Текст книги "Змееносец. Истинная кровь (СИ)"

Автор книги: Jk Светлая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

XII

22 декабря 1186 года, Трезмонский замок

– Да уж… У нас так не шьют… – протянула Вивьен Лиз после ужина, рассматривая себя в оконном отражении – зеркала у Паулюса в комнате не было. А наряд ей определенно нравился. Изумрудный котт из тонкой шерсти застегивался изящной брошью под горлом. Она покружилась влево, вправо. Покрутила в руках обруч и покрывало и отбросила их в сторону.

– Королева у вас коротышка, судя по платью.

– Не назвал бы я ее коротышкой. Но тебе виднее, – подошел к ней Паулюс и счастливо чмокнул в щеку. – А тебе идет… И все-таки здо́рово, что ты оказалась здесь. Я уж скучать начал. Ты не думай, у нас здесь тоже интересно. Вот только… – он медленно почесал затылок. – Я же здесь монах. И ты… Старая Барбара нас в покое не оставит.

– Тут все просто, – отмахнулась Лиз. – Два варианта. Либо мы ищем дыру во времени и возвращаемся домой. Либо ты перестаешь быть монахом.

– Здесь тоже вроде как… дом.

Он осмотрелся. В квартире Лиз ему нравилось, но здесь, в этой простой комнате, в которой провел несколько лет, он чувствовал себя… хозяином. В то время как там – всего лишь гостем. Но и без Лиз он быть уже не хотел. Снять с себя монашество вряд ли возможно. Тогда остается лишь одно.

– Давай искать дыру, – уверенно заявил Паулюс.

Лиз села на постель и осмотрелась по сторонам. В голове ее энергично зашевелились извилины, и она стала строить версии, где наиболее логично разыскать выход из двенадцатого века. Собственно, если основываться на эмпирическом методе исследований, то вариантов у нее не так много.

– Я точно знаю, – медленно сказала Лиз, – что дыра во времени есть в твоей комнате, хотя в прошлый раз мы ее так и не нашли. И выходит она в мой ресторан. Но зато дыра на кухне ведет в полицейский участок Кюкюньяна!

– Угу, – промычал ей на ухо Паулюс, усевшись рядом и щекоча бока сквозь тонкую шерсть платья. – На кухню лучше не соваться. Барбара нам устроит Ночь всех святых, если мы начнем там что-то искать. А если мы разбудим этого дракона, то умрем с голода.

Лиз многозначительно посмотрела на его пальцы.

– Милый, если ты не прекратишь, то окажется, что я зря надевала это платье. Не буди дракона.

– Твоих дракончиков я не боюсь. Наоборот, я их очень люблю, – бормотал Поль, пытаясь дотянуться до края юбки. Все-таки с обычной одеждой Лиз гораздо проще управляться. – И да, зря ты надевала это платье. Ночь на дворе. Идти некуда, – и бросив возиться с подолом, потянулся к броши.

Лиз облизнула губы и торопливо задергала застежку, касаясь его пальцев.

– Тебе кто-нибудь говорил, что в шмотках монаха ты смотришься очень сексуально? – прошептала она ему на ухо.

– Угу, – промычал Паулюс.

– Кто?

– Ты, – радостно воскликнул монах.

В ответ Лиз пробормотала нечто нечленораздельное и, наконец, справилась с брошкой, освобождая плечи от ткани котта. Но была ведь еще камиза! Да и черт с ней, с камизой!

«Отдам Лиз свою, – подумал Паулюс, – под коттом будет не видно». И со всей силы рванул тонкую ткань.

В этот момент раздался страшный стук в дверь и чей-то громкий плач за ней.

Лиз в ужасе посмотрела на монаха и тихо, почти с надеждой, спросила:

– В сундук?

– В прошлый раз не насиделась? – пробурчал он.

Достав из сундука плащ, протянул его Лиз и, нахмурившись, пошел открывать. Хотя это… дежа вю! переставало ему нравиться.

