Текст книги "Порочная игрушка (ЛП)"

Автор книги: К. Уэбстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Райская пелена в конечном итоге спадает, и Бракс садится на колени, глядя на меня сверху вниз с самодовольной улыбкой на его блестящем от моей влаги лице.

– Ты… я… ах, – я вздыхаю и непроизвольно улыбаюсь, – теперь трахни меня.

Его лицо вспыхивает от гнева, но я вспоминаю, что у Бракса это выражение лица также означает решимость. И это адски сексуально.

– Ты моя, Джессика, – говорит он с рычанием и одним сильным толчком входит в меня, – никогда не забывай об этом.

Он опускается всем телом на меня и прижимается к моим губам своими. Его поцелуй собственнический, но сладкий. Когда он двигается во мне, я позволяю себе роскошь и представляю свою жизнь с ним. Брэкстон, несмотря на его противоречия, не имеет ничего общего с ним.

Могу ли я снова жить?

Там, где я не какой-то кусок дерьма, который используют и насилуют те, кто думает, что у них есть на это право, данное Богом.

С Браксом, который потирает мой чувствительный клитор каждый раз, когда погружается в меня, я становлюсь все ближе и ближе к другому, еще более желанному оргазму. Я так давно не занималась сексом с удовольствием. Он так долго был просто работой, и был таким далеким от того, что мне нравилось. Я использовала его, как средство для получения героина, чтобы потом забыться. И завязла в порочном кругу так сильно, что онемела в нем.

Но теперь, когда я оттаиваю… Теперь, когда мое сердце снова начало биться, прежняя «я» рвется к жизни. Прежняя «я» из прошлого сливается с новой. С той, которая занимается не сексом, а любовью, и вместе они подавляют жалкую наркоманку из прошлого.

Я хочу Брэкстона Кеннеди.

Не только на следующие несколько месяцев. Он не тот мужчина, которого можно просто забыть и двигаться дальше.

– Джесс, – стонет он, его тело дрожит от необходимости кончить. Он ждет меня, а я потерялась в собственных мыслях.

Обхватив его лицо ладонями, я смотрю в его глаза. Я надеюсь передать, насколько он нужен мне, насколько моя душа зависит от нашей связи. Он мой спаситель. Он вытащил меня из-под обломков моей прежней жизни. Я не потеряю его без боя.

Я буду бороться за Брэкстона Кеннеди.

Даже если это означает борьбу против него.

Сделаю его своим.

– Я твоя, Брэкстон.

Он вонзается в меня последний раз, и этого достаточно, чтобы отправить меня в стремительно растущий экстаз. Я вскрикиваю, теряя все границы, и отдаюсь удовольствию, которое накрывает мой разум и тело.

Как только его тепло изливается в меня, он расслабляется и придавливает меня своим весом. Я улыбаюсь под его горячим телом и молюсь, чтобы ковер, на котором мы лежим, не исчез из-под нас к тому времени, как мы проснемся.

Не уверена, что смогу справиться, если он проснется в плохом настроении и вдруг окажется равнодушным ко мне. Нет, на самом деле, я знаю, что не смогу справиться с этим.

Но все равно знаю, что это произойдет. И это печально.

В моей жизни никогда не бывает все хорошо слишком долго.

ГЛАВА 12

Он

До самого утра я просматриваю на компьютере отчеты о прибылях и убытках. Мой разум никак не может понять, что произошло прошлой ночью. Я облажался. Тревор прикоснулся к моей игрушке и тем самым привел меня в ярость. В итоге я чуть не убил человека, а потом был готов трахнуть Банни в Дыре.

Однако что-то пошло не так.

Все изменилось.

Я обнаружил, что не хотел причинять Банни боль. Хотел доставить ей удовольствие. Хотел целовать ее и заниматься с ней любовью. Хотел, чтобы она, Джессика, спала в моей постели вместе со мной.

Я окончательно выжил из ума.

И вот поэтому, после того, как она заснула, я отнес Банни наверх и положил в ее постель. А потом засел в своем кабинете, пытаясь выяснить, как исправить это.

– Сэр, – Дюбуа стоит в дверном проеме, – сегодня вы рано встали. И если мне позволено говорить откровенно, выглядите вы ужасно.

Я раздраженно приподнимаю бровь, но когда он протягивает мне чашку дымящего кофе, меняю выражение лица на благодарную улыбку.

