Текст книги "Мертвые книги в московском тайнике"
Автор книги: И.Я. Стреллецкий
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
Остается один Борис Годунов, «гениальный Борис Годунов», фактический правитель государства,хоть и полуразоренного. Но что за человек был Годунов, современники плохо разбирались, судя по тому, что пишет Иконников: «Даже в одной и той же (Псковской) летописи взгляды на Бориса Годунова существенно отличаются друг от друга по спискам»(3). Как бы то ни было-факт, что Борис на высоте власти, как и Грозный во всю свою жизнь, оказался одиноким, без друзей, без преданных слуг. Его положение на престоле было лишено той прочности, какую дает кровное право, наследование из рода в род. Бояре смотрели на нового царя, как на похитителя престола, и готовили отмщение. [...]
«Не упоминаем,– подчеркивает Забелин,– о царе Борисе Годунове, при котором такая библиотека, если бы и была где забыта и сокрыта, тоже была бы неотступно отыскана, Можно с большой уверенностью полагать, что она исчезла еще в ХЧ! столетии, а именно в пожар 1571 года»(4).
Этот злополучный пожар 1571 г. (так красочно описанный Штаденом(5) ) для Забелина – сущий камень преткновения, Не будучи полевиком-спелеологом, Забелин просто не представлял себе, что в глубоком подземном белокаменном пустом тоннеле, с герметически вдобавок замурованным в нем каменным же
12О
казематом с книгами, не может быть никакой абсолютно пищи для огня и потому вообще «пожар» там физически невозможен. Выше мы видели, что Штаден, свидетель пожара 1571 г,, и сам едва не ставший его жертвой, отмечает, что люди в погребе (с водой) сгорели, а в каменной палатке с железной дверью над погребом (и он в том числе) живы и невредимы. А ведь книжный каменный сейф Софьи Палеолог находится на глубине не менее 10 м от поверхности!
До последних глубин пораженный пожаром 1571 г,, Забелин не замечает резкого противоречия самому себе: если книги византийской библиотеки на такой глубине сгорели, то почему же царский архив Ивана Грозного на той же глубине... уцелел? А сохранность последнего Забелин решительно утверждает и ставит его по исторической ценности материала даже выше самой библиотеки!
Конечно, Борис Годунов лично знал, лично видел в натуре подземную библиотеку и был, действительно, единственным человеком, который был в состоянии оценить ее огромную историческую значимость, а главное, имел власть «неотступно открыть». Но мог ли он при наличии тогдашней ситуации это сделать? Нет, не до того ему было! Пока жив был царь Федор Иванович, Годунов выжидал и создавал обстоятельства, когда сам станет царем, а ставши таковым, вконец испортил себе жизнь и только на бумаге, под пером Пушкина, говорит, что шестой уж год он царствует спокойно. [„.]
А если не Борис, то больше тогда никто не мог извлечь книги из подземной тьмы Эреба(6).
Такова судьба библиотеки Грозного в ХVI в. Поистине счастливая судьба! Ибо будь книгохранилище тогда же вскрыто, от него действительно осталось бы для нас одно грустное воспоминание.
Библиотека в подземелье уцелела, но после Годунова и его окружения она безнадежно, на века, забыта. Забыта, правда, русскими, но Европа – Европа помнила, хотя еле-еле..
Глава III
МОЛВА
ЗАРУБЕЖНАЯ. Население Москвы после смерти Грозного и Годунова о судьбе царской библиотеки [...] ничего не знало и не ведало: в Кремле ли она, в селе Коломенском, в слободе ль Александровской, или на Белоозере(1) – бог весть.
Да и правители новой династии о ней решительно позабыли, а кто еще помнил, предпочитал молчать – как бы чего не вышло!.. Да и что толку, даже если б книги извлечь? Хлопотно,
121
да и книги-то все иноземные, на чужих, непонятных языках. Надобно переводчиков, а где их взять7 Ведь и сам Грозный царь не мог их сыскать. Потому и замуровал свое сокровище.
Так из избы не вынесено сору.
