Текст книги "Мертвые книги в московском тайнике"

143

нения, как речи и сочинения Licinius Calous, которые в ином месте нигде не находятся, сочинения Цицерона De Republiса, история Тацита и Полибия и другие, вызывают наше величайшее удивление. И эта библиотека хранилась «в тройных сводах близ комнаты царя», она составляла наследственное достояние царя и оставалась там до той минуты, когда своды были вскрыты для осмотра Веттерманом библиотеки, сокрытой в тайнике «сто и более лет».

Так как открытие этого сокровища «распространило бы из России в Европе времена Петрарки, Боккаччио, Филадельфа и Медичи», то Клоссиус производил усердные исследования об их местонахождении, но совершенно безуспешно. Он закончил эти исследования грустным предположением, что библиотека Иоанна погибла во время кремлевского пожара в 1626 г., или при разграблении Кремля поляками в 1611 г., или еще раньше.

Поиски Клоссиуса ограничились библиотеками Синодальной и Александровской Слободы, и со времени отрицательных этих поисков завеса, покрывающая судьбу затерянной библиотеки, никем не приподнималась.

Рассказанная выше история лейденской рукописи давала, казалось бы, новую точку опоры. В архиве Мининдел до сих пор не были произведены поиски, а между тем из него вышла в конце прошлого столетия драгоценная рукопись, равная по важности с теми сокровищами, которыми свидетели ХVI столетия восхищались в царской библиотеке.

В то же время мне удалось установить, что Маттеи имел случай видеть в архиве Мининдел не только обе рукописи Илиады, о которых упоминает Гейне, но также две рукописи на пергаменте четырех евангелистов и Григория Назианского(5) (siс!). Наконец, из разбросанных заметок Маттеи оказалось, что он сам владел собранием греческих рукописей, о происхождении которых он умалчивает.

Ничего не было проще, как предположить, что эти рукописи такого же происхождения, как лейденская рукопись, другими словами, что тщетно разыскиваемая Клоссиусом библиотека, хотя бы только в остатках, хранится в архивах Мининдел.

Такие исследования заставили меня не откладывать поездку в древнерусскую столицу. С большим ожиданием вступил я в залы архива, на ту почву, которая меня должна была приковать к себе в продолжении нескольких месяцев.[…]

Какого же рода были результаты моих поисков в архиве? Действительно, в библиотеке архива я нашел не только рукопись «Илиады», которая некогда составляла вместе с лейденской рукописью одно целое, но с великой радостью и удивлением нашел я здесь значительную библиотеку греческих и латинских рукописей (всего 43 номера).

Мне, однако, очень скоро пришлось убедиться, что ни одна из этих рукописей не может происходить из затерянной и отыскиваемой мною библиотеки царя Иоанна Грозного.

О греческих и латинских рукописях архива я помещу подробные данные в особой статье, которая должна скоро появиться, здесь же достаточно привести тот факт, что все эти рукописи без исключения привезены в Россию лишь после Иоанна 1Ч. Самые драгоценные в научном отношении оказались происходящими из владения иеромонаха Дионисия Янинского, и об этом Дионисии г. Белокуров мог, на основании актов архива, установить, что он умер в Нежине на обратном пути из Москвы в Албанию в 1690 г. и что Посольский приказ принял его наследство на хранение, а затем передал его своему крестнику, нынешнему архиву Мининдел.

На это собрание случайно попал в конце прошлого (ХVIII) столетия Маттеи, и ему удалось присвоить себе часть самого драгоценного сокровища изо всего собрания, именно, теперешнюю лейденскую рукопись. Невероятно, чтобы он сам лично отделил эту рукопись от первой половины,которая и по настоящее время находится в архиве, потому что в таком случае он сам едва ли обратил бы

144

внимание ученых на хранящуюся в архиве рукопись Гомера, что он делает два раза в Ноmеr Гейне(6), где он публично заявляет, что он временно брал эту рукопись из архива. Кроме того, в архиве находятся и в настоящее время многие рукописи, которые носят на себе печать значительного временного запущения (недостает начала или конца, многое разрезано и затем вшито в неподлежащие тетради и так далее). Вследствие стечения неблагоприятных обстоятельств (по всей вероятности, при переводе архива из Посольского приказа на Варварку в 1820 г.), обе части рукописи Гомера отделились, по-видимому, задолго до Маттеи.

