Текст книги "Ни единого шанса (СИ)"

Автор книги: К. Джейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

К. Р. Джейн
Ни единого шанса

Сядь, блять, и читай хоккейные романы, как хорошая девочка…

Приготовьтесь войти в мир Дьяволов… вас предупредили.

Глава 1

Задолго до того, как смогла открыть глаза, я услышала, как медсестра рассказывает о своем неудачном свидании.

У меня чертовски кружилась голова. Я продолжала погружаться обратно в темноту, как бы сильно не пыталась подняться. Иногда казалось, что погружаюсь в бездонный черный омут, а вода смыкается над головой.

Но иногда ее голос проникал в мои сны.

– Это последний раз, когда я позволяю сестре подставлять меня. Почти уверена, что сейчас она снова шутит.

Я не могла услышать другого голоса, с кем бы она ни разговаривала. Возможно, правильно было бы просто смириться с этим и не мешать им болтать.

– Думаю, это потому, что однажды, будучи подростками, мы дважды вызывали друг друга на забеги «кто быстрее». И да, я струсила, но она не верит. Это происходило на заднем дворе, но у нас была самая злая соседка, которая как раз в это время собирала помидоры. Она звонила в дверь, чтобы поговорить с мамой, еще до того, как Хлоя была готова, – она издала глубокий грудной смех, который заставил подумать, что та вообще не сожалеет.

– В любом случае, думаю, она все еще злится, потому что, когда я позвонила по поводу свидания, чтобы спросить, почему она так поступила, та сказала, что это должно было помочь преодолеть страх. Страх чего? Приятно проводить время?

Темнота, казалось, тянула обратно вниз. Но мне действительно хотелось узнать, на что было похоже это неудачное свидание, поэтому я заставила себя всплыть на поверхность, пытаясь открыть глаза.

Я пыталась открыть глаза, но никто этого не заметил. У кровати никого не было. Я уже поняла это. Большую часть времени я находилась одна.

Но не всегда.

Была только энергично двигавшаяся медсестра, заботившаяся обо мне и все время болтавшая с подругой, ответа которой я так и не услышала.

– Итак, она устроила свидание, и им должен был стать пикник. Обычно я бы сказала «нет, спасибо» тому, чтобы пойти в субботу на первое свидание в менее людное место, чем Costco. Никогда не знаешь, придурок мужчина или нет. Но если сестра советует согласиться, почему бы и нет, верно? Она заботится обо мне. Парень же не собирается становиться серийным убийцей, и даже будь он им, пришлось бы потрудиться, прежде чем лишить меня жизни. Потому что, очевидно, кому-то известно, где я нахожусь. Ну, если только у серийного убийцы не было слабого контроля над импульсами. Наверное, действительно не следовало соглашаться на пикник.

– Но в любом случае, я согласилась, и вот я здесь. Мы уходим в лес, и у него только рюкзак, который немного меньше, чем я ожидала. Я подумала об одной из тех корзиночек, которые продаются в Crate & Barrel с вином и сыром… Надеюсь, с сыром бри. Я всегда хотела такую корзиночку. Но неважно. Я не сторонница высоких ожиданий.

– Потом мы садимся, и у него вроде как… две бутылки воды и пачка чипсов. Он говорит, что это снэквик. Во-первых, это не так, а во-вторых, из бри получается отличная закуска. Ты не водишь девушку на свидание и не кормишь ее фирменными картофельными чипсами из магазина.

– И да, ты права. Путь к сердцу лежит через сыр. И не убитой меня в лесу. В этот момент я думаю, если не сыр, то что же в рюкзаке? Топор? Но нет! Это был не топор! Все намного хуже!

Последние несколько дней я то приходила в сознание, то снова теряла его, так и не вынырнув на поверхность настолько, чтобы привлечь чье-либо внимание. Как только я моргнула, открыв глаза, меня встретили мягкие потолочные плитки и, очевидно, мозг решил, что этого достаточно, и я снова заснула.