– Как Кристина?

– Ей лучше, и она порхает на кухне, занимаясь завтраком, несмотря на больную руку. Сказала, что приготовит на ужин ваше любимое блюдо, – говорит он мне, присаживаясь в кресло напротив моего стола.

Потягивая кофе, я задерживаю взгляд на своем помощнике. В его темных глазах отражается усталость, наверное, как и в моих, и мне интересно, почему он выглядит таким измотанным.

– Тушеная говядина... Нет ничего лучше хорошей еды после напряженных дней, – говорю я ему со вздохом.

Он кивает.

– Сэр… Я задерживаю на нем взгляд и жду, когда он продолжит. – Я считаю, что Тревор может стать проблемой.

Его слова озвучивают мои мысли, которые крутятся в голове уже какое-то время.

– Да, потому что он змея. Ты сказал ему, что он уволен?

Дюбуа качает головой и смотрит в окно.

– Он был очень плох, когда я оставил его в отеле. Гленн и Джамал заверили меня, что присмотрят за ним. Они оба боятся потерять работу, и, кажется, не особо сочувствуют ему. Джамал сообщит ему об увольнении, когда тот очнется и будет вменяем для разговора. Но, думаю, когда он придет в себя, то поймет, что потерял, и, возможно, будет мстить. Тревор всегда был расчетливым.

Я делаю глоток кофе, а затем киваю.

– Значит, мы будем следить за ним. Я назначу Джамала исполнительным директором, пока мы не придумаем что-нибудь получше. Сегодня сообщу нашим инвесторам об изменениях в компании. Конфиденциальной информацией Тревор не владеет, так что даже если попытается что-то сделать, у ублюдка не будет шансов. А если и сделает, я прослежу, чтобы он получил больше, чем несколько ссадин и ушибов.

Напоминание о том, как он коснулся моей игрушки, бесит меня, но я проглатываю комок ярости, вспоминая, что необходимо охладить свой пыл, когда дело касается Банни. Я слишком сильно поглощен ею, и это затуманивает мой рассудок.

– Сэр, – осторожно говорит Дюбуа. Я знаю, что он наблюдает за моим поведением и анализирует его. Он знает меня лучше, чем кто-либо. – Мне кажется, что мисс также будет проблемой.

Жидкий гнев течет по моим венам в ответ на его намек о том, что моя игрушка может быть неисправна, и я подавляю желание наброситься на него. Вместо этого спрашиваю его:

– Почему?

Он делает глубокий вздох, а затем выдыхает вместе со словами:

– Она морочит вам голову, сэр. За неделю, что вы ее знаете, вы неоднократно позволили ей нарушить правила. Она словно залезла вам под кожу. Из-за нее вы чуть не убили вашего исполнительного директора. Она опасна для вас и вашей компании.

Его слова не предназначены для того, чтобы причинить мне боль, а для того, чтобы защитить меня. Дюбуа всегда присматривает за мной и не только потому, что я плачу ему.

– Боже, – я издаю стон и тру заросшую щеку ладонью, – ты думаешь, я этого не понимаю? Но что мне делать, Ди? Я не могу просто отправить ее обратно, ты же знаешь.

– Почему нет? Отправьте ее обратно с сотней тысяч и умойте руки. Хоть Картье и превратил ее в нечто прекрасное, внутри она по-прежнему грязная и уродливая. Она не заслуживает вас. Я не могу смотреть, как эта игрушка разрушает то, над чем вы так долго работали.

Он прав.

Он всегда, блядь, прав.

Вопрос: стоит ли мне отправить ее обратно?

Что произойдет, когда эти сто тысяч закончатся?

Что произойдет, когда она поддастся минутной слабости и начнет искать героин?

Что произойдет, когда тупые ублюдки, вроде Корги, сделают ей больно?

– Я не могу так поступить. Она не готова. Недели воздержания не достаточно. Она вернется к своим старым привычкам до первых выходных, – быстро говорю я ему.

– Но сэр…– возражает он.

– Она не готова, Ди. – Я злюсь и бью кулаком по столу, от чего кофе выплескивается из чашки. – Они причинят ей боль. Он причинит ей боль.

– Тревор?

– Да, Треворы всего мира. По какой-то причине Банни привлекает всех этих чертовых волков.

– Как вы, сэр?