Не останавливаясь долго на этой туманной, для наследства Дионисия, во всяком случае, неблагоприятной эпохе, мы с удовольствием обращаемся к тому факту, что в библиотеке, тем не менее сохранилась значительная часть древних рукописей, из которых можно получить порядочную жатву для науки. Но в вопросе, занимающем нас специально, архив оказался не имеющим значения, потому что, как я уже сказал, ожидания найти в нем остатки исчезнувшей царской библиотеки, к сожалению, не оправдались. Точно такие же результаты дали поиски, произведенные мною и в других библиотеках Москвы. Что между Синодальной библиотекой и библиотекой Иоанна IV не существует ни малейшей связи, нужно заявить самым решительным образом. Уже Клоссиус установил это, указав на то, что библиотека Иоанна IV помимо греческих отличалась еврейскими и в особенности латинскими рукописями, тогда как Синодальная библиотека владеет только рукописями греческими и славянскими. К этому нужно прибавить, что в настоящее время лучше, чем во времена Клоссиуса, известно происхождение рукописей Синодальной библиотеки. Эти рукописи, подобно собранию рукописей архива, всецело происходят из более нового привоза рукописей в Россию и поэтому, при разрешении вопроса о судьбе рукописей Иоанна IV, никакого значения не имеют.

Точно так же в библиотеке Успенского собора, которая отличается частию весьма древним составом (Мартынов, Снегирев), напрасно искать остатков царской библиотеки, как напрасно их искать и в библиотеках Сергиева Посада(7). О более новых библиотеках, Университетской и Румянцевского музея, и говорить нечего. Нигде нет и следа потерянных книжных сокровищ царя Иоанна.

Нужно ли поэтому думать, что окончательно потеряна надежда когда-либо отыскать эти сокровища?

Ответ на этот вопрос мы попытаемся дать в следующей статье»(8).

ПРЕДПОЛАГАЕМАЯ СУДЬБА ЦАРСКОЙ БИБЛИОТЕКИ.«Прежде всего приходится поговорить о том положении, которое занимает, русский ученый мир по отношению к библиотеке царя Иоанна, потому что это положение служит объяснением того обстоятельства, что до сих пор со стороны русских не делались поиски этой библиотеки. Первый русский исследователь, упомянувший о библиотеке Иоанна IV, был Карамзин, который говорит о ней в своей превосходной, достойной удивления, Истории Государства Российского (т. 1Х, гл. П, изд. 1844). Он заимствовал свои сведения у двух лифляндских писателей, Арндта и Гадебуша, которые со своей стороны позволили себе неверно объяснять первый источник (Сhroniс Nyenstadt); вот почему у Карамзина находится неверное сообщение, что Веттерман был библиотекарем Иоанна IV, и недоказанное предположение, что собрание рукописей царя Иоанна было привезено, как приданое княжны Софии Палеолог из Рима в Москву. О дальнейшей судьбе библиотеки Карамзин не высказывает никакого мнения.

Второе указание на эту библиотеку я нахожу у Снегирева в Ученых записках Московского университета (1833, с, 693). У него, рядом с сообщением Карамзина, в первый раз высказывается мнение, что обе библиотеки – Василия IV и Иоанна IV, поступили в Патриаршую, ныне Синодальную библиотеку. Это мнение Снегирев пытается поддержать, даже после ознакомления со статьей Клоссиуса, в «Памятниках Московских древностей», 1845 г., с. 179, где

145

в доказательство приводится даже письмо Паисия Лигарида 1663 г., хотя в нем (оно было напечатано в «Собрании государственных грамот», № 118) очевидно говорится только о вновь учрежденной Патриаршей библиотеке.

Мнение Снегирева сделалось всеобщим (Фабрициус «Кремль», с. 323), и в последнее время еще Рычин («Путеводитель», 1890, с. 198), который, впрочем, смешивает Веттермана с Маттеи.

Кто становится на точку зрения Снегирева, тот, конечно, считает совершенно излишним заниматься розысканиями о библиотеке Иоанна IV. Но в конце концов Снегирев сам усомнился в справедливости своих предположений, потому что в книге «Москва», изд. Мартынова, с ХVIII, он заканчивает статью о царской библиотеке словами: «Но участь ее нам доселе неизвестна».