– Барбара, – жалобно протянул Паулюс, увидев на пороге своей комнаты старую кухарку. А на руках у нее того, кого при нем называли юным маркизом. Маркиз что есть силы кричал, но, едва завидев монаха, замолчал на выдохе, видимо оценивая новое лицо в доме. И несколько раз поморгал – в глазах ребенка не было ни слезинки. А потом снова зашелся криком.

– Кормилица захворала! – пробасила Барбара, перекрикивая ребенка. – Месье Андреас забрал ее к себе, лечить! А мне и приглядеть некогда. Все, что могу, молока ему разогреть. Пусть приучается. Брат Паулюс, будь другом, понянькай эту ночь. К утру Генриетте, уж верно, получше станет.

Паулюс взял на руки вопящий что есть мочи сверток. Он не был уверен в скором выздоровлении кормилицы, коль за ее лечение взялся Андреас. Однако деваться некуда.

– Как хоть зовут-то его? – поднял он глаза на кухарку.

– Маркиз де Конфьян его зовут! – почтительно проговорила Барбара.

– Крестили его как? – сдерживая раздражение, уточнил монах.

– Ах это? Сержем, как старшего маркиза, конечно. Ну ты, брат Паулюс, и странный вернулся из своих дальних стран. Привидение-то твое как? Спит уже?

– Спит! Готовится к возвращению в свое измерение. Ты уж нам завтра завтрак пришли, будь любезна, – Паулюс широко улыбнулся.

Барбара щелкнула брата Паулюса по носу и засмеялась:

– Принесу. К четырем утра. Он как раз проснется. А после поведете юного маркиза на прогулку.

– Ладно, – пробормотал Паулюс, – ступай. Справлюсь с Божьей помощью.

– Так уж и с Божьей? – шутливо проворчала кухарка, пытаясь заглянуть в комнату монаха через его плечо.

– С Божьей, с Божьей, – монах подтолкнул Барбару плечом за порог. И закрыл дверь, толкнув ее ногой.

Сверток продолжал кричать. Паулюс подошел к Лиз и протянул ребенка ей.

– Вот!

– Ну… Круто… – опешив, пробормотала Лиз, – вот и не предохраняйся после этого.

XIII

23 декабря 2015 года, Париж

Мари повернула ключ в дверном замке и вошла в квартиру. Было очень тихо. Ужасно, пугающе тихо. Почему-то стало страшно. Вдруг…. Вдруг все? Вдруг он уже вернулся в Фенеллу? Вздрогнула. Сняла пальто и повесила на вешалку. В изнеможении прислонилась к стене, выронив пакет на пол. Просто руки опустились сами.

Когда она уходила, Мишель еще спал. Или делал вид, что спал. С него станется.

Вид у нее был дурацкий. Ничего из прежнего гардероба не подходило, кроме несчастных пижамных штанов и футболки Алекса. Кое-как облачившись в этот кошмар и накинув на плечи пальто, она вызвала такси и отправилась в ближайший торговый центр. Там и переоделась. В нормальную человеческую одежду. Для беременных.

Оттуда отправилась в супермаркет – есть все-таки что-то надо было. Одними страданиями сыт не будешь. И вообще, как говорит Барбара, надо много кушать, чтобы Его Высочество был здоровеньким. Мари грустно улыбнулась собственным мыслям и отлепилась от стены. С трудом наклонилась, чтобы снять сапоги. И, наконец, прошла в комнату, чувствуя, как замирает сердце при мысли о том, что Мишеля там может уже не быть.

Он был там. Был. Стоял у огромного, в человеческий рост окна. А услышав ее шаги, обернулся.

– Ты сегодня рано проснулась, – подошел он к ней.

– Разумеется, – холодно ответила Мари и почувствовала вдруг растерянность – она не знала, что делать сейчас возле него, чтобы не расплакаться в очередной раз. – У меня много дел. Очень много дел. Я звонила Кристофу. Оказывается, они не нашли мне замену. Принцессу Легран заменить непросто. Так что я возвращаюсь в агентство.

