Текст книги "Змееносец. Истинная кровь (СИ)"
Автор книги: Jk Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
XVIII
23 декабря 2015 года, Париж
– И вообще! – бушевала Ее Величество королева Мари посреди собственной кухни, сжимая в руках тарелку. – Зачем ты притащил меня в свой Трезмон? А? Если не любил! Если у тебя была невеста! Если у вас с ней так ничего и не закончилось! Зачем? Поиграл и выбросил? И нужен тебе от меня только наследник, да? Так вот это мой ребенок! Я подам на развод и нашу дочь не отдам! А сыновей пусть тебе твоя маркиза Катрин рожает!
И для большего эффекта она подкрепила свои слова тем, что с громким стуком поставила тарелку на стол. И на той немедленно появилась трещина.
Почему-то именно эта трещина отделила благоразумие и сдержанность короля Трезмонского от гнева, захватившего его всего целиком – от мыслей до поступков. Он схватил треснувшую тарелку и запустил в ближайшую стену. Под шорох рассыпающихся осколков он заорал:
– С маркизой Катрин у нас ничего не начиналось. Потому не могло не закончиться! Мой отец хотел объединить наши земли. Это все. А я ни с кем не играл и никого не выбрасывал! Да! Мне нужен наш ребенок! И мне нужна ты! Что здесь непонятного? За каким чертом я бы снова решил оказаться в твоем проклятом времени, если бы не ты?
– Тогда я помогу тебе вернуться в твое! Непроклятое! И мы оба забудем обо всем произошедшем как о страшном сне! Будто ничего и не было!
– Ты вернешься со мной!
– О нет, дорогой! Я останусь в своем времени, проклятом, где ни один человек не слышал про королевство Трезмон, и где меня сочли бы сумасшедшей, если бы я рассказала обо всем случившемся! Судьба у меня такая, казаться помешанной!
– Никто тебя не считает помешанной! Ты слушаешь всякую чепуху, которую говорит тебе Барбара! Нет, я ее точно выгоню!
– Не смей выгонять Барбару! Иначе вы все в вашем королевстве умрете с голоду! Кухарка не виновата в том, что тебе со мной плохо!
– Барбара виновата в том, что тебе со мной плохо! А кухарку одолжу у маркизы де Конфьян!
– Да мне никогда не было плохо с тобой, болван! Это не я целовалась с маркизой!
– Я не знаю, не зна-ю, почему там оказалась маркиза, – выкрикнул Мишель и замолчал, тяжело дыша.
Мари молча взяла еще одну тарелку и со всего размаху разбила ее о стол.
И в этот момент в замке повернулся ключ. Дверь открылась, и на пороге показался… Алекс Романи.
Он озадаченно посмотрел на присутствующих в комнате, будто страшно удивлен их видеть. И бодро сказал:
– Привет, Принцесса. Ты что, вернулась?
– Вернулась! – хмуро рявкнула Мари и потянулась за следующей тарелкой.
– Не вернулась, – прорычал Мишель и отобрал у нее посуду. Кивнув в сторону незваного гостя, спросил: – Это еще кто?
– Мой бывший. Ты его, кстати, видел уже. И собирался вызвать на поединок.
– И что он здесь делает сейчас? Пришел выразить согласие принять вызов? – Мишель мрачно посмотрел на Алекса.
– Ты зачем приперся? – хмуро спросила Мари у притихшего режиссера.
– Я у тебя… органайзер забыл… ну и так, по мелочам. У меня… ключи остались… Слушай, ты что? Беременная?
Алекс изумленно оглядывал ее фигуру.
– Что он у тебя забыл? – сдвинув брови, спросил Его Величество у жены.
– Он же сказал! Органайзер! Ты глухой?
– Мари, когда ты успела? – продолжал лопотать Алекс. – Месяц назад ничего же не было? Не было же?
– Я не глухой! Я прекрасно слышу! Так чего не было месяц назад?! Что вообще все это значит? – снова сорвался на крик Мишель.