Только удивительное дело – память о потайном подземном книгохранилище в каком-то московском тайнике продолжала неугасимо тлеть и все глубже пускать корни, только не на родной почве, а – за рубежом, в Европе!
Уже в конце ХУ1 в. иностранцы, проживавшие в Москве, заинтересованные ходившими по Европе упорными слухами, всякими манерами и так и этак выспрашивали даже «самых первых сенаторов» про тайную греческую библиотеку.
Так точно продолжалось и в ХУ11 в., когда выспрашивали не только «сенаторов», но и «стражу», попросту сторожей. Особенно характерны в этом отношении ставшие известными истории письма трех особ – ученого грека Петра Аркудия,(2) Яна Петра Сапеги(3) и «загадочной личности» Паисия Лигарида(4).
ТВЕРДЫЕ ЗАКЛЕПЫ.Но предварительно два слова о том, на чем собственно базировались как письма названных исторических деятелей, так и европейские слухи о таинственной библиотеке в Москве.
Дело в том, что в состав имущества Грозного входили также его архив и библиотека.
Уже в первой половине ХУ1 в. книги и рукописи составляли необходимую часть сокровищ русских богатых людей, Курбский пишет, что русские вельможи «писание священное отеческое кожами красными и златом и драгоценными камнями украсив и в казнах за твердые заклепы положи тщеславнующиеся ими и цены слагающе, толики сказуют приходящим».
Поэтому нет сомнения, что библиотека московского царя должна была заключать много драгоценных книг.
Однако не одно такое предположение вызвало представление об исключительности библиотеки Ивана Грозного и возбудило мечты и возможности существования ее и теперь где-то в неведомых тайниках подземного Кремля.
ГЛАВА IV
РАЗВЕДЧИКИ
АРКУДИЙ.О литературном сокровище, связанном с именем Грозного, сохранились в памятниках письменности ХУ1 и ХУ11 вв. хотя и скудные, тем не менее заманчивые свидетельства. К числу таких свидетельств можно отнести и письма указанных
122
выше разведчиков: Аркудия, Сапеги и Лигарида. Как этим ученым, так и многим им подобным молва о царской библиотеке, содержащей какие-то особенные, исключительной ценности сочинения на латинском и греческом языках, в ХУ11 в. не давала покоя. Как сказочная мечта, она не переставала тревожить их и впоследствии, до наших дней. Ученые спали и в сонном видении видели эти, как выразился Лигарид, «великолепные» книги.
Им страстно хотелось раздобыть о них какие-нибудь новые сведения на месте, в Москве. И они засылали в Москву разведчиков, ходоков, агентов: кардинал Джорджо прислал Петра Аркудия, папский нунций в Польше Клавдий Рангани – Яна Петра (а не Льва) Сапегу(1).
Они долго и тщательно выпытывали всякими способами у русских книжную тайну, и вот что они писали о своих достижениях своим адресатам в один и тот же день, 16 марта 1601 г,, съехавшись в Можайске под Москвой.
«О греческой библиотеке,– писал Аркудий кардиналу,– о которой некоторые [.„] подозревают, что она находится в Москве, при великом старании, которое мы употребили, а также с помощью авторитета г. канцлера, не было никак возможно узнать, чтобы она находилась когда-нибудь здесь, Ибо когда г. канцлер спросил первых сенаторов, есть ли у них большое количество книг, то москвичи, имея обычай обо всем отвечать, что у них его великое изобилие,и здесь сказали, что у них много книг у патриарха, а когда спросили, какие книги, сказали: псалтыри, послания, евангелия, минеи и вообще церковные служебные книги; когда же г. канцлер настаивал, есть ли у их великого князя греческая библиотека, они определенно отрицали существование таковой.
Я также спрашивал в доме не малое число из стражи (свиты) своей, через переводчика, а также многие греки по происхождению, служащие князю, мне говорили, что по правде, нет такой библиотеки. И я считаю это весьма правдоподобным, ибо если московиты исповедуют сохранение греческой религии, то тем не менее они во многом отличаются от нее, а в нравах расходятся со всем светом.
