Текст книги "Ни единого шанса (СИ)"

Автор книги: К. Джейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– О да, он собирается увезти ее на этом дерьмовом цивике, – фыркнул Джек. Он указал в окно. – Он собирается посадить ее на свой частный самолет, отвезти в свой особняк и даст ей все то дерьмо, которое мы должны были ей дать, и с нами она была бы с мужчинами, которые на самом деле являются здравомыслящими и законопослушными гражданами…

– В основном, – перебил Картер.

– Неважно, – сказал Джек, разводя руками. – Я не могу этого сделать, вот и все, что я хочу сказать. Ты держишь дистанцию, но я, черт возьми, не могу этого сделать.

Картер вскочил на ноги так быстро, что ножки стола заскребли по полу с жутким скрежетом.

– Я никогда не хотел этого делать! Я никогда не был за то, чтобы заставить ее исчезнуть!

– Ты согласился на это! Чтобы обеспечить ее безопасность!

– Я бы сделал все, чтобы она была в безопасности! – он провел рукой по волосам. – Так всегда, в ту секунду, как она входит в дверь, вы двое готовы отказаться от плана…

– Это больше не работает. Не теперь, когда Грейсон нашел ее.

– Боже, ты же знаешь Грейсона. Он никогда не собирался прекращать ее поиски. И если он нашел ее тот, кто пытался убить ее раньше, тоже найдет ее? – потребовал Картер.

Мы спрятали ее от Грейсона, но что более важно… мы спрятали ее от людей, которые пытались ее убить.

Дома мы распустили полдюжины слухов о том, что с ней случилось. Тот факт, что ее отчим и мама исчезли, позволил легко притвориться, что они все сбежали из города. Но на всякий случай, если кто-нибудь когда-нибудь найдет тело или его части, мы распространили и другие истории.

– Ребята, – настойчиво сказал Джек, его лицо выражало беспокойство, когда он смотрел через плечо Картера. – Кеннеди тоже ищет.

Мое сердце упало.

– Где она?

– Она вернулась домой. Она в трейлерном парке.

Десять минут спустя мы все были в машине.

Я гнал, как летучая мышь из ада.

– Полегче, Господи, – сказал Джек, положив руку на приборную панель, когда я поворачивал. – Ей не грозит неминуемая смерть. Мы должны все рассказать.

– Это то, что ты хочешь сделать сейчас? – потребовал Картер. – Пять лет мы держались от нее подальше, и всего, чего это нам стоило, и теперь, когда она слоняется по арене, глядя на вас, ребята, такими невинными, широко раскрытыми глазами… вы хотите просто вывалить на нее правду?

Мы с Джеком с трудом убедили Картера спрятать девушку ото всех.

Теперь мы не могли уговорить его сдаться.

Мы все так сильно хотели защитить ее.

– Как мы собираемся защищать ее, если ее не будет с нами? – спросил я, и это прозвучало совершенно неблагоразумно. Как будто я когда-нибудь был благоразумен, когда дело касалось Кеннеди.

– Почему мы должны рассказать ей, что она встречалась с нами? – потребовал Картер. – Мы могли бы просто… расположить ее к себе. Перестаньте вести себя как придурки, нам не обязательно рассказывать ей всю правду.

– Может быть, не всю правду, – признал Джек, – но нам действительно нужно ей объяснить.

– Ей лучше не вспоминать, – сказал я, чувствуя, что меня преследуют воспоминания о том, что пережила Кеннеди.

Она помогала мне мыть посуду после того, как мама Джека приготовила для нас еду. Джек исчез, как и появился. Она едва закатала рукава своей толстовки несмотря на то, что они пропитались водой.

– Что происходит? – спросил ее.

– Мм?

Я потянул ее за рукав. Она попыталась отстраниться, но я поймал ее руку в свою и не отпускал.

– Кеннеди, – прошептал я. – Доверься мне.

Мы стояли там под яркими огнями огромной кухни Джека. В окне отражались наши лица. В тот день она выглядела такой невинной, ее волосы были собраны сзади в конский хвост, губы блестели розовым блеском. Наша девочка.

– Я хочу, – прошептала она в ответ. – Но не хочу, чтобы тебе было больно.