Мари закатила глаза и сердито заявила:
– Сегодня двадцать третье декабря две тысячи пятнадцатого года. В последний раз он видел меня меньше месяца назад. Согласись, с тех пор я несколько изменилась.
– Мари… – Алекс решился подойти поближе. – Мари, скажи честно. Я – отец?
Ответом ему послужил удар в челюсть.
– Мишель! – воскликнула Мари, бросившись к Алексу. – Ты с ума сошел!
Между тем, «пострадавший», держась за ушибленную скулу, изумленно смотрел на обоих:
– Да что здесь вообще происходит?! – взгляд его вернулся к Мари. – Ты из-за этого исчезла, да? Ты не хотела мне ничего говорить? Да? Все из-за Вивьен Лиз?
– Так из-за чего ты исчезла, Мари? – спросил Мишель. – Мне тоже будет интересно послушать.
Мари задохнулась от возмущения. Окажись в ее руках тарелка, она бы не разбила ее, а запустила в Мишеля. Но тарелки не было. Вместо этого она отдернула руку от Алекса, шагнула к своему… мужу. И, замахнувшись, влепила ему пощечину.
Мишель потер щеку, глядя Мари прямо в глаза.
– Он может забрать свои вещи и уйти отсюда как можно скорее? – спросил он, недвусмысленно подразумевая Алекса.
Мари покосилась на своего бывшего.
– Он может? – протянула она.
– Нам нужно поговорить! – возмутился тот.
– Вам не нужно говорить! – руки Мишеля снова сжались в кулаки.
Не отрывая взгляда от лица своего мужа, Мари проговорила:
– Алекс, пожалуйста, забери то, зачем пришел, и уходи. Мы обязательно поговорим. На работе. Я возвращаюсь после Рождества.
– Рождество мы будем встречать дома. Втроем, – негромко проговорил Его Величество.
– Не будем! – огрызнулась Мари. – Как ты, вообще, себе это представляешь после… после… Как?
– Будем! – он приблизился к ней и крепко взял за руку. – И я хорошо представляю, как… Барбара, которую я ради тебя оставлю в замке, приготовит ужин. Я обещаю тебе его съесть. А ты позволишь мне исправить то, что случилось.
– Мари, а кто это вообще такой? – поинтересовался Алекс. – И какого хрена он в моих брюках?
Его Величество с большим сожалением отпустил руку жены и подошел к Романи.
– Желаете поединок, мессир? – спросил он холодно.
– Чего? – приподнял бровь «мессир».
– Прости, Мари, – буркнул Мишель, и челюсть Алекса снова пострадала от тяжелого королевского кулака.
Второй удар «уронил» режиссера на пол.
– Мишель, прекрати! – воскликнула Ее Величество. – Алекс, уйди, пожалуйста, мы поговорим позже! Я все верну тебе в офисе!
Де Наве обернулся к жене, слегка пожал плечами и отошел от поднимающегося Алекса.
По дороге к двери Романи продолжал что-то бубнить про ребенка, про то, что Лиз была ошибкой, и что им обязательно надо поговорить. А когда Мари, захлопнув за ним дверь, вернулась в комнату, она сердито заявила своему мужу:
– Какой ты рыцарь? Ты дикарь!
– Я твой муж. И этого уже не изменишь.
– Считай, что мы развелись!
Мари села на диван и, схватив лэптоп, отгородилась им от него. И от всего мира заодно.
Мишель сердито глянул на нее и, расположившись на другом краю дивана, включил телевизор, вспомнив, как вчера это сделала Мари. Что показывали в этом чертовом ящике, он не понимал. Он продолжал поглядывать на жену и сердиться.
Они не знали, сколько просидели вот так. То ли несколько минут, то ли несколько часов. Они ужасно злились друг на друга. И вместе с тем… это был один из тех вечеров, когда они были вместе. Все равно, как если бы она устроилась у него на коленях – сердитая, недовольная… А он мирился бы с ней, целуя ее.
