Текст книги "Ни единого шанса (СИ)"

Автор книги: К. Джейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Глава 10

Я не ожидала, что усну в частном самолете, летящем в Париж, с весьма сомнительным мужчиной в соседней комнате, но я спала как младенец. Было нереально проснуться посреди ночи и осознать, что я лечу над Атлантическим океаном, уютно устроившись под одеялами и на хрустящих, чистых, надушенных простынях.

На следующее утро я проснулась от толчка. Я села, почувствовав, как от движения у меня свело живот, и поняла, что мы начинаем посадку на взлетную полосу в Париже.

Я открыла дверь и обнаружила, что Грейсон, как всегда, выглядит безупречно. Как это возможно? У меня было отвратительное воронье гнездо на голове и складка на щеке от подушки от того, что я спала как убитая всю ночь.

– Доброе утро, спящая красавица, – он положил свой планшет и указал на стол, где были две кружки – черный кофе для него и чай для меня.

– Тебе определенно следовало позволить мне переодеться, – сказала я, одергивая футболку, которая все еще была на мне.

Он покачал головой.

– Нет, это было идеально. На тебе была пижама.

– У тебя вообще есть пижама? – спросила я. – Ты всегда выглядишь идеально.

Он усмехнулся.

– Нет, я не ношу пижаму, Кеннеди.

Боже. Теперь у меня в голове возник образ Грейсона, который собирается в кровать, на нем нет ничего, кроме татуировок, скрывающихся под одеждой…

Мне было трудно вернуть свое внимание к настоящему. Вероятно, потому, что мне нужен был кофе.

– Но сейчас мне нечего надеть. В Париже.

Я собиралась стать еще более неряшливой, даже больше, чем стереотипный американец в Европе.

– Уверена? – он отхлебнул кофе. – Ты не нашла одежду в спальне?

Я подняла брови.

– Ты…

Я даже не знала, как закончить это предложение.

Я была так потрясена Грейсоном.

Но это тоже было приятно.

Вернувшись в спальню, я обнаружила одежду, висящую в шкафу. Там было красивое струящееся платье, на которое я обратила внимание, когда мы были у витрины, устроив поход по магазинам, рядом была симпатичная пара туфелек в тон. Практично, но шикарно. Я приняла душ, а затем оделась.

– Ты смешон, – сказала я, когда открыла двери.

Его глаза загорелись, когда он увидел меня так, будто увидел произведение искусства.

– А ты красивая.

Я заправила мокрые волосы за уши, внезапно почувствовав смущение. Что было немного запоздало, поскольку я уже позволила ему отвезти меня на совершенно новый континент.

– Что мы собираемся посмотреть в Париже за один день? – уточнила я.

– Я хоть раз неправильно направлял тебя на нашем последнем свидании? Доверься мне.

– Ты продолжаешь говорить «доверься мне», как будто мы оба знаем, что это плохая идея.

Он только усмехнулся. Прежде чем я успела сказать что-либо еще, стюард открыл дверь перед французским таможенником. Они проверили паспорта, которые вручил ему дежурный, еще раз, у меня было так много вопросов и затем снова исчез.

– Ваша машина ждет, – сказал нам дежурный.

– Спасибо, – ответил Грейсон.

Дверь в кабину пилотов была открыта, и я мельком увидела нескольких мужчин в темных костюмах. У них были серьезные лица, и готова была поспорить на деньги, что они носили с собой оружие. Внезапно на меня навалилась тяжесть. Грейсон мог заставить мир казаться мне фантазией на какое-то время. Но его мир определенно не был фантазией.

Тем не менее, когда мы направились к машине, волнение заставило мое сердце учащенно биться.

Париж, правда?

Мы въехали в город и остановились в маленьком кафе, где поели круассанов и выпили лучший в мире горячий шоколад. Мы совершили прогулку на лодке по Сене, посетили Лувр и увидели Мону Лизу, затем прогулялись по садам Тюильри до Оранжереи.

– Еще один художественный музей? – я поддразнила Грейсона.

– Я думаю, эта картина понравится тебе больше, чем Мона Лиза, – сказал Грейсон.

– Она культовая.

