Текст книги "Постоялый двор Синичкино (СИ)"

Автор книги: Ивето Витко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Глава 14

Войдя в лес, Гертруда напряглась: всё вокруг вызывало в ней страх. Большие сосны, покачиваясь на ветру, издавали сухой треск, похожий на протяжный стон, ещё больше пугая Геру. Она посмотрела на шагавших чуть впереди Юру и Радмира, которые выглядели абсолютно спокойными, и выдохнула: причин для волнения не было. Вокруг просто лес с его звуками.

Павловский, взяв на себя роль предводителя компании, выбирал дорогу. Он шагал первым по едва заметной тропе, потом свернул на лесную дорогу, представляющую из себя две заросшие травой колеи, и воодушевлённо рассказывал:

– Я наткнулся на капище случайно. Просто гулял по лесу и вышел на большую светлую поляну с огромным камнем. Там ещё дуб приметный растёт: старый, развесистый.

– Будь осторожнее, изучая этот лес. Недалеко от капища болото, – предупредила Павловского Гера.

– Что такое "капище"? – уточнил Радмир.

– Это место, на котором восточные славяне в дохристианские времена устанавливали идолов языческих богов, – лекторский тоном начал рассказывать Юрий. – Слово "капище" происходит от старославянского "капь", что означает "идол." Капища обычно располагались за пределами поселений: в лесу или на возвышенности. Место зависело от местных традиций, района проживания, природных условий.

– Гера, а ты что скажешь? – Радмир обратился к шедшей прямо за ним Гертруде. – Ты ведь, явно, не меньше Юры о капищах знаешь.

– Мы сейчас идём к Деду-валуну, – пояснила Гертруда. – У него обычно просили защиты, если что-то случилось в древнем поселении, которое было примерно там, где сейчас находится постоялый двор Синичкино. Для того, чтобы Дед защитил, нужно было с новым вышитым полотенцем, рушником, в руках трижды обойти вокруг всех домов, произнося особые слова, а потом повязать рушник на валун.

– Ладно раньше люди повязывали вышитый рушник на валун в надежде на защиту, но я не понимаю, как люди сейчас, в двадцать первом веке, могут верить в дичь о том, что камень поможет справиться с проблемами в жизни! – возмутился Радмир.

– О, это что! Люди веру в силу валуна сочетают с верой в Бога, а старшее поколение, заставшее Советский Союз, ещё паралельно с этими верованиями пронесло идеи комсомола и коммунизма. Представляешь, какой ядрёный микс у них в головах! – усмехнулся Павловский.

– Моя бабушка верила, что у всего есть душа, даже у камня, – с опаской глядя по сторонам, добавила Гертруда, – и Юра абсолютно правильно говорит: сочетание языческих верований с христианскими настолько сильное, что даже времена СССР пережило.

– Гера, расскажи нам что-нибудь интересное из местных традиций, – попросил Радмир.

– Да, поведай нам о чём-нибудь местном, – поддержал просьбу Радмира Юрий.

Гера на секунду задумалась, а потом начала рассказ:

– Моя бабушка Марьяна была очень интересной особой. Она всегда всё делала с шутками-прибаутками. Бабуля знала много о лекарственных травах, пыталась меня учить. Жалко, что я почти всё забыла. Одно из самых сильных детских воспоминаний – это как мы каждый год праздновали четвёртого августа Марьин день. Утром бабушка будила меня на заре, одевала в белое платье, сама одевалась во всё белое, брала маленькое серебрянное блюдце и мы шли собирать росу на поляне возле её дома. Потом бабушка этой росой протирала мне лицо и что-то шептала. Она верила, что, если в Марьин день на рассвете умыться росой, собранной в серебряное блюдце, то весь год болеть не будешь.

– Даже жалко, что это неправда, – усмехнулся Радмир.

– Почему неправда? – Гера почувствовала обиду за местные традиции и неожиданно для самой себя бросилась их защищать. – Я совсем не болела, пока жила с бабкой Марьяной.