Я перевожу взгляд на него.

– Я самый большой и опасный волк из всех. И именно поэтому ей безопаснее со мной. Я хотя бы знаю свой предел. И могу уберечь ее от того, чтобы ею не пользовались, и убедиться, что она останется чистой.

– С ней это не пройдет, – пытается он снова, но уже не так уверенно.

– Нет, я буду держать дистанцию. Буду соблюдать правила.

– Ну, если так, – вздыхает он, – я отступлю. Вам стоит позвонить Нат. Вы давно не виделись. Уверен, она хотела бы услышать о Банни.

Я смотрю на него, оценивая его настойчивый взгляд. Он очень серьезен, но я еще не готов говорить об этом с моим сексологом. Я надеялся разобраться в этом самостоятельно, но ясно, что в ближайшее время этого не произойдет. Мы дружим на протяжении двух десятилетий. В юности отец отвел меня к ней, когда я боролся с гневом к матери. Но когда она оставила свою общую практику и сосредоточилась на сексологии, мы сблизились и вышли за рамки отношений врача и пациента. Именно Нат предложила направить мой садизм на добровольных мазохистов, или игрушек, как мне нравится их называть. В самом начале не все было гладко, и потребовались ее советы. Но, в конце концов, она помогла подобрать для меня способ пережить мучающую меня душевную боль. И меня раздражает, что Дюбуа предлагает вызвать подкрепление уже сейчас.

Вспоминаю дерзкие зеленые глаза Банни. Ее пухлые губы, зовущие меня по имени, будто в этом нет ничего страшного. Как я пожираю ее киску, будто это последняя моя еда. Эта дьяволица разрывает на части суть того, кем я являюсь.

Блядь.

Дюбуа прав.

Я теряю контроль.

– Черт возьми, хорошо. Позвони Нат. Я поговорю с ней. А пока хочу, чтобы ты нашел Корги. Каждого чертового Корги в Лондоне: неудачников, дилеров, бездомных панков.

Он в удивлении вздергивает брови, но не ставит под сомнение мою внезапную необходимость идти по новому «кроличьему следу».

– Когда найдешь их, принеси мне список. И фотографии.

Дюбуа встает, уже готовый приступить к заданию.

– А потом что, сэр?

– Узнаем, какой ублюдок сделал больно моей Банни, – говорю я без эмоций в голосе, – а затем убьем.

* * *

Толстяк в красном костюме машет проходящим мимо людям и благодарит их, когда они бросают монеты в его ведро. После того как они уходят, он вновь звонит в колокольчик. Я не понимаю. Он большой, вероятно, сытый, и просит у людей денег.

Почему мама не попросит денег у этих людей?

У меня выпирают кости, и я знаю, что это от голода. Нам нужны деньги больше, чем ему.

– Мама, – я тяну ее за куртку и показываю пальцем, – кто это?

Сегодня она не так больна. Она обещала мне особенный подарок, потому что сегодня Рождество. Я не понимаю, что такое Рождество, но хочу особенный подарок. Так что я все утро был хорошим мальчиком, пока она работала.

Она опускается на колени рядом со мной и теперь стоит на холодной земле. Мама не носит много одежды, и я удивлен, что она не мерзнет так же, как и я.

– Это… – говорит она со смехом, который напоминает мне колокольчик, в который звонит толстяк, – Санта Клаус.

Я нахмуриваюсь и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. Ее голубые глаза такие же красивые, как сегодняшнее небо. Когда мама не болеет, она веселая и хорошая. Я люблю ее все время, но эти моменты лучшие.

– Кто такой Санта Клаус?

Ее улыбка исчезает, как будто она вдруг вспоминает что-то, и слезы катятся по ее щекам, оставляя черные полосы на своем пути.

– Он никто, Бракси. Просто гребаный толстый ублюдок.

Я смотрю на старика, который улыбается мне. Я ненавижу, как счастливо он выглядит. По какой-то причине мама его ненавидит. И я тоже.

– Пойдем, малыш. В приюте сказали, что они проводят рождественский обед в три часа. Мы опоздаем, если не поторопимся.

Следуя за ней, я стараюсь не смотреть на этого человека. Но не могу отвести взгляд.

– Хо-хо-хо! – кричит он мне, размахивая огромной конфетой, чтобы подразнить меня. – Что ты хочешь на Рождество, малыш?