– К тому же она на удивление маленькая, и мне чуть не пришлось кому-то врезать по горлу, чтобы мы оказались перед ней, – сухо сказал он, поскольку у канатов перед Моной Лизой собралась изрядная толпа.

В Музее Оранжереи была огромная выставка Моне. Я бродила перед картинами с водяными лилиями, чувствуя себя так, словно перенеслась в его сады.

– Это так красиво, – пробормотала я.

– Я знал, что тебе понравится.

– Как ты это делаешь?

Он выдержал мой взгляд.

– Что ты имеешь в виду?

– Почему ты, кажется, всегда точно знаешь, чего бы я хотела?

– Кеннеди, – он подошел ко мне вплотную, но я не почувствовала себя подавленной, когда он посмотрел на меня сверху вниз, хотя он был намного крупнее. Это успокаивало, – когда я приехал сюда со своими младшими сестрами, я подумал, что когда-нибудь найду кого-нибудь, кого захочу привести сюда. И вот ты здесь. Вот и все, – его улыбка стала шире. – Это не какая-то магия или колдовство.

– Я не думала, что это волшебство, – беспечно сказала я.

Я повернулась обратно к водяным лилиям. Почему я почувствовала то же знакомое чувство, когда посмотрела на них, то же чувство тоски?

Я подумала, смогу ли я достать телефон Грейсона. Если бы он был не на пароле. Я даже ни разу не видела, чтобы он пользовался им, когда мы были вместе, как будто все его внимание было сосредоточено на мне.

Но если я собираюсь это сделать, мне лучше сначала подождать, пока мы не вернемся в Штаты.

Мне не нужно было оказываться во Франции без паспорта.

– Пойдем поужинаем, – сказал он. – У нас забронирован столик.

– Где?

– На вершине Эйфелевой башни.

* * *

Это был самый волшебный день в моей жизни.

Конечно, я не помнила большую часть своей жизни, так что, возможно, в этом не было ничего удивительного.

Тем не менее, я должна была признать… Я не думала, что кто-то смог бы устоять перед очарованием такого дня и такого человека.

Когда мы поднялись на борт частного самолета Грейсона, я не могла отделаться от ощущения, что что-то не так. Я не совсем доверяла ему, и все же обнаружила, что влюбляюсь в него, несмотря на свои сомнения. Его одержимость мной казалась слишком хорошей, чтобы быть правдой. Была ли я слишком нетерпеливой, потому что так долго была одна?

Кэрри вводила меня в мир свиданий и предъявляла смехотворно низкие требования, а Грейсон заставил меня почувствовать, что мир – волшебное место.

– Шампанское? – спросил Грейсон, предлагая мне бокал, когда мы устраивались в наших роскошных кожаных креслах для полета домой.

– Я слишком устала, – сказала я, зевая.

Вид на Париж с Эйфелевой башни был потрясающим, когда по всему городу зажглись огни. Но я была измотана.

Сотовый Грейсона зазвонил, и после того, как он проверил номер, он сказал:

– Извини. Мне нужно ответить.

– Все в порядке.

Это был первый звонок, который я когда-либо видела, чтобы он принимал. Он бросила на меня извиняющийся взгляд, затем скрылся в спальне, чтобы побыть наедине. Я прикусила нижнюю губу, чувствуя, что Грейсон хранит страшные секреты… и чувствуя, что совать нос в эти секреты может быть опасно.

Но я сказала себе, что могу позволить всепоглощающую привязанность Грейсона, потому что это вело меня по пути к истине.

В действительности я боялась, что это вело меня по пути любви к нему.

Картер и Джек так хотели рассказать мне правду о нем, уверенные, что это отпугнет меня, но вышло наоборот.

– Я сожалею об этом, – сказал Грейсон, когда вышел. – Мне просто нужно минутку поговорить с пилотом.

Совершенно нормальный. Конечно. Совсем не схематично. Я улыбнулась ему, независимо от того, насколько встревоженной я себя чувствовала.

Он направился в кабину пилота, оставив меня одну в роскошно оформленной каюте.

Я решила пойти в спальню и приготовиться ко сну.