Не могу поверить, чтобы император греческий, миновав латин, образованность и светскость которых были отлично засвидетельствованы, пожелал бы прибегнуть почти к варварству.
Затем, известно, что и ученые и значительные греки того времени, как Феодор Газа, Аргиропуло, Трапезундский, Хризолора и другие подобные, имели убежище в Италии. Так и брат императора, именующийся этим титлом деспота, несет с собой главу славного апостола Андрея и с нею уходит в Рим.
123
То же сделали во время папы Льва(3) два брата Ласкари, Мазуро и другие ученые люди.
Далее, в то время великий князь Московский не был в таком величии, как можно ясно видеть из истории, но был данник татарского хана, который недавно явился в те страны и навел ужас на Европу, и был данником со столь низким рабством, что выходил навстречу посланника ханского и предлагал ему пить кобылье молоко, любимое татарами, и, если посланник нечаянно проливал несколько капель, то (князь) собственным языком подлизывал их в знак почета и страха. Кроме того, обыкновенно постилали соболий мех, на который посланник становился, читая письмо своего государя, а Московский государь обязан был давать людей, даже когда хан воевал против христианских князей.
Первый освободился от такого рабства Иван Васильевич, который впервые, для защиты от татар, воздвиг крепость Московскую, которая все же (вся уже?) была устроена в 1491 г. некиим Петром Антонием Солярием, миланцем, как явствует из надписи латинским буквами над воротами той крепости, И Константинополь был взят также в то время. Так как же правдоподобно, чтобы император греческий вверил драгоценные вещи или библиотеку подобному государю, который жил в столь вечном или постоянном страхе?
Отсюда я думаю, что добрая часть греческих книг в то время была перенесена (!) в Италию, в особенности, что Сикст IV, ,который подвигнут кардиналом Виссарионом и был его прелатом в более скромном положении, по убеждению сего кардинала собрал или, по крайней мере, в великой степени увеличил библиотеку Ватиканскую, которая называлась также Сикстинскою.(*) Не без причины написан в ней кардинал Виссарион... » (4)[…]
Аркудий – ревностный проповедник латинства на Востоке.
Папский престол не ослабевал в усердии посылать на Русь таких доблестных миссионеров латинства, как Петр Аркудий, который провел в пропаганде целых 20 лет в Польше.
Петр Аркудий умер в 1634 г,, и папа задумал издать его посмертные сочинения. Один из взявших на себя этот труд был его ученик Паисий Лигарид. Он издал в 1637 г. на греческом и латинском языках одно сочинение Аркудия с посвящением папе Урбану III. […]
* Надо полагать, что много книг из византийской царской библиотеки, увезенной царевной Софией в Москву, было оставлено в Ватикане, для Сикстинской библиотеки.– П р и м е ч. а в т.
124
САПЕГА.Сапега Ян Петр (1569 – 1611), известный своим походом на Россию, в тот же день писал нунцию Клавдию Рангани:
«В деле светлейшего кардинала Сан-Джорджо, возложенном на достопочтенного Петра Аркудия,– справиться у москвичей о некоей греческой библиотеке,– я приложил в этом деле крайнее старание, но, как слышал от самых главных сенаторов, никакой такого рода библиотеки в Москве никогда не было.
Сначала-то они, по своему обычаю, хвастали, что очень много греческих книг у их патриарха, но когда я тщательнее настоял, то определенно отрицали, чтобы у них была какая-либо знаменитая библиотека, ни какие-либо греческие книги, кроме немногих церковных, как, конечно, псалтырь, книга посланий блаженного Павла, евангелий и других этого рода. Ибо в Москве нет никаких общественных школ и академий, а знающих греческий язык, как следует, не находится совсем, или очень мало, да и то перебежчи-ки(6) […]
Глава V
ЗАГАДОЧНАЯ ЛИЧНОСТЬ
ЛЬСТИВЫЙ «ГРЕЧИН».Паисий Лигарид (1614 – 1678) – безместный газский митрополит. Л. Лавровский называет его загадочной личностью(1), а по Н. П, Лихачеву он «темная личность и едва ли не папский агент»(2).