Это выводит меня из себя. И когда он смотрит на маму тем взглядом, которым на нее смотрят все мужчины, я не могу сдержаться. Оторвавшись от нее, я бегу назад так быстро, как могут мои восьмилетние ноги, и бью старика прямо в его пи-пи.

– Ненавижу тебя! – кричу я ему. Не хочу плакать, хочу быть храбрым для мамы, но я так зол на глупого толстяка.

Его глаза широко распахиваются от шока, и он хватает себя там, где я ударил его.

– Ты в списке непослушных, – шипит он. – Плохие мальчики ничего не получат от Санты. Они не заслуживают игрушек.

Я размахиваюсь, чтобы снова ударить его, но мама дергает меня за руку и тащит прочь от него.

Не хочу никаких игрушек от толстяка. Я делаю их сам. Иногда, когда мама работает, я вырезаю фигурки из картона маленьким карманным ножиком, который украл в одной из квартир, где мы однажды были. Если нет картона, я вырезаю маленькие звездочки из алюминиевых банок от колы. Я делаю свои собственные игрушки из мусора, превращая их в нечто красивое. Это не те игрушки, которые он дарит хорошим мальчикам, но они мои.

Я до сих пор погружен в свои злые мысли, когда замечаю, что вокруг меня происходит что-то прекрасное. Поворачиваю голову и улыбаюсь, когда вижу приют, в который мы иногда ходим. Музыка, счастливая музыка играет фоном, и я снова начинаю чувствовать себя хорошо. К тому времени, когда мы поднимаемся по ступенькам, злость на Санту проходит.

Сегодня лучший день в моей жизни. Добрые люди в приюте приносят нам горячую, вкусную еду, и я даже подружился с маленькой девочкой. Она младше, и я притворяюсь, что она моя младшая сестра. Когда обед заканчивается, взрослые собирают детей вокруг большого дерева, украшенного огнями.

Мне нравится это дерево.

Оно делает меня счастливым.

– Друзья, – кричит какая-то старушка в слезах. Она не сердится. Ни капельки. Я думаю, что это слезы счастья. – В этом году было много пожертвований. У нас есть подарки для всех детей. Бог милостив!

Люди громко разговаривают вокруг нас. Мама гладит мои волосы так, как я глажу бродячих кошек, которых нахожу, и я тянусь к ее прикосновению. Люблю свою маму.

– Держи, малыш. Надеюсь, что ты получишь что-то особенное, – говорит мне старушка, протягивая запакованный подарок.

Коробка раскрашена той же белой и красной краской, что и конфета, которую Санта хотел дать мне. Мама кажется такой счастливой, и я не хочу портить ее настроение, начав злиться.

– Это мой сюрприз, мама?

– Да, Бракси. Открой его. Давай, посмотри, что тебе досталось. – Она целует меня в макушку.

Я осторожно стягиваю бумагу и тяну крышку коробки. Внутри пакет.

– Черт побери, они издеваются? – мама громко вскрикивает. – Мне обещали игрушку для моего сына, а не проклятые носки!

Я подскакиваю от ее внезапной вспышки гнева и обращаюсь к ней:

– Мама, мне нравятся эти носки. Они будут греть мои ноги. – Я разрываю пакетик и рад найти там шесть пар белых носков.

Она выглядит смущенной и убирает мои темные волосы с лица.

– Мне хотелось, чтобы тебе досталась игрушка.

Я улыбаюсь ей огромной улыбкой.

– Я делаю свои собственные игрушки, глупая, – говорю я ей, чтобы она не чувствовала себя плохо. – Носки лучше. Они мне нравятся.

Она обнимает меня, и я вдыхаю запах сигарет, смешанный с ее духами, которые иногда вызывают у меня головную боль. Я люблю ее запах. Хочу, чтобы она всегда держала меня в объятьях и никогда не ходила на работу.

– Что за игрушку подарил тебе Санта, малыш?

Мы с мамой отстраняемся друг от друга, чтобы посмотреть на старую леди. Я смотрю на нее со злостью.

– Санта – глупый эгоистичный толстяк, который дразнит детей конфетами. Моя мама подарила мне носки, потому что она знает, что мои ноги постоянно мерзнут. Я не нуждаюсь в игрушках от этого злобного человека. Я сам могу сделать свои.