Такого никогда не было в их жизни. И вместе с тем было что-то удивительно знакомое в этом вечере.
Она думала об этом. Гнала от себя эти мысли. И была совершенно уверена в главном – он ее любил. И она его любила. Как просто.
Ее голова склонилась, пока подбородок не упал на грудь. И королева Мари уснула. С мыслью об упрямом своем муже.
В который раз глянув на нее, Мишель заметил, что глаза ее закрыты, а дыхание ровное и тихое. Он тихонько подошел к ней и, взяв на руки, отнес в спальню. Уложив на кровать, сел на пол рядом и стал поглаживать по голове.
– Мари, – заговорил он, разглядывая ее безмятежное во сне лицо. – Мари, я люблю тебя. Жизнь моя без тебя станет пустой. Мне так жаль, что ты несчастна, что я не оправдал твоих ожиданий, что ты захотела убежать от меня. Мари, Мари…
Мишель нежно коснулся ее губ и, кинув под голову подушку с кресла, устроился на ночь на полу.
А она никак не могла понять, приснились ей его слова, или он, и правда, произнес их.
XIX
23 декабря 1186 года, Трезмонский замок
– Почему ты не спишь? Откуда только в тебе столько живости, маленький дьявол! – бубнил Паулюс, шагая по своей комнате и пытаясь укачать юного маркиза. С большими усилиями святому брату чуть раньше удалось напоить ребенка молоком. И даже после этого маленький Серж отказывался спать. Он по-прежнему смотрел на монаха во все глаза, иногда строя ему гримасы, разгадать которые Паулюсу не удавалось. Но младенец хотя бы не хныкал.
Самому святому брату после бессонной ночи и неудачного во всех отношениях утра, кусок в горло не пошел, несмотря на ароматы, исходившие от омлета и паштета. Все, о чем он сейчас мечтал – выпить пару-тройку кружек вина и выспаться. Без сновидений и в тишине.
– Лиииз, – протянул Поль, подойдя к окну. Там выла вьюга, заметая весь белый свет. Но юный маркиз умел перекричать даже вьюгу. – Не сможем мы прогуляться. И я не смогу показать тебе свой виноградник, – монах разочарованно вздохнул. – Вдруг бы он, и правда, после прогулки заснул. А теперь придется терпеть его и дальше. И откуда только силы берет?
Лиз высунула голову из-под одеяла и хмуро посмотрела на Сержа. Ни одному человеку на земле еще не доводилось довести мадемуазель де Савинье до того, чтобы от проблемы она сбежала под одеяло. Сыну трубадура – удалось! Но едва она увидала Поля, таскающего по комнате этого монстра, умиленная улыбка расползлась по ее лицу.
– А нельзя оставить его кому-нибудь еще? – спросила она с надеждой.
– Мне хочется избавиться от него не меньше, чем тебе, – проворчал Паулюс. – Но кому ж его оставишь? Барбара занята, кормилица больна, Полин, наверное, новенькая. А Андреасу нельзя доверить даже ящерицу. Он и ее уморит! – монах снова взглянул на ребенка. – Вот если бы знать, где сам Скриб или мамаша этого изверга…
– Ясное дело где, – обреченно вздохнула Лиз, спустив босые ноги с топчана, – трубадур по герцогине страдает, а мать этой сволочи мозг ему выносит. Интересно, какая дура на него клюнула! Я бы посмотрела на эту женщину!
– Да я бы тоже не отказался посмотреть. И откуда только она взялась? Вроде бы в деревне Скриб ни с кем не водился… – Паулюс сел на топчан рядом с Лиз, примостил младенца на коленях и задумчиво почесал затылок. – Хотя, герцогиня, вроде, и не дура, а вон до чего у них с трубадуром-то дошло!
– У вас здесь всегда так все сложно?
– Да по-разному бывает, – пожал плечами Паулюс.
Словно в подтверждение его слов юный Серж что-то важно агукнул.