Войдя в спальню, я заметила мобильный телефон Грейсона, лежащий на кровати. К моему удивлению, он был разблокирован. Мое сердце бешено заколотилось, когда я взяла его и начала просматривать его текстовые сообщения, надеясь найти какой-нибудь ключ к разгадке его намерений.

– Кеннеди, – голос Грейсона напугал меня, когда он вошел в спальню. – Что ты делаешь?

– О, я просто так устала. Я подумала, что мне пора ложиться спать, – заикаясь, пробормотала я, пряча телефон за спину и поворачиваясь к нему лицом.

– Действительно? – он пристально посмотрел на меня, его тяжелый взгляд задержался на мне всего на мгновение дольше, чем нужно.

Телефон казался свинцовой тяжестью в моей руке. Как, черт возьми, я собиралась избавиться от него так, чтобы он не узнал, что я шпионила?

– Ты измотал меня самым прекрасным днем в Париже, который я только могла себе представить, – тихо сказала я, подходя к нему ближе. – Спасибо.

Тепло вспыхнуло в его взгляде.

Мое сердце бешено заколотилось, когда я встала на цыпочки, прижимаясь губами к его губам, надеясь, что это убедит его отвлечься.

Грейсон заколебался, и мое сердце заколотилось в отчаянной панике.

Я знала, кем он был. Я знала, что должна подождать. Почему я была настолько глупа, что полезла в его телефон сейчас?

Но затем его руки обхватили мои бедра. Он ответил на поцелуй, медленно углубляя его.

Когда его язык дразнил уголок моего рта, я позволила своим губам раскрыться. Я почувствовала знакомую тяжесть желания. Сильные руки Грейсона обхватили меня за талию, притягивая еще ближе. В этот краткий миг близости я вытащила сотовый телефон из-за спины и беззвучно уронила его на кровать.

– Кеннеди, – пробормотал Грейсон. – Моя хорошая девочка. Посмотри на себя, берешь на себя ответственность и целуешь меня первой.

– Я хотела поцеловать тебя с тех пор, как встретила, – призналась я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, несмотря на бурю эмоций внутри.

– Я рад, что ты поддалась импульсу.

Мой разум кричал мне остановиться, не позволять себе увлечься прикосновениями Грейсона, но мое тело предало меня. Тепло его рук на моей коже было опьяняющим, и я не могла не откликнуться. Его пальцы медленно расстегивали молнию на спине моего платья, а я не пыталась остановить его.

Губы Грейсона скользнули вниз по моей шее, оставляя за собой дорожку из мурашек. У меня перехватило дыхание, когда он нежно прикусил мою ключицу. Я теряла контроль. Я запуталась пальцами в его волосах, притягивая его обратно, чтобы снова встретиться губами.

– Грейсон, – прошептала я, мой голос дрожал. – Это… мы не должны были этого делать.

– Почему? – просто спросил он.

– Я не знаю, кто ты на самом деле, – прошептала я в ответ, слова были слишком правдивы до боли. – И я не знаю, кто я на самом деле.

– Я знаю, – так же тихо прошептал он. Его рука обхватила мою щеку. – Я знаю тебя.

– Грейсон, – прошептала я, но я не знала, о чем я вообще просила.

– Скажи мне остановиться и я остановлюсь, – ответил он, его глаза искали ответа в моих.

Я должна сказать это. Я должна положить конец той опасной игре, в которую мы играли. Но когда я открыла рот, чтобы заговорить, мне не хватило слов. Вместо этого я обвила руками его шею и притянула к себе для еще одного обжигающего поцелуя.

Когда губы Грейсона жадно прижались к моим, я не могла отделаться от ощущения, что мне еще многое предстоит узнать о человеке, который увез меня в это головокружительное путешествие, и о секретах, скрытых в моем собственном забытом прошлом.

Кеннеди пыталась залезть в мой телефон. Меня беспокоило, что она мне не доверяет.

Конечно, я вламывался в ее квартиру пока она спала, так что, возможно, у нее были какие-то хорошие внутренние инстинкты.

Я отвез ее на работу на каток этим утром, как только наш рейс приземлился. Она поцеловала меня на прощание, что заставило меня улыбнуться.

