Текст книги "Змееносец. Истинная кровь (СИ)"
Автор книги: Jk Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)
III
21 декабря 1186 года, Фенелла
Целый год прошел со дня свадьбы короля Мишеля и Мари, а ему казалось, будто все это случилось только вчера. Впрочем, самым важным было то, что все-таки это сучилось. Вопреки всем надеждам, свадьба не состоялась так скоро, как хотелось де Наве. Странным образом исчез брат Паулюс. Он никому не сообщал об отъезде, да никто и не видел, чтобы он покидал замок. Но монаха и след простыл. Сначала решили, что тот где-то заснул после обильных возлияний. Но дни проходили за днями, а Паулюс так и не появился. Смирившись с тем, что монаха больше нет, Мишель послал в Вайссенкройц с просьбой прислать к нему еще одного брата, не вдаваясь в лишние объяснения. И воспользовавшись отсрочкой, пригласил в королевство лучших мастериц швейного дела, которые смогли бы сшить для Мари самое красивое платье из шитых когда-либо прежде.
Почти месяц ушел на все приготовления. Но вот платье было готово, монах-цистерцианец прибыл, и в Фенелле зазвонили, наконец, свадебные колокола.
Его Величество улыбнулся своим воспоминаниям. Сегодняшний праздник он затеял ради Мари. Теперь она все чаще становилась то грустной, то раздражительной, в то время как сам Мишель с радостью ожидал часа, когда возьмет на руки своего сына. Он искренне полагал, что встреча с гостями развлечет королеву и отвлечет от мрачных мыслей.
Впрочем, и его самого обуревали мысли не самые светлые.
Ужасная смерть матери была слишком ярким воспоминанием, долго преследовавшим его в сновидениях. И теперь нередко они преследовали его снова, наполняя душу ледяным холодом страха за Мари.
Чтобы не допустить ничего подобного с собственно супругой, Мишель делал все, что считал правильным, дабы избежать трагедии.
Потому он велел вдвое увеличить количество факелов во всех без исключения коридорах замка.
Потому всегда рядом с Ее Величеством находился кто-нибудь из слуг, если он сам не мог сопровождать ее. Это делалось, однако, в строжайшей тайне. Мишель знал, что Мари не одобрит эту его выходку, сочтя его заботу чрезмерной и суеверной.
Если бы и все остальное можно было скрыть от нее. Случилось так, что многовековые семейные предания, тревога за Мари, два трактата по медицине, изученных самым тщательным образом, и долгая беседа с доктором Андреасом, которую тот затеял, едва прознал о положении Ее Величества, заставили Мишеля отказаться от исполнения супружеского долга и терпеливо ждать счастливого дня, когда на свет появится его наследник.
Это было нелегко, но Мишель был готов на все ради возлюбленной своей королевы.
От этих тяжелых переживаний, постоянно наполнявших мысли и душу, Его Величество отвлек странный дым, валивший из угла тронной залы. Не успел Мишель всерьез обеспокоиться происходящим, как из дыма вышел его новообретенный двоюродный братец – мэтр Петрунель. Кажется, за этот год он сильно сдал, словно прошли все двадцать. На лбу его выросла огромная бородавка, плечи сгорбились, как если бы на них опустили едва ли посильную ношу. А крючковатые пальцы торчали из-под длинного черного плаща, чуть придерживая его края. Удивительно, но он теперь казался старше их с Мишелем дядюшки – Великого магистра Маглора Форжерона, будто прожил неведомо где целую жизнь и лишь теперь явился в свое настоящее время.
– Приветствую вас, дорогой братец! – объявил Петрунель, с трудом поклонившись. – Прошу простить, что не оповестил вашего герольда о своем визите. Я по-простому. На правах родственника!
И закашлялся от дыма за спиной.
– И какого черта вас принесло? – отбросив в сторону любезность, спросил Мишель. – Я хорошо помню, что не приглашал вас. Выглядите вы не самым лучшим образом, любезный. Хвораете?
Мишель расположился в кресле, разглядывая скрюченную фигуру мэтра.