Нахмурившись, она направилась в сторону кухни, разбирать пакеты. Мишель уже привычно пошел за ней следом.

– Королеву Трезмонскую заменить невозможно. Тебе было скучно в Фенелле? Здесь у тебя дела…

Он задумчиво взял один из пакетов, принесенных Мари, и стал вслед за ней выкладывать содержимое в большой шкаф. Его Величество в сотый раз пытался придумать, как ему попасть в Монсальваж. И в сотый раз он приходил к тому, что без жены ему не справится.

– Здесь у меня жизнь, – коротко ответила Мари, стараясь не смотреть на него. – Понимаешь?

– Понимаю, – Мишель продолжал выкладывать продукты из пакета, которым не было конца. – Ты хочешь сказать, что весь прошедший год ты не жила?

Он отбросил в сторону пакет, громыхнувший чем-то внутри, и развернул Мари лицом к себе, чтобы видеть ее глаза.

– Я хочу сказать, что, оказывается, я придумала себе ту жизнь, – зло ответила она. – И незачем так шуметь! Подними пакет.

– Придумала? Значит, придумала? Прекрасно! – он отпустил ее. – В таком случае, ты придумала и меня, и нашего ребенка.

И ушел из кухни, вновь расположившись на диване. К черту! В Монсальваж! В конце концов, здесь все говорят по-французски. Надо лишь спросить.

– Подними этот чертов пакет! – донеслось до него.

Его Величество вздохнул, поднялся, вернулся в кухню, поднял пакет и поставил его на стол. Мари вынула из него коробку с круассанами и бутылку молока. Все это придвинула к Мишелю и коротко сказала:

– Пока кофе сварится, хоть этим перекуси. Так когда, говоришь, ты вернешься в Трезмон?

Он взглянул на нее уставшими глазами. Происходящее не укладывалось в его голове. Она считала придуманным прошедший год, в то время как он считал его самым счастливым. Она упорно пыталась его накормить, в то время как он даже смотреть на еду не желал. Она упорно желала знать, как скоро сможет от него избавиться…

– Тебе недолго придется меня терпеть… – негромко бросил он.

– Сколько? – отозвалась она так, будто это было самым главным вопросом на свете.

– Хочешь, я уйду прямо сейчас? – Мишель вновь пристально посмотрел на свою жену. Но ведь и это она считает выдумкой.

– Мы через все это уже проходили, Мишель. Если ты не угодишь под машину, то случится что-то еще. Сиди здесь, пока Петрунель, или с кем ты там на этот раз заключил сделку, не перенесет тебя обратно.

– А если мне придется сидеть здесь целый год? – спросил он, по-прежнему не отводя взгляда.

– Мне все равно. Все кончено, Мишель. Я думаю, чтобы это понять, года тебе не потребуется.

– Даже если я пойму, я не смирюсь с этим. Потому что все совсем не так, как ты думаешь. И однажды ты обязательно узнаешь…

– Черт бы тебя побрал! – не выдержала Мари, чувствуя, что голос начинает дрожать. – Я ничего не хочу знать! Я ничего не хочу видеть! Я устала от этого разговора! Я устала от тебя!

– Значит, мне лучше уйти, – направился в коридор Его Величество.

– Тебе не надоело? – крикнула Мари ему в спину.

В ответ на ее слова негромко хлопнула дверь.

– Идиот! – буркнула сквозь зубы Мари и привычно уже поплелась на балкон.

Выйдя из дома, Мишель медленно пошел по мостовой. Но, несмотря на свои твердые намерения, размышлял он не о Санграле, а о том, что будет, если ему придется вернуться в Фенеллу без Мари. У него есть королевство, обязанности, честь. Но, черт возьми, все это переставало иметь хоть какое-то значение без Ее Величества.

– Вы такси вызывали? – услышал он вдруг. – Месье, я спрашиваю, вы такси вызывали?

– Я никого не вызывал на по… – Мишель осекся. – Нет, месье, я никого не вызывал, – быстро добавил он.