Но теперь, чувствуя приближающуюся темноту, я борюсь.

Необходимо знать, что было хуже топора.

– Это были марионетки! Сумасшедший ублюдок вытащил двух марионеток. Марионетки! И я такая, о нет, не следовало сюда приходить. Он надевает по марионетке на каждую руку, и у них начинается что-то вроде дуэли чревовещателей. Кому из марионеток я нравлюсь больше. Одной очень нравятся глаза, а другой только сиськи. Что, черт возьми, определенно напрягает, верно? Я медсестра и могу справиться с кровью и смертью, но не с тем, что там происходило…

Мне, наконец, удалось моргнуть и открыть глаза. Зажегся свет.

Она встретилась со мной взглядом, когда поправляла одеяла.

Медсестра, лицо которой отражало полный шок, мгновенно засияла.

– Ты проснулась!

Я просто хотела спросить, как та сбежала от кукол.

Я открыла рот, но звук, вырвавшийся из него, не походил на человеческий.

Это лучше, чем оказаться в стерильной больничной палате и осознать тот факт, что я понятия не имею, как сюда попала. Или что было не так.

Или кем я была.

Меня охватил ужас.

– Я позову врачей, – сказала она, выпрямляясь, и я издала еще один звук, который напугал девушку еще больше.

Я не хотела оставаться одна.

Я попыталась схватить ее за запястье, и трубки, подсоединенные к руке, больно впились в кожу.

– Все в порядке, – сказала она, глядя широко раскрытыми от беспокойства глазами. – С тобой все в порядке.

– Что..? – произнесенное мной слово тоже прозвучало не совсем правильно, голос казался грубым от долгого молчания.

– Я точно не знаю, что с тобой случилось, – сказала она сочувственно. – Тебя сбила машина.

Я попыталась вспомнить, как это произошло. Пыталась вспомнить хоть что-нибудь. Но голова мучительно раскалывалась, и в мыслях не было ничего, кроме теней, больше похожих на обрывки сна.

– Эй, – вошла врач, высокая, с кудрявыми волосами, зачесанными назад с худощавого лица. – Добро пожаловать обратно.

Должно быть, еще дюжина человек последовали за ней в палату. Как будто я была каким-то медицинским чудом.

Почему я ничего не могу вспомнить?

– Ты находилась в коме месяц, – мягко сказала доктор. – Потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к происходящему. Но все будет в порядке.

– Кто… – я нахмурилась. – Я ничего не помню.

Врач обменялся многозначительным взглядом с другим врачом, отчего хотелось закричать.

– У тебя посттравматическая амнезия, – сказала она. – Воспоминания, вероятно, рано или поздно вернутся… по крайней мере, большинство из них.

Большинство из них?

– Я в порядке, – я попыталась приподняться, чтобы сесть, но руки ослабли и казались бескостными.

Я чувствовала, что должна двигаться, выяснить, что случилось, понять, кто я такая.

– Нет, это не так, – мягко сказала доктор. – Но будешь. Скоро.

Врачи подвергли меня кучи тестам, пока я совсем не выбилась из сил. Они объяснили, что из-за потери памяти сны будут казаться реальными и сбивающими с толку. Ужасно осознавать, что я одна, и никто не поможет встать на твердую почву под ногами. Никто не скажет, кто я на самом деле. Не поможет отделить сны от реальности, воспоминания от художественной литературы.

Я боролась со сном, в ужасе от сновидений, от темноты. Пыталась сосредоточиться на звуках больницы за дверью, звоне подносов, уносимых по коридору, голосах снаружи.

Но, в конце концов, последовала за темнотой.

На следующее утро я проснулась от яркого солнечного света и знакомого веселого голоса.

– Но дело в том, что это не худшее свидание, на которое я когда-либо ходила!

Без подсказки подруги она продолжила:

– Ладно, это довольно плохо. Но с мужчиной, который пригласил меня на пробежку, проходило худшее свидание. А потом был обед, где я совершила ошибку, сходив в туалет, и он заказал сливовый сок и салат из капусты. После чего начал читать проповедь о пользе черносливового сока, чрезвычайно подробно… Я имею в виду, по крайней мере, мне нравится есть чипсы.