– В последнее время приходилось находиться не в лучших условиях, Ваше Величество! – объявил Петрунель с довольной улыбкой, обнажив коричневые зубы, от многих из которых остались одни осколки. – Но мучения мои были вознаграждены! И я немедленно прибыл к вам, чтобы преподнести к годовщине вашей свадьбы дорогой подарок… Клянусь, это будет самый лучший подарок для вас и моей дорогой сестрицы! Кстати, где она?
Петрунель стал оглядываться по сторонам, будто, и правда, ожидал, что Мари появится в зале чудесным образом.
– Ее Величество занята приготовлениями к торжеству. А вы зря так утруждались. Мы бы не обиделись, не явись вы сегодня.
– Позвольте с вами не согласиться, сир! Семья – это очень серьезно! – назидательно заявил Петрунель, подняв указательный палец к небу. – Тем более, такая славная, как наша с вами! Во мне говорит голос крови, Ваше Величество. И не важно, что из нас двоих королевская – лишь в ваших венах.
– Вы пришли дать мне наставлений в семейной жизни? Спешу вас уверить, с этим я вполне управлюсь сам, без вашей помощи.
– Как вам будет угодно, сир! – легко махнул рукой Петрунель и подошел ближе. – И все же позвольте предложить вам мой подарок. Уверяю вас, не пожалеете!
Мишель вздохнул. Отвязаться от него все равно невозможно.
– Извольте. Только побыстрее!
Петрунель доковылял до возвышения, на котором стояли троны короля и королевы, и, запыхавшись, опустился на трон Ее Величества.
– Стало быть, слушайте, сир! – проговорил он, повернувшись к Мишелю, подавшись вперед и понизив голос так, будто боялся, что кто-то их подслушает. – Я хочу подарить вам силу и могущество, равных которым нет на земле со времен Великого Белинуса. Эта сила заключена в Санграле – волшебном камне с Горы Спасения, где возвышается замок Монсальваж. Однако камень этот может получить не всякий, но лишь тот, кому дана власть над ним. Когда Великий Белинус, хранитель Санграля, скончался, сила его и дух его перешли в камень и остались в замке до тех пор, покуда их не возьмет по праву новый Хранитель. Согласно заклятию, камень явит себя лишь рыцарю истинной крови с богом в своем имени в три самых длинных ночи третьего года грядущей эры. И этот рыцарь унесет его с собой туда, где более никто никогда не получит его. Вот именно это я и хочу подарить вам, Ваше Величество!
Мишель некоторое время изучал постаревшее лицо кузена, а потом, не сдерживаясь, громко расхохотался. Почти до слез.
– Как вам не надоест? – спросил он, когда, наконец, смог успокоиться. – Что вы все рыщете в поисках силы и могущества? Вы хотя и мэтр, а глупы до невозможности. Оставьте меня в покое с вашими подарками. Ни я, ни королева не нуждаемся в них. И встаньте с трона моей супруги.
Мэтр Петрунель с самым оскорбленным видом, на какой был способен со своей бородавкой на лбу, вскочил с трона и тут же скрючился в три погибели, хватаясь за поясницу.
– Да чтоб забрал тебя Тевтат! Чтобы разорвали малосские псы! Чтоб ужалил да забодал тебя Кернунн! – завопил он.
– Теперь вы более походите на себя, чем пытались изобразить минуту назад, – Мишель улыбался, наблюдая за своим, волею судьбы, родственником. – Надеюсь, вам больше нечего здесь делать, и вы покинете мой замок, отправившись туда, откуда явились.
– Ваше Величество! Это я не вам! Это я своей пояснице! – обиженно проговорил Петрунель. – А что до нашего дела… Так я надеюсь, что вы передумаете. Где это видано, чтобы король от могущества отказывался. Посоветуйтесь с королевой. Моя дорогая сестрица – женщина разумная!
– Конечно, разумная. Поэтому чрезвычайно удивится, почему я до сих пор не выставил вас за ворота замка, а продолжаю вести с вами бестолковый разговор, – Его Величество начинал сердиться. Выдержка никогда не входила в число его добродетелей.
– Боюсь, как бы вам, Ваше Величество, не пришлось пожалеть о том, что вы отказываетесь, – вдруг переменившись в лице, сделавшись очень серьезным, почти зловеще серьезным, сказал мэтр Петрунель. – Пророчества никогда не лгут. Лгут люди. Нельзя отказываться от тех благ, что даруют нам высшие силы. Иначе рискуешь потерять много больше. И, как знать, может быть, самое важное.