– Уже пятнадцать минут стою. Никто не идет.

Мишель пожал плечами. Он сделал прочь пару шагов и вдруг вернулся обратно к повозке и спросил у ее хозяина:

– Месье, вы не подскажете, как я могу добраться в Монсальваж?

– Куда? – удивленным голосом отозвался тот.

– В Монсальваж, – терпеливо повторил Его Величество.

– Мне будет спокойнее, если из моей квартиры ты отправишься прямиком в Фенеллу, – сказала за его спиной Мари. Она сердито дергала полы пальто, но те разлетались от ветра, а она никак не могла с ними сладить. – И в какой еще Монсальваж ты собрался?

– Их разве много? – Мишель удивленно взглянул на жену.

– Я не знаю ни одного, – тихо ответила она. – Мишель… Пойдем завтракать… Ну сколько можно уже?

– Я не хочу завтракать. А ты, кажется, не хотела меня видеть. Зачем ты спустилась? Возвращайся домой. Холодно, заболеешь.

– Прекрасно. Ты вообще без куртки. Болеть будем вместе.

Он удивлено взглянул на Мари. Как все глупо выходит. Если даже она ничего не знает про Монсальваж, то на его поиски он лишь зря потратит время. Не лучше ли провести оставшиеся дни рядом со своей сердитой супругой?

– Идем к тебе, – согласился Мишель.

XIV

23 декабря 1186 года, королевство Трезмон, «Ржавая подкова»

Умирает ли любовь?

Серж Скриб открыл глаза и уперся взглядом в крошечный провал окна с серым куском неба за ним. Почему-то откуда-то изнутри шел этот вопрос, бьющийся птицей вместе с сердцем о грудную клетку. Умирает ли любовь? Верит ли он сам в то, что смерть любви возможна?

Он почти не спал в эту ночь, прислушиваясь к чуть слышному дыханию, доносившемуся с тюфяка, и задремав лишь перед рассветом.

А потом проснулся от этого вопроса да от стона, источника которого он найти не мог.

Может быть, так стонет его любовь, умирая?

Серж вгляделся в небо. И никак не мог понять – светает за окном или это утро такое. В комнате царил полумрак и невозможный холод, идущий, видимо, из щелей. Он прокрадывался под одежду, доставая до самой души.

«Мне всегда холодно без вас, маркиз».

Серж резко встал на постели. На улице бесновалась метель. Это она стонала. Это она не давала забыть. Это она задавала вопросы раз за разом, терзая его: умирает ли любовь?

Маркиз де Конфьян быстро посмотрел в угол, где на тюфяке спала его жена. И почувствовал, как в нем свой яд начинает проливать горечь. Он медленно спустил свои ноги с постели и подошел к ней. Катрин лежала, закрыв глаза, и была такой безмятежной и такой прекрасной… С коротко остриженными волосами лицо ее казалось совсем юным, мальчишески угловатым, но вместе с тем совершенным. Эта белая кожа… Эти голубоватые жилки у висков… Этот изгиб золотистых бровей…

Из груди его вырвался глухой… то ли стон, то ли рык… И, слившись со стоном метели за окном, он задавал все тот же вопрос, остававшийся без ответа: умирает ли любовь?

Серж взял со своей постели одеяло, вернулся к Катрин и осторожно накрыл ее. Было холодно. Всего лишь зима.

Словно кто-то дохнул ей в лицо, и что-то тяжелое опустилось ей на плечи. От этого Катрин проснулась. Улыбнулась, открыла глаза и вспомнила. Все вспомнила. Улыбка сошла с ее лица.

– Доброе утро, мессир, – негромко сказала она, заметив Сержа, и, поеживаясь, села на тюфяке.

Он не уехал, как говорил. Ночью она боялась, что он не вернется. Хотела обязательно дождаться, но усталость сморила ее. И утро не принесло отдыха, а заставило терзаться вопросами, остающимися без ответов. Почему он не уехал? Есть ли в этом хоть капля надежды, что он передумает? Что может заставить его остаться?