– А тебя вообще не спрашивали, – ткнула Лиз пальцем в малолетнего маркиза и вдруг подняла глаза на Паулюса, – я знаю, как нам избавиться от него!
– Как? – живо отозвался святой брат. Юный маркиз, не издавая не звука, немигающим взглядом тоже уставился на Лиз.
– Надо найти дыру во времени! – объявила Лиз де Савинье и вдруг подумала, что в последнее время не отличается оригинальностью идей – все повторяется. Но она поспешила запихнуть эту мысль обратно, туда, откуда она появилась – в глубины своего подсознания. – Начать предлагаю с кухни. Портал открыт явно там!
– Кто открыт? – переспросил Паулюс.
– Неважно! – отмахнулась Лиз. – Надо перешерстить кухню! Потому что обедать сегодня я намерена дома, в Париже.
– Шерсти на кухне точно нет! Барбара, хоть и сердитая, но за чистотой смотрит, – сказал монах, снова начав качать захныкавшего ребенка.
– Шеф-поваром к себе в ресторан я ее все равно не возьму, она меня достала уже. Бери ребенка, пошли на кухню! – Лиз решительно встала, надела башмаки, что были ей сильно велики, и вдруг попросила:
– Закрой ему уши, пожалуйста.
Паулюс удивился, но выполнил просьбу Лиз, приложив ладони к ушам Сержа.
– Как показывает мой опыт пребывания в двенадцатом веке, – прошептала Лиз, склонившись к лицу Паулюса, – с сексом здесь совсем все туго. Это еще один аргумент в пользу возвращения домой. А теперь закрой ему глаза.
Паулюс послушно отвел ладони от ушей ребенка и прикрыл ему глаза.
Лиз наклонилась еще ниже, чтобы доставать до его губ. Провела языком по ним. И только обхватила его шею, чтобы углубить поцелуй, как раздался очередной вопль малолетнего полудурка.
Монах в отчаянии помянул всех святых и тоже вскочил на ноги.
– Идем! – решительно произнес он, сорвал быстрый поцелуй с губ Лиз и уверенными шагами пошел из комнаты, продолжая покачивать ребенка и втайне надеясь, что он, наконец, устанет и заснет.
XX
Межвременье – 23 декабря 2015 года, Париж
– Проходи, король, проходи, нынче у нас прекрасное вино – вино, испив которого, никогда не забудешь вкуса. Имя у вина чудесное. Волшебное. Мы с Белинусом зовем его Любовью. Проходи, король, проходи.
Голос болтал без умолку. Голос старца, сидевшего в углу комнаты с низким потолком, и выбивающего что-то на камне.
– Садись, король. Сейчас придет твой отец. И тогда потолкуем хорошенько.
Король приглядывался к говорившему.
– Отец? Почему отец?
И повинуясь силе, которой было подвластно многое, стал ждать…
– А кого хотел бы ты видеть? – отозвался старец и убрал в сторону свой молот.
– Что это будет? – спросил, подходя, король.
– Ему темно. Он просил сделать лампу. Темно ему, король. Засветишь, когда будет готово?
– Post tenebras lux. Кто выбрал меня?
– Тебя выбрало время. Оно, всемогущее.
Старец посмотрел на короля, и в чертах его отразилось вдруг что-то смутно знакомое.
– Мой сын повелевал двенадцатью рыцарями. И стал королем. Только я совсем позабыл его имя. Ты не помнишь?
– Ты говоришь загадками, старик, – нахмурившись, сказал король. Он не доверял образам, играющим с ним.
Тот коротко хохотнул и показал ему серый гладкий камень, над которым работал. Камень был нетронут. Большой, овальный и гладкий, он тихонько мерцал в руках старца.
– Нравится лампа?
– Нравится, – не отводя глаз, восхищенно проговорил король.
– Ну, так забирай! Я же не представляю, что с ним делать. Пусть мой сын уже, наконец, вернется домой. Не нравится ему царствовать.