– Тому, что ты не болела, есть логическое объяснение: вокруг свежий воздух, продукты питания органические, нет толпы людей-носителей вирусов, – рассуждал Радмир.

Гертруда молчала.

– О чём задумалась? – спросил её Юра.

– О Синичкино. Нахим Ходорёнок сказал, что все были рады уехать из Синичкино.

– Я, если честно, никогда не понимал, зачем отец затеял этот проект с постоялым двором, – признался Радмир.

– Так в чём проблема?! Ноги в руки – и уехал, – усмехнулся Павловский. – Папа-олигарх не будет единственное дитятко ругать. Купит тебе новый, интересный бизнес.

– Ты заблуждаешься на счёт моих отношений с отцом, – холодно ответил Радмир. – Последнее, что Вениамин Хобар мне оплатил – это учёбу в частной гимназии. В университет на бизнес администрирование я поступил на бюджет и после получения диплома работал в крупной международной компании. Только год назад я начал трудиться под руководством отца. Получаю зарплату, как все сотрудники. Никаких преференций не имею.

– Не так: пока что получаешь только зарплату, а скоро станешь у руля бизнес империи, – поправил Радмира Юра.

– Стану, если отец доверит, – согласился Радмир, – но это не самоцель.

– Всё равно, – пренебрежительно махнул рукой Павловский. – Ты не нашего с Герой поля ягода. Мы из пролетариата вышли и пашем, как проклятые, чтобы добиться чего-то в жизни, а ты родился с золотой ложкой во рту.

– Я не выбирал, как мне родиться, – гневно выпалил Радмир.

– Однако по факту рождения твоё место рядом с Виолеттой. Подобное притягивает подобное, – захохотал Юрий, углубляясь в лесную чащу. Радмир и Гера неотступно следовали за ним.

Минут через пятнадцать они вышли на большую лесную поляну, посреди которой возвышался огромный дуб, а возле дуба лежал большой камень, обвязанный белым полотенцем с красной вышивкой по краям: причудливые цветы в перемешку с петухами украшали рушник. На камне лежал завявший венок из мелких полевых ромашек.

– Это и есть капище? – разочарованно уточнил Радмир. – Просто здоровенный валун на ничем не примечательной поляне?

– Не просто валун. У него есть имя, – напомнила Гертруда. – Я помню, как моя бабушка Марьяна всегда, когда мы с ней собирали в лесу ягоды, грибы или орехи по пути домой заглядывала на эту поляну и ложила немного на этот валун, приговаривая: "Вот тебе, Дед, еда на обед, а ты в ответ защити нас от бед."

– Интересно, – Радмир усмехнулся. – Жалко, что камень не может защищать от бед.

– Бабушка Марьяна верила, что валун-Дед может это делать, – упрямо заявила Гертруда.

– Ну, вера на то она и вера! – Павловский подмигнул Радмиру.

Они друг за другом со скучающим видом прошли вокруг валуна.

Гертруда подошла к камню, когда Юра и Радмир уже совершенно потеряв интерес к Деду обходили поляну по периметру.

Гера осторожно коснулась валуна и, не задумываясь, на автомате прошептала: "Здравствуй, Дед! Защити меня от бед!" Листья дуба зашелестели, хотя ветра не было. Гертруда с опаской посмотрела на большую сосну, росшую недалеко от валуна. Она подсознательно ожидала увидеть там навью, но ошиблась: на поляне никого кроме неё, Юры и Радмира не наблюдалось.

Юрий и Радмир тем временем, закончив осмотр поляны, вернулись к валуну. Павловский предложил:

– Пойдём назад в Синичкино!

Гера посмотрела на дуб, валун, высокую сосну и сказала:

– Вы идите в Синичкино, а я хочу по лесу немного погулять.

С этими словами она развернулась и пошла в сторону болота.

Юрий с Радмиром переглянулись, а потом, не сговариваясь, последовали за Гертрудой.

– Можно мы тоже с тобой прогуляемся? – спросил Юра.