– Магистр! Я уже жалею, что трачу на вас драгоценное время, – Мишелю покуда удавалось держать себя в руках. – Я не верю в ваше бескорыстие. И предлагая мне блага, вы и сами рассчитываете на многое, не так ли? И это еще одна причина, по которой я не стану задерживать вас.
– Как вам будет угодно, дорогой брат. Как вам будет угодно! – проскрежетал Петрунель и, обдав короля клубами удушающего дыма, исчез.
Мишель помахал рукой перед собой, пытаясь развеять смрад, и пару раз кашлянул.
– Вечно от него одни неприятности, – пробормотал он себе под нос.
– От кого неприятности? – донесся до него голос Мари. Полог в углу тронной залы приподнялся, и оттуда вышла его супруга. Точнее, сперва в зал вплыл ее живот, а уже потом и она сама.
Несмотря на поздний срок беременности, королева оставалась очень подвижной. Она так и не научилась носить покрывало, потому почти всегда ее волосы свободно вились кольцами по спине. Так и теперь – черные локоны обрамляли бледное тонкое лицо с сияющими ясными синими глазами, канцоны о которых слагали придворные музыканты, желая угодить своему королю. К слову, лицо ее было перепачкано красной краской. Как и платье. И ладони. В руках она держала тряпицу, которой пыталась оттереть пальцы.
Не дожидаясь ответа супруга, она осмотрела стены тронного зала, на которых алели розы, нарисованные ею же в ожидании свадьбы год назад.
– Надо перекрасить! – заявила королева Мари. – Розы – это банально до оскомины.
Его Величество, вынужденно осваивавший множество незнакомых слов, расплылся в довольной улыбке, подошел к Мари и поцеловал ее разукрашенное краской лицо.
– Розы – это прекрасно! Так же, как и ты. Ты – моя прекрасная роза, Мари, – улыбка его сделалась еще шире.
Мари сердито посмотрела на своего обожаемого супруга.
– Издеваешься, да? И ничего я не прекрасная! – объявила она. – Ты посмотри на меня! Жирная корова! Сегодня приезжает твоя… бывшая! А я так кошмарно выгляжу!
– Я только на тебя и смотрю, – Его Величество подвел Мари к трону, усадил ее и, забрав у нее тряпицу, стал вытирать разводы краски на ее щеках. – Ты красивая. А маркиза де Конфьян совершенно не стоит твоей печали.
Мари грустно улыбнулась.
О! Она прекрасно помнила первые дни в этом незнакомом ей, пугающем древнем мире, когда блуждала здесь, подобно слепому котенку. И если бы не Мишель, то, пожалуй, очень скоро попросилась бы домой. Но и теперь еще, недостаточно уверенная в себе, она, сама того не замечая, продолжала требовать от него все той же опеки, что и в первые месяцы своего пребывания в Фенелле. А в последнее время – так особенно.
И получала ее в той мере, на какую могла бы рассчитывать сестра, но не супруга. Он был нежен и заботлив во всем, чего бы ей ни захотелось. Он бродил за ней тенью, поддерживая ее каждую минуту. Он казался влюбленным и страстным – лишь до той поры, покуда не переступали они порог королевской опочивальни. Там Мишель становился равнодушным и безучастным. Впрочем, если быть совсем уж честной, то Мари пару раз пыталась соблазнить его вне спальни, но потерпела ту же неудачу, что и под балдахином их ложа.
О причинах, превративших его из любовника в друга – близкого, доброго, но друга! – спросила лишь однажды. Ответ ее не удовлетворил, хотя она и убеждала себя десятки раз, что муж у нее не просто муж, а средневековый король, причем «средневековый» – ключевое слово. Но где ей было справиться с мыслью, что беременность делает ее асексуальной, и тогда нужно дождаться родов и попробовать начать сначала? Или что она попросту наскучила ему, и тогда никакой надежды нет?
Первое было предпочтительнее второго. Если только не окажется слишком поздно.