Голос был хриплым, когда я попыталась что-то сказать, что почти сдалась, ужаснувшись тому, насколько слабо это прозвучало.

Но она бросилась ко мне с радостным видом.

– Ты проснулась! Спящая красавица!

– Как… ты нашла… черносливщика?

Я произнесла это хрипло, практически неразличимо.

Она издала сердечный, удивленный смешок.

– Ты все слышала?

– Я не… пыталась… подслушивать.

– Ты не подслушивала, – сказала она.

Я огляделась в поисках другой медсестры, которая составляла ей компанию.

– Где…

Она тоже огляделась, как будто ожидала, что кто-то еще выползет из-под кровати.

– К тебе никто не приходил, милая, – сказала она нежным голосом.

– С кем ты разговаривала? – спросила я, потому что больше не могла думать о том, что никто не пришел сюда.

– О, – удивленно сказала она. – Это… с тобой, вообще-то. Я много с тобой разговаривала. Показалось, тебе нужен друг, и… Что ж, мне тоже, – она взяла мою руку, чтобы пожать, поскольку я все еще была слаба. – Кэрри.

Я попыталась вспомнить свое имя, и голова внезапно заболела, словно в мозгу что-то разорвалось.

– Все в порядке, – сказала она, обычная неистовая энергия улетучилась. Кэрри положила обе наши руки на кровать. – Я останусь здесь, с тобой.

И она так и сделала.

Следующие несколько недель я провела в реабилитационном центре. В то время как полиция пыталась выяснить, откуда я родом.

Но никто и ничего не знал о моем прошлом. Это так неприятно.

И унизительно.

Сотрудники больницы собрали деньги, чтобы внести первоначальный взнос за мою первую квартиру. Она находилась за углом от больницы – то есть не в лучшей части города – и когда я стояла в дверях через несколько месяцев после того, как проснулась, казалось, что должна находиться где-то в другом месте.

Должна войти в свой личный дом.

Кэрри вошла вместе со мной, и каким-то образом ее обычное искрящееся тепло, казалось, наполнило маленькую, слегка пахнущую плесенью квартиру.

– Давай откроем окна. Смотри, мы обставили ее для тебя. Этот футон привезли из дома Харли, но я чертовски испугалась – не могла бы ты объяснить, как медсестра может курить?

– У всех нас есть свои пороки.

– Кроме тебя, – поддразнила она.

– Только потому, что я не знаю, какими они были.

До сих пор самым большим пороком были закуски из больничного автомата. Я перебирала все, пытаясь найти понравившийся, надеясь, что что-то вызовет воспоминания. Съедала ли я булочку с медом на завтрак, торопясь в старшую школу? Драже из пасхальной корзинки, когда была маленькой? «Принглс» во время просмотра фильмов с лучшей подругой?

Но ничто не оживило воспоминания.

Хотя я любила мармеладных мишек.

Это было почти все, что я знала о том, кем являюсь.

– Узнаешь, – сказала Кэрри. – Воспоминания почти наверняка вернутся. Ты молода, со здоровым мозгом.

– Может быть, – я почувствовала нечто странное, суеверное, словно не смогу вернуть воспоминания, пока не получу обратно какие-то фрагменты своей жизни.

Кроме того, возможно, у меня был нездоровый мозг. Это казалось довольно смелым предположением, если посмотреть на мир. У многих людей явно был нездоровый мозг.

Я села на потертую кушетку и открыла пластиковый пакет, который мне дали, когда выходила из больницы со своей старой одеждой. Кэрри принесла чистую одежду, чтобы я могла ее надеть, но когда открыла сумку, то ожидала, что что-то произойдет. Нахлынут воспоминания. Казалось, это важный момент.

