня.

Я втягиваю воздух, пытаясь остановить слезы, но не могу.

– Не будь такой, хорошо, Лилит? Только не со мной.

Я не понимаю, что он имеет в виду. Я качаю головой, не в силах говорить, произнести хоть одно гребаное слово, слезы падают быстрее, горячие и мокрые, по моему лицу, прижатому к его груди.

– Не пытайся притворяться, что ты в порядке, когда это не так, – говорит он, его слова вырываются из его груди, вибрируя во мне. – Не пытайся быть такой храброй все время, хорошо, детка? Тебе не нужно быть такой. У нас есть… – он останавливается на секунду, а когда начинает снова, его голос хриплый, почти задыхающийся, столько эмоций, что он едва может вымолвить слова. – Мы облажались, ясно? Мы облажались, и ты этого не заслужила. Ты не заслужил ничего из этого. И мне так жаль, что я не смог тебе помочь. Мне так жаль, что ты была здесь, так близко ко мне, а я понятия не имел… Мне так чертовски жаль. Но ты можешь рассыпаться вместе со мной, Лилит. Хорошо? Ты можешь развалиться на части, и я соберу тебя обратно, снова и снова, снова и снова, шрамы и все остальное, – он отстраняется от меня, кружит меня, притягивает обратно к своей груди, его руки обхватывают меня спереди. – Мы разберемся со всем этим, хорошо? Во всем. Когда твои воспоминания нахлынут, расскажи мне. Поговори со мной. А что касается прочего дерьма, ты можешь встретиться с Финном, если хочешь, или если не хочешь, тоже ничего страшного. И мы, знаешь ли, сходим в кино, на гребаное свидание и будем делать хорошие, нормальные вещи. А потом я отведу тебя домой и выкушу из тебя все дерьмо, выпью твою кровь и трахну тебя так сильно, что ты едва сможешь стоять, и это то, чего я хочу от своей жизни.

Я смеюсь, качая головой, но ничего не говорю.

Его тепло, его сила… я никогда не хочу, чтобы он отпустил меня. Неважно, что мы сделали друг с другом.

Он – единственный.

Его губы находят мое ухо.

– Ты моя, Лилит. Ты всегда была моей. И я больше никому не позволю так близко подойти к тебе, хорошо?

Я закрываю глаза, наклоняю голову назад к нему.

Он делал ужасные вещи. Он убил бы и моего брата, если бы Маверик не спас его. Высадил его в больнице далеко отсюда и бросил его.

Он убил своего отца.

Он сделал все это ради меня.

И это может сделать меня такой же больной, как и он, но мне это чертовски нравится. Он нравится мне холодным.

– Хорошо, – тихо говорю я.

Его руки сжимаются вокруг меня, и он вдыхает, прижимаясь к моей шее.

– Ты так чертовски хорошо пахнешь.

Я улыбаюсь, но не говорю ни слова.

– Сид?

– Хм? – тихо спрашиваю я.

– Мы не совсем ясно выразились, но… Ты больше ни с кем не трахаешься. Больше не будешь, – он выдыхает, и я чувствую, как он напрягается позади меня. – Тебе не нужны деньги, потому что они тебе больше никогда в жизни не понадобятся, а когда тебе понадобится кто-то, чтобы трахнуть тебя, я буду здесь. Но больше никого. С меня хватит этого дерьма, ясно?

Я киваю.

– Скажи это, – шепчет он мне на ухо, в его словах чувствуется край.

Я кручусь в его руках, и он откидывается назад, его руки обхватывают мои бедра, он смотрит на меня сверху вниз, его полные губы вытянуты в линию, верхняя губа полнее нижней.

Он так чертовски красив.

– Я твоя, Люцифер Маликов.

Черт, я даже согласилась взять его фамилию, потому что он очень, очень ненавидел мою.

Но он не улыбается. Он прижимает свой лоб к моему.

– Это не то, что я хочу, чтобы ты сказала, – его рука находит мою шею. – Я не хочу, чтобы ты трахалась с кем-то, кроме меня, ясно?

Я смеюсь, но прикусываю губу от гнева, вспыхивающего в этих прекрасных глазах.

– Я не буду трахаться ни с кем, кроме тебя, ясно? – я качаю головой и прижимаюсь к его груди.

Он гладит мои волосы, одна рука все еще на моей талии. Притягивает меня к себе.

– Серьезно, Сид. Я прощу тебе все. Но я не хочу, блядь, убивать всех в этом городе.

Я качаю головой, мои глаза сузились.

– Хорошо, – говорю я, и я серьезно. – Хорошо. Я буду трахать только тебя. Если ты сделаешь так, чтобы это стоило моих усилий.

Он моргает на это, но прежде чем он может показать мне, насколько достойно он сделает это для меня, я продолжаю говорить.

– Но больше не позволяй Офелии забираться к тебе на колени, не вводи в нее свои пальцы, и вообще никому, кроме меня, хорошо?