– Барбара сказала… – проговорила Мари и запнулась. Подняла глаза на Мишеля и выдохнула, – что маркиза де Конфьян прекрасна. И что между вами…
Запнулась снова и прикрыла ясные глаза ресницами.
– Выгоню глупую старуху! – проворчал Мишель, глядя на свою королеву. – Мари, посмотри на меня. Не слушай всего, что болтают слуги. О прелестях маркизы тебе лучше расскажет ее супруг. А она сама – о том, почему сбежала, – Его Величество усмехнулся.
Мари коротко хихикнула и подняла голову.
– Обещаю тебе обстоятельно и разносторонне подойти к вопросу расследования взаимосвязи прелестей маркизы де Конфьян с обстоятельствами ее побега. Но Барбару не наказывай. Маркиз много, а кухарка такая у нас одна на все королевство.
– Если ты просишь, я не стану ее наказывать. Но длинный язык старой карги не впервые разносит дурные вести, – Мишель снова поцеловал Ее Величество. – И было бы лучше, если…
Он замолчал на полуслове, поскольку в зал вошел герольд и объявил о прибытии маркиза и маркизы де Конфьян с наследником. Мишель весело глянул на Мари.
– А вот и гости!
– Черт! – воскликнула королева, взглянув на пятна краски на ладонях. – Жирная грязная корова! Встречай их один!
Она вскочила с трона и, проскользнув в проход в углу залы, помчалась в королевские покои – отмываться, причесываться и переодеваться.
IV
22 декабря 1186 года, Фенелла
Солнце ярко освещало королевскую спальню, куда Мишель заглянул в поисках своей жены. Не обнаружив Мари в комнате, король усмехнулся. Он точно знал, где еще она может быть. Каждое утро в любую погоду Ее Величество обязательно гуляла по саду. Впрочем, именно сегодня погода как нельзя более располагала к прогулке.
Вчерашний вечер прошел весело. Мари, хотя и была привычно уже молчалива при посторонних, выглядела спокойной и, кажется, больше не изводила себя всякой чепухой. Черт бы побрал старую Барбару! С ней он еще обязательно поговорит!
Спать королева ушла рано, но это как раз было неудивительно в ее положении.
Мишель, как умел, развлекал гостей настолько, чтобы это не противоречило королевской чести. И, к его великому изумлению, маркиза Катрин неожиданно выказала живой интерес к оросительным каналам от реки Сэрпан-дОрэ, строительство которых король завершил в этом году. Она, как оказалось, желает разбить парк перед замком. И Мишель обещал показать, как он все устроил в своем саду. Но это все после. Теперь есть дела много важнее.
Его Величество быстро шел по тропинке, когда за одним из поворотов заметил забавную, но столь приятную его глазу женскую фигуру в зимнем отороченном густым мехом плаще.
– Вот вы где, любовь моя! – радостно окликнул он супругу.
Радуясь солнечному зимнему дню, маркиза де Конфьян неспешно ступала по расчищенной от снега дорожке сада вокруг Трезмонского замка. Прогулка навевала воспоминания, одновременно приятные и мучительные. Всего лишь год назад она бродила здесь же и думала о том, как станет хозяйкой и этому саду, и этому замку. Катрин поежилась, словно ей опять стало холодно. Теперь было ужасно странно, как могла она допускать подобное в своих намерениях. В то время как ее мыслями, сердцем, душой и телом владел совершенно другой мужчина. И он появился здесь в то злополучное утро. В то волшебное утро, когда посреди холодной осени для нее, пусть и на миг, наступило жаркое лето, которое дарили ей руки ее трубадура. Маркиза стыдливо улыбнулась, вспомнив его горячий поцелуй, и нахмурилась, когда подумала о том, что за этим последовало. А если бы она решилась и все же пошла под венец с королем?
Ее Светлость зажмурилась и тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли. К счастью, все обошлось.
Но как было бы чудесно, если бы и сегодняшним утром Серж пришел сюда за ней.
Хрустнула ветка, Катрин с надеждой обернулась.
– Вот вы где, любовь моя! – услышала она родной голос. Дыхание перехватило, щеки зарделись и, подхватив юбки, маркиза скорым шагом пошла навстречу возлюбленному мужу.