– Единственная, кто может причинить мне боль, малышка, это ты, – пообещал я прямо перед тем, как снова потянуться к ее рукаву, и на этот раз она позволила мне.

На ее запястьях были полосы синяков.

– Мы скоро уедем отсюда, – сказала она с улыбкой, хотя ее глаза внезапно заблестели от слез.

Это не самое худшее, что делал с ней отчим. Но мысль о том, что она попытается вернуть эти воспоминания, беспокоила меня.

Ей было лучше без них. Лучше смеяться так, как я слышал ее смех сейчас, как будто она родилась пять лет назад, новенькая, яркая и без синяков.

– Может быть, не нам решать это за нее, – сказал Джек.

Я повернулся, чтобы недоверчиво посмотреть на него, а Картер настойчиво проворчал.

– Следи за дрогой, Себастьян.

Я оглянулся на дорогу как раз вовремя, чтобы повернуть, но сказал им:

– Мы приняли это решение за нее пять лет назад. Мы могли бы быть рядом с ней. Должно быть, для нее это был ад – не иметь ни воспоминаний, ни семьи…

– Она устроила себе хорошую жизнь, – перебил Джек. – Кеннеди всегда находит выход.

У Джека был оптимизм богатого мальчика.

Мы проехали мимо старого дома Джека.

– Что мы будем делать, когда приедем туда? – Джек требовательно стучал пальцами по колену. – Мы не продумали это до конца.

– Ты вырос через дорогу, можешь пойти поговорить с ней, – сказал я, хотя мне так сильно хотелось быть тем, кто заключит ее в свои объятия.

Что, черт возьми, она пыталась там найти?

Мой телефон снова завибрировал, когда я въезжал на стоянку трейлеров.

Грейсон.

На фотографии Кеннеди сидела на капоте своего цивика, облизывая рожок с мороженым. Это была наша теперешняя Кеннеди, с распущенными по плечам волосами и улыбкой, от которой в уголках ее глаз появились морщинки смеха.

Я выругался и нажал на тормоза.

– В любом случае, теперь у нас нет никакой гребаной причины здесь находиться, – сказал я. – Грейсон уже добрался до нее. Собрал все осколки, купил ей мороженое и, вероятно, рассказал ей какую-то дерьмовую историю.

– Итак, мы ей расскажем, – сказал Джек. – Мы должны ей сказать.

– Что конкретно? Твой отчим был жестоким подонком, который работал на каких-то очень плохих парней, и после того, как мы его раскрыли, его парни пришли за тобой? Или, может быть, это был кто-то из приятелей Грейсона, поскольку в то время он был занят тем, что карабкался вверх по служебной лестнице? – фыркнул Картер.

Это было не то, что я боялся ей сказать. Больше всего я боялся рассказать то, что произошло позже.

Я видел, как машина вылетела из-за угла. Когда она попыталась убежать, она бросилась ко мне, раскинув руки. Думая, что мы обеспечим ей безопасность, когда по какой-то причине они пришли за ней, это должны были быть мы.

Я бросился к ней, но все произошло за секунду.

Никто не планировал причинять Кеннеди боль.

Они причинили бы ей боль, чтобы наказать нас.

Потому что любой мог сказать, как много она для нас значила…

Мы разрушили ее жизнь, любя ее.

Машина врезалась в нее, и она отлетела к кирпичной стене. Я бежал так быстро, как только мог, но не смог разглядеть ни водителя, ни номерной знак.

Затем все, что я смог увидеть, было неподвижное окровавленное тело Кеннеди.

Но когда я прижал пальцы к ее горлу, она все еще была жива. Ее глаза были открыты, расфокусированы, зрачки неровные.

– Черт возьми, Кеннеди, – сказал я, услышав, что мой голос близок к слезам, чего не было со времен моего детства. – Просто держись, милая. С тобой все будет хорошо. Мы позаботимся о тебе.

Но, конечно, мы, черт возьми, этого не сделали. Я был рядом и не смог защитить ее, так что, как бы я ни ненавидел держать дистанцию от Кеннеди, я надеялся, что это будет способом обезопасить ее.

Джек добавил.