Этими словами Снегирев возвращается на почву фактов. Если действительно верно, что из 800 рукописей Иоанна IV ни одна не перешла в одну из нынешних библиотек, то само собою является вопрос, действительно ли этот обширный и драгоценный клад совсем погиб или, быть может, находится сокрытым по настоящее время в своем тайном помещении? В русских кругах, как я сам в этом убедился, относятся к этому вопросу весьма скептически. Многочисленные разговоры и в особенности беседы с отличным знатоком истории Кремля, тайным советником Забелиным, не оставили во мне на этот счет никакого сомнения. А между тем мне ни от кого не пришлось выслушать вполне убедительный довод в подтверждение такого мнения. Во всяком случае, мои оппоненты должны будут согласиться, что со времени поисков Клоссиуса ничего не было сделано для того, чтобы убедиться в судьбе, постигшей этот затерянный клад.

Археологи, однако, успокоятся не раньше, чем будет вполне доказано, что упоминаемая библиотека действительно уничтожена.

Пока я позволю себе кратко указать на те пункты, которые при разрешении этого спора прежде всего подлежат разрешению. Прежде всего надлежит установить древнее место хранения библиотеки. В этом случае мы располагаем свидетельством очевидца, пастора Веттермана. По его словам, библиотека Иоанна хранилась «как драгоценный клад около покоя в трех двойных сводчатых подвалах» (Drei doppolten dewolben), и о них говорится, что эти подвалы долгое время (в другом месте даже определенно «сто и более лет») не вскрывались и что они были вскрыты для осмотра библиотеки Веттерманом. Под словом «двойные своды» нужно, по мнению архитекторов, понимать тайные палаты с двойным дном («тайники»). Дело идет теперь о важном вопросе, что следует понимать под словом «покой царя» (Gemache des Zaren). Выражение «покой» (Gemache) исключает мысль, что речь идет о парадных залах, в которых происходили торжественные государственные акты, прием послов, придворные торжества и т. п. О Золотой палате, Грановитой палате и других палатах, в которых происходила придворная царская жизнь, таким образом, не приходится говорить.

По словоупотреблению ХVI столетия слово «покой» (Gemache) составляет противоположность слову «зал» и имеет значение безопасного и сокровенного, что заметно и в настоящее время в таких выражениях о высочайших особах, как «они удалились в собственные покои» (Словарь Гримма, IV, с. 136).

Правда, постройка старого дворца царей известна нам не совсем точно, но после неоднократных исследований Забелин установил по крайней мере главное («Домашний быт русских царей», 5.47). Согласно этому «постельные или жилые хоромы великого князя и почетная изба, княжнина половина, находились на том самом месте, где теперь Теремной дворец».

В то время существовал только «нижний подклетный этаж» этого здания, построенный Алевизом «на белокаменных погребах». Нынешний Теремной дворец, построенный, как известно, царем Алексеем Михайловичем,* тоже не являет-

* Михаилом Федоровичем? – П р и меч. а в т.

146

ся новой постройкою, начиная с основания, только верхние этажи были построены вновь, нижний же этаж и подвалы составляют часть прежней постельноq избы прежних великих князей со стенами из белого камня и сводами из белых кирпичей (Снегирев, «Памятники Московских древностей, с. 256). Даже более, при представленной мне возможности осмотреть нижнюю часть постройки, я подумал о том, следует ли постройку фундамента отнести ко времени более раннему, чем постройка Алевиза (1498 г.). По крайней мере установлено что нынешние терема с двух сторон соприкасаются с двумя постройками, которые многим древнее, чем дворец Алевиза: с восточной стороны Грановитая палата (построенная Иоанном III), с западной – две церкви, построенные одна над другою, церковь св. Лазаря (построенная в ХIV столетии) и Рождества Пресвятые Богородицы. Обе эти церкви были введены в план постройки Алевиза таким образом, что – терема Василия IV составили с ними одно целое (Снегирев). По-видимому, сообщение Веттермана о том, что своды с книгами близ покоя Иоанна ГЧ не вскрывались «сто и более лет» вполне согласимо с историей постройки великокняжеского дворца, потому что в эту постройку были введены и более древние постройки. Во всяком случае, можно утверждать, что три книжные сводчатые помещения следует искать где-нибудь в нижнем этаже или в подвалах древних погребов, а так как древние терема сохранились в нижней части новых теремов, то еще не совсем исключена надежда на то, что упомянутые три тайника не погибли, а точно так же противостояли времени, как древняя дворцовая церковь святого Лазаря, которая лежала забытой в нижней части постройки новых погребов, пока она совершенно была открыта при возобновлении дворца в 1837 г.