– Ой! – выдохнула Мари, наткнувшись в коридоре замка на долговязую мужскую фигуру, и едва не потеряла равновесие. Собственная неуклюжесть ее раздражала, хотя она и тщательно скрывала это. Мужчина немедленно подхватил ее под руку и помог удержаться на ногах. Падать с лестницы было не лучшей затеей в ее положении, а ей оставался всего шаг до каменных ступеней винтовой лестницы, что вела к боковому выходу в сад – самая короткая и излюбленная ее дорога.
– Доброе утро, мадам! – отозвался мужчина, и Мари узнала голос маркиза де Конфьяна, склонившегося в почтительном поклоне. – Держитесь крепче, здесь довольно круто. А камни скользкие, будто их веками полировали.
Из-за таких вот гладких камней погибла мать короля Мишеля. Это было известно всему королевству. С тех-то пор все темные углы, коридоры и лестницы были освещены пламенем факелов. Число которых увеличилось с того дня, как она сообщила супругу о своей беременности, будь она неладно!
– Благодарю вас, – растерянно проговорила Мари, торопясь накинуть капюшон плаща на голову – опять забыла эти чертовы покрывало и обруч – и заторопилась спуститься. Беседовать с маркизом ей было неловко. За целый год жизни в Фенелле, куда она угодила в День Змеиный, ей почти не приходилось общаться ни с кем, кроме слуг, и Мари прекрасно знала, что те искренно считают ее блаженной, жалея своего любимого короля. И канцоны, сочиняемые придворными поэтами – всего лишь лесть, предназначенная его ушам. Потому единственным, с кем она не боялась заговорить, был ее собственный муж. Она же всегда умудрялась ляпнуть что-то не то и не тогда. Почти во всех ее словах и действиях находилось такое, что противоречило проклятой королевской чести, которой Мишель придавал так много значения! И, никогда не считавшая себя идиоткой, Мари начинала сомневаться в собственных умственных способностях.
– Ваше Величество, позвольте мне сопроводить вас хотя бы по этой лестнице! – услышала она за спиной голос маркиза, не отстававшего ни на шаг.
– Черт бы вас подрал вместе с вашими лестницами, – пробубнила под нос Мари и обернулась к нему. – Как вам будет угодно….
Как там положено было обращаться к маркизам в Средние века? Ваша Светлость? Ваше Сиятельство? А если ты королева, то как тогда быть?
Маркиз взял ее под руку и с улыбкой сказал:
– Когда моя супруга носила под сердцем маленького Сержа, ей не дозволялось бродить в одиночестве.
– Позвольте посочувствовать маркизе.
Де Конфьян рассмеялся и толкнул дверцу – они как раз спустились к выходу в сад.
Накануне вечером он здорово набрался, как обычно, совсем не пьянея при этом. Но чаша за чашей заливаемое в глотку вино едва ли могло внушить королеве уважение. Да и вообще, на все пиршество она взирала будто бы с молчаливым осуждением. Говорила мало. И быстро покинула тронный зал. Слуги, с которыми и теперь по старой памяти Скриб был на равных, поговаривали, что она не в себе. Впрочем, это как раз походило на традицию семейства де Наве. Много лет назад король Александр был женат на юной графине Дюша. Спустя год после его женитьбы было объявлено о том, что молодая королева безумна, и ее заточили в монастырь. Спустя еще несколько месяцев королева скончалась, и король посадил на трон Элен Форжерон, сделав ее своей женой.
Но королева Мари все-таки совсем не походила на безумную. Она немного дичилась, но взгляд ее глаз из-под темных ресниц был острым и ясным. А еще ей понравились его канцоны. Он бы скорее счел ее сумасшедшей, если бы она не выказала своего восхищения ими. Последнее дозволялось одной только его супруге и старине Паулюсу.
– Не стоит сочувствовать маркизе, Ваше Величество. Я смею надеяться, мое общество едва ли ее тяготило.
Зимний воздух ударил Мари в лицо, и она жадно втянула его носом. Декабрьское солнце сияло обманчиво ярко, но совсем не грело.
– Благодарю вас за помощь, маркиз, далее я сама, – слушая его вполуха, сказала королева и, посильнее запахнув полы плаща, направилась вглубь сада. Однако не успела сделать и шага, как вдруг услышала голос Мишеля.