Улыбка кривится на его губах.

– Ничего из этого дерьма, ты понял? И больше никаких гребаных Смертей Любовника, если только не со мной.

Он отводит глаза, и у меня в нутрии замирает чувство, что он собирается отрицать последнее по какой-то непонятной культовой причине.

Но потом он поднимает глаза, ухмыляясь.

– Тебе не все равно, – мягко говорит он.

– Конечно, мне не все равно. Ты тоже мой, Люцифер Маликов.

Он улыбается.

– Ни у кого больше. Никогда. Мы закончили. Вот и все. Ненавидь меня, люби меня, трахай меня, беги от меня. Мне все равно. Ты застряла со мной.

Возможно, я стану ненавидеть его, когда все уляжется. Может быть, мы возненавидим друг друга. Может быть, мы будем рвать друг друга на части.

Но он был в моей голове каждый гребаный день с тех пор, как я встретила его в прошлом году в ночь Хэллоуина, и я знаю, что я тоже была в его голове.

Он – худшее, что у меня когда-либо было, и я не хочу лучшего.

Он наклоняется ко мне, целуя то чувствительное место между моим плечом и ухом.

– И когда я наконец-то тебя обрюхачу, Сид Маликова, ну, я никогда не спущу с тебя глаз.

Я отстраняюсь от него, улыбка играет на моих губах.

– Когда ты, наконец, это сделаешь, а?

Его глаза расширяются, и он выглядит как самый счастливый, самый красивый человек, которого я когда-либо видела в своей жизни.

Глава 25

– Братан, твоя жена снова разговаривает с Лондоном, – я делаю затяжку, пытаясь скрыть улыбку с лица.

Не получается.

– Какого хрена он вообще здесь? – возражает Люцифер, спрыгивая с бильярдного стола и выглядя так, будто собирается свернуть шею какому-нибудь ублюдку. Хорошо, если только не мою.

Я пожимаю плечами.

– Развлекается.

Он смотрит на меня, правильно полагая, что это была моя идея. Ага. Конечно, была. Мне нужно смотреть чужие драмы, потому что между моими сестрами и Риа у меня слишком много своих собственных, чтобы я хотел участвовать в своей жизни прямо сейчас.

Лондон Гамильтон был в футбольной команде в AU. Мы достаточно дружны, его приглашают на наши вечеринки, как он делал это в Либере. Но когда он снова встретился с Сид несколько часов назад, он снова был весь в ней. Он не переставал расспрашивать о книге, над которой она работает, потому что, судя по всему, Лондон увлекается поэзией. У Сид уже опубликовано несколько стихотворений, и она действительно хороша. Сид Маликова, судя по всему, поэт.

Она не знает, но я тоже.

Как брат, как сестра… нет. Я похоронил эту мысль. Я еще не готов к этому. Мы еще не готовы к этому.

– Где они? – Люцифер уже идет к двери.

Я следую за ним, гася косяк в пепельнице на столе. Я не хочу пропустить это.

– Наверху.

Его странные голубые глаза почти выскочили из его головы, когда он поворачивается ко мне, вена пульсирует на его шее. У этого чувака однажды случится инсульт из-за этой девушки.

– Что? – я пожимаю плечами, прохожу мимо него к двери. – Ты спросил.

– И ты, блядь, не остановил ее? – прошипел он, сверкая глазами.

Я смеюсь и направляюсь к лестнице. Он злобно смотрит мне вслед.

– Нет никакой остановки, Сид, брат.

Я удивлен, что он еще не ударил меня по голове. Но он и не бьет. Он топает за мной по лестнице.

– Где они, блядь, находятся?

Я киваю направо, указывая, где я в последний раз видел, как Сид проскользнула в пустую спальню, вероятно, чтобы скрыться от всех этих гребаных людей на заднем дворе вокруг костра, а затем Лондон последовал за ней.

Не поймите меня неправильно. Я прислушивался за дверью целых две минуты, чтобы убедиться, что он не собирается с ней возиться. Я бы сам сломал ему шею, если бы он собирался.

Но она все уладила. Я слышал, как она сказала: – Я тебя не трахаю и – Мы можем поговорить о По, что выглядело достаточно невинно, но я знал, что Люцифер выйдет из себя. И вот мы здесь.

И я слышу, как Сид смеется. Скорее, гогочет. Я прикусываю губу, чтобы не улыбнуться, потому что даже Люцифер знает, что этот смех чертовски милый.

Но не похоже, что он сейчас думает о чем-то милом.

Сначала он берется за ручку двери. Она заперта, потому что эти два ублюдка внутри, должно быть, действительно хотят потерять голову.

Он не говорит ни слова, пока колотит в дверь, и я знаю, что так же, как он поступил со мной и Сид, когда увидел, что я лежу с ней на кровати и приставил фонарный столб к моему горлу – я заслужил это – он выйдет из себя, когда войдет внутрь.