Забелин полагает, однако, что поиски библиотеки Ивана Грозного в Кремле потому будут тщетны, что такие легко разрушающиеся вещи, как пергамент и бумага, давно были уничтожены во время одного из многочисленных пожаров, которым подвергался Кремль.

Рассмотрим вкратце историю кремлевских пожаров.

Пожар 1571 г, (Забелин, «Быт русских царей», с. 52, Снегирев, «Памятники...», с. 223) в этом случае не имеет значения, потому что Веттерман осматривал библиотеку и раньше этого времени (между 1565 – 1566 гг.), приведение же библиотеки в порядок Анонимом, с чем был связан и перевод Ливия и Светония, потребовало во всяком случае много времени, поэтому библиотека должна была существовать и после 1571 г.

Следует пожар, произведенный в Кремле польским гарнизоном в 1611 г. Но и этот пожар не имеет значения при обсуждении нашего вопроса, так как Кремлевский дворец, в котором находилась главная квартира поляков, совсем не был тронут пожаром. При последовавшем потом разграблении царских сокровищ поляки также не могли наткнуться на нашу библиотеку, так как о разграблении

Кремля мы имеем самый подробный отчет хрониста Буссова(9). Если бы в это время 800 рукописей царя Иоанна попали в руки поляков, то Буссов об этом не умолчал бы.

Рукописи имели в то время высокую ценность, это знали даже турецкие завоеватели Константинополя и это знали еще поляки, хозяйничавшие в 1611 и 1612 гг.

Переходим к пожару 1626 г,, когда в Кремле Вознесенский и Чудов монастыри, «двор государев и патриарший и в приказах каменных всякие дела и казна погорели” (Забелин, с. 56). Еще более печальным является отчет о пожаре в 1737 г., который главным образом коснулся Теремного дворца (Забелин, с. 97).

При упоминании об этих разрушениях защитниками потерянной библиотеки должно овладеть чувство страха. А между тем именно история кремлевских пожаров бросает луч на путь исследователя. Сколь ни ужасны были разрушения, произведенные в царском дворце пожарами 1626 и 1737 гг., но пожар 1547 г. ни в чем не уступает этим катастрофам. Послушаем, что рассказывает Карамзин (История Государства Российского, т. VIII, гл. III, с. 57, изд. 1844).

147

«24 июня (1547) около полудня, в страшную бурю, начался пожар за Неглинною, на Арбатской улице, с церкви Воздвиженья; огонь лился рекой, и вскоре вспыхнул Кремль, Китай, Большой посад, и вскоре вся Москва представила зрелище огромного пылающего костра под тучами густого дыма. Деревянные здания исчезали, каменные распадались, железо рдело как в горниле, медь текла. Царские палаты, казна, сокровища, оружие, иконы, древние хартии, книги, даже мощи святых истлели».

А между тем, приблизительно двадцать лет спустя, царь Иван Грозный приказал открыть три тайника своего сгоревшего дворца, и удивленным взорам Веттермана представилась богатая, отлично сохранившаяся библиотека! Эти тайники должны были поэтому либо отличаться такою массивною постройкой, что огонь не мог им повредить, либо, что считаю вероятным, они находились на такой глубине*, что огонь не был в состоянии проникнуть до них.

При таких обстоятельствах вопрос о судьбе царской библиотеки находится в более благоприятных условиях. То, что избежало гибели в 1547 г., могло пережить и все последовавшие затем пожары. Оно могло, и этой возможности совершенно достаточно, чтобы побудить к деятельным поискам.

В ближайшем соседстве с теми частями дворца, в которых следует искать место хранения библиотеки, в 1837 г., к удивлению современников, была под мусором и бочками с деггем открыта древнейшая часть дворца, а именно, небольшая церковь св. Лазаря, которая была совершенно забыта во время построек и надстроек, следовавших затем.

В пользу предположения о существовании подземных тайников говорит аналогия с приказом, документы и письма которого хранились в Soubferraius vontee (Сб. Московского Главного архива, 1880, с. 6), от повреждений вследствие сырости охранял их отличный песочный грунт кремлевской горы. В этом событии я готов видеть счастливое предзнаменование для дальнейших разысканий на этой почве, которой пришлось пережить столько роковых событий.