– Картер прав. Мы лгали ей так долго. Мы должны рассказать, должны заставить ее доверять нам, должны убедиться, что мы можем держать ее достаточно близко, чтобы защитить, но…

Джек покачал головой.

– Может, ей лучше не знать.

– Я не могу лгать ей, – сказал я.

Неделю назад я бы сказал ему, что это означает, что ему лучше держаться от нее подальше.

Нам не разрешили поехать с ней в машине скорой помощи. Мы поехали следом.

– У нас есть шанс, – медленно произнес Джек, когда мы узнали, что у нее повреждение мозга. Что она в коме. Что у нее будет амнезия.

Что мы можем вычеркнуть ее из нашей жизни, чтобы никто никогда больше не пришел за ней.

Я обыскал ее истекающее кровью тело в поисках ожерелья с именем. Его не было у нее на шее. Должно быть, оно оторвалось во время несчастного случая.

Я задыхался при мысли о том, чтобы убрать ее имя, все больше впадая в неистовство по мере того, как искал его.

Джек и Картер оттащили меня.

А до этого…

– У меня есть для тебя подарок, – сказал я, склонившись над ней, когда она стояла у своего шкафчика. Я был слишком взволнован, чтобы ждать.

Я помахал ожерельем перед ней, и она повернулась, одарив меня самой идеальной улыбкой в мире.

– Что это?

– Я хочу, чтобы ты надела мою джерси сегодня вечером, – сказал я. – И хочу, чтобы ты надела это.

– У тебя ужасно много требований, – поддразнила она меня, забирая изящное золотое ожерелье. Ее глаза загорелись, когда она увидела его, затем она схватила меня и приподнялась на цыпочки. Она все еще была недостаточно высокой, поэтому я поднял ее с земли, обхватив одной рукой за талию. Она поцеловала меня в щеку.

Я всегда жил для того, чтобы дарить подарки Кеннеди.

– Отлично. Мы завоюем ее расположение, – сказал я. – Это лучший план.

Джек приподнял брови, как будто не очень верил в это.

Могли бы мы сделать Кеннеди счастливой, оставив правду в тени прошлого?

Глава 13

Моя смена на благотворительном аукционе была в самом разгаре, пока я пробиралась сквозь нарядную толпу жертвователей и гостей в своей рабочей форме, держа в руках поднос с фаршированными грибами. До сих пор рабочие мероприятия в «Арене» были захватывающими, но сегодняшнее мероприятие вывело их на совершенно новый уровень. Зал для проведения мероприятий превратился в сверкающую страну чудес, украшенную мерцающими огнями и элегантными декорациями. Гости в своих лучших нарядах смешались друг с другом, воздух наполнился смехом и оживленными разговорами.

Одетая в свою простую рабочую униформу, состоящую из белой приталенной рубашки на пуговицах и черных брюк, я чувствовала себя явно не в своей тарелке среди моря роскошных платьев и дорогих костюмов. Мои волосы были собраны сзади в строгий хвост, а мой макияж был минимальным, ровно настолько, чтобы выглядеть презентабельно, но определенно ничего такого, что выделяло бы меня на фоне окружавшего меня совершенства и гламура.

Джек, Себастьян и Картер были в другом конце комнаты, окруженные спонсорами, отчаянно нуждавшимися в их звездной силе. Я никогда не чувствовала себя странно из-за неравенства между нами, из-за того, что они были всем, а я… ничем.

Но сегодня вечером это стало особенно заметно.

Даже среди блеска и гламура мероприятия они выделялись. Все взгляды были прикованы к ним. Это трио обладало притягательной силой, которая привлекала всеобщее внимание.

Когда наши взгляды встретились, между нами пробежала дрожь узнавания и связи, молчаливое признание нашей общей истории.

Я продолжала мысленно называть их богами, но сегодня вечером они выглядели как никогда подходящими этому определению. Вид их в облегающих смокингах еще долго будет преследовать меня в моих дневных мечтах.

И в ночных.

Конечно же, это были сохраненные мечты для вибратора.

Работая, я не могла удержаться и украдкой поглядывала в их сторону. Они тоже наблюдали за мной. Каждый раз, когда я оборачивалась, один из них не сводил с меня глаз.