– Вот вы где, любовь моя! – произнес ее обожаемый супруг. Мари улыбнулась и бросилась вперед, на голос, обогнула высокую и очень старую липу, увитую диким плющом, и остановилась, как вкопанная.
В нескольких шагах от нее Мишель целовал прекрасную маркизу Катрин де Конфьян.
– Ой! – второй раз за день выдохнула Мари и прислонилась к липе.
– А я предупреждал, что прогулки в одиночестве не приведут ни к чему хорошему! – словно сквозь толщу воды, донесся до нее голос маркиза де Конфьяна, но она совсем не понимала его слов. Сердце ее пропустило удар и пустилось вскачь. Больше она уже почти ничего не слышала. Она только стояла, широко распахнув глаза и глядя на поцелуй, подаренный королем другой женщине.
Маркиз де Конфьян, спешивший на помощь королеве, которая, растяпа эдакая, наверняка подвернула ногу, или увидела змею, или бог знает, что еще… замер. Его Катрин обнимала за шею короля и жарко отвечала на поцелуй, который Его Величество, видимо, даровал своей подданной в знак… в знак общего интереса к оросительным каналам, ставшими главной темой минувшего вечера. Из груди его вырвался глухой стон. А сердце пронзила боль.
– Катрин! – выдохнул Серж Скриб маркиз де Конфьян и сжал кулаки, впуская в себя ярость. И отчего-то надеялся, что ярость заглушит эту адскую боль.
Его Величество услышал какой-то странный звук совсем рядом, в глазах вспыхнул яркий свет, от которого стало больно смотреть. Но уже через мгновение он с недоумением взирал на маркизу де Конфьян, которую держал в объятиях, и которая пылко прижималась к нему губами.
Он отстранил ее от себя и, с трудом подбирая слова, выдавил:
– Вы что-нибудь понимаете?
А подняв глаза, заметил Мари. Она стояла неподалеку, под липой, и молча смотрела на них.
– Мари! – бросился к ней Мишель.
– Нет! – только и пискнула та и помчалась прочь, подхватив длинные полы плаща и подол платья.
Его Величество оглянулся на Катрин. Маркиза была бледна и с ужасом глядела на него, беззвучно шевеля губами. Он в отчаянии махнул рукой. Нельзя было терять ни минуты. Мишель снова повернулся с намерением догнать Мари и увидел, что под деревом находился еще один зритель. Его Светлость маркиз де Конфьян.
– Очень торопитесь, Ваше Величество? – с противной презрительной усмешкой выдохнул смертельно бледный маркиз и двинулся к нему.
– Очень, – отрезал де Наве. – Я к вашим услугам в любое время, но только не сейчас.
– Боюсь, любое другое время мне не подойдет! – рявкнул Серж, скидывая на ходу плащ. Меча при нем не было. Видимо, маркиз намеревался пустить в ход кулаки. – Меня интересует сейчас и здесь.
– Маркиз де Конфьян, я клянусь вам. Вы получите свой поединок, – как можно спокойнее сказал Мишель, понимая, что, как бы ему ни хотелось сейчас бежать за Мари, он не может этого сделать.
Катрин, наконец, удалось стряхнуть с себя оцепенение, владевшее ею. Нельзя было допустить нелепой схватки. Она подбежала к Сержу и почти повисла у него на руке.
– Серж, я прошу вас. Не надо. Вы же понимаете, что Его Величество должен объясниться с королевой.
Маркиз де Конфьян смотрел на ладони маркизы, обхватившие его локоть. Поднял взгляд к лицу. Как же она была прекрасна! Прекрасна, напугана и… лицемерна! Он выдернул руку и, не отрывая взгляда от Катрин, крикнул королю:
– Я жду, Ваше Величество! И полагаюсь на вашу честь.
Да к черту такую честь! Когда он вынужден делать не то, что до́лжно. Мишель расстегнул пряжку на плаще, и тяжелая ткань упала на землю.
– Я к вашим услугам, маркиз, – медленно произнес он.
Злая, жестокая улыбка исказила красивое лицо маркиза. Дернув Катрин за локоть, он отстранил ее от себя. И только после этого приблизился к королю.