Во всяком случае, невозможно успокоиться на той мысли, что Кремль был столько раз опустошаем и что в этих опустошениях погибла и библиотека Иоанна Грозного. Железный зонд должен решить вопрос, действительно ли она погибла или она находится сокрыто под мусором и под постройками, возведенными в течение следующих столетий.

Я счастлив тем, что интересы науки, как это доподлинно известно мне, встречают крепкую защиту со стороны высокопоставленных лиц. С высочайшего соизволения его императорского величества великий князь Сергей Александрович взял исследование Кремлевского дворца в свои руки. Осмотренные в прошлое (1890) лето подвалы в восточной части теремов (стены из белого камня, всегда со сводами из больших кирпичей) оказались отлично сохранившимися частями дворца Алевиза Василия III, но разыскиваемые тайники не могли быть там найдены. При первой зондировке мы напали таким образом не на настоящий пункт, и теперь, после того, как я старался ближе ознакомиться с преданиями тех времен, мне кажется, что это место следует предполагать в ближайшем соседстве с церковью св. Лазаря. Какое неясное представление о расположении занимающих нас построек дают древние источники, видно из описания у Снегирева в «Памятниках Московских древностей» (с. 221). Можно узнать только то, что церковь св. Лазаря, вместе со своею надстройкой (Рождественская церковь), находилась в тесной связи с жилым дворцом великих князей. Об отношении этой церкви к окружающим постройкам Снегирев не мог сделать себе никакого ясного представления вследствие наружных пристроек к церкви. В одном из актов 1626 г. упоминается «каменное дело у Рождества Богородицы и у праведного Лазаря, что у государя на сенях».

Древние источники определенно говорят, что «казна великого князя хранилась под сводами этой церкви» (Лазаря). Как близко предположить, что и три

*На глубине 14 м.– Приме ч. а в т.

148

тайника с книгами находились в соседстве этой древней дворцовой церкви.

С тех пор как великий князь Сергей Александрович, высокий покровитель археологических и исторических наук, руководясь широким взглядом на историю, решил произвести исследование всего Кремля, скрывающего в себе еще столько загадок, и в эту программу внес вопрос, составляющий предмет настоящих рассуждений, с тех пор вопрос об исчезнувшей библиотеке царя Иоанна IV находится под счастливой звездой.

Наука поздравит Россию, если ей удастся найти свой затерянный клад, и она с благодарностью отнесется и к отрицательному результату поисков, если не удастся найти тайное сокровище – библиотеку, потому что тогда и только тогда

вопрос о судьбе сокрытых 800 рукописей умолкнет навсегда(10) .

Статья произвела в ученом мире Москвы эффект камня,

брошенного в стоячую воду; пошли круги, смутились рутинеры,

началась паника.

УЧЕНАЯ ПАНИКА.Страстная статья Тремера побудила И, Е, Забелина опубликовать «поношение» пономаря Конона Осипова ХЧ111 в. в упомянутой путаной статье «Подземные хранилища Московского Кремля», сослужившей роль другого большого камня, брошенного в подземную стоячую воду. В ней Забелин, как отмечено, и нашим и вашим: с одной стороны, царская библиотека сгорела в пожар 1571 г., а царский архив, с другой, уцелел от огня, будучи там же!

Тремеровская статья плюс забелинская – взбаламутили московское ученое море: между учеными началась идейная грызня и мертвые хватки. В поединке сцепились Белокуров с Соболевским, Торжествовал последний:

«Наша статья об архиве и библиотеке московских государей, написанная по поводу мнения г. Белокурова, будто бы царского архива никогда не существовало и будто бы то, что мы называем царским архивом, не что иное, как архив Посольского приказа, вызвала возражение со стороны Белокурова в «Московских ведомостях» от 4 мая, № 121, возражения такого рода, что мы неохотно вступаем в новую беседу с его автором. Дело в том, что г, Белокуров заботится не столько о разъяснении спорного вопроса, сколько о том, чтобы блеснуть познаниями и похвалиться открытиями.„

Оказывается, г. Белокуров с описью царского архива ХVI в. знаком довольно плохо. В описи находится отметка о книгах королей литовских и о грамоте Казимира(11) к митрополиту Ионе (ящик 18): «75 (т. e. в 1567 г.) в Посольскую палату взял Андрей (Щелкалов)». Она, на наш взгляд, вполне разъясняет дело. Если документы были взяты в Посольский приказ и об этом в описи не было отмечено, очевидно, они были не в Посольском приказе, а в каком-то особом хранилище, которого старого названия мы не знаем и которое, конечно, не могло носить названия архива, употребляемого для него нами.