Король взял в руки протянутый стариком камень, и тот в одно мгновение разгорелся ослепительным светом.
– Мишель! Мишель! Ты с ума сошел? Ты почему на полу спишь?
Он рывком сел, недоуменно посмотрел на свою ладонь, словно желал в ней что-то найти.
– Не сердись, – проговорил Мишель негромко. – Мне хотелось быть рядом с тобой. Хотя бы еще одну ночь. Не гони меня.
– Не гнать тебя? – прошипела она. – Не гнать? Скажи, я хоть раз тебя прогоняла, тогда как ты!..
Она не договорила и сердито отвернулась.
– Что я? – надменно переспросил Мишель. Ночные образы, приходя не ко времени, делали его раздражительным.
– Уверен, что хочешь это слышать?
– Уверен, что тебе хочется сказать!
– Да! – выпалила Мари, снова обернувшись к нему. Глаза ее в темноте по-кошачьи поблескивали, а рот некрасиво искривился. – Да, мне хочется сказать! Ты игнорировал меня… месяцами! Ты меня не хотел! Ты фактически меня бросил, отговариваясь всякой ерундой! Я, дура, развесила уши и слушала тебя, а на самом деле ты… тебя…
Не в силах продолжать она замолчала, продолжая испепелять его взглядом.
– Что именно ты называешь «ерундой»? – поинтересовался Мишель, любуясь ее возмущенным лицом.
– Те сказки, которые ты рассказывал… почему нам нельзя! Ты думаешь, после того, что я видела в саду, я поверю, что у тебя никого не было? Мог бы прямо сказать, что моя беременность… что тебе… Что тебе неприятна мысль о сексе с беременной женщиной
– При чем здесь мои мысли! – вконец рассердился Мишель. – Это запрещают лекари. И церковь… После всего, что случилось с матушкой, зная отца… Мари, я не могу допустить. Как ты не понимаешь?!
– А как ты не понимаешь! Что у меня есть и мысли, и желания! И что я не больная, слышишь! Не больная! Я просто жду ребенка!
– Он уже скоро родится. Давай лишь подождем.
– Подождем? Хорошо! Давай подождем! Давай подождем, пока ты окажешься в постели своей бывшей или кого-нибудь еще! Только ты ждать будешь в Фенелле, а я здесь! В конце концов, мать-одиночка в наши дни не приговор! И я больше никогда не буду выпрашивать секс у мужчины. Здесь с этим проблем нет!
– Вот сейчас ерунду говоришь ты! – сообщил король. – Ты придумала себе то, чего нет. И веришь в это, совсем не желая меня слушать.
– Разумеется, придумала! Я же сумасшедшая! Поцелуй в саду я тоже придумала! И твою холодность я придумала! Но знаешь что? Не может мужчина обходиться столько времени без женщины, если он ее действительно хочет! Значит ты – не хочешь! Потому что шарахаешься от меня, как от прокаженной!
– Я тебя люблю! И потому буду ждать, сколько потребуется, чтобы и с тобой, и с нашим сыном все было в порядке!
– С дочкой!
– С нашим ребенком!
Мари некоторое время смотрела прямо в его глаза, будто бы что-то отчаянно в них искала и никак не могла найти. Потом судорожно выдохнула и отползла по постели на другой ее край, подальше от мужа. И сухо произнесла:
– Ты как будто каменный. И это ты меня не хочешь слышать – не я тебя. Впрочем, у камней и ушей-то нет.
– Ничего я не каменный, – выдохнул он ей в самое ухо горячим шепотом. От этого шепота Мари вздрогнула и повернула к нему лицо.
– Тогда неужели ты не видишь, – не менее горячо зашептала она, – что я разве что кошкой не кричу?
– Не всегда следует доверять собственным глазам.
– Знаешь что! Это не я тебе изменяла! Иначе моя проблема давно была бы решена!
– Я тебе не изменял, – устало в тысячный раз проговорил Мишель.
– Возможно. Но ты ее хотел!