* * *

– Ты никогда не рассказывал, как прошла остальная часть вечера, несмотря на то, что я слышала эту историю несколько раз, – говорит Натали, постукивая шариковой ручкой по своим полным губам.

Я потираю переносицу, чтобы убрать воспоминания прочь. Я как будто все еще чувствую ее запах. Вонь сигаретного дыма на ее одежде и запах ее тела – теперь я это понимаю. С воспоминаниями приходит поток ощущений, которые напоминают мне о матери.

– Она оставила меня играть с маленькой девочкой и ушла. Я просто свернулся калачиком под одеялом с девочкой, и она показывала мне куклу, которую ей подарили. Через несколько часов мама вернулась и сказала, что должна работать, и вытащила меня оттуда. Она так спешила, что я не успел забрать свои носки.

Горькие слезы появляются в моих глазах, и я качаю головой, чтобы избавиться от воспоминаний. Я был очень расстроен и просил ее вернуться. Мама ударила меня и велела заткнуться. У нее были важные дела. В ту ночь она трахалась с этим дурацким Сантой в его машине, пока я сидел на бордюре и наблюдал за его металлическим ведерком с деньгами. Я съел все его конфеты, и когда понял, что не могу достать деньги из ведерка, пописал внутрь него.

– Это не твоя вина, Брэкстон.

Спокойный голос Натали возвращает меня в настоящее. Конечно, это не моя вина. Я был наивным маленьким пареньком, который поклонялся своей непутевой матери.

– Ну, это было действительно весело, док, но у меня есть работа. Спасибо, что заставила меня почувствовать себя еще хуже, чем раньше.

Она хмурится. Натали красива и отлично выглядит для своих пятидесяти с хвостиком. На ней облегающий костюм, длинные светлые волосы убраны в гладкий пучок. Но она не мой тип. Слишком аккуратная. Слишком изысканная. Недостаточно испорченная. Я никогда не намекал на что-то большее, чем дружба, а она не отважилась прийти ко мне сама. Несмотря на то, что я моложе, я всегда привлекал ее. Это было очевидно, но ни один из нас ничего не предпринимал.

Игнорируя меня, она сразу переходит к главному.

– Как ты думаешь, твоя новая «гостья» заставляет тебя думать о матери больше? Поэтому она твоя любимица? Ты думаешь, что в этот раз, действительно, сможешь исправить ее?

Я закрываю глаза и думаю о Банни. В тот день, когда подобрал ее, а потом узнал, что она не ела ничего, кроме банана, я сочувствовал ее голоду. Когда она дрожала от холода, я хотел согреть ее. Когда Тревор пытался причинить ей боль, я хотел защитить ее.

Но Банни не напоминает мне о матери.

На самом деле, игрушка по имени Киттен – одна из первых игрушек, которую я взял, больше всего напоминала мне мою мать. Она была чиста от наркотиков, но у нее была зависимость. Несмотря ни на что, Киттен находила способы прятать сигареты по всему дому. Эта женщина жаждала никотина, и независимо от того, сколько раз Картье мыл ее, натирал кремами и наносил духи, она всегда напоминала мне маму. И с ней я был самым жестким. В итоге, я травмировал ее тело и разум, и наслаждался каждой гребаной секундой. Речь шла не о ее преображении, речь шла о ее наказании. Боже, она страдала.

Но с Банни все не так.

Она напоминает мне о замерзшем, голодном и злом маленьком мальчике, который прятался в шкафу все эти годы, пока маму трахал один из ее клиентов. Банни напоминает мне меня.

И это все меняет.

ГЛАВА 13

Она

– Нет!

Его запах исчез, и я рывком сажусь на кровати. Ожидаю увидеть огонь, горящий в камине напротив его кровати, увидеть озеро Саммамиш за окнами. Вместо этого я вижу смерть.

Вижу ужас.

Ненависть.

Лиловый цвет.

Я до сих пор голая, так что ползу к ближайшему месту, до которого могу добраться, чтобы скрыться от этого цвета. Гардеробная. Но в этот раз она заполнена сверху донизу. Неудивительно, что Картье подружился с сексуальным продавцом – комиссионных от всей этой одежды хватит, чтобы оплатить аренду магазина на полгода вперед.