149

Этим мы заканчиваем спор с г. Белокуровым о царском архиве, но не заканчиваем дела о московском тайнике,

Пусть две палаты в этом тайнике, наполненном сверху донизу сундуками, пригрезились обладавшему пылким воображением дьяку царевны Софии, когда он проходил через тайник.

Все же в тайнике времен Софии должно было находиться нечто ценное, Ведь царевна отправила в тайник (не тайник, как таковой: она о нем не знала, не ведала, в подземный Кремль вообще.– И. С.) «дьяка Большой Казны» (тогда еще он не был в этом чине,– И. С.), чиновника для того времени важного, отправила не для того, чтобы он прогулялся по тайнику от Москвы-реки до Неглинной, а за чем-то таким, что хранилось в тайнике и, конечно, недаром хранилось именно в тайнике. Следовательно, если мы не найдем в тайнике библиотеки и архива, мы, пожалуй, найдем что-нибудь еще лучше их...

Место тайника указано пономарем в его доношении царю Петру достаточно определенно.

Дьяк спустился в тайник около Тайницких ворот (самое их название говорит о существовании около них тайника) и вышел в башню при р. Неглинной, у Китай-города, т. е. в башню, находящуюся теперь против Исторического музея.

Итак, тайник шел от одной реки – Москвы-реки к другой-Неглинной, через середину Кремля, проходил близко от дворца и еще ближе от Благовещенского собора, соединенного в ХVI и ХVII вв. с дворцом крытым ходом – «сенями», и, без сомнения, имел сообщение с дворцом или непосредственно, или через собор.

Ввиду этого следовало бы сделать тщательный осмотр подвалов и подполья собора.

Кстати, нам привелося слышать от лица, к археологии совершенно не причастного, будто бы один из сторожей Благовещенского собора недавно спускался под пол собора и вышел из подполья в небольшой коридор, окончившийся запертыми дверями»(12).

Как грибы после дождя, выросла газетная литература о библиотеке Грозного. Ее любовно и заботливо собрал А. В. Орешин и напечатал в Археологических Известиях и Заметках за 1894 г.(13) Там же находим и статью Н. С. Щербатова об осмотре им тайника Круглой Арсенальной башни.

«Последние исследования текущего (1894) года были произведены в Круглой Арсенальной башне. Здесь руководитель исследования получил полное нравственное удовлетворение: убеждение его, почерпнутое из немногих слов показаний пономаря Конона Осипова, что тайник, по которому шел дьяк Макарьев, находится не где-то внутри кремлевской ограды, а в толще самой стены (siс!) вполне же подтвердилось и представление его, на основании тех же данных, о том же, как основан фундамент Арсенала, столбы которого прегражда-

150

ют путь в тайнике стены (siс!). В 1-м надземном этаже башни обнаружен замуравленный выход тайника, отсюда идет довольно крутая лестница вниз, шириной 1 аршин 2 вершка, длиной 11 аршин, на глубину 8 аршин от поверхности земли. Тут сохранились дверные четверти с железными подставами и начинается прямой ход к Никольской башне (siс!) и ответвление вправо, но тут на 5-м аршине длины прямого хода предстал пред исследователями, так сказать, во всем своем досадном неприкосновенном величии 1-й белокаменный столб арсенального фундамента,– столб этот врезывается в стену и загораживает собой весь тайник до самого пола его, где собственно он и основан. Ломать этот столб без особого на то повеления исследователи, конечно, не решились (siс!), да к тому же есть надежда в будущем так или иначе перехватить этот тайник вне Арсенала, причем пробивка столба, надо надеяться, станет излишней. Ответвление хода тоже упирается в столб (sic!). Интересно, куда вел этот поворот тайника? Думается, что тут должна быть лестница (siс!) в толще стены (siс!) башни, по которой открывался доступ в нижний подземный этаж. Подтверждение сей мысли найдем ниже.