– Нет! – взревел он. – Как мне тебе доказать?
– Не смей на меня кричать! – взвизгнула Мари. – И возвращайся на свой диван! Утром поговорим, когда успокоишься!
– Нет, я буду спать здесь!
– Тогда уйду я!
Она резво, насколько позволяло ее положение, вскочила с постели и направилась к выходу из комнаты.
– И ты никуда не пойдешь! – распорядился Мишель. Он вскочил следом за ней, подхватил на руки и вернул обратно в кровать. – Будем спать вместе.
Она забарахталась, вырываясь, и возмущенно воскликнула:
– Ты не имеешь права!
– Еще как имею!
– Я с тобой разведусь! – выкрикнула Мари и ударила кулачками по его плечам. – И уеду в Южную Америку!
– Такого королевства не существует, – возразил Мишель, терпеливо снося ее побои.
– Вот и прекрасно! Значит, там ты меня не найдешь!
– Найду. Я найду тебя где угодно.
– Ненавижу тебя!
– А я тебя люблю.
– Ну и пожалуйста, – выдохнула она отчаянно. – Пожалуйста, оставайся. С тобой спать – все равно что одной!
– Ах так! – возмутился Мишель и впился в ее губы горячим, страстным поцелуем.
Мари застыла от неожиданности, позволяя ему прикасаться к себе, но это длилось лишь мгновение. Она вновь забарахталась, пытаясь выбраться из кокона его рук и рассерженно замычала. Но он лишь крепче прижимал ее к себе, не отпуская ни ее губы, ни тело. Она заколотила ладонями по его спине и попробовала увернуться, чувствуя, как кровь прихлынула к вискам и разозлившись от этого еще больше. А потом сделала то, чего от самой себя не ожидала. Она втянула носом воздух и тут же решительно выдохнула его ему в рот, понимая, что начинает смеяться.
Мишель в ответ тоже весело фыркнул и вернулся к прерванному поцелую.
– Ты невозможный… – успела возмутиться она.
Он лишь кивнул. А после, когда они засыпали, он зарылся носом ей в волосы и шепнул:
– Я невозможный…
XXI
23 декабря 1186 года, королевство Трезмон, «Ржавая подкова»
Только у двери комнаты Сержа, которую разделила с ним в прошедшую ночь, маркиза очнулась. Резко развернулась и пошла в другую часть коридора, где было ее новое пристанище. Если бы не метель…
Катрин замерла на миг и толкнула дверь. Нерешительно осмотревшись, облегченно вздохнула. Комната была пуста. Она опустилась на топчан и, откинувшись на стену, прикрыла глаза.
Разбудил ее лишь несколько часов спустя грубый голос у самого лица.
– А ну кыш с топчана, fellator! – пробасил голос, и чужое дыхание обдало ее винными парами.
Маркиза вздрогнула. Прямо перед собой она увидела блестящие белки чужих глаз и свечу, которой возмущающийся рыцарь светил ей прямо в лицо. Маркиза попыталась отшатнуться. Но она и без того опиралась на стену.
– За этот топчан мной уплачено хозяину, – проговорила Катрин, вцепившись до боли руками в необструганные доски.
– А я говорю кыш! – рявкнул не слишком трезвый рыцарь, схватив ее за капюшон и стаскивая с топчана.
Поморщившись от заноз, которые оказались в ладонях, Катрин воскликнула:
– Чем вас кровать не устраивает? Зачем вам топчан?
– Затем, что ты, citocacius, места своего не знаешь. А всяк должен знать свое место! – пьяным голосом объявил рыцарь и, наконец, сдернул Катрин на пол.
Спорить было бессмысленно.
– Да, мессир, – пробормотала она и отошла подальше от буйного постояльца.
Рыцарь, видимо, не особо удовлетворился ее послушанием и, усевшись на топчан, выставил вперед ногу.
– А теперь помоги мне разуться!
– Сами разувайтесь, – пробормотала маркиза, перемещаясь от нетрезвого соседа поближе к двери.