А потом моя улыбка погасла, когда она взбежала по ступенькам, где я сражался с Картером и Джеком. Мне потребовалось все моё самообладание, чтобы отпустить ее.

Она принадлежала мне. Как только они увидят ее, они снова попытаются забить ей голову ложью.

И правдой тоже, конечно, что, вероятно, было еще хуже.

Мы не разговаривали с тех пор, как я высадил ее. То, что я не слышал ее голоса и не видел ее улыбки в течение последних двадцати четырех часов, особенно когда эти придурки пытались ее увидеть, хотя, вероятно, они упускали такую возможность, немного сводило меня с ума.

Жаль, что я не мог их убить. Но если к ней когда-нибудь вернется память, она не простит конкретно эти убийства. Я не был настолько мелочным, чтобы рисковать потерять Кеннеди из-за призраков Картера, Джека и Себастьяна.

Кроме того, тупые ублюдки потеряли бы ее сами. Мертвые они представляли для меня большую опасность, чем живые, дышащие и ведущие себя как придурки.

Я медленно приоткрыл ее входную дверь. Это место было такой дырой. Я мог вломиться почти в любую дверь, но эта была слишком простой. Я ненавидел то, что она оставалась там, где была так уязвима. Рано или поздно люди, которые сбили ее на улице, поймут, что она жива и придут за ней.

Я намеревался встать у них на пути.

К сожалению, она, вероятно, собиралась заупрямиться по поводу своего переезда. Мне нужно было что-то придумать, чтобы сделать эту дыру невыносимой, потому что моя женщина не будет оставаться где-то с такой хлипкой охраной.

Я тихо прикрыл за собой дверь, осматривая квартиру с этого ракурса, в это время ночи. Я уже знал, что она спит, так что мог не торопиться.

Она подвесила маленькие лампочки вдоль потолка, и они отбрасывали мягкий мерцающий свет на маленькую гостиную и кухню. Она сделала гостиную уютной с помощью одеяла и нескольких подушек, а на стенах повесила плакаты в рамках. Очевидно, она заново открыла для себя любовь к Одри Хепберн, и я поймал себя на том, что улыбаюсь.

Такое унылое местечко, но она превратила его в дом. Я знал, что она сделала бы то же самое для моего особняка. Я не буду чувствовать себя как дома, пока он не станет принадлежать ей.

Я тихо прошелся по квартире. Единственным беспорядком была стопка ее библиотечных книг, сваленная рядом с диваном. Я присел, чтобы посмотреть на названия, которые я не смог разглядеть с камеры, затем достал свой телефон, чтобы сфотографировать корешки. Я хотел запомнить, что она читала.

Я взглянул на вентиляционное отверстие, зная, что устанавливаю зрительный контакт с одной из моих камер. Затем я перешел к узкому коридору. Дверь ее спальни была закрыта – привычка с подростковых лет, когда она каждый вечер ставила корзину для белья перед дверным проемом, чтобы знать, если отчим попытается открыть дверь.

Я легонько прикоснулся к двери, жалея, что не могу отмотать все назад, до того, как мы впервые встретились.

Жалея, что я не всегда мог защитить ее.

Жалея, что мы не могли убить ее отчима раньше.

Я зашел в ее ванную, закрыл дверь, подоткнув ее коврик для ванной вдоль дверного проема, чтобы в коридор не проникал свет. Затем я включил свет. Мое собственное отражение ожило в зеркале, прежде чем я открыл дверцы аптечки.

Между тайленолом и средством для умывания лежали ее маленькие розовые противозачаточные таблетки в круглой серебряной фольге. Я вытащил их, отметив, сколько таблеток исчезло, и сунул в карман. Затем я вытащил свою версию, которая состояла исключительно из сахарных пилюль, и осторожно поддел ногтем большого пальца в первые шесть кармашков для таблеток и заменил настоящие.

Они ей больше не были нужны. Она всегда говорила о том, что когда-нибудь у нас будут дети, когда мы были младше. Она собиралась стать замечательной матерью. Трахать ее было бы еще более волшебно, зная, что в конечном итоге она может выносить моего ребенка. Эта мысль вызвала улыбку на моем лице, когда я представил, как она выглядела бы беременной, как она улыбалась бы, баюкая нашего ребенка.