Себастьян одаривал меня ухмылкой, его взгляд подчеркнуто скользил по моему телу. Я покраснела и закатила глаза, но моя улыбка погасла, когда я увидела стайку женщин, столпившихся у него за спиной, готовых заявить о своих правах.

Я не хотела быть такой девушкой. И я подрочила Себастьяну, зная, что это, вероятно, ничего для него не значит.

Я просто жалею, что это для меня это значило многое.

Появилось объявление о начале аукциона, и зал затрещал от возбуждения. Гости направились к своим местам, а я пошла заменить свой поднос с грибами, к которому почти никто не притронулся, на поднос, заставленный бокалами с шампанским. Ужин уже начинался, но они могли немного выпить, наблюдая за аукционом. Сцена в другом конце зала, украшенная роскошными драпировками и залитая мягким приглушенным освещением, создавала романтический настрой.

Я вздрогнула, когда какой-то придурок ущипнул меня за задницу. Надеюсь, до конца вечера это не будет в моде. На выбор было множество великолепных женщин.

Им не нужно приставать к потной официантке.

Аукцион начался. Участники появлялись один за другим, и каждый их выход становился ослепительным зрелищем, приводившим толпу в трепет. Все женщины, которые украшали сцену, были сногсшибательны, излучая уверенность и грацию, их красоту подчеркивали искусно уложенные волосы и профессионально сделанный макияж. Их платья переливались и искрились в лучах прожекторов, каждый наряд был настоящим произведением искусства, подаренным дизайнерами на этот вечер.

От струящихся платьев до пола, которые ниспадали каскадом, как водопады, до изящных, облегающих фигуру ансамблей, подчеркивающих каждый изгиб, каждая из них выглядела как модель. Когда они расхаживали и позировали с дерзкой уверенностью, зал взрывался аплодисментами и свистом.

– Пять тысяч долларов, – крикнул какой-то парень, когда роскошная брюнетка прошествовала по сцене.

Она подмигнула ему, и он предложил семь тысяч долларов, хотя никто не выиграл его ставку.

Остальные участники торгов в зале были настроены отнюдь не сдержанно. Они выкрикивали свои предложения, высоко поднимая лопатки с номерами, отчаянно борясь за свидание. Помимо спортсменов в зале, у многих из этих мужчин никогда не было шанса познакомиться с женщинами, которые выглядели бы так в реальной жизни.

Возможно, это был их единственный шанс.

И, очевидно, они понимали этот факт, поскольку вон тот парень без шеи и с тремя прядями волос на голове только что предложил десять тысяч долларов за свидание с рыжеволосой красавицей.

Я слонялась по залу, раздавая шампанское, пока голос аукциониста, властный и харизматичный, разносился по залу, разгоняя торги. Я старалась не смотреть туда, где сидели парни, не желая знать, делают ли они ставку на кого-нибудь из девушек, но мой взгляд все равно продолжал метаться туда-сюда.

Они казались… почти скучающими, ковырялись в салате и разговаривали между собой, не обращая внимания на девушек на сцене.

Это ничего не значит, Кеннеди. Ты же видела, как они уходили с девушками совсем недавно вечером, – попыталась напомнить себе.

Но это не помешало мне испытывать чувство удовлетворения каждый раз, когда я видела, что они не проявляют ни малейшего интереса.

Я как раз подошла, чтобы взять поднос с корзинками для хлеба, когда увидела своего босса Тодда, который осматривал толпу людей с раскрасневшимися щеками и испуганным выражением в глазах. Когда его взгляд упал на меня, в его глазах зажглась смесь облегчения и отчаяния.

– Кеннеди, – сказал он, и в его голосе прозвучала настойчивость, – мне нужна твоя помощь.

Я кивнула, горя желанием помочь всем, чем смогу.

– Конечно, в чем дело?

Он глубоко вздохнул, явно сомневаясь в том, о чем собирался спросить.

– У нас не хватает добровольцев для участия в аукционе, – объяснил он, – и это ради такого благого дела – помощи детям, подвергшимся насилию. Ну, нам нужно как можно больше участников, чтобы собрать для них деньги.