Рыцарь изумленно окинул ее взглядом, будто заинтересовался забавным насекомым, и, улыбнувшись уморительно снисходительной улыбкой, сказал:
– Ааааа… Да ты, поди, попросту не знаешь, кто я!
– Не знаю, мессир.
Рыцарь поднялся с топчана и попытался принять величественную позу.
– И чего ждать от этого Трезмона, когда здесь эдак встречают фрейхерра Кайзерлинга, наивернейшего из подданных Фридриха Гогенштауфена из Вестфалии! – объявил он и рухнул назад, доски под ним скрипнули, а из груди его вырвался протяжный звук отрыжки.
Катрин поморщилась и попыталась вжаться в стену. Теперь она уж не знала, что хуже, быть в одной комнате с Сержем или с этим… фрейхерром.
– Ваша слава раскинулась широко за пределы Вестфалии, мессир, – набравшись смелости, произнесла растерянная маркиза.
– А если так, то разувай меня! – удовлетворившись, потребовал Кайзерлинг.
– Это слишком большая честь для меня, мессир. Я не достоин ее, – Катрин сделала еще один шаг к двери.
В одно мгновение пьяный до невменяемого состояния рыцарь оказался возле нее и рявкнул прямо в лицо, снова обдав винными парами:
– Я сказал, разувай! А после принесешь мне еще вина да бабенку приведешь. Только смотри, я на кости не бросаюсь. Мне поздоровее!
Катрин становилось не по себе. Но чертова дверь, которая была для нее единственным спасением, словно исчезла среди камней комнатных стен.
– Может, я сначала вам вина принесу, рыцарь Кайзерлинг? – спросила она, посылая небу одновременно молитвы и проклятия.
Рыцарь замер, внимательно вглядываясь сквозь сумрак комнаты в лицо соседа. Мутный его взгляд стал каким-то масляным, почти нежным, как топленое молоко. Он протянул руку и коснулся ее шеи грубой лапищей с обломанными ногтями. Мизинца на руке не наблюдалось.
– А ты, не иначе, от родителей удрал да в Святую землю собрался?
Маркиза отшатнулась.
– Нет, – отчаянно стараясь не расплакаться, сказала она, – я здесь… с родственником.
– Так я тебе и поверил, – загоготал фрейхерр Кайзерлинг, – спишь-то ты здесь, а не с родственником. Пожалуй, обойдемся мы и без бабенки пока. Что может быть лучше доброй мужской компании, верно, юнец? Без мужской компании совсем бы я пропал в походе против Ломбардской лиги! С тех пор, так сказать, имею слабость.
– Так свободных мест не было. Метель, мессир. А родственник мой в соседней комнате живет.
– Ну и славно. Не станем мы мешать родственнику! – радостно заверил Кайзерлинг, стаскивая с Катрин плащ.
И тут совершенно растерянная маркиза нащупала, наконец, дверь. Она толкнула ее, та, к счастью, оказалась не запертой, и Катрин выскользнула в коридор. Не раздумывая, она помчалась в единственное место, где могла чувствовать себя в безопасности – к Сержу.
Оставалось несколько шагов, лишь повернуть за угол…
… что хуже, терпеть приставания фрейхерра или увидеть Сержа в объятиях гостиничной девки?
И все-таки она пережила и то, и другое в этот вечер. Придерживая за локоть одну из служанок, прислуживавших в гостинице, Серж направлялся в свою комнату. И намерения его были очевидны, стоило взглянуть на эту грязную девку, которая ни на что не годилась, кроме как служить подстилкой не слишком прихотливым господам.
Катрин метнулась обратно и замерла, боясь шелохнуться, пока не услышала, как затворилась дверь, и со скрипом опустился засов.
Это стало последней каплей. Маркиза, не задумываясь о том, что плащ ее остался в комнате Кайзерлинга, бросилась на конюшню. Там она велела немедленно оседлать Фабиуса. И вскоре затерялась в метели.