Свое послание царю Алексею Михайловичу он писал в Москве 62 года спустя после письма Аркудия и Сапеги.
Лигарид играл весьма выдающуюся роль в длинной и полной трагических моментов процедуре суда над патриархом Никоном.
Хитроумный и льстивый «гречин» оставил после себя слишком много следов для того, чтобы беспристрастная история могла составить верное понятие о его деятельности при Московском дворе царя Алексея Михайловича.
Проживая в Москве, Паисий Лигарид, как позже Клоссиус, пользовался Синодальной библиотекой, доступной для частных лиц с ХVII в.
В той же библиотеке Карамзин, наряду с другими документами, пользовался писаниями Лигарида, его записками, содержащими обширные ответы Лигарида на возражения патриарха Никона. Записки Лигарида были использованы профессором Субботиным(3).
Паисий Лигарид более всего старался скрыть самый бессовестный корыстолюбивый расчет и низкую услужливость интересам сильной стороны.
125
Впрочем, еще нельзя сказать, что вопрос уже окончательно исчерпан и не требует никаких новых дополнений.
О Паисии Лигариде до приезда его в Россию известно еще очень немного.
Как человек, в жизни которого было немало темных делишек, Лигарид тщательно скрывал свое прошлое от любопытных людей, имевших с ним какие-либо сношения. Ловкость его в этом отношении невольно повергает в изумление. [...]
В нашей литературе для биографии Лигарида имеются только отрывочные указания в «Словаре» митрополита Евгения(4) и небольшая статья протоиерея А. Горского «Паисий Лигарид до проезда в Россию»,
Случайно Л. Лавровскому попался документ, в котором сообщается несколько сведений о Лигариде лицом ему современным, интересовавшимся личностью Лигарида ради собственных целей. Лигарид был известен некоторым своим современникам в Западной Европе. Документ – письмо французского посланника при шведским дворе маркиза де Помпона (1665 г.) главе французских миссенистов, доктору богословия Антуину Арно. [...]
Паисий Лигарид по национальности грек и монах ордена св. Василия. Учился в Риме и Падуе, а вернувшись в Константинополь, был поставлен там архиепископом г. Газы в Палестине. Для пропаганды христианства ушел в Молдавию, и царь вызвал его в Москву, где Лигарид жил в доме, подаренном ему царем.[…]
«Если бы знал язык страны, он, вероятно, был бы избран патриархом на место того, которого низложили. Никто в Московии не имел такой репутации и таких познаний. [.„] Кальвинисты считали Лигарида подозрительным, потому что он воспитан в Риме и получил степень доктора в Падуе. Место, из которого писал Лигарид, называли «музеем Алексея»(5) (де Помпон),
Обращенный в латинство венецианский грек писал о Лигариде: «Паисий Лигарид воспитывался в Риме, и когда ушел оттуда, то явился горячим защитником латинян; недавно я слышал, что он торжественно отрекся от римской религии при своем посвящении в митрополита газского в Иерусалиме 14 сентября 1652 г. патриархом Паисием, О нем говорили, что он был «отъявленный лицемер и получал от папы ежегодный пенсион»(6). […]
«... А Глигаридин, – отзывался о нем патриарх Константинопольский Дионисий,– лоза не константинопольского престола. И я его православна не на~ицаю, ибо слышу от многих, что он папежин и лукав человек»(7). [...]
126
«Лигарид сделался самым доверенным лицом царя, как бы правой его рукою или домашним секретарем»(8). [...]
«Паисий Лигарид своей ловкостью, умом, а также стечением обстоятельств занял при дворе очень выгодное, прочное и влиятельное положение. И царь, и бояре весьма благоволили к газскому митрополиту, награждая его деньгами и подарками»(9).
П. Лигарид в своей челобитной царю от 17 декабря 1665 г. просил царя отпустить его совсем домой: «... не могу более служить твоей святой палате, отпусти раба твоего, отпусти»(10). Царь не исполнил его просьбы. Тут был, по Лавровскому, хитрый расчет. [...]