– Не возражаю, – не оглядываясь, ответила Гера.

Они втроём минут десять шли по густому лесу, пока не оказались на светлой опушке, заросшей крапивой и кустами орешника. Посреди опушки стояла покосившаяся избушка.

– Здесь давно не ступала нога человека! – восхитился Юра. – Интересно: сколько лет этот домик стоит заброшенным?

– Двадцать два года, – прошептала Гера, не сводя взгляда с проломленой крыши избушки.

Юра и Радмир вопросительно уставились на Гертруду.

– Я здесь жила до восьми лет, – в ответ пояснила Гера.

– Потрясающе! Двадцать два года здесь никого не было! – восхитился Павловский.

– Думаю, что ты ошибаешься, – покачал головой Радмир. – Я заметил протоптанную тропинку к избушке немного правее того места, где мы сейчас стоим.

– Правда? – Юрий пошёл в указанном направлении, и Гера, наконец оторвав взгляд от дома, тоже двинулась за ним.

– У тебя, Радмир, цепкий взгляд, – крикнул едва видный из-за орешника Юра. – Здесь есть тропинка. Идите за мной!

– Ты жила здесь с родителями? – спросил Радмир Геру, когда они пробирались по узкой тропинке к дому.

– Сперва с родителями и бабушкой. Мой отец был лесником, а мама – домашним хозяйством занималась. Она умерла, когда мне было четыре года. Пошла на болото собирать клюкву и не вернулась. Отец умер через год после мамы: не вернулся с обхода леса. Его нашли возле болота. Сердечный приступ, хотя папа никогда на сердце не жаловался. Ему было всего тридцать восемь лет. Так я осталась здесь с бабушкой Марьяной. Её не стало, когда мне было восемь.

– Ты росла в детском доме? – уточнил Радмир.

– Нет, меня вырастили родственники: дядя Гоша и тётя Оля. Они очень славные.

– Эй, где вы? – раздался голос Юры. – Дом абсолютно пустой. Пол провалился. Хотите зайти внутрь – будьте осторожны!

– Давай я первый пойду, – предложил Радмир.

– Нет, иди за мной, – велела ему Гера.

Они вошли в тёмные сени, прошли, перешагивая дыры в полу, в комнату. Здесь действительно было пусто. Ни дивана, ни стола, ни буфета, ни шкафа, которые помнила Гертруда, не было на своих местах. Только огромная печь пустым зевом, словно глазом, взирала на нежданных гостей.

– Кто позарился на старую мебель? – удивилась Гертруда.

– Никто. Мебель валяется в орешнике, – Юра кивнул на окно. – Видимо бомжы или вандалы покуражились.

Гера подошла к окну и поняла, что Юрий прав: в зарослях орешника была вся мебель из дома.

– Здесь делать нечего. Давайте в Синичкино возвращаться, – предложил Радмир.

– Я поддерживаю предложение! – отозвался Юрий.

Гера с тоской продолжала смотреть на мебель. Воспоминания, которые она двадцать два года пыталась подавить в себе, волной нахлынули на Гертруду. Она вспомнила похороны бабушки, свой отъезд в город и сам момент, когда умирала бабка Марьяна. Всё происходило ночью, когда восьмилетняя Гера проснулась от стонов бабушки...

– Бабулечка, что с тобой? Болит что-нибудь? – Гертруда подбежала к печи, где на полатях спала бабка Марьяна.

– Ничего не болит, – бабка говорила через силу, тяжело дыша. – Руку мне свою дай. Я тебя за ручку поддержу.

Гера взобралась на полати и протянула бабушке руку.

– Теперь слушай меня внимательно, – бормотала старуха. – На столе стоит коробка жестяная из-под твоего любимого вишнёвого желейного печенья. Иди и сию же минуту спрячь эту коробку в дырку под печкой. Только не открывай её. Поняла?

– Всё поняла, – закивала в темноте головой маленькая Гера.