– Что же вы, Ваше Величество, – процедил он сквозь зубы, – в лучших традициях рода де Наве? Впрочем, ваш отец был честнее. Женившись на бесноватой и получив за ней графство, он уморил ее прежде, чем привести в дом другую женщину, вашу матушку. Вы же решили действовать при живой жене. И живом муже.
«Пока еще живом!» – мелькнуло в голове маркиза, и он со всего размаху вмазал королю прямо по носу. Глядя, как Его Величество согнулся пополам, никакого удовлетворения он не испытывал.
– Маркиз, вы… – Мишель осекся, бросив быстрый взгляд на Катрин. Утерев кровь, брызнувшую из разбитого носа, он занес руку для ответного удара.
– Ваше Величество, я прошу вас… умоляю, остановитесь, – Катрин бросилась к ногам короля. – Не теряйте времени, ступайте к королеве Марии.
– Идите к черту, мадам! – заорал Серж, окончательно теряя голову от ярости. – Его Величество имеет полное право на ответный удар!
Король поднял Катрин с земли.
– Успокойтесь, маркиза, – он перевел взгляд на де Конфьяна. – А вы, умерьте свой гнев. Все совсем не так, как вы думаете. Спросите свою супругу.
И Мишель бегом бросился в замок. Недобрые предчувствия разрывали его сердце.
– И откуда ему знать, что я думаю? – проговорил маркиз де Конфьян, глядя вслед королю.
– Об этом не сложно догадаться, – пробормотала Ее Светлость.
Серж вздрогнул и обернулся к Катрин, пристально всмотревшись в ее лицо. Какое совершенство черт! Какая плавность и завершенность линий! Какая чистота во взгляде! Увидел бы ее в этот момент впервые – вновь потерял бы голову. Но как же вероломна бывает красота!
– Ну же, попробуйте, – бросил он, будто выплевывая слова, – попытайтесь убедить меня в том, что мои глаза мне лгут. Скажите же, что я безумец, мадам! Я жажду этого, как ничего и никогда не жаждал, кроме вашей любви.
Катрин отвела взгляд. Сейчас она видела в глазах мужа лишь презрение и боялась увидеть ненависть. И самое ужасное, что она прекрасно понимала его. Окажись маркиза на его месте, испытывала бы то же самое.
– Серж, я не знаю, как это произошло, – попыталась она объяснить не только мужу, но и себе то, чего не понимала. – Клянусь вам. Я просто гуляла по саду. Я вспоминала, как в прошлом году вы… И увидела вас там, на тропинке. Вы окликнули меня… – Катрин все же решилась поднять глаза и упрямо проговорила: – Там не было короля, там были вы.
Серж подошел к жене, не отрывая от нее взгляда. Как завороженный, он прошептал:
– Говорите же еще, мадам.
– Что? – удивленно спросила она.
– Говорите что-нибудь, Катрин, – зловеще шептал Серж. – Ваш голос подобен яду, проникающему под кожу. Ваши слова – будто лезвия, разрезающие сердце. Но ложь из ваших уст сладка и желанна. Она и убивает незаметно.
– Вы не верите мне, – обреченно пробормотала маркиза. – А я не знаю, как доказать вам, что это правда, – Катрин подошла к нему ближе и обвила его шею руками. – Серж, я не лгу вам. Я не смогла бы солгать вам.
– Нет, вы не лжете, мой ангел, – шепнул он в ее губы, – вы не лжете. Не может лгать та, для которой не существует правды.
Он резко дернулся, отцепил ее тонкие руки от своей шеи, чувствуя, как внутри все рвется к ней, но безжалостно подавляя это чувство. Отступил на шаг, поднял с земли свой плащ, перекинул его через руку и холодно бросил:
– Довольно, мадам! Хотя бы перед собой признайте. Вы целовали короля. И я никогда не поверю даже в то, что он заставил вас. Вы сами целовали короля.
– Там были вы! – выкрикнула она ему в лицо и тяжело вздохнула. – Вы. Я ни в чем не виновата перед вами.
– Вы ни в чем не виноваты передо мной. Когда вы повторите это в сотый раз, быть может, и сами поверите. Я поверить не могу. Теперь мне и слов не довольно.