Умер Лигарид в 1678 г, (64 лет), При смерти были замечены в нем ясные знаки его твердости в католической вере. Католики вовсе не отрекались от него. Таким образом, еще очень многое остается неясным и неизвестным из многосложной и запутанной биографии Паисия Лигарида, митрополита Газского. Мы далеко еще не можем проследить шаг за шагом всю его жизнь, полную многих любопытных фактов, хотя полная его биография могла бы иметь, без сомнения, громадный интерес. Быть может, со временем найдутся новые сведения о нем.
«ВЕРТОГРАД ЗАКЛЮЧЕННЫЙ».Такие сведения нашлись: это новонайденное замечательное его письмо к царю Алексею Михайловичу. Оно свидетельствует о глубокой убежденности Лигарида в конкретном существовании мертвых книг в кремлевском тайнике и его (Лигарида) жадном стремлении проникнуть в тайник, чтобы собственными руками осязать, собственными очами видеть, читать исчезнувшие с лица земли европейской редкостные книги, которые уже в его время оплакивала Европа. Вот это, при всей своей краткости, многошумящее письмо, которым внезапно прерывается глубокое, гасящее все надежды молчание о библиотеке Грозного в этом веке:
«О священнейший и благочестивейший император! Вертоград, заключенный от алкающих, и источник, запечатленный от жаждущих, по справедливости почитается несуществующим. Я говорю сие к тому, что давно уже известно о собрании вашим величеством из разных книгохранилищ многих превосходных книг, потому нижайше и прошу дозволить мне свободный вход в ваши книгохранилища для рассмотрения греческих и латинских сочинений.
Кроме верной пользы, сие не принесет никакого предосуждения святой божией церкви, ни августейшей вашей империи, которую да покроет, возвысит и утвердит всевышнее провидение, Аминь. Буди, буди».
Письмо написано к вышеназванному царю в июне 1663 г. на
127
латинском языке и издано в «Сборнике государственных грамот и договоров», т. IV, № 28.
Оно содержит, как это очевидно, просьбу получить доступ к книгам царского книгохранилища, В нем указывается на два чрезвычайной важности фактора: на таинственность, сокровенность библиотеки, которая по своей недоступности почитается как бы несуществующей, и об ее давнишней славе, что отделяет ее от книг новокупленных Арсением Сухановым на Афоне в 1645 – 1655 гг.(11).
Письмо с латинского переведено А. И. Соболевским, впервые указавшим на этот первостепенной важности в нашем деле документ.
«К сожалению,– грустит Соболевский,– мы не имеем сведений о царском ответе на письмо Паисия (он должен быть в Московском архиве Мининдел) и можно лишь догадываться, что Паисий, под каким-либо благовидным предлогом, получил отказ»(12).
Прав Забелин, что в России «в ХVII столетии никто и понятия не имел о потерянном по забвению сокровище»...
Но вот является «загадочная личность», ученый иноземец, мнимый единоверец, с предложением раскрыть вековую тайну, только-де «пусти козла в огород»! Увы, в «огород» не пустили […]
Глава VI
ДЬЯК В ТАЙНИКЕ
ДЕВУШКА С ХАРАКТЕРОМ.Существует советский фильм с таким названием, очень характерным. Он заставляет вспомнить один персонаж из времен царя Алексея Михайловича – его старшую дочь царевну Софью Алексеевну(1). Это была подлинно девушка с характером – с сильной волей и пылким воображением, умная и любознательная, писательница. Она была еще подростком, когда своим человеком и даже, как говорили, «секретарем», у ее отца был внушительного вида монах-грек, митрополит Газский, Паисий Лигарид, враг патриарха Никона, свергнутого царем, и сам кандидат в патриархи на место поверженного. Софья рано стала интересоваться придворными событиями и даже, по мере сил и возможностей, государственными делами. Выписанный отцом из Молдавии митрополит-грек поразил воображение юной царевны как своей особой, так и, особенно, загадочным письмом, поданным им ее отцу-царю. Повидимому, царевна держала это письмо в своих руках, внимательно вчитываясь в него.