– Как коробку спрячешь, ложись спать. До восхода солнца меня не зови и не буди. Чуешь?

– Слышу бабулечка! – заверила бабку Гертруда.

– Ну, всё, детка. Храни тебя Бог! Беги, делай, что я велела, – костлявая рука бабки Марьяны крепко сжала тоненькую ручку Геры и через секунду резко её отпустила.

Гертруда соскочила на пол, спрятала в подпечье коробку из-под печенья, после чего, как было велено, легла на диван и спокойно уснула, а утром долго будила бабушку, пока не поняла, что она не проснётся…

– Гертруда, ты в порядке? – вывел Геру из задумчивости голос Радмира.

– Да, – растерянно пробормотала Гера.

– Ты очень бледная. Давай на свежий воздух вернёмся, – Юра указал рукой на дверь.

– Сейчас, – Гера осторожно прошла к печи, стала перед ней на колени и, засунув руку в большую щель между печкой и полом, извлекла оттуда жестяную коробку, на крышке которой были изображены круглые желейные печеньки и красные вишенки.

– Как я могла это забыть?! – бормотала Гертруда, вытирая пыль с коробки.

Юра и Радмир внимательно следили за происходящим.

– Эту коробку мне, умирая, бабушка велела спрятать под печкой, – пояснила Гера мужчинам.

– Что в коробке? – заинтересовался Юра.

– Я не знаю, – призналась Гертруда.

– Давайте выйдем на улицу и посмотрим, – предложил Радмир.

Гертруда согласно кивнула, после чего первая покинула дом. Юра и Радмир вышли за ней.

На улице Гертруда осторожно открыла коробку. Внутри было много тетрадных листов в клеточку, исписанных корявым неразборчивым почерком и семейных фотографий.

– Это бабушка писала, – перебирая листы, прошептала Гера.

– Ничего не разобрать, – разочарованно произнёс Павловский, заглянув из-за плеча Гертруды в коробку.

– Я всё понимаю, – улыбнулась Гера. – Здесь сказки, которые бабуля мне рассказывала, песни, которые она пела, её заговоры от испуга. Ещё записи вижу о лечебных свойствах трав.

– Правда? – Юра скептически посмотрел на каракули.

– Да. Вот здесь, – Гера вытащила один из листов. – Слова, которые надо говорить на Марьин день, когда умываешься росой. Видишь: вверху страницы бабушка даже название написала "Марьин день" и приписку под ним сделала "говорить восходящему солнцу." Такое чувство, что бабушка мне свои знания передала.

С восторгом перебирая записи, Гера указала на пожелтевший лист:

– Вот, смотрите, бабуля даже нарисовала для меня, как какое-то растение выглядит.

– А про навьий что-нибудь есть? – заинтересовался Радмир.

Гертруда порылась в коробке и указала на один из листов:

– Это заговор-защита от навьий. Именно это ты, Юра, требовал. Теперь веришь, что навьи – часть местных верований? – с торжеством спросила Гертруда.

– Покажи! – попросил Павловский.

Гертруда вытащила лист с заговором из коробки. Вместе с ним к её ногам упала слегка выцвевшая фотография. На фотографии в линию стояли высокий черноволосый мужчина, худенькая женщина с пшеничными волосами и старуха с покрытой платком головой. Мужчина держал на руках маленькую девочку лет трёх.

Гера, мгновенно забыв по заговор от навьий, подняла фотографию и начала водить по ней пальцем:

– Это папа, мама, бабушка и я. Мы стоим на этой поляне.

Гера всхлипнула.

– Пойдём, – Радмир потянул за руку с интересом рассматривавшего фото Юрия.

– Да, точно: тебе, Гертруда, надо побыть одной, – спохватился Юра. – Мы будем ждать тебя в конце тропинки.

Мужчины ушли, а Гера, присев на крыльцо, смотрела на фото и плакала. Она не знала сколько времени провела в одиночестве, но, выплакав все слёзы, почувствовала, что впервые за долгие годы может спокойно думать о смерти бабушки, словно она простилась и отпустила очень давнюю боль.