Боже…

Эта гардеробная с разноцветной одеждой и рядами дорогих туфель напоминает о гардеробной в моем доме в Джорджии. Воспоминание неприятное, поэтому мысли цепляются за фантазию о том, как я бы пряталась там; как забывала реальность, читая книгу; или дремала на небольшом диванчике внутри. И если бы я находилась в ней, он оставлял бы меня в покое.

А позже я бы пела.

Шептала бы негласные обещания.

Волна скорби затапливает меня, и я сгибаюсь пополам, тяжело дыша.

Моргаю несколько раз и делаю глубокие вдохи, чтобы сдержать панику. Эта шестимесячная работа, по идее, должна быть легкой, но, похоже, это самое трудное испытание, которое мне выпадало за последние шесть лет.

Весь шкаф набит роскошной одеждой, и я злюсь на Картье за то, что он не купил мне ни одной удобной вещи. Только платья и юбки. Мне ничего из этого не нужно. Разочарованно выдохнув, я нахожу пару красивых трусиков и подходящий лифчик. После долгого горячего душа заплетаю влажные волосы на одну сторону и нахожу махровый халат на вешалке за дверью. Быстро почистив зубы, я решаю не наносить макияж.

К счастью, Бракс не запер дверь в этот лиловый ад. Так что я быстро иду босиком через комнату и выхожу в холл. Дрожь проходит сквозь меня, как только мои босые ноги касаются холодного мрамора. Я закачу им истерику, если они не купят мне нормальную одежду, в которой я смогу ходить в течение дня.

Спускаюсь вниз. Хочется вернуться в его комнату и забраться в его кровать, но я знаю, что Бракс унес меня оттуда не просто так. У него появились сомнения насчет прошлой ночи.

Он думает, что я – ошибка.

Когда двери лифта открываются на первом этаже, от запаха бекона мой желудок начинает урчать. После того, как меня стошнило прошлой ночью большей частью ужина, я умираю от голода. Стараюсь оттолкнуть мысли о Треворе прочь. Он не был груб, но был настойчив, а я слишком накачалась, чтобы остановить его.

И теперь он мертв.

Мои губы растягиваются в улыбке, когда Дюбуа попадает в поле моего зрения.

– Где Брэкстон?

Он хмурится, и я чуть ли не смеюсь над ним. Но мне нужно, чтобы он относился ко мне серьезно, так что я проглатываю свой смешок.

– Мисс, он на встрече. Кристина приготовила завтрак и…

Пока он говорит, я прохожу мимо него к кабинету Бракса. Что-то ворча, Дюбуа идет за мной, почти наступая мне на пятки. Я практически ликую, когда обнаруживаю, что кабинет не заперт.

И улыбаюсь ровно до тех пор, пока не замечаю в кабинете потрясающую блондинку, которая оборачивается, чтобы одарить меня заинтересованным взглядом. Ее ладонь покоится на плече Бракса, который сидит в кресле за столом, и меня чуть не выворачивает от ее приторной милой улыбки. Я выхожу из себя, увидев ее.

– Нам нужно поговорить, – выпаливаю я, когда перевожу взгляд от женщины к Браксу.

Он, кажется, удивлен, и почти рад увидеть меня, но через несколько мгновений его лицо принимает выражение напускного безразличия. Но я не упустила его первоначальную реакцию, поэтому не позволю ему легко отделаться.

– Я тоже считаю, что поговорить – это замечательная идея, – соглашается женщина, своими кроваво-красными ногтями, похожими на когти стервятника, обхватывая его плечо. – Ты, должно быть, Банни?

– Меня зовут Джессика.

– Приятно познакомиться, – говорит она приветливым тоном, которому я не доверяю.

На ее лице написано понимание, и она смотрит на Брэкстона и похлопывает его по плечу. Я расстроена тем, что я для него проблема, а она – решение.

– Джессика, я Натали Гольдштейн, друг мистера Кеннеди. Я психотерапевт по сексуальной зависимости, со специализацией в БДСМ.

Сексуальная зависимость. БДСМ.

Я хмурюсь, услышав ее слова, и бросаю на Брэкстона вопросительный взгляд. Бракс с интересом наблюдает за каждым моим движением, и не похоже, что он встревожен открытым разговором о таких вещах. Несколько часов назад он был внутри меня. Его губы касались меня, пробовали и боготворили мое тело.

Но сейчас?