128
Правда, письмо Лигарида царем было оставлено без ответа и вскоре забыто. Но письмо это, насыщенное загадками, глубоко запало в душу любознательной царевны. Даже ставши правительницей, царевна Софья Алексеевна помнила об этом письме, о его загадочных намеках. Ее издавна влекли подземные тайны Кремля, да и знала она по личному опыту, что под Кремлем существуют подземные ходы, выводящие из Кремля. Одним из таких ходов она не раз пробиралась тайком из Кремля во дворец в Охотном, на зеркальную кровать к своему «Васеньке» (князю В. В. Голицыну(2).
Ее сильно интриговали в письме греческого митрополита загадочные иносказательные образы: «вертоград заключенный» или «источник запечатленный». И что это за «многие превосходные книги» в каком-то таинственном собрании книг ее отца, о котором она так-таки ровно ничего не знает? Где оно, это книжное собрание отца, когда отец, она это отлично знала, никаких книг никогда не собирал и таковых у себя не держал? Она припомнила издавна ходившие темные слухи о какой-то библиотеке в тайниках Кремля. Не о ней ли речь в письме грека? И где они ныне, эти «превосходные книги»? И как понять «давно уже известно о собрании книг»? Как давно и каких книг? Уж не этих ли «превосходных»? Где же оно, это книгохранилище греческих и латинских сочинений, доступа в которое так добивался ученый автор послания к царю? Не в подземном ли Кремле, о котором ничего не знает и знать не хочет отец? Хорошо бы подробно осмотреть подземный Кремль, послав туда доверенное лицо, Это положительно необходимо также на случай ее поражения в мертвой схватке за власть с младшим братом Петром.
Царевна вспомнила о своем верном Василии Макарьеве, еще тогда не бывшим дьяком Большой казны(3). Вспомнила, призвала и наказала: обо всем, что увидит в подземном Кремле нового, невиданного, небывалого, доложить ей и только ей одной. Для верности взяла с него клятву молчать о виденном до гробовой доски...
«ЗАМКИ ВИСЯЧИЕ». Дьяк Макарьев волен был выбрать любой пункт, откуда мог бы проникнуть в подземный Кремль.
Он выбрал Тайницкую башню, Почему? Не соблазнило ль его название башни? Мы не знаем. Но, конечно, одного названия ему было мало: он знал кое о чем более конкретном – о подземном тайнике из-под Тайницкой башни подо всем Кремлем к башне Собакиной у р. Неглинной. Где и как нашел он вход в тайник и что видел он на длинном пути от Тайницкой до Собакиной (Наугольной Арсенальной) башни?
129
Если бы, скажем, автору сих строк было поручено пройти по следам Макарьева, то маршрут был бы такой: на месте (ныне снесенного) четырехугольного отвода Тайницкой башни к Москве-реке разыскал бы и расчистил глубокий колодец с сухим дном. Колодец этот мнимый. На самом деле это потайной входной люк в подземный Кремль.
Через этот люк спасся от страшного пожара 1547 г. едва не задохшийся в дыму митрополит Макарий, по ученому делу засидевшийся над четьими-минеями в Успенском соборе. Когда его спускали в колодец на вожжах, вожжи оборвались и митрополит грузно рухнул... но не в воду, а на сухое дно.
Это – конкретно исторический факт, вместе с тем, ярчайшая иллюстрация, что мнимый колодец есть именно входной люк и не что иное.
Люк приводит в тоннель, идущий в противоположные стороны – под Москву-реку, с одной стороны ,и к Успенскому собору, с другой стороны.
Дьяк Макарьев направился тем путем, что ведет к собору. Он мог выйти в собор и тем ограничиться, но личное любопытство, разбуженное всем виденным, повлекло его дальше под землей, мимо собора, по направлению к кремлевской Алевизовской стене вдоль р. Неглинной.