Я напряглась, надеясь, что разговор пойдет не так, как я думала. Я бы с радостью начала уговаривать женщин на улицах принять участие в аукционе, если бы…

– Мне нужно, чтобы ты приняла участие в аукционе, Кеннеди, – умолял он. – Пожалуйста, наша цель – оплатить школьные обеды для всех детей из приюта, а также купить им одежду, игрушки и велосипеды.

Я оглянулась как раз в тот момент, когда оттуда вышла блондинка в длинном изумрудном платье, ее золотистые волосы были уложены мягкими волнами по спине. Я сравнила ее платье с униформой, которая была на мне.

От меня пахло фаршированными грибами.

Я была в этом уверена.

Мои щеки вспыхнули от смущения при одной мысли о том, что меня выставят на аукцион в моем нынешнем состоянии. Я стала бы посмешищем.

Даже больше, чем после того, как я терлась об ногу незнакомца из-за грязного сна.

– Посмотри на эту фотографию, – умолял Тодд, когда я продолжала колебаться, вытаскивая фотографию из кармана.

На снимке был милейший маленький мальчик с проникновенными голубыми глазами и взъерошенными черными волосами.

– Это несправедливо, – прорычала я, чувствуя, что он только что объявил войну моим эмоциям.

Я была помешана на том, чтобы помогать маленьким детям. В принципе, я бы сделала все, что угодно если это им поможет.

Я запрокинула голову и вздохнула. Тодд уже победно улыбался, когда я, наконец, взглянула на него.

– Я сделаю это.

– Ты богиня, Кеннеди.

– Хорошо, – сказала я, слабо улыбаясь, страх уже охватывал моё тело.

Он начал подталкивать меня в сторону коридора, который вел к комнатам, где готовились другие участники.

– Могу я одолжить какое-нибудь платье? – зашипела я.

И снова взглянула на парней. Очевидно, у меня была проблема. Они уставились на меня в замешательстве, и я пожала плечами, прежде чем повернуться к Тодду.

– Ммм, я понятия не имею, – смущенно сказал он.

– Тодд! – рыкнула я, отчего мой голос сорвался на писк. – Я не выйду на сцену в своей униформе!

– Ты выглядишь великолепно, – уговаривал он, изображая из себя толстого лжеца, если таковой вообще существовал. – Я клянусь! – сказал он, подталкивая меня к надменного вида женщине с наушником в ухе, которая смотрела на меня так, словно я была насекомым, от которого она хотела быть как можно дальше.

– Я ненавижу тебя, – выплевываю я Тодду, у меня начинается приступ паники.

Он послал мне воздушный поцелуй и поспешил прочь.

– Вы волонтер? – презрительно спросила она, ее носик сморщился, когда она уставилась на мою форму.

Я еще не встречала таких очаровашек.

– Да, – процедила я сквозь стиснутые зубы.

Я делаю это ради детей. Я делаю это ради детей, – повторяла я снова и снова, чтобы не ударить ее по лицу и не выбежать с криком из комнаты.

– Сюда, пожалуйста, – вздохнула она, ведя меня по коридору в комнаты, заполненные самодельными зеркальными стендами.

В зале было немного девушек, аукцион скоро должен был закончиться.

Может быть, я им больше не понадоблюсь?

– У нас осталось одно платье, – сказала она, указывая на вешалку для одежды, висевшую на одной из полок.

Симпатичная блондинка с аккуратно уложенными волосами, одетая в сверкающее, золотое платье разглядывала меня в зеркале. По крайней мере, она не морщила нос, глядя на меня.

Прогресс.

– Надень платье… постарайся… привести в порядок свое лицо. И встань в конце, – сказала женщина, прежде чем повернуться, чтобы уйти.

Я потянулась, практически вцепившись в ее руку.

– Извините, вы сказали, чтобы я встала в конце? – спросила я, и в моих словах сквозила паника.

Она улыбнулась, ну, это определенно было больше похоже на «будет забавно наблюдать за тобой сверху» ухмылка.

– Ты в самом конце. Не нарушай мое расписание.

Она стряхнула мою руку, которую, как я запоздало осознала, все еще держала на ней, и зашагала прочь.