Теперь он, похоже, хочет, чтобы эта женщина сказала ему, что делать.

– Знаете что? Забудьте. Я поговорю с ним позже. Наедине.

Я начинаю выходить из кабинета, когда раздается громоподобный голос:

– Стой.

Его глубокий и авторитетный тон заставляет меня остановиться. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него, ожидая увидеть в его взгляде желание и счастье прошлой ночи. Вместо этого его глаза мерцают злостью, а губы сжаты в тонкую линию. К моему ужасу, он не злится на нее, его гнев направлен на меня.

Что я сделала?

– Нат здесь, чтобы помочь нам. Очевидно, что я не справился со своей ролью, – говорит он хриплым голосом. – Я садист и доминант.

С трудом сглотнув, я смотрю на нее. Она улыбается и кивает головой. Несмотря на ее непринужденные манеры, мне не нравится, что она лезет в наши отношения. Почему у нас должны быть роли? Почему мы не можем просто быть собой?

– Тогда кто я? Девочка для битья?

– Джессика, дорогая, – говорит она, – исходя из того, что Бракс рассказал мне, ты мазохист. То, что происходит между вами – это многозначные садомазохистские, а также доминантно-покорные отношения. Он любит причинять боль, ты любишь ее получать. В природе садистов – превращать боль в удовольствие.

Я хмурюсь, но она продолжает:

– Отношения экстремальные, но они положительно влияют на обе стороны. Однако отношения доминант/сабмиссив требуют контроля.

– Ты должна делать так, как я сказал. Без всяких вопросов, – говорит Бракс с ворчанием.

Ее губы изгибаются в улыбке.

– По сути, да. Но не потому, что она должна, Бракс. А потому, что она хочет. Именно это каждый из вас ищет в другом.

– Я не люблю быть под контролем, – спорю я, хотя мой голос дрожит.

– Но тебе ведь нравится боль, что он причиняет тебе? Ты думаешь, что ты мазохист, не склонный к подчинению?

Ее желание навесить на меня ярлык выводит меня из себя. Если бы я хотела помочь своему извращенному мозгу, то нашла бы терапевта шесть лет назад.

– Я не знаю, кто я, – признаю я очевидное.

– Джессика, я хотела бы провести частный сеанс с тобой. Чтобы узнать больше о твоих сексуальных интересах.

– Нет, спасибо. Это не для меня. – Я съеживаюсь от идеи, что доктор разделит на части мой отравленный мозг.

– На самом деле, – говорит Бракс, – это как раз для тебя. Позволь напомнить тебе, что ты согласилась на это – тебе платят достаточно, чтобы ты «притворилась», что согласна.

– Я немного слышала о тех ярлыках, что вы навешиваете на своих пациентов, – я зла, и мой голос становится громче и настойчивее с каждым словом, – но я знаю, что в этой игре должно быть какое-то безопасное слово или подобная хрень. У меня его нет. Я бездомная. Я подписала контракт, и если воспользуюсь этим словом и решу все прекратить, то должна возместить Браксу четверть стоимости. Так что для меня нет никакого «выбора».

Его голос звенит, когда он в гневе произносит следующие слова:

– Я говорил тебе прочесть чертов контракт. Но ты ни черта не слушаешь.

– У меня есть для вас решение, – спокойно говорит доктор Гольдштейн, – если вы этого захотите.

Бракс лезет в свою картотеку и пихает договор мне в лицо. На этот раз я просматриваю его более тщательно.

Безопасное слово ПАУЗА. Взаимное согласие требуется от обеих сторон. Иначе: бла-бла-бла, и много гребаных нулей…

У меня есть право остановить это, когда я захочу. Но проблема в том, что мне негде взять эти чертовы нули. Я понуро опускаю плечи.

Бракс награждает меня удовлетворенной усмешкой и забирает контракт назад, благополучно укладывая его на место в шкаф.

– Обучение начинается сегодня, Банни.

Я раздраженно вздыхаю.

– И что же это будет? Наденешь на меня ошейник и заставишь есть из собачьей миски?

Наши взгляды встречаются. С каждым новым вдохом его ноздри подрагивают, и челюсть стискивается с яростью, которая вырывается из глубин его души. Я поражена этим «секс-вмешательством» и мне хочется плакать. Я даже стиснула зубы, чтобы этого не произошло. Где тот мужчина, который обнимал меня прошлой ночью?