Вместо этого я вытащила черную флисовую толстовку с капюшоном, жесткую от застарелой крови, пахнущую смертью. Должно быть, крови было чертовски много. Меня внезапно затошнило, и я засунула ее обратно в сумку.

– Хочешь, я постираю ее? – спросила Кэрри.

– Нет, – сказала я.

Я не могла смотреть на этот предмет одежды, больше нет. Не могла представить, кем была, когда натягивала эту толстовку через голову.

Но когда взяла сумку, чтобы запихнуть ее в шкаф, что-то золотое блеснуло внутри. Я опустилась на ковер, чтобы порыться в сумке, и вытащила сломанное ожерелье.

Тонкая золотая цепочка оборвалась. Но на кончиках пальцев болталось имя, написанное курсивом: Кеннеди.

Внезапный прилив надежды пронзил грудь. У меня было имя, и скоро я верну себе оставшуюся жизнь.

– Кеннеди, – прошептала я. – Меня зовут Кеннеди.

Кэрри секунду смотрела на ожерелье и озарилась радостью, когда поняла, что это значило. Она потянулась, чтобы обнять меня, и я обняла ее в ответ, сжимая ожерелье с именем так крепко, что оно впилось в ладонь.

– Приятно познакомиться, Кеннеди, – сказала Кэрри. – Видишь? Все должно сложиться воедино.

– Возможно, так и будет, – сказала я.

– Давай прогуляемся, – предложила Кэрри. – Может быть, увидим места, где ты бывала раньше. Что-нибудь, способное пробудить воспоминания. И как минимум… я могу взять диетическую колу.

Я никогда не встречала никого, кто любил бы диетическую колу так, как любила ее Кэрри.

Мы зашли в «seven-eleven» чтобы та купила напиток из баночки, который, по ее утверждению, был вкуснее, чем из бутылки, но не нашли никаких воспоминаний.

И все же, бродя по городу, я ощутила трепет.

Я могла завернуть за любой угол и пойти по улице, по которой ходила раньше, и внезапно часть памяти вернулась бы в мой мозг, как резиновая лента.

Теперь в любой день, в любом квартале, который прошла, я была бы ближе к пониманию того, кем являюсь.

Пять лет спустя

– На днях он пригласил меня на худшее свидание, – сказала Кэрри, когда мы вдвоем шли по улице. – Какая мать двоих детей захочет пойти на хоккейный матч? Я провожу дни, пытаясь заставить людей перестать кричать, прекратить ссориться…

Я приподняла бровь.

– В больнице или с…?

Я похлопала по ручке коляски, которую она толкала, пока шли вдвоем. Каким-то образом Кэрри установила головокружительный темп, даже когда толкала двойную прогулочную коляску и одновременно пила диетическую колу.

– И то, и другое! – сказала она.

– Жаль, что обожаемый муженек пригласил тебя на скучное свидание, – поддразнила я ее. – Не знаю, почему он не принес кукол, которых я подарила.

Кэрри любезно приглашала меня на их рождественский ужин каждый год. На последнем я любезно подарила набор кукол, что заставило нас обеих согнуться пополам от смеха, в то время как ее муж бросил обеспокоенный взгляд.

– На самом деле, худшим свиданием, которое он когда-либо назначал, была поездка в больницу рожать близнецов, – пробормотала она. – Хотя я так рада, что они здесь! – громко добавила Кэрри своим малышам, хотя сомневаюсь, что восемнадцати месячным им она нанесла бы травму на всю жизнь. – Мы до этого гуляли там, я надела высокие каблуки, и было так холодно…

– Он нес тебя? На спине? Отдал свое пальто?

– Да, – призналась она, и я рассмеялась.

Неудачные свидания Кэрри, на мой взгляд, того стоили, потому что она нашла самого лучшего, самого обожаемого мужчину, которого только могла представить. Он был немного скучноват, но, с другой стороны, в своей личной жизни я не встречала никого, кто не был бы таким.