Гера спрятала фотографию в глубокий внутренний карман джинсовой куртки, закрыла жестяную коробку, последний раз посмотрела на дом и начала пробираться через орешник и крапиву туда, где её ждали Радмир и Юрий.

– Нормально себя чувствуешь? – спросил её Юра, когда, прижимая к груди коробку, Гера вышла из зарослей.

– Да. Всё хорошо, – заверила его Гертруда. – Теперь можем возвращаться в Синичкино.

Глава 15

Покидая поляну, на которой стоял дом бабки Марьи, Юрий и Радмир пропустили Гертруду вперёд, признавая за ней право указывать дорогу к постоялому двору.

– Мы пойдём назад другим путём. Он короче, – деловито объявила Гера и обернулась, чтобы посмотреть на Павловского. – Ты не возражаешь, Юра?

– Не возражаю, – заверил её Юрий. – Я полностью тебе доверяю.

Гертруда отметила, что тон Павловского выражал нечто среднее между уважением и восхищением.

– Тогда мы возвращаемся к капищу, потом проведу вас через овраг, а дальше будет лесная дорога. Мы по ней уже шли, – планировала Гера, быстро шагая между сосен.

Выйти из леса заняло не больше пятнадцати минут. Оказавшись на поле близ Синичкино, Юрий усмехнулся:

– Стоит признать: ты лучший Сусанин, чем я. Так быстро из леса до Синичкино я никогда не доходил.

– Ребята, смотрите: это же Виолетта? – Радмир указал рукой на женскую фигуру, которая отделилась от ближайшего у лесу домика с соломенной крышей и теперь приближалась к лесу

Гертруда и Юра обеспокоенно переглянулись: неужели что-то случилось?

– Почему вы так долго по лесу гуляли?! Мы с Самуилом Яковлевичем уже волноваться стали! – издалека возмущённо воскликнула Виолетта.

– Что случилось? – крикнул в ответ Радмир.

– Ничего! – злилась Виолетта.

– Ты нас встречаешь! – догадался Юрий.

– Нет, стою и караулю навью! – раздражённо закатила к небу глаза Виолетта. – Конечно Вас! Сперва в лобби с Флором сидела, но старик такой занудный! Я его рассказы о военных учениях слушала-слушала и сбежала. Он, наверное, до сих пор так и сидит на диване в ожидании новых слушателей. Раньше мадам Натаниэла была его компанией, а теперь, когда дамочка ушла в лучший мир, старику скучно.

– Почему Флор не уезжает? – озадачил всех вопросом Павловский, шагая по ухабистой дороге в сторону офиса. – В Синичкино умерло шесть человек. Все умершие приблизительно ровесники Самуила Яковлевича. Логично было бы, чтобы он уехал, если не желает стать следующим покойником. Навья же являлась Флору!

Гертруда посмотрела на Радмира: скажет ли он Юре, что Флор здесь не просто отдыхает, но и выполняет функцию наблюдателя за тем, как сын друга справляется с должностными обязанностями? Радмир молчал.

– Может старик хочет умереть? – предположила Виолетта.

– А может он имеет отношение ко всем смертям? – высказал свою идею Павловский. – Флор общался со всеми умершими. Мне он рассказывал не только про военные учения, но и про то, как год назад с сыновьями ездил на сафари в Кению. Вдруг Самуил Яковлевич отравил несчастных стариков каким-нибудь ядом, который привёз из Африки?

– Все смерти наступили по естественным причинам, – недовольно напомнил Радмир.

– Я читала, что бывают такие яды, которые могут выявить только определённые тесты, а общие анализы ничего не покажут, – поддержала идею Павловского Виолетта.

– Да, и сомнительно, что покойников проверяли на предмет отравления ядами, – добавил Юра, обрадованный поддержке.