– Дюбуа, – кричит Бракс, не отрывая взгляда от меня, – пусть Картье оденет мою игрушку, как шлюху. Я готов преподать ей первый урок.

Отвращение в его голосе обидно. Я знала, что он капризный ублюдок, но это откровенное извращение.

А затем я вспоминаю, как все это закрутилось. Я согласилась пойти «играть» с этим богатым ублюдком. Я для него никто, даже не нравлюсь ему. Он хочет пользоваться мной и издеваться, так же, как и над всеми остальными. Огонь начинает гореть в моей груди, и я отчаянно разжигаю пламя злости.

– Ты мудак, Брэкстон, – шиплю я, когда Дюбуа хватает меня за руку. – Развлекайся, играя в пациента и доктора с этой старушкой. – Я довольна тем, что ее улыбка сменяется гримасой. Кажется, она обижена моими словами, хотя и не раздражена, и я ненавижу, что чувствую себя виноватой из-за этого.

– Стой, Дюбуа. – Его голос суров, и я пугаюсь.

Холодная дрожь проходит по моей спине. Я звала его по имени всю ночь, но сегодня утром я чувствую, что это разозлило его.

– Банни, иди сюда.

Я вырываю руку из захвата Дюбуа и подхожу к Брэкстону. Натали отходит от него, садится на подоконник и с любопытством наблюдает, что он будет делать дальше. Он хочет напугать меня, ярость в его глазах говорит мне об этом. Но я не боюсь. Я так же зла, как и он. Когда оказываюсь рядом с ним, он устраивается поудобнее и осматривает мое тело. Быстрым рывком он развязывает пояс моего халата и распахивает его, открыв мое полуголое тело.

– Сними его.

Бросив взгляд в сторону Дюбуа, я слегка качаю головой. Бракс сжимает ладони в кулаки, и я могу сказать, что он с трудом сдерживает свой гнев.

– Ты шлюха, Банни. Или ты забыла? Куча народа видела твое тело. Не переживай, это не первый раз, когда мои сотрудники видят голую женщину. А теперь, не заставляй меня просить дважды.

Я сбрасываю халат и смотрю на него. Голод мелькает в его глазах, когда он видит мой сексуальный бюстгальтер и трусики, но снова симулирует незаинтересованность. Чертов лжец.

– Дюбуа, позови Картье и Кристину сюда. Все должны это увидеть.

Нахмурив в замешательстве брови, я молча спрашиваю его, но он игнорирует меня. Скользит взглядом по мне, высматривая слабые места, чтобы увидеть, где ослабить меня.

Звуки шагов за моей спиной предупреждают меня о том, что все здесь, и по какой-то причине мне стыдно. Я подружилась с Картье и Кристиной, и теперь они должны смотреть на меня его глазами. Я здесь изгой. Гребаная одиночка.

– Что я говорил тебе о том, как ты должна называть меня? – спрашивает он, когда встает с кресла. Его тело возвышается над моим, и тепло, которое пульсирует вокруг него, согревает меня до самого сердца. Я скучаю по сладкому мужчине из прошлой ночи, но не по жестокому ублюдку, стоящему передо мной.

Сэр или господин.

В течение минуты я изучаю черты его лица. А потом пристально смотрю в глаза. Мы словно мысленно связались, и он взглядом умоляет меня. Уговаривает подчиниться ему, как я сделала это прошлой ночью. Где-то в глубине его души я вижу это. Искру страха. Страха, что я не буду уважать его и стану унижать так же, как он пытается унизить меня перед своей армией верных слуг.

– Иди в жопу! – бросаю ему вызов дрожащими губами.

Бракс удовлетворенно и зловеще улыбается.

– Только если будешь вести себя, как хорошая маленькая игрушка.

Я отвожу взгляд в сторону, чтобы смотреть куда угодно, лишь бы не в злобные глаза, которые навязчиво напоминают мне его. И все же, даже сейчас, когда он ведет себя, как больной ублюдок, в глубине его души нет леденящего кровь зла. Какой бы фасад ни выстраивал Бракс, это никогда не сравнится с тем страхом, с которым я столкнулась в своей жизни. Бракс может присвоить себе контроль и играть роль садиста, но его сердце наполнено добротой. Я видела его, и будь я проклята, если поставлю в один ряд с чудовищем из прошлого.