Дьяк Макарьев, один-одинешенек на большой глубине, шел все вперед, охваченный жутким чувством и еле освещая путь фонарем. На свет фонаря налетали тучи летучих мышей, то и дело задевая дьяка по лицу и руками.
Дьяк Макарьев походя, на глаз, установил ширину и высоту тоннеля (3 Х 3 м). Дьяка повергло в немалое удивление плоское перекрытие тоннеля из белокаменных плит. Другая особенность тайника, дьяком подмеченная, что в своей части, параллельной кремлевской стене, он, одной левой своей стороной, просто примкнут к Алевизовской стене. И третья особенность – на известных промежутках под Алевизовской стеной Кремля сделаны пустоты или камеры (6Х9 м) с коробовыми сводами. Одна из таких камер в районе Троицкой башни оказалась закрытой железной дверью с висячими замками и проемными «чепями». Вверху, над дверями, дьяк заметил два оконца без слюды, за железными решетками. Как-то приспособившись, Макарьев смог через решетки осветить внутренность камеры. Глазам его представилась необычная картина: камера до самых кирпичных сводов («до стропу») была загружена таин-
* В варяжских пещерах в Киеве, например, автор, делая фотоснимки в
одиночестве одной рукой, другой был вынужден отбиваться от наседавших
летучих мышей.– П р и м е ч. а в т.
130
ственными коваными ящиками! Что в них? Дьяк, конечно, не мог себе уяснить. Он был убежден в одном, что ящики были не пустые.
Дальнейший путь дьяка тоннелем вдоль Алевизовской стены привел его в башню «Тайник» (Собакину), в герметически закупоренное, со сферическим сводом, круглое помещение, Влево виднелась широкая кирпичная лестница вниз, на дно тайника, в кирпичном дне кругло чернела вода итальянской цистерны Солари. Прямо перед ним манило к себе узкое отверстие потайного хода в стене. Он поднялся по узким ступеням (до 18) и вышел на первый этаж круглой Собакиной башни. Там и тут по двухметровым стенам башни зияли большими отверстиями ниши.
Дьяк, оглядевшись, пошел по направлению к одной из них, выводившей в крепостной ров на Красной площади. Ныне ниша эта замурована; тогда она имела дверь. Спустившись на дно полувысохшего рва, кое-где еще блестевшего на солнце лужицами воды, дьяк Макарьев благополучно взобрался на противоположный берег рва и вступил в так называемый тогда Точильный ряд.
ТАЙНА ДО ГРОБА.Выполнив свою миссию с большим успехом, дьяк Макарьев предстал пред ясные очи царевны.
Дьяк подробно рассказал царевне обо всем им виденном, Его рассказ привел царевну в неописуемое волнение.
Ей ясно представилась перспектива: в случае поражения в борьбе с братом Петром она бежит новооткрытым подземным ходом в Замоскворечье, к стрельцам и далее по надобности; в случае победы она вскрывает сундуки с бесценными сокровищами ее предков, если не Романовых, то Рюриковичей.
– А если,– осенила ее новая мысль,– если в кованых сундуках не серебро и золото, не жемчуг и драгоценные каменья, а те... Лигаридовы «многие превосходные книги», о которых плачется Европа и разведать о которых то и дело засылает своих посланцев? – Пылкая фантазия умной правительницы рисовала перед нею в недалеком будущем самые соблазнительные, самые примечательные картины.
Она потребовала от Макарьева повторить рассказ, задала ряд вопросов и взяла еще раз клятву с дьяка доверенного-молчать'обо всем виденном и хранить тайну до гробовой доски...
Царевна тогда не предвидела, что клятва, действительно, несмотря ни на что, будет сохранена в буквальном смысле до гробовой доски.
131
Глава VII
« ПОКЛАЖА»
ПЕСОК В ТАЙНИКЕ.Центральной фигурой XVIII в., связанной с подземным Кремлем и его сундуками, выступает звонарь с Пресни, упомянутый Конон Осипов. Чем был дорог ему Кремль? Многим, но особенно таинственными «сундуками до стропу», безраздельно пленившими воображение скромного пономаря с Пресни.