– Смотри, вот оно, – она указала на огромное здание, раскинувшееся перед нами, городскую профессиональную хоккейную арену. Кэрри недавно переехала в новый район – и симпатичный маленький таунхаус, потому что растущей семье требовалось больше места, и я стала ездить туда на еженедельные прогулки, потому что в противном случае Кэрри бесконечно жаловалась на то, что ей приходится доставать коляску из «Хонды». – И ты знаешь, как далеко мы сегодня прошли!

Я остановилась на тротуаре.

– Не понимаю, почему ты бросаешь соску, а потом кричишь, есть более эффективный способ попросить соску обратно, – сказала она Чарли, снова повернувшись ко мне. – В чем дело?

Затем ее лицо просветлело.

– Видишь что-нибудь знакомое?

– Нет, – сказала я. – Нет, наверное, нет.

Она выглядела такой разочарованной.

Я не хотела обнадеживать ее – как в случае с большим торговым центром в 2023 году – поэтому оставила это без внимания.

Но в арене было что-то необычное.

Что-то, тянущее внутрь.

Глава 2

На следующий день я вернулась на хоккейную арену.

Не могла избавиться от ощущения, что в конечном итоге пожалею об этом, буду чувствовать себя глупой и уязвимой, как это часто бывало.

Но нашла заявление о приеме на работу в Интернете. Быстро заполнила его, и, хотя предполагалось, что отправлюсь на настоящую работу по приготовлению смузи, вместо этого я поехала на арену. Анкета была бы поводом зайти внутрь, побродить по окрестностям и посмотреть, не всплывут ли какие-нибудь воспоминания. Было бы заявление на руках, чтобы объяснить, почему я там оказалась, если бы меня кто-нибудь остановил, хотя почти уверена, что людей больше никто не нанимает таким образом.

Выйдя из машины, я быстро смотрю в зеркало, пытаясь убедиться, что выгляжу нормально. Не уверена, что одиннадцатилетняя «Honda Civic» с отвалившимся зеркалом дает самое лестное представление о себе.

Темные волосы были распущены, обрамляя худое бледное лицо. Я выглядела прекрасно. Скучно, но прекрасно. Невзрачная и обычная, и, возможно, неудивительно, что я не была настолько особенной, чтобы кто-то мог признать меня и заявить о пропаже.

Когда я направилась по тротуару к арене, навстречу мне шли мужчина и женщина. В этот момент холодный ветерок пронесся по тротуару, молодой человек, не задумываясь, скинул пальто и накинул его даме на плечи. Она благодарно улыбнулась, пара двигалась синхронно; продуманный акт казался легким.

Знакомая боль тоски сжалась в груди.

Я хотела, чтобы меня так любили.

Но была бы рада, даже если бы кто-нибудь остановил меня в супермаркете, потому что мы вместе учились в пятом классе.

Была бы рада, произнеси кто-нибудь мое имя.

Я направилась в вестибюль арены. Это было высококлассное, огромное заведение с несколькими различными киосками, все они были закрыты, поскольку ещё слишком рано.

Сжимая в одной руке заявку, я почувствовала притяжение к большим двойным дверям, которые выводили на трибуны. Прямо сейчас, когда команда не тренировалась, там был открытый каток, и раздавался мягкий звук лезвий по льду… знакомый.

Лед казался далеко внизу. Но когда я вдохнула холодный аромат арены и прислушалась к приглушенным звукам катания, почувствовала себя… уютно. По-домашнему.

– Чем могу помочь?

Я повернулась лицом к пожилой женщине, которая уставилась так, словно я собиралась украсть «Zamboni»¹ и уехать с ним по шоссе.

– О, здравствуйте, – сказала я.

– Пришли кататься? Вам нужен браслет, – огрызнулась она.

– Я просто хотела устроиться на работу на каток.

– Вы обратились не по адресу, – сказала она. Женщина поспешно вышла, бросив через плечо. – Следуйте за мной.

Несмотря на то, что та была не совсем приветлива, впервые за… целую вечность… я почувствовала, что нахожусь в нужном месте.