Я положил их обратно в аптечку и закрыл дверцы, прибрав за собой, прежде чем выйти обратно в коридор.

Я поколебался пару секунд, затем достал свой мобильный телефон и запустил видеозапись. Большим пальцем я переключился на ее спальню. На лучших черно-белых кадрах, которые можно купить за деньги, я мог видеть, как она крепко спит, подложив одну руку под голову.

Я не должен был.

Но уже открывал дверь и входил внутрь.

Видеть ее через камеры было недостаточно хорошо. Она была такой красивой, спящей и невинной. Ее темные волосы рассыпались по подушке. На ней была тонкая кофточка, одна бретелька соскользнула с плеча; ее грудь была прикрыта одеялом, и я почти потянулся, чтобы откинуть одеяло, чтобы я мог получше разглядеть мою идеальную девочку.

Но если бы она проснулась, то было бы трудно объяснить, почему я нависаю над ней в постели. Я снова отступил на шаг, запечатлевая ее в памяти.

Ее пухлые губы шевелились, разговаривая во сне.

– Грейсон… – пробормотала она, и я напрягся, но она все еще спала.

Гордость захлестнула мою грудь.

– Ты тоже в моих снах, ангел, – прошептал я.

Ее губы слегка приоткрылись, из нее вырвался слабый вздох, как будто во сне она приближалась к оргазму. Я и раньше слышал этот тоскливый намек на вздох, когда она была близка к тому, чтобы кончить мне на руку или язык.

Мой член был таким твердым, что мне казалось, я вот-вот взорвусь.

Когда ее губы были вот так приоткрыты, все, что я хотел сделать, это потереться кончиком своего члена об эту сладкую, округлую нижнюю губу. Возьмет ли она мой член в рот в своих мечтах? Раньше она любила делать минет, ее глаза искрились озорством, когда она опускалась на колени, зная, что у нее есть вся власть.

С таким же успехом можно присоединиться к ней в ее мечтах.

Я расстегнул молнию на джинсах и вытащил свой член, который уже покрылся капельками предэякулята на кончике от одного только наблюдения за ней. Боже, я был так близок, просто имея ее здесь. Я нуждался в ней. Я оглядел комнату и обнаружил в углу ее корзину для белья. Я взял ее трусики и поднес их к лицу, вдыхая ее слабый медово-розовый аромат, который пропитал отделанный кружевом хлопок.

Я обернул трусики вокруг своего члена и начал поглаживать себя, наблюдая, как меняется ее лицо во сне. Она слегка улыбнулась, ее губы все еще были приоткрыты. Брала ли она мой член в своих снах, улыбаясь мне, когда сжимала мои яйца? Ее пальцы впивались в мои бедра, подталкивая меня вперед, позволяя трахать ее рот все сильнее и сильнее.

Она была настоящей мечтой.

Мне всегда нравилось делать то же самое для нее. Широко раздвигая ее ноги, чтобы провести языком по ее складочкам, поглаживая большим пальцем ее клитор, пока я поглощал ее так, словно от этого зависела моя жизнь, чувствуя, как ее бедра подрагивают вокруг меня. Она была единственным десертом, который я хотел.

Я запрокинул голову и прикусил нижнюю губу, пытаясь заставить себя кончить беззвучно, хотя простое нахождение рядом с ней привело к лучшему оргазму, который я испытал за последние пять лет.

Я, блять, не мог дождаться, когда кончу там, где мне и положено быть, глубоко внутри нее, наблюдая, как она кончает вместе со мной. Мне нравилось, как она краснела во время оргазма, как ее глаза были широко раскрыты и сверкали, как ее пальцы запутывались в этих великолепных, густых, темных волосах.

Я отстранился, затем бросил пропитанные спермой трусики обратно в ее корзину для белья. Я бы с удовольствием сохранил пару ее трусиков… но скоро она должна была стать моей.

Навсегда.