– Разве это не забавно? – воскликнула блондинка, припудривая носик.

– Очень забавно, – тупо повторила я, снова обращая внимание на сумку с одеждой.

По крайней мере, мне не пришлось оставаться в своей форме.

Я расстегнула молнию, открыв великолепное, блестящее, черное, коктейльное платье, ткань которого была насыщенного черного цвета, поглощающего окружающий свет, что делало его еще более соблазнительным. Это было… потрясающее платье, о таком я даже не мечтала.

За исключением одной маленькой проблемы.

Оно было как минимум на размер меньше.

– Вы не знаете, есть ли какие-нибудь другие платья в наличии? – спросила я блондинку.

– Это последнее. Думаю, оно было слишком велико для большинства девочек, – невинно сказала она.

Конечно, слишком велико для них.

Конечно, да.

Я зашла за перегородку для уединения и сняла свою рабочую одежду. Сделав глубокий вдох, я влезла в платье, задрав его как можно выше.

Блять.

Я уставилась на себя в зеркало, размышляя, не лучше ли надеть рабочую униформу.

Платье облегало меня как вторая кожа, каждый шов подчеркивал изгибы моего тела. С каждым легким рывком и тщательной подгонкой я пыталась втиснуться в платье, ткань протестовала со слабым, но настойчивым стоном.

Эй, по крайней мере, оно застегнулось.

Я уставилась на себя в зеркало, качая головой от этого зрелища. Меня вполне устраивало, что оно подчеркивало мои изгибы.

Но моя грудь… Теперь она не подчинялась земному притяжению и торчала повсюду.

Мои соски были на волосок от того, чтобы выскочить наружу.

Хорошо, что платье было таким обтягивающим, я думаю.

– Ваша очередь, – прошипел чей-то голос, и женщина, которая впустила меня, высунула голову из-за ширмы, ее хмурый взгляд стал еще шире, когда она уставилась на меня. – У нас расписание!

– Извини, – пробормотала я, прижимая руки к груди, пытаясь уменьшить эффект от такой большой груди.

Я обошла перегородку, и мои глаза расширились, когда я увидела, что комната совершенно пуста. Очевидно, мне потребовалось больше времени, чем я думала, чтобы втиснуться в это платье.

– Просто выйди на сцену, помаши рукой, сделай небольшой круг и отойди в сторону, – скучающим тоном объяснила мисс Золотой Лучик Солнца, почти подталкивая меня к коридору, ведущему на сцену.

– Хорошо, – пробормотала я, чувствуя, что у меня внутри поселился рой летучих мышей.

Меня чуть не стошнило. Ага. Я собираюсь поблевать прямо сейчас.

– Только не вздумай блевать, – рявкнула она на меня, словно прочитав мои мысли.

Или, может быть, для этого не требовалось читать мысли – я была уверена, что в тот момент мое лицо имело приятный оттенок гнилостно-зеленого.

Это все ошибка. Вот что я чувствовала. Платье красивое, но такое непростительно тесное, облегало меня, как вторая кожа. Как я оказалась здесь? Это была настоящая жизнь?

Когда я вышла на сцену, ослепительный свет прожекторов направил на меня свой сильный жар, отчего моя кожа покрылась мурашками от дискомфорта. Поначалу яркость была ошеломляющей, заставляя меня щуриться и моргать, так как безжалостный свет грозил ослепить меня. Мир за пределами поля зрения стал расплывчатым, а лица зрителей казались далекими и нечеткими.

Жара, казалось, усилилась, и я вдруг представила себя на сцене, похожую на плюшевого поросенка, по коже которого стекают струйки пота.

Когда первоначальный шок прошел, мои глаза медленно привыкли к яркому свету прожекторов. Окружающий мир обрел четкость, я увидела взволнованные лица зрителей, сверкающие декорации и великолепие зала. Хотя я все еще ощущала интенсивность света прожекторов, они больше не ослепляли меня.

Ведущий, обычно озвучивающий игры команды, выступил вперед, и его голос разнесся по залу.

– Дамы и господа, – начал он, его голос источал харизму, – могу я попросить вашего внимания, пожалуйста? У нас последняя участница на этот вечер, и позвольте мне сказать, джентльмены, что это платье и женщина, которая в нем, заставляют нас затаить дыхание, я прав?