К огромному шоку, в баре, примыкающем к арене, открылась вакансия. Бесцеремонный новый друг привел меня туда, и я обнаружила, что подаю заявление, чувствуя себя довольно ошеломленной.

Но я не хотела покидать арену, даже когда газета находилась в руках, а пожилая дама снова недовольно уставилась.

– Думаю, мне нужно купить браслет, – сказала я.

Нужно выяснить, умею ли я кататься на коньках или упаду лицом вниз. Это казалось намного более рискованным, чем выяснять, нравятся ли мне полуфабрикаты из торгового автомата.

Она уставилась на часы и снова подозрительно взглянула на меня. Очевидно, мое поведение не подсказало, что Zamboni все-таки в безопасности.

– Каток закрывается через полчаса.

– Скорее всего, я заплачу за то, что буду падать в течении получаса, – пообещала я и поспешила прочь.

Я дала девушке, работавшей в кассе, 10-долларовую купюру, а та выдала пару черных коньков с потертыми серыми шнурками. И, конечно, драгоценный неоново-желтый браслет.

Я подошла ко входу на каток и села на скамейку. И тут же почувствовала, что меня шатает, когда встала в коньках на черные коврики, но перебраться на лед все же удалось.

– Ну вот, ничего не случилось, – сказала я, ни к кому не обращаясь.

Но в этом не было ничего необычного. Я много разговаривала сама с собой, учитывая, сколько часов не с кем было поговорить.

Держась за стену обеими руками, я неуверенно ступила на лед, ожидая, что коньки вылетят из-под меня. Но они этого не сделали.

Вместо этого я обнаружила, что скольжу вперед по льду, рука все еще цеплялась за стену снова и снова, пока не осознала… я знала, что делаю.

На самом деле у меня это хорошо получалось.

Где-то в прошлой жизни я научилась кататься на коньках.

И теперь летала по льду. Волосы откинулись назад, холодный ветерок бодрил кожу. Казалось, я могу взлететь.

Я издала удивленный, игривый смешок, который не смогла сдержать.

Я узнала кое-что новое: девушка, которой я была, умела кататься на коньках.

И девушка, которой я была сейчас, тоже любила кататься на коньках.

Я потерялась в ощущении полета над льдом, но затем почувствовала чей-то взгляд.

Это вывело из задумчивости, и я подняла глаза, чтобы кое-что заметить: мужчина прислонился к окнам катка, наблюдая за мной. Он остановился, прислонившись к стеклу, закинув за голову мощную татуированную руку. У него были темные волосы, и он смотрел на меня глазами, которые с такого расстояния казались пронизывающими насквозь.

Знал ли он меня?

В том, как он смотрел, было что-то электрическое.

Я начала приближаться к нему, чувствуя, как будто между нами возникло какое-то магнитное притяжение, которое, очевидно, почувствовали оба. Потом поняла, что веду себя неловко. Возможно, это был кто-то из тех, кто занимался подбором персонала для бара, и ему было любопытно мое заявление.

Так хотелось, чтобы кто-нибудь узнал меня, что, возможно, я все выдумала.

Он повернулся и пошел прочь, футболка обтягивала широкие плечи, большие бицепсы, тонкую талию. Ему, должно быть, было холодно, но тот, казалось, этого не показывал.

– Мама! – крикнул ребенок рядом со мной, нетерпеливо проскакивая мимо. Он разочарованно остановился и обернулся, коньки взметнули в воздух ледяные брызги. – Он ушел.

Кто это был?

– Повезло, что ты мельком увидел его, милый, – навстречу на коньках подкатила девушка и взъерошила мальчишке волосы. – Может быть, в другой раз.

Привязанность между ними двумя, такая непринужденная, когда та взъерошила его волосы, заставила задуматься о том, какими были мои родители.

Живы ли они где-нибудь там?

Мысль показалась холодной и тяжелой, и я снова начала кататься. На этот раз тяжесть спала, и я просто скользила по льду, слушая приятный приглушенный звук коньков.

Но не могла перестать думать о том, как мужчина смотрел на меня.