Глава 11

Я пришла на работу на два часа раньше, чтобы успеть покататься на коньках до своей смены. Приближался грандиозный сбор средств, и, проходя через вестибюль, я увидела, что сотрудники уже готовятся к мероприятию. История с черным галстуком была для меня немного менее захватывающей, когда я была одета в свое обычное поло «Дьяволов» и раздавала маленькие закуски, но я была взволнована этим. «Дьяволы» сотрудничали с действительно замечательной благотворительной организацией.

И я так же не возражала против идеи увидеть Картера, Джека и Себастьяна в их смокингах.

Грейсон, вероятно, не оценил бы это чувство, но я не могла представить свою жизнь без кого-либо из них теперь, когда познакомилась с ними четырьмя. Даже при том, что было трудно представить себе жизнь, в которой они вчетвером общались друг с другом, не бросаясь сердитыми словами… и кулаками.

У них была история.

Я взяла свои дешевые коньки напрокат и понесла их на лёд.

Очевидно, что-то изменилось в открытом катании, потому что сегодня там было полно народу. И не с обычным для буднего дня скоплением пожилых пар, которые болтали, неторопливо катаясь на коньках, и мамочек-домоседок с шатающимися малышами. Там было множество молодых женщин и мужчин среднего возраста, теребивших шнурки на коньках. Я огляделась вокруг, любопытствуя, что же изменилось. Просто всем, видимо, было весело кататься на коньках.

Пока я сидела и зашнуровывала коньки, мне пришло в голову, что что-то об истории отношений между моими парнями может быть в интернете. Джек обвинил Грейсона в том, что в какой-то момент он находился в розыске.

Я достала свой мобильный телефон и начала просматривать историю этих мужчин. Вскоре я просматривала статистику их школьных хоккейных дней. Я уставилась на их зернистую фотографию из архива Green Ridge Courier, газеты одного из пригородов нашего города. На ней младшие версии Грейсона, Джека, Картера и Себастьяна позировали вместе со своими хоккейными клюшками. Я сохранила фотографию, почувствовав знакомое притяжение моего прошлого.

Шквал воспоминаний, бурлящих в моем подсознании, которые рассыпались в прах, как только я пыталась их вытащить.

Конечно, когда я подняла глаза, Джек, Картер и Себастьян буквально висели на флагах над катком. Так что, возможно, неудивительно, что они казались мне знакомыми всякий раз, когда я видела их фотографии. Картер свирепо смотрел со своей фотографии – это казалось подходящим, а у Джека была великолепная мальчишеская улыбка. Себастьян, однако, выглядел серьезным, за исключением того, что один уголок его рта слегка приподнялся. Это был взгляд, который заставил меня пожалеть, что я не могу сделать что-нибудь, чтобы заставить его улыбнуться. Я хотела увидеть его искреннюю улыбку.

Играл ли Грейсон с ними.… Мне нужно было выяснить, почему он больше не играет. Они никогда не расскажут мне. Значит придется выяснить это самой.

Я бросила свой сотовый обратно в сумку, приняв решение. Я собиралась отправиться в пригород на окраине города, где выросли ребята, собиралась найти трейлерный парк, где жил Грейсон, и собиралась начать распутывать то, что произошло в прошлом.

Мне просто нужен был выходной на работе.

Я бы позволила арене управлять моей жизнью. Мой менеджер всегда был рад уделить мне больше времени, и мне нравилось здесь находиться.

Теперь я закончила завязывать шнурки и неуклюже, как все малыши, прошлась на коньках по черным матам, пока не смогла выйти на лед. Лед уже был испещрен большим количеством выступов от коньков, чем обычно в этот час, поэтому мое скольжение казалось не таким гладким.

Девушка, которая продавала браслеты для открытого катания, Кэти, также включила музыку. Оказалось, что она тоже была настоящей свифтершей, так что я убедила ее включить последнюю песню Тейлор. Музыка, план, проникающий мне под кожу, и свобода полета по льду – все это привело меня в наилучшее настроение.

– Это не та девушка, которая была там, когда Картер и Джек подрались? – я услышала шепот девушки рядом со мной.

Я не смотрела на них, но краем глаза могла видеть двух девушек, которые катались вместе.