Свинья.

Теперь я не думала о том, что выгляжу как плюшевый поросенок, потому что один из них стоял прямо у сцены.

Мои руки так и чесались прикрыть грудь, а щеки пылали от смущения. Но я держала их опущенными, пытаясь изобразить на лице приятную улыбку, пока он продолжал свою идиотскую обличительную речь. Неужели он так раздражал других женщин, а я просто не замечала?

Я сосредоточила свой взгляд на стене позади толпы, не в силах смотреть ни на кого слишком пристально. Особенно на них троих. Я бы не вынесла, если бы они смеялись надо мной. Или испытывали отвращение. Это тоже было бы отстойно.

Какой совет давали люди, когда выступали перед толпой? Представьте, что они все голые? Мне это показалось не очень уместным. Мой взгляд случайно упал на владельца команды, который, несмотря на кажущуюся привлекательность, щеголял светлой стрижкой. Я определенно не хотела представлять его обнаженным.

Я поняла, что диктор замолчал, и в зале воцарилась тишина. Мучительная, неуютная тишина.

Черт, вот оно что. Я была здесь, наверху. И никто не собирался предлагать за меня цену. Неуверенность кольнула меня в грудь, и я была в нескольких секундах от того, чтобы сбежать со сцены, после чего стала бы монахиней в далекой стране, где обо мне больше никто не услышит.

Как раз в тот момент, когда я была почти на грани нервного срыва, вокруг словно прорвало плотину, зал взорвался гулом голосов. Со всех сторон раздавались предложения, и цифры росли быстрее, чем я могла себе представить. Мои глаза расширились от шока, сердце забилось еще быстрее, пока я пыталась осмыслить происходящее.

Среди хаоса конкурирующих предложений один голос прорезал толпу, словно луч света. Это был голос Картера, сильный и непоколебимый.

– Десять тысяч долларов, – прокричал он, и его предложение разнеслось по залу с неоспоримой решимостью.

На Картере был бархатный костюм темно-синего цвета. На ком-то другом это, вероятно, выглядело бы нелепо. Но он не отрывал взгляда от подиума, его темно-зеленые глаза сверкали, когда он смотрел на меня. На секунду я вспомнила, как ощущала его твердое тело под собой, как его…

– Одиннадцать тысяч, – бросил Себастьян, вставая со своего места. У меня отвисла челюсть. Что они делали?

Картер бросил на него свирепый взгляд: «Какого хрена ты творишь?».

Я видела, как он разинул рот. Себастьян только подмигнул ему.

– Двенадцать тысяч, – сказал Себастьян, хотя никто другой еще ничего не сказал.

У меня внутри все вспыхнуло, когда Себастьян обратил свое внимание на меня, его язык прошелся по нижней губе, напомнив мне о том, как этот язык касался моей кожи. И звуки, которые он издавал, когда кончал.

– Пятнадцать тысяч! – рявкнул Джек, тоже вскакивая со своего места.

Ухмылка Себастьяна исчезла, когда он недоверчиво уставился на него. Джек отшвырнул его.

Если первые ставки показались мне возмутительными, то последующие были еще безумнее. Это было похоже на то, что три звезды решили, что я стою их усилий, и это подстегнуло всех в зале попытаться выиграть меня.

– Двадцать тысяч! – проревел мужчина перед сценой, подняв свой стеклянный бокал вместо таблички с предложением.

– Двадцать пять! – крикнул Картер.

– Двадцать семь!

– Тридцать!

– Тридцать пять!

Ставки продолжали расти. Я взглянула на диктора, он ошеломленно смотрел на зал, словно тоже не мог в это поверить.

– Пятьдесят тысяч! – Себастьян только что закричал.

Руки Картера были сжаты в кулаки, и он, казалось, был в нескольких секундах от того, чтобы прикончить своего лучшего друга.

– Пятьдесят пять! – закричал Джек.

Это было безумие. Безумие в его лучшей форме.

– Шестьдесят пять, – внезапно сказал парень впереди, и его глаза-бусинки загорелись решимостью.