Он манерно поклонился и помчался прочь, не в силах более смотреть на нее.
Катрин закуталась в плащ и подошла к старой липе. Прижавшись к ней спиной, она закинула голову и смотрела сквозь голые ветви, как тучи скрывают еще недавно яркое солнце. Прикрыла глаза. Слов ему не довольно… А чего ему будет довольно? Ее жизни? В голове вяло ворочались редкие мысли. И среди прочего так привычно вспомнилось о монастыре. Стоило уехать туда еще в прошлом году, как она и намеревалась. И ничего бы этого не было. Ничего бы совсем не было…
С глухим стуком опустился тяжелый засов. Мари обессиленно прислонилась к двери и закрыла глаза. Хоть раз за этот последний год ей приходилось запираться? Нет, Господи. Глупость какая! Нелепость. Супружеская спальня короля и королевы Трезмона. Комната, в которой они оказались, когда перенеслись в двенадцатый век из двадцать первого. И обстоятельства этого перемещения вспомнились ей, будто это случилось вчера. Каменный потолок. Красный балдахин. И луч солнца из окна, отражавшийся на них. Комната, в которой было столько счастья. И которая стала ее убежищем от странного мира за стенами замка. А еще комната, в которой она, как нигде до того, чувствовала свое одиночество.
Королева, оставленная королем.
Глупость не то, что она заперлась. Глупостью было считать, что он никого не завел себе за это время!
Интересно, а безумная графиня Дюша, о которой болтала Барбара, успела подарить ребенка Александру де Наве до того, как ее заперли в монастыре? Его тоже уморили, как и ее? Это судьба брошенных жен в странном и мрачном мире, куда ее забросило?
Мари рассмеялась, вздрогнула от звука собственного смеха и дернула головой, отгоняя морок. Сил не было совсем. Она медленно опустилась на пол и горько заплакала. Ее жизнь, казавшаяся, несмотря ни на что, удивительной волшебной сказкой, разбилась. Любви короля хватило на год. И что делать теперь, Мари не знала.
Неожиданно дверь ухнула, и Мари в ужасе уставилась на нее.
– Мари! Мари, отвори! – донесся из коридора голос супруга. – Пожалуйста.
Следом раздался нетерпеливый стук.
Королева неуклюже поднялась и, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, будто еще вчера не она легко носилась по замку, бросилась на другой конец комнаты. Их разделяла дверь. Дверь, разность воспитания и его поцелуй с другой женщиной.
Задыхаясь от рыданий, подступивших к горлу, она не могла и не хотела отвечать.
– Мари, – снова позвал он. – Прошу тебя. Нам нужно поговорить. Я все объясню.
Он замолчал. Как можно объяснить то, чему нет объяснения? Но он любит ее, а она любит его. Разве этого мало, чтобы понять?
– Мари, – Мишель оперся на дверь, слушая, что происходит в спальне. – Все не так, как ты увидела. Маркиза, она… Я не понимаю, откуда она взялась. Я бы никогда пальцем к ней не притронулся в здравом уме, слышишь? Мари… открой…
– Это обо мне слуги говорят, что я сумасшедшая! – выкрикнула Мари и тут же закрыла ладонью свой рот.
– Неправда! Ты добрая, милая, нежная. Мари, я люблю тебя.
– Убирайся!
– Я выломаю это чертову дверь, если ты сейчас же не отопрешь! – Мишель с размаху ударил кулаком по доскам.
От стука она вздрогнула и обхватила себя руками. Это было невыносимо. Невыносимо слышать его голос. Невыносимо знать, что он там, совсем рядом. Невыносимо знать, что он ей лжет. Сбежать бы от всего этого… Сбежать бы, да некуда. Некуда… Но ведь она и пришла сюда почти из ниоткуда. Мари подняла голову и снова посмотрела на дверь.
– Дядя Маг! – тихонько позвала она, думая, что, и вправду, совсем рехнулась.
За дверью, рядом Мишель опустился на пол, заставив себя успокоиться.
– Мари, прости меня. Мне никто не нужен, кроме тебя. Я люблю тебя. И нашего сына. Ты должна мне верить, – говорил он и снова прислушивался. – Ты слышишь меня? Мари, только не молчи.