По правде говоря, я думаю, Сид это нравится. Это ее заводит. Я даже не виню ее. Так она узнала, на что похожа любовь. От злобного брата Люцифера до… чертова Лазара, будь он проклят. Она привыкла к насилию.

Это ее язык любви. И когда Лондон отпирает дверь и распахивает ее, я мельком вижу ее у окна в запасной спальне, с маленькой книжкой между пальцами.

И когда Люцифер откидывает кулак назад и запускает им в лицо Лондона, я вижу, как она закатывает глаза. Но она не удосуживается сказать ни слова. Она просто перелистывает страницу в своей книге, а Лондон закрывает лицо руками и пытается сказать, что он не сделал ничего плохого.

Люцифер отпихивает его к стене.

– Находиться в одной комнате с моей женой с запертой дверью? – он ударяет кулаком в зеркало рядом с головой Лондона, и этот ублюдок выбирает осколок стекла, который еще не упал, и подносит его к горлу Лондона.

Глаза Лондона расширились, и никакое футбольное дерьмо, за которое ему сосали член еще в колледже, не спасет его жалкую задницу сейчас. Я уже говорил, что Лондон Гамильтон – известный любитель кисок? Он уже разрушил брак между профессором и ее мужем (теперь уже бывшим). Может, поэтому я и пригласил его сюда. Не говоря уже о том, как Сид сделала гребаное сальто назад в его объятия в бассейне в Либере все эти недели назад.

Отвлекись.

Я свистнул, войдя в комнату, и Сид бросила на меня взгляд, прежде чем подойти к Люциферу.

– Отпусти ребенка, – говорит она, хотя она младше всех нас. Она все еще сжимает в руке книгу.

Люцифер затихает, но все еще держит стакан у горла Лондона.

Я запрыгиваю на кровать, готовый смотреть шоу. Жаль, что у меня нет попкорна.

– Почему, – говорит Люцифер.

Сид насмехается.

– Ты не можешь убить его здесь, в доме Атласа, – говорит она раздраженно.

– Он тебя трогал?

– Я имею в виду, наши пальцы могли соприкоснуться, когда…

Люцифер ударяет кулаком по стене рядом с головой Лондона, и Лондон изо всех сил старается не вздрогнуть, его глаза крепко зажмурены. Потому что он знает, что если он вздрогнет, то стекло попадет ему в яремную вену.

– Ты знаешь, о чем я, блядь, говорю, – рычит Люцифер.

Сид проводит рукой по темным волосам, смотрит вниз на свои ботинки. На ней джинсы и толстовка, как всегда. Как всегда Люцифера.

– Нет, – наконец отвечает она, не торопясь.

Люцифер с минуту смотрит на Лондона, потом отпускает его, указывая на дверь.

– Убирайся из этого гребаного дома.

Лондон поспешно уходит, и я слышу, как он бежит по лестнице, слышу звон сигнализации, когда он открывает дверь, а затем захлопывает ее.

Я разражаюсь смехом.

Люцифер оборачивается, его глаза устремлены на меня.

– Убирайся.

Я медленно встаю с кровати, киваю ему, подмигиваю Сид и иду к двери. Я закрываю ее за собой, давая им их ненавистный трах, когда слышу, как Люцифер говорит тихим голосом: – Я люблю тебя, малышка. Но почему ты заперла дверь?

Такт молчания.

– Чтобы мы с Лондоном могли спокойно читать По.

Люцифер громко выдохнул.

– Я бы читал его вместе с тобой. Или, знаешь, позволил бы тебе заниматься этим дерьмом самостоятельно.

Сид смеется, и ее голос понижается, когда она говорит: – Мне нравится видеть, как ты злишься. Это чертовски возбуждает.

Я закрываю дверь и выдыхаю.

Ах, молодая любовь.

Но потом я слышу хныканье Сид, и мой желудок скручивается в узел. Это моя сестра.

Я бегу вниз по лестнице, задаваясь вопросом, как, черт возьми, Джеремайя Рейн сорвался с крючка старшего брата, а я попался на него.

Мой телефон жужжит в кармане, и я достаю его, мои пальцы чешутся, чтобы зажать между ними косяк.

Сообщение с незнакомого номера, но я чертовски уверен, что мне не нужно знать, чтобы понять, кто это.

Cruentis semper manibus.

Всегда с кровью на руках.

«Границы, отделяющие Жизнь от Смерти, в лучшем случае теневые и расплывчатые. Кто скажет, где кончается одно и начинается другое?»

Три точки, а затем другой текст.

Это По, Преждевременное погребение. Ты можешь расспросить Сид обо всем. Может, ты тоже получишь совет, как убегать от своих монстров, Маверик. Потому что та девушка, которую ты хочешь держать взаперти в своем подвале?

Она выберется.