Никакого представления о царских библиотеке и архиве, как таковых, Осипов при этом не имел. «Сундуки до стропу» неизвестно с чем, неведомая «поклажа», бог весть когда и кем и ради чего туда запрятанная,– вот та кремлевская тайна, относительно которой умирающему другу был дан обет молчания.
Миновало уже пять лет со дня смерти Макарьева в 1697 г., но и в голову Осипову не приходило нарушить священный обет. Однако все его мысли были в Кремле, с загадочными подземными сундуками. И когда в 1702 г, Петр повелел расчистить от жилых домов, церквей и монастырей значительную площадь Кремля и неотступно копать глубокие рвы для фундаментов будущего Арсенала, Конон Осипов был тут как тут, пристально наблюдая за ходом земляных работ.
По-видимому, дьяк Макарьев в момент исповеди Осипову локализовал тайник, которым он прошел, и теперь Осипов точно знал, в каком направлении «рвы» могут на него «найти»,
Действительно, траншея, перпендикулярная Алевизовской кремлевской стене, наткнулась на тайник, на его плитяное плоское перекрытие, оказавшееся на метр ниже дна осиповского «рва».
По личным наблюдениям и из информации знакомых рабочих Осипову было точно известно, что значительная часть тоннеля разрушена и заполнена белокаменным, на крепчайшем растворе, устоем Арсенала. [...]
И вот прошло уже свыше двух десятилетий, а пономарь все еще свято хранил тайну про себя. На 21-м году «колебнулся» и решил тайну поведать миру в лице царя Петра.
Какие соображения или какое стечение обстоятельств могло заставить его сделать это, мы можем только догадываться.
По-видимому, на Осипова глубочайшее впечатление произвел пример «черкешанина Михайловского», родом из г. Новый Мглин, очутившегося в аналогичных с Осиповым обстоятельствах. Михайловскому была поведана тайна клада Мазепы в Батурине и месторождений серебра и золота на Украине. Михайловский об этом написал поношение царю Петру в 1718 г.(1) Царь велел безотлагательно организовать проверочную экспеди-
132
цию, о результатах которой московский архивный документ не сообщает*.
«ДОНОШЕНИЕ»,Пример Михайловского произвел неотразимое по силе впечатление на Конона Осипова. Последний усомнился в целесообразности хранения кремлевской тайны до гробовой доски. Как и названный «черкешанин», он решил поведать свою тайну [...] царю. Но до бога высоко, до царя далеко. Осипов решил прибегнуть к посредничеству. Долго думал, кого избрать в посредники. Наконец, остановился на Преображенском приказе, на его главе, «страшном» Ромодановском(2). Последнему он изложил устно всю правду, рассказал обо всем, что поведал ему умиравший дьяк. Ромодановский, по-видимому, дал рассказу Осипова полную веру, так как тотчас собрался в Петербург к царю. Конечно, нет твердых данных утверждать, что побудительной причиной к отъезду было только услышанное; история говорит, что у Ромодановского на это были и другие соображения, все же нельзя отрицать большой доли влияния на экстренный отъезд Ромодановского и сообщения о новооткрытом кремлевском тайнике. Сначала обрадованный пономарь с нетерпением стал ждать результатов своей измены покойному другу. Ждал год и два, и целых четыре, а от Ромодановского ни слова.
Опять усомнился Осипов: видно, раздумал «страшный», видно, надо самому добиваться информировать царя. Но как? Через Канцелярию фискальных дел, подсказали ему.
Конон Осипов подал в декабре 1724 г. письменное «поношение» в Канцелярию фискальных дел, в котором писал:
1. «...Есть в Москве под Кремлем-городом тайник, а в том тайнике
есть две палаты, полны наставлены сундуками [...]. А те палаты за великою укрепою, у тех палат двери железные, поперечепи в кольцах проемные, замки вислые, превеликие, печати на проволоке свинцовые, и у тех палат по одному окошку, а в них решетки без затворок»(13).