О, черт. Пожалуйста, не дай ему стать победителем.

– Сто тысяч! – взревел Картер.

По толпе прокатилась волна шока от этого предложения. Я уставилась на него, разинув рот, вероятно, со стороны это выглядело как бешеное животное на ферме, но, честно говоря…

Парень впереди сел, его губы беззвучно шевелились, когда он бормотал ругательства себе под нос. Спасибо, черт возьми.

– Двести тысяч, – сказал Себастьян, для пущей убедительности постукивая плакатом по столу.

– Триста! – ответил Джек. Я имею в виду, я знала, что хоккеисты зарабатывают много денег… но это было слишком много даже для них… верно?

– Пятьсот тысяч долларов, – прорычал Картер. Он наклонился и что-то сказал Джеку и Себастьяну, но я не расслышала, что именно. На лицах у них было одинаковое выражение удивления, а Джек закатывал глаза в ответ на все, что говорил Картер.

Тем не менее, они оба сели.

– Пятьсот раз. Пятьсот два! – аукционист стукнул молотком по подиуму перед собой. – Продано капитану команды Картеру Хейсу за пятьсот тысяч долларов!

Толпа разразилась бурными аплодисментами, шепот был почти таким же громким, как и радостные возгласы. Взгляды людей метались от меня к Картеру, в их глазах читалось сомнение.

На этот раз мне было все равно.

Мы с Картером просто смотрели друг на друга. Он выглядел чрезвычайно гордым собой… и мной… Ну, если бы вы сказали мне, что после такого архаичного, сексистского мероприятия, как это, я действительно буду чувствовать уверенность в себе…

Я бы вам не поверила.

Школьный коридор представлял собой оживленное пространство, заполненное сплетничающими подростками. По обеим сторонам коридора тянулись ряды тускло-серых шкафчиков, металлические поверхности которых были покрыты многолетними потертостями и наклейками, хранящими воспоминания о бесчисленных учениках, которые проходили через эти коридоры. В воздухе витал запах подростковой тоски и предвкушения, пьянящая смесь ароматов спреев для тела, еды из кафетерия и едва уловимых следов карандашной стружки.

Двигаясь по коридору, я делала вид, что не замечаю обращенных на меня взглядов. Стайки друзей оживленно болтали, их смех и сплетни смешивались в воздухе. Некоторые прислонились к шкафчикам, поглощенные разговорами, которые казались чрезвычайно важными, в то время как другие спешили дальше, потерявшись в вихре собственных мыслей и забот.

– О, Кеннеди… – я замерла, сразу узнав этот приторный голос.

Саша. У меня возникло искушение продолжить путь, но это, вероятно, сделало бы только хуже. Хищники всегда любили погоню.

Я повернулась к ней лицом, и она жестоко усмехнулась, перекинув свои длинные каштановые волосы через плечо. Она устроила целое шоу, разглядывая, что на мне надето.

– Опять делаешь покупки в Гудвилле, Кенни? – я прикусила губу.

Она просто вела себя как стерва. На самом деле эта футболка была из Таргета, большое тебе спасибо. Я приложила все усилия, чтобы отработать как можно больше дополнительных часов в этом году дабы мне не пришлось делать покупки в гудвилле, хотя в этом не было ничего плохого.

– Тебе что-нибудь нужно? – протянула я, притворяясь скучающей, хотя все мои чувства были на пределе.

Они вчетвером окружили меня, как стервятники, и издевательски захохотали.

– Нам просто интересно, когда же у тебя появится чувство собственного достоинства, – ехидно заметила Эшли.

Сегодня ее светлые локоны были особенно пышными.

Я вздохнула, покачав головой. Они никогда не собирались двигаться дальше, пока Себастьян, Картер, Джек и Грейсон уделяли мне внимание.

– Мы все смеемся над этим, ты же знаешь. Как ты тяжело дышишь после них. Я действительно хочу, чтобы ты обрела хоть немного самоуважения.

Саша накрутила прядь волос на палец.

– Я поработаю над этим, – пробормотала я, закатывая глаза и поворачиваясь, чтобы уйти.

– Они просто жалеют тебя, ты же знаешь это, да? – Тиффани ударила меня прямо в больное место.