Письмо! Уже у ворот, когда она уезжала, мальчишка передал ей письмо от брата Паулюса для маркиза. Достав из-за пазухи свиток, она протянула его Сержу.

– Брат Паулюс передал вам. Он снова в Фенелле. Я захватила письмо с собой, подумала, что вы захотите узнать новости от старого друга.

Глядя на свою чуть только проснувшуюся и такую взволнованную, немного суетящуюся супругу, маркиз де Конфьян и сам почувствовал себя взволнованным. Нечто тревожное и такое хрупкое крошечным узелком связывало его самого в еще больший узел.

– Как? Этот прохвост вернулся? – спросил он, нахмурившись от собственных мыслей. Ничего тревожного и, уж тем более, хрупкого он не хотел.

Серж потянулся, чтобы взять из ладони Катрин письмо и, невольно коснувшись ее пальцев, быстро отдернул руку со свитком.

– Вы видели его?

– Нет, не довелось.

От маркизы не укрылся этот его жест, будто он боялся, что ее прикосновение ядовито. Где-то внутри защемило, и она почувствовала, как к глазам подступают слезы. Но рыданий в его присутствии она не допустит. Она после оплачет его потерянную любовь.

Серж отошел к окну, разворачивая письмо. В комнате царил полумрак, и лишь у окошка можно было поймать хоть немного света. Все, что угодно, лишь бы держаться сейчас подальше от Катрин.

Наконец он сумел вглядеться в исписанные ровными, без лишних завитков, но вполне разборчивые строки. Однако в самой сути написанного сам черт мог сломить ногу!

«Друг мой, Скриб! – писал достойный всякого уважения монах. – Одно из моих сокровенных желаний – свидеться с тобой. Закатили бы мы с тобой знатную пирушку, как в старые добрые времена. А я бы поведал тебе о своих приключениях, поверить в которые в здравом уме невозможно. И если бы все это не произошло со мной лично, я бы думал, что случившееся – лишь причудливый сон. Но после пары-тройки бочонков хорошего Шабли и не в такое поверишь!

Однако, помня о твоем приглашении в Конфьян, я обязательно постараюсь навестить тебя в самое ближайшее время. Конечно же, прихватив вина. Эх, как же я мечтаю о тех ожидаемых мною днях, когда смогу угостить тебя вином со своего виноградника.

Но сейчас не об этом. В прошлый раз я совсем забыл тебе сообщить, что мадам Катрин ожидает ребенка. Твоего! Я помню, какой ты поборник тайны исповеди, но мне показалось, что, несмотря ни на что, ты должен об этом знать. Имеет ли это значение теперь, коли была свадьба, и каждый получил то, о чем мечтал, решать тебе.

А ты, оказывается, ужасно скрытен. От лучшего друга утаил, что имеешь еще одного сына. Хотя и убеждал меня, что увлечен лишь герцогиней, сам времени зря не терял. Впрочем, оно и верно. Раз уж твоя Катрин все одно предпочитает короля…»

– Он пьян был совсем, когда это писал? – буркнул Серж себе под нос. Однако его немало задело то, что даже Паулюс, неизвестно где слонявшийся целый год, оказывается, знал о том, что Катрин и король стали любовниками. От этой мысли Серж рассердился еще сильнее. Рванул края бумаги и бросил обрывки под ноги.

– Собирайтесь, мадам! Мы немедленно едем. Каждый в свою сторону, – холодно объявил Серж и покинул комнату – следовало проверить коней.

Едва он вышел, маркиза вскочила и подобрала с пола клочок письма. Что такого мог написать глупый монах?

«…ужасно скрытен. От лучшего друга утаил, что имеешь еще одного сына. Хотя ты убеждал меня, что увлечен лишь герцогиней, сам времени зря не терял. Впрочем…» – выхватили ее глаза несколько строчек, и маркиза брезгливо отбросила от себя бумагу, словно то была скользкая жаба, покрытая бородавками.