Это заставило меня пожалеть, что здесь нет Кэрри, с которой можно было бы кататься на коньках. Они выглядели примерно моего возраста. Одна из них ухватилась за стену, неуклюже передвигаясь на коньках. Ее подруга каталась гладко, но ей, должно быть, было холодно, учитывая, насколько сильно открывалось декольте под свитером.

Итак, они, вероятно, были здесь не из чистой любви к катанию на коньках. Они были здесь, потому что хотели стать хоккейными зайчиками с шайбой. Что ж, судя по тому, что я видела в поведении парней, им, вероятно, повезло. Казалось, что Джек, Картер и Себастьян всегда уходили с той или иной зайкой.

– Нет, я так не думаю, – сказала барахтающаяся девушка с гораздо большей уверенностью в своих словах, чем в своих коньках. – Она не похожа на ту девушку, из-за которой они стали бы драться.

– Верно, – сказала другая девушка. – У них мог быть кто угодно. Трудно представить, почему они вообще стали бы драться из-за девушки. Может быть, если бы она была…

– Прямо здесь? – спросила я, поворачиваясь на своих лезвиях и разбрызгивая немного осколков льда. Я откатилась назад. Ладно, я выпендривалась. – Ты же знаешь, что я тебя слышу, верно? Ты могла бы, по крайней мере, подождать, пока я уйду, прежде чем заводить этот разговор о том, что я недостаточно хороша для них.

– По крайней мере, ты это знаешь, – сказала девушка, которая прижималась к стене.

Они обе захихикали, как будто это действительно было смешно.

– Ты ее знаешь? – спросила девушка с вырезом свитера. – Девушка, из-за которой они подрались? Мы видели фотографию драки, но она была такой зернистой.

– Кто вообще мог по-настоящему увидеть ее с парнями в кадре?

Девушка внезапно попала в яму во льду и остановилась, неловко повернувшись, она вцепилась в стену обеими руками, когда на ее лице появилось выражение «о, черт».

Я посмотрела на них и повернулась, чтобы уйти.

– Ооокей, – сказала мисс-глубокий-вырез, поскольку ее подруга все еще была сосредоточена на том, чтобы цепляться за стену всю жизнь. – Кто-то завидует.

Я начала съезжать, удивляясь, почему это так сильно меня беспокоило. Это был еще один момент, который ощущался как эхо, как что-то из моего прошлого, чего я даже не могла вспомнить.

Это задело меня. Как будто, возможно, я уже слышала это обвинение, эту ревность, в том, что я недостойна, раньше.

Внезапно я столкнулась с твердой, как скала, грудью. Сильные руки обхватили меня за плечи, удерживая в вертикальном положении. Свежий и чистый аромат окутал меня.

Позади меня девочки тихонько взвизгнули, и я поняла еще до того, как увидела большую, твердую челюсть и взъерошенные темно-русые волосы, что только что столкнулась с Себастьяном.

– Привет, – сказал он, хмуро глядя на меня сверху вниз, как будто пришел, чтобы найти меня. – Что ты здесь делаешь?

– Что я здесь делаю? – спросила я, выгибая бровь.

– Предполагается, что ты будешь кататься на стороне команды, – сказал он, кивнув головой в сторону другого катка на другой стороне арены. Профессиональный каток находился на противоположной стороне. – Только не здесь, со всем этим мусором, который забрел сюда, пытаясь увидеть хоть кого-то из команды.

Уголки его губ слегка приподнялись. И это так наполнило меня тоской.

– Я слишком часто вижу членов команды, – сухо сказала я, отодвигаясь подальше от его досягаемости.

Он опустил руки по бокам.

– Это так? – он похлопал по моей сумочке, которая висела у него на плече. До этого момента я этого не замечала. – Ну, тебя ограбят, если ты продолжишь оставлять свои вещи где попало. Я понесу ее для тебя.

Он развернулся и укатился, как всегда, прекрасный. Секунду я в шоке смотрела ему вслед. Девочки перешептывались, но сейчас они едва обращали на меня внимание.

– Что ты делаешь? – прошипела я, катясь за ним.