– Так, хватит фантазировать! – не выдержал Радмир. – Я Самуила Флора знаю всю свою жизнь. Он правильный мужик, а не маньяк, который травит пенсионеров! Сюда его прислал мой отец, чтобы меня контролировать. Поэтому Флор не уезжает.

– Ну, не знаю, – разочарованно поморщилась Виолетта. – Во всех детективах маньяки и убийцы – обычные непримечательные субъекты. Флор именно такой!

– Он может тебя контролировать и людей травить, – не сдавался Павловский.

– Флор не убийца! – повысил голос Радмир.

– Тише. Самуил Яковлевич на крыльце офиса стоит, – предупредила Гертруда увлечённых спором Юру, Виолетту и Радмира.

Все тут же замолчали.

– Молодёжь, у вас всё в порядке? – спросил Самуил Флор, когда Радмир, Юрий, Виолетта и Гертруда приблизились к крыльцу двухэтажного кирпичного здания.

– В полном порядке! – заверил его Радмир.

– Тогда я к себе пойду, а вы ступайте обедать, – старик осторожно спустился с крыльца и побрёл по парковке в сторону своего домика с соломенной крышей.

– Хорошая идея: подкрепиться, – Юра потёр рука об руку. – Ты с нами, Виолетта?

– С Вами, конечно, хотя я уже пообедала, но очень хочу узнать, как вы погуляли в лесу и что за коробка в руках у Геры.

Они все вместе вошли в столовую, сели за столик и Гера, начала в красках описывать, как нашла записи бабушки, в перерывах между рассказом поглощая чудесный холодник, приготовленный Христой. Виолетта с интересом слушала Гертруду, а затем подытожила:

– Детский стресс, вызванный смертью близкого человека, стёр из твоей памяти воспоминания, связанные с этим стрессом. Защитная реакция организма. Когда ты оказалась в доме, где всё случилось, воспоминания вернулись.

– Ты прямо психолог, – усмехнулся Радмир. – А я считал, что кроме занятия фотосёмкой тебя ничего не интересует.

– Я, Радмирчик, разносторонне развитая и хорошо образованная девушка, имеющая много разных увлечений. Например, люблю слушать блогеров, разбирающих психологические проблемы. Вот ты знал, что смерть – вторая вещь, которой больше всего боятся люди, а первая – это страх неудачи.

– Серьёзно?! – удивился Радмир. – А как же слова Генри Форда о том, что "неудача – это просто возможность начать снова, но уже более мудро"?

– Генри Форд не слушал блогеров-психологов, – иронично вставил Павловский.

– Ладненько, Вы продолжайте светскую беседу о психологии, а я пойду к себе, – Гертруда отодвинула от себя пустую тарелку и подхватилась из-за стола. – Не терпится почитать бабушкины записи.

– Я тоже, пожалуй, пойду, – Павловский встал и вместе с Герой покинул столовую.

Они поднялись на второй этаж, беседуя о капище и доме бабки Марьяны.

Возле входа в комнату Гертруды Павловский остановился.

– Полагаю, что должен принести тебе свои извинения за то, что считал местные верования в навьий твоей выдумкой, – смущённо сказал он.

– Мы все ошибаемся, – улыбнулась ему Гертруда. – Я, например, ошибалась, считая тебя надменным, упрямым всезнайкой.

– Ты правда думала, что я такой?! – удивлённо округлил глаза Юрий.

– Говорю же, что все мы ошибаемся, – покраснев от смущения, пролепетала Гера.

– Сейчас ты, конечно, хочешь находку получше рассмотреть, – Павловский кивнул на жестяную коробку, – но может вечером, перед ужином, всё же покатаемся на велосипедах?

– Давай не сегодня, – попросила Гера.

– Понимаю тебя. Сам был бы не всилах оторваться от таких бумаг, – Юра с завистью посмотрел на Гертруду. – Встретимся за ужином.

– Я не буду ужинать. Увидимся завтра!

Весь остаток дня Гертруда провела в комнате, рассматривая фотографии из жестяной коробки, решив, что записи могут подождать до утра.