Она обессилено опустилась снова на тюфяк и отвернулась к окну, за которым ничего не было видно из-за вьюги. Какой она была глупой, поверив трубадуру. Он лишь посмеялся над ней. Эта мысль заставила Катрин горько усмехнуться.

Да, они поедут каждый в свою сторону. Маркиз де Конфьян должен вернуться в маркизат. Для этого у него теперь есть веская причина. Ей же следует вернуться за сыном. За своим сыном.

Покуда маркиза изучала чужую корреспонденцию, маркиз успел сделать несколько самых неприятных открытий. Первым из которых было то, что метель была куда более сильной, чем он ожидал. Все вокруг замело снегом, да и мести не переставало. Потому ни о каком отъезде в ближайшие несколько часов и речи идти не могло.

Вторым открытием стало то, что Игнис, которого он проведывал только накануне вечером, с трудом дышал и фыркал так, что было очевидно – простудился. Отдав хозяину нужные распоряжения и вернувшись назад, в дом, он сделал третье неприятное открытие. Как оказалось, свободных комнат, и правда, более не было. Потому никакой возможности избавиться от Катрин хотя бы на ближайшие несколько часов не имелось.

– Отъезд отменяется, мадам, – заявил он, едва толкнул дверь комнаты, которую ему теперь суждено было делить с собственной женой.

– Почему отменяется? – надменно спросила маркиза. – Мне необходимо немедленно уехать. Да и вы, кажется, торопились.

Он скрестил на груди руки и коротко усмехнулся – ее тону и тому, как не сочетается этот тон с по-мальчишечьи остриженными волосами.

– Выгляните в окно, и сами все поймете.

– Неужели ничего нельзя придумать?

Она смотрела на его скривившиеся губы, и сердце ее сжималось от боли. Он снова смеется над ней.

– Если вы так торопитесь в объятия Его Величества, то можете рискнуть. Быть может, они отогреют и ваш труп, коли вы околеете.

– Не вам меня упрекать! – презрительно бросила маркиза. – Я тороплюсь к Сержу. Я заберу его и уеду к старшему брату в Брабант, – она направилась к двери. – Вам бы тоже не мешало поторопиться. Заняться своим другим сыном. И, вероятно, его матерью.

Серж удивленно посмотрел на Катрин.

– Каким еще с… – понимание отразилось в его глазах, и он замолчал. Злая улыбка искривила его губы, но уста не проронили ни слова. Он медленно приблизился к супруге и всмотрелся в ее зеленые глаза хищной кошки. О, как он любил эти изумительные глаза! Как верил в силу, заключенную в этом взгляде!

– Не советую вам Брабант, мадам, – тихо сказал он, но голос в тишине прозвучал зловеще. – Там сырой климат. И довольно далеко от двора. Ваш венценосный любовник, я полагаю, не особо будет рад столь дальнему вашему пребыванию. Что до Сержа, то его место в Конфьяне.

– С чего бы вам переживать о том, что я собираюсь в Брабант? У вас теперь много других причин для переживаний, – упрямо проговорила она, не замечая его угрожающего тона. – А своего сына я вам не оставлю. Не хватало еще, чтобы им занималась чужая женщина.

Он склонился к ней так низко, что почувствовал ее дыхание на своем лице. И медленно проговорил:

– А вы попробуйте, мадам, заберите его.

Не отводя взгляда от его лица и не отстраняясь от него ни на шаг, маркиза лишь чуть сузила глаза и прошипела:

– Серж – мой! И если вы не отдадите мне его, я всем объявлю, что не вы его отец!

Он только приподнял бровь и выдохнул в самые ее губы:

– Cana!

А потом резко отстранился и быстро вышел, хлопнув дверью. Уже в темноте узкого коридора он устало привалился к стене и, что есть силы, ударил по ней кулаком. Умирает ли любовь? Нет. Она просто сжигает до самого черного пепла все живое, что есть в человеке.