Он снял мою сумочку со своего плеча, подъезжая на коньках к воротам, и с идеальной легкостью ступил на черные коврики, перейдя на шаг.

– Спасаю тебя от ограбления. Насколько ты наивна?

– Довольно наивна, – парировала я, – но не настолько, чтобы доверять тебе.

Вся боль и разочарование, которые он испытывал, наблюдая за мной, выплеснулись сейчас наружу.

– Ауч, – сказал он. – К счастью для тебя, мне не нужна твоя карточка с двумястами долларами, карта Costco или неоправданно огромное количество блеска для губ.

– Ты рылся в моей сумочке?!

– Нет, конечно, нет.

Он все еще держал мою сумочку и шел слишком быстро впереди меня. Я шагала так быстро, как только могла. Было трудно чувствовать себя хотя бы отдаленно грациозной и серьёзной, когда ходила на коньках, хотя Себастьян, придурок, заставил это выглядеть хорошо.

– Кто-то действительно начал рыться в твоей сумочке, – сказал он, не оборачиваясь. – Это и привело меня на лед. Я велел положить сумочку на место.

Почему это показалось мне преуменьшением?

– А потом я схватил свои коньки, чтобы отнести тебе твою сумочку и сказать, чтобы ты не была идиоткой. Но потом я подслушал этих девушек.

Я погналась за ним через двери на командную часть катка. Наконец он остановился и повернулся ко мне лицом. Он возвышался надо мной, излучая тепло и солидность. На катке было холодно и очень тихо, так рано перед тренировкой. С другой стороны, все казалось совсем другим. Зал был огромен, и, стоя здесь, внизу, перед плексигласом9, ряды кресел, казалось, возвышались над нами на милю. Они играли для стольких людей.

– Вот ваша сумочка, – вежливо сказал он, протягивая ее.

– Почему? – спросила я, наконец забирая у него сумку. – Зачем помогаешь мне?

– Как я уже говорил, теперь ты часть команды.

Я покачала головой. Это было неправдой, или, по крайней мере, это было не просто из-за команды. Я верила, что Себастьян вмешался бы ради любого, у кого что-то украли. Я даже могла поверить, что он может прийти на помощь любому, кого травят или запугивают.

Но все было гораздо сложнее.

– Покатайся со мной, – сказала я.

Он покачал головой.

– Да ладно, если кто-нибудь еще зайдет сюда и увидит, как я катаюсь, они меня выгонят. Из-за тебя меня уволят, – внезапно мне пришло в голову, что, возможно, это было тем, чего он хотел.

– Никто не собирается тебя выгонять, – усмехнулся он. – Не волнуйся. Я позабочусь об этом.

Сомнения все еще оставались во мне… вместе с желанием продолжить разговор с ним.

– Тебе больше нечего делать перед тренировкой, – парировала я. – Или ты боишься, что я обгоню тебя?

Это было такое совершенно диковинное заявление. Это все равно заставило его губы дернуться немного сильнее.

– Хорошо, – сказал он. – Но с этого момента ты должна приходить сюда кататься на коньках. Я не хочу, чтобы кто-то приставал к тебе, как на другой стороне.

– Посмотрим, – я не собиралась давать никаких обещаний.

Он вышел на лед. Затем повернулся и без видимых усилий покатился задом наперед. На нем была толстовка, облегающая плечи, и пара серых спортивных штанов, его темно-русые волосы растрепались, обрамляя резкие черты лица. Его челюсть и скулы были такими острыми, что казалось, он не принадлежит к тому же виду, что и все мы.

– Тебе нужны коньки получше, – сказал он, катаясь задом наперед.

Я взглянула на потертые черные хоккейные коньки, которые сдавали напрокат.

– Ах да. Старые коньки… Это единственная причина, по которой я не могу обогнать тебя.

Он усмехнулся, и я перевела взгляд на его лицо. Тепло разлилось в моей груди. Я рассмешила его.

– В тебе есть склонность к соревнованиям, да? – поддразнил он.

Я покатилась за ним.

– Это ничто по сравнению с тобой.

– Понятия не имею о чем ты.

– Как дела у Картера?

Его губы сжались.

– С ним все